Над морем

Незаметно становишься дальше,

Чем может быть взгляд,

        обращенный за горизонт,

По которому разливается прозрачное горное масло.

Приветствуя темноту, поют все сосуды мира —

В руках жен, верных или неверных,

В могилах неизвестных предков,

Которым кроме обожженной глины

Нечего было пожелать рядом с собою,

Поет каждое горлышко —

        глиняное или живое,

Из серебра или меди.

Ты выходишь на звон как на площадь,

Где для кого-то уже сколотили

        крест или трон или плаху,

Откуда земля разворачивается как платок,

А в нем немного хлеба и соль.

Смотри — разлетаются веером птицы,

        и за каждой ты поспеваешь,

И где ты — теперь разобрать невозможно…

Но кто-то на месте твоем

        с удивленьем подносит к лицу

Еще не остывшие медные руки

И слышит шипенье усталого молота

В ледяной воде, в горнице кузнеца,

Хорошо сделавшего свою работу.

Это озеро нарисовано на бумаге окна,

За ним полотно дороги,

Глубокая колея,

Соломенная телега осени,

Сырая листва, побелевшая в ожидании снега.

Голоса гуляют по берегу,

В галерее шепотов, у молочных стволов,

По стеклянному лесу.

Каждого видно как на ладони,

Линии разделяются, чтобы сойтись,

Ветвятся, теряют друг друга из виду,

Стая, поднятая далеким лаем,

Поднимается над остывшей водой,

Догоняя краешек солнца.

Нет, не птицы, но кто-то другой

Узнает молодое лицо зимы,

Деревянные саночки, щепки, трещотки,

Огоньки, спрятанные в сугробах.

Катающиеся на коньках смеются,

Полозья прилежно режут лед,

Но веселье зимы беззвучно.

Оттуда доносится только шорох

Хорошо заточенного железа,

Которое ходит легко и весело

Поперек сухого ствола

Уходящего года.

Степь это мелкие черные всадники лет,

За которыми снова сомкнется трава.

Мы идем по следу,

Подбираем потерянные подковы,

Щепки и бусинки, наконечники стрел,

Кто-то сложил очаг и угли еще не погасли.

Небо смотрит на нас единственным глазом,

Под ногами теплится ночь,

В дыму сухое дерево оживает,

Почки лопаются от жара

И звезды восходят как зерна.

Цветущая степь, крылья тюльпанов,

Черные серединки маков,

Запаху негде остановиться,

Он расплывается по земле,

Прорастая между лопатками сна.

На поверженного бросается ястреб,

Ныряет снова и снова,

Но не может пробиться к земле,

Ударяясь о безмолвие.

Помнит только зима.

Звуки, заледеневшие на лету,

Осыпаются острыми осколками.

Мы продолжаем идти по следу,

Зная, что небо не видит нас,

Что есть кто-то еще,

Кому предназначен этот тяжелый взгляд,

Единственный, кто не знает,

Что степь это смерть.

Смотрим на разноцветный шельф, на осколки

Самой прекрасной коринфской вазы

Розовое по серому

Раковины, полные песка

Сквозь тонкое стеклянное горлышко

Течет песчаная песенка

Еле заметно меняется береговая линия

На медной монетке памяти

Сохраняются только впадины

Но как ни глубока чеканка

Черты твоего лица не отчетливей

Чем дата на обороте.

Из крохотных раковин, похожих на амфоры

Закрученных то вправо, то влево

Из белых комнат, покинутых навсегда

Из одинаковых, как галька, слов

Оживающих только в часы прилива

Вьется длинная нитка

На которую кто-то нанизывает дни.

Когда я вижу его работу

Удивляюсь, почему он выбрал именно те

С неровными краями и дырочками

И забыл о других

Купленых дорогой ценой.

Нить, проложенная насквозь

Безымянные фрагменты

Извилистый путь

Летучие рыбы, ласточки

Лилии, нарисованные на стенах

В ярко освещенном лабиринте ни звука

Песок или морская вода

Насколько еще я смогу задержать дыхание

Чтобы увидеть тебя

Сердце, удвоенное рифмой,

Говорит за двоих,

Видит каждую спицу

В солнечной колеснице времени,

Ближе твоих ресниц или слез,

Ближе, чем да или нет.

Какое еще обещание

Я продолжаю хранить

За закрытыми глазами?

Иду наугад

По узкой улочке

Из желтого песчаника,

Четная и нечетная сторона

На расстоянии вытянутой руки,

Слова постукивают впереди,

Словно палка слепого,

Это ты ведешь меня,

Ты ведешь,

Ты.

Собирались у берега

Светились, покачиваясь на воде

Сколько их

Где небо и где земля

Только частая сеть

Сухостой и цикады.

Путаясь в длинных рукавах ночи

Появляется луна с колотушкой

Обходит сады

Никого.

Я едва различаю тебя

Голос листвы

Цветущий куст в темноте

И на нем одна за другой

Вспыхивают

Рассыпаются

Восходят новые

Видишь эти сияющие лепестки

Белые цветы на темном дереве жизни

Цветы, когда я прикасаюсь к тебе

На ветках времени

Насквозь.

В одну из душных ночей

Я вижу во сне жасмин.

Пьет, разрастается,

Поднимает голову

Слово «забыть».

