Мудрецы и таз

Часть 2. Поучительная

Прошло сорок лет.

А. и Б. Стругацкие

Вечер получился чудесным. Не было произнесено ни одного слова о работе, футболе и снукере. О медленно надвигающейся катастрофе никто даже не догадывался. Разбираться с ней придется только через три месяца. А пока Горский читал любимые стихи.

Случайной искоркой взовьется,

И вдруг внезапно улетает.

Откуда все это берется,

Куда все это исчезает?

Тоскливо завывает ветер,

И скачут табунами кони.

Я долго размышлял над этим,

Но до конца так и не понял.

Дети, наконец, уснули. Петя Зимин и Вася Горский знали друг друга с самого рождения и считали себя названными братьями. Радости от неожиданной встречи было хоть отбавляй. Они с удовольствием играли бы до самого утра, но усталость взяла свое.

Жены спустились в холл, где мирно беседовали их мужья.

— Спасибо, что разрешили оставить у себя Васю, — сказала жена Горского.

— Рады, что смогли помочь, — ответила жена Зимина.

— Мы, наверное, помешали нашим мужчинам вести свои умные разговоры? — спросила жена Горского.

— Сомневаюсь, — засмеялась жена Зимина. — Наше присутствие для них не помеха.

— Продолжим? — спросил Горский.

— Лучше завтра, на работе, — ответил Зимин. — Вряд ли за последний час случилось что-то из ряда вон выходящее, требующее немедленного обсуждения.

— В нашей реальности действительно спокойно, а вот в чужих мирах не все благополучно.

— Не поддавайся на провокацию, Горский. Жены хотят убедиться, что мы по-прежнему теряем в их присутствии головы. Давай, не будем их разочаровывать.

— Ты прав, Зимин. Дорогая, неужели это правда?

— Только чуть-чуть, — ответила жена Горского.

Зимин был рад, что друзья появились так неожиданно, без обычного предупреждения. Далеко не все сотрудники Института психофизики могли позволить себе совершить такой бестактный поступок. Если честно, столь вольное поведение было дозволено только Горскому. Зимин был рад его видеть всегда. Это был особый знак проявления долгой, проверенной временем дружбы.

— Прости, я так и не спросил, что у вас случилось?

— Ничего, — ответил Горский тоскливо.

— Расскажи.

— Да ничего особенного.

— Как ты можешь так говорить! — возмутилась жена Горского.

— Зачем пристаешь к людям? Если бы ты мог помочь, тебе бы давно рассказали, — сказала жена Зимина. —Иногда ты бываешь удивительно бестактным.

Горский тяжело вздохнул.

— Мы хотим провести эту ночь вместе, — сказал он чуть слышно.

— Понимаю, — вежливо сказал Зимин. — Романтика, новые ощущения. Молодцы.

— Увы. Все гораздо прозаичнее и скучнее. Через час мы должны быть на собрании Новой церкви. Так что ночь мы проведем в молитвах и духовных поисках.

— Ты шутишь?

— Мой отец настоял, — сказала жена Горского. — И он был убедителен.

— Сам понимаешь, легче потратить ночь, чем потом остаток жизни выслушивать незаслуженные упреки. Не бог весть какой подвиг.

— Наверное. Это действительно не смертельно. Плохо представляю, как одна ночь с фанатиками внезапно сделает тебя религиозным человеком. В конце концов, получишь новый опыт, используем потом в работе. Вдруг пригодится.

— Я был уверен, что Новая церковь — пустая болтовня. Могущество и способность управлять своим сознанием, должны были излечить человечество от первобытных комплексов. Но идея Высшего разума оказалась слишком привлекательна для широких слоев научных работников. Причуды психологии. Меня это удивляет, но, может быть, мы чего-то не понимаем.

— Конечно, из нас всезнайки пока не получаются, — сказал Зимин. — На слишком большой кусок знаний мы посягнули.

— Предел Лейбница еще никто не отменял. Нет больше людей, которые бы знали все.

— Мы с тобой научились обходить его. Это наш вклад в теорию познания, — засмеялся Зимин.

— Надо бы записать подробности нашего посещения. Вдруг и в самом деле что-то пригодится для работы. Придет монах из Новой церкви и закажет симуляцию, с которой наши программисты не справятся. А я достану записи, и клиент останется доволен.

— Сомневаюсь, что монахам нужны инструкции для праведной жизни, — сказал Зимин. — Насколько я знаю, их интересуют только впечатления, эмоциональный фон и проникновение в долговременную память.

— Посмотрим, — ответил Горский. — Ждать осталось немного.

Здание больше походило на классную гостиницу, чем на культовое учреждение. Горских встретили дежурные монахи, одетые в пестрые балахоны служителей Новой церкви. Они приветливо улыбались прибывающим гостям и поэтому, наверное, больше напоминали добрых клоунов из муниципального цирка, чем озабоченных духовностью адептов.

Горский не любил, когда ему без причины улыбаются незнакомые люди. Ему казалось, что это выглядит как-то глупо и противоестественно. Его раздражало даже, когда беспричинно посмеиваются друзья. По его мнению, работа не место для ехидного веселья. Хорошо, что Зимин не замечен ни в чем подобном. Впрочем, ему нравились шутки Зимина, как правило, они были уместны и удачны. Вот кому бы помешала излишняя серьезность. Но монахи-клоуны были на службе. Значит, им было приказано улыбаться, что, по мнению Горского, плохо сказывалось на имидже Новой церкви. Разговоры о новой религии плохо совмещались со смеющимися клоунами. Так ему показалось. Но это было всего лишь первое поверхностное впечатление.

Горским выделили роскошный номер. Они уселись друг напротив друга в удобные кресла и стали ждать продолжения религиозного спектакля. Дежурный монах посоветовал сидеть тихо, мол, только в молчании человек может обрести… В общем, чего-то там обрести. Горский не стал возражать.

— Зачем мы здесь? — спросил он, когда ему наскучило сидеть в тишине.

— Сейчас нас начнут агитировать, — ответила жена, было заметно, что она волнуется.

— Что мне нужно сделать?

— Ничего не делай. Сиди и думай о важных для тебя вещах.

— Опять о работе? — пошутил Горский.

— Если тебе не о чем больше думать, можно и о работе, и о футболе или что там тебя еще интересует в этой жизни, — обиделась жена.

Они замолчали. Жена, не мигая, смотрела на картинку в рамке. Черные птицы, молитвенно сложив крылья, взлетали из темного серого угла к светлому пятну, которое, почти наверняка, станет Солнцем, если сумеет пробиться сквозь плотную серую пелену.

— Все должны стремиться к свету, люди в первую очередь, — сказала она поучительно.

Горский хотел возразить, что люди должны стремиться совсем к другому — хорошо делать свою работу, быть честными, милосердными и не совершать подлых поступков, но промолчал. Жена уже пару раз слышала от него эти прописные истины, но так и не прониклась.

Прошло полчаса. Горский уже пожалел, что согласился участвовать в непонятном и, скорее всего, абсолютно бессмысленном действе. Ему не нравилось, что все больше людей из Трущоб да и из Усадьбы находят утешение (даже звучит смешно, можно подумать, что они страдали), в поклонении какому-то непонятному Высшему разуму. В этом помещении, в этом гостиничном номере это звучало как-то особенно комично. Давно наступили времена, когда они с Зиминым способны дать любому человеку возможность прожить тысячу различных воплощений. Правильнее сказать, получить заказанные жизненные переживания, что сути дела не меняло. Удивительно, но всегда находятся люди, которые желают получать подарки не от людей (что, якобы, зазорно), а исключительно от Высшего разума. Зимин относился к подобным искателям утешений с иронией, а Горский считал такое поведение оскорбительным.

— И ты, что ли, ищешь утешения? — спросил он у жены, не выдержав затяжного молчания.

— А ты, наверное, думаешь, что утешение я могу получить только у тебя? — обиделась жена.

— Да.

— Я тоже так сначала думала, а потом знающие люди объяснили, что духовное совершенство имеет маленькое отношение к материальной жизни. Насколько я поняла, материальное и духовное бытие существуют в разных плоскостях. Их пересечение образуют прямую. Вот эта прямая и есть наша настоящая жизнь. Мы отбрасываем материальное благополучие, недоступное нам и тормозим свой духовный рост, поскольку люди, по природе своей, ироничные скептики. Но это не значит, что мы обязаны оставаться в ограничивающих нас рамках. Стремление к лучшему нужно поощрять. И тут уж каждый решает за себя сам. Однако знающие люди считают главной задачей нашего существования спасение души.

Хорошо сказала.

Нельзя исключать, что именно так все и устроено на самом деле. Горский подумал вдруг, что если отбросить религиозную фразеологию, он с Зиминым занимается именно этим — спасением души. Он вспомнил, как трудно было вытащить Зимина из странной симуляции — мира, в котором было почти достигнуто практическое бессмертие. Они, начитавшись оптимистических статей психологов о том, что уровень нравственности у любого человека постоянен и не зависит от внешних коллизий, отнеслись к эксперименту довольно легкомысленно, за что и поплатились.

Оказалось, что без посторонней помощи справиться им не удается. В построенной ими ложной реальности вдруг появилась не предусмотренная программой подруга Нина, которая и помогла им выпутаться. По ее словам, она литературовед из будущего, однако психику Зимину восстановила без явных потерь. Наверное, у них там, в будущем, литераторы действительно стали инженерами человеческих душ. Пришлось поверить ей на слово, поскольку выяснить, кто она такая и откуда появилась, им не удалось. Разумная теория, которая бы объяснила, из каких глубин подсознания выползают в дополнительные реальности некоторые персонажи, пока еще не создана. Люди предусмотрительно стараются держаться подальше от подобных проблем. Есть основания полагать, что слишком глубокое проникновение в тайный мир сознания погубит человечество. А потом проблема сама собой рассосалась. Как подруга пришла, так и ушла.

Ну что тут скажешь. Работа с ложной памятью — дело новое и потенциально опасное. Здесь каждый шаг нужно делать чрезвычайно осторожно, подстелив соломки. Мало ли какие посторонние эффекты могут себя проявить. Успевай записывать.

— У тебя такое лицо сделалось, будто ты что-то важное вспомнил, — сказала жена.

— Пожалуй, — признался Горский.

— Не зря пришли в Храм.

Спорить не хотелось, но Горский не смог бы внятно ответить даже самому себе на простой вопрос: «Почему они с Зиминым никогда не говорили о Нине»? Это было очень странно. В конце концов, женщина из будущего, которой удалось каким-то образом проникнуть в их симуляцию, обязательно должна была заинтересовать. Трудно придумать более странный наблюдательный феномен, который не укладывается ни в одну логичную теорию. Его надо было объяснить. И они обязательно должны были придумать тысячу объяснений, но почему-то не сделали этого. И вспомнил он о таинственной Нине почему-то только сейчас, в Храме Новой церкви. Повод для удивления.

В четыре часа утра жена заявила, что устала и хочет домой. Уговаривать Горского не пришлось. Свой долг он исполнил. Если целью эксперимента было вызвать его скрытые в подсознании воспоминания, то ничего у религиозников не вышло. Горский вспомнил только о работе, а для этого не было необходимости в религиозных бдениях. Он о работе и без посторонней помощи думал постоянно.

У выхода Горским приветливо улыбнулся дежурный монах.

— Для первого раза вы продержались очень долго. Мы искренне рады за вас. Вспомнили что-то по-настоящему важное? — спросил он.

— Увы, ничего, — сказал Горский, он и в самом деле так думал.

— А вот и нет, я вижу, что сегодня вам улыбнулась удача. Не сомневаюсь, что совсем скоро вы придете к нам еще раз. И приведете своего лучшего друга.

— Не будем загадывать.

— А вот это правильно, — сказал монах. — Сначала решите, нужны ли вам внезапные воспоминания, которые ваша память постаралась стереть. Подумайте, взвесьте плюсы и минусы. Не делайте скоропалительных выводов. Иногда человеку полезно что-то забыть. В этом нет ничего постыдного.

— Можно подумать, что вы хотите добиться от людей восстановления утраченных воспоминаний.

— Вне всякого сомнения.

— И вы знаете, как у вас в церкви пытаются этого достичь? — спросил Горский.

— Кое о чем догадываюсь, — признался монах.

— Расскажите потом?

— Нет. Это запрещено. Но на любые ваши вопросы постараюсь ответить. Дальше все зависит от вас. Если сумеете задать правильные вопросы, то получите честные ответы. К нам приходит много людей, которым на помощь приходят таинственные личности. Есть подозрения, что они не принадлежат нашему миру. Пока рассказывают только о пользе, которую они стараются принести людям. Но нельзя отрицать, что с тем же успехом таинственные личности могут приносить вред. Трудно предположить, что они различают добро и зло. Нужно быть готовым к самым неприятным событиям.

— Это черти?

— Нет.

— Ангелы?

— Нет.

— А кто?

— Не знаю. Это ваша работа, Горский, — неожиданно резко сказал монах.

— Вы фиксируете такие случаи?

— Фиксируют в бухгалтерии, а мы запоминаем.

— Как же я буду разбираться с фактами, о которых мне ничего не известно?

— Приходите к нам в Церковь чаще, и друга своего, Зимина, приводите, мы поможем вам провести, может быть, самый значительный эксперимент в вашей научной практике, до которого вы сами не додумаетесь.

— Почему? — удивился Горский.

— Разве вы не знаете, что даже у самых умных людей представления ограничены. Вы знаете свое, а мы — свое. Нельзя упускать шанс сложить наши знания. Настоятель заинтересован отыскать правду. Нельзя отрицать, что это может быть горькая правда. Есть тайны, от которых становится нехорошо на душе. Но разве это повод делать вид, что их не существует?

В лабораторию Горский пришел только после обеда. Ему повезло, и он успел хорошо выспаться. После чашки кофе он чувствовал себя прекрасно. А вот Зимин выглядел непривычно грустным и расстроенным. Можно подумать, что это он провел бессонную ночь в отеле Новой церкви, выслушивая поучения интеллектуального монаха.

— Не люблю, когда ты грустишь, — сказал Горский. — Что-то случилось?

— Наверное. И самое ужасное, что мы не знаем — что именно.

— Не люблю, когда у тебя начинается сезон сомнений. Ты становишься похожим на сонного тюленя. Если это проблема, ее надо попытаться решить. Это не повод для грусти.

— Точно, — сказал Зимин задумчиво. — Достали меня эти проклятые сомнения. Иногда я теряю способность думать. Совсем. Ничего умного в голову не приходит. Как к спящему тюленю. Ты это удачно подметил.

— Надо было взять тебя с собой. Ночью в Новой церкви хорошо думается. Они на этом специализируются.

— Ты провел там целую ночь? Что же ты там делал? — Зимину хотелось перевести разговор на более приятную для него тему.

— Вспоминал о наших неудачах.

— Для этого в церковь ходить не нужно.

— И кое-что вспомнил. По-моему важное.

— Лучше бы подумал о нестыковке-9.

Да, конечно, эта история стоила того, чтобы заняться ею, отбросив все остальные дела. Подключая клиента к ложной памяти, хотелось быть уверенным в том, что с ним не случиться ничего непредсказуемого, ничего, что выходило бы за рамки запрограммированной программы. Однако девятый опыт преподнес сюрприз. Ничего страшного не произошло, но объяснить появление в измененной реальности лишнего персонажа, который принял активное участие в действиях клиента, пока не удалось. Вот что рассказал сам клиент, гражданин М.

