Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том II. Демонологизация умерших людей

Глава 9. ПОКОЙНИК

Параллельно с поверьями о душе как об особой, слабо мифологизированной субстанции, которую представляет собой человек после смерти, в полесской, как и во всех славянских традициях, существует представление об иной субстанции, являющейся эквивалентом умершего человека, которая обычно называется покойником. Этот параллелизм, нерасчлененность представлений о посмертной сущности человека заложены в самой традиции и, как правило, не осознаются самими носителями традиции как противоречие. Поэтому в рассказах одного и того же информанта умерший может осмысляться то как бестелесная душа, то как гораздо более материальный покойник. По уровню мифологизации и степени демоничности, а также по ряду своих релевантных признаков и функций покойник в гораздо большей степени, по сравнению с душой, описывается как мифологический персонаж. Это выражается, прежде всего, в том, что в рассказах умерший ведет себя уже не в соответствии с особенностями своего личного характера, а в соответствии с теми категориальными особенностями поведения, которые присущи в традиции «иномирному» персонажу. На условной шкале мифологизации представления о покойнике находятся между представлениями о душе и «ходячем» покойнике. Важной характеристикой покойника является его амбивалентность: по ряду мотивов покойник и душа выступают как синонимические, взаимозаменяемые образы, схожие по своим признакам и проявлениям, однако по другим своим признакам и присущим ему мотивам покойник в гораздо большей степени уподобляется «ходчему» покойнику.

Прежде всего, представления об умершем человеке как о покойнике в значительной степени относятся к переходному периоду, обычно ко времени до сорокового дня или до года после смерти, после которого покойник во многом теряет свою индивидуальность и причисляется к общему сонму душ предков (дедов). Поэтому часть мотивов, описывающих существование покойника в переходный период, по существу, является аналогом мотивов, относящихся к душе.

В первую очередь это касается поведения умершего в сорокадневный период после смерти: покойник, как и душа, в это время возвращается в свой дом, и такое поведение считается нормой, онтологически заложенной в природе смерти (ср. мотивы: 8.3. Странствия души в сорокадневный период после смерти и 9.3. Покойник в течение сорока дней приходит в свой дом).

Параллелизм покойника и души проявляется также в запретах, обусловливающих поведение родственников в этот период. Так, в быличках и поверьях, выражающих запрет на неумеренную скорбь, умерший может описываться и как душа, которая из-за этого пребывает в мокром месте, и как покойник, который ходит в мокрой одежде и носит ведра со слезами (ср. мотивы: 8.6б. Если слишком долго плакать, тосковать по покойнику, его душа будет в воде/он будет таскать ведра со слезами и 9.4. Покойнику тяжело, он снится, если по нему тоскуют родные). В поверьях о запретах на определенные виды работ (белить печь/дом, прясть, ткать, мотать, стирать, подметать и под.) образ умершего также раздваивается: он — то душа, то покойник, которым можно забрызгать глаза грязью, затруднить дорогу на «тот» свет (ср. мотивы: 8.6а. Запрет белить печь/дом, чтобы не повредить душе и 9.16а. Запрет белить печь/дом, чтобы не повредить покойнику).

Данные примеры показывают, что в этой части представлений о посмертном статусе покойного его образ двоится, а душа и покойник выступают как во многом синонимичные ипостаси. Однако в других ситуациях образ покойника приобретает черты, значительно отличающие его души.

Отличительная черта покойника, проявляющаяся в ряде мотивов, — его «социальное» поведение, которое отсутствует у души. В представлениях о душе смерть осмысляется как отделение, освобождение души от тела. Душа одинока, свободна от социальных обязательств и взаимодействует только с Богом и другими сакральными силами (ангелами, злыми духами). В представлениях о покойнике он воспринимается как член сообщества мертвых, а сама смерть осмысляется как смена социумов, его уход из сообщества живых и приобщение к социальному сообществу мертвых, которые принимают «новичка» в свои ряды через специальные «акты инициации» — свадебный обряд или выполнение обязанностей сторожа на воротах кладбища (см. мотивы: 9.1а. Покойники приходят за умирающим, встречают его по дороге к кладбищу; 9.1б. Покойники справляют свадьбу, встречая очередного покойника; 9.2. Последний похороненный покойник дежурит у ворот кладбища). Заметим также, что, несмотря на всю неопределенность традиционных представлений о посмертном месте нахождения умершего человека, локус души чаще всего связывается с небом, «иным» миром, где душа получает свое последнее пристанище. Локус покойника в большей степенью связан с его могилой, кладбищем как земным «филиалом» «того» света: с кладбища за ним приходят другие покойники; в первую ночь после похорон он сторожит ворота кладбища, пока не похоронят другого умершего; на кладбище приходят родные его «будить» и приносят ему пищу; с кладбища он возвращается в дом и пр.

Отличие образа покойника от души касается также приписываемых ему предикатов. О душе говорится, что она «летает» и «ходит», и эти глаголы в данном случае воспринимаются как синонимы, описывающие неуспокоенность души в сорокадневный период, способ ее появления в земном пространстве. Покойник всегда только «ходит», что ассоциирует форму его явления с поведением «ходячего» покойника, от которого обычного покойника отличает только то, что возможность «хождения» для него в течение сорока дней определена самой природой вещей и не считается патологией. Тем не менее его даже позволительное «хождение» может восприниматься как опасное для человека, о чем красноречиво свидетельствует тема оберегов, появляющаяся в нарративах о покойнике и отсутствующая в представлениях о душе. Душа безопасна для человека, от нее оберегами не защищаются, за исключением ее ипостаси в виде столба пара или воздуха, который может убить человека, но даже в этом случае от нее просто убегают, но обереги не применяют. Покойник, даже в свой «законный» сорокадневный период «хождения», воспринимается как «иномирный» персонаж, от которого, что важно подчеркнуть, защищаются тем же набором магических средств, которым защищаются и от «ходячего» покойника — обсыпают дом маком, окропляют святой водой и пр.

Важная форма поведения покойника, принципиально отличающая его от души и частично сближающая с «ходячим» покойником, — реакция покойника на неправильное поведение живых родственников, нарушение ими предписаний и запретов. Душа по большей части пассивна, она страдает от неправильных действий родных, но никак это не эксплицирует (лишь в некоторых случаях души умерших, страдающие из-за того, что о них слишком плачут, выражают живым свое недовольство, укоряют их за это). Покойник проявляет свое недовольство (а также выражает просьбу, предсказывает события) через универсальный канал коммуникации между живыми и мертвыми — появление в сновидениях живых. Покойник начинает сниться, если ему нужно вступить в общение с живыми (подробнее о сне как канале связи между «тем» и этим миром и способе социального контроля за соблюдением обычаев см. в: Кормина, Штырков 2001, 210—214).

Исследование причин, из-за которых покойник начинает сниться, показывает, что их перечень в определенной степени совпадает с перечнем причин, из-за которых в других ситуациях покойник начинает «ходить». Сюда входят: неумеренная скорбь, слезы родных; любые отклонения от норм погребального (реже — поминального) обряда, в том числе неразвязанные перед погребением ноги; насущное или недоделанное дело, которое удерживает покойника на этом свете. Одни и те же причины в одних случаях вызывают лишь появление покойника в сновидении живого родственника, в другом — «приход» покойника, который считается реальным, совершающимся наяву. Безусловно, «приход» с точки зрения традиции гораздо сильнее сновидения и по степени мифологичности, и по степени отклонения от «нормы», которая предполагает, что, за исключением определенных поминальных дат, умершие не должны беспокоить живых ни во сне, ни тем более наяву.

Говоря о разнице между этими двумя коммуникативными формами поведения покойника, мы касаемся сферы в славянской традиции, где нет четкой грани между теми проявлениями покойника, которые «узаконены» в традиционном сознании и считаются неопасными для живых, и теми, которые однозначно воспринимаются как патология, опасная для людей. В одних славянских ареалах явление покойника в сновидении и его «хождение» могут восприниматься как синонимические действия, т. е. явление покойника во сне воспринимается как более слабое проявление его «хождения», как более слабая валентность «хождения». В других ареалах явление во сне и «хождение» воспринимаются как разные по смыслу проявления покойника: в случае сновидения — как вполне допустимый канал связи между живыми и умершими, в случае «хождения» — как опасная патология, от которой нужно избавляться. В третьих традициях может быть известна только одна форма коммуникативного поведения покойника — или явление во сне, или «хождение». В частности, в двух разных микроареалах на Северо-Западе России (юго-запад Ленинградской обл. и северо-восток Новгородской обл.) эти две формы проявления покойника распределяются по типу дополнительной дистрибуции: в первом микроареале коммуникация осуществляется явлением покойника во сне живым родственникам, во втором тот же круг мотивов выражается через «хождение» покойника (Кормина, Штырков 2001, 206). Если же говорить о славянской традиции в целом, то «хождение» покойника наиболее характерно для юго-запада славянского мира (Балканы, Карпаты, западные славяне), где он представлен в ипостаси вампира, а его появление во сне — для северо-востока (Русский Север), где представления о «ходячем» покойнике практически не выражены.

Анализируя обе формы связи покойника с миром живых, Ж. Кормина и С. Штырков показали, что в их основе лежит разное представление о статусе умершего. В одном случае (явление во сне) «умерший воспринимается как “виртуальный” член социума, т. е. как “ассоциированный член” семьи, общины, общение с которым урегулировано...»; в другом случае («хождение») «покойник мыслится как принципиально асоциальное существо, контакты с которым нежелательны» и «усилия носителей культуры направлены на выдворение покойника за пределы «социального» мира» (там же). Соответственно ситуации принципиально различаются и формы поведения живых. В случае, если покойник для коммуникации пользуется «социально узаконенным» каналом связи (является во сне), живые спешат выполнить его пожелания и исправить причину его недовольства (устраивают поминки, жертвуют в церковь, «передают» ему на «тот» свет необходимую вещь и пр.). В случае, если его коммуникация носит патологичный, опасный характер и он проявляет себя через «хождение», живые используют обереги, отгонные средства, чтобы прекратить его появление на этом свете.

Уникальность полесской традиции заключается в том, что в ней сосуществуют обе формы коммуникативного поведения покойника, который из-за одних и тех же причин может сниться и может вести себя как «ходячий» покойник. Ср. мотивы: 9.4. Покойнику тяжело, он снится, если по нему слишком тоскуют родные и 12.8. Покойник «ходит», если по нему слишком тоскуют родные; мотивы 9.5б. Покойник снится, если на «том свете» он испытывает трудности при ходьбе и 12.10б. Покойник «ходит», если ему при погребении не развязали ноги; а также мотивы: 9.5а. Покойник снится/показывается, если его похоронили/поминают ненадлежащим образо» и 12.10а. Покойник «ходит», если его похоронили ненадлежащим образом; мотивы 9.6. Покойник снится, если его беспокоит какое-то дело и 12.12а. Покойник «ходит», если его беспокоит какое-то дело, оставленное на земле.

Соответственно явление покойника во сне осмысляется в полесской традиции амбивалентно, такой же двойственной является реакция живых. С одной стороны, родные считают своей обязанностью выполнить то, о чем просит покойник (9.13а. Чтобы покойник не снился, его поминают, дают пожертвования); с другой стороны, если он снится, против него применяют те же обереги, что и против «ходячего» покойника (9.13б. Чтобы покойник не снился, дом и могилу обсыпают маком (льном, зерном); 9.13в. Чтобы покойник не снился, его оскверняют нечистотами; 9.13г. Брань, ругань — оберег от покойника).

