Глава двадцатая

Мадам де Тревиль выгнала нас из своего кабинета, поскольку мы толпились вокруг ее стола и только мешали. Точнее, толпились остальные — я мялась в дверях, хватаясь за косяк для равновесия.

— Вон! — закричала она. — Кыш! Мне нужно переписать все, пока чернила окончательно не расплылись. Но я не могу ни на чем сосредоточиться, когда вы стоите у меня над душой!

Портия прижалась головой к стене рядом с закрытой дверью кабинета и застонала:

— Господи боже! Сначала я пропустила первую Танину дуэль, теперь это! А что, если есть какое-то тайное послание, которое проявляется под влиянием воды? Или при контакте с кожным салом, когда берешься за бумагу?

— Последнее просто невозможно, — урезонила ее Арья, — а первое крайне маловероятно. Все в порядке.

Я услышала, как где-то приглушенно стукнула дверь. Резко подняла голову, но не увидела перед собой коридора. Я видела только шпагу, застрявшую между ребер. В поле зрения появился Анри. Он выглядел измотанным, куртка была помята. Он промчался по коридору, не сумел обогнуть единственный незанятый стул и врезался в него.

— Мадемуазель, — поздоровался он с нами, слегка поклонившись.

— Твоя тетя сейчас в кабинете, и ей не до того, чтобы следить за нашими манерами, так что не ожидай, что я встану, чтобы сделать тебе реверанс, уж прости, — проговорила Портия, разглядывая вышитый цветок, который начал отпарываться от ее рукава.

Анри залился румянцем, и Теа тихонько пискнула.

— Я не рассчитывал, что вы… я вовсе не… — Почему-то он просительно взглянул на меня. Неужели его выбила из колеи мысль, что мне придется встать, чтобы присесть перед ним в реверансе? В моем состоянии? Я улыбнулась и покачала головой. Однако мой жест не произвел желаемого эффекта — Анри лишь покраснел еще сильнее и постучал в дверь кабинета.

— Так что ты здесь делаешь? — осведомилась у него Арья, сузив глаза.

— Тетя попросила меня о помощи. — Он нахмурился, смущенный ее настойчивостью. — А я только рад помочь.

Быстро оправившись, он вошел в кабинет, но перед этим снова встретился со мной взглядом. Мадам де Тревиль тихо поздоровалась с ним, и дверь закрылась. Снова опустилась тишина.

— Все в порядке? — спросила Портия у Арьи после минутной паузы.

— Если хотите торчать тут и ждать неизвестно чего, пожалуйста, — проворчала Арья. — Но лично я иду спать.

Когда Арья ушла, Теа нерешительно поинтересовалась у Портии:

— Что с ней?

Портия усмехнулась, теребя рукав. Оборвала выбившуюся нитку.

— Откуда мне знать? Спроси Таню — это она провела с ней весь вечер. — Слова Портии были словно льдинки, которые появляются с первыми зимними заморозками. Однако мгновение спустя она смягчилась. — Нам всем нужно поспать. Расскажешь о дуэли завтра. Я хочу услышать все подробности, — обратилась она ко мне.

Мысленно я перенеслась в доки. Снова накатило головокружение — соленые чернильные волны грозили утащить меня в глубину. Перед глазами встало пятно крови, расплывающееся по рубашке, темное, как вода, бьющаяся о борт корабля, даже еще темнее. По всему телу прошла волна, никак не связанная с моим состоянием. Я не могла отогнать ее, она плескалась в уголках моих глаз, бархатно шелестела в ушах.

— Да, — ответила я без всякого выражения, — конечно, завтра я все расскажу.

— Сколько еще времени ей понадобится? — спросила я.

Арья топнула ногой.

— Мы не должны привлекать внимание. Говори потише.

— Как могут две девицы, слоняющиеся вокруг Парижского университета без сопровождения, не привлечь внимания?