— Сначала все было классно, замечательно, мне ни разу не пришло в голову, что я перенесся в выдуманный мир. Это сейчас я помню, что заказал мир, где бы я был крупным ученым. Там, все было по-настоящему реально. Я действительно думал и действовал, как это и положено крупному ученому. У меня, само собой, были враги и проблемы, без этого было бы скучно жить. Теперь я знаю, каково это — быть всегда на виду, знать, что каждый твой шаг оценивают, что ты не имеешь права на ошибку. Мне понравилось вести со своими партнерами заумные разговоры, не исключаю, что некоторые из них привели к крупным открытиям. Было здорово. Но потом что-то пошло не так. Об этом мне рассказали техники, когда эвакуировали в базовую реальность. Я не верю, что мне угрожала опасность, но это должны решать специалисты, верно? Честно говоря, история глупая. Я направлялся на семинар, он должен был состояться на десятом этаже научного центра крупной инвестиционной компании. Приехал заранее, не люблю опаздывать. Перед лифтом собралась пестрая толпа сотрудников и студентов местного Университета. Меня, естественно, узнали, стали здороваться, самые смелые попытались задать важные для них вопросы. Но я сразу ответил, что не в моих правилах опровергать фундаментальные физические законы в очереди на лифт. Для этого есть более подходящие места. Меня послушались. И рассматривали меня молча. Правда, какая-то девушка попросила автограф. Такое редко, но бывает. Я никогда не отказываю. Наконец, подошел лифт. Я пропустил людей вперед, не люблю стоять прижатым к стене, предпочитаю занять удобное место у двери. Но войти в кабину мне не удалось. Кто-то дернул меня за рукав пиджака. Сильно, я отлетел на несколько метров. Лифт отправился в путь без меня. «Простите, профессор, так надо», — сказал хулиган, который оказался приятным молодым человеком. Таким, знаете, крепышом. «Хорошо, что я успел. Начальство не похвалило бы меня, если бы с вами что-то случилось». Я хотел резко отчитать нахала, но в этот момент завыла сирена. Объявили, что у лифта порвался трос, кабина рухнула с высоты пятого этажа, есть жертвы. Получается, что молодой человек спас меня. «Вот ведь как бывает, — сказал я. — Спасибо, благодаря вам я жив-здоров». Но спаситель куда-то подевался. Будто его и не было. К моему крайнему удивлению, я встретил его вечером. Он был весел и вежлив. Попросил запомнить его имя. Иван Петров. «Зачем?» — спросил я. «Вас обо мне обязательно спросят, расскажите правду. Ну, что я спас вашу жизнь и ничего за это не попросил. Пришел, так сказать, на помощь добровольно и бескорыстно». После этой встречи техники и вытащили меня в базовую реальность. Говорят, что этот Иван Петров не был предусмотрен программой. Неужели это правда? Откуда же он взялся?

— Хотел бы и я знать, что это за Иван Петров такой, — сказал Зимин задумчиво.

— Была еще нестыковка-14, — напомнил Горский.

— Я помню.

История с нестыковкой-14 была фантастически дурной и неправдоподобной. И ее следовало записать в список необъясненных происшествий. Особую пикантность ей придавало то, что и в ней принял участие Иван Петров.

Клиент В. рассказал следующее:

Он попал в заказанную измененную реальность и был очень доволен. Ничего особенного он не требовал, хотел только, чтобы реализовались его сокровенные детские мечты. Почти каждый мальчик, хотя бы один раз в жизни, желает стать настоящим космонавтом и полететь в тесном металлическом цилиндре к другой планете. К Марсу или Плутону. Некоторые мужчины сохраняют свою страсть до седых волос. И когда у клиента В. появилась возможность, он пожелал реализовать мечту, пусть и с помощью ложной памяти. Он прошел полный курс подготовки к полету и был счастлив. Это была очень простая программа, ошибки и сбои были практически исключены. И все-таки без неприятностей не обошлось. По плану клиент В. должен был совершить прыжок с парашютом. Семнадцатый уже. И вот он вывалился из люка самолета и понял, что парашют не раскрылся. Попытался воспользоваться запасным, но и тот не сработал. Пришел конец мечтам о межпланетном полете. Клиент В. закрыл глаза и пожалел о том, что так и не удосужился заучить хотя бы одну молитву. Неожиданно кто-то похлопал его по плечу. Он открыл глаза и увидел молодого парня, летящего рядом. Молодой человек содрал с него неисправный парашют и нацепил исправный. «Запомни, тебя спас Иван Петров», — сказал парень и дернул за кольцо. Купол раскрылся, а парень полетел дальше и вскоре пропал из виду. Клиент В. приземлился, и техники быстро вернули его в базовую реальность.

Опять появился этот пресловутый Иван Петров. Объяснить его желание помогать попавшим в переделку клиентам так и не удалось. Да и кто это такой, осталось неизвестным.

— Иван Петров стал излишне настойчивым, — сказал Горский сердито.

— Кто-то сумел взломать систему безопасности наших программ симуляции. Это нехорошо.

— Пусть защитой займутся программисты.

— Технической стороной. А наше дело понять, как это вообще возможно.

— Нельзя исключать, что это баловство наших ребят.

— Надо не забыть спросить их об этом.

— Была еще нестыковка-1, — напомнил Горский.

— Это ты о чем? — удивился Зимин.

— Вспомнил о тебе и твоем путешествии в реальность почти достигнутого практического бессмертия.

— А это здесь причем?

— Ты забыл о Нине? — удивился Горский. — Нину программа не предусматривала. А она тебя спасла. Как-то пролезла в нашу симуляцию и спасла.

— Почему мы никогда не говорили о ней? — спросил Зимин.

— Еще один непонятный наблюдательный феномен. Монах сказал, что, забывая неприятные или непонятные ситуации, подсознание защищает нас от неприятностей. Получается, что это природный феномен.

— Может быть. Теория отстает от наших практических успехов. Нам нужно лучше работать. Насколько я понял, защита от постороннего вмешательства в мое сознание работала без сбоев.

— Внешнее воздействие зафиксировано не было. Как и в случаях появления Ивана Петрова. Это я проверил первым делом.

— Неужели проделки Наукоподобнова или его друзей из Центра?

— Исключено. Эти оставили бы следы.

Зимин окончательно загрустил. Он не любил оставлять темные пятна в своих теоретических построениях. Любое неконтролируемое постороннее вмешательство в ложную память клиентов делало проект потенциально опасным и не годным для практического использования.

— Я не знаю, что делать, — признался он. — Наверное, надо отправиться в какую-нибудь простую измененную реальность вдвоем, чтобы можно было контролировать друг друга и схватить Ивана Петрова за руку, если он рискнет появиться в нашей симуляции.

— Все гораздо хуже, чем ты себе представляешь, — сказал Горский. — Подобные воздействия происходят и с людьми из базовой реальности.

— А ты откуда знаешь?

— Узнал в Новой церкви.

— Что же ты молчишь?

— Я уже давно хочу рассказать, да ты перебиваешь все время.

На этот раз Зимин внимательно выслушал товарища. Новость о том, что таинственные помощники появляются в базовой реальности, оказалась для него неожиданной. Пусть это происходит пока только в сновидениях, сути дела это не меняло.

— А вот такой вопрос. Если подобное вмешательство произойдет не во сне, а на работе или в подземке, человек сможет понять, что перед ним фантом?

— Думаю, что нет, — ответил Горский.

— И это по-настоящему серьезная проблема. Ее следует решить незамедлительно.

Не стали спорить и отправились в храм Новой церкви. Горский нашел давешнего монаха. Тот явно обрадовался и приветливо улыбнулся.

— Почему я не удивлен? — сказал он. — Люди науки такие предсказуемые.

— Как тебя зовут, монах? — сказал Зимин.

— Варлам.

— Прекрасно. А теперь, Варлам, расскажи нам о том, кто вмешивается в жизни твоих прихожан?

Разговор получился долгим и сумбурным. Не самый лучший способ получать полезную информацию. Зимину доказательства показались сомнительными. Люди любят придумывать несложные объяснения. Психика устроена просто: загадочное упрощает, пропущенное додумывает, непонятное отбрасывает и забывает. Собственно, на том же принципе работает ложная память.

Прихожане храма свои истории, почти наверняка, конструировали именно так: упрощая, придумывая и что-то забывая. Зимину было трудно относиться к подобным рассказам серьезно. Горский, наоборот, видел в этих показаниях много общего с теми нестыковками из измененной реальности, с которыми им самим пришлось столкнуться.

Они долго спорили, используя специальные термины, понять которые неспециалистам не дано. Договориться не удалось. Каждый остался при своем мнении.

Горский считал, что им нужно отправиться в какую-нибудь неопасную измененную реальность, чтобы можно было обнаружить там таинственного Ивана Петрова. Обязательно вдвоем, чтобы можно было контролировать ситуацию и помогать друг другу, при необходимости. Тогда удастся поймать его и допросить.

Зимин, наоборот, твердил, что нужно внимательнее анализировать происходящее в базовой реальности. Он не верил, что умельцы, научившиеся появляться в чужих придуманных мирах, лишены возможности действовать в базовом. Он считал, что Иван Петров постоянно сообщает клиентам свое имя именно для того, чтобы привлечь к своей персоне внимание в нашем реальном мире.

— Зачем? — спросил Горский.

— Он хочет вступить с нами в переговоры.

— Для писателя такие идеи извинительны, но у нас, ученых, должны быть более серьезные доказательства, — возмутился Горский.

— Этот Иван Петров проник из чужой реальности. Получается, что мы должны искать инопланетян. Звучит глуповато. Согласись. Но пока дело обстоит именно так.

— Напиши об этом юмористическую повесть. О том, как ты их обнаружил и изучил, — пошутил Горский. — Твои читатели будут рады.

Как часто бывает в таких ситуациях, договориться они не смогли. Решили подождать дальнейшего развития событий, получить дополнительную информацию, чтобы поступить максимально разумно.

— Мы же мудрецы, — сказал Горский.

— Это точно, — подтвердил Зимин.

Наверное, они поступили правильно. Как и положено мудрецам. Жаль, но дальнейшие происшествия больше не подчинялись планам наших мудрецов. Зимин и Горский превратились в обычных наивных наблюдателей, которые не могли больше влиять на эксперимент. Даже отказаться от дальнейших исследований они уже не могли, потому что предчувствие надвигающейся катастрофы их больше не покидало. Несколько дней они были уверены, что уже проиграли, и будущее человечества принадлежало отныне не только людям. И им осталось только понять это и приспособиться к новым условиям существования. Было интересно, страшно, жалко людей и самих себя, но им казалось, что повлиять на события они не могут. Разве что устраивать протестные митинги, писать гневные петиции и убеждать власти прислушаться к здравому смыслу. Был еще один выход: заняться делом и победить.

Когда страх и уныние отступили, стало понятно, что работа — вполне реальный выход из самого сложного положения.

Надо порадоваться, что Зимин и Горский оказались в самом центре предстоящей заварухи. Так уж получилось, что для того, чтобы приспособиться к новому миру, понадобилось умение покидать базовую реальность и управлять ложной памятью, а лучше Зимина и Горского с этим вызовом никто справиться не мог.

Впрочем, им нужна была помощь.

Через пятнадцать минут Горский должен был привести на смотрины гражданина Филимонова — очередного кандидата на путешествие в миры ложной памяти. Случай был относительно сложный, обычно короткого разговора было достаточно, чтобы решить, годится человек для такого сурового испытания или нет. На этот раз клиент попался на удивление верткий, что, конечно, не является веским доводом для отказа. Горского мало интересовали побудительные мотивы Филимонова, ему важно было понять, выдержит ли тот психологическую нагрузку, когда столкнется с тем, что симуляция его новой жизни будет абсолютно не похожа на базовую, привычную. А вот Зимин считал, что этого мало.

Если бы он писал рассказ о таком путешественнике, его бы заинтересовали причины, которые заставили человека так рисковать жизнью. Горский утверждал, что мотивов всего два: скука и комплекс неполноценности. Зимин приводил десятки случаев, которые опровергали этот примитивный подход. Но Горский, выслушав его, каждый раз скучным голосом говорил: «Это скука!» или «Это комплекс неполноценности!»

Спорить с ним было бесполезно. Но для Зимина понять намерения очередного клиента было крайне важно. Он был уверен, что технология ложной памяти еще не до конца отработана, и терпеть очередную неудачу из-за психологических особенностей клиента было бы глупо. Правильнее подстраховаться.

Так и повелось, если мнения относительно кандидата расходились, его приглашали на неформальный ужин, обычно после этого испытания решение принималось единогласно. Живое общение позволяло установить, насколько клиент недоволен базовым существованием или узнать его истинные побудительные мотивы, которые он, может быть, и хотел скрыть, но провести Зимина еще никому не удавалось.

— Что вам заказать, Филимонов? — спросил Горский.

— Утку хотелось бы.

— Какую утку? — переспросил Горский.

— С яблоками. Если можно. Одну порцию.

— Да, конечно.

Зимин хотел задать Филимонову несколько вопросов, но не успел. Филимонов заговорил сам, наверное, давно хотел кому-нибудь рассказать историю своей жизни, ресторанная суета несколько притупила его защитные рефлексы, и теперь он не мог остановиться. Не нужно было быть психологом, чтобы понять — клиент смертельно напуган. Зимин догадался, что в голову тому заскочила безумная мысль — пока он издает звуки, ему ничто не угрожает. И он старался продержаться как можно дольше. Он начал что-то рассказывать о теории кротовых нор, потом довольно неуклюже пустился в рассуждения о балетных новинках, но поскольку был мало знаком с современной театральной жизнью, быстро стал путаться в терминах. Перескочил на поэзию. Продекламировал юмористические стихи о квантовой запутанности. Произнес несколько непонятных фраз о таинственных свойствах диэлектриков и начал долгий и основательный разговор о том, как здорово будет жить людям, когда ученым удастся, наконец, добиться высокотемпературной сверхпроводимости.

Сначала слушать Филимонова было познавательно. Подобные словесные откровения содержали полезный материал для составления психологического профиля клиента. Зимин терпеливо фиксировал каждый поворот индивидуальной логики Филимонова (а она, конечно, существовала, только понять ее было непросто), но когда понял, что замолкать тот не собирается, посчитал, что ошибся, устроив этот ужин. Этому человеку следовало отказать. Ложная память почти наверняка разрушит его личность. Он уже хотел заявить об этом, но его опередил Горский.

— Зачем вы нам все это рассказываете?

— Ну, как же, — удивился Филимонов. — Я должен был объяснить вам, зачем мне понадобилось оказаться в новой реальности.

— Я ничего не понял! — признался Горский.

— По-моему, я был убедителен.

— Нет, — вмешался Зимин.

Филимонов уже не мог скрыть своего презрения.

— Я могу повторить.

— Нет-нет, не стоит. Вы нам прямо скажите, чего вы добиваетесь?

— Вы требуете признания от всех своих клиентов?

— Нет, но вы же особенный, — сказал Зимин.

Филимонов задумался.

— Пожалуй, соглашусь.

— Это значит, что сейчас мы, наконец, услышим…

— Это же так просто: 1. кротовые норы; 2. умение переодеваться; 3. квантовая запутанность; 4. диэлектрики и их таинственные свойства. Любой владеющий логикой человек немедленно сделает вывод, что здесь замешены инопланетяне. Вы должны помочь мне встретиться с влиятельными инопланетянами, чтобы я смог исполнить свое предназначение и заключить с ними взаимовыгодное торговое соглашение.

— Наверное, мы сможем это устроить, не правда ли, Зимин? — не удержался от иронии Горский.

— Что-то я сомневаюсь.

— Правильно ли я понял, что сами вы не догадались установить контакт и подписать документ? — удивился Филимонов. Какие вы еще мальчишки!

— У нас еще все впереди, — ответил Зимин.

