Глава 32

До чего приятно было вновь оказаться в аббатстве! Стивен шел по дорожке, которая по диагонали пересекала монастырский сад, наслаждаясь поскрипыванием гравия под сапогами. Сад был любимейшим его местом. С ним были связаны самые ранние его воспоминания, здесь он играл ребенком. Никогда еще он не видел его таким красивым, как в этот день. Цвели цветы, распространяя пьянящие ароматы. На солнце томно покачивались сверкающие бутоны.

Но каким образом он мог оказаться в Ашбертоне, да еще и летом! Ведь он был в Лондоне, и уже стояла осень. Нахмурившись, он стал оглядываться. Все кругом казалось совершенно обычным, включая его собственное тело, одетое в обычную деревенскую одежду: сапоги для верховой езды, темно-синюю куртку и широкие бриджи.

Странно только, что он не чувствует боли. Вот это необычно.

Озадаченный, он пошел дальше. На месте сада некогда был двор монастыря, ограниченный с четырех сторон старыми каменными аркадами. Когда-то здесь прогуливались монахини Ашбертонского аббатства. То же делают и теперешние обитатели аббатства. Он особенно любил гулять в ненастные дни по закрытым, укрывавшим от дождя переходам.

Луиза всегда очень любила это место. В погожие дни она проводила в саду долгие часы, в ненастные пряталась в крытых аркадах.

Да вот и она, сидит на каменной скамейке, как всегда, что-то усердно вышивает. Картина выглядела настолько естественно, что прошла целая минута, прежде чем он сообразил, что в этом месте обычно скамьи не было.

Еще минута понадобилась ему, чтобы вспомнить, что Луиза мертва.

Что это — сон? Наверное, сон. Но еще никогда сон не казался таким реальным.

— Луиза? — нерешительно произнес он. И направился к ней.

Подняв глаза, она улыбнулась с безмятежностью, какой он никогда не видел на ее лице. Хотя она ничего не произнесла вслух, он уловил скрытое приветствие в наклоне головы.

— Стивен, я уже давно тебя ожидаю.

Он опустился на одно колено перед ней на траву, так что их глаза оказались на одном уровне. Луиза была так же невысока и хороша собой, как и всегда, но выражение ее лица отличалось от того, к которому он привык. Она выглядела близкой и понятной. Незримой стены, всегда отделявшей их друг от друга, не было.

— Где я? — спросил он. — И почему я здесь? Она положила вышивку на колени и подняла на него свои спокойные голубые глаза:

— Это то место, откуда возносятся на небеса. Он изумленно взглянул на нее:

— Стало быть, жизнь и в самом деле продолжается после смерти?

— Слово «смерть» воспринимается как полное завершение всего. Но ведь существует только жизнь. То, что называют смертью, — просто переход. — Она слабо улыбнулась. — Трудный, но переход.

Он вспомнил про сияющий сад, о котором рассказывала ему леди Уэстли.

— Несколько дней назад я встретил женщину, и она рассказала мне, что с ней случилось что-то похожее. Может быть, я уже умер, и ты здесь, чтобы помочь мне совершить этот переход?

— Ты не умер. Но ты в таком состоянии, что пелена, отделяющая зримое от незримого, очень истончилась. Поэтому ты и смог оказаться здесь. — Она печально улыбнулась. — Что до меня, то я и в самом деле явилась сюда, чтобы тебе помочь. И еще, чтобы искупить свою вину.

— Какую вину? — удивился он. — Ты всегда вела себя вежливо и благородно. В том, что мы не сумели сблизиться, нет ничьей вины.

— Ошибаешься. Это произошло по моей вине. — На ее лице отразилось глубокое раскаяние. — Я всегда знала, еще в раннем детстве, что мне не следует выходить замуж, но я позволила убедить себя в том, что это мой долг, потому что отчаянно хотела вернуться в Ашбертонское аббатство. Поэтому и согласилась стать твоей женой. Думая лишь о своих корыстных целях, я лишила тебя тепла, которого ты заслуживаешь. Во мне его просто не было. По своей природе ты человек добрый, полный любви к другим. Хотя я и сделала тебя глубоко несчастным, ты всегда относился ко мне с уважением. Немногие поступили бы так на твоем месте. Можешь ли ты меня простить за то, что я не дала тебе счастья?

Он покачивался на пятках в полном недоумении, даже растерянности. Он полон любви? Такого никто никогда не говорил. Он человек холодный. Отчужденный от всех. Джентльмен со спокойным, ровным характером. Строго соблюдающий справедливость. Верный друг. Но все эти достоинства, безусловно, не включают в себя любовь к другим. В сущности, он даже не знает, что такое любовь.