Представления о посмертном существовании покойника поддерживаются в Полесье совокупностью ритуальных действий в рамках погребального и поминального обряда, учитывающих его материальные потребности и призванных обеспечить ему загробное существование, которое мыслится как продолжение земной жизни. Сюда относится сохранявшийся во второй половине XX в. обычай класть покойному в гроб вторую смену белья или одежды, чтобы он мог переодеться на «том» свете; вещи, которыми он пользовался при жизни (очки, костыль, носовой платок, зеркало, расческу, деньги и пр.) или к которым был пристрастен (водку, табак). В редуцированном виде продолжает сохраняться мотив «похороны — свадьба», выражающийся в том, что умерших незамужнюю девушку и холостого парня клали в гроб в свадебной одежде, считая, что на «том» свете они вступят в брак. Полесский поминальный комплекс, центральной частью которого является поминальное застолье, поддерживает представление о том, что покойник после похорон приходит в дом и обедает вместе с живыми (ср. обычай звать покойника на поминальный обед, ставить ему отдельный прибор, оставлять ему на ночь еду).

СХЕМА ОПИСАНИЯ

I. Поведение покойника

1а. Покойники приходят за умирающим, встречают его по дороге к кладбищу 1б. Покойники справляют свадьбу, встречая очередного покойника

2. Последний похороненный покойник дежурит у ворот кладбища

3. Покойник в течение сорока дней после смерти приходит в свой дом

4. Покойнику тяжело, он снится, если по нему слишком тоскуют родные

5 а. Покойник снится/показывается, если его похоронили/поминают ненадлежащим образом

5б. Покойник снится, если на «том свете» он испытывает трудности при ходьбе

6. Покойник снится, если его беспокоит какое-то дело

7. Покойник в сновидении требует у живых какую-либо вещь. Ее можно передать

на «тот свет», положив в гроб другому покойнику или зарыв в могилу

8. Покойник во сне передает известие, предсказание

9. Покойники «сушатся/пересушиваются» на «Пасху мертвых»

10. Человек может видеть покойников при определенных обстоятельствах

11. Мать приходит ночью в церковь, чтобы увидеть своего умершего ребенка. Покойники обнаруживают живого человека и гонятся за ним

12. Обращение к умершим родственникам в трудной ситуации

13 а. Чтобы покойник не снился, его поминают, дают пожертвования 13б. Чтобы покойник не снился, дом и могилу обсыпают маком (льном, зерном)

13в. Чтобы покойник не снился, его оскверняют нечистотами 13г. Брань, ругань — оберег от покойника

13д. Чтобы спастись от покойника, ему бросают одежду/вещи по частям 14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

14б. Умерших девушку/парня одевают в свадебную одежду 14в. Подушку в гроб набивают сеном, а не пером

15. Особенности поминовения покойника со дня похорон до года после смерти 15 а. Поминки в день похорон

15б. Второй день после похорон — «бужение покойника»

15в. Поминки сорокадневного цикла 15г. Поминовение до года после смерти

16. Запреты и предписания в течение года после смерти

16а. Запрет белить печь/дом, чтобы не повредить покойнику 16б. Запрет прясть, ткать, сновать, мотать до года, чтобы не повредить покойнику

16в. Продуцирующие действия родственников, чтобы покойник не уничтожил плодородие

16г. Очищение домашнего пространства от смерти

I. Поведение покойника

1а. Покойники приходят за умирающим, встречают нового покойника по дороге к кладбищу

В данном полесском мотиве реализуется семантика общеславянского культа предков: умершие члены семьи приходят во сне или наяву к человеку, который должен скоро умереть. Они предупреждают человека о скорой смерти, присутствуют при его кончине невидимо для остальных, встречают его по дороге на кладбище, принимая нового умершего в свое сообщество. Таким образом подчеркивается единство рода, состоящего из живых и мертвых, а переход в иной мир представляется как перемещение человека из ныне живущей части рода в ту часть, где находятся его умершие представители.

Этот мотив известен в других восточнославянских ареалах: умершие родственники предупреждают человека о смерти (бел.: Ляцкий 1892, 39); перед кончиной умирающему снится покойный отец и зовет его к себе (харьков.: Кулиш 2, 284); когда несут хоронить покойника, души умерших выглядывают из гробов и спрашивают: «Не видели там наших?» (канев. черкасск.: Гринченко 2, 9); дети, умершие раньше родителей, выходят их встречать со свечками в руках (чер-новиц.: Гнатюк 1912, 354); умершие разговаривают с находящимся при смерти умирающим, рассказывают, за какие дела на «том» свете положена награда, а за какие наказание (Головы межгор. ив.-фр.: там же, 287). Умершие родственники во сне зовут к себе того, кому предстоит вскоре умереть (нижегор.: МРПНП 2007, 145—146); к умирающему старику приходят все умершие деревенские мужчины и зовут его на «лесозаготовки» (новгор.: Черепанова 1996, 42). Представление о том, что умершие родственники принимают к себе нового покойника, реализуется в специальном акте, совершаемом сразу после выноса тела из дома: старшая женщина в семье берет горбушку хлеба и медный грош и, повернувшись к двери, говорит: «Дзеды, бабульки, батьки, матульки, дзядухны, цетухны, примице к себе помершаго нашаго батюхну и живите тамоки з им добре...» (бел.: Шейн 1890, 534—535).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 1. [Мой] родный дядько. Его помэрла жонка. Оны очэнь хорошо жыли. И сныця [третьей] дочкы, шо пришло домой она [умершая мать] и давай рассказывать, про свою усю жызь расказывала, шо там усе так самэ жывуть, так и наказують, хто, прымэрно, воровал, [так же ходят на работу]. Говорыт [своему мужу]: «Тыльки одын год прожы-вэшь без мэнэ и придэшь до мэнэ. [А сейчас] надо мнэ спэшыть, [у нас будут судить одну женщину, мне надо успеть]». И правда, пошол вон к нэй [через год] — забрала. с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г., зап. О. А. Золотарева от Крестовской Евдокии Максимовны, 1928 г. р.

№ 2. Пэрэд смиртью звычайно бачать кого-ныбудь з умэрлых своякоу. Маты моя, колы умырала, казала: «Вэрочка, да й ты тут». Вэра — то моя сэстра, шо умэрла ужэ дауно. А маты з воной бы размоуляла.

с. Спорово Березовского р-на Брестской обл., 1988 г., зап. М. Ф. Рутковская от Ревенько Евдокии Михайловны, 1936 г. р.

№ 3. Моя мати, вона сама видела. Мужева сестра умэрла. Моя мати лежыть и дывица: у шчо убрали, у том и пришла [умершая]. На други дэнь друга сестра помэрла.

с. Радчицк Столинского р-на Брестской обл., 1984 г, зап. А. А. Плотникова.

+ 8.1е. Душа принимает облик умершего человека (в той одежде, в которой его похоронили)

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 4. Да присниуса Андрэю [племяннику Хадоски]: «Батько зове до дому». И ена [Хадоска] казала: «Ну, и мне ужэ трэба до дому», [после этого умерла].

с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. Е. М. Назарова.

№ 5. Як мертвиц лежить на лаве, то уси мертвецы, деды за столом сидять. Не можно спаць за столом: прогоняють. Меня тусовали некии деды с бородами, бо, кажуть, грех лля стола спать, як мертвиц у хате.

с. Малые Автюки Калинковичского р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. А. А. Архипов от Есьман Марфы Максимовны, 1921 г. р.

№ 6. [Умирающему кажется, что] ля няго стаиць пакойник, патом уж ен уходзиць, [умирающий] кажа: «Падажды, *разом пойдэм».

с. Великий Бор Хойницкого р-на Гомельской обл., 1985 г, зап. Е. Тарасова от Демиденко Пелагеи Семеновны, 1899 г. р.

№ 7. С кладбишча пакойник другый прыходить [за умирающим]. Сьвокар памирау, му стаим — ничога не видим, а ён каже: «Абажди, Миша, *разам пойдом!» А таго ж Мишу паследним у сяле *хавали (...) Значыть, мэртвуй па ём прыходиу, а нам жа не видна (...)

с. Великий Бор Хойницкого р-на Гомельской обл., 1985 г., зап. Л. Н. Виноградова от Демиденко Пелагеи Семеновны, 1899 г. р.

+ 8.1з. Душа невидима, проявляет себя лишь тактильным и звуковым способом

№ 8. Як абычно перед смертью завуць мёртвых: чого вы ка мне пришли, я ещё хочу жыць.

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. О. В. Санникова от Чиченковой Марии Титовны, 1911 г. р.

№ 9. Бабе Просе саснился сон: уроде лодка, и сидит Степан (дядька, он уж умер), и гаварит: «Прося, идём, идём со мной». И иду па дароге, где неумершие, а он: «Нет, иди со мной».

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. О. В. Санникова от Башлаковой Ольги Кузминичны, 1911 г. р.

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 10. *Ховають людыну писля обида по полудню, в часа 4, 5. Раньшэ нэ можно, бо будут люды вмэраты, трэба шчоб душа зустрилася, йийи будут прыйматы.

с. Забужье Любомльского р-на Волынской обл., 1987 г, зап. Н. Мисник от Сенчука Федора Григорьевича, 1900 г. р.

№ 11. Йидна кухарка, якый мрэць вмрэ, то всё вона ходыть до нёго и проводыть на *могылкы. «И шо ты за кожным мэрцэм ходыш?» — «Ой, шоб вы там знали, як там висёло, вси выходить того мэрця стричаты». [Если бы молчала, то может быть осталась бы живая.]

с. Забужье Любомльского р-на Волынской обл., 1987 г., зап. О. В. Лагошняк.

+ 10.4. Души умерших/дедов могут видеть люди, наделенные особым даром (дети, нищие, «счастливые у Бога»)

ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 12. [Об умирающем говорят]: надо ити до дому. До дому иде. Як мае умирять, то кяжуть, воск запах. Це мертвые до ёго поприходили.

с. Тхорин Овручского р-на Житомирской обл., 1981 г, зап. С. М. Толстая от Зинаиды Афанасьевны (б/ф), 1918 г. р.

№ 13. [Умирающий разговаривает с мертвыми]: Умырае и бачыть мэртвых, говорыть з ными.

с. Выступовичи Овручского р-на Житомирской обл., 1981 г, зап. А. Л. Топорков.

№ 14. Я сидела, як уона *конала. А уона говорыт, говорит, а та мне кажэ баба, шо цэ уона говорит, уже с тими, шо её забирают, с покойниками.

с. Выступовичи Овручского р-на Житомирской обл., 1981 г., зап. В. И. Харитонова от Богданович Василисы Адамовны, 1911 г. р.

№ 15. То, донька, ужэ кажуть: пэрэкростная дорога, тут ужэ мэртвие устрэчають, мэр-твие. Да ужэ на пэрэходку, од *могилок до пэрэходку, на пэрэкрэсток идуть мэртвие. Як ужэ я, например, умру, то стрэчають меня. Так приостановляють кони, чи машину на пэрэкрэсток да ужэ идуть.

с. Выступовичи Овручского р-на Житомирской обл., 1981 г, зап. В. И. Харитонова.

№ 16. Як людына слаба крэпко [т. е. скоро умрет], то юй большынство: спыт и гукае мэртвых — [говорит во сне и называет имена умерших родствеников].

с. Журба [д. Деревцы] Овручского р-на Житомирской обл., 1985 г., зап. С. П. Бушкевич от Дроботюк Надежды Николаевны, 1918 г. р.

№ 17. Як *канае, гукае покойников [называет имена умерших родственников].

с. Журба Овручского р-на Житомирской обл., 1985 г, зап. С. П. Бушкевич от Шаги Екатерины Адамовны, 1918 г. р.

№ 18. [Считают, что когда покойника несут на кладбище, его встречают все те, кого он провожал в последний путь.] Те все душы стрычають у могилок. Кажуть, от важко було нести. Це душы, которые проводим, як они умруть. [Эти души будто бы виснут на гробе нового покойника, когда его несут хоронить.]

с. Вышевичи Радомышльского р-на Житомирской обл., 1981 г, зап. С. М. Толстая.