— Пожалуй, дело еще хуже. Вы — юноши! Позвольте откланяться. Завтра в десять часов я должен отправиться в путешествие. Надеюсь, вы хотя бы с этим справитесь!

Филимонов направился к двери, на пороге остановился и обернулся, посмотрел на смущенных психофизиков с откровенным презрением и неприлично заржал.

— Пардон, господа, вырвалось.

Естественно, на следующий день Филимонова никуда не отправили. Посчитали его психическое состояние недостаточно устойчивым. Богатая фантазия, конечно, штука полезная, но всему есть предел. Брать на себя лишнюю ответственность за психическое здоровье и без того неуравновешенного субъекта не хотелось. Вот и отказали, сославшись на технические неполадки.

Филимонов даже не удивился, его мнение о Зимине и Горском и так было крайне низким.

На несколько недель о Филимонове забыли. Честно говоря, Зимину даже показалось, что тот больше никогда к ним не придет, сам забудет о своем странном желании. За это время удалось провести несколько вполне удачных экспериментов. Миры были стандартные, детали которых давно уже были отработаны. Лунная станция, полет на Марс, Древний Рим и гладиаторские бои. Клиенты попались не слишком взыскательные, чужие симуляции они воспринимали как собственные. Отклонения от сценария были минимальны. Горский объяснял это тем, что теория раздавленной бабочки, которая, якобы, оказывает сильное влияние на будущее, не верна. Более того, он признался, что очень рад тому, что большинство людей обладают ограниченной фантазией, потому что в противном случае от массового применения ложной памяти пришлось бы немедленно отказаться. Не нужно быть философом или социологом, чтобы догадаться: столкнувшись с большим числом не пересекающихся псевдореальностей, человечество потеряет целостность. А это первый шаг к деградации.

Зимин не участвовал в этих экспериментах, он занялся очень трудной и важной проблемой — пытался создать симуляцию, в которой одной из действующих лиц была бы Нина Вернон — литературовед из будущего. У него ничего не получилось. Причина понятна: он слишком плохо представлял себе психологию Нины. Точнее, вообще не понимал, как она думает и чего добивается. Ни хорошо, ни плохо, никак. Принципиальное непонимание казалось Зимину абсолютно непреодолимым препятствием. Более того, Зимин сомневался, что ее поведение может быть описано как постоянный выбор правильных решений. Что является обязательным условием существования людей. И дело не в том, обладает ли Нина свободой выбора. Или эта свобода кем-то или чем-то ограничена. Зимин все больше убеждался в том, что поведение Нины не определяется свободным (или контролируемым) выбором. Животные не обладают свободой выбора и обходятся инстинктами. Нельзя исключать того, что люди будущего обзаведутся чем-то вроде суперинстинкта. Это не хорошо и не плохо. Но надо смириться с тем, нельзя будет создать модель их поведения и написать соответствующую программу.

Очень печально. Впрочем, Зимин грустил недолго. Он быстро нашел хорошее решение. Симуляция должна быть сделана так, чтобы Нина сама захотела в ней очутиться. Как она это сделает — неважно. Технологии постоянно совершенствуются. Люди будущего наверняка этому когда-нибудь научатся. Поскольку Зимин не имел ни малейшего представления о том, как мыслит Нина, ему осталось поступить как настоящему ученому — составить план экспериментальных симуляций, в одной из которых Нина появится (если повезет). Зимин выписал на листке бумаги несколько возможных ситуаций и стал думать, как дополнить список, чтобы он был, по возможности, полон. Важным фактором оказалась ее любовь к литературе.

Теперь он понимал, как Нина оказалась в его лунной симуляции. Скорее всего, это был компьютерный вирус. Умелый хакер вскрыл их систему безопасности и перехватил управление. Зимин не сомневался, что и они смогут проделывать подобные штуки, если появится в том потребность.

Неприятно было сознавать, что подобным образом люди будущего могут воздействовать и на обычную жизнь любого человека. В конце концов, мозг реагирует на реальные события и воспоминания одинаково. Наверняка они научатся вставлять в реальные события фрагменты ложной памяти, полным контролем над которыми будут обладать.

Неплохо было бы научиться регистрировать подобные вторжения в человеческое сознание. Как это может происходить? Например, так. Человек вдруг почувствует, что очень-очень устал, глаза его закроются, на миг он потеряет сознание (или уснет), и все — управление его сознанием перейдет на время в руки хакеров. Он может даже не сообразить, что на миг отключился. Это как с камерами наблюдения. Достаточно подключить нужную запись, и охранник не заметит, что по пустому коридору, который он контролируют, бродят подозрительные субъекты. Примерно так происходит и в случае, когда сознание человека попадает под контроль психохакера. Ему можно будет внушить что угодно.

Антивирусы тут явно не помогут, против подобного враждебного вмешательства в симуляцию бессильны даже ограничители, которые надежно защищают психофизиков от нежелательного воздействия на их разум. Получается, что симуляцию от врагов защитить нельзя. И это был самый весомый довод в пользу того, чтобы запретить эксперименты с ложной памятью. По крайней мере, пока не будут разработаны простые и надежные способы защиты клиентов. Вот о чем нужно было думать.

Месяц прошел в упорном труде, надо признать, пока безуспешном, а потом Зимина навестил Горский. Это было очень странно. В последнее время они общались с помощью информационных жетонов. Потребность в личной встрече указывала на то, что проект столкнулся с непредвиденными проблемами. А это значит, что разговор будет серьезным. Зимин решил, что разумно защитить помещение от возможной прослушки, но Горский его опередил и добавил глушилку.

— Что-то пошло не так? — спросил Зимин.

— Да, скорее всего.

— А я и сам догадался.

— Это странно, ведь ты не знаешь последних новостей.

— И старых фактов достаточно, чтобы понять, что мы зашли в тупик.

— Давай сегодня обойдемся без умничанья и пустых намеков, — разозлился Горский.

Это было разумное замечание. Зимин извинился и подробно рассказал о своих подозрениях. И о вторжении чужих в симуляции, и о том, что нельзя их отследить и обезвредить, потому что логика чужих не строится на причинно-следственных связях. Она другая, потому что чужие не понимают, что такое свобода выбора, так как почти наверняка обладают суперинстинктами. И что самое ужасное — есть большая вероятность, что чужие способны вставлять куски ложной памяти в базовую реальность, чтобы можно было безнаказанно управлять землянами. Отследить такое воздействие практически невозможно. Получается, что люди перед ними абсолютно беззащитны. И с этим надо что-то делать.

— Только я еще не придумал, — закончил Зимин.

Он и сам не знал, какой реакции ждал от друга. Его бы устроило, чтобы тот засмеялся и легкомысленно покрутил пальцем у виска. Мол, дружище, ты заработался. Ты как сочинитель фантастических историй способен придумать кучу ужасов, если позволить ему оторваться от скучной реальности. Но Горский остался серьезным.

— Я так понял, что для тебя моя новость не стала неожиданностью? Ты догадался сам? — спросил Зимин.

— Мне рассказали.

— Кто?

— Монах Новой церкви.

— Ого! Ты туда зачистил.

— На этот раз он пришел ко мне сам.

— Зачем?

— Испугался. Сказал, что доверяет только нам с тобой. Вот и решил рассказать нам свою историю. Мне кажется для того, чтобы снять с себя ответственность. Он уверен, что, поделившись информацией с нами, он облегчит свое существование. Наверное, он прав. Но это означает, что он собирается переложить что-то неприятное на нас.

— Ерунда. Нам нужна информация.

— Разве человеческий страх может быть полезной информацией?

— Теперь ты говоришь загадками.

— Мне хотелось бы, чтобы ты его выслушал.

— Я занят. У меня нет времени шататься по культовым домам. Я не религиозен.

— В этом нет необходимости, — сказал Горский. — Монах настолько возбужден, что собирается к нам в гости, хочет дать официальные показания лично.

— Показания?

— Я тоже удивился. Но он сказал, что это определение передает его намерения лучше всего. Значит, это уже не информация, а что-то большее. Назови это следующим уровнем страха. Завтра жди гостей и готовься к плохим новостям.

Предстоящую встречу с возбужденным монахом Зимин посчитал досадным и неприятным испытанием. К адептам Новой церкви он относился с удивляющим его самого равнодушием. Не верил, что добросовестное следование придуманным догмам поможет людям решить их личные проблемы, но, конечно, и не считал, что религиозные ритуалы способны принести кому-нибудь большой вред. Социологи утверждали, что с возрастом люди склонны больше внимания уделять абстрактным чувствам. Как было сказано в одной книге: рано или поздно наступает время подумать о душе. В этом нет ничего странного или противоестественного. Напротив. С возрастом тяга к острым ощущениям и материальным приобретениям падает. Хочется чего-то другого. Однако не у всех хватает образования и интеллекта, чтобы заняться литературой, искусством или наукой. Для большинства религия вполне достойное проявление духовной жизни.

До сих пор клиенты ни разу не заказывали сценарии ложной памяти с религиозными переживаниями. Надо полагать, что понятие Высшей сущности было для них слишком важной частью их жизни, играть с которой было непозволительно.

Рано или поздно это все равно придется сделать, так что разобраться с психологическим профилем настоящего адепта совсем не лишнее дело.

Этот простой довод успокоил Зимина. Работа есть работа. Ее нужно делать, нравится она или нет.

И вот Горский привел монаха в лабораторию. Без своего балахона, в цивильной одежде, он выглядел как обычный, немного испуганный человек. Может быть, излишне доверчивый. Он смотрел на них с надеждой, и было в этом что-то трогательное и обязывающее. Монах нуждался в безотлагательной помощи. Зимин догадался, что пришел он в Институт только потому, что больше ни к кому обратиться не мог. Все известные ему помощники закончились.

Горский решил, что нет необходимости поддерживать вежливый разговор и сразу приступил к делу. Надеялся, что новая информация обязательно поможет Зимину найти правильное решение.

— Говорите. Мы слушаем вас.

Монах тяжело вздохнул и почти без заминок рассказал свою историю.

— Одному человеку приснился очень странный сон. Неприятный и слишком реалистичный, по его словам, если вы понимаете, о чем идет речь. Проситель назвал его «непривычно реалистичным». Я попросил уточнить, что это значит. Он ответил, что впервые во сне ему пришлось столкнуться с множеством тщательно прорисованных мелких предметов, назначения большинства которых он не знал. То есть, не знал в нашей обычной человеческой жизни, но там, в мире сновидений, они были для него привычными вещами. Он подумал о том, что это как-то неправильно. Будто бы он одновременно находится в двух совершенно разных мирах. Многие бы обрадовались, что бесплатно получают новые интересные впечатления, но этот человек почему-то испугался. Смотрел на предмет, пытался вспомнить его название и его предназначение, но у него не получалось. Сказал, боялся, что не проснется.

Горский кивнул.

— Так бывает, — сказал он тихо. — Пока ничего удивительного вы не рассказали. Продолжайте.

Монах сбился на мгновение, наверное, не привык, что его перебивают, но потом сообразил, — Горский проявил внимание к его словам, а это означает, что отнесся к ним серьезно. Он кивнул в ответ и продолжил свой рассказ:

— Среди наших адептов есть блестящие специалисты, уверенно трактующие любые сновидения. Но на этот раз они оказались бессильны.

— Известны ли вам подробности этого сновидения? — спросил Зимин.

— Да.

— Вы нам расскажете?

— Я для этого пришел. Вы куда-нибудь спешите?

— Нет.

— Прекрасно, значит, я могу продолжить. Постепенно человек стал кое-что вспоминать, не только названия предметов, но и причину того, почему он — землянин — оказался на чужой планете. Он не был прогрессором или шпионом. Нет-нет. Все проще и понятнее. Инопланетяне наняли его как торгового агента. Купля — продажа. И все дела. Инопланетяне к нему привыкли и относились как к равному. Но поскольку были абсолютно лишены морали, постоянно требовали от него предать Землю. Пока это касалось назначения несправедливых, завышенных цен на инопланетные товары — человеку приходилось с этим мириться. Он успокаивал совесть тем, что установление любых, пусть на первых порах и несправедливых правил торговли, обязательно приведет к быстрому росту рынка и стремительному развитию земных наук и технологий. Но в этом сне что-то пошло не так. Наступил момент, он это твердо знал, от него хотят настоящего предательства, которое должно было привести к гибели Земли или полному и окончательному порабощению человечества. Он стоял перед кабинетом какого-то местного начальника и ждал, когда его пригласят на переговоры и объявят конечную цель сделки: он как представитель человечества должен был выбрать: или полное уничтожение, или порабощение. Выбор был ограничен.

Больше всего на свете он хотел проснуться. Он слышал, что для этого нужно заснуть во сне. Попробовать можно было. Он сел прямо на пол и закрыл глаза, но безуспешно, ничего не получалось. К нему подходили инопланетяне, настойчиво трясли за плечо, приговаривая: «Спать нельзя! Если бы все проблемы можно было так просто решить! Соберись. Свой долг перед нами тебе все равно придется исполнить!»

Действие продолжалось долго, несколько часов. Вдруг все закончилось. В коридоре появился человек, который угрозами и пинками разогнал назойливых инопланетян. «Отправляйся на Землю и никогда, слышишь, никогда больше не поддавайся искушению». «Вы — землянин, агент наших спецслужб?» «Нет, я из местных, но однажды познал, какое это замечательное дело — делать добро. Расскажи на Земле, что людей есть кому защитить даже в далеком космосе. Меня зовут Иван Петров. Расскажи обо мне своим мудрецам». Человек обрадовался, тотчас проснулся и со всех ног бросился в Храм, даже не стал ждать, когда рассветет. Он раскаялся, но не уверен, что в следующий раз ему кто-нибудь поможет. Становиться предателем ему неохота, но, видимо, придется.

— Забавная история, — сказал Горский.

— Я бы назвал ее тревожной, — поправил монах.

— Это если считать ее реальным фактом.

— Помните, я рассказывал вам про другие истории, где другие страдальцы вспоминали про этого Ивана Петрова. Этот ип и прежде помогал людям, попавшим в тяжелые ситуации.

— Как зовут этого человека? — спросил Зимин.

— Я же говорил. Иван Петров.

— Нет. Того, кто рассказал вам свой сон.

— Филимонов, — с готовностью сказал монах.

— Какой Филимонов?

— Тот самый, — ответил монах с обидой. — Бывший ваш клиент. Он утверждает, что уже приходил к вам за помощью, но вы ему отказали.

— Будем думать или сразу поговорим? — спросил Горский, когда монах ушел.

— Говори, если есть что сказать, — ответил Зимин.

— Странно. Я думал, что это ты сейчас все разъяснишь. Мне понравились твои рассуждения о том, что можно вставлять куски ложной памяти в базовый мир. Сон Филимонова можно объяснить именно так.

Нельзя сказать, что Зимин обрадовался тому, что его теоретические построения, которые он последние три недели пытался сформулировать по возможности логично или, чтобы они выглядели хотя бы непротиворечиво, получили такое неожиданное подтверждение. На самом деле ничего хорошего в таком повороте событий не было. По простой причине — надежной защиты от подобных манипуляторов пока не существовало. И не понятно было, как вообще можно спастись от подобной технологии. Иван Петров до поры до времени спасал землян, но не было никакой уверенности, что он и дальше будет так поступать. Нельзя было исключать, что однажды он изменит свое поведение. Как? Непонятно. Однако нужно быть готовым, что рано или поздно землянам придется столкнуться с людьми или с инопланетянами (что еще хуже), которым будут доступны эффектные способности воздействия на психику. Это неприятно, но настоящая катастрофа случится, если однажды выяснится, что эти могущественные сверхсущества лишены даже малейших признаков морали или других проявлений совести.

— Если Филимонов не врет, мы должны вмешаться, — сказал Зимин.