Он вспомнил о безмолвной боли, которая преследовала его в первом браке. О непреодолимом отчаянии, иногда его охватывавшем, о гневе, копившемся глубоко внутри его. Может быть, все это признаки любви, которая так и не проявилась внешне? Мысль была новая, вызывала глубокое беспокойство, ибо из нее следовало, что он вовсе не тот человек, каким себя считает. Однако он не мог отрицать, что глубокое страстное чувство, которое он испытывал по отношению к Розалинде, никак не вяжется с образом холодного, отчужденного джентльмена.

Он вновь заглянул в ясно-голубые, полные раскаяния глаза Луизы.

— Мне нечего тебе прощать, дорогая. У меня самого были сомнения по поводу женитьбы на тебе, но вопреки инстинкту я поддался давлению. Но ведь мы оба делали все, что в наших силах. Может быть, и не испытывали любви или страсти, но строго придерживались приличий. — После некоторого колебания он добавил: — По-доброму относились друг к другу.

Ее нежное личико просияло.

— Да, мы относились друг к другу по-доброму. Особенно ты ко мне. Спасибо тебе, Стивен.

Избавившись от чувства вины и раскаяния, Стивен ощутил в глубине души сильное облегчение. Они оба сделали все, что было в их силах. Никто не мог бы сделать большего.

Луиза вновь склонилась над вышивкой. Теперь они сидели в дружеском молчании. Еще никогда Стивен не чувствовал себя так легко рядом с Луизой. В саду царило такое спокойствие, что одна из красивых пестроцветных бабочек на миг опустилась на его ладонь.

Но он не обрел еще полного спокойствия.

— Ты сказала, что приняла мое предложение, потому что мечтала вернуться в Ашбертонское аббатство. Но ведь ты никогда не бывала здесь до нашей свадьбы.

Сделав последний стежок, она завязала узелком сверкающую нить. Затем подняла свою вышивку, и он увидел, что на ней изображен монастырский сад. Но не в его теперешнем виде. Каменные аркады еще не выглядели старыми, цветы были совсем другие, на заднем плане поднималась квадратная часовня. Это изображение напомнило ему старую гравюру, которая висела в аббатстве. Так выглядело Ашбертонское аббатство, когда здесь еще помещался монастырь.

Луиза слегка встряхнула свою вышивку, и вдруг все кругом переменилось: они как будто вернулись назад, в далекое прошлое. Оба стояли на бархатистой траве, Луиза была в темной монашеской одежде.

Она подняла на него свои спокойные глаза. — Давным-давно, в одно из своих предыдущих существований, я жила в аббатстве, в полном мире с собой. И в нынешнем существовании меня неудержимо тянуло к аббатству. Но когда я вышла за тебя замуж и переехала сюда, Я поняла, что ко мне взывали отнюдь не старые камни. Меня влекла к себе община, чью веру я так безраздельно разделяла.

В часовне, сзывая всех к молитве, зазвонил колокол. Она на миг наклонила голову.

— Прощай, Стивен. Да пребудет с тобой милость Божья. — Она повернулась и пошла прочь, в своей длинной одежде бесшумно скользя по траве.

Монахини одна за другой входили в дверь часовни. Когда за Луизой затворилась дверь, Стивен остался один. Он осознал, что она была неотъемлемой частью той духовной общины, которая жила и молилась здесь в течение многих столетий. Набожная девственница, она представляла собой нечто цельное. Но в замужестве с ним она не могла обрести цельности, это порождало в ее сердце неизбывную печаль, которая, словно каменной стеной, разгораживала их.

Но теперь она вновь ощущает себя цельной. Закрыв глаза, он возблагодарил Бога от ее имени. Это была первая искренняя молитва в его жизни.

Если, конечно, он еще жив. И рядом с ним Розалинда.

На глазах у него монастырский двор превратился в тот самый сад, который он знал и любил.

Он стал беспокойно оглядываться. Его сердце подпрыгнуло, когда он увидел, что по одной из диагональных дорожек к нему приближается Розалинда под руку с каким-то мужчиной. Его жена и ее спутник были одеты и роскошные одежды, которые носили четверть века назад.

Но нет, эта женщина не Розалинда. Глаза у нее голубые, не карие, рост не такой высокий, выражение лица другое. Со сверхъестественным спокойствием он понял, что видит Софию Уэстли и ее мужа, Филипа Сан-Сира. Графа и графиню дю Лак.

Улыбнувшись, как старому знакомому, София протянула ему руку. Рука была твердая, упругая, вполне реальная. Он склонился над ней. А когда выпрямился, с удивлением заметил, что она моложе, чем Розалинда сейчас, и муж только чуть старше ее. И моложе, чем он, Стивен.

Она продолжала держать руку Стивена, и перед ним стали возникать живые образы. Пожилая женщина, держа за руку испуганную девочку, пробиралась по лесам. Она тщательно скрывалась от солдат. На горстку монет, которая у нее была, она покупала грубую крестьянскую еду, из этих же денег оплачивала проезд на крестьянских повозках. Наконец, вместе с девочкой достигнув морского порта — французского ли, бельгийского, он не знал, — женщина купила билет на корабль, отплывающий в Англию. Каким-то необъяснимым чувством Стивен все время угадывал, что София и Филип путешествовали вместе с няней и малышкой, охраняя их от всех опасностей.