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 19. Приходять радители да забирайе: «Пайдём да батька». Батько до дочери ходэ. Раз пришол, пазвал. Ана кажэ: «Ище агарод у мине не убран, не сапован». Други раз пришол и зноу. Ана алеть атпрасилась, он казал: «Канчай». Кажэ: «Як приду — пойдем». [После этого второго сна женщина рассказала об этом информантке. Через некоторое время она умерла.]

с. Плехов Черниговского р-на Черниговской обл., 1980 г., зап. Т Л. Ермолаева.

№ 20. Як хто последние дни доживае, гукае своих родзителей: «Иды, иды до мене». Ловыла [соседка] мэртвых своих. Вона бачыла их уже.

с. Олбин Козелецкого р-на Черниговской обл., 1985 г., зап. А. М. Гамбарова от Дедовец Евгении Семеновны, 1906 г. р.

№ 21. [Умирающие видели не смерть, а мертвых родственников]: мэртвый родич при-даеца. [Одна информантка слышала, что смерть является в образе очень страшной женщины с косой в руках.]

с. Мощенка Городнянского р-на Черниговской обл., 1980 г. зап. Т Л. Ермолаева.

+ 26. Персонификации смерти

№ 22. О це було дажэ лично менэ. Як папа умирал, мы уже дня за два пришли до него, уже было у суботу. Вун кажэ: «Шо сёгодни за дэнь?» Я кажу: «Субота». — «А тоды?» — «*Нэдиля». — «А тоды?» — «Понэдилок». — «Дак я буду умирать у понэдилок. По мене, — кажэ, — прыехали: чы конямы, чы машыною». И у понэдилок у дэсять часоу утра умэр.

с. Ковчин Куликовского р-на Черниговской обл., 1985 г., зап. М. А. Бобрик от Кузьменко Лидии Степановны, 1936 г. р.

БРЯНСКАЯ ОБЛ.

№ 23. Смерть каму у чём приходить. Мая дачька памирла, так гаварить, што перид ней яичька висела з глины, ана усё прасила: «Мама, разбей яичька». А к другим пакойники приходють да с сабой завуть.

с. Доброводье Севского р-на Брянской обл., 1984 г.

+ 26. Персонификации смерти

1б. Покойники СПРАВЛЯЮТ СВАДЬБУ,

ВСТРЕЧАЯ ОЧЕРЕДНОГО ПОКОЙНИКА

Похороны как свадьба, которую справляют покойники, встречающие нового покойника, является вариантом предыдущего мотива (9.1а). Мотив зафиксирован в двух селах Гомельской обл. Покойников, которые присутствуют на похоронах нового покойника, можно видеть, если месишь тесто и не вытрешь руки, а спрячешь их под фартук, когда везут покойного, можно увидеть родзицелей: они тоже идут за гробом.

«Это йих веселле». Умерший видит всех родных (Стодоличи лельч. гомел.: ПЭС, 261). Подробнее о мотиве «похороны — свадьба» см. (Байбурин, Левинтон 1990, 64—99; Седакова 2004, 144).

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 24. То моя свекруха расказвала. Кажэ, тако дитя у ее малое было. Колыхала. Ка, чуе — грають. Аж, ка, идуть са свечками усе: и старые, ка, и свечэчки несуть, и боль-шые, ка, и старые. Большые наперод, а яки сэрэдни зноу а там и маленькие, кажуть. Ну, мёртвые шли. Умьёр, мо, хто. То ночью.

с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. Е. М. Назарова от Кривицкой Татьяны Антоновны, 1912 г. р.

+ 9.10. Человек может видеть покойников при определенных обстоятельствах

№ 25. Шкроботиха стара расказвала, што её батько дваццать годоу сторожэм ля цэркви сторожэвал. За дваццать лет только одна была ноч, што ехало *веселле и спевали. И як у якуюулицу поехали — там помёр хто-то. Етые мертвые, и у якуюулицу поехали, там жонка умерла. Вот давно повстали мы рано, — расказвала Лексочка, соседка, — што, ка, веселле шло по ети улицы. Иде тое веселле, и гармошка играе, и гукають — полностью веселле. Вот ужэ другая соседка, Терентиха, лежыть и чуеть уночы, у первом часу. И таке танцы, гукають. И уже стихло. Ну, на други день поуставали — Колюшка умьёр. То ж мертвые [ездят в виде свадьбы].

с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. Е. М. Назарова от Кривицкой Татьяны Антоновны, 1912 г. р.

+ 9.10. Человек может видеть покойников при определенных обстоятельствах

№ 26. Як мають умирать, ани идуть, смертяки, у их *вяселье.

с. Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. О. В. Санникова.

№ 27. [Мертвые встречают нового покойника — у них в это время свадьба.] Буу у нас дед Дьмитро, ужэ умьер, покойник. Да уон бачыу як мертвые люди идуть, як умре чоловек. Навэки кляуся, божыуся, што бачыу. Не спау да шоу с гульни, да на улици шоу, да як зирнуу на улицу — аж такая музыка иде и стольки народу иде. Это колись-колись-колись. Умерла яка-то жэншчына. Бо бач жэ, як умрэ, идуть мертвые, ужэ их *вяселье, свадьба. И уун это бачыу. Он не знау, хто у концэ там умьер, а тольки бачыу, што иде музыка бесконечно, и грають, и танцують, идуть. У ночы. Это оны ужэ яе забе-рають. Это ужэ у йих там, на том свети гульня, да ужэ идуть по то. Аж рано устала, аж, кажуть, тая жонка умерла, а уон стау рассказывать, што я бачыу у ноч, кольки йшло смертякоу Мертвых. [Какие они?] Як люди идуть, усякие, у чем оны поприбераные, закопываем, таки народ ушоу.

с. Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. О. В. Санникова от Подгурской Елены, 1918 г. р.

+ 8.1е. Душа принимает облик умершего человека (в той одежде, в которой его похоронили)

+ 9.10. Человек может видеть покойников при определенных обстоятельствах

№ 28. Колись моя баба расказвала. Жала она жыто, аж чуе — музыка грае. Да так бу вецер коцица. Да кажэ — бегуць тые мертвуе. Да баба стала молица Богу. Да кажэ, што ету ужэ мертвух *веселье, мертвуе женяца. Колись и пужало, и усе на сьвеци.

с. Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1984 г, зап. С. М. Толстая.

+ 9.10. Человек может видеть покойников при определенных обстоятельствах

2. Последний похороненный покойник дежурит у ворот кладбища

Амбивалентное представление о кладбище не только как о месте погребения, но и о пространстве сообщества мертвых реализуется в представлении о том, что у кладбища есть охраняющий его сторож — последний похороненный здесь покойник, который стоит в воротах, пока не привезут следующего покойника. Мотив известен в других восточнославянских регионах, в частности на русско-белорусском пограничье (Мстиславский, Горецкий р-ны Могилевской обл.: Листова 2005, 308). Душа покойника «мае стояты на варти» [должна стоять на карауле] около ворот кладбища. Если у нее есть деньги, она может быстро откупиться, а если нет, она должна стоять, пока ее не сменит душа другого покойника (волын.: Беньковский 1896, 26). Первый покойник, похороненный на кладбище, является «хозяином» кладбища — он напутствует остальных покойников, отправляющихся на поминальный ужин в деревню, а сам остается караулить прохожего, заночевавшего на кладбище (смолен.: Добровольский 1891, 124—125). Ср. карпатское представление о том, что душа умершего находится на земле до тех пор, пока не умрет кто-нибудь еще (Гнатюк 1912, 325).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 29. Побачить умершего можно, як другий умирае и *ховають ёго. Тэй [ранее похороненный] стоить, казалы, на *варти и дожыдае следуюшчего. Володя [сосед] помэр, а маты моя нэ пошла на похороны, она коровы пасьвила. Пришла домой, легла, а хто-то приходе [во сне] и кажэ: «Почему ты нэ пришла на похороны, як Володю ховалы? Я, — кажэ, — пополиз на дерево, смотрел, як ты пасьвила».

с. Кончицы Пинского р-на Брестской обл., 1984 г., зап. Л. М. Ивлева от Войтович К. Г.

+ 9.10. Человек может видеть умерших при определенных обстоятельствах

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 30. Палачку паложаць тую, меру. Уот мера, груб мераюць, коб не вялики не малый, и тую палачку. Ето, кажэ, если умрэ, да пака хто умрэ, дак ён палачку бярэ у руки и ста-ражуе могилак. Уот доуго не умрэ [следующий], гуд не ма пакойника, ано гуд каратуе.

с. Жаховичи Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. О. В. Санникова от Демиденко Натальи Тимофеевны, 1905 г. р.

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

№ 31. Сегодня *хаваем, а перед тем ишо хто-то умер (например, Кирила). Тогда говорят: Кирила трошки падежуриу на пасту и ключи передау Коле: свой пост пе-редау — кого выбярэ себе. «Ой, Хадосачка, сниуся мне твой Кузьма — стаиць и ключи дзержиць». — «Ну, Кузьма, дежуришь?» — «Да, дежурю, вот скоро ключи Федороненьку передам». Як умрэ, дак передау ключи. [Это подтверждается всеми, в том числе Роева Авдотья Логиновна дополняет, что покойник стоит как бы в воротах кладбища.]

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. О. В. Санникова от Грицевой Феодосии Степановны, 1902 г. р.

№ 32. Помёр сосед. [А я думаю], коли б ён соснился, доспросить. [И] вот мне сон сниуся такой. Я прыхожаю к ним, открываю дверы. Стаить стол кола дверэй. [И сосед рядом]. Я гавару ж: «Дядько, чаго кала дверэй стаиш?» А ён мне отвечае, што мине шчэ не принимають никуда, покудова не отправят мне, перэдачу мне принесуть. Тада бу-дуть судить мине, тада я не буду стаять кала стала, а сидеть за сталом. А я яму отвечаю (дочка у няго осталась): «А што ж делать Наталье?» А ён отвечае: «Хай што хочэ». с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. Е. С. Зайцева.

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 33. У мэй матэри титки чоловик, умэр чоловик, да положили на новом кладбишэ ёго. А коло того кладбиша была дорога, близенько ездили тоды. А вин [дед Тимоша] пойи-хал по снопы волами у вечэра, у нас там поли было. Ну, да он пока дойихал, пока наклал, да пойихал назад. Да прийихау шэ далеко было, метроу ста. А тыи волы нияк ни хочут итты. А близко коло клабиша. А воны аж хропут, так не хочут итты. А дед злиз з воза, да перешоу уперэд да веде йих, а вони так напруцца! Коли вин пидъежжэ ужэ к тому кладбишшу, а на тому *крыжы [на кресте при входе на кладбище] стоить той дядько, тако спэрты на крыжыуницу. А тэй дед звауса Тымоша. Да кажэ [умерший]: «От *швагэр Тымоша, гниваюсь на вас усих, шо вы мэнэ сюди пэршэго положили! А то доуго нихто ни умэр, — то, кажуть, я так доуго на тэй *вартэ стою». То тыи волы як дунулы на гору! То ёго [деда Тимошу] чуть ни забили, тыи волы. Да он прийихав, за дви нидили слабовал — так злякауса. [Как он видел покойника?] — А як умэр, у свитке, шо накладали, да билы штаны.

с. Любязь Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г, зап. В. И. Харитонова от Ива-нисик Марии Протасьевны, 1900 г. р.

+ 8.1е. Душа принимает облик умершего человека (в той одежде, в которой его похоронили)

+ 9.5 а. Покойник снится/показывается, если его похоронили/поминают ненадлежащим образом

№ 34. Гэто розкажу. Як умэр у мого дида брат да вжэ ти *моглыци стари запичаталы. Да положылы го на ти нови моглыци, а мойи титкы чоловик вэзэ снопы воламы, а волы иты нэ хочуть, хропуть. Вин злез да й вэдэ йих. Аж стойить той дид [покойник] на *крыжэви. Кажэ: «Гниваюся на вас всих, шо я на тий *варти довго мучаюсь, чого мэнэ на стари моглыци нэ положылы». А як пэрэйшлы, то волы так понэслыся. То вин, той чоловик [увидевший покойника], дви нэдили лэжав, нэ пидводывся.