— Зачем ему врать? — удивился Горский.

— Мне просто хочется верить в лучшее.

— И что нам делать?

— Работать. Завтра отправим Филимонова в мир его мечты. Я отправлюсь следом, прослежу за клиентом. Если повезет, познакомлюсь с Иваном Петровым.

— Разве это возможно? — спросил Горский.

— Конечно. С Ниной мы общались, если помнишь. Алгоритм тот же самый.

— Может быть, заменим Филимонова кем-нибудь поумнее и посмелее?

— Нельзя. Он видел Ивана Петрова. Без его помощи не обойтись. Но боюсь, что он уже раздумал, напугали его инопланетяне.

И действительно, когда утром Филимонова привели из санчасти, он и слышать не хотел о путешествии. Горский напомнил ему, какие шумные скандалы тот устраивал совсем недавно, требуя, чтобы его быстрее отправили в гости к инопланетянам. И вот все готово, пора в путь.

— Оставьте меня в покое. Я не согласен.

— А кто на нас кляузы писал начальству? — возмутился Зимин.

— Я? Так меня заставили.

— Кто?

— Не помню. Это было так давно.

— На прошлой неделе.

— Многое изменилось в моей жизни. Больше не хочу путешествовать. Отказываюсь. Имею право! Оставьте меня в покое!

— Вы заплатили большие деньги. Большую часть мы уже потратили на подготовку к путешествию. Так что… Наш долг довести дело до конца.

— Заберите эти проклятые деньги себе. Мне они не нужны. Потратьте их на развлечения и удовольствия. Только не на свои жуткие опыты. Вы — звери, господа! Человечество не выдержит ваших экспериментов.

Горскому захотелось дать Филимонову хорошего пинка под зад, а потом увесистый подзатыльник, чтобы у него в голове сначала неприятно зазвенело, потом просветлело, но он сдержался.

— Объясните, почему вы изменили свои планы?

— Не желаю. Это мое дело.

— Случилось ли с вами что-то странное в последнее время?

— Нет.

— Видели ли вы пророческий сон?

Филимонов зажмурился, его левый глаз болезненно задергался, словно Горский все-таки заехал ему правой ногой с разворота прямо в крестец.

— Сон видел. Но какое отношение он имеет…

— Рассказывайте, мы думаем, что вы, почти наверняка, попали в неприятную историю, и помочь вам можем только мы. Это понятно?

Филимонов кивнул и подробно рассказал о своем ночном кошмаре, повторив почти слово в слово рассказ монаха. Видно было, что он рад возможности поделиться. В одиночку переживать случившееся (он уже с трудом отличал сон от реальности) было невыносимо.

— Теперь вам понятно, почему я хочу отказаться от своего путешествия? Мне эти проклятые инопланетяне не понравились. Не желаю их больше видеть. Они на меня плохо влияют и склоняют к преступлению.

— Простите, — сказал Горский тихо, но строго. — Но сейчас мы уже не можем переиграть ваш сценарий. Дело оказалось на редкость гадким. Речь уже идет не только о вашем или нашем желании. От вас зависит судьба человечества. Вы же сами рассказали, что вас склоняли к предательству. С какой целью? Если сами не выяснили, предоставьте право действовать нам.

— Какая чушь! Я и судьба человечества. Вы бредите. Оставьте меня в покое!

— Увы. Без вашей помощи мы не справимся. Только вы сможете узнать Ивана Петрова.

— Хотите сказать, что мой сон связан с реальностью? Абсурд!

— Нельзя этого отрицать. Давайте, проверим.

— Но как я смогу вам помочь?

— Отправитесь в путешествие. Будете скупать местные произведения искусства. Рано или поздно к вам подойдет Иван Петров. Вы подадите условленный знак, например, похлопаете в ладоши. Вот, собственно, и все. Остальное мы сделаем сами, — сказал Горский.

Зимин кивнул.

— Но это опасно, — заволновался Филимонов.

— Ерунда. Опасно встречаться с Иваном Петровым без нашего контроля. Если он один раз пробрался в ваш сон, придет еще раз. Почуял, что вы слабое звено.

— Но вы мне поможете?

— Сделаем все, от нас зависящее. Без нашей защиты вы долго не протянете. Пока есть маленький шанс спастись. Воспользуйтесь им.

— Я должен подумать.

— Конечно, — сказал Горский. — Три минуты у вас есть.

Филимонов не стал ломаться и согласился.

Зимин ободряюще похлопал клиента по плечу, но сам не смог побороть волнения. Путешествие предстояло необычное. Горский настоял на том, чтобы в программу, загруженную в память Филимонова, включили знания о таинственном Иване Петрове. Желания клиента отошли на второй план, важно было разобраться с нелегитимным вторжением в его сознание. В предлагаемой реальности Филимонов был крупным чиновником министерства культуры, который прибыл на планету для заключения взаимовыгодного договора о сотрудничестве: речь шла об обмене художественными выставками и научными делегациями для изучения самобытных культур. Впрочем, он помнил и то, что инопланетяне настойчиво предлагали ему предать Родину, а некий Иван Петров (тоже, кстати, инопланетянин) спас его, избавив от подлого поступка. Филимонов надеялся, что его отзовут на Землю, но его оставили, правда, прислали для защиты оперативника Зимина. «Я могу стать объектом провокаций», — заявил Филимонов. Ему ответили: «Именно поэтому вы нужны. Мы должны раскрыть заговор, чтобы впредь ничто не мешало нашим взаимоотношениям». Филимонов был трусоват, и вынужден согласиться.

Планетку программисты слепили так себе, надергали стандартных деталей из предыдущих симуляций, очень спешили. Удивительно, но Филимонову она понравилась, наверное, потому что это была первая его чужезвездная «командировка». Его внимание еще не было «замылено» массой повторяющихся деталей, без чего нельзя обойтись в программировании достоверной симуляции. Новый мир он воспринимал с детским восторгом. Даже почти забыл о своих страхах.

Искусство действовало на него успокаивающе. Даже, когда он чувствовал себя наживкой в играх больших мальчиков. И вот они стояли в большом зале Столичного Хранилища предметов искусства и культа и делали вид, что рассматривают выставку каких-то местных картинок. Больше всего они напоминали земные плоские черно-белые фотографии.

— Мне кажется, что Иван Петров больше не появится, я ему не понравился, — сказал Филимонов и с надеждой посмотрел на Зимина.

— Ага, — ответил Зимин. — Только к предательству вас склоняли другие, пока еще не установленные лица.

Настроение Филимонова немедленно испортилось. Он что-то пробурчал себе под нос и больше не улыбался, лишь с подозрением поглядывал по сторонам, выискивая врагов. Так они без пользы простояли два часа, пока к ним не подошли две местные хранительницы музея. Надо признать, что инопланетянки — существа красивые. Они принялись расхваливать экспозицию. И попросили, чтобы на Земле, куда они непременно совершат ответный визит, экскурсии по музеям для них проводил лично Филимонов, потому что другого такого замечательного специалиста днем с огнем не найдешь.

Так они ворковали, обмениваясь впечатлениями от увиденных шедевров. Зимин почувствовал, что в мозг Филимонова пытается проникнуть кто-то посторонний и приготовился к ментальному сражению. С минуты на минуту в модели, подготовленной программистами, должен был появиться кто-то чужой. Этот момент нельзя было пропустить. Но нет, появился только завхоз земной базы дядя Федор. Он принес пряники и бутылки с квасом, наступило время полдника.

Зимину понадобилось некоторое время, секунд десять, чтобы сообразить, что никакого дяди Федора в посольстве Земли нет, и не было.

— Тяжелая у тебя работа, дядя Федор. Люди искусства такие непунктуальные, вот и приходится тебе носиться за ними, пытаясь накормить, когда время кормежки подходит. А они, наверное, еще и огрызаются. Некогда, мол, отстань!

— Работа есть работа. Не труднее, чем копаться в пузе робота, микросхемы менять. Мне грех жаловаться.

Филимонов обрадовался возможности перекусить. Хоть какое-то развлечение, передышка в бесплодных и пустых ожиданиях невесть кого.

— А что, дядя Федор, — сказал Зимин, улыбнувшись, — кажется, что товарищ Филимонов самый надоедливый из всего нашего посольства. Уж очень он любит работать! Ты с ним, наверное, намучился?

— Нет. Товарищ Филимонов хороший. С ним приятно работать. Ничего плохого про него сказать не могу.

— Мы с дядей Федором всегда ладили. Я обычно за полдником сам прихожу, мне напоминать про распорядок дня не нужно. Понимаю стратегическую необходимость регулярного питания. Инструкции писали умные люди, наше дело исполнять. Тогда и с работой перебоев не будет, если вовремя подкрепиться. Правда, дядя Федор? Мы же с тобой уже пять лет вместе трудимся. И никаких претензий друг к другу не имеем. Работаем сообща. Я на аппетит не жалуюсь.

— Все бы такие были, — согласился дядя Федор.

— А сегодня не получилось вовремя в столовую завернуть, — пожаловался Филимонов. — Так я не виноват. Сами знаете, товарищ Зимин. Работа на первом месте.

— Мне не трудно. Даже интересно посмотреть, как люди трудятся в нелегких условиях внеземелья. Не все понимают, что культура — занятие неоднозначное, тем более не человеческая, чтобы в ней разбираться, долго учиться нужно, — сказал дядя Федор. — Когда-нибудь и я культурологией займусь. За пять лет накопились кой-какие практические знания.

Остатки пищи дядя Федор аккуратно спрятал в свою объемную сумку и направился к выходу.

— Большое спасибо, — сказал Филимонов, пряники ему явно понравились.

Вражеские сладкие пряники — отметил Зимин.

— Давно ли вы знаете дядю Федора?

— Я уже сказал, когда я пять лет тому назад прибыл в посольство, дядя Федор уже работал.

Удивительно, что операция по обнаружению чужого вмешательства в сознание Филимонова так быстро привела к успеху. Но радости по этому поводу Зимин не испытывал. Наоборот, пришло время бояться. Он не сомневался, что чужие торопятся, поэтому действуют так явно и прямолинейно. Что-то им срочно потребовалось от Филимонова. И они хотели получить это немедленно. Цель их была слишком близка. И они не видели причин, почему они должны заигрывать с землянами. Сомнений в том, что теперь их придется отлавливать и на Земле, не осталось. Если это была тренировка, то она прошла успешно. По крайней мере, с идентификацией получилось с первого раза. Значит, теория верна и надо продолжать.

Наверное, Филимонов хотел что-то спросить у Зимина. Он, конечно, заметил, что тому не понравился дядя Федор и желал получить объяснения. Но не успел. Прекрасные хранительницы музея подхватили его под руки с двух сторон и поволокли в подвальное помещение, где хранились экспонаты запасного фонда.

— Там у нас такие шедевры припрятаны, — верещали они хором, — что вы, господин Филимонов, не сможете избежать приступа восхищения.

— Верю, верю, — отвечал Филимонов, он был страшно доволен. — Обожаю ваши черно-белые картинки. В них столько экспрессии!

Как-то так получилось, что и все остальные посетители музея куда-то исчезли. На выставке остались только Зимин и, не успевший отойти далеко, дядя Федор. Как только Филимонов скрылся из виду, дядя Федор обернулся и, увидев одиноко стоящего Зимина, направился к нему. Он шел не быстро и не медленно, словно давал Зимину время подготовиться к тяжелому разговору, который нельзя отменить. Не было сомнений, что ипам контакт был нужен не меньше, чем землянам.

— Здравствуйте, господин Зимин.

— Здравствуйте, дядя Федор.

Ип засмеялся. Наверное, чтобы разрядить обстановку, а может быть, они действительно были такие смешливые. Было бы неплохо установить так ли это, но не сейчас. Зимин решил, что расслабляться рано, он проверил свою защитную систему. За последние три минуты в его сознание пытались проникнуть пять раз. Все атаки были отражены. «Это хорошо. Пусть удостоверятся, что не все люди на Земле Филимоновы», — подумал Зимин.

— Оценил вашу шутку по достоинству, — сказал ип. — Не сомневаюсь, вы знаете, что я не дядя Федор и не землянин.

Зимин кивнул.

— Это знак согласия?

— Да.

— Прекрасно. Теперь у нас нет тайн друг от друга, и мы сможем поговорить откровенно.

Зимин отрицательно помотал головой.

— Вы не согласны со мной? — удивился ип.

— Не согласен. С моей стороны это было бы очень глупо. Но дело не во мне. Если бы я согласился с вашим утверждением, вы могли бы подумать, что земляне круглые дураки.

— Почему дураки?

— Вы обо мне знаете все. А я о вас ничего. Эта та самая тайна, которая мешает общению. С такими начальными условиями переговоры не ведут.

— А почему дураки круглые?

— Не знаю, так принято говорить.

— Но почему?

Зимин понимал, что нужно научиться находить с ипом общий язык, то есть, постараться объяснять используемые термины, понимать их по возможности одинаково. Сейчас лучше всего было прочитать классическое стихотворение.

Коль настроение придет отвратное,

Я знаю верный способ излечения:

Беру я уравнение квадратное,

И как маньяк ищу его решение.

Ты говоришь, ну что за наказание,

Прошу, оставь ты это дело тухлое,

Что толку в этом самоистязании,

Возьми попроще уравнение – круглое.

Ты улыбаешься губами пухлыми,

И щуришь на меня глаза развратные.

Отстань! Бывают только дуры круглыми,

А уравнения всегда квадратные.

Ип задумался.

— Простите, я так небрежен, — сказал он, выдержав небольшую паузу. — Все время забываю, что вы — всего лишь земляне, которые делают только первые шаги в психофизике. Для меня возможность считывать нужную информацию с активного мозга настолько естественна, что я забываю, что вы — земляне —лишены этого важного умения.

Зимин еще раз проверил свою защиту. Проникновений не было, а это значит, что ип нагло врет, и ему не удалось внедриться в сознание Зимина. «Вот, зараза. Они врут как обычные мошенники», — почти беззлобно подумал он.

— Попробуйте прочитать мой внутренний диалог. И вы обязательно увидите, что и я, и вся моя цивилизация настроены к землянам самым наилучшим образом. Мы намерены помочь вам решить внутренние конфликты, отыскать кратчайший путь к прогрессу и обеспечить вашу безопасность.

— У нас, на Земле, с психофизикой все хорошо, — сказал Зимин, но мораль не позволяет нам без спроса проникать в чужое сознание.

— О, мораль! Нам так нравится эта ваша особенность. Впрочем, я же разрешил вам частичное вмешательство. Воспользуйтесь и убедить, что я с вами откровенен.

Честно отвечать было нельзя. Глупо было сознаться в том, что он не может проникнуть в сознание ипа, в том, что ему известно, что и ипу проникновение не удалось, а еще, что тот нагло врет. Раскрывать карты было рано. Зимин понял, что начинается большая игра. Цель которой еще предстоит выяснить. Он не боялся проиграть, но ему не нравилась роль игрока. Хотелось остаться наивным наблюдателем и исследователем.

— У меня есть основания не доверять вам, — сказал Зимин, тщательно подобрав слова.

— Очень маленькие, я бы сказал незначительные. Я — номер Двадцать семь. Но вы можете меня просто Двемь. Это сокращение приятно моему уху. Видите, я с вами откровенен.

— Зачем вы, Двемь, залезли в голову Филимонова? Чего добиваетесь?

— Это не секрет. Чтобы встретиться с вами, Зимин. Поговорить надо.

— Зачем?

— Мы хотим установить с Землей взаимовыгодные отношения. Экономические, научные и эзотерические. И прочие, конечно.

— А если мы, земляне, не захотим общаться с вами? — Зимин решил немного потроллить ипа.