Университетская площадь была заполнена студентами — они изучали философию и практиковались в греческом языке за столиками кафе, флиртовали с приезжими красотками…

— Мы не могли явиться сюда в мужских костюмах средь бела дня. Нас бы узнали. Нужно просто дождаться Теа. Она раздобудет нужные нам книги по криптографии, и мы уйдем.

Нам всем пришлось стать криптографами-любителями. А криптографам-любителям требовалась соответствующая подготовка. Мы не могли никому рассказать, какие именно книги из университетской библиотеки нам нужны. И тут в игру вступила Теа, которая умела вести себя незаметно и у которой было по меньшей мере три поклонника среди преподавателей. Мы собирались вернуть книги как можно скорее. Но ради нашей работы приходилось идти на воровство. Я подумала об Анри, о подаренной им карте Люпьяка, и мое горло сжалось.

Я выгнула спину, пытаясь расправить стиснутую корсетом грудную клетку, и заворчала:

— Как к этому вообще можно привыкнуть?

— К платьям, которые приходится надевать после удобной ночной сорочки? О, на это уйдут годы.

Я застыла, не закончив растяжку. Арья остановилась рядом со мной:

— Ты еще не видишь Теа? Не забудь, у нее в волосах красный плюмаж.

— Ты говоришь, на это уйдут годы… но ведь ты провела с мадам де Тревиль гораздо меньше времени, — не отставала я.

— Мадемуазель!

Кто-то у нас за спиной кашлянул, и мы с Арьей разом обернулись: я взволнованно, она — как всегда, сохраняя хладнокровие. Этьен. Желудок подпрыгнул вверх.

— Месье Вердон, — пролепетала я.

Мы с Арьей синхронно опустились в реверансе. Наши юбки коснулись земли, и, когда мы поднимались, она поддержала меня за локоть. Со стороны выглядело так, будто Арья легонько сжала мою руку, давая понять, что ей пора уходить.

— Месье, какой приятный сюрприз. Однако мне пора на встречу с кузеном. Он недавно ездил домой и привез мне письмо от тетушки. Но ты, Таня, должна остаться, — настойчиво сказала она. — Ты была так любезна, согласившись пойти со мной. Меньшее, чем я могу отблагодарить тебя, — это подарить вам несколько мгновений спокойного разговора без свидетелей.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но Арья буквально пригвоздила меня суровым взглядом. В последний раз, когда я видела Этьена, он прижимался губами к моей руке и встревоженно всматривался в мое лицо. К сегодняшней встрече мадам де Тревиль меня не готовила. Я была сама по себе.

— Какая жалость. — Однако Этьен вовсе не казался разочарованным. — Вы встречаетесь здесь? — Арья кивнула, и он улыбнулся. — Тогда и мы с площади ни ногой. Не хочу, чтобы вы решили, будто я задумал похитить Таню.

Арья никак не отреагировала на его фамильярность, лишь слегка изогнула бровь:

— Истинный джентльмен.

Пока она удалялась, я старалась не смотреть в лицо Этьену, не искать там признаки волнения. О чем говорило его желание остаться со мной наедине, кроме того, что я делаю свою работу как следует? И потом, мы были не совсем наедине. Всего лишь на достаточном расстоянии от студентов, чтобы никто ничего не услышал, если он решит прошептать что-то мне на ухо. При мысли об этом по коже побежали мурашки.

— Как бы я хотел узнать, о чем вы думаете, — сказал он.

— Месье Вердон, я уверена, что мои нехитрые размышления не представляют никакого интереса для человека вашего положения и воспитания. — Насмешливые слова спутались у меня в голове, когда его ореховые глаза заглянули в мои.

— Таня, — мягко сказал он, — мы же это уже обсуждали. Зовите меня Этьен.

У меня не нашлось ни остроумного ответа, ни кокетливой улыбки. Он был прав: его зовут Этьен. В отличие от всех остальных мужчин, которых мы обучались соблазнять и обманывать, он дал мне понять, что ему важно, что я говорю. Что я чувствую. Что он хочет помочь, когда мне плохо. Что он не такой, какими, согласно утверждениям моей матери, были все молодые мужчины. Как мог его отец произвести на свет такого сына?