с. Любязь Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г., зап. М. В. Готман от Абрамович Веры Павловны, 1931 г. р.

+ 9.5а. Покойник снится/показывается, если его похоронили/поминают ненадлежащим образом

№ 35. Як вин вмэр, то на *вэржэ стоить. [Сколько?] — До другего покойника, як другий умрэ.

с. Любязь Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г, зап. В. И. Харитонова от Иванисик Марии Протасьевны, 1900 г. р.

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 36. [Надгробие.] Мертвяк на *варти стоить, поки рушник загние. И усо рауно ми вишаем тыи рушники [на крестах].

с. Чудель Сарненского р-на Ровенской обл., 1984 г., зап. О. А. Терновская от Таргоний Александры Андреевны, 1939 г. р.

КАЛУЖСКАЯ ОБЛ.

№ 37. [На поминках второго дня после похорон] говорили: «Ну, на второй день сходим, [посмотрим] как он там на воротах стоить?». [Что это значит?] — Не знаю, так говорили, што он [покойник] стоить, пока другой ёго не сменить. Поминали так.

с. Детчино Малоярославецкого р-на Калужской обл., 1986 г., зап. В. И. Харитонова.

+ 9.15б. Второй день после похорон — «бужение покойника»

3. Покойник в течение сорока дней приходит в свой дом

Данный мотив принадлежит к числу мотивов, где проявляется синонимия образа покойника и представлений о душе, которая в течение сорока дней находится в состоянии перехода (см. параллельный мотив 8.3. Странствия души в сорокадневный период после смерти). Как и душа, покойник сорок дней находится в переходном состоянии, может посещать свой дом, показываться родным, проявлять себя шумом и звуками. И это появление признается нормой, если оно не выходит за пределы сорока дней (ср.: «сорок дней чоловек живе у хате» и «душа до сорока дэнь у хати»). Однако в том, как описывается в текстах сорокадневное бытие души и покойника, имеется ряд существенных отличий. Если поверья о странствиях души в этот период частично сохраняют элементы Священного предания, описывающие ее посмертное бытие (душа посещает места, где человек бывал при жизни; прилетает к себе домой; проходит через мытарства; предстает перед Богом, над ней вершится суд, ей припоминают добрые и злые дела, совершенные человеком при жизни; ей определяют посмертное место существования), то поверья об умершем человеке как о покойнике обладают гораздо большей степенью мифологизации и содержат другой набор характеристик, описывающих его поведение. В принципе, поведение покойника в этот период отчасти напоминает поведение «ходячего» покойника и может осознаваться как неприятное, а иногда и вполне осязаемое для живых: умерший парень ложится рядом со своей девушкой (текст № 48); холодные слезы умершего отца падают на лицо дочери (текст № 47). От прихода покойника, даже в «узаконенный» сорокадневный период, ограждаются оберегами (окроплять дом святой водой, осыпать маком) — против появления души никаких оберегов не применяют, ее появление вызывает умиление, уважение, скорбь, но не страх.

В отличие от души, о которой говорится двояко (она «летает» и она «ходит»), покойник всегда только «ходит», и его «хождение» ограничивается в основном домашним пространством и появлением перед своими близкими. Если душа появляется в доме, чаще всего в зооморфном виде (бабочки, мухи, птицы), то покойник всегда приходит в своем человеческом облике. Представления о его внешнем виде двойственны: с одной стороны, он невидим и проявляет себя лишь шагами и звуками; с другой — показывается так, как ходил при жизни (в военной форме, белой рубашке и пр.), или в своей смертной одежде.

В ряде случаев появление покойника даже в переходный период может считаться опасным для живых. Например, в Белоруссии считалось, что покойник 40 дней приходит в свой дом и делает неприятности тем, с кем был в плохих отношениях (витеб.: Шейн 1890, 519). В сороковой день покойник приходит в свой дом прощаться и дает о себе знать стуком, грохотом, ударами по стенам (нижегор.: МРПНП 2007, 149—150).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 38. [Чтобы покойник не ходил, могилу] водою свячоною святять, говорять, шо покойник сорок дён ходыть.

с. Бельск Кобринского р-на Брестской обл., 1986 г., зап. Е. Э. Будовская от Ярошук Анны Васильевны, 1915 г. р.

+ 12.27б. Освященные предметы и церковные символы — оберег от «ходячего» покойника

№ 39. Умэрла моя *братыха [жена брата]. Похоронылы вону, усэ. Так вона кажду ноч до мэнэ прыходыла, до 40 дён, послэ 12 ночы. Открыю вочы, а вона стоить пэрэдо мною, у чым була похоронэна. А на сорок дён посыпала я кола хаты маком святым, *лушчыком. То и пэрэстала вона до мэнэ ходыты.

с. Спорово Березовского р-на Брестской обл., 1988 г, зап. М. Ф. Рутковская от Лютыч Анны Николаевны, 1925 г. р.

+ 8.1е. Душа принимает облик умершего человека (в той одежде, в которой его похоронили)

+ 12.21. Чтобы покойник не «ходил»/не снился, дом и могилу обсыпают маком (льном, зерном)

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 40. Як посели за стол — мой сын помьёр, дак робили ж поминки на сорок дней — и чугно: двери раскрылися и закрылися. И так несколько раз одчыняюцца и зачыняюцца. А шагоу никаких. Нихто не входил. У нас так кажуть — то мертвые ходять на поминках.

с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. Е. М. Назарова от Кривицкой Алены Алексеевны, 1925 г. р., и Кривицкой Елены Елисеевны, 1926 г. р.

+ 8.1з. Душа невидима, проявляет себя лишь тактильным и звуковым способом

№ 41. Умрэ чоловек, то у нас таке говораць, што сорок дней чоловек живе у хоте. Хоть умрэ, *сховаюць. Як только Бога зное, то ничого, его нихто не бачиць. Воду ему становяць у стакане у нас, на окне. Которы держоць сорок дней воду, подливоюць. А которые три дня пройде, выливають. Як хто!

с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. Е. М. Назарова от Бугук Текли Васильевны, 1907 г. р.

+ 8.4а. Душа умершего нуждается в питье и поминовении в сорокадневный период после смерти

+ 8.1з. Душа невидима, проявляет себя лишь тактильным и звуковым способом

№ 42. [Рассказчица получила известие, что умер ее сын, который служил в армии в Архангельске. Она поехала туда с младшими сыновьями.] И вот полегли ужэ спать, а хмарный день [день приезда в Архангельск]. Легло я само спать на диване, а хлопцы легли спать на полу. А я ужэ думаю: не буду ж я плакать, потому што з дороги жэ [чтобы не мешать детям спать]. Ну, я ужэ так молчэчки полежу. А сама думаю: «А явилса бы ты, ужэ ж и Антон приехал, и Лёшка, и мне б побачыть тебя. А ты ж к нам и не при-шол, и не побачыли тебя. И у тебя ж хватае серца не прийти к нам». И вот, я так лежу, а в уголочку двер. Ето хлопцы лежать, а я там, я к стенке мордой. Чую: у комнату двер открываецца, и открыласа и закрыласа. «Лёшка, ето, мо, ты на двор сходил?» Зир — от, бачу, што чоловек у военном. И усё, не знаю, йде делос! Не то, што, мо, мне там хто расказвал — бачыла я сама на свои вочы. Да не то, што там тёмно у хате, вот так, чуть темней. Я: «Ох, сынок мой золотеньки, да ты ж пришол да и пошоу, да ничого з нами не поговориу Тольки пришоу, побачыу нас».

с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. Е. М. Назарова от Круковской Евфросиньи Архиповны, 1907 г. р.

+ 8.1е. Душа принимает облик умершего человека (в той одежде, в которой его похоронили)

№ 43. Г авараць, што [покойник] ляжиць и чуе усё, пакуля не запяуць «Вечную памяць» (анекдот, па-моему).

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. О. В. Санникова от Чиченковой Марии Титовны, 1911 г. р.

№ 44. [Покойник может ходить до шести недель], ён непрытульный ешчэ.

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. Е. С. Зайцева.

№ 45. Да шасти нядель приходит [покойник], и вадо стоит на акне, и зменяют ее кожный день. Памёр мой дваурадный брат. Парамяняла ваду, паклоли рашчосачку яму у карманок, шоб на том свете зачосываца. У гроб — уиконку Спасителя и платочок. Бобам на руку вешають, а ёму пад пояс.

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. Л. Г. Александрова от Кургузовой Авдотьи Андреевны, 1902 г. р.

+ 8.4а. Душа умершего нуждается в питье и поминовении в сорокадневный период после смерти

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 46. Сторожевол один чоловик у церкви, ну и шла женшчина на моглицах — ё схово-ли на другий чи на трэтий дэнь [перед тем]. Вона так из могилок ушло и шла на село; тилько пид рукою таки несло *подигання.

с. Щедрогор Ратновского р-на Волынской обл.,1985 г., зап. М. А. Бобрик от Андриюк Лукерьи Степановны, 1910 г. р.

+ 9.10. Человек может видеть покойников при определенных обстоятельствах

№ 47. Мой чоловик помер, мы сорок дэнь чулы, як ходыл до нас. Чуемо, як гэто от-крывоет двэр, заходить у хоту, походить там о, шкофа открые. Заходить у комнату. Дочка казола: «Прийшоу, о так до мэнэ нагнууся о, и так слёза сюдо [на лицо дочери] холодна-холодна копнула».

с. Ветлы Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г., зап. Г. И. Берестнев от Таранович Евдокии Степановны, 1932 г. р.

+ 8.1з. Душа невидима, проявляет себя лишь тактильным и звуковым способом ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 48. Хлопец у мене быу Тадо я молоденька было. Он мене хотел, я его хотела. Вон уехау робить у поле и там заслоб. Уноч я лягою споты. Ботько лежыть у ложку [в постели], а я легло на печ. Хто-то ляжэ на мене. Я кажу: «Тото, на мене хтось лягое». А он кожэ: «Спи, то тебе прэдбочылось». Тильки глазо закрыю, зноу хто-то лягое. Так усю ноч. Як пивне заспивое, вон ушоу Утром узнала, шо хлопец мой помэр. То вон до мене прыходиу с. Возничи Овручского р-на Житомирской обл., 1981 г., зап. А. М. Гамбарова.

+ 8.1з. Душа невидима, проявляет себя лишь тактильным и звуковым способом

№ 49. Говорот, шо приходять ужэ *вечэрать [покойники]. У сорок день прыходит покойник сюда, тут ужэ повечэрает и усе.

с. Вышевичи Радомышльского р-на Житомирской обл., 1981 г, зап. В. И. Харитонова.

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 50. У сестры умерла сеструха, старэнька бабка. А на столах нэ прибырае, дак чаркы вдруг зачоботять на столе: пакойнык родычей навещает увечере.

с. Великая Весь Репкинского р-на Черниговской обл., 1985 г., зап. Е. Я. Скидальская от Долды Федоры Федотовны, 1900 г. р.

+ 8.1з. Душа невидима, проявляет себя лишь тактильным и звуковым способом

№ 51. [Одна женщина решила лечь спать на следующий день, как увезли покойницу, на той же лавке.] «Ляжу на туй лавцы спать, де вона лежала». Дак чарки, шо вона не прибрала, так тарахтели, что она испугалась.

с. Великая Весь Репкинского р-на Черниговской обл., 1985 г., зап. Е. Я. Скидальская от Велигорской Параски Петровны, 1906 г. р.