Двемь в замешательстве почесал затылок, совсем как озадаченный землянин.

— Но это противоестественно. На протяжении многих веков лучшие представители человеческой цивилизации мечтали о встрече с инопланетным разумом. С нами, значит. Все знают, что инопланетяне живут богаче, жизнь у них устроена лучше, они победили болезни (кстати, про болезни это правда, мы болезни и в самом деле победили), их технологии поражают воображение. И если они (мы, значит) поделятся с землянами своими достижениями, то условия существования на Земле тотчас улучшаться, не исключено, что наступит Золотой век. А, может быть, и бриллиантовый. Это как повезет.

— Скачки в развитии очень опасны. Разрушить свою цивилизацию в погоне за прибылью легко, труднее потом восстановить ее.

— Но большинство людей этого не знают! — уверенно сказал Двемь.

— Чушь, — сказал Зимин. — Я — землянин, и я это знаю.

— Вы не в счет.

— Почему это?

— Вы, Зимин, профессионал. Но земляне в первую очередь доверяют свом собственным представлениям, а потом уже профессионалам. Такова особенность вашей популяции.

— Чушь! Само по себе существование тех, кого вы называете профессионалами, говорит о том, что все ваши представления о землянах неверны.

— Это ваши представления неверны! — выкрикнул Двемь. — Нормальные земляне всегда выберут достаток и здоровье.

— Ну и общайтесь с нормальными землянами, зачем вам понадобился я?

— Мы хотим, чтобы все без исключения земляне были рады новому порядку и новому прекрасному миру. Сами понимаете, что разделение на элиту и обычных граждан не соответствует идеальному пути развития разумной жизни. Вы придумали Трущобы, Усадьбу, а теперь еще и Центр. Это не правильный путь развития. Вам придется объединиться. Хотите вы этого или нет. Если вы не в состоянии решить социальные проблемы самостоятельно, это за вас сделаем мы. Потом спасибо скажете.

— Вы меня убьете?

— Фу, как это грубо. Мы вас, Зимин, переубедим.

— И таких, как я, много?

— По счастью, нет. Мы давно занимаемся пропагандой правильных мыслей. И, как оказалось, довольно успешно. Мудрецы, подобные вам, Земле не нужны.

Зимин рассмеялся.

— Давно занимаетесь, но успеха так и не добились? Люди сопротивляются?

— Полного успеха пока нет. Надо учитывать, что наши предыдущие попытки провалились из-за недостаточного развитого у землян процесса самолюбования. Сейчас с этим стало проще, некий прогресс очевиден.

— Самолюбования? — переспросил Зимин.

— Ага. Любовь к себе у землян окрепла.

— Размывание общности?

— Точнее сказать, обретение новой общности на более высоком уровне.

— Это вы об отмене альтруизма?

— Послушай, Зимин, что мы с тобой как не родные, к чему вся эта официальщина, эти псевдонаучные термины, попробуем быть проще. Давай перейдем на «ты». Теперь мы будем часто разговаривать. Обмениваться мнениями. Тебе будет интересно, и мне будет интересно.

— Переубедить меня вы все равно не сможете.

— Кто знает? А может, это ты меня переубедишь. Ты же умный! И вот что еще. Называй меня дядя Федор, так нам будет проще найти общий язык.

— Можно и так.

— Я знал, что ты согласишься.

— Почему?

— Ты любопытный, Зимин.

— Увы, это главный мой недостаток.

— А вот и нет, — сказал дядя Федор и исчез. — В моем списке восемнадцать твоих главных недостатков.

Симуляция прервалась.

Горский внимательно выслушал отчет Зимина о встрече с дядей Федором.

— Твой рассказ звучит крайне неправдоподобно, — сказал он. — Я, может быть, и поверю. Но сомневаюсь, что удастся еще кого-нибудь убедить в существовании таинственного дяди Федора.

— А я тебе предлагал отправиться со мной.

— Ага. И еще привести с собой двенадцать омоновцев и две машины с пожарными.

— Нам нужно решить, что делать дальше.

— Пока ограничимся разговорами.

— Не пора ли нам навестить старика Уилова? — спросил Зимин.

— А зачем? Выслушивать в сотый раз его причитания: «Я же говорил об этом еще пятьдесят лет тому назад, я же предупреждал».

— Он действительно предупреждал о появлении ипов?

— Что-то такое было. Но очень давно. Это, кстати, плохо сказалось на его реноме. Но нельзя отрицать, что в свое время, сейчас об этом мало кто помнит, он был удивительно проницательным человеком.

— Тем более надо с ним поговорить. Старик Уилов может подсказать, что делать дальше.

Горский был вынужден согласиться. Это было честно — Зимин отправился вместе с Филимоновым в симуляцию, пытаясь обнаружить третью силу (и добился успеха), теперь ему следует выполнить свою часть работы — поговорить с Уиловым. Конечно, это необходимо сделать, но Уилов совсем не тот человек, общение с которым может быть приятным. Ехидный старикан, с завышенной самооценкой, самоуверенный сверх меры, что иногда кажется бытовой наглостью, привыкший всех поучать и расставлять оценки за поведение. Понятно, что это вовсе никакая и не наглость, а результат высокого уровня профессионализма. С этим спорить трудно. В том узком участке познания, который Уилов выбрал для работы, ему действительно не было равных. Он был одним из первых футурономов — своеобразных исследователей будущего и хотя со дня появления этой науки (науки ли, в академических кругах об этом до сих пор спорят) прошло уже более полувека, ученых, которые до конца понимали, чем занимается Уилов, не так уж и много. Единицы. Отсюда и возникло представление о том, что футурономия всего лишь маленький фрагмент возможного знания о будущем. Сам Уилов относился к критикам футурономии с иронией, а чаще и с ехидством, потому что считал свою науку основным способом изучения будущего. И, надо признать, что пока еще никто не доказал обратного.

Горскому приходилось несколько раз встречаться с Уиловым (тот интересовался результатами экспериментов с ложной памятью, кстати, почему?) и каждый раз он чувствовал себя нерадивым студентом, не слишком удачно сдающим зачет строгому преподавателю.

Пока еще непонятно было, как может Уилов помочь в переговорах с дядей Федором, но исключать, что это как-то связано с возможным будущим, было нельзя. Горский связался с Уиловым, и тот согласился встретиться. Это было удивительно. Горский ожидал услышать обычные отговорки: «У меня нога болит» или «В ближайшее время я буду занят, у меня абонемент в Океанариум, собираюсь рассматривать рыбок» или еще что-нибудь в этом роде. Но стоило Горскому произнести слово «инопланетяне», Уилов тотчас сказал: «Приезжайте»! «Когда»? «Нет, нет, сегодня, а еще лучше прямо сейчас».

Нельзя сказать, что особняк Уилова выделялся каким-то особым шармом. Скорее наоборот, домик выглядел бедненько. Как и положено жилищу человека, который попал в Усадьбу — известное элитное поселение —случайно, благодаря интеллектуальным достижениям. Но так и оставшегося чужим. К достижениям знаменитых дизайнеров Уилов был абсолютно равнодушен. Он не понимал, зачем соседи каждые три месяца меняют внешний вид своих особняков. А они, само собой, не понимали, почему он этого не делает. Может быть, Уилов блестяще разбирался в наступающем будущем, но вряд ли задумывался о том, почему соседи игнорируют его. Впрочем, вряд ли его это огорчало, скорее всего, он этого не замечал.

Тем удивительнее было, что Уилов встретил Зимина и Горского на улице. Старик был бодр и явно обрадовался внезапным гостям.

— Проходите, проходите, ребята. Рад вас видеть, долго ждал, когда вы объявитесь. Сорок лет, не меньше, а это большой срок. Думал, что не доживу.

— Именно нас? — удивился Зимин.

— Первые тридцать пять лет был бы рад любому гостю, столкнувшемуся с проблемой инопланетян. А последние пять лет ждал именно вас. Ложная память — это ворота в будущее. А меня, как вам, наверное, рассказали, только будущее и интересует. Внимательно слежу за вашими экспериментами. Молодцы.

— Спасибо, конечно. Но мы хотим поговорить не о нашей работе. Недавно мы столкнулись с непонятными эффектами, далекими от психофизики, нам кажется, что только вы можете помочь нам разобраться с проблемой, справиться с которой сами мы явно не способны.

— Вы боитесь? — спросил Уилов сердито.

— Нет, — удивился Зимин. — Почему вы так решили? Мы чего-то не знаем?

— Конечно, не знаете. Нет на свете людей, которые знают все. Даже среди таких умелых людей, как вы.

— Объяснитесь.

— Обязательно. Но сначала расскажите, зачем я вам понадобился? Может быть, вы нагло пытаетесь обмануть старика. Что вы говорили про инопланетян? На самом ли деле знаете что-то заслуживающее моего комментария? Или просто хотите посмеяться над стариком?

Горский пожал плечами, он был готов выложить все без утайки. Собственно, для этого они и пришли.

Зимин рассмеялся:

— Теперь мы все вам расскажем, даже если вы не будете слушать.

— Попрошу в кабинет. Там будет удобнее.

Они с удобством расположились в старинных креслах на колесиках. Кроме обязательных в последнее время устройств, необходимых для работы: робота-помощника, пульта умного дома, портативного 5-D принтера и мусоросортировщика, в помещении были обнаружены (многие о существовании подобных вещей давно забыли) книжный стеллаж и древний компьютер с монитором.

Уилов перехватил удивленные взгляды гостей:

— Я работаю с атакующим нас будущим, а сведения о нем могут поступать не только из ежедневных новостей, но и из далекого прошлого. Кажется парадоксом, однако, это так. Для меня времени не существует. Мне все равно, знакомлюсь ли я с тупыми предсказаниями современных футурологов или читаю древний манускрипт. Нужно быть готовым читать самую древнюю информацию, на каком бы носителе она не поступала. Сейчас я рассчитываю выслушать ваш рассказ. Предупреждаю, он будет дословно зафиксирован и сохранен в памяти моего помощника.

— Само собой, — сказал Горский.

— Прекрасно. Говорите.

Зимин был уверен, что Уилов не поверит ни единому слову, слишком уж неправдоподобной выглядела история с неконтролируемыми персонажами, появляющимися невесть откуда в симуляциях ложной памяти, и монахами Новой церкви, собирающими невероятную информацию от доверившихся им прихожан, однако Уилов выглядел чрезвычайно довольным. Его короткие комментарии только подтверждали это: «Ух ты!», «Очень интересно», «Все правильно, так и должно быть».

Когда же Горский рассказал о симуляции Филимонова и таинственном дяде Федоре, Уилов вскочил с кресла и принялся возбужденно размахивать руками, как только что забивший важный гол футболист.

— Вы сделали это! Отлично, ребята! Мы добрались до них.

— Правильнее сказать, что это они добрались до нас, — поправил его Зимин.

— В данном случае, это все равно. Настало время, когда мы соизволим заговорить с ними.

— Какое странное слово вы только что использовали — «соизволим». Можно подумать, что ипы хотят с нами вступить в переговоры, а мы сопротивляемся, — удивился Зимин.

— Именно так.

— Почему вы так считаете?

— Я не считаю. Я знаю.

— Ну, — не выдержал Горский. — Это звучит как-то легкомысленно. Даже для нас с Зиминым.

— Сейчас я расскажу свою часть истории. В первый раз я услышал о пришельце, проживающем в нашем городе сорок лет назад. От компетентных и уважаемых людей, не склонных к тупым шуткам и преувеличениям. Я не сразу поверил им. Сами понимаете, есть вещи, в которые верить без достаточных оснований нельзя. Часто так случается, что человек был долгое время компетентным и уважаемым, а потом — раз — или сошел с ума или был обманут проходимцем. Так бывает. И я не верил всем этим пустым сплетням (а вся информация об одиноком инопланетянине выглядела именно, как пересказ пустых сплетен), пока не встретился с ним лично в этом кабинете. Мы многие часы беседовали с Трофимом, так его звали, на самые разные темы, увы, договориться нам не удалось. Наверное, потому что мы слишком по-разному понимали, что такое счастье. Его представление об этом состоянии человеческой психики казалось мне неприемлемым. Но спорить со мной он не хотел, просто посчитал, что мы люди пока еще слишком глупы и неразвиты, чтобы оценить по достоинству щедрое предложение, которое он сделал землянам.

— Оно было невыгодным? — спросил Горский.

— Я не знаю, — ответил Уилов, его голос предательски дрогнул. — До сих пор не решил. Сорок лет решаю эту задачку, но вразумительного ответа так и не получил. НЕ знаю, что такое выгода.

— Спросили бы у кого-нибудь. Например, у тех, кого вы назвали компетентными и уважаемыми. Есть решения, которые нельзя принимать, не посоветовавшись.

— Я был лишен такой возможности.

— Почему?

— Они отказались говорить со мной об ипе.

— Но почему?

— Испугались. Им было очень страшно. Они готовы были умереть, только бы не говорить о договоре с ипом. Наверное, раньше люди впадали в такой же ступор, когда они думали, что им предлагает сделку дьявол.

— Поэтому вы спросили, не боимся ли мы?

— Да.

— Нет, не боимся. Не исключено, что мы пока не понимаем, чего нужно бояться, — сказал Зимин.

— А почему не сработала пословица: «дают — бери, бьют — беги»? — спросил Горский. Люди часто так поступают, не придаваясь лишним раздумьям.

— Карась, что поумнее, тоже сомневается, стоит ли ему жрать червяка на красивом крючке. Непонятно было, принесет ли подарок ипов счастье, а вот то, что убежать не удастся, сомнений не вызывало.

— Мы не караси, и чужих червяков нам не нужно, — засмеялся Горский.

— Остается решить маленькую задачу: был ли крючок? Или я придумал вероятную опасность. Не перемудрили ли мы? В данном случае — я? Не разорвал ли счастливый лотерейный билет, отказавшись от общения с ипами? Впрочем, пора все рассказать. А вы, ребята, решите, прав ли я. И расскажите мне. Вот что со мной произошло сорок лет тому назад.

Меньше всего рассчитывал Уилов, занявшись молодой наукой футурономией, что однажды к нему домой придет человек из правительства (он видел его по телевизору) и предложит важную работу, которую «никто кроме него исполнить не сможет». Это точная цитата. Именно так он сказал. Изъяснялся намеками, наверное, не хотел быть конкретным, не получив предварительного согласия. Но Уилову показалось, что человек из правительства и в самом деле считает, что он чуть ли не единственный, кто сможет спасти человеческую цивилизацию, попавшую в неприятную ситуацию.

Честно говоря, это выглядело и глупо, и несерьезно. Ну, какой из него спаситель? Уилов прекрасно понимал, что он — человек не практичный, скорее склонный к отвлеченным размышлениям, чем к действиям. Но разве можно спасти мир болтовней? Даже построенной на самых объективных представлениях. Да, футурономия — наука серьезная и необходимая, но вряд ли практическая. Это всего лишь способ обнаруживать и учитывать проявления наступающего будущего. Но тенденции — вещь зыбкая. То ли исполнятся, то ли нет. Никаких гарантий. Предсказать будущее нельзя. А это значит, что футурономия ни при каких обстоятельствах не сможет решать практические задачи. Уилов неоднократно об этом заявлял. Поэтому человек из правительства явно ошибся, обратившись к нему.

Уилов честно объяснил это человеку из правительства еще раз и посчитал, что это правильное начало разговора. Ему хотелось услышать возражения, а еще лучше, доводы, которые бы доказали, что его, футуронома Уилова, можно использовать для хорошего практического дела. И гость, словно услышав его, начал разговор именно так.

— Вы нам нужны, Уилов, — сказал он.

— Кому это — вам? Кого вы представляете?

