Глава 24

Валек, растоптав башмаком один окурок, тут же раскурил очередную сигаретку. Он, хоть и пытался держаться этаким непрошибаемым молодцом-огурцом, но подтряхивало его тоже знатно. Ведь не каждый же божий день вопросы с «бесхозными» трупаками на своей территории разруливать приходилось.

— А расклад, ребятки, такой… не веселый, в общем… — выпустив из ноздрей воздух, с «прискорбием» сообщил лесорубам Валентин Петрович. — Этот бугай, которого вы так скоропостижно зажмурили — особа, приближенная к телу Вити Бульдозера. Погоняло жмура — Бурят, он «порученец» Бульдозера по деликатным вопросам…

— Этот Бульдозер — Виктор Палыч Тихорецкий, что ли? — уточнил Борис. — Бывший городской мэр, а позже губер?

— А теперь еще и депутат, — ответил Валек, глубоко затягиваясь. — Так что сами должны понимать уровень нарисовавшейся проблемы…

— А тебе откуда все это известно? — поинтересовался между делом Борис. — Мы-то, вроде, тоже не лохи позорные, кое-какие связи в городе имеются, а в лицо никаких Бурятов не знаем.

— Да это не я, это папахен мой в свое время с ними жестко пересекался, — пояснил Валек, продолжая дымить, как паровоз. — Думаешь, с чего он здесь у нас почти тридцать лет, как окопался? Он-то Бурята и узнал.

— Согласен, — кивнул Борис, — Махмуд человек авторитетный, зря бакланить не будет. Были времена… А мы вашу с Махмудом помощь не забыли…

— Так на том и стоим! — Улыбнулся Валек. — Мы ж свои, Нахаловские! А городские деятели пусть валят лесом!

— Ну, нет, Валентин Петрович, — теперь уже ответно улыбнулся Борис, — тут ты, конкретно не прав — лес тоже наш! Пусть валят куда угодно, а наш лес, мы и сами валить умеем! Правда, Серый? — Толкнул он локтем своего напарника, предпочитающего не влезать в разговор «старших».

— А тож! — коротко произнес тот и вновь замолчал.

— Так вот, есть предположение, — продолжил отец моего нового тела, — что Бурят в нашей дыре появился не просто так… Не знаю, зачем конкретно, но такого специалиста Тихорецкий использует только в очень крайних и очень серьезных случаях. При его нынешней должности замараться сотрудничеством с криминалом — дело очень неблагодарное! Но после работы Бурята свидетелей, как правило, не остается…

— Да чего же такого в нашем медвежьем углу случиться должно, чтобы этого утырка прислали?

— Не знаю, — пожал плечами Валек, — но это явно должно быть что-то очень и очень прибыльное. У вас там в лесу случайно золотую жилу никто не находил?

— Если бы… — задумался лесоруб. — А что, есть информация? — тут же поинтересовался он у Валька.

— Да откуда? — рассмеялся тот. — Это так, в качестве бреда, типа «мозговой штурм».

— А золотишко бы нам не помешало! — неожиданно ввинтил Серега.

— Да он бы никому не помешало! — согласился с ним Борис. — Но у нас ничего такого не проскакивало.

— Ладно, оставим досужие домыслы, — продолжил Валентин Петрович. — Но Бурята обязательно будут искать. Витя так просто его пропажу не оставит. Во первых: это его верный человечек, что не один десяток лет на Бульдозера верой и правдой пашет. Ну, а во-вторых: Бурят слишком много знал о делишках своего босса. А врагов у Вити Бульдозера тоже хватает… Так что, готовьтесь парни, за убийство этой гниды спросить могут!

— Да мы завсегда готовы, как пионеры! — хищно усмехнулся Борис. — Пусть едут — разберемся!

— Ну, если что — обращайтесь! — произнес напоследок Валек. — Поможем по-соседски.

После, поручкавшись с лесорубами на прощание, мы с Вальком и крестным залезли в «Тундру» и отправились обратно «домой». Хотя мне, наверное, стоит все-таки уже называть дом Тимохи своим собственным, ибо возврата назад, как во времени, так и в собственное тело, раскинувшее мозгами после выстрела Вити Бульдозера, не предвидится. Да я и не хотел никуда возвращаться. А зачем? Здесь я молод, и почти здоров! Остается только с иглы слезть, а мне это явно по плечу — моя воля никуда не делась, осталась со мной в отличие от моего тела, возраста и болезней. И она, по всей видимости, останется со мной навечно. До тех пор, пока я не развеюсь в «космическом эфире» и смогу себя воспринимать, как цельную личность.