Моя постель, слоистая слюда,

Вода опять дошла до края дамбы,

Она войдет в артерии и ямбы,

Овраги и морские города.

Глубокий сон, прозрачная рука,

Сплетенье вен и солнечная сфера,

И фосфор, и бесформенная сера,

И сердца разветвленная река,

Плечо земли, ключицы-острова,

Подводное мерцанье миокарда,

И черные стрекозы Леонардо

В развалинах у крепостного рва.

На твоей солнечной стороне

Настурции и дикий виноград,

Пчелы, тяжелые от яркого света,

Осторожно огибают препятствия

И до нас им нет никакого дела.

Твой голос словно волшебная флейта

Вызывает из земли новые ростки,

И обыкновенная камнеломка

Продолжает свое героическое восхождение

По ступеням старого театра.

Он переживет нас,

Как уже пережил ту женщину,

Которая пела своим сыновьям самую черную,

Самую сладкую колыбельную на свете,

И слепого старика, задремавшего в священной роще,

И его детей, которых неграмотная судьба

Пометила крестиками, словно дома под снос,

И тех двоих, что лежали в склепе,

Счастливые, в погребальных одеждах,

Засыпанные цветами так,

Что нельзя было отыскать глаза

И закрыть их.

Здесь разворачивался алый веер,

Яростный ветер,

Трепал узкие полоски кожи,

Раздирал горячие ладони,

Сросшиеся в молитве,

Пропарывал блестящий шелк,

Топтал любопытных,

Мотал огромной головой,

Утыканной пиками.

Человечек, ушедший по колено в песок,

Распрямлялся в последнем,

Выверенном движении,

Как распрямляется упрямый лук,

Пославший отравленную стрелу.

Время поддело нас на рога,

Но мы успели, успели

Выкрикнуть эти слова,

Ничего, что завтра сюда привезут

Новый песок

И разровняют его

Как ни в чем не бывало.

На этой чертовой площадке

Так ничего и не выросло,

Мы уже не смотрим вверх,

Восхождение требует сил,

Которых у нас не осталось.

Дайте немного побыть здесь,

На солнечной стороне,

Зацепиться за кирпичную кладку

Узловатой лозой,

Прижиться,

Прижаться ладонями дикого винограда

К отвесной стене.

Взявшись за руки,

Стоим на ступенях

Полуразрушенного театра.

Голубые отроги гор,

Звон колокольчиков,

Белые, розовые цикламены.

Пористый известняк пропитан солью трагедий,

Воткни сюда слабое растение,

И оно поднимется как ни в чем ни бывало.

Все повторится,

Несчастный слепой старик

Снова блуждает в роще Эвменид,

На рукаве его платья,

На его сандалиях, в траве,

В вечернем воздухе,

Повсюду маленькие светлячки,

Огоньки, запечатанные в сосудах

Зеленого стекла,

И ни один не замечает

Собственного свечения.

Его дочь,

Замурованная в гробнице,

Поет о птицах, летящих на острова,

Там моя родина, забытая родина,

Мелкое просо в соленой воде,

Каменистые Киклады.

Ее сестра,

Припадая к стене,

Слушает и плачет,

Под обломками старого Арго

Просыпается юный Ясон,

И железные зубы дракона,

Изойдя ржавчиной,

Поднимаются вверх.

Мы растем на камнях,

Зеленеет земля.

Да, все сначала,

И нашим глазам

Нужен горный хрусталь,

Добытый с помощью грубых инструментов,

Заступа и кирки,

Куска белой материи,

Пяти простых красок.

На открытой ладони сцены

Из голубой геологической жилы

Бьет ослепительный свет,

И вот мы растеряны,

Растрепаны,

   распущены плачущей Пенелопой,

И снова схвачены за края полотна

Иглами деловитых швей,

Пронизаны тысячью нитей,

Вплетены словно уток

В основу сурового полотна.

Смертные боги,

Бессмертные люди,

Солнце идет по кругу,

Отражаясь в незрячих глазах —

Эдип, Антигона, Ясон,

И мы вторим как эхо —

Ясон, Антигона, Эдип.

На предметном стекле неизвестного лаборанта

Свежий зеленый срез,

Подсвеченный изнутри голосами, вздохами,

Шепотом жизни в тонких растительных трубочках,

Пульсируя в плотно спаянных клетках,

Она производит незаметную работу

По разделению пустого пространства

На комнаты для всего, что растет.

Гласные и согласные

Словно ласточки и стрижи,

Горловые, свистящие, с раздвоенными хвостами,

Вьются над колокольней;

Вглядывающийся в микроскоп

Слышит, как безымянные музыканты

Разыгрываются в оркестровой яме

В ожидании дирижера.

Он видит в капле воды черные ветки,

Черепичные крыши,

Цветное стекло соборов,

И на кончиках его пальцев

Растет ощущенье струны

И дерева, согретого на груди.

Над огромным телом города-ополченца

Развевается красное полотенце,

И сияют с белой больничной койки

Голубые вены Невы и Мойки.

По проспекту едут пустые санки,

Умирает муха в стеклянной банке,

Он лежит во тьме, и ему не спится,

И на нем холщовая плащаница.

Он уже прозрачней слюды и кварца,

С головой младенца, руками старца,

И глядят с блокадного небосклона

Миллионы глаз, голубых, зеленых.