— Понимаю, что это прозвучит неубедительно, и все же отвечу. Народу.

— Ну, знаете ли…

— И все-таки это так. Ваши действия, ваши решения, ваши поведение будут иметь огромное значение для судеб всех без исключения людей. Вы оказались в неудачном месте в неудачное время и произнесли неудачные слова. Так что, это не мы вас выбрали. Вы выбрали себя сами.

— А что я такого сказал? — удивился Уилов.

— Повторюсь. Вы занимаетесь футурономией, то есть исследованием будущего в самый неподходящий для этого момент, потому что непонятно, есть ли у землян это самое будущее. Мне кажется, что вы знаете, что-то такое, чего не знают футурологи.

— Как мне к вам обращаться?

— Называйте меня товарищем подполковником или Павлом Павловичем. А я вас буду называть Уиловым. Потому что я действительно подполковник, а вы — Уилов. Теперь приступим к делу.

— Послушайте, Павел Павлович, футурономия не занимается предсказаниями. Я не умею прогнозировать.

— Насколько я понял суть ваших занятий, — сказал подполковник строго. — Вы разбираетесь в тенденциях. Поделитесь со мной.

— Наверное, так можно сказать. Но поможет ли это вам? Но я изучаю и причины отсутствие тенденций.

— А вот и посмотрим. Справитесь ли.

— Пока разговор пустой. О чем вы хотели у меня спросить? — Уилову надоело ходить по кругу.

— Как вы относитесь к инопланетянам?

— Никак не отношусь. Как правильно однажды сказали дети футурологов: «Прилетят инопланетяне, но роботы их победят».

— А если серьезно?

— Это был бы типичный «Черный лебедь» — событие, которое нельзя предсказать, воздействие которого на нашу реальность было бы грандиозным. Положительное или отрицательное установить заранее нельзя.

— Потому что вы пока не знакомы с конкретными фактами такого влияния?

— Да.

— А если бы такие факты стали вам известны?

— Если бы да кабы, во рту выросли грибы.

— Я предоставлю достаточно информации, чтобы вы смогли сделать свои футурономические выводы.

— Я ослышался?

— Нет.

— Правильно ли я понял, что на Землю прибыл ип?

— Совершенно верно.

— Один?

— Это предстоит узнать вам, Уилов. И помощников у вас не будет.

— Даже вы не поможете, товарищ подполковник?

— О, я уже дезертировал.

— Но почему?

— Очень страшно.

— Вы боитесь ипа?

— Да. И не скрываю этого. Потому что это было бы нечестно по отношению к моему воинскому долгу и Родине. Народ будет думать, что я справлюсь и выполню приказ. Но я-то знаю, что не смогу. Понимаете, нельзя сказать, что я струшу, когда его увижу. Я его уже увидел, и уже струсил. Я боюсь подойти к нему. Меня можно будет простить только в том случае, если я уговорю вас, Уилов, выполнить эту работу.

— А если и я испугаюсь.

Подполковник обидно засмеялся.

— Нет, вы не испугаетесь. Я знаю. Я наводил справки.

— А если все-таки струшу?

— Мир погибнет.

— Ерунда.

— Хотите поэкспериментировать? Опыт поставить? Не боитесь проиграть? Теперь это будет на вашей совести.

Пришлось Уилову соглашаться. Честно говоря, ему и самому очень хотелось лично встретиться с настоящим инопланетянином и поговорить с ним о будущем и других важных вещах. Если уж он сумел добраться до Земли, преодолев гигантское расстояние, то уж и о будущем должен знать больше, чем он, скромный футуроном. Пусть расскажет.

Интересно будет узнать, по каким законам развивается разумная жизнь в отдаленных уголках Космоса. Подобна ли земной? Или ее развитие зависит от слепого случая. Или еще любопытный вопрос, удалось ли инопланетянам создать что-то подобное искусственному интеллекту? Существуют ли какие-нибудь общие законы развития разумных существ? Или они зависят от конкретных условий?

Любопытство, конечно, замечательное качество, без которого человек никогда не станет ученым. Уилов считал себя настоящим ученым, для него каждая возможность узнать что-то новое об окружающем мире, была подарком судьбы. Он не смог бы отказаться от участия в самом первом контакте с инопланетным разумом, даже если бы эта работа сопровождалось очевидной опасностью для жизни. Это была неимоверная удача. Уилов благодарил судьбу за то, что она предоставила ему шанс поучаствовать, может быть, в самом великом событии за всю историю существования человечества.

Но нельзя было забывать и о том, что встреча с ипом может окончиться катастрофой. Уилов с ужасом думал о том, что не справится и не сможет договориться с ипом о взаимном уважении и установлении взаимовыгодных отношений. Но еще хуже будут обстоять дела, если ип не будет учитывать интересы землян и пожелает устроить на Земле колонию, посчитав людей своей добычей и сделав их своими рабами. Вероятность такого развития событий была не велика, но заранее отбрасывать ее не следовало. Теперь он понимал, что такое груз ответственности, который придавил подполковника.

Необходимо было подготовиться к переговорам и, по крайней мере, познакомиться с той информацией, которую уже удалось добыть. Наверняка, что-то важное подполковник должен рассказать.

— Расскажите все, что вы успели узнать, — попросил Уилов.

К его удивлению, подполковник сразу погрустнел, можно было подумать, что воспоминания доставляют ему физическую боль.

— Павел Павлович, вы должны передать мне дела.

— Он просит называть себя Трофимом, — сказал подполковник, с трудом выговаривая слова. — Выглядит как обычный молодой человек. Можно подумать, что он и в самом деле вежливый и воспитанный человек, но он не человек.

— Правильно ли я понял, что вы с ним разговаривали?

— Да, он разговорчивый.

— Ругается и угрожает?

— Нет. Говорит, что прибыл со своей планеты, чтобы принести нам счастье.

— Надо ему разрешить.

— У меня не получается, — признался подполковник.

— Не знаете, что он называет счастьем?

— Он не говорит.

— Пригласите специалистов. Наверняка, есть какие-нибудь астрономы или фантасты. Вот кто должен разбираться в пришельцах.

— Мы пригласили такую парочку. Но стало еще хуже. Трофим невзлюбил фантаста.

— А тот?

— У фантаста нашего, вроде бы, голова поехала. От страха. И астроном ему поддакивает: «Страшно, не будем с вашим Трофимом общаться. Отпустите нас».

— Не захотели, значит, дождаться окончательной победы счастья над человеческими невзгодами. Струсили, когда осталось потерпеть еще совсем немного.

Подполковник загрустил.

— Хотел сказать: «Посмотрю, как вы себя поведете». Но даже на это у меня храбрости не хватит. Передам вам дела и свалю подальше, чтобы найти меня не смогли. Никогда не был трусом, но всему есть предел. Не человеческое это дело — с Трофимом общаться.

— А почему вы думаете, что я справлюсь? — спросил Уилов.

— Ничего такого я не думаю. Но если у вас ничего не получится, в гибели человечества будете виноваты вы — Уилов. Ваше имя будет записано на позорной странице. И последние люди на Земле будут умирать, проклиная вас. Мы, подполковники, позора избегаем.

Разговор этот не понравился Уилову. Явный бред, если разобраться. Понятно было, что сам подполковник ничего внятного рассказать не сможет, придется задавать ему наводящие вопросы.

— Чего вы боитесь?

— Я знаю о Трофиме больше других. Как я должен относиться к существу, который защищен от любого физического воздействия защитным полем. Мы, земляне, не можем нанести ему вред. Полицейский попытался безуспешно обработать его дубинкой, но даже не смог до него дотронуться. А еще я видел, как в Трофима стреляли, но пули отскакивали, словно заговоренные. Понимаете, он сильнее любого человека, в его распоряжении оружие огромной разрушительной силы, по нашим понятиям, он обладает возможностями, о которых мы не подозреваем. И при этом ничего не можем ему противопоставить. Для меня это достаточный повод для страха. К тому же я уверен, что пришельцы собираются использовать людей как пушечное мясо. Мы за них должны будем умирать.

— Понятно. Ваши астроном и фантаст тоже боятся могущества Трофима?

— Нет. С этими дело еще хуже. Если бы я не знал о возможностях Трофима, я бы подумал, что они сошли с ума.

— Рассказывают о невозможных вещах?

— Слова используют понятные, истории получаются фантастические.

— Это как?

— Не знаю, что между ними произошло, однако так получилось, что Трофим невзлюбил фантаста. Что между ними произошло — не мое дело, боюсь даже представить. И вот фантаст мне рассказывает, что Трофим перенес его в сибирскую тайгу, как — он и сам не знает. И заставил очень долго выбираться из таежной чащи, в поисках человеческого поселения. Это оказалось чудовищно мучительно. Для Трофима время — пустой звук. А для фантаста нет. Несколько минут его реальной жизни вместило несколько месяцев скитаний и физического унижения. Если Трофим хотел наказать фантаста, это ему удалось в полной мере. Но до убийства дело не дошло.

— Как вы думаете, чего добивался Трофим?

— Мне откуда знать. Фантаст ничего не понял. Сказал только, то ип задавал ему дурацкие вопросы. Что такое хорошо? Что такое плохо? Что такое справедливость? Что такое честь? И прочее, в том же духе.

— Что-нибудь еще?

— Это все, что я знаю.

— Я могу поговорить с астрономом и фантастом?

— Нет. Уволились и исчезли, но даже если вы их найдете, говорить о Трофиме они откажутся. По-моему, им страшнее, чем мне. Хотя поверить в это трудно. Теперь наступила моя очередь исчезнуть.

— Когда я смогу встретиться с Трофимом?

— Громко скажите, где хотите с ним встретиться. Он обязательно придет.

— Трофим, я жду у себя в этом кабинете завтра в пять часов вечера, — сказал Уилов, удивляясь, как глупо это звучит.

Подполковник кивнул.

— Не сомневайтесь. Он обязательно придет. Кажется, что для него эта встреча важнее, чем для нас.

Конечно, Уилов было интересно лично встретиться с настоящим инопланетянином. Если постараться и задать правильные вопросы, можно будет узнать, как к земной цивилизации относятся чужие разумные гуманоиды. Считают ли равными себе? Или, хотя бы, верят ли в то, что человеческий мозг можно будет со временем развить до галактического уровня? Почему контакт с ними долго не удавалось установить? Неужели правдив популярный анекдот: земляне настолько отвратительные существа, что внеземной разум брезгует с ними общаться. Так ли это? Хотелось бы получить опровержение из первых уст.

Есть и еще интересные вопросы.

Как всегда у Уилова сначала проявилось любопытство. И только потом ответственность. Нет, ну, в самом деле, придет к нему в гости инопланетянин, захочет поговорить о важных делах и увидит, что пол грязный, мусор не вынесен, посуда не помыта, пыль не вытерта, вещи разбросаны самым неряшливым образом. Хорошо ли это? Правильно ли поймет ситуацию чужой разум? Захочет ли говорить о важных вещах с грязнулей? Не подумает ли, что все земляне такие неряхи? Не решит ли, что с такими неорганизованными существами нет смысла говорить о серьезных делах? Развернется и пойдет своей дорогой, посмеиваясь и сочиняя, как посмешнее рассказать своим друзьям про неудачливую человеческую цивилизацию, которая мусор научилась производить, а убирать за собой еще нет. С такими не договариваются.

Пришлось Уилову на время забыть о своих глубоких футурономических проблемах, достать пылесос и заняться уборкой помещения. Почему-то ему подумалось, что пыль инопланетяне ненавидят особенно сильно.

И вот относительный порядок в квартире был наведен. Не полный, естественно, только в первом приближении. Оставшиеся огрехи можно будет списать на творческий беспорядок, без которого плохо думается и работается, и индивидуальные представления о жизненном удобстве. Разумное существо должно в таких делах разбираться.

Теперь можно было отдохнуть и выпить чашку кофе, но Уилов не успел. На пороге появился инопланетянин, как будто ждал, когда пылесос будет убран.

— Трофим, что ли? — глупо спросил Уилов.

— Он самый, — ответил инопланетянин. — Вижу, что вы меня ждали. Помещение содержится в относительном порядке. Это комплемент.

— Спасибо.

— Можно я пройду внутрь помещения?

— Да, конечно, проходите.

Надо сказать, что Уилов был немного разочарован. Он ожидал увидеть могучего, тренированного астронавта, совершившего в замороженном состоянии тысячелетний межзвездный перелет. Но Трофим оказался тщедушным молодым человеком, рыжеватым, угловатым, неуклюжим и застенчивым.

— Вообще-то, я очень сильный, — сказал Трофим, который почувствовал, что Уилов рассматривает его. — Хотите, я одной рукой подниму ваш диван?

— Нет, — автоматически быстро ответил Уилов, но потом передумал, потому что на этот бессмысленный подвиг было любопытно посмотреть. — Попробуйте, наверное, это позволит относиться к вам серьезнее.

Трофим поднял диван. Видно было, что он тоже нервничает, и это простое физическое действие позволило ему успокоиться.

— Можете опустить диван. Вес зафиксирован, — сказал Уилов с уважением.

Они уселись в удобные кресла на колесиках, которые Уилов использовал для встречи особо дорогих гостей (если, конечно, не нужно было вести записи на бумаге или на компьютере), и некоторое время разглядывали друг друга. Привыкали.

Нельзя сказать, что Трофим вызвал у Уилова симпатию. Это было странно, обычно он ко всем людям относился с пониманием, пока они не совершали что-то гадкое. Но Трофим не был человеком. И это почему-то не позволило Уилову чувствовать себя в привычной безопасности. Неужели, сработало предчувствие? «Надеюсь, что мое предчувствие ошибается», — подумал он.

— Вы моя последняя надежда договориться с людьми. Почему-то у меня не получается. Я стараюсь, но не смог стать убедительным, — сказал Трофим.

— Вы действительно инопланетянин?

— Да. Это так.

— Почему, собственно, я? У меня нет опыта общения с инопланетянами.

— Мне сказали, что вы думаете не так, как остальные люди. Это оставляет шанс, что мы поймем друг друга, — Трофим улыбнулся.

— Честно говоря, меня интересует только будущее. Не инопланетяне.

— Если договоримся, ваше будущее изменится самым решительным образом. Вам понравится.

— Звучит неубедительно, — сказал Уилов.

— Почему?

— Будущее нельзя предсказать. Не в том смысле, что невзгоды обязательно появятся невесть откуда. Могут и не появиться. Но нельзя заранее рассчитывать и на что-то хорошее.

— Почему?

— Велика вероятность того, что надежды на светлое будущее сорвутся в самый неподходящий момент.

— Звучит цинично.

— Нет. Это научный факт.

— Это все, что вы, земляне, знаете о будущем?

— Мы наблюдаем за тем, как оно проявляет себя и стараемся не пропустить ни одного важного события. Фиксируем помаленьку и анализируем.

— Например?

— На Земле появились инопланетяне. Я смотрю на вас и знаю, что это факт. А вот хорошо это или плохо, я не могу сказать. Чтобы составить объективное мнение, мне нужно учесть тысячи факторов. Для этого потребуется масса информации и куча времени. Даже, если вы будете убеждать, что привезли чемоданы, полные бесплатного счастья, верить я не должен.

— Но это действительно так. У меня для вас запасены чемоданы счастья!

— Вам кажется, что для землян ваши штучки — это счастье. А у нас может быть совсем другое мнение.

— Неужели вы, земляне не мечтаете о лучшем? — спросил инопланетянин.

— Этим занимаются фантасты.

Трофим помрачнел.

— Я знаю только одного вашего фантаста. Полняева. Он мне не нравится. У него убогая фантазия.

Уилов рассмеялся.