Но они не могли спасти старую женщину, когда по прибытии в Лондон ее изношенное сердце вдруг отказало. Стивен увидел, как сторож в мундире протянул руки к Розалинде, как она в ужасе бросилась бежать, тут же запутавшись в зловонном лабиринте узких улочек и переулков.

София и Филип все время оставались с дочерью, пытаясь как-то защитить ее. София безуспешно пыталась найти кого-нибудь, кто мог бы позаботиться о Розалинде.

Но как могла она это сделать, будучи призраком?

А затем София нашла Томаса и Марию, которые, весело смеясь, выходили из лондонского Тауэра. Между Софией и Марией было некое родство душ, которым и смогла воспользоваться мать Розалинды. Она внушила Марии мысль прогуляться в районе церкви святой Екатерины.

Она привела Фицджералдов на набережную. Филип незримо толкнул свою маленькую дочурку в объятия Марии. И только после этого граф и графиня дю Лак смогли отправиться в свой светлый сад.

— Я все понял. — Стивен, нагнувшись, поцеловал гладкую щеку своей тещи. Филип крепко пожал его руку. Это был темноволосый красивый человек с излучающими тепло карими глазами. Глазами Розалинды. — Вы оба хорошо справились со своим делом.

— Не мы одни. — Филип сделал жест рукой, и, заглянув в огороженный сад, Стивен увидел пожилую женщину со спокойным лицом, которая наблюдала за несколькими детишками, скакавшими вокруг нее в солнечных лучах. — Это мадам Стэндиш, смелая няня Маргарет.

Подняв голову, женщина улыбнулась Стивену, затем перевела заботливый взгляд на детей. Он понял, что здесь, в этом месте, которое не принадлежало целиком ни земле, ни небесам, она ухаживает за рано умершими детьми.

Стивен снова взглянул на Софию и Филипа.

— Спасибо, — спокойно произнес он. — Я знаю, что вы берегли свою дочь не ради меня, но мне очень повезло, что вы смогли ее спасти. Она величайшая радость моей жизни.

Стивен услышал их ответ:

— Скажите Маргарет, что мы очень ее любим. И с нетерпением ждем дня, когда снова с ней свидимся.

Они повернулись, пошли по направлению к солнцу и вскоре растворились в потоках света.

Обуреваемый какими-то новыми, еще не осознанными чувствами, Стивен провожал их взглядом. Все его существо пронизывал свет. Это был свет любви.

Он опустился на скамью, где еще недавно сидела Луиза. Тем временем свет наполняв его, рушил все внутренние барьеры, давая полную свободу его чувствам.

Теперь он мог хорошо видеть, как еще в раннем детстве возвел стелу, чтобы защитить себя от той боли, которую приносит с собой любовь. Он помнил, как его, совсем еще малыша, наказывали за неумение сдерживать свои чувства. Как-то отец строго отругал его за то, что он оплакивал гибель своего любимого пса, а за то, что он играл с детьми простонародья, и того хуже — побил. Немало кирпичей в постройку стены вложило беспутство его матери. Страх, гнев, стыд, чувство, что его предали, — все это тоже отгораживало его от жизненных горестей. Разумеется, и от радостей. К тому времени, когда строительство стены было закончено, он уже представлял собой образец английского джентльмена. Стал холодным в обращении, отчужденным, трезвым в суждениях, всегда удерживающим страсть в рамках приличий. И, естественно, не познавшим ни взлетов, ни падений любви.

Раздираемый болезненными порывами чувств, он ощущал себя льдиной, с треском ломающейся в самой гуще ледохода. Но струившийся на него теплый свет, свет любви, врачевал его раненый дух. Он вдруг осознал, что в его жизни всегда была любовь, хотя он и не решался назвать ее этим именем. При всех свойственных его матери недостатках, он все же ее любил, как любил и сестру, которая отдавала больше, чем стремилась получить обратно. Точно так же он всегда любил и Майкла, хотя эта любовь и была отягощена соперничеством, безотчетным стремлением завоевать одобрение отца, а это стремление было чревато самоуничижением.

Но сильнее всего была его любовь к Розалинде. Ее теплое понимание с самого начала высвечивало темные уголки его души, а их разделенная страсть возносила его о блаженства, которое вполне могло бы соперничать с райским. То, что в конце концов, невзирая на все перипетии судьбы, он нашел ее, лучше всего свидетельствовало о том, что их жизнь направляется божественным Промыслом.

Он закрыл глаза, продолжая вбирать в себя благословенный свет. Розалинда, его жена, его возлюбленная. Он испытывал благоговейный трепет, благодарность. Как же ему повезло, что, осененный тенью смерти, он познал, что такое любовь.

Отныне он никогда не будет испытывать страха перед смертью.

Загрузка...