+ 8.1з. Душа невидима, проявляет себя лишь тактильным и звуковым способом

№ 52. Пашла я раз да племяницы переночевать у 12 часов ночи. А через двор от меня 3 дни назад чиловик умрэ. Вдруг бачу — хто-то у билом, у рубашке через вулицу иде. Через забор перевалився так, як сабака чи кошка, у той двор. У жинки на другий дэнь спрасила — та не бачила.

с. Плехов Черниговского р-на Черниговской обл., 1980 г., зап. Т. Л. Ермолаева.

+ 8.1е. Душа принимает облик умершего человека (в той одежде, в которой его похоронили)

№ 53. Нэ спали и двэри нэ замыкали [после похорон]. Цэ ж така пословица була, шо мэртвые прыходять да дому.

с. Олбин Козелецкого р-на Черниговской обл., 1985 г, зап. Р А. Говорухо от Чирок Ольги Николаевны и Гавриленко Николая Яковлевича, 1912 г. р.

№ 54. Недель три прошло як умэрла матка, *захавали. З вечера свет не гариу дак не спали, гаманили, с дачкою, чуям — по хате шаги. Як же злакалася, рука трусица. Тады я включила свет: «Ой, мамочка, се же вы ходити и до нас не гомоните, и мы вас не бачим». И все же прошло.

с. Макишин Городнянского р-на Черниговской обл., 1980 г, зап. Е. Л. Чеканова.

+ 8.1з. Душа невидима, проявляет себя лишь тактильным и звуковым способом

4. Покойнику тяжело, он снится,

ЕСЛИ ПО НЕМУ СЛИШКОМ ТОСКУЮТ РОДНЫЕ

Данный мотив синонимичен мотиву 8.6б. Если слишком плакать, тосковать по покойнику, его душа будет в воде/он будет таскать ведра со слезами. В представленных текстах запрет на слишком сильное выражение скорби относится не к душе умершего, а к нему самому: умершие сын или дочь будут мокрыми, если мать будет по ним плакать. Однако, в отличие от синонимичного мотива, относящегося к душе, текстовые реализации настоящего мотива обнаруживают одно существенное обстоятельство. Если в текстах о душе, мокрой от родительских слез, она всегда выступает как жертва неправильного поведения живых родственников и лишь укоряет их за чрезмерную скорбь, то в аналогичных текстах о покойнике он угрожает возмездием родной матери, заливающей его слезами (тексты № 57, 58) и даже проявляет открытую агрессию (см. реализацию этой семантики в мотиве 9.11. Мать приходит ночью в церковь, чтобы увидеть своего умершего ребенка. Покойники обнаруживают живого человека и гонятся за ним). О запрете плакать по покойнику, иначе на «том» свете у него не будет покоя, он будет мокрым, см. (Fischer 1921, 244—245).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 55. Если умрэ дитя, и будуть по им сильно плакаты, покажэца душа. Так росказы-валы многийи: являецца тры золотых креста, за имы дидок стоить, а дальше умершый сын или доч.

с. Онисковичи Кобринского р-на Брестской обл., 1985 г., зап. С. Войнило от Сенкевич Ольги Павловны, 1921 г. р.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 56. У одной бабы умэрла сестра. Вона сильно голосила по ей. И соснився ей сон. Идэ она [сестра] по дороге уся мокрая. Та баба каже: «Ты чого така мокра?» — «Я чэ-рез тэбе мокрая».

с. Дяковичи Житковичского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. А. М. Гамбарова.

+ 8.6б. Если слишком плакать, тосковать по покойнику, его душа будет в воде/он будет таскать ведра со слезами

№ 57. Не трэба плакать и не трэба убивацца. [Сын рассказчицы погиб на строительстве БАМа; она долго плакала; сын приснился и сказал]: «Мамо, не займай мяне, бо поба-чыш, што табе буде. Не займай мяне!» Не трэба убивацца по ничому, бо яно представ-ляецца, ужэ пудкасвае {...)

с. Убортская Рудня Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. О. В. Санникова от Сельвич Марии Адамовны, 1912 г. р.

+ 12.8. Покойник «ходит», если по нему слишком тоскуют родные

№ 58. Кажуць, грех плакаць. Мой Петя [сын, умер в армии], памер, дак я плакала-плакала, а патом сницця сон: он бежиць вельми мокрый, я говорю: пойдем, я тебя подсушу, а ён тольки пальчиком так пагразил: нельзя плакаць. И тякучие раны на нём видела. А бабы кажуць: грех так плакаць. И на первам [умершем ребенке], кажуць, ня нужно, но матка ни адна не выдержиць.

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. О. В. Санникова от Латышевой Арины Николаевны, 1909 г. р.

+ 8.6б. Если слишком плакать, тосковать по покойнику, его душа будет в воде/он будет таскать ведра со слезами

5а. П окойник Снится/ПОКАЗЫВАЕТСЯ,

ЕСЛИ ЕГО ПОХОРОНИЛИ/ПОМИНАЮТ НЕНАДЛЕЖАЩИМ ОБРАЗОМ

Сон — универсальный канал коммуникации между живыми и мертвыми, особая форма реальности, где мертвые на «законных» основаниях могут общаться с живыми, выражать неудовольствие по поводу неправильных действий родных, просить о своих нуждах (Кормина, Штырков 2001, 211). С другой стороны, появление покойника во сне может рассматриваться как слабая валентность «хождения» (ср. мотив 12.10а. Покойник «ходит», если его похоронили ненадлежащим образом), которая воспринимается как отступление от нормы и которая требует применения охранительных средств. В полесской традиции появление покойника в сновидении чаще всего означает какой-то промах или недочет в поведении живых по отношению к самому покойнику. Покойник снится, если были нарушены любые правила его погребения (положили в гроб слишком мало сена или слишком много одежды, похоронили в старой одежде, дали в руки слишком короткую свечку; легли на том месте, где он спал при жизни и др.), если были нарушены любые правила поминовения (не приготовили поминальную трапезу, не приготовили горячих блюд на поминки, дали пожертвование за помин души не едой, а деньгами; в неурочное время пришли на кладбище). Человек, получивший во сне послание от покойника, должен предпринять меры для устранения неправильной ситуации: устроить поминки, дать пожертвование на церковь, не ходить в запрещенные дни на кладбище. В подобных текстах отчетливо проявляется тема тесной взаимосвязи между членами одного рода (живыми и мертвыми), сохраняющаяся и после смерти: правильные или неправильные действия живых непосредственным образом отражаются на загробном положении их покойных родственников. Представленные тексты содержат отчетливую назидательную семантику, многие из них представляют собой короткие дидактические высказывания (запреты и предписания), в которых содержится свод правил, регламентирующих поведение живых по отношению к мертвым.

Сюжет о явлении покойника в сновидении как способе донести до живых свою просьбу или недовольство весьма продуктивен в современной восточнославянской традиции. Например, предписание подавать милостыню едой, а не деньгами, иначе покойник останется голодным (текст № 66), реализуется и в русских текстах: женщине, которая подавала милостыню деньгами, снится ее покойная мать, пересчитывающая копеечки — милостыню дочери, тогда как остальные покойники едят (моск.: Запорожец 2002, 100); женщине снится мальчик с денежкой в руке: «Мать похоронила, только денежку дала, а поминки не справила». Женщина нашла мать умершего, справили поминки (новгор.: Черепанова 1996, 45). В другом случае женщина, которую похоронили в цветастом платье, жалуется во сне дочери, что ее не пускают в рай из-за того, что платье не белое, как должно быть, и она вынуждена стоять на солнцепеке, чтобы оно выгорело (моск.: Запорожец 2002, 100). Умершая жена, которую похоронили рядом с ее золовкой, снится мужу и просит его убрать ее из этой могилы, т. к. золовка не дает ей покоя. Муж вынужден ее перезахоронить (рус.: Кормина, Штырков 2001, 212). См. также (Гнатюк 1912, 229; МРНПНП 2007, 147—148).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 59. Бывае, приснится — покойник йисты просит — то на цэрковь давали.

с. Мокраны Малоритского р-на Брестской обл., 1982 г, зап. Т. Е. Перова от Мисанюк Федоры Гавриловны, 1918 г. р.

+ 9.13а. Чтобы покойник не снился, его поминают, дают пожертвования

№ 60. У нас одна бабушка зайшла (у ее доч умэрла), то ей ужэ було труднэнько вэльми, да уона на Вэлыкдэнь пошла на кладбишчэ. То й вона росказуала усим, казала: «Люды, и усим скажу, и казала, и казатымэ. Шчо Наускы празнык можна итты на кладбишча, а нашый празнык, это на Вэлыкдэнь, нэльзя». Кажэ, зайшла я на Вэлыкдэнь, да ёй жэ труднэнько, Вэлыкдэнь — молодые уси бигають, уси спиуають, уси убраные, ее ж дочка у зэмлыцы. А вона пошла на *моглыца. То, казала, шчо би стрэляло у зэмли, этак нишчо лопнуло вэльмо. А вона злякаласа, прибигла, дыуицца, мо гдэ поколыцца, мо гдэ дочка выйдэ, мо гдэ шчо. А ужэ на другу нич тоуди ей снилоса, вона пришла [дочь], убрана гэтак да: «Мама, мама, што ты мни наробыла, уси люды устануть, а я нэ устану». Ну да, кажэ, вэльмо плакала. А я хотила ее обняты, да и кинулосо. [Все покойники встанут на Навский Великдень, а она не встанет.]

с. Ласицк Пинского р-на Брестской обл., 1984 г., зап. О. В. Санникова от Жогун Анны Ульяновны, 1908 г. р.

+ 8.1е. Душа принимает облик умершего человека (в той одежде, в которой его похоронили)

+ 10.1а. Пасха мертвых ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 61. Як свой хлеб пекли, дак ломали хлеб, а то резали. А як умрэ чоловек, дак уже трэба ломать руками, а ножем не резали николи. На поминки пекли поляницы и ломали руками. Як колись поминали, дак робили воды и сахору, и хлеба у одну мисочку — ето *кана, а боршч был, росольник або квас по-ко лишнему. Не можно ести, як каны не змеш. Як не змеш, да сницца буде мертвиц.

с. Малые Автюки Калинковичского р-на Гомельской обл., 1984 г, зап. А. А. Архипов от Есьман Ольги Александровны, 1930 г. р.

+ 9.15а. Поминки в день похорон

№ 62. У меня сыночэк умер в годик. Мне соснилось: я иду по сосняку, а ен сидить. Я говорю: «Што делаеш?» Г аворить: «Я есть хочу». Взяла грудь дала. [Мораль]: сосни-ца так. Када не помянеш, он буде приходить.

с. Золотуха Калинковичского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. В. А. Багрянцева от Сивак Александры Петровны, 1908 г. р.

№ 63. У новой адёжи нада *ховаць, бо як у старум — дак абижаецца покойник з таго свету, сницца (...)

с. Ручаевка Лоевского р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. Л. Н. Виноградова.

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

№ 64. [Лавку, на которой лежал гроб, не трогают 6 недель. Если там лежит платочек или полотенце, так и лежит] — и не садяцця 6 недель. [Один человек, гость, лег на такую лавку. Хозяйке снится покойник, на ней лежавший]: «Нина, иди у хату, мне негде лечь».

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. О. В. Санникова от Бабичевой Софьи Леоновны, 1902 г. р.

№ 65. Паминають — як памёр хто — на 9-й, на саракавый, и полгода, и год. Саракавый день самый главный стол, абед рабили. А хто и дваццатидневник рабил. Раз було, мая сватья гаварыла, памёр яе чалавек, а яна абедау на саракавины не рабила, тольки хлебца ля церкви раздала. Кали прыходить ён у сне да и кажэ: «Можэ, у тябе якы боршчык е, а то у мяне аж парэпалось у роти ад сухога».

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. Л. Н. Виноградова от Мартыновой Матрены Афанасьевны, 1908 г. р.

