На школьном дворе. Приключение не удалось

Глава XXV

Лодку благополучно загрузили, Луиза села на переднюю скамью, а Ленька продолжал хлопотать. Отвинтив пробку на баке, он вставил воронку, кряхтя, налил из большой канистры горючего, потом вылез на «пристань», быстро отомкнул замок на цепи, связывающий лодку с землей, вернулся на корму и оттолкнулся от мостков багром. Лодку сразу понесло боком по течению, а Луиза с благоговением смотрела, как Хмелев колдует над движком: как открывает какой-то краник, потом резко, изо всех сил нажимает ногой на какой-то рычаг где-то внизу…

Движок чихнул и умолк. Ленька вполголоса чертыхнулся, чего-то еще подкрутил и с новой силой ударил пяткой по кикстартеру. На этот раз движок застучал, лодка двинулась, и Ленька сел бочком на корме, держась одной рукой за палку, которая у моряков зовется румпелем.

— Поехали! — с облегчением сказал он. Луиза заметила, что Ленька ведет лодку не вдоль левого берега, на котором расположен город, а направляет ее чуть наискосок против течения к далекому правому берегу.

— Леньк!… Ты куда едешь-то? — прокричала она под стук движка.

Хмелев объяснил ей свой маневр. Конечно, было удобнее сразу плыть вдоль левого берега Иленги, тем более что течение здесь было потише. Но на этом берегу стояло множество домов, откуда ребят могли увидеть, а тот берег был безлюден: там зеленели только пойменные луга, а за ними на холмах с обрывами чернела тайга. В этом месте ширина Иленги достигала полутораста метров, и едва ли с такого расстояния кто-либо мог увидеть из города, что за люди плывут там в лодке.

Приблизившись к этому берегу, Хмелев круто свернул направо, и они двинулись, поглядывая на домишки на том берегу.

Но вот городок кончился. На том берегу потянулись тоже луга, потом, вместо лугов, появились веселые молодые деревца, потом деревья стали выше и темней, а за ними пошел настоящий лес.

А к правому берегу как-то незаметно подполз отвесный известковый обрыв, над которым тоже корежилась тайга. Нижняя часть обрыва размывалась весенними половодьями, поэтому он слегка нависал над рекой, верхняя часть хоть медленней, но разрушалась дождями да ветрами, и большие деревья, которые подступали к обрыву вплотную, уже накренились, цепляясь за землю лишь половиной своих корней, а другая их половина страшными растопыренными когтями висела в воздухе. Некоторые деревья уже рухнули, уткнувшись комлем в край обрыва и выставив мертвые сучья из воды.

— Нетушки! — сказал Ленька. — Давай лучше к тому берегу, а то еще напоремся на чего.

Левый берег оказался приветливей, чем правый. Здесь вместо деревьев и страшных обрывов над водой свисали кустарники, да и течение тут было послабей, лодка пошла шибче, и движок застучал веселей. К тому же солнце, садившееся над тем берегом, стало пригревать ребят последним теплом.

С Леньки спало напряжение, и он блаженно размяк. Луиза повеселела и заулыбалась.

— Ленька, мы, правда, совсем как из книжки: искатели приключений?!

— Ага, — отозвался Хмелев. — Вот Акимыч удивится, когда нас увидит! Ты давай перелезай сюда, а то говорить трудно.

Бочком, цепляясь за борт и стараясь не задеть горячий движок, Луиза перебралась на корму и села рядом с Хмелевым.

— Закусим? — предложила она.

Перед погрузкой ребята переложили сахар и хлеб в пластиковый мешок, который Хмелев сунул под свое сиденье. Банки с консервами лежали тут же на дне. Леня попросил Луизу подержать руль и открыл ножом банку судака в томате. Затем он снова взял на себя управление, а Луиза принялась хозяйничать. Нарезав хлеб прямо на досках широкого сиденья, она постелила себе на колени старую газету и стала готовить бутерброды, выковыривая куски рыбы из банки и укладывая их на хлеб. Первый бутерброд она передавала Леньке, у которого одна рука была занята, следующий готовила для себя.