— Ну, что, дело сделано? — Довольно выдохнув, упал на водительское сиденье Валек. — Теперь в нашем полку прибыло!

— Ты о чем, Валентин? — Крестный пока не выкупил тему, а я уже давно понял, что к чему.

— Леха, ты чего тормоза врубил? — фыркнул Валек. — Давай уже — соберись!

— Не кипишуй, Валек — я в норме! — заверил папахена крестный. — Просто давно на таком мандраже не сидел.

— Хорошо, — кивнул Валек, придавливая педаль газа. «Тундра», прошуршав покрышками по гравию на обочине, выскочила на дорогу. — Так вот, — в продолжение поднятой темы, произнес Валек, — теперь и Борькины пацаны будут вдвойне бдить, чтобы левые чужаки на нашу территорию незаметно не просочились. Сам посуди, как удобно все сложилось: если Бурят действительно по душу Махмуда заявился, а его Катькины лесорубы замочили — это их реальный косяк.

— Так-то да, — согласно кивнул Иваныч. — Они же не в курсах за старые терки Махмуда с Витей Бульдозером. Пусть думают, что его псы именно с них за смерть Бурята спрашивать заявятся.

— Вот! Шурупишь, братишка! — воскликнул Валентин Петрович, постепенно разгоняясь по трассе. Хоть дорога была и не ахти, но японский аппарат с мощной подвеской легко проглатывал все неровности дороги, лишь мягко покачиваясь на амортизаторах. — Отошел, наконец, от спячки! Пусть пацаны так и думают, а мы их разубеждать в этом не будем. Бойцы из них отличные. Помнишь, сколько городских блатных и приблатненных у них лесной бизнес отжать пытались?

— А то! Не меньше, чем у нас бывшие колхозные земли! — хохотнул, развеселившись, крестный. — Зубы-то мы им знатно повышибали! Слушай, Валек, как же давно это было! Я уже и забывать начал…

— Порох-то еще есть в пороховницах? — подначил его папахен.

— Если надо — по сусекам поскребу, — ответил Иваныч, погладив стоявшую рядом волыну.

— Вот это нормально! Вот это по-нашему! — с одобрением произнес Валек. — Думаю, что против нашего гамбита с лесорубами, хрен чего Бульдозер у нас вымутит! Если, конечно, батьку на старости лет это не приснилось… — подумав, добавил он.

Заехав на широкий двор поместья, Валек заглушил машину, и мы все вместе отправились на поиски Махмуда. Старика мы нашли в просторной комфортабельной беседке, с которой открывался чудесный вид на ночное озеро, в идеально гладкой поверхности которого отражались яркие луна и звезды, сверкающие на антрацитово-бесконечном небосводе. Махмуд сидел в плетеном кресле-качалке перед заставленным жрачкой столом, расслабленно покуривая ароматный кальян, колба которого, медная и позеленевшая от времени, была расположена прямо перед ним. От колбы отходило еще несколько резных кальянных трубок.

Я шумно принюхался к знакомому сладковатому дымку, струившемуся из чашечки с угольками:

— Гашиш[1]?

— Нет, — слегка приоткрыв и без того узкие щелки глаз, буркнул старый таджик, — вернее, не совсем — это особая смесь трав, в составе которой присутствует небольшое количество гашиша. Мой дед, передавший мне секретный состав этой смеси, утверждал, что «рецепту» больше тысячи лет! Точно такую же смесь курил сам благословенный Аллахом пророк Сулейман ибн Дауд! Она позволяла достичь ему максимальной ясности сознания… — И старикан еще раз глубоко затянулся.

Жидкость в сосуде громко забулькала, а мой рот помимо воли наполнился вязкой и тягучей слюной.

Старик проницательно заметил перемену в моем лице и без каких-либо предисловий, жестко поинтересовался:

— Ломает?

— Еще нет… — Мотнул я вихрастой и нечесаной головой, предварительно сбросив с головы капюшон толстовки. — Но скоро буду натурально подыхать, дед, — честно ответил я.

— Садись. — Махмуд кивком указал на ближайший к нему свободный стул, и я с облегчением притулил на него свою задницу. — Ты действительно решил с иглы соскочить, внучок? Или, как обычно: распушил перья, раздал обещания, а как до дела дошло — так сразу и сдулся, как драный штопанный гандон? — Не выбирая выражений, прожег меня проницательным взглядом мой постаревший Али-Баба.

— Решил! — произнес я, вызывающе глядя в узкие глаза Махмуда. — И я это сделаю, чего бы мне это ни стоило!

— Отвечаешь? — еще раз затянувшись, выдохнул с дымом старикан. — Подумай хорошенько, Тимка, — глухо предупредил он меня, — если на этот раз съедешь с темы, даже не вспомню, что тебя в младенчестве в голую жопу целовал — удавлю своими собственными руками!

— Бать, не дури! — испуганно воскликнул стоявший рядом со мной Валек, уловивший в негромких словах старика явную решимость сотворить со мной все, что пообещал.

— А ну цыть, Валька! — Махмух резко хлопнул крепкой морщинистой рукой по столу. Как будто деревяшкой по деревяшке приложил. — Пусть мелкий, наконец, начнет своим балабасом думать! Если в очередной раз съехать надумает, так пусть лучше сразу сольется! Ну, а уж если ответит и слово не сдержит… Всё, я сказал!

На Валька без слез нельзя было смотреть, какой-никакой, а Тимоха был его единственным сыном. Родной кровиночкой. И, несмотря ни на какие обстоятельства, Валек его по-настоящему любил. Но и отчима он знал не первый год: если старикан что-то пообещал, поставив «на кон» свое слово, то он его обязательно выполнит. А Махмуду человека убить, что свинью на ферме заколоть… Вот и разрывалось на куски душа и обливалось кровью сердце Валентина Петровича.

— Отвечаешь? — скрипучим голосом вновь повторил Махмуд.

— Отвечаю! — не дрогнув ни единым мускулом, произнес я, словно клятву.

Я тоже знал Махмуда и понимал, что он свое обещание действительно сдержит. Но еще лучше я знал самого себя, и ни капли не сомневался, что удастся исполнить задуманное. Ведь я, сука, не тля позорная, я право имею!

— Тимка… — Вновь дернулся ко мне папахен, но был остановлен властным жестом Али-Бабы:

— Не суетись беспонтово, Валька! Он сказал!

— Я сказал, — повернувшись к отцу, произнес я. — Не переживай — я выдержу! Вы еще сможете мной гордиться! — Немного пафосно получилось, но я прямо чувствовал, что эти слова им сейчас очень нужны. И не только Вальку, но и самому Махмуду.

Старик уставился на меня своим непроницаемыми темными щелками, словно в первый раз меня увидел. И, как бы он не скрывал свои чувства, я умудрился увидеть, что его глаза как-то странно и влажно блеснули в свете яркой луны.

— Первый раз за долгое время, — сипло произнес старый таджик, — ты заставил меня гордиться тобой, внук! Не опогань оказанное тебе доверие!

— Не подведу, дед! — ответил я, а мысленно добавил:

«И ты не подведи меня, старичок!»

Для меня до сих пор остро стоял вопрос сохранности союзного общака, с которым я, когда-то давным-давно, отправил в это захолустье своего криминального порученца — недалекого таджика Али-Бабу, который должен был сохранить доверенную ему воровскую кассу до лучших времен. Тогда я даже теоретически представить себе не мог, что все так получится, и Махмуду придется провести в этой деревне тридцать четыре года!

Я вспомнил свой последний телефонный разговор с таджиком за несколько десятков минут до собственной смерти:

— Жди меня… или человечка с весточкой от меня! Слово ты знаешь!

— Сколько Махмуду ждать?

— Жди, пока не сдохнешь!

А ведь кодовое слово я так и не успел никому передать. А он ждал… Весь вопрос, на сколько хватило его верности? Ведь за столь долгий срок она могла легко «улетучиться», растворившись в измененной реальности с абсолютно другими ценностями и понятиями, которые я до сих пор не мог прокусить до самого конца. Ну, ничего, время для разборок еще придет! И каждый сполна получит свою заслуженную награду, не взирая ни на какие обстоятельства! По крайней мере, двое моих старинных знакомцев — уж точно: Витя Бульдозер и Али-Баба! Семен Метла сумеет разрулить все по понятиям даже после собственной смерти!

