Мриганаяни

8

Когда девушки вбежали в дом, мать была мертва. Лакхи зарыдала:

— Теперь у меня никого не осталось!

Нинни тоже заплакала, но, чтобы утешить подругу, взяла себя в руки.

— А мы? Мы с братом никогда не оставим тебя.

Женщины наперебой успокаивали Лакхи.

— Если бы твоя мать умерла, — говорила одна, — когда мы жили в пещерах, никто не стал бы плакать. И ты тоже, потому что враг мог нас услышать. Что толку в слезах! Не расстраивайся. С нами не пропадёшь, мы поможем. Не надо так убиваться, — говорила другая. — Есть у тебя корова, немного зерна, а кончится хлеб, прокормим тебя как-нибудь все вместе. Да и лес рядом. Бог не оставит тебя.

В это время из леса принесли буйвола, и Атал велел разделывать тушу…

Женщины хлопотали возле покойницы, собирая её в последний путь. После этого мужчины унесли мать Лакхи, чтобы сжечь на погребальном костре.

Лакхи с женщинами спустилась к реке совершить омовение и, вернувшись в опустевший дом, снова разрыдалась.

— Если хочешь, мы переночуем здесь, но лучше пойдём к нам, — предложила Нинни. — Я ни за что не оставлю тебя одну.

Вернулся Атал и тоже принялся уговаривать Лакхи пойти к ним.

«Так уж, видно, суждено мне», — подумала Лакхи.

У неё не было выбора. Не оставаться же на ночь в пустом доме, откуда только что вынесли покойницу. Но как идти в дом к Аталу сразу после смерти матери! Не значит ли это надругаться над её памятью? Убитая горем Лакхи молчала.

— Забирайте посуду и приходите, — решительно проговорил Атал, отвязывая корову и выводя её на улицу.

Крестьяне разделывали туши кабана и буйвола. Шкура буйвола по праву принадлежала Лакхи. Мясо же поделили между жителями деревни. Увидев Атала, кто-то проворчал: «Скотиной уже завладел. Скоро и хозяйкой завладеет».

Атал гордился своей сестрой, сильной и меткой, и радовался за Лакхи. Трудно было поверить, что такая хрупкая на вид девушка убила дикого буйвола.

«Шкура буйвола дорого ценится, за неё дадут много зерна, — подумал Атал, но тотчас стал укорять себя: — Бедная девушка рисковала жизнью, а я, как шакал, подбираюсь к её добру! Ни куска не возьму от этой шкуры. Лакхи босая пасёт корову, босая ходит на охоту. И хлеба у неё мало. Пусть шкура целиком останется ей. А кормиться будем нашим хлебом. Зерно Лакхи пусть лежит. Я засею этим зерном её поле».

Нинни быстро собрала посуду, которой было не так уж много, спрятала оставшееся зерно и повела Лакхи к себе в дом.

Там Нинни покормила подругу и уложила её рядом с собой. Лакхи никак не могла уснуть. Она думала о покойной матери, потом вспомнила охоту на кабана, страшные глаза буйвола.

«Не будь буйвол смертельно ранен, он бы взобрался на холм и меня сожгли бы вместе с матерью! А я так мало жила на свете! Конечно, умирают все, но жаль покинуть этот мир, так ничего и не испытав в жизни», — думала Лакхи.

Нинни понимала, как нелегко пережить смерть матери.

— Лакхи, — сказала она, — чего только я не наговорила тебе сегодня. Прости. Если хоть ещё раз обижу тебя, отрежешь мне язык.

— Нинни, милая! — смогла только ответить Лакхи и всхлипнула.

Атал услышал.

— Пусть мир перевернётся, пусть разорвут меня на куски, — проговорил он с жаром, — но я не дам страдать тебе, Лакхи!

— Конечно, мы не оставим её, — в свою очередь, промолвила Нинни.

Лакхи перестала плакать.

— Я знаю, вы любите меня, — сказала она тихо и снова подумала: «Вот как суждено мне было прийти в этот дом!»

Весь следующий день Лакхи была печальной. Нинни не отходила от неё. Атал рассказал девушкам о своём разговоре с жрецом и добавил:

— Теперь слава о меткости Нинни разнесётся далеко вокруг. И ты тоже станешь знаменитой, Лакхи.

— А нам от этого какая польза? — сердито спросила Нинни.

Юноша продолжал:

— И ещё прославится наша Нинни тем, что одна притащила на спине здоровенного кабана. Вот приедет из Гвалиора раджа Ман Сингх, поглядим тогда, кто лучше стреляет, он или вы с Лакхи.

Лакхи неожиданно оживилась и, забыв на время про свою печаль, спросила:

— А смог бы раджа притащить кабана из леса?