— Вам понравилась прогулка по университетской площади?

— Вполне, — согласилась я. — Однако теперь, когда появились вы, она нравится мне еще больше.

Вот! Вот оно. Я видела, как шевельнулись его пальцы, как напряглась челюсть, и, хотя это была реакция на фальшивую версию меня, по тому, как он на меня смотрел, мне показалось, что он видит всю эту фальшь насквозь — и все равно доволен тем, что видит.

Рука Этьена коснулась моего предплечья. Кончики пальцев невесомо пробежали по ткани. Однако, когда он дотронулся до повязки, под которой скрывалась рана, я ощутила вспышку боли и, охнув, отшатнулась.

— В чем дело? — В моей голове вихрем пронеслось множество мыслей, вопросов, эмоций — все они смешались во внезапном приступе паники. Лишь когда он убрал руку, я расслабила мышцы. — Прошу прощения. Я перешел границы. — Этьен вздохнул и слегка разочарованно скривил губы. — Кажется, я не впервые говорю вам эти слова.

— Извинения приняты, — отозвалась я, и в этот момент во мне боролись раздражение и страстное желание все изменить, сделать шаг вперед, снова ощутить едва заметное прикосновение. Даже если оно сделает мне больно.

Его напряженное лицо прояснилось, когда он бросил взгляд на часовую башню неподалеку:

— Я хотел бы поговорить с вами еще, но, боюсь мне пора идти.

— Так скоро?

— Моя матушка потребовала моего присутствия. — Я недоуменно подняла брови, и Этьен рассмеялся. — Она считает, что я провел слишком много времени вдали от дома. Пренебрегал семейными обязанностями, так сказать.

— Что же это за обязанности? — Я хотела спросить у него, как она, — я слышала от мадам де Тревиль, что мадам Вердон нездорова. Но Этьен об этом не знал. Он не знал, что, несмотря на всю беззаботность его тона, я заметила, как он беспокоится о своей матери.

Этьен с любопытством взглянул на меня.

— Разные дела поместья. Я старший из детей. Но я уверен, что вам это известно. — Последняя фраза прозвучала грубовато, однако он уже переключил внимание на студентов.

— Что вы хотите сказать?

— Только то, что все вокруг прекрасно понимают, что я старший сын и наследник своего отца, всех его титулов и обязательств. Удивительно, что родители оплатили мое обучение, хотя все, чего от меня ожидают, — это быть джентльменом.

— Не знаю, на что вы намекаете, однако… — начала я.

— Я вовсе не хотел вас оскорбить. Я жаловался. Знаю, я веду себя как ребенок…

— Мне вовсе так не кажется, — перебила я. Мне выпал шанс. — Вы же сами говорили: вы хотите заслужить себе имя, хотите приносить пользу на своих условиях. Проблема не в этом. Проблема в том, что я до сих пор практически ничего о вас не знаю, кроме того, чем вы не хотите быть. Но я существую не для того, чтобы вас развлечь. Я не игрушка. И если не хотите, чтобы я считала вас ребенком, — докажите, что вы не такой. Расскажите мне, кто вы, Этьен. Кто вы и чего вы хотите.

Воздух вдруг сделался очень холодным. Ответ родился у меня в голове спонтанно, как провокация, но, когда я произнесла его вслух, обнажив свое нутро, открыв душу всем стихиям, он прозвучал неожиданно эмоционально. Боже мой, что же я наделала?

Однако лицо Этьена смягчилось, оно стало таким теплым и уязвимым, каким я его еще не видела. Я хотела было взять его за руку, но остановилась, вспомнив наставления мадам де Тревиль. Это он должен охотиться за мной.

— Таня. — Он прошептал мое имя так, словно его губы знали и произносили его всегда. Я на секунду закрыла глаза, чтобы спрятаться от его взгляда, от резкого света и шума университетской площади, от болезненного чувства предательства, которое ворочалось у меня в животе.

На нас упала чья-то тень. Должно быть, это Арья вернулась со своей несуществующей встречи… однако она была недостаточно высока, чтобы закрыть нас от солнца. В первый раз с того момента, когда Этьен подошел ко мне, я ощутила студеный порыв ветра, покалывание зимней стужи.

— Отец?

«Только не сейчас, прошу, только не сейчас. Это трюк, шутка, розыгрыш. Невозможно заставить человека материализоваться, просто думая о нем. Если бы это было возможно, папа был бы рядом со мной».

— Я говорил матери, что возвращаюсь сегодня. Зачем было посылать за мной тебя? — сказал Этьен.

Собравшись с духом, я повернулась лицом к человеку, который, возможно, убил моего отца.

В последние несколько недель я часто представляла себе его лицо; оно являлось мне в кошмарах, от которых я просыпалась вся в слезах и горло у меня болело от крика. Вердон-старший оказался так похож на Этьена. Резкая линия челюсти, темные волосы… к счастью, его глаза оказались зелеными, холодными, ничего общего с теплыми ореховыми глазами Этьена.

— У меня нет причин посвящать тебя во все мои мотивы, но я здесь по делу. Я подумал, что ты захочешь повидать знакомые места. Кроме того, мне что, требуется разрешение, чтобы увидеть моего наследника? — Его слова звучали сухо и бесстрастно. — Итак, не хочешь ли ты представить меня своей очаровательной спутнице?

На это ушло бы меньше пяти секунд. Меньше пяти секунд на то, чтобы вытащить шпагу и кинжал из-под юбок и распороть ему живот от пупка до горла. Пальцы заныли от желания сжать рукоять. Вместо этого я стиснула оборку на юбке. Я сама себя не узнавала — я никогда не хотела причинить кому-то боль. Было что-то пугающее в охватившем меня порыве, что-то совсем незнакомое. С другой стороны, передо мной стоял возможный папин убийца. Не просто какой-то невинный прохожий. И даже не человек в доках, напавший на меня с клинком.

— Отец, позволь представить тебе мадемуазель Таню.

Вердон-старший смерил меня равнодушным взглядом:

— Просто Таня?

Неужели он узнал меня? Неужели он видел мое сходство с отцом так же, как я видела его сходство с Этьеном?

Мадемуазель Таня, — поправила я, возможно чересчур резко.

Он разглядывал меня, как мне показалось, целую вечность. «Убийца», — звенело у меня в ушах. Сердце стучало. Наконец Вердон-старший снова повернулся к сыну:

— Любопытно. Этьен, попрощайся со своей спутницей. Ты явно отвлекся, и я не хочу, чтобы ты забыл об обещании, которое дал матери.

Его слова эхом отдались у меня в голове: нечто пугающе похожее я слышала от мамы. Она всегда требовала от меня обещаний, которых я заведомо не могла сдержать.

— Отец, я… — начал Этьен.

Вердон-старший посуровел:

— Почему я должен напоминать тебе о твоем долге, Этьен? Перед твоей семьей. Передо мной. Я сегодня добрый, так что дам тебе немного времени, чтобы ты пришел в себя. Но через пять минут ты будешь в карете. Все ясно?

Пока он шел к перекрестку в сотне футов от нас, по краям моего поля зрения бушевало пламя. Его шаги были быстрыми, выверенными. Должно быть, Вердон-старший был одного возраста с моим отцом, но папины движения выдавали усталость тела, которое отдало службе все свои силы, Вердон же двигался как человек, чье здоровье не было подорвано травмами. Ему бы не составило труда незаметно подкрасться к папе в сгущающихся сумерках под стук копыт Бо и бесшумно расправиться с ним. Если, конечно, он сам решил взяться за грязную работу. Перекинувшись парой слов с кучером, он скрылся в ожидавшей на улице карете, на дверце которой был изображен лев — похожего я видела на печати, скреплявшей письмо Этьена.

