Глава пятнадцатая

— Портия, повтори еще раз, что сказал твой объект? — шепотом спросила Арья.

Я прижалась к стене. Только через два дня после бала мое замутненное зрение стало наконец проясняться, а узлы, завязавшиеся в теле, ослабли.

— Я уже тысячу раз повторяла, — пожаловалась Портия чересчур громко, учитывая, что мы находились прямо у ворот парижской резиденции графа де Монлюка. Мы стояли втроем, вжавшись в стену дома, и Арья то и дело выглядывала за угол, чтобы не пропустить появление объекта. Днем этот переулок был оживленным — здесь разгружали доставленные цветы и провизию, однако к обеду мостовая опустела, и лишь изредка с главной улицы доносились какие-то звуки.

— Ну, Портия… — уговаривала Арья.

Портия опустила взгляд, затем подняла его и уставилась в невидимую точку над плечом Арьи.

— Таинственный посетитель виконта — это младший брат месье Вердона, тот, что занялся коммерцией вместо военной службы, вследствие чего от него отреклась вся семья, за исключением самого месье Вердона. И правда, какой кошмар.

Хоть я и не рассказывала мадам де Тревиль о случившемся на балу, опасаясь утратить ее доверие, остальные девушки беспокоились за меня. Арья не сводила с меня глаз, пока Портия излагала обстоятельства моей случайной встречи. Не то чтобы она обиделась, что я не поделилась с ней сама, скорее была озадачена. Словно я ее удивила.

Несмотря на поддержку девушек, во мне все еще жил страх; за долгие годы я так привыкла притворяться, что эта маска словно приросла к моему лицу.

Когда Портия завершила свой рассказ, Арья поправила выбившийся локон:

— Любопытно, что ты опустила все, что он говорил о деньгах…

Портия хмыкнула:

— То, что он болтал об увеличении своей мошны, сопровождая это намеками, которыми я не хотела бы осквернять слух нашей милой Тани, чтобы она не осветила весь переулок своим румянцем, к делу отношения не имеет. Но ты ведь понимаешь — он бы признался, что у него есть ключ к королевской сокровищнице, если бы решил, что это поможет ему добиться моего расположения.

— Что ж, — бросила Арья, — по счастью, твоего расположения добиться не так легко.

— Что ты хочешь этим…

Но Арья шикнула, не дав ей договорить:

— Он здесь.

— Ты уверена? — спросила я. Я успела лишь увидеть, как мелькнул подол плаща, а его владелец уже скрылся из виду.

— Слуги пользуются черным входом. Кроме того, линия подбородка совсем другая, чем у его брата, Вердона-старшего, — ответила Арья. — Предвосхищая твои вопросы, Портия, скажу, что больше я ничего не видела. И да, я все еще не утратила способность узнавать лица, которые встречались мне раньше.

Портия, стоявшая рядом со мной, нахмурилась. Я потерла виски. Еще в первый раз, когда я услышала фамилию Вердон, в моей памяти что-то шевельнулось, и с тех пор меня не покидала какая-то неясная, но ощутимая тревога.

Каким бы захватывающим ни казалось участие в миссии, не связанной с соблазнением, минуты ожидания тянулись, как часы, каждая секунда казалась испытанием. Солнце стояло в зените, лениво припекая затылок и предплечья. Может, зима и была на пороге, однако пока солнце грело так, что в шерстяном плаще было даже жарковато.

— Таня, прикрой меня, — попросила Портия, я повернулась, потянувшись за спрятанной под платьем шпагой, и тут увидела, как она задирает юбку. Я вскрикнула и зажмурилась. — О, пардон, может, ты видела где-то поблизости уборную, которую я не заметила?

Крякнув и схватившись рукой за стену для равновесия, я подвинулась, чтобы прикрыть Портию от взглядов любопытных прохожих, пока она справляла нужду.

— Этот опыт нас очень сблизил, как считаешь? — заметила Портия, закончив свои дела.

Арья махнула нам:

— Он уходит.

Когда горизонт очистился, она со вздохом отступила назад:

— Таня, давай.

Я сложила ладони рупором у рта и издала птичий крик, которому папа научил меня еще в детстве. Мгновение спустя показалась Теа, до сих пор лежавшая ничком на крыше дома через дорогу от резиденции графа. Пройдя по скрипучей кровле, она спустилась по декоративной решетке и перебежала улицу, едва увернувшись от проезжавшего мимо экипажа.

Снова оказавшись вчетвером, мы прогулочным шагом двинулись по главной улице, приняв праздный вид и стараясь не вдыхать запахи навоза и мусора.

— У Вердона-младшего под плащом были спрятаны какие-то бумаги, я видела их, когда он входил через ворота и плащ взметнулся, — поделилась Теа. — Когда он уходил, их уже не было.

Совсем рядом раздался стук колес, и мои плечи окаменели, но это оказалась всего лишь карета мадам де Тревиль.

— Девочки, — объявила она, высунувшись в окно, достаточно громко, чтобы слышали прохожие, — я решила к вам присоединиться. Давайте поедем в Пале-Рояль. Как раз подходящий день чтобы посмотреть на статую Людовика XII. Таня, ты заслужила развеяться.

Мы забрались в экипаж. Когда мы рассказали, что нам удалось выяснить, притворная улыбка покинула лицо мадам де Тревиль так же быстро, как появилась, сменившись гримасой. Слушая наш рассказ, она протянула мне прохладное влажное полотенце из миски с водой, стоявшей у нее в ногах. Я со вздохом приложила его к шее.

— …он вполне может оказаться братом Вердона, возраст подходящий. И хотя я толком не разглядела его лицо, увиденного мне хватило, — закончила Арья.

Портия подхватила рассказ с того места, на котором она остановилась:

— Брат Вердона проживает в Марселе, это несколько недель пути от Парижа. А значит, если он навещает дом графа каждые несколько дней, у него имеется укрытие где-то поблизости. Он оставил Марсель как раз в то время, когда нужно заканчивать дела перед началом зимних штормов. А теперь он еще и документы разносит?

Мадам де Тревиль уставилась на стену кареты:

— Должно быть, Вердон-старший представил его графу, хотя, если младший брат — паршивая, но денежная овца в семье, не исключено, что все они причастны к заговору. Это многое бы объяснило, но у нас нет доказательств. Пока что, — понизив голос, она по очереди посмотрела на всех нас, задержав взгляд на мне чуть дольше, словно догадывалась, что меня все еще мучает головокружение, а затем отвернулась к окну, — мы могли бы попытаться выяснить, где он прячется… но это все равно что искать иголку в стоге сена. Не говоря уже о том, что это отнимет много времени, которое лучше потратить на слежку за известными местами и подозреваемыми.

Теа, задремав, накренилась, и ее голова опустилась на плечо Портии. Та дернула плечом и раздраженно закатила глаза, однако не стала будить подругу, и я тихонько улыбнулась.

Карета замедлила ход, чтобы преодолеть глубокую колею, и в этот момент я заметила скрытую в тени арку — просвет между двумя покосившимися зданиями. Ныряя в него, дорога резко уходила под гору и терялась из виду.

— Что там? — спросила я.

— Там, — ответила мадам де Тревиль, поморщившись, будто учуяла вонь отбросов, — так называемый Двор чудес. — Я высунула голову в окно, чтобы рассмотреть детали, но ее рука втащила меня обратно. — Юной леди не подобает так глазеть, — фыркнула мадам.

Арья, как всегда наблюдательная, тихонько похлопала себя по юбке — это был сигнал, что надо немного подождать. Когда мадам де Тревиль отвлеклась, растолковывая Портии, что следует поменьше ерзать, сидя на официальном ужине, Арья притворилась, что уронила платок, и наклонилась ко мне.

— Двор чудес вовсе не то, что ты подумала, — тихонько проговорила она и подняла глаза, чтобы встретиться со мной взглядом. — Там живут практически одни нищие. Целыми днями они побираются на улицах, а когда возвращаются сюда, все их недуги чудесным образом исцеляются: слепота, больные ноги… Калеки, юродивые, припадочные — всех их объединяет одно: притворство.

Я ощутила боль в груди, вспомнив первых врачей, к которым водила меня мама, — все они внушали ей, что я прикидываюсь, что на самом деле я не больна.

— Но ведь наверняка не все они притворяются? Зачем вот так осуждать целую группу людей?

Обычно бесстрастное выражение на лице Арьи сменилось недоумением:

— Ты что, и правда не понимаешь?

— Не понимаю чего?

— Аристократы ненавидят нищих. Как и все, что напоминает им о том, что мир некрасив и полон несовершенства. Им претит любой намек на то, что они сами смертны. Попрошайки — идеальный козел отпущения, на них можно свалить вину за любые социальные проблемы. Даже мадам де Тревиль насмехается над ними, хотя наша цель — защитить их от потенциальных последствий убийства короля. Неважно, настоящие их болезни или выдуманные, для них никакой разницы. Подумай об этом. Скорее всего, аристократия обвинит обитателей Двора чудес в смерти короля. Все, что нужно сделать узурпаторам, — объявить, что они раскрыли преступление. Все укажут пальцами на побирушек, а затем применят свою власть для осуществления правосудия. Никому нет дела до того, что здесь случится. Дворяне могут вешать бедняков за то, что те украли буханку хлеба.

Эта страстная речь, от которой у Арьи разгорелись глаза, подстегнула мое любопытство.

— Откуда ты столько знаешь об этом месте? И о том, как к нему относятся в высшем свете?

— Ты задаешь слишком много вопросов.

— Но мы ведь ради этого и учимся, чтобы находить ответы? — возразила я.

Она коротко улыбнулась, сжав губы в тонкую полоску:

— Когда ты приехала, я заволновалась. Мне показалось, что ярость просыпается в тебе слишком редко, что ты на каждом ходу находишь поводы для смущения. Но ты, похоже, крепкий орешек. Тебе нужны ответы на вопросы, о которых ты еще даже не знаешь.

— Я не буду извиняться за мое неверное суждение, — продолжила Арья. — Мой скепсис был оправдан. Любая угроза нашей секретности — это угроза лично мне. И потом, извиняться бесполезно. Слова ничего не стоят, намерения лучше всего проявляются в поступках.

Она посмотрела на меня долгим взглядом, а потом вздохнула:

— Ладно… в качестве жеста доброй воли. Все это я узнала на личном опыте.

Она вернулась на свое место, словно разговор был окончен, хотя у меня еще остались вопросы. Я не удержалась и снова открыла рот:

— Но я не…

В серых глазах Арьи сверкнула сталь:

— Невозможно вырасти во Дворе чудес и не понять, насколько тебя презирают.

Ее слова… они казались бессмыслицей. Мадам де Тревиль использовала имена и титулы воспитанниц в своих интересах. Одна темная лошадка в наших рядах могла разжечь любопытство в высшем обществе, но две привлекли бы ненужное внимание.

Арья просто не могла вырасти во Дворе чудес. Она была дворянских кровей. Должна была быть.

В чересчур резком свете зимнего солнца я внимательно изучала ее лицо. Арья, которую мадам де Тревиль не уставала нахваливать; Арья, у которой все и всегда получалось с первого раза… кем она была прежде?

Когда мы свернули на нужную улицу, наши животы урчали и силы были на исходе, однако экипаж резко остановился в доброй сотне метров от дома. Я чуть не упала со своего сиденья — меня спасла лишь молниеносно протянутая рука Портии. Теа повалилась вперед и, всхрапнув, проснулась.

— Что за чертовщина… — забормотала мадам де Тревиль. Она высунула голову в окно и в следующий миг словно окаменела.

— Мадам…

— Ждите здесь. — Наша наставница оборвала Теа взглядом, который мог бы разрезать пополам алмаз, подобрала юбки и вышла из экипажа на холод.

— Как думаете, в чем там дело? — Теа мяла руки.

Арья наклонилась и выглянула из кареты точно так же, как до этого мадам де Тревиль.

— Снаружи привязаны лошади, — пробормотала она. — Мне плохо видно… но на седлах, кажется, эмблема мушкетеров…

Я не стала дожидаться, что она скажет дальше, и выскочила из кареты. За мной по пятам следовала Портия. Мы влетели в открытую дверь и едва не покатились кувырком, увидев нашу наставницу, а с ней какого-то мужчину в длинной мантии и высоких сапогах. На секунду, на краткий благостный миг мне показалось, что это он, мой отец. Что он приехал отдать должное моим успехам. Сказать, как он гордится своей мадемуазель Мушкетеркой.

Но тут пламя свечей колыхнулось, осветив профиль, темные волосы, глубокую складку между бровями, — и наваждение рассеялось. Они говорили быстро, второпях. Вероятно, этот мужчина был одним из старших офицеров, о которых мадам де Тревиль рассказывала мне в первый день.

К тому времени, как его взгляд остановился на нас, мы были готовы. Мы скромно присели в реверансе, опустив глаза. Портия, положив руку мне на локоть, с придыханием извинилась:

— Ах, простите, мы не хотели вам помешать.

Когда мужчина покачал головой, его кудри под шляпой с плюмажем шевельнулись.

— Не беспокойтесь. Я уже ухожу.

Он слегка поклонился и отступил в сторону, а к нам тем временем присоединились Теа и Арья. Их щеки порозовели от любопытства.

— Мадам. — Он кивнул нашей наставнице. — Souvenez-vous, le temps presse. Notre roi est bouleversé et… Помните, время не ждет. Наш король потрясен, и…

— Dites-lui que c’est sous contrôle. Передайте ему, что у нас все под контролем.

Мне некогда было удивляться, почему время не ждет, чем так потрясен король и отчего мадам уверена, что у нас все под контролем, потому что посетитель уже направлялся к двери, а я не могла этого допустить. Ведь этот человек, возможно, защищал Францию вместе с моим отцом. Он мог помочь мне выяснить, что на самом деле произошло.

— Месье! — крикнула я. Он развернулся на каблуках. — J’aimerais prendre un peu de votre temps. Прошу, уделите мне всего минуту вашего времени.

— Девушки, оставьте нас, — велела мадам де Тревиль. Арья уже вышла из коридора, Теа задержалась на пороге. Портия раздраженно фыркнула, после чего схватила Теа, вытащила за собой и закрыла дверь.

— Эта девушка, — обратился мужчина к мадам, — это она? Дочь де Батца?

Мадам де Тревиль кивнула, но ничего не сказала. Сняв шляпу, он присел на корточки, словно я была маленьким ребенком. Я инстинктивно отпрянула. И все же он мог быть другом моего отца, так что я выдавила из себя дружелюбную улыбку и приготовилась к тому, что он начнет делиться воспоминаниями об их службе. Я отчаянно надеялась, что мои глаза останутся сухими, как старый колодец.

— Мы глубоко соболезнуем твоей утрате, — объявил мушкетер.

Время мучительно тянулось, потом он с кряхтением встал:

— Ох уж мои старые кости. Надо было заниматься здоровьем, пока не стало поздно.

Я вздрогнула, словно от удара, и будто услышала отцовский смех: он тоже всегда шутил о больных коленях, словно это была почетная награда. Я заморгала, глядя, как незнакомец уходит.

— Месье! Его смерть была подозрительной! Все было совсем не так, как рассказали маршалы!

Мадам де Тревиль напряглась, у нее вырвался короткий сердитый вздох.

Шляпа, которую незнакомец держал покрытой шрамами рукой, замерла в воздухе по пути к голове. Эти шрамы оставил явно не сломанный забор — он заработал их в бою. Вот что значит быть мушкетером. Получать раны в бою.

— Я знал твоего отца не так близко, как мне хотелось бы; когда он уехал в Люпьяк, я только приступил к службе. Но судя по тому, что я знал, видел сам или слышал от других, свой долг мушкетера он выполнял до конца. Он был воплощением мушкетера: честь, долг, жертвенность. Мы посвящаем наши жизни служению стране. И нашему королю, мадемуазель, — его жизнь в опасности. Мы не можем позволить себе отвлечься — у нас просто не хватит людей, чтобы расследовать смерть каждого отставного мушкетера.

— Papa делал все, чтобы защитить короля, и вот чем вы ему отплатите? Жизнь короля всегда в опасности, — парировала я. От горя у меня перехватило дыхание. Мадам де Тревиль рядом со мной клокотала от ярости.

На секунду мне показалось, что сейчас мушкетер обрушится на меня с руганью. Вместо этого он водрузил шляпу на пышные кудри, притенив резкую линию своего профиля.

— Вот именно, мадемуазель. Защита короля всегда будет нашей первостепенной задачей. — Он посмотрел на мадам де Тревиль. — Возможно, следует напомнить этим девушкам, кому именно они служат.

В моих ушах отдавались собственное дыхание и тяжелый стук сердца.

— Уверяю вас, — процедила мадам, — мои мушкетерки полностью под контролем. Вообще-то я как раз собиралась написать кардиналу Мазарини о том, что им сегодня удалось выяснить.

Я открыла было рот, чтобы заговорить, попытаться все-таки добиться своего, но мое плечо крепко сжала рука мадам де Тревиль.

— До свидания, месье, — сказала она.

После того как за ним захлопнулась дверь, мадам де Тревиль развернула меня к себе, ее лицо пылало от злости.

— Глупая девчонка! Ты забыла все, чему я тебя учила? И для чего ты здесь находишься?

— Я говорила вам, что хочу сражаться за Papa. Я не думала, что сражаться за короля — значит предать отца!

— Как ты не понимаешь, Таня! Как ты не понимаешь! — На лице мадам де Тревиль отразились нехарактерные для нее чувства. — Сражаться за короля — это то же самое, что сражаться за твоего отца!

Я покачала головой, к мокрым от слез щекам прилипли волосы:

— Я должна поговорить с другим офицером. С тем, кто лучше знал Papa, ему наверняка что-то известно…

— Известно что, Таня? Что ты знаешь такого, что неизвестно им?

Грабители в плащах, папин рабочий стол, перевернутый вверх дном, пустое стойло Бо. Отец на обочине дороги, отец, которого они у меня отняли, Papa, Papa, Papa.

— Я должна попытаться.

— Допустим, ты пойдешь к ним. Но с чего ты решила, что они воспримут тебя всерьез? Кроме месье Брандо, который плохо воспринимает оскорбления в свой адрес, никто из королевских мушкетеров не знает о нашем существовании. Причем Брандо — самый понимающий из всех! Если ты расскажешь о нас мушкетерам, ты нарушишь планы Мазарини в отношении Ордена. А они тебе даже не поверят — не забудь, я знаю этих людей. Я знаю, что они говорят о решительных молодых девушках. Я не позволю тебе выбросить на ветер все, ради чего мы работали. Все, ради чего ты работала. — Голова у меня гудела, живот скрутило в узел, я ухватилась за приставной столик для равновесия. Лицо мадам де Тревиль стало немного спокойнее. — Поверь мне: лучшее, что ты можешь сделать, — найти предателей. Особенно теперь.

Несмотря на головокружение и туман перед глазами, мой ум работал быстро.

— Особенно теперь?

— Идем в салон, чтобы мне не пришлось повторять дважды. — Мадам де Тревиль направилась двери, однако ей пришлось отскочить, когда в коридор ввалились Теа и Портия. — Я вижу, вы упражнялись в подслушивании перед следующим балом.

У меня по коже побежали мурашки, и я приготовилась к вопросам. Но Теа просто взяла меня под одну руку, Портия — под другую, и мы вместе перешли в салон, где расселись по местам в ожидании новостей.

Мадам де Тревиль опустилась в кресло у камина.

— Произошел… инцидент. — Она вытащила из накладного кармана письмо — должно быть, его отдал ей тот мушкетер. Золотистая восковая печать ярко выделялась на кремовой бумаге. Это была печать короля.

У меня в груди клокотала смесь ярости и горя, но для чувства вины тоже нашлось место. Я сожалела о своем порыве, о том, что не смогла верно оценить всю серьезность ситуации, в которой мы оказались. Что должно было случиться, чтобы сам король прислал письмо?

— Инцидент? — переспросила Портия.

— Слуга его величества не придумал ничего лучше, чем позвать стражу. Королю стало любопытно, что за переполох в его гардеробной, и, естественно, он решил войти туда прежде, чем кто-то догадался закрыть эту проклятую дверь. Последнее, что нам было нужно, — это король, до смерти напуганный и не чувствующий себя в безопасности в собственных покоях…

— Мадам, но что произошло? — спросила Арья.

— Кто-то щедро полил кровью одну из церемониальных корон его величества и написал на зеркале послание: Votre règne se terminera pendant la nuit la plus longue. Vive la Fronde — «В самую долгую ночь вашему правлению придет конец. Да здравствует Фронда».

— Кровью? — выдавила Теа, сжав зубы. — Вы хотите сказать, что кто-то…

— О нет, я полагаю, что кровь раздобыли в мясной лавке.

Кажется, слова мадам успокоили Теа, но одного взгляда на недоверчивое лицо Арьи мне хватило, чтобы сделать вывод: мадам просто не хочет ее пугать. Старается оградить ее от образов драгоценных камней и благородного металла, залитых алой жидкостью. Я впилась ногтями в ладони, оставив на них глубокие следы.

— Это явно угроза, — продолжала мадам де Тревиль, — особенно учитывая, что корона — символ, не говоря уже о том, что злоумышленник как-то проник в личные покои короля.

— Думаете, в этом замешан кто-то из дворца? — поинтересовалась Арья.

— Наверняка неизвестно, однако все, у кого была возможность совершить это злодеяние, уволены. Новых слуг будет проверять лейб-гвардия.

Ну вот опять — все как и говорила Арья. Простой люд Парижа снова пострадал за амбиции аристократов. Вероятнее всего, кто-то был убит ради доставки этого послания. Невинная жизнь оборвалась, и все из-за них.

Убитый остался бы в живых, если бы мы раскрыли заговор. Я сказала себе, что у меня было слишком мало времени, чтобы внести свой вклад. Однако это не облегчило удушливого чувства вины.

— Но зачем они предупредили, когда это случится? Чего они добились, раскрыв часть своего плана? — спросила Теа.

— Они хотят напугать короля — чтобы он отменил фестивали и публичные мероприятия. Это вызовет раздражение среди аристократов, среди купцов… среди всех парижан. Он уже ходит по тонкому льду. Кое-кто считает, что он слишком много тратит, другие — что он тратит недостаточно. Некоторые из дворян предпочли бы, чтобы Фронда имела совсем другой исход, — сказала мадам де Тревиль. — Наша задача — выяснить правду, это не изменилось. Но мы больше не можем ждать и сомневаться: время для нерешительных действий прошло, теперь у нас есть крайний срок. Они не случайно выбрали день зимнего солнцестояния: это обеспечит им долгий покров темноты, необходимой для восстания. К тому же этот день приходится на рождественские праздники. Можете представить себе хаос, в который погрузится Париж, да и вся Франция, если они не просто убьют короля, но убьют короля под Рождество?

На лице Портии отразился ужас.

— Mon Dieu… но ведь на этот день назначен Зимний фестиваль? На берегах Сены будет полно людей. Думаете, они предпримут свою попытку там? Или позже, на балу во дворце?

Теа поежилась. Портия посмотрела на Арью. А я молча сидела, глядя на золотистую восковую печать, и в моем воображении она превращалась в золотую окровавленную корону на голове моего отца, в чьих каштановых волосах уже проглядывали серебряные пряди.

Камерный вечер в саду Тюильри разительно отличался от бала, который мы посещали на прошлой неделе. По крайней мере, так казалось на первый взгляд; но я стояла на карауле, так что мне трудно было судить. Я занимала позицию у окна, откуда мне был виден вход в кабинет, расположенный буквально в нескольких шагах, и открывался вид на сад, раскинувшийся на противоположном берегу Сены. Дневные наряды гостей в пастельных тонах казались цветными пятнышками, разбросанными по северной террасе сада.

— Ну что, нашла? — спросила Портия, стоявшая у двери в кабинет. Сегодня нашей целью стал деловой партнер Вердона-младшего. Как и предсказывала мадам де Тревиль, нам не хватило времени разыскать укрытие самого Вердона-младшего, но с его компаньоном устроилось куда удачнее. В его просторной и светлой парижской конторе сегодня не было суетливых коммерсантов и торговцев, поскольку сам хозяин веселился на вечере: смеялся, болтал с другими гостями и занимался всем, чем обычно принято заниматься, когда пытаешься убедить аристократов предать своего короля. И хотя я не видела Теа, я знала, что она там: очаровывает объекта, отвлекает его внимание на себя и дает нам время для работы.

— Арья, — процедила Портия сквозь зубы, — я не люблю повторять, но…

— Есть! — Арья торопливо листала учетную книгу. — Тут вся бухгалтерия за последние два календарных года. Возможно, мне удастся найти более ранние записи, чтобы сравнить…

— Всем лечь! — прошептала я. Портия и Арья бросились на пол, а я осторожно высунулась из-за подоконника. Приглядевшись к мужчине, пробиравшемуся между экипажей, я выдохнула. — Это не он. Просто какой-то господин, чей вкус в выборе шляп так же безнадежно плох.

— В другой ситуации я рассердилась бы, что ты напрасно меня напугала, — проворчала Портия, отряхивая пыль со своей плиссированной юбки, — но это первая смешная шутка, которую я от тебя услышала, так что прощаю. Однако в следующий раз ты уже не будешь новичком, так что мотай на ус.

Арья прочистила горло, торопливо царапая что-то угольком на чистом листе бумаги:

— Вы поняли, что я нашла то, что мы искали?

— Так уходим, — откликнулась Портия.

— Ну уж нет, теперь я должна переписать все это…

Глаза Портии сверкнули.

— Клянусь богом, Арья, иногда мне хочется тебя…

— Все! Готово! — Арья засунула листок под плащ. — Внезапное и притом значительное увеличение сумм в гроссбухе за последние два месяца, — объяснила она, когда мы торопливо возвращали все в первозданный вид. — Не говоря уже об изменениях в статьях импорта в начале этого года. Шоколад, севильские апельсины. И потом какие-то сокращения, с ними мы позже разберемся. Подозрительно, правда? Деликатесы, от которых у любого аристократа слюнки потекут. Идеальная взятка.

Выскользнуть из конторы через черный ход было несложно. У Теа имелась стопка поношенной одежды, припасенной специально для таких заданий, — мы втроем укутались в пыльные коричневые шерстяные плащи. А если кто-то заподозрит, что мы не просто служанки, у нас при себе были шпаги. Но я надеялась, что до этого не дойдет.

Оказавшись снаружи, мы засунули коричневые плащи за пустые бочки. Портия поправила выходное платье под настоящим плащом.

— Я едва не задохнулась. Теа сегодня повезло.

Мы были осторожны. Каждую книгу положили на место. Может, я и была новичком, но со мной были Портия и Арья, они не допустили бы ошибок. И тем не менее, чтобы развеять любые подозрения, мы перешли Сену, смешались с гостями в саду и принялись здороваться направо и налево.

Теа оставалась при своем объекте. Конечно, мы раздобыли нужные копии, но, если Теа удастся вытянуть из него еще что-то, мы сможем положить конец заговору уже сегодня. Защитить уволенных слуг и позаботиться о презираемых обитателях Двора чудес, прежде чем на улицах прольется кровь. Я вспомнила, как Арья рассказывала мне, что дворяне наверняка обвинят в смерти короля попрошаек. Тех, чьи увечья и болезни называли притворством.

Портия, не отходившая от меня на случай, если из-за двух плащей мне станет чересчур жарко и у меня закружится голова, шла впереди, однако одним глазом поглядывала на Арью — та смешалась с шумной компанией молодых мужчин.

В Париже встречались люди, которых обвиняли в том, что они лгут о своих болезнях, — и была я, с головокружением и всем остальным, вынужденная выслушивать, как аристократ-бездельник хвастается очередным приобретением в свою портретную галерею. За какие такие заслуги именно мне позволено есть пирожные столь нежные, что они буквально тают во рту? Ведь есть и другие девушки, такие же как я, но голодающие во Дворе чудес.

— Богом клянусь, — сказала Портия, чудом сохранившая на лице улыбку, когда надоедливый аристократ наконец оставил нас в покое, — если бы мне еще минуту пришлось выслушивать, как этот надутый индюк разглагольствует о важности искусства, я бы вырвала ему язык. Он что, возомнил себя моим наставником? Он совершенно превратно толкует использование градиента в живописи Пуссена! И что хуже всего — из-за него мы опаздываем! Надеюсь, он участвует в заговоре — я прямо-таки мечтаю пронзить его шпагой!

Мы протолкались обратно к Арье, праздно ожидавшей нас на берегу реки. Кружевные зонтики порхали в воздухе, словно разноцветные птицы. Над изумрудными живыми изгородями и декоративными деревьями, высаженными группами, разносился смех.

— Разве Теа не должна была уже вернуться? — спросила я у Портии приглушенным голосом. — Мы же так планировали?

Портия не стала меня дразнить, в ее темных глазах отразилось то же беспокойство.

— Арья, где Теа?

Арья напряглась:

— Она ушла вместе с объектом, когда он сказал, что видел вас двоих в зеленом лабиринте. Она хотела вас отыскать, и…

— Merde, вот дерьмо, — выругалась Портия и бросилась к лабиринту, петлявшему среди живых изгородей, перегораживавших обзор.

— Иди с ней, — велела мне Арья. — Я дождусь мадам де Тревиль и расскажу ей, что происходит.

Если случилось что-то плохое, по-настоящему плохое — речь не о том, что Теа случайно наступила кому-то на ногу во время менуэта или не удержалась от смешка, когда объект сказал глупость, — то чем я смогу помочь? Реально помочь? Отвлеку внимание, упав в обморок?

— Но я…

— Иди! — повторила Арья. — Портия поможет Теа, но кто поможет самой Портии? Что, если она… — Голос Арьи дрогнул, и она умолкла.

Я поспешила за Портией. Время от времени я останавливалась и делала передышку, опершись рукой о дерево или об изгородь. Ждала, пока зрение прояснится достаточно, чтобы идти дальше.

Вокруг меня возвышались стены лабиринта — густые остриженные кусты казались крепкими, словно камень. Я не видела Портию, однако слышала шарканье ее туфель по земле, шорох шелкового платья, задевавшего о ветки кустов. Я нашла ее у одной из внутренних стен; она напряженно прислушивалась к чему-то, сузив глаза.

— Что здесь происходит?

Мы услышали, как по чьей-то груди застучали ладони, как тишину нарушил голос, искаженный паникой почти до неузнаваемости. Но не совсем.

— Жди здесь, — прошептала Портия. — Никого не пускай на эту дорожку.

С этими словами она убежала за угол.

— А ну убери от нее руки!

Теа нуждалась в нас. Но это значило, что я не могу броситься за Портией, как бы мне этого ни хотелось. Я могла помочь, оставаясь на месте. Я услышала неразборчивые слова, произнесенные умиротворяющим тоном, потом все заговорили разом, раздалось громкое восклицание.

Я выглянула за угол — и в ужасе зажала рот рукой. Кинжал Портии был прижат к шее мужчины — делового партнера Вердона и сегодняшнего объекта Теа. Я узнала его даже в сумерках. Портия зарычала, обнажив зубы. Теа пряталась в тени. Снова укрывшись за углом, я прислонилась к зеленой стене, чтобы унять бешеный стук сердца.

Когда Теа и Портия вышли ко мне, мы направились прямиком к выходу из лабиринта, а оттуда, скрываясь в тени деревьев, добрались до Арьи, которая повела Теа к берегу Сены. Нас никто не преследовал.

Стоило мне сделать маленький шажок по направлению к Теа, как Портия издала негромкий звук, словно предупреждая о чем-то. Я нащупала рукоять шпаги под платьем. Это знакомое прикосновение принесло успокоение после стремительного бега, испуга и голоса Теа, который был совсем не похож на ее голос.

— Ты воспользовалась кинжалом… — сказала я.

— Он не выдаст меня властям, если ты об этом беспокоишься. Ни один мужчина не признается, что его одолела женщина, — подумай, что скажут дворяне о его чести и доблести. И кроме того, — добавила Портия, поправляя хрустальную сережку, — кто ему поверит?

— Но что случится, когда кто-то не побоится рискнуть своей репутацией?

Портия помедлила с ответом и приложила ладонь к бровям, прикрывая глаза от солнца. Ее взгляд смягчился, остановившись на прижавшихся друг к другу фигурах Теа и Арьи.

— Вот поэтому мы прибегаем к оружию лишь в крайних случаях.

— Так до сих пор тебе не доводилось драться на дуэли?

— Этого я не говорила. Примерно за месяц до твоего приезда мы выследили одного подозреваемого в убийстве — мы полагали, что он как-то связан с контрабандистами. На самом деле не был, но тогда мы этого не знали. Оказалось, ему просто нравится наблюдать, как в людях угасает жизнь. Мы с Арьей уединились с ним во время званого вечера, притворившись, что нас привлекает… ну, ты понимаешь… — Она помолчала, затем вернулась к рассказу: — В общем, было нетрудно заманить его в безлюдный переулок. — Портия фыркнула, но в ее глазах блеснуло что-то зловещее. — Он признался в убийствах двух слуг из личных покоев короля — был уверен, что несколько минут спустя и я погибну от его руки. Я оставила его лежащим без сознания и истекающим кровью.

— Так он… ты убила его?

— Об этом позаботились королевские мушкетеры. Его казнь была весьма зрелищной — так они отбивают охоту к предательству. — Она пристально посмотрела на меня. — Но если бы пришлось, я бы его убила.

— Ты говоришь так, будто это легко.

— Но это и в самом деле легко, — с нажимом произнесла она. — Я бы не пожертвовала своей жизнью, только чтобы не замарать руки. Я говорила серьезно насчет наследия. Насчет того, чтобы облегчить жизнь нам самим и «Мушкетеркам Луны», которые придут после нас. Не хочу, чтобы меня считали слабой, неспособной выполнить свой долг, лишь потому что я женщина. Быть членом Ордена — значит доказывать, что женщины могут все то же, что и мужчины, что они способны защитить своих сестер. Но не волнуйся, Таня. Как я сказала, оружие — крайняя мера.

— Девушки! — Мы вздрогнули, когда внезапно раздался голос мадам де Тревиль. Она помахала нам, чтобы мы шли к экипажу. Арья и Теа были уже внутри. — Скорее!

Теа забилась в угол. Мадам де Тревиль сжала руки на коленях. Между ними на скамье лежали документы из конторы.

— Ты все уладила? — спросила она у Портии.

— Думаю, он усвоил урок.

Остаток пути мы провели в молчании.

Мадам де Тревиль торопливо вышла из экипажа и, не дожидаясь нас, исчезла в доме. Выбравшись на улицу и войдя в прихожую, мы увидели лишь, как мелькнули в дверях кабинета ее юбки.

— Ей нужно собраться с мыслями, — объяснила Арья. — Убедиться, что у нас достаточно сведений, чтобы перейти к следующему этапу расследования, и сделать так, чтобы мы не столкнулись с тем подонком на будущих мероприятиях.

Вернувшись к себе в комнату, я со стоном облегчения сняла туфли. Для удобства, а также ради комфорта при фехтовании в них имелась мягкая подкладка, но они все же были не лучшей обувью для преследования подозреваемого.

Когда я снова вышла в коридор, Портия и Арья спорили о чем-то под дверью в комнату Теа. Темные глаза Портии яростно сверкали. Арья умолкла, еще когда я была на полдороге, однако Портия не заметила моего появления, пока я не оказалась всего в паре метров. Она не отрывала взгляда от Арьи.

— Теа хочет поговорить с тобой.

Прежде чем войти, я постучала по двери костяшками пальцев. Мои ноги волочились по ковру, мне пришлось поморгать, чтобы справиться с головокружением. Когда дурнота отступила, я наконец смогла выпустить дверную ручку. Теа сидела на кровати и казалась очень маленькой. Глаза у нее опухли. Я проглотила слезы. Это была не моя боль, я не могла предъявлять на нее права, даже если ощущала ее как открытую рану в груди.

— Ты, наверное, думаешь, что я врунья. Я такая слабая. Я ведь говорила, что могу о себе позаботиться, — всхлипнула Теа.

— Так ты это хотела со мной обсудить? — Я подошла и присела рядом с ней. Голубое покрывало зашуршало под нами. — Теа, ты вовсе не слабая. Тебе больно. Это совсем другое.

— Мне лучше знать! Как глупо, что я ему поверила! Он сказал, что видел тебя, что поможет мне найти тебя и Портию. — Высморкавшись, она скомкала платок в руке. — Впрочем, насчет виконта де Комбора я не соврала. Я и правда отрезала ему кусочек пальца. Просто иногда накатывает, понимаешь. Иногда я вроде как забываю об этом, не вспоминаю неделями. Но иногда… если человек стоит позади меня и я не понимаю, откуда ждать прикосновения, я будто цепенею. И возвращаюсь в тот момент. В то воспоминание. И неважно, сколько времени прошло. Мир вокруг продолжает жить, время идет, но я как будто застыла.

Когда я попыталась отодвинуться, чтобы дать ей больше места, она яростно замотала головой.

— Это помогает. Быть рядом с подругами, по собственному выбору. — У меня в голове замелькали вспышки воспоминаний: Теа сияет от радости после моего приезда. Мягкий выговор от Арьи по поводу личного пространства. Расстройство Теа, такое болезненное. — Мне казалось, что Орден — лучший способ доказать, что я это пережила. Но я не пережила и, может быть, никогда не переживу. Наверное, нужно это принять. Зато у меня есть вы все, и это чудесно, правда же?

Я улыбнулась ей и умудрилась не заплакать.

— Да. Это чудесно.

Теа кивнула и закусила губу.

— Это было до Парижа… то есть до того, как я… — запинаясь, начала она.

— Ты не обязана мне рассказывать.

— Дело не в том, что я тебе не доверяю, просто… — Она глубоко вздохнула. — Спасибо тебе.

Теа обняла меня, крепко прижала к себе и отпустила только тогда, когда мои руки уже начали неметь.

— Кажется… нет, я точно знаю, что сейчас я хотела бы побыть одна.

Я задержалась у двери.

— Теа, — проговорила я, — я правда сказала то, что думаю… ты совсем не слабая. Ты одна из самых сильных людей, кого я знаю.

Выйдя из комнаты, я прислонилась к закрытой двери, ощущая на языке горький привкус разочарования.

Как я могу говорить подруге верить в свою силу, если сама не верю в свою?

Загрузка...