+ 9.15в. Поминки сорокадневного цикла

№ 66. Сон мине: на Радуницу на *могилках коло кождага хресту стаиць женшчына, а хтось пажертвавау рубль денег, а ана просиць: «Прадайте мине [угощение]». А буран схватиу рубель и панёс — а ето деньги — ето не жертва, а нада, шчоб пакойник еу

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. О. В. Санникова от Латышевой Арины Николаевны, 1909 г. р.

№ 67. Если чэлавек умрэть, пасвяцоную свечку кладуть у руку. Только свечку паболь-шэ нада класть, только свечку пабольшую нада, бальшому чэлавеку — харошую свечку, шоб руки не обгарэли на Страшном суде. Адной жэншчыне сон прысниуся: «Шо ты мне у руки дала кароткую свечку, усе руки пагарэли?»

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. М. Г. Боровская от Голубевой Анны Яковлевны, 1912 г. р.

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 68. Як шчо ныкто нэ сыдыть [при покойнике, пока он не похоронен], душа гниваеть-ся, покойнык будэ сныться, можэ прийты.

с. Забужье Любомльского р-на Волынской обл., 1987 г, зап. Н. Мисник от Сенчука Федора Григорьевича, 1900 г. р.

+ 12.10а. Покойник «ходит», если его похоронили ненадлежащим образом

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 69. Одной жинке приснилось, шо покойники на Наски Велыкдень устаюць з могил и кажуць: «Чего вы нам спокою не даёте на наш Велыкдень? Метёте, гребаете, очиш-чаете, подновляете».

с. Боровое Рокитновского р-на Ровенской обл., 1984 г., зап. Т. А. Коновалова от Черногуб Екатерины Алексеевны, 1920 г. р.

+ 10.1а. Пасха мертвых

ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 70. [Не следует класть в гроб умершему дополнительный запас одежды.] Буу чоло-вик. Ёму [когда хоронили], наклали багато одежы. Усе покойники пойшли, а ён кажэ: «Я не могу, бо у мене сильно багато одежы, я не могу донести ее».

с. Кишин Олевского р-на Житомирской обл., 1984 г., зап. Е. М. Черепанова от Горпинич Татьяны Дмитриевны, 1942 г. р.

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

№ 71. У домовину [кладут] трошко сина, бо [покойник] сница тоди и кажэ: «У мэнэ бокы болять».

с. Журба Овручского р-на Житомирской обл., 1985 г., зап. С. П. Бушкевич.

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

5б. Покойник снится, Если на «том свете» он испытывает трудности ПРИ ХОДЬБЕ

Представление о трудностях, которые испытывает покойник при ходьбе на «том» свете, если перед погребением ему не развязали ноги (варианты: если похоронили в слишком длинной сорочке, если у него в ноге заноза), принадлежит к числу сквозных мотивов и может сочетаться с несколькими персонажами — покойником, который снится, «ходячим» покойником, русалкой, волколаком (см. мотивы: 13.10б. Покойник «ходит», если ему при погребении не развязали ноги; 14.9з. Русалка испытывает трудности при ходьбе; просит человека освободить ей ноги (вынуть занозу из ноги; развязать ноги; укоротить сорочку); 7.9. Человек вынимает занозу из ноги волколака). Мотив является частным вариантом общей ситуации явления покойника в сновидении с просьбой исправить какое-либо неудобство, возникшее у него из-за неправильного действия его живых родственников. Важно отметить, что одно и то же неправильное действие живых (не развязали ноги покойнику) в разных вариантах текстов трактуется по-разному и приводит к разным результатам. В одном случае покойник только снится и высказывает свои претензии по данному поводу, в другом — это достаточный повод, чтобы покойник стал «ходячим», т. е. приобрел более сильный мифологический статус.

Данный мотив известен в современной русской традиции: сыну снится умерший отец, который с трудом идет позади остальных покойников и хромает. Родные вспоминают, что забыли перед погребением развязать ему ноги. По совету священника они кладут в гроб к другому покойнику во время отпевания новую развязанную завязку, в результате отец перестает сниться, т. к. ситуация считается исправленной (Запорожец 2002, 100; ср. также мотив 9.7. Покойник в сновидении требует какую-либо вещь. Ее можно передать на «тот» свет, положив в гроб другому покойнику или зарыв в могилу).

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 72. Звязываюц ёму [покойнику] ноги *паркелью. Як ложаць у гроб, то развьязыва-юць. Один хлопчик помёр, дак хадзили раскопуваць. Сниуся ён: «Все ходзяць гуляць, а я дома сиджу». Забули ёны ноги развязаць.

с. Дяковичи Житковичского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. А. М. Гамбарова.

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 73. Шматка бэлая, [которой завязывали ноги покойнику. Ее развязывают], колы нэ розвязау снытца, шё он нэ можэ ходит.

с. Червона Волока Лугинского р-на Житомирской обл., 1984 г, зап. О. А. Золотарева от Рейды Евдокии Архиповны, 1901 г. р., и Король Ганны Сергеевны.

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 74. Як уже положуть у *труну, развязывають ноги, бо будет сница: за шо ты спутау мене на тот свет?

с. Олбин Козелецкого р-на Черниговской обл., 1985 г., зап. А. М. Гамбарова от Дедовец Евгении Семеновны, 1906 г. р.

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

6. Покойник снится, если его беспокоит какое-то дело

Данный мотив является более «слабым» вариантом мотива, относящегося к «ходячему» покойнику (см. мотив 12.12а. Покойник «ходит», если его беспокоит какое-то дело, оставленное на земле). Беспокоящее умершего дело в большинстве случаев представляется достаточной причиной для его посмертного «хождения», однако в ряде случаев оно может восприниматься как повод передать живым полезную информацию, которая позволит исправить положение дел. В полесских материалах этот мотив встречается дважды.

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 75. Умиряла мяти, у йейи було грошы много. — «Дэ ж я их подию?» Пошыла самя соби у гроб подушку и туди зашыла. [А детям не сказала.] Пудложыли юй ту подушку и *поховялы. Давяй оня дитям снитыся: «Откопяйтэ вы менэ!» Откопялы и забрялы грошы — перэстяла снитыся.

с. Радеж Малоритского р-на Брестской обл., 1986 г, зап. А. А. Архипов. ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 76. Умерла жонка, сохла, сохла да умерла, а юн плакал, прощалса з нею, як у *труне она лежала, да документы упали у гроб, а юн не замецил. А потым его у сельсовет зазываюць, документы надо. А она ему сницца: «Не ищи, — каже. — У меня документы». Да и роскопали.

с. Дяковичи Житковичского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. А. А. Архипов.

7. Покойник в сновидении требует у живых какую-либо вещь.

Ее можно передать на «тот свет», положив в гроб другому покойнику

ИЛИ ЗАРЫВ в могилу

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

Данный мотив содержит представление о возможности передачи на «тот» свет предметов, если их не положили в гроб при погребении. В этом случае есть возможность передать нужную вещь через установленный канал связи: закопать в могилу или положить в гроб другому покойнику. Один из наиболее частотных современных сюжетов на эту тему: дочь снится матери и просит прислать ей тапочки (более удобные туфли), т. к. ей неудобно ходить в тех, в которых ее похоронили (тексты № 83—88). Аналогичный сюжет хорошо известен в русской традиции: умершая дочь просит передать ей тапочки или белое платье (ее похоронили в цветном), положив в гроб другому покойнику, при этом точно указывает, куда нужно для этого пойти (киров.: Ясинская 1998, 47—48; новгор.: Черепанова 1996, 46—47). Ср. этот же мотив других источниках: женщина перед смертью просит положить ей в гроб красивый платок, но этого пожелания не выполняют. Покойница является во сне соседке и просит передать ей платок с односельчанкой, которая умрет через два дня (чернит.: Прозовий 2004, 161). Покойника похоронили, не положив ему в гроб ремень. Он начал сниться жене, говоря: «Все хорошо, да только штаны у меня сваливаются». Женщина положила ремень для мужа в гроб другому покойнику (Тихманьга каргопол. арх.: Левкиевская, Плотникова 2001, 272). Покойнику, курившему при жизни, не положили в гроб папирос, он во сне просит дать ему покурить — папиросы и спички ему закопали в могилу (новгор.: Кормина, Штырков 2001, 217—218). Ср. также (Запорожец 2002, 100).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 77. Ну, она [одна женщина] умэрала, а вин узлу одризау ей того *коутуна. Одризау да кажэ: «Я у садочку и закопау». А вона ему сныцца да сныцца: «Сынок, прыняси ты мни голову мою. Зняу да куда ты диу, — кажэ, — прынеси мни назад!» И, кажэ, мусиу выкопвать и нэсты на *моглицы и закопваты кай матэры. И тогды нэ стало снытыся. Одризаны коутун закопвають, як жывая [носительница колтуна], де у садочку, а як мэртвая, то трэба положыты у гроб.

с. Лопатин Пинского р-на Брестской обл., 1985 г., зап. О. В. Санникова от Самойлик Софьи Сергеевны, 1911 г. р.

+ 17. Колтун

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 78. Чоловика сестры моей *ховали, забыли шапку покласть, да ужэ ночью приснился. Да поклали таю шапку. Трохи так песок откопали и положили [на могиле].

с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г, зап. В. И. Харитонова от Белковец Елены Анисимовны, 1921 г. р.

№ 79. [Информантка и ее соседка рассказали об одной семье, в которой отец умер после войны, в бедное время, так что его пришлось похоронить в очень старой, плохой одежде. Мать умерла недавно, и дети положили ей в гроб новый, хороший костюм для отца.] Купили косьцюма да переслали (мацеры) до бацька.

с. Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. Л. Н. Виноградова от Козаченко Текли Карповны, 1913 г. р.

№ 80. [Если хотят передать какую-нибудь вещь умершему родственнику, то подкладывают ее в гроб последнего умершего в селе.] Женшчыну хоронили у тапках старых, дак сница яна [сестре], уроде топче так ото: «Як я у их дойду?» — каже. Тады сестра купила новенькие тухли (...) А як памер старый Данило, дак яна палажыла у гроб ему: «Передай, — каже, — Хрыстини».

с. Ручаевка Лоевского р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. Л. Н. Виноградова от Кацу(ю)бы Татьяны Исааковны, 1906 г. р.

№ 81. [Можно передать покойному вещи, положив их в гроб другого покойника. Информантку приглашали обмывать тело, ее же просили класть вещи в гроб для передачи. Старушку похоронили в доме для престарелых, не исполнив ее воли относительно одежды. Рассказчицу просят]: «Хадосачка, на, ты палажи у гроб, да передай Г ане» [через умершую Г анну. Информантке в другой раз] саснилась женщина, ана уж умерла, и гаварыць: «Пришла я к сваим, хатела фартук взять, а никого дома нема». [Информантка тогда попросила родственников этой умершей дать ей фартук и положила в гроб другой покойницы]: «На, передай Наташе». [Возможность передачи вещей подтверждается и другими информантами.]

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. О. В. Санникова от Грицевой Феодосии Степановны, 1902 г. р.

№ 82. Эта ва сне и прида>щця. Батька церкву стярёг, када разграбляли туу церкву, он знау, какие книги к чаму, он их набрау — папрасиу у начальства. А тады, кали умер, вайна настала, я их паатдавала. Присниуся батька, чатае букварь детский: «Принеси ты книжки мне, мне тае Сашки да Машки надаело уже чытаць». Аказалось, што та [соседка] их туды атдала, тая прадала, тая присвоила. И челавек [муж] придавауся: здасця, глянь — его нема.

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. О. В. Санникова от Чиченковой Марии Титовны, 1911 г. р.