— Я сказал что-то смешное? — спросил Трофим.

— Нет-нет, все в порядке. На прошлой неделе мой друг Куропатов прочитал стихотворение о фантастах. Стихи — его страсть.

Глухой как тетерев, слепой как крот,

Покуда я ещё не склеил ласты,

Пытаюсь разобраться, что нас ждёт,

Ответьте мне, товарищи фантасты!

Покрылся рясой бурный водоем,

И водоросли плавают в заливе.

Куда мы, приблизительно, плывём,

Хотя бы в среднесрочной перспективе?

Мне нужен ободряющий пример,

Чтоб успокоиться, ведь час неровен,

И я ослепну, так же как Гомер,

Или оглохну, так же как Бетховен.

Попробуйте на пальцах объяснить,

Что нас за поворотом поджидает,

Куда ведёт нас Ариадны нить,

И кто на том конце ее мотает?

Сложила крылья птица Гамаюн,

Не ведая про власть кватернионов,

Летают кварки вдоль звенящих струн

Вдали от калибровочных бозонов.

Вы — знатоки Ефремова и Лема,

И ваша помощь мне сейчас нужна.

Четвертый день космическая тема

Меня не отпускает допоздна!

Молчат фантасты, видно не досуг,

А может, не услышали вопроса.

Молчит, как огорошенный, Фейсбук,

И монитор поглядывает косо.

Я новое письмо отправлю завтра,

А это утром выкину в ведро.

Не зря ведь повстречал я космонавта,

Он шел с дубинкой к станции метро.

Стихотворение Трофиму не понравилось.

— Вам следует тщательнее отбирать людей, которым поручено заниматься фантастикой. В список попадает много случайных людей, интеллектуально не готовых общаться с продвинутыми цивилизациями. Вам нужно вести себя решительнее. Фантастика —

— Мы их не отбираем. Они становятся фантастами без разрешения, по собственному желанию.

— Я занимался этим вопросом. Попытки воспитать и назначить предпринимаются, но пока неудачны.

— Это кто же их воспитывает? Инопланетяне? — пошутил Уилов.

— Мы пробовали, но это, наоборот, привело к тому, что теперь любые формы инопланетной разумной жизни вызывают у ваших фантастов животную ненависть.

Уилов оживился.

— И такое стихотворение мне Куропатов прочитал.

Вот вы глядите на меня,

Такие милые, зеленые.

Глаза у вас вполне смышленые,

Но нет в них божьего огня.

Тарелка ваша хороша,

Она такая вся прозрачная.

Но если надо, однозначно я

Пальну по ней из калаша.

Мигает лампами прибор,

И считывает мысли запросто.

А у меня в руках топор,

Так что не очень тут, пожалуйста.

Мы вам, наверное, смешны,

И выглядим как питекантропы.

Но ваши лазерные раструбы

Здесь совершенно не нужны.

Включайте ваш галактолет,

И убирайтесь по-хорошему.

Не то я позову народ,

И мы вас порубаем в крошево.

Вот мы нальем для куражу,

И вас размажем бронепоездом.

Я это точно вам скажу,

Как гуманоид гуманоидам.

— Можем ли мы относиться с простодушным доверием к землянам, если они сочиняют такие стишки? — Трофим рассердился.

— Это была шутка. Привыкайте к тому, что у людей есть некое оригинальное чувство — юмор. Мы любим смеяться даже над вещами, приносящие нам боль. А уж над гуманоидами, которых мы в глаза не видели, сам бог велел. Мы считаем их мелкими и зелененькими. Уверяю, что это совершенно необидно.

— А если я начну над вами издеваться, вы тоже не обидитесь? — спросил Трофим.

— Вам нельзя, вы — гуманоид.

— Кстати, а зачем вы вообще на Землю прибыли? — спросил Уилов. — Какова ваша цель? Неужели земляне кажутся настолько привлекательными партнерами, что вы им простите даже насмешки?

— Выполняем правительственный план по поддержке самобытных разумов. Наши мудрецы вдруг озаботились сохранением разнообразия интеллектуального достояния Галактики. Не самое умное их решение, но его нужно выполнять. Таковы правила.

— На что вы рассчитываете?

— На взаимовыгодное сотрудничество, естественно. Вы чего-нибудь попросите у нас, а мы у вас. К взаимному удовольствию. Лучше дружить, чем ругаться.

— Но мы не умеем мгновенно передвигаться по Галактике. Это значит, что уровень технологического развития Земли, с вашей точки зрения, крайне низок. Так чем мы сможем вас заинтересовать?

— Не волнуйтесь, ничего важного не попросим, да еще и щедро заплатим за услуги. Вы еще и посмеетесь над нами. Потому что получите от нас действительно важные вещи, а расплатитесь какой-нибудь ерундой.

— А если мы не захотим отдавать вам нашу ерунду?

— Это будет нечестно и подло. А с нечестными мы не связываемся.

— Что ж, проваливайте. Мы вас не звали.

— Но тогда вы не получите наш огромный подарок.

— А вы не получите от нас нужную вам ерунду.

— Проиграем и вы, и мы.

— Нельзя проиграть, если не играешь, — с улыбкой заметил Уилов.

— Вы уже играете. Не догадываетесь пока, но рано или поздно понимание придет. И промедлив, отказавшись от честного договора с нами, вы слишком много потеряете. И не простите себе этой заминки до конца своей жалкой жизни.

— Я как-нибудь без вас разберусь с качеством моей жизни, не нуждаюсь в оценщиках.

— Виноват. Беру свои обидные слова обратно.

Уилову показалось, что он ведет беседу с дьяволом, цель которого за бесценок выкупить его душу. Даже не так. Скупить души всех людей. О, перед ним в кресле обнаружилось существо, пожелавшее стать хозяином всего человечества. Это было очень неприятно. За себя он не волновался. Футуроном слишком много знает о будущем, чтобы переживать из-за такой мелочи как самодовольный мошенник. Стоило подумать о том, какую цену он запросил бы за свою душу, если бы хотел с ней расстаться. Но не смог придумать ничего путного. Честно говоря, это было обидно. Он дожил до сорока лет, но так и не обзавелся страстью, ради которой стоило бы заложить душу. Но хуже было то, что он как футуроном, не удосужился узнать о том, на какую цену согласились бы другие люди. А ведь недоступные желания — важнейший фактор, влияющий на ближайшее будущее. Это была его явная недоработка.

— Допустим, — сказал Уилов. — Но чем же вы хотите соблазнить человечество? Неужели есть что-то важное для всех-всех людей? Мы не можем придумать себе общее будущее, устраивающее хотя бы достаточно большую часть населения. О том, что можно построить утопию, которая бы объединила всех, глупо даже мечтать. Люди слишком разные. У каждого свои планы, идеи, мечты. И желания разные. И они не могут договориться. Что хорошо одному, плохо другому. Всегда так было. И всегда так будет. Иначе человечество перестанет существовать. Но даже такой простой вывод не может объединить людей по-настоящему. Попытки сделать одинаковыми всех не прекращаются. Но с каждым разом идейки становятся все мельче и невразумительнее. Хорошо бы обнаружить что-то общее, но что-то я сомневаюсь.

— Вот вы, Уилов, пытаетесь исследовать будущее. Но если я правильно вас понял, получается, что у вас, землян, нет будущего.

— Будущее есть. Только мы не можем предсказать, каким оно будет.

— Для нас это звучит слишком глупо.

— Значит ли это, что вы научились конструировать будущее? — удивился Уилов.

— Это не труднее, чем путешествовать по Галактике.

— Наверное. Верю.

— Не секрет, что для нас это одно и то же.

— Как это?

— Сначала договор, детали и подробности потом.

Уилов не сомневался, что его хотят обмануть. Это было понятно хотя бы потому, что на прямой вопрос: чем ипы хотят соблазнить людей, ответа не последовало. Каждому человеку дадут по стеклянному шарику?

Словно услышав его мысли, Трофим подмигнул и продолжил разговор об интересующих его соглашениях. Наверное, ему показалось, что он заинтересовал Уилова.

— Я уже говорил, что мой народ сделает все от него зависящее, чтобы облегчить существование землян. Наша помощь принесет пользу, сделает успешнее и счастливее. И это не пустые слова. Разве вам не известно, что великая помощь человечеству мною уже оказывается?

— Какая помощь?

— Вот это лекарство, — Трофим вытащил из кармана пузырек с желтенькими пилюлями. — Казалось бы, всего лишь пилюля. Однако люди, приняв ее внутрь, перестают болеть и стареть. Более того, многие молодеют, пока не достигают оптимального возраста. У каждого человека он свой, иногда преображение выглядит забавным. Но всегда приносит счастье и удовлетворение. Достаточно одной дозы. Тысячи людей уже получили мою пилюлю. Пока еще никто не жаловался. Остаться молодым и здоровым на долгие годы все хотят.

Добавилась еще одна проблема. Уилову хотелось бы узнать, почему подполковник не рассказал ему о чудесных пилюлях долголетия? Грустно думать, что он отоварился инопланетным подарком, остался доволен и не собирался ни с кем делиться. Это было бы глупым поступком. Более того, бессмысленным. Трофим, наверняка, раздавал снадобье всем встречным-поперечным, ему очень нужны были сторонники. И, конечно, помощники. Так что о пилюлях знает уже множество людей. В тайне сохранить такой факт невозможно. Получается, что подполковник действовал инстинктивно. Так сработала его жлобская натура. Уилов в сказочные инопланетные технологии не верил. Человеческое здоровье, а тем более замедление старения требовало не только абсолютного знания анатомических особенностей организма, но и людской психологии. А это требует дополнительных затрат. Можно было не сомневаться, что чудодейственная пилюля — чистой воды надувательство и мошенничество.

— Бессмертие обещаете? — спросил он.

— Нет. Только долголетие. Гарантия безболезненной молодости до 118 лет.

— А что так?

— Это все, что мы можем сейчас предложить. Не могу исключать, что со временем, после заключения договора, учитывающего интересы обеих заинтересованных сторон, можно будет говорить о продлении строка активной жизни землян. Но, конечно, только при добровольном согласии и проявлении благодарности.

Уилов отметил, что благодарности, судя по всему, ип пока от людей так и не добился. Это было непонятно и странно.

— Вы, насколько мне известно, общались с многими людьми, были с ними вежливым и приветливым, обещали новую прекрасную, долгую и активную жизнь, как вы выразились. У вас должна быть целая армия сторонников. Но вместо того, чтобы использовать их для своей пользы, вы пришли ко мне.

— Увы, я оказался плохим психологом. У меня ничего не получилось. Люди меня боятся.

Может быть, это был хитрый прием, но Трофим начал жаловаться на землян, которые воспринимали все его добрые начинания с удивительным неприятием. Уилов должен был, наверное, после такой проникновенной речи, посочувствовать и полюбить инопланетянина и помочь ему добиться принятия плана мирного договора. Но он сумел удержаться от столь безумного поступка. Надо сказать, что речь Трофима оказалась на удивление человеческой. Он обвинял людей в том, что решение они принимали, исходя из личных корыстных интересов, пренебрегая выгодой человечества. Что по его мнению было бы правильнее.

Охранник из магазина страдал потому, что не может избить провинившегося покупателя. По должностной инструкции караульной службы ему запретили поступать так чаще, чем раз в месяц. Лимит был выбран. Попытка Трофима объяснить, что ему витрину пришлось разбить только для того, чтобы вступить в переговоры, оставила охранника равнодушным. Его не интересовала выгода человечества.

Полицейский, сержант Волов, попытался проучить Трофима, пустив в ход свою рабочую дубинку. Это не удалось, сработало защитное поле. С этим человеком нельзя было договориться. Для него любой, на кого не действуют методы физического воздействия, враг по определению. Довериться такому человеку сержант Волов не мог, потому что боялся. А уж договариваться с ипом, обладающим абсолютной защитой, он бы не стал при любых обстоятельствах. Такой субъект мог отлупить любого, не опасаясь последствий. И Волов не удивился бы, если бы Трофим начал с него.

Следующий кандидат в переговорщики, подполковник Павел Павлович, испугался еще сильнее. Не за себя. За планету Земля. Для него была невыносима ситуация, когда все оружие, имеющееся в его распоряжении, мощью которого он с полным основанием до сих пор гордился, оказалось бесполезным. В такой ситуации заключить договор с ипом означало одно: позорную капитуляцию. К этому он был не готов.

Трофим попробовал использовать прямой подкуп. Он стал раздавать свои таблетки здоровья в ближайшей аптеке. Там он познакомился с врачом терапевтом Кутько, который отнесся к деятельности Трофима положительно. Рассчитывал, что откроет совместно с инопланетянином Закрытое Акционерное Общество и обогатится, продавая пилюли долголетия по высокой, но доступной для широких слоев населения цене. Но когда выяснилось, что одной пилюли хватает на всю жизнь, и раздает их Трофим бесплатно, энтузиазм Кутько немедленно угас. Договор с ипом лишал его работы и доходов. Ясно, что в союзники он не годится.

Большие надежды Трофим связывал с интеллектуалами и профессионалами. Даров — астроном, знакомый с работами по поиску инопланетян. Полняев — фантаст. То есть человек, для которого сюжеты с инопланетянами — хлеб насущный. На эту парочку Трофим надеялся особо, но не вышло и с ними.

Астроному Дарову не понравилась способность ипов практически мгновенно перемещаться на огромные расстояния и совершать межзвездные перелеты. Это подорвало его веру в научную картину мира. Он посчитал, что его обманули и предали. Его знания оказались ложью. Не удивительно, что предложение продлить никчемное существование он воспринял как личное оскорбление. Долго-долго жить жалким неучем и глупцом, потерявшим возможность заниматься наукой, а ведь это единственное, чему он научился. Даров попробовал разузнать у Трофима хотя бы самые общие положения нового знания. Но тот и сам не знал подробностей. «Как вы к нам сумели прилететь? Какие физические принципы для этого использовали»? — спрашивал Даров. И получал ответ: «Да какая разница, раз я уже здесь! Землянам этого не нужно знать, стройте свои гигантские ракеты, они очень красивые». Даров возненавидел Трофима. Его страх перед ним был вполне обоснован: пропасть в знаниях делало взаимовыгодное сотрудничество невозможным, а тем более конкуренцию. Даже в познании мира. Наступил конец иллюзиям.

Фантаст Полняев невзлюбил Трофима без причин, этого требовала его профессиональная совесть. Наверное, слишком много фантастических книг прочитал. А там, понятное дело, чужой разум, как правило, враждебен человеческой цивилизации. Бывает, что и разумная плесень что-нибудь подлое придумает, а уж гуманоиды… Этот испугался от излишней начитанности.

— Вам просто не повезло, — сказал Уилов. — Среди людей есть любители экстремального разума.

— Но они не принимают решения.

— Наверное. Наша цивилизация предохраняется, не давая таким людям пробиться к власти.

— Вот и получается, что моя последняя надежда — это вы, Уилов.

— А что со мной не так?

— Вы отличаетесь от своих однопланетников тем, что интересуетесь будущим. А это значит, что вы способны отличить разовый доход от долговременной выгоды. Понимаете, принциальную разницу между фактами и тенденциями. Я предлагаю вам достаток и благоденствие. Потом, в будущем.

— Бесплатно, что ли?

— Можно и так сказать. Почти. Точнее, мы готовы вам даже приплатить.

— Анекдот я вспомнил. Тихий вечер. Человек сидит в удобном кресле и читает интересную книгу. Вдруг звонок в дверь, целые трели. Потом в дверь начинают стучать. Сначала кулаком, потом и ногами. «Кто там?» «Открывай, это я, твое счастье». «Ух ты». «Не веришь»? «Верю-верю, но уж очень настойчиво ты ломишься в мою дверь».