Так они долго, не торопясь, ужинали, восхищаясь собственной отвагой и продолжая сравнивать себя с героями книг и кинофильмов. Закончив трапезу, Луиза переложила оставшиеся консервы из банки в эмалированную кружку, в другую кружку зачерпнула забортной воды (Ленька утверждал, что выше города вода в Иленге совершенно чистая), дала запить ужин Хмелеву и напилась сама. Сполоснув кружку и протерев газетой нож и вилку, Луиза обхватила руками колени и притихла. Притих и Ленька. Луиза молча любовалась на солнце, которое медленно спускалось к противоположному берегу, постепенно краснея и увеличиваясь в размерах. Хмелев тоже поглядывал на это солнце, но лишь одним глазом. Он знал, что течение у берегов всегда слабее, чем на стрежне, поэтому старался держаться ближе к земле, но знал также, что у берега легче всего напороться на какую-нибудь корягу, и это заставляло его нервничать.

Когда красное солнце коснулось слева черной зубчатой стены тайги, у Луизы в голосе появились деловитые нотки;

— Ленька, а ты знаешь, который теперь час?

— Откуда мне знать? Часов нет.

— Сын охотника, а не умеешь по солнцу определять время.

— Мой отец тоже не умеет определять, потому что у него часы. А вот мой дед, говорят, определял время и по солнцу и по звездам, да еще хоть зимой, хоть летом.

Через несколько минут солнце и вовсе скрылось, оставив только зарево над тайгой.

— Ну его! — сказал Хмелев. — Давай ночлег искать, а то еще напоремся.

Скоро он заметил что-то вроде бухточки и, сбавив газ, осторожно вошел в нее. Но это оказалась не бухточка, а устье маленькой речушки, берега которой сплошь поросли нависшим над водой кустарником. Ленька выключил движок, но течение в речке было такое слабое, что лодка по инерции продолжала двигаться вперед.

— Бери багор! Лезь на нос! Цепляйся за что попало! — скомандовал Хмелев.

Луиза быстро исполнила приказание и стала шарить багром по кустам, но вдруг лодка стукнулась обо что-то, остановилась и стала медленно подаваться назад. Речушку перегородила упавшая лесина. Луиза успела зацепить ее багром, подтянуть лодку вплотную к лесине и ухватиться руками за влажный ствол.

— Ленька, держу! Быстрей давай! Комары жрут!

Хмелев от самого Иленска был в одних плавках, поэтому страдал от комаров еще сильнее. Он перелез через борт. Вода оказалась чуть выше колен. Пробравшись к бревну, за которое цеплялась Луиза, он понял, что лучшего причала не найдешь.

— Все! Тут ночевать будем. — Он выбрал веревку, привязанную к кольцу в носу лодки, и надежно примотал ее к лесине. Не вылезая из воды, он покопался в своем мешке и достал флакон с антикомариной жидкостью.

— На «Репудин»! Намажься и иди в кусты. — Взяв свой мешок, он прошлепал с ним к корме.

— Костерок бы развести, — вздохнула Луиза, слезая в воду.

— Кой шут тебе костерок! Устали как собаки.

Луиза промолчала. Для нее сидение ночью у костра было романтикой, а для Леньки, которого отец нередко брал с собой в ночь на рыбалку, заготовка и уборка корявого валежника да и возня с самим костром была обыденной работой.

Когда путешественники побывали по очереди в кустах, Луиза уже не думала о романтическом сидении у костра. Вернувшись в лодку, она быстро вытерла ноги полотенцем, надела старенький красный свитер, теплую юбку и, завернувшись в старое одеяло, улеглась в самом носу. Ленька зарядил ружье двумя единственными патронами с жаканами и сунул мокрые ноги в брюки отцовской ватной стеганки. Штаны были так длинны, что Ленькины ступни не высовывались из них, а куртка этой стеганки была для него такой просторной, что он не стал надевать ее в рукава, а просто завернулся в нее с головой, как Луиза в свое одеяло.

Думаю, что, если бы через минуту медведь подошел и зарычал у них над ухом, это их не потревожило бы.

Придя домой в начале одиннадцатого, Полина Александровна прочитала оставленную Ленькой записку. С этой запиской она хотела было побежать к Мокеевым, но тут пришла Инна, сказала, что она хочет рассчитаться и забрать свои вещи. Полина Александровна отнеслась к этому совершенно равнодушно. Она двигалась как автомат. Машинально достала из комода Паспорт, машинально, не пересчитывая, взяла деньги… И лишь когда Инна собиралась уходить, вдруг сказала:

— А вы знаете, мой Ленька-то… Из дому сбежал. Вот записку оставил. — И она протянула Инне записку.

Инне нравилось простое и красивое лицо Полины Александровны. Она чувствовала, что такая женщина не могла быть замешанной в проделках ребят. Она поведала о том, что случилось во время обеда, сочувственно пожала Полине Александровне руку, сказала, что ее Леня славный мальчик, только попал под дурное влияние.

Когда Инна ушла, Полина Александровна всплакнула, потом, вытерев слезы, побежала с запиской к Мокеевым.

Мать Луизы — Мария Васильевна, такая же энергичная, коренастая и золотоволосая, как ее дочь, уже больше часа находилась в тревоге. Она то подходила к калитке и выглядывала на улицу, то возвращалась в дом и приближалась к окну передней комнаты, под которым читал газету ее супруг, сидя в пижаме на своей любимой лавочке над рекой.

— Паш!… Скоро десять, а Луизы все нет.

— Вернется — сделаю выговор, — отвечал товарищ Мокеев, не отрываясь от газеты.

Но вот появилась Хмелева и показала Марии Васильевне записку. О разговоре с Инной она предпочла умолчать.

— На, истукан! Читай! — рыдая, крикнула Мокеева, протягивая через окно супругу Ленькино послание.

Ознакомившись с ним, Павел Павлович встал, взглянул на лодочную гавань и убедился, что моторка Хмелева отсутствует. Но хладнокровия он не потерял. Вернувшись в дом, он предложил обеим женщинам посмотреть, какие вещи дети с собой захватили. Скоро ему было доложено о пропаже старых, но теплых вещей, значительного количества продуктов, двух канистр с горючим, не говоря уж о веслах и багре.

Трое взрослых устроили совет в большой парадной комнате Мокеевых. Павел Павлович сидел на диване, расставив ноги, держась толстыми пальцами за колени. Обе женщины поместились напротив возле большого круглого стола, накрытого зеленой плюшевой скатертью.

— В общем, таким образом, — заговорил Мокеев.

Нигде по реке Большой ни у нас, ни у Хмелевых знакомых нет. Горючего захватили достаточно, чтобы добраться до Луканихи. Отсюда какой вывод? Они к своим дружкам махнули: к Бурундуку и его воспитанникам. Так называемым.

Все населенные пункты в этих местах издавна располагались только по берегам рек, поэтому каждая районная организация имела свой катер, чтобы летом руководящие товарищи могли общаться с работниками на местах. Обе женщины вскочили и стали уговаривать Мокеева немедленно взять катер райпотребсоюза и ехать в погоню. Но тот выставил вперед ладонь.

— Спокойно! Садитесь! — Женщины покорно сели, а он продолжал: — Скоро одиннадцать, а они не позднее шести уехали. Наш катер побыстрей их лодки, но ведь Ленька-то парень с головой, хоть и дурак. Он ночью не пойдет, и они где-нибудь под кустами спрячутся. Где их там искать?

— Ладно, — согласилась Мария Васильевна. — Только я всю ночь не засну.

— Я тоже глаз не сомкну, — вздохнула Полина Александровна.

— А я буду спать, — сказал Мокеев. — Ленька как-никак сын охотника. На Иленге бывал, с лодкой управляется. Луиза с ним не пропадет. Сейчас переоденусь и схожу к Петру, к мотористу. Попрошу поработать в субботний день. Надеюсь, войдет в положение.