— А вы чего встали, словно неродные? — «набросился» старикан на Валька и крестного, переминающихся с ноги на ногу рядом с беседкой. — Или никто жрать не хочет?

— Было бы предложено! — обрадовано произнес Иваныч, пристраиваясь напротив меня и наполняя тарелку рассыпчатым пловом из большого казана, исходящего ароматным паром.

— А ты покури, Тимка, — разрешил он мне, указав на свободный мундштук кальяна. — Если с умом, да без пристрастия — отлично средство против нервного мандража. Отменно расслабляет. Да и ломку на часок-другой отодвинешь… А как пожрете, — это он уже Вальку с крестным, — свезете его к Лукьянихе. Старая ведьма умеет таких, как он на ноги ставить.

— Конечно свезем, бать, — послушно кивнул головой папахен, набивая рот горячим пловом.

Я поднял со стола длинную деревянную трубку и глубоко затянулся, забивая легкие ароматным дымом. Старик не соврал — это действительно оказался «не совсем гашиш», хотя его узнаваемый запах присутствовал в общем букете. Но против ожидания, меня не «расплющило», и не прибило по «хи-хи», а очень грамотно расслабило мышцы, как и все тело, а голову основательно прояснило. Гребаный экибастуз! А чего же он раньше эту свою ядреную смесь мне не предлагал?

— Как с проблемой, — не дожидаясь, пока моя «родня» набьет животы, поинтересовался Махмуд, — разобрались, кто нам подкинул труп Бурята?

— Разобрались, — первым подал голос Иваныч. — Борька со товарищами его намедни грохнули…

— Борька? — переспросил Али-Баба. — Это Катькин мужик, что ли?

— Ну, да, — подтвердил крестный, не преставая жевать. — Катькин.

— Чё не поделили? — продолжал допытываться старикан.

— Вот её-то, как раз, и не поделили, — усмехнулся Иваныч. — Буряту, похоже, изрядно чердак напекло, и он стал клинья к Катьке подбивать. Но на его беду Борька с мужиками в «Лесорубе» бухали — с деляны вернулись. Ну и встряли. А этому отморозку нет бы — съехать по-тихой, так он шмалять почем зря начал…

— Никто из Катькиных не откинулся? — полюбопытствовал Махмуд.

— Пронесло, — ответил крестный. — А вот отморозка зажмурили.

— А какого шайтана они этого жмура тухлого на нашем поле сбросили? — не успокаивался старикан. — Нас подставить хотели?

— Да они об этом даже не думали, бать — случайно на городских гайцов нарвались, — пояснил уже Валек. — И по-тихому Бурята в нашей кукурузе заныкали. Хотели ночью забрать, а тут мы нарисовались — хер сотрешь! Свой косяк они полностью осознали, и от ответственности не бегут. Ну, а мы им, в свою очередь, разъяснили, что это убийство городская босота им не спустит. Так что они теперь сами «на взводе», и никого чужого в поселок просто так не пропустят — кафешка-то прямо на трассе стоит, а другого вменяемого въезда в Нахаловку нет. Так что все у нас под контролем!

— Это хорошо, — довольно качнул бритой головой старик. — Вместе с лесорубами мы точно сумеем Бульдозера окоротить, если он еще своих шестерок к нам прислать надумает.

— Ну, так и мы о том же с Боряном перетерли, что поможем по-соседски, — вновь подключился Иваныч. — Они же нам еще и обязаны останутся!

— Молодцы, ребятки! Все правильно сделали! — одобрил старик. — Но тоже особо не расслабляйтесь…

— Так, может, зря меня сегодня к Лукьянихе? — произнес я, словно кто-то меня в бок толкнул. — Еще одна волына лишней в замесе не будет!

Старик вновь затянулся кальяном и еще раз проницательно на меня взглянул.

— Что за общее дело, да за семью радеешь — от души тебе, Тимка! Не нарадуюсь на тебя сегодня… Словно другой человек передо мной… Но вот задача у тебя посложнее нашей — себя обуздать. А это, уж поверь старику, даже с помощью ҷодугарзан[2] не каждому под силу… Так, хватит жрать, ненасытное отродье! Время дорого, везите уже мальца к Лукьянихе, пока у него ломка не началась! — распорядился Махмуд.

Валек с Иванычем послушно отодвинули тарелки и вышли из-за стола. Надо же, как Али-Баба их выдрессировал. Даже и тени сомнения в правильности его распоряжения не высказали. Очень вырос Махмудка с момента нашей последней встречи. Просто неимоверно! Если еще и общак уберег, не профукал… Ладно, буду решать проблемы по мере их возникновения. Старикан прав — перво-наперво нужно со своей зависимостью разобраться. А если имеется вариант «по-легкому» с иглы соскочить — грех им не воспользоваться.

— Готов, мелкий? — спросил меня старикан, когда я тоже вылез из-за стола и встал рядом с Вальком и крестным. — Не обделаешься в очередной раз?

— Хрен дождешься, дед! — процедил я сквозь плотно сжатые зубы.

— Запомни это состояние, Тимка! — Довольно оскалился старик, показав желтые и крепкие не по возрасту зубы. — Вот таким я всегда хотел видеть своего внука: сильным зубастым хищником, а не бесхребетной плесенью и конченым торчком! Не подведи меня, внучек!

— Не ссы, дедуля — не подведу! — Рубанул я с плеча, за что мгновенно получил крепкую затрещину от Валька.

— А вот это уже перебор! — невозмутимо сообщил мне папахен. — Старость, к примеру, уважать нужно!

За столом во весь голос заржал Махмуд, хлопая от избытка чувств ладонями по деревянной столешнице:

— Вот это я понимаю! Вот это настоящая преемственность поколений! Не даром я вас, сопляков, учил-воспитывал! Все, валите уже! До Лукьянихи еще добираться, а Тимку того и гляди ломать начнет! — Проявил какую-никакую заботу о внуке Махмуд.

А меня действительно, несмотря на зелье старика, опять начало подтряхивать. Руки начали мелко треморить, появилась потливость и отдышка. Сердце начало аритмично сбиваться с размеренного темпа. Но это — еще цветочки, по сравнению с тем, что меня ждало впереди. Как я загружался в машину я еще помнил, а вот дорогу до «хутора», на котором проживала старуха-знахарка, по слухам ставящая на ноги даже самых безнадежных — нет. Я чувствовал только боль, нарастающую, словно по экспоненте — и едва сдерживался, чтобы не заорать в голос.

Как меня вытаскивали из машины и переносили в дом Лукьянихи, я тоже не помнил. Зато в моей памяти четко отпечатался один единственный момент, когда надо мной склонилась морщинистая и уродливая физиономия старой карги.

— Так вот ты каков, красавчик-попрыгунчик, — прошепелявила она, уткнувшись в мое лицо едва ли не самым своим носом. — Нечасто ко мне такие вот счастливчики залетают. Второй шанс — он не каждому смертному выпадает. Но за него и вдвойне на том свете спросится. Готов ли ты ответить, милок, за бездарно профуканные годы? — Продолжала докапываться до меня старуха.

— Готов, старая! — из последних сил прохрипел я, чувствуя, как теряю сознание. — Готов…


КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ


[1] Гаши́ш ( перс.‎ [хаше́ша] «сено, сухая трава») — общее название целого ряда наркотических продуктов из конопли, представляющих собой смолку каннабиса, изготавливающуюся путём прессования порошка, получаемого в результате высушивания и измельчения или просеивания высушенных листьев и липких маслянистых слоёв с цветущих верхушек растения. Это вещество собирают и прессуют в брикеты, которые могут быть пластичными или твёрдыми, сухими или порошкообразными. Гашиш не следует путать с марихуаной представляющей собой препарат, получаемый из прессованной травы каннабиса, состоящей из измельчённой в порошок растительной массы, включающей различные части растения: соцветия, листья, стебли и семена. Как правило, гашиш отличается от высушенной марихуаны гораздо более сильным психоактивным действием, получаемым за счёт большей концентрации в нём психоактивных веществ, так как в цветущих верхушках растения концентрация тетрагидроканнабиола выше, чем в листьях, тогда как стебли содержат до 3 %, а семена этого вещества вообще не содержат.

[2] Ҷодугарзан — ведьма (таджик.)

Загрузка...