— Никогда не понимал земные интеллектуальные анекдоты.

— Все просто. Мне показалось, что вы заинтересованы наделить счастьем людей, в котором они не нуждаются. По этому поводу у нас говорят: «Насильно осчастливить нельзя»!

— Но вы еще не выслушали предложение. Мы обещаем обеспечить всех людей счастливой долголетней жизнью. Каждый человек проживет до 118 лет, оставаясь молодым и абсолютно здоровым. По существу, мы предлагаем вам прожить дополнительную активную жизнь. Или три, если правильно посчитать. Что же в этом плохого?

— Безвозмездно? Даром?

— Разве это так важно?

— Да.

— Я никогда не скрывал, что наше сотрудничество должно быть обоюдным и честным.

— Чего же вы потребуете от нас? Воду? Полезные ископаемые? Воздух?

— Нет. У нас этого добра хватает.

— И все-таки бесплатно?

— Любой альтруизм не безграничен. О своей выгоде мы не забываем. Только так может быть создана великая цивилизация. И потом — человечеству было бы стыдно и неприятно получать подарки, оставаясь неблагодарными попрошайками.

— И вы хотите получить от нас…?

— Только то, что вам, в принципе, не принадлежит.

— Конкретнее.

— После 118 лет люди должны попасть в полное наше распоряжение.

— Вы меня удивили, — признался Уилов. — Что это значит — в полное распоряжение?

— Я не могу ответить. Существует несколько способов подобного использования. Но какое отношение это имеет к нашему договору? Зачем торговаться о том, что вам не принадлежит.

— С какого-то момента наши жизни перестанут нам принадлежать? Абсурд!

— С момента подписания договора, — сердито сказал Трофим. — Если, конечно, он будет подписан. Земляне должны понять свою выгоду и отплатить добром. Сейчас лишь единицы доживают до 118 лет. После нашего вмешательства это станет нормой. Такова наша услуга. Приведу немного общеизвестных цифр. Сейчас средняя продолжительность жизни землянина — 75 лет. Значит, мы продлеваем на 43 года их фактическое существование, причем люди могут выбрать для себя оптимальный возраст, который обеспечит наилучшее интеллектуальное и физическое состояние. Люди не будут болеть и стареть. Правда, здорово! На этот промежуток вашей жизни мы не претендуем, распоряжайтесь им по своему усмотрению. Нам до этого нет дела. Но, повторюсь, подарочный режим ограничен 118 годами вашей жизни. После чего наша поддержка заканчивается. Но я напоминаю вам об этом только для того, чтобы вы окончательно поняли, что жизнь после 118 вам не принадлежит, и согласились с этим бесспорным и не обсуждаемым фактом. Можно сделать правдоподобные предположения о том, что произойдет, когда отведенное время закончится. Если повезет, люди умрут. Скорее всего, прекращение жизни будет болезненным. Согласитесь, что такой исход выглядит глупо. Это только один из возможных исходов и его легко избежать. Вы можете быть полезны нам. А это значит, что мы сможем договориться. Было бы правильно, если бы вы ответили на наш подарок своим подарком: добровольно предоставили свои отмирающие тела в наше распоряжение. Вроде бы все верно. И справедливо.

— Мучить все-таки будем?

— Нет, конечно. Мы брезгливые.

— Зачем мы вам понадобились?

— Даже мне известны десятки способов использования разумных существ с пользой для науки, искусства и новых технологий. Ваше существование принесет пользу нашей галактической цивилизации. Можно будет провести множество полезных опытов. Вам будут доверены работы с радиоактивными материалами. Эксперименты с новыми лекарствами. Подключение жабр и отработка питания от солнечных батарей, вживленных в тело. Неоценимым станет ваш вклад в создание новых технологий. Наша промышленность испытывает нехватку в биологических материалах. Они необходимы для совершенствования рабочих роботов и повышения их производительности труда. Для некоторых других работ нам требуются живые человеческие органы. Интерес у конструкторов вызывает ваш мозг. Его хотят использовать для управления космическими аппаратами. Таким образом исполнится ваша мечта: вы поучаствуете в освоении космического пространства. Но это предложения касаются только ваших интеллектуалов, отбор которых будет произведен заранее. Остальных будут использовать в массовых зрелищах и развлечениях. Например, в потешных боях, в качестве гладиаторов. И в спортивных соревнованиях, в качестве живых мишеней. Ваши воины будут задействованы в миротворческих операциях для подавления бунтов аборигенов. Так что скучать не будете.

— Вы это серьезно?

— По-моему, очень выгодное предложение.

— Но мы никогда не согласимся.

— Почему?

— Наша жизнь потеряет смысл. Такой договор лишит нас будущего. Мы будем знать, что пройдет какое-то время и нас используют для чуждых нам дел, потому что сами мы никакой ценности не представляем. Мы должны будем смириться с тем, что мы силос, биомасса. Простите, нам легче посчитать биомассой вас, Трофим. Поскольку вы лишены морали, милосердия и совести. То есть, вы лишены души, а потому всего лишь животное. Вы не понимаете, что ваше предложение распространяется не только на нас, но и на наших детей. Вы хотите, чтобы мы обрекли наших детей на вечное рабство, продали их за жалкое продление бессмысленного существования? Этому не бывать. Как сказал один умный человек: «Зачем вам бессмертие, если вы не в состоянии распорядиться и своей данной вам природой жизнью»?

— А может быть, вы научитесь?

Уилов рассмеялся.

— Учиться холопству? Вот так занятие.

— Не в первый раз человечеству нужно учиться новым принципам жизни. Включится механизм приспособления, и все само собой образуется.

— Если вы попытаетесь склонить нас к договору… Язык не поворачивается так называть ваше предложение. Если будете настаивать или примените силу, мы будем сопротивляться. Не стоит рассчитывать на вашу силовую защиту. Наши умельцы очень быстро вскроют ее. Даже не сомневайтесь. Война будет жестокой. Это вы должны понимать. И шансов выиграть ее, у вас нет. Потому что мы будем защищать свою землю.

— Я уже говорил, — сказал Трофим мягко, — что мы хотим договориться. Рассчитываем на добровольное сотрудничество. Принуждать вас никто не собирается. Рано или поздно вы поймете, как вам посчастливилось. Наше предложение остается в силе. Не спешите с ответом. Тщательно все обдумайте. Мы вас не торопим.

— Если мы откажемся, вы оставите нас в покое?

— Конечно.

— Так вот я вам говорю: «Проваливайте»! Это наш окончательный ответ.

— Этого достаточно. Ваше поколение упустило свой шанс. Мы оставляем за собой право повторить наше предложение через сорок лет. Появятся новые люди, не сомневаюсь, что они будут умнее.

— Мы будем готовы сопротивляться.

Трофим засмеялся.

— Для начала поговорите с людьми, которые получили пилюли долголетия. Ваш отказ договариваться уже сказался на них. К ним вернулись болезни и многие из них умрут уже сегодня. Придумайте, что вы скажите им!

— Проваливайте, Трофим. Вам здесь не рады.

Трофим исчез.

И вот рассказ был закончен. Даже не разбирающийся в психологии человек заметил бы, какое облегчение испытывает Уилов. Он готовился произнести его сорок лет. Наверняка репетировал. Часто проговаривал, чтобы не забыть важные детали. И вот дождался долгожданных гостей, освободился от тяжелого груза и теперь свободен. Но эйфория длилась не долго. Несколько мгновений. Это ведь было не приятное воспоминание, а напоминание о тяжелой и опасной работе, которую рано или поздно придется сделать. И этот момент наступил. Делать надо было сейчас. Ип вернулся.

— А давайте его поймаем, — сказал Горский.

— Как же вы его поймаете? — удивился Уилов. — Его защитное поле обеспечивает полную безопасность. Нам сквозь него не пробиться.

— Есть у нас методы против вашего Трофима! — сказал Зимин. — Мы многому научились за сорок лет.

— Хорошо, — Уилов не стал спорить. — Предположим, что вы его поймаете. Но что вы с ним собираетесь сделать, пытать будете или сразу убьете?

— Исследуем его. Собственно, в этом и состоит наша работа, — сказал Горский.

— Получим ответы на вопросы: кто, почему, зачем и как, — уточнил Зимин.

— Он будет выкручиваться, злобствовать и попытается вас обмануть!

— Не думаю. Судя по вашему рассказу, он парень разговорчивый. Его задача — переговорить нас, так что беседа будет горячей.

— Удачи вам. К сожалению, я помочь вам не смогу, староват я за гадами бегать, но в допросе поучаствовать могу. Рассчитывайте на меня. В конце концов, это и моя война. Отсидеться в окопе мне не удастся.

— Будем держать вас в курсе дела, — сказал Горский.

Быстро дошли до Благовещенского моста. Свежий ветер с залива добавил мозгу кислорода. А подумать было о чем. Информация, которой поделился Уилов, изменила представление об истинных намерениях инопланетянина. Дело оказалось серьезнее, чем можно было посчитать до разговора с Уиловым. Ипы оказались ближе, настойчивее и опаснее. Теоретическая проблема стала практической. Необходимо было немедленно принимать решение.

— Как ты думаешь, Трофиму удастся уничтожить человечество? — спросил Горский.

— Сомневаюсь. Во-первых, он не ставит перед собой такой цели. Он стремится к выгоде. Но нельзя нажиться на том, чего нет. Потеря человечества для него станет упущенной выгодой. Во-вторых, мы контролируем его фантазии и не допустим опасных действий, — ответил Зимин.

— Все его возможные симуляции? Разве это возможно? В любой момент он придумает что-то оригинальное.

— Сомневаюсь. Он использует для своих забав нашего клиента Филимонова и тщательно разработал мир вокруг этого персонажа. Я подсадил Филимонову маячок — крохотную программку, которая сообщает мне о начале любой симуляции ипа. Так что все действия Трофима вне базовой реальности нам будут известны, а это означает, что мы сможем их контролировать.

— А если он найдет другого клиента и начнет другую симуляцию?

— Да. Это возможно. Нам придется подружиться с монахами Новой церкви и чаще с ними общаться. Люди так устроены, что, столкнувшись со страшным или непонятным, они хотят пожаловаться или посоветоваться. Так что про новые проекты Трофима мы обязательно узнаем от пострадавших. Как узнали о виртуальных приключениях Филимонова.

— Правильнее всего было бы поставить Трофиму программную заглушку, запрещающую ему появляться на Земле, — сказал Горский.

— Хорошая идея. Сделай.

Во вторник пришел сигнал из Туманности Андромеды о том, что Трофим снова воспользовался Филимоновым.

— Как так получается, что сигнал из Туманности Андромеды приходит к нам мгновенно? — спросил Горский.

— Мы получаем сигнал из мозга Филимонова, а он сейчас находится в столовой нашего Института, — ответил Зимин.

— Да, конечно. Я знаю. Но к этому трудно привыкнуть. Мы навестим наших путешественников?

— Обязательно.

Не было ничего удивительного в том, что они оказались в самом известном Трофиму месте Туманности Андромеды: в большом зале Столичного Хранилища предметов искусства и культа планетки, придуманной однажды им для своих текущих дел. Инопланетян, бродящих по залу с экспонатами в руках, на этот раз было немного. Обнаружить Трофима и Филимонова оказалось нетрудно. Они стояли возле огромной статуи Микроба освободителя и разговаривали о своих секретных делах. Трофим успешно изображал дядю Федора.

— Я принес вам деньги, — сказал дядя Федор.

— Какие деньги? — испугался Филимонов.

— Это оплата за передачу нашей секретной службе важных сведений о развитии человеческой цивилизации.

— Но я ничего не передавал.

— Это потому, что пока не верили, что предательство будет хорошо оплачено.

— Мне ваши деньги не нужны!

— Я думал об этом. Действительно, деньги — это не надежно. Но на этот раз я приготовил кучку бриллиантов и кусочки золота.

Разговор продолжался довольно долго. Трофим был хорошим психологом. И вот наступил момент, когда Филимонов стал убеждать дядю Федора в том, что он не знает никаких секретов. Ну, чтобы тот от него отстал. Но это только придало беседе новую динамику.

— А давайте, я сам буду решать, знаете ли вы что-нибудь важное или нет, — настойчиво повторял дядя Федор и ласково улыбался. — Вы говорите, рассказывайте, а уж за что вам заплатить, я решу сам.

Зимин и Горский наблюдали за славной парочкой с большим интересом.

— Похоже на свидание двух сумасшедших, не правда ли? — спросил Горский.

— Такое поведение многое объясняет.

— Например?

— Ты уверен, что дядя Федор — это тот самый Трофим, о котором нам рассказывал Уилов? — спросил Зимин.

— Да. Думаю и Иван Петров это он. Кто же еще?

Они переглянулись и засмеялись.

— Он похож на инопланетянина? — спросил Зимин.

— Нет.

— Получается, что мы сейчас наблюдаем за примером любительского психопрограммирования. Использование точечной ложной памяти в личных целях.

— Самородок, значит. Как же он это делает?

— Мне кажется, что его метод — дальнейшее развитие традиционного гипноза. Трофим научился внушать людям мгновенные ощущения. Скажем, создает у объекта ощущение, что его защищает мощное силовое поле, что его пилюли дарят людям долголетие и избавляют от всех болезней. Еще какие-то подобные эффектные штучки. Его главное достижение — умение проникать в чужие сны и способность управлять ими. А еще, конечно, заставлять людей видеть сны наяву.

— Парень — молодец, столько лет водил за нос наших мудрецов.

— Я уверен, что все это время он сочинял главный труд своей жизни, книжку под броским названием «Теория абсолютного зла». Обязательно надо будет ее прочитать, книга может получиться забавной, — Зимин улыбнулся.

— Мы сейчас прекратим это безобразие, и лишим его возможности закончить работу над текстом, — сказал Горский с иронией.

— Придется ему придумывать окончание самому, это прибавит тексту правдоподобия.

Славная парочка продолжала ворковать. Дядя Федор умело вовлекал несчастного Филимонова в шпионские сети, отдавая за любой произнесенный звук маленькие кусочки золота. Прикармливал.

— А вдруг мы ошибаемся, и он — на самом деле инопланетянин? — спросил Горский.

— Сейчас проверим.

Они подошли к переговорщикам.

— Привет, ребята! Все в порядке? Уже договорились?

— Нет, — сказал дядя Федор. — Не мешайте.

— Филимонов, он вас обманывает, — сказал Горский.

— Я сразу это понял! — сказал Филимонов. — И не поддался.

— На вашем месте я бы отвесил ему пендель.

— Это как?

— Ногой по заднице. Он заслужил.

— Меня нельзя ударить, — сказал дядя Федор гордо. — Мы, инопланетяне, используем защитное поле, которое ваши мудрецы не в силах преодолеть.

— А это мы сейчас проверим. Отвести ему пендель, Филимонов.

Филимонов несколько секунд посомневался, а потом сильно ударил ногой по тыльной части дяди Федора. — Нога его была отброшена защитным полем, и он заплакал, было больно.

— Не так, — сказал Горский. — Вот как надо.

На этот раз заплакал дядя Федор, удар получился классный и, очевидно, достиг цели.

— На нас твое психопрограммирование не действует, Трофим. Тебя ведь Трофимом зовут?

— Трофим — мой отец. Я — Виталий.

— Семейный бизнес! Прекрасно! Но это ничего не меняет. Нам про ваши дела все известно, так что больше не шали. Мы за тобой будем наблюдать. Провинишься еще раз, забросим в самую дурную симуляцию, которая у нас есть. Понял?

— Понял.

— Вот и хорошо.

— А книжку про абсолютное зло обязательно допиши. Хочу прочитать, — сказал Зимин строго.