№ 83. [Умершей] незамужней хвату наденуть — як замуж, кальцо надеять. Замуж там пойдэ, там ж у йее пара будэ. Була у батька дачка. Она угарэла и памэрла, и матка адела тухли на высоким каблуку. И ана ей саснилася: «Зачэм ты мне таки обуви аде-ла, таких тут не носять. Едь у Минск и вазьми у магазине тапачки и сюды перэдай». Такой дом стаить, там жывет парэнь — ана яго саусем, як жыла, не знала. То йее судьба была. Ёны тапачки купили и паехали шукать таго дома. А дома нияк не найти. Аткуля взялася жэншчына: «А па шо вы шукаете? Вы коло таго дома стаите». Зайшли у хату — а там парень памершый ляжыть — халастяк. Ани у матки стали прасить, шоб узяли тухли у гроб пакласть. Матка и батька согласилися. Уклали у гроб тапки йеты и пахаранили уместе радители, и не стала сницца.

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. М. Г. Боровская от Голубевой Анны Яковлевны, 1912 г. р.

+ 9.14б. Умерших девушку/парня одевают в свадебную одежду ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 84. [Если забыли что-то положить в *труну, покойник снится во сне. Что нужно сделать, чтоб не снился?] — Надо закопуваты на могилку, як шо нэ положыш.

с. Ветлы Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г., зап. Г. И. Берестнев от Таранович Евдокии Степановны, 1932 г. р.

№ 85. Дивчына [умершая] сныцця матэри. «Ты мэни нэ дала кольцо». Маты кажэ: «Кому ж я тэпэр ёго дам?» Дочка знов прыснылася та казала, шо в якомусь посёлкови хлопэць вмэр, и вулыцю, и дим сказала. Маты пишла туды и пэрэдала. То, кажуть, шо еи [дочери] мусыть была судьба за нёго замиж выйты.

с. Красностав Владимир-Волынского р-на Волынской обл., 1986 г., зап. И. Ю. Дениченко от Селещук Марии Александровны, 1908 г. р.

+ 9.14б. Умерших девушку/парня одевают в свадебную одежду

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 86. [Передача предметов на «тот свет».] От, просят: положы подарка — пэрэдают. Некоторому сыныца. [Во сне приходит умерший родственник и просит что-либо ему послать.] От пэрэдалы сорочку [положили в гроб покойнику], то прысныуся у том убранни. Пэрэдалы с сыном да бачылы у тым убранни, шо с сыном пэрэдавала.

с. Чудель Сарненского р-на Ровенской обл., 1984 г., зап. С. М. Толстая от Мелещук Агафьи Прокофьевны, 1925 г р.

№ 87. Умерла жинка, да не уклали *сачка ёй, а она вельми ёго любила, век накладала ёго, он тепленький бул. И она сницца стала своей доцце, шоб передала ей. Дочка по-клала у *труну деду, шо умер, и [мать] покинула сницца.

с. Боровое Рокитновского р-на Ровенской обл., 1984 г, зап. А. А. Архипов.

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 88. Була у одной дочка, заболела та вмэрла. Сховалы у веньчанскому [в свадебном наряде] и тухли — как кажуть? — шпильки. Сница она своей матери: «Мамо, паедь у то село, там парень буде до нас итти, пэрэдай тапочки мне». Уранци пошла она до дирехтора и каже: «Так и так, шо ж робить?» А та ей: «Едь!» Вона и поихала. Встала на станции и пытае: «Нэмае покойника?» Тут одзин кае: «Есть молодый парень з армии». Вона пойшла, его *батькам расказала, оддала йим тапочки, воны [обещали], шо положуть у *труну. На другий день знов сница дочка и каже ей: «Спасибо, мама».

с. Олбин Козелецкого р-на Черниговской обл., 1985 г., зап. А. М. Гамбарова от Гацко Ганны Васильевны, 1913 г. р.

+ 9.14б. Умерших девушку/парня одевают в свадебную одежду

№ 89. Як кто умре да присница, шо кажэ: «Вот я без шапки хажу», то передавали, у да-мавину клали. [То есть передавали с другим покойником.]

с. Мощенка Городнянского р-на Черниговской обл., 1980 г., зап. С. М. Толстая.

БРЯНСКАЯ ОБЛ.

№ 90. *Стреченская свечка. Як умирае — дають у руки. Святять и *хавають мяртвяцу у гроб. Конапавай не палажили у руки. Ана саснилась, гаварыть: «Усё харашо, да мине на работу не дапускають». Дак ани передавали какому мертвяцу у гроб. Ат усяго стря-ченские свячи. Шчоб скот, усё харашо, другие у тихае время свечку палять и абходять весь сарай, штоб усё благапалучно было.

с. Челхов Климовского р-на Брянской обл., 1982 г, зап. О. В. Санникова от Кереко Марии Федотовны, 1914 г. р.

8. Покойник ВО СНЕ ПЕРЕДАЕТ ИЗВЕСТИЕ, ПРЕДСКАЗАНИЕ

Представление о том, что покойники, в отличие от живых, способны предвидеть будущее и предвещать грядущие события, являясь во сне своим близким, в полесской традиции выражено всего в нескольких текстах. Покойник предвещает смерть брата (текст № 91), но в другом случае указывает женщине знахаря, который может вылечить ее от порчи (текст № 92). Это сверхзнание сближает покойника с домовым в русской традиции, который может являться домочадцам, чтобы сообщить о предстоящем несчастье в семье.

Мотив достаточно часто встречается в других ареалах, например девочке приснились умершие родители в черной одежде и иносказательно предупредили о пожаре (новгор.: Черепанова 1996, № 40); умершая бабушка во сне советует внуку сменить работу, купить лотерейный билет — он выполняет и остается в выигрыше (моск.: Запорожец 2002, 99).

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 91. [У информантки в Воркуте убили сына. Она плакала по ночам]: «Хай бы ты мене спужал бы, да хай бы ты мне показался». А ничого. А як той ужэ брату трэба было умерти [у нее умер и второй сын], дак вон сница мне, так вот по хате таки-таки-таки, *хутко так ходить сын ети вот, што убили. А той [второй] шчэ живый жэ быу, а то у семь часы жэ пошоу на работу, а у восемь помьер. А так ходил ужэ хутко [первый, уже умерший сын], то к порогу, то сюды. «Што ты так, Мишка, ходиш?» А он: «Так трэба, так мне трэба». А у десяць часоу, приезжают: ваш Володя умьер. Ето у мене на хвакте ето было. Ето ен знау, и ето ен ужэ ходил.

с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г, зап. Е. М. Назарова от Бугук Текли Васильевны, 1907 г. р.

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 92. Мне маты моя рассказывала (...) Вона выйшла замуж за мого батька. [Как-то соседские коровы пришли на их сено; она коров отогнала. За это сосед] накинув на ей навьеду, таку болесь. То вона хворила нич. А мий батько, у нэго маты умэрла у два роки [т. е. за два года до того]. То ей [больной матери рассказчика] сныцця сон такий, шо прыйшла мого батька маты и кажэ: «Чого ты тут сидыш? На тебя накинув той чоловик навьеду, ты умрэш. Тут, — кажэ, — в Г ирках [соседнее село] есть такей дид Шпарскый. Йидь до ёго, то вин тоби зговорыть, поможэ тоби!» А вона [мать рассказчика] пытецца: «А хто ж ты такей?» — «Я, — кажэ, — Матвиева маты, умэрла людына».

с. Ветлы Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г., зап. Г. И. Берестнев от Юхимчука Адама Андреевича, 1899 г. р.

+ 16. Порча

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 93. Мэршы знают — усе знают мэршы, [что творится здесь].

с. Чудель Сарненского р-на Ровенской обл., 1984 г., зап. Е. В. Тростникова от Арсонова Апанаса Артемовича, 1938 г. р.

9. Покойники «сушатся/пересушиваются» на «Пасху мертвых»

В публикуемых материалах имеется всего один текст, говорящий о пересушивании покойников на Пасху мертвых, т. е. в четверг Пасхальной недели (см. мотив 10.1а. Пасха мертвых). Однако мотив пересушивания представителей «иного» мира в определенные календарные даты (преимущественно связанные с периодами возвращения душ умерших на землю) встречается в Полесье по отношению к другим мифологическим персонажам, прежде всего — русалкам, в меньшей степени — утопленникам (см. мотивы: 13.7. Утопленник сушится в лунную ночь, и 14.9м. Русалки сушатся/пересушиваются на Троицкой неделе). Кроме того, мотив пересушивания в разных славянских традициях встречается применительно к кладам, которые раз в год выходят на поверхность, чтобы пересушиваться или проветриваться (Колесса 1898, 78; Левкиевская 1999б, 501; см. главу 21. Клад). Семантика пересушивания связана с мотивом периодического календарного возвращения на землю мифологических существ из «иного» мира — темного, холодного и мокрого, противопоставленного по этим признакам теплому и светлому земному миру (о мотиве пересушивания см.: Виноградова 2011, 31—34).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 94. [Покойники «пересушиваются»] (...) А у чэтвэрг Науски Вяликдэнь. Идэм на кладбишчэ, нясем туды яичэк. [В этот день] пэрэсушвацца выходылы покойники.

с. Ласицк Пинского р-на Брестской обл., 1985 г, зап. О. В. Санникова от Радковец Елизаветы Ивановны, 1907 г. р.

+ 8.10. Приход душ на землю в календарный период + 10.1а. Пасха мертвых

II. Поведение живых по отношению к покойнику

10. Человек может видеть покойников

ПРИ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

Возможность видеть покойников в полесской традиции не так четко определена конкретными условиями, как возможность видеть души предков или русалок (см. мотивы: 10.4. Души умерших/дедов могут видеть особые люди (дети, нищие, «счастливые у Бога); 13.10в. Русалок могут видеть особые люди (дети, безгрешные, праведные, знающие специальную молитву)). В некоторых текстах есть указание на особые обстоятельства видения мертвых: их видит кладбищенский или церковный сторож, способный быть посредником между этим и «тем» миром; их можно видеть в полдень, ночью, когда покойники выходят встречать нового покойника; также обычные люди могут видеть их около кладбища. В этом случае есть указание на общий принцип: человек, увидевший покойников, не должен сообщать об этом другим, иначе он лишится этого дара. Умершие родители могут показываться своим детям.

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 95. Бабы пошли жать, а недалеко было кладбище. Яны жнуть и чують, што покойники вышли, поють и танцують: «Не сей муки на дежечку, не мый ложок на прыпячку, не мый ножок об ножечку».

с. Смоляны Пружанского р-на Брестской обл., 1989 г., зап. М. А. Исаченкова от Матус Анастасии Александровны, 1914 г. р.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 96. А вон стау рассказывать, што я бачыу у ноч, кольки йшло смертякоу. Мёртвых.

с. Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. О. В. Санникова от Подгурской Елены, 1918 г. р.

№ 97. Одна молодица заснула у поудень. Просыпаецца — идут вокруг кладбишша яны [мертвецы]: и дети, и узрослые. Мо и зазарылося ёй. Але и не хоронять у поудень.

с. Великий Бор Хойницкого р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. И. Р. Позднякова от Науменко Марии Ивановны, 1912 г. р.,

№ 98. Придасця — умершие радители: сижу я, и сидит ана, и ана не са мной разговаривает, а с кем-то. Али завёт хто.

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. О. В. Санникова от Башлаковой Ольги Кузминичны, 1911 г. р.

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 99. [Возле кладбища трепали мы лён в риге] на двори. Днвлюся я, идэ молодая [т. е. невеста] к кладбишчам. Нэ так, как тэпэр, фата. Там, как раньшэ було — в венках, таке венки були. И так красыво одитая и такии венки (...) А я кажу на ту жынку: «Евко, бачь, идэ молода». Вона: «Гдэ, гдэ, гдэ-гдэ?» А я кажу: «Вон гдэ, вон гдэ». Во, тоды уси жин-ки бегуть: «Гдэ, гдэ». А я кажу: «К кладбишчам идэ молода». Воны нэ бачать, где вина. Смеицца одна: «Ты обманешь». А там была одна така здорова вэрбына. И так вона [невеста] до тэй вэрбыны идэ. Кажу: «Вон она, дывытыся, где!» — «Нияк нэ бачымо. Веды нас на кладбишчэ», — [говорят ей женщины]. «Идите вы, кажу — поведу я вас на кладбишче. Кажу, не поведу я вас на кладбишча». Вот, дошла она (...) — там такой крыж велыкий стояу, — тильки она подыйшла до тэй могилки, и неизвестно где поде-лась. Уже не стало. [По словам информантки, до «молодой» было примерно 10 метров.] Всэнню було, шче тэпло (...) Присягаю, шо бачила: молода идэ. А ноччю мени сныцця вже, в ту саму ноч. Выходит така жынка — высока-высока. И так завита она под макушки, платком завитая и кажэ: «Вставай! Познавай мэнэ! Чи ты менэ познаеш? Ты меня не познала и не познала б, бо шчо я туды [на «тот свет»] пойшла, шчо тэбе на свите нэ було, — як вона померла. Я кажу: «А хто ж то ишоу такей?» А вона кажэ: «То нас Бох виу и за нами процессию читау. Але коб ты не казала никому, то з вашей компании шчё дви душы нас бачило би. И, кажэ, коб ты никому не казала, то [из нас] одну душу узнала бы». Бачьте, нэ можно казати, коб где шось побачишь. Ну, може, з родичев одну душу узнала бы, бачьте, о!

с. Ветлы Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г, зап. Г И. Берестнев от Таранович Евдокии Степановны, 1932 г. р.

+ 9.14б. Умерших девушку/парня одевают в свадебную одежду + 10.4. Души умерших/дедов могут видеть особые люди (дети, нищие, «счастливые у Бога»)

11. Мать приходит ночью в церковь,

ЧТОБЫ УВИДЕТЬ СВОЕГО УМЕРШЕГО РЕБЕНКА.

ПОКОЙНИКИ ОБНАРУЖИВАЮТ ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА И ГОНЯТСЯ ЗА НИМ

В нескольких селах Полесья (Дяковичи житк. гомел., Любязь любешов. во-лын., Нобель заречн. ровен., Дягова мен. черниг.) зафиксирован сюжет о матери, которая слишком долго плачет по своему умершему ребенку и хочет хотя бы еще раз его увидеть. Для этого она ночью идет в церковь, где собираются мертвые на свою службу, и видит, что ее ребенок вынужден носить тяжелые ведра с ее слезами. Мертвые опознают в ней живого человека (в двух текстах — по ее запаху) и гонятся за ней. Чтобы спастись, она бросает им одежду по частям и успевает добежать до своего дома, но вскоре после этого умирает (см. этот же мотив: глава 10, текст № 19). В этом сюжете сконцентрировано несколько мотивов, которые могут существовать в традиции самостоятельно и образовывать собственные нарративы. Во-первых, это мотив ночной церковной службы, на которой присутствуют покойники (см. мотив 10.1а. Пасха мертвых). Во-вторых, это запрет слишком долго тосковать, особенно плакать по покойнику, иначе ему (или его душе) будет мокро на «том» свете или он будет таскать ведра со слезами своих близких (см. мотивы: 9.4. Покойнику тяжело, он снится, если по нему слишком тоскуют родные; 8.6б. Если слишком плакать, тосковать по покойнику, его душа будет в воде/он будет таскать ведра со слезами). В-третьих, в этот сюжет входит мотив 9.13д. Чтобы спастись от покойника, ему бросают одежду по частям. Агрессия покойников связана с неправильным поведением самого человека, который слишком сильно тоскует по умершему родственнику (чаще всего мать по ребенку) и кощунственно вторгается в пространство мертвых в неположенное время. Обычно человеку удается с помощью хитрости (бросания одежды по частям) спастись от покойников, добежав до дома, но соприкосновение со сферой смерти не остается безнаказным — он вскоре умирает (ср. аналогичную концовку в мотиве 12.6б. Умерший жених приходит ночью к девушке и увозит ее на кладбище (Жених-мертвец)).

Важно отметить, что в полесской традиции это единственный сюжет, в котором встречается тема узнавания покойниками живого человека по исходящему от него запаху (ср. предположение В. Я. Проппа о том, что Баба-Яга, будучи мертвецом, узнает пришедшего к ней героя по запаху, т. к. он пахнет как живой человек (Пропп 1986, 65; Polivka 1924, 1—4)).

Тексты с этим сюжетом хорошо известны в украинской традиции, в белорусской и русской встречаются реже. Ср.: мать на Радуницу плачет по своим умершим сыновьям. Священник советует ей рано утром прийти в церковь. Женщина приходит, священник молится, и женщина видит своих бегущих детей. Священник спрашивает их, указывая на женщину: «Кто это?» Они отвечают: «Мяшок той, што нас пускав». Женщина перестает по ним тосковать (могил.: Шейн 1890, 624). В русском варианте тоскующая по умершему сыну мать приходит ночью в церковь, куда приходят на ночную службу покойники, и видит своего сына мокрым, он жалуется ей, что ему тяжело из-за ее слез (новгор.: ТФНО 2001, 309). В украинском варианте этого же сюжета, чтобы увидеть умершего сына, мать идет в церковь ночью, где собираются мертвецы на ночную службу. Она берет с собой петуха. В полночь идут мертвецы, ее сын несет ведро ее слез. Он почувствовал запах матери и погнался за ней, она бросает ему части своей одежды, он их разрывает. После крика петуха сын упал замертво, а мать через день умерла (Кулиш 2, 43; похожий вариант: Гринченко 1897, 93). В другом тексте дочь, тоскующая по матери, приходит на заутреню в церковь, где собрались покойники и среди них ее умершие крестная и родная матери. Крестная советует девушке быстрее уйти прочь, поскольку ее родная мать, увидев дочь, может ее убить. Мать бросается следом за девушкой, та бросает ей по частям свою одежду и успевает добежать до дома (Кулиш 2, 43—44).

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 100. Сильно не трэба по детях плакаць. Одна баба сильно растраулялась, деци у йей помэрли. Пришол к ей *старец. И каже: «Не трэба тобе плакаць». А ёна: «Мне, дедуш-ко, сильно больно». А старец каже: «Хочеш побачыць децей? Возьми певника и иди у ночь у каплицьку [часовню]». Узяла ёна и пойшла у каплицьку. У час ночи идуть усе святые [= мертвые]. Она позирае деток своих. И бачиць ёна: у самом конце ёны, рашки воды через порог переставляюць. А одзин на ее каже: «То наша *справница». Ёна тада пивника заштрхикнула, [тот закукарекал], и усе пропало.

с. Дяковичи Житковичского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. А. М. Гамбарова.

+ 8.6б. Если слишком плакать, тосковать по покойнику, его душа будет в воде/он будет таскать ведра со слезами

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 101. Рассказывали, што у однэй дочка умэрла за 19 рик. Тэпэрича вона плакала так, што нэ мона было. И на Умэрших Великдэнь она, тая жынка, просица, шоб ей замкнули у цэркви на ноч. Вин [священник] ни хотиу алэ замкнуу ее. Она не спить, сидить. А приходить пэрша еи кума [умершая]. И кажэ: «Чого ты суда пришла? Зарэ дочки придуть, тебя забьють». Тэпэрэчко дывыца она — дочки идуть. И стали ее биты, то вона вышла з цэркви ранэнько. Да она тыждэнь побыла и умэрла. Это она рассказала.

с. Любязь Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г., зап. В. И. Харитонова.

+ 10.1а. Пасха мертвых

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 102. Колысь у однэе матера умерлы обидве дочки и она силно плакала. От мати и плачэ, и плачэ, и плачэ. О, шо ж робиты? От на Науски Велыкдэнь (после Паски в чэтвер), што ж вона надумала: пойду я до цэрквы у уэчора и стану я упритуоры и буду я, мэрцы будуть идти, и можэ я увижу дочок. Стоить вона, стала у куточку — аж идуть мэрцы, идуть, идуть. А дочок не ма. Аж кажуть: «Гришна душа воняе». [Один из мертвецов это сказал.] При последку кума идэ, да пудходыть до ее: «Кумонько, чого ты сюды попала, утыкай отсэда, скильки силы маеш». Она стоить аж дивицца. Идуть ее две дочки и несуть два кушыны, одна два и другая два, это, значыть, слёзы матерные [несут в кувшинах]. «О, — кауть, — коб нашэй матэри так тяжко було там жыты, как нам тяжко чэрэз не[е] воду носыты» [После этого мертвецы набросились на женщину.] Она скинула платка — пока воны платка порвалы, то она отбигла. От она кинула юбку и убигла у сини и закрыласа, а воны: «Ох, сучка, от хытрая», — тые мэртвэцы кажуть. [В тот же день женщина умерла.]

с. Нобель Заречненского р-на Ровенской обл., 1980 г., зап. О. В. Санникова от Ходневич Анны Карповны, 1905 г. р.

+ 8.6б. Если слишком плакать, тосковать по покойнику, его душа будет в воде/он будет таскать ведра со слезами

+ 9.13д. Чтобы спастись от покойника, ему бросают одежду/вещи по частям + 10.1а. Пасха мертвых

№ 103. Як Паска, то говорыли, шо як той Паска наша, а тоды — Намский Вэлигдэнь, Намска Паска — это мерцов Паска, которы помэршы. Говорыли, шо надо систы в окошку, воны идуть у цэрков ночю, ти ж сами, мэртвэцы. И як ты будэш стэрэчты, так ты побачиш йих. Когда-то моя бабушка росказвала, шо у нас, у сыли, цэрков, бачили, на яким возвышэнни? Так она нэ стояла, стояла в другом мисцэ (...) а то була такая, во, нэвэлыка цэрков. Так, говорыли, шо одна жэншчина, в йии помэрли дыты, так вона сыльно плакала, она хотела, шоб ти дыты побачити. И вроде вона на той Намский Вэлигдэнь, на ту Паску Намску, вона сидела в окошко и стэрэгла, як ти мэртвэцы вжэ ишлы у цэрков ноччю. И вона зайшла в цэрков, а буто бы ужэ ти мэртвэцы всё ж говорять: «Фу, *присна душа воняе, дэто», — жывый человек тут е. И ей йшла кума умершая и говорыть: «А чого ты сюды пришла? Иды до дому, то тобе як побачять, так разорвуть у клочьки, вроде, яко вот будэш бигты, всё збросывай с собе, ну, всё поеды-ночьки: хуску збрось, кафтон с сэбе, там сподницю, эту, хватрух, всё скыдой, и кыдай: покы воны разорвугь уси ж вооти во твои шмоття, так ты одбежыш до дому». Та ужэ кумо ей так сказола мертва, и воно так робила. И говорять, шо эта правда, було в нашэм сили. Як то ужэ моя бобушка говорыла.

с. Нобель Заречнянского р-на Ровенской обл., 1980 г., зап. А. А. Плотникова от К(Г)ре-невич Ольги Андреевны, 1923 г. р.

+ 9.13д. Чтобы спастись от покойника, ему бросают одежду/вещи по частям + 10.1а. Пасха мертвых

+ 10.5д. Способы увидеть души умерших/дедов: смотреть через замочную скважину, окно

№ 104. То одно моти сыльно плокала по доццы, и воно на Новски Вэликдэнь зайшла напэрод у цэрковь, коб побочыть, як ти покойники у цэрковь пуйдуть, ужэ ж у йих Пасха настае. То стола за двэры да й бочыть: идуть вонэ, и то дочко ее идэ и несэ вэдро водэ да кожэ: «От, так моей мотэры *вожко умыроты, як мне вожко ту воду смычыть». То, кожуть, як дочко по мотэры сильно плочэ, то добрэ, а як моты по дочкы, то дочка смычыть тую воду, слёзы те. Так та жэншына постояла и пошло, а воны [покойники] за ёи, и воно наутёкы, и воно с сабе одэжу скидое. Скинэ хуску, знