Набитая рука

НЕ ТОЮ ДОРОГОЮ

В деревне Стрельцы Савельев раздосадовался.

— Да ну, что вы! — сказали ему там беззаботные стрельчане. — Какие еще у нас бедствия!

— А налетят! — объяснял Савельев. — Какой-нибудь тайфун «Дуся», например. Или, например, объявятся жулики и принесут соответствующие убытки. Вон ведь как у вас склад плохо охраняется!

— Да мы его и вовсе не охраняем, — сказали стрельчане. — Там на двери замок…

— Но ведь на складе мед! — убеждал Савельев. — Совсем ведь плохо стоит?

— Ну и что, что мед! Медведей мы все равно не побаиваемся, да они у нас все равно и не водятся.

Вот тут-то Савельев и раздосадовался и, досадуя, поехал домой в город Батоновичи.

Он не попусту раздосадовался. Инспектором Госстраха он работал и обязан был всячески содействовать страхованию. Но не получалось вот.

И вот теперь, едучи из Стрельцов в Батоновичи, он наконец почувствовал, что государственное страхование — это как бы вовсе и не его призвание. И приобозлился от этого. Сначала на стрельчан, а потом на судьбу свою. Переворотец какой-то в его душе сделался, и мысли неуместные в голове появились. Пагубные.

В общем, мед этот колхозный украсть он решил. Для примеру и чтоб попреследовать заодно и собственную материальную выгоду.

Обдумал вроде бы все. С одной стороны, дело легкое: мед не охраняется. С другой стороны, не совсем легкое: мед увесист, как ни говори.

Тут и вспомнил Савельев об одном своем батоновичском знакомом. По профессии этот знакомый шофер, а по фамилии Пинчук. И что особенно хорошо — человек физически одаренный.

Решил Савельев к его помощи прибегнуть и домой к нему пошел. Для переговоров. На свои ораторские способности он уж теперь не понадеялся и взял с собой бутылку известного читателю напитка.

К напитку Пинчук отнесся с пониманием. Он его внимательно выкушал, после чего искренне разохотился помочь хорошему человеку.

Ну и поехали за медом в Стрельцы.

Ночь теперь была, и сладко спали у себя беззаботные стрельчане. Тишинища царила. Однако инспектор решил по профессиональной привычке перестраховаться и машину остановил не у склада, а в отдалении.

Одаренный Пинчук сковырнул замок без труда, как бутылочную пробку.

Мед был тут. Ухватился Пинчук за бидон, но не тут-то было. Пришлось еще и побороться с ним, чтоб на спину взвалить.

Взвалил. Понес. Инспектор Савельев оказывал посильную помощь.

Взгромоздили бидон на машину, пошли за вторым. Одолели и второй.

Покурили.

— Ну его на фиг| — взленился вдруг Пинчук. — Чего его таскать, когда прямо к двери подъехать можно.

Это он о тяжелотранспортабельных бидонах выразился.

Савельев докурил, подумал над пинчуковскими выражениями, послушал окружающую тишину, еще подумал.

— Давай! — сказал.

Так что с третьим бидоном возни было гораздо меньше. А больше уж и бидонов не было.

Сели в кабинку, и Савельев еще раз сказал:

— Давай!

И вдруг (отдельные авторы в отдельных случаях правы: жизнь так полна отдельных внезапностей!)…

Итак, и вдруг… Машина вдруг не поехала. Она вдруг забуксовала на дороге.

Напрасно Пинчук проявлял смекалку, пихая под колеса ватник, напрасно инспектор Савельев проявлял неизвестно что, отправляя туда же и новенькое пальто… Машина не двигалась, а только выла, и колеса все глубже зарывались в землю.

Долго она и отвратительно так выла на такой отвратительной дороге, пока на шум не пришел местный житель Ромашин. Он бы, может, и не пришел бы, да вот бессонницей страдал, а тут, как ни говори, развлечение могло быть.

И было Ромашину развлечение, когда еще людей созывать пришлось. Думали помочь увязшим путникам, но потом кое-как догадались, что тут перед ними хищение народного добра происходит.

— А, это тот, который насчет ветра «Дуся» объяснял! — узнали они Савельева. — Давай наш мед обратно!

Затащили бидоны обратно, замок опять повесили, машину из дороги выковыряли, жуликов милиции сдали и снова спать разошлись.

Вот такая вышла история. Посвящается эта история нашим дорожным строителям.