— Простите, — прошептал Этьен мне в самое ухо. Я поежилась и плотнее затянула капюшон вышитого плаща, который мне подарила мама. — Я знаю, какое впечатление производит мой отец, — уверен, он и сам это знает, но ему все равно. Я сказал правду о том, что мы не ладим. Впрочем, я работаю над этим. Я сделаю все возможное, чтобы он понял, что другие люди тоже важны. Что мы важны. — От его искреннего беспокойства на сердце у меня потеплело. — Когда я вернусь, мы еще поговорим о том, о чем вы спросили. Обещаю, тогда нам не помешают.

Как только он скрылся из виду, я снова смогла дышать. Когда Этьен был рядом со мной, он словно забирал себе весь воздух, оставляя так мало, что я едва могла вдохнуть, судорожно ловя хоть каплю воздуха, чтобы выбраться из этого тумана.

Я ощутила близость моих сестер по оружию прежде, чем подняла глаза. Арья и Теа стояли рядом со мной.

— Ты раздобыла то, что нам нужно? — спросила я.

Теа кивнула, довольная собой, и указала на свою широкую юбку с оборками:

— Я привязала книги к ногам. Представляешь, Таня? К ногам! Ты когда-нибудь слышала о чем-то столь же скандальном?

Прежде чем мы отправились в дорогу, Арья тронула меня за руку:

— Я не хотела тебя подставить. Я просто не видела другого выхода. Тебе удалось выудить из него новую информацию?

Тепло руки Этьена на моей руке согревало даже теперь, когда мы расстались. Ледяной взгляд его отца до сих пор обжигал мне душу.

— Да, — ответила я. — Думаю, удалось.

— «Долг перед семьей»? Серьезно? — спросила Портия, когда мы вернулись. Мы собрались в салоне, придвинув кресла поближе к камину для тепла. — Для чего еще Вердон-старший внезапно объявился в Париже? Очевидно, он забрал сына домой, чтобы продолжить планирование убийства короля.

Я ответила, не дав Портии договорить:

— Ты его не слышала! Он правда ненавидит отца. И это взаимно. Если вдруг Этьен и замешан в этом, значит, его заставили.

— Какая разница, если он может дать нам необходимую информацию? — спросила Портия. — И почему ты так его защищаешь?

— Потому что я провела с ним немало времени, Портия! Он заботливый, совсем не эгоистичный. А вот его отец…

— Девушки, — одернула нас мадам де Тревиль.

Мы перестали препираться. Взгляд Арьи на мгновение задержался на мне, а потом она вернулась к изучению одной из книг, добытых Теа.

— У нас нет на это времени, — продолжила мадам де Тревиль. Эта фраза уже стала рефреном. Декабрь был не за горами, и разговоры с мадам де Тревиль становились все труднее и напряженнее. — Таня, заставь Вердона открыться тебе, когда он вернется. Ты блестяще сработала, выведав у него о поставке, — кто знает, какой еще информацией он может с нами поделиться? Вдруг он расскажет тебе о планах отца.

— Я попытаюсь, но…

— Ты правильно использовала свои карты, сказав ему, что не надо с тобой играть. Теперь настало время подтолкнуть его к действиям. Мы назначим тебе другой объект на первый бал после его возвращения.

У меня в груди зашевелились незнакомые доселе чувства.

— И чего именно вы хотите этим добиться?

— Разве не очевидно? Он с ума сойдет от ревности. Увидит, как ты флиртуешь с кем-то другим, и у него не останется иного выбора, кроме как открыть тебе свое сердце, — ответила Портия, опередив мадам де Тревиль.

При упоминании о флирте Арья встала, не дожидаясь, пока Портия закончит говорить.

— Я иду спать, — объявила она.

— Да и остальным пора, — сказала наша наставница. — Постарайтесь выспаться, девочки. Мы уже почти у цели, я чувствую. Мы сумеем совершить то, что не удалось самим мушкетерам. Что оказалось не под силу мужчинам. Мы с вами спасем короля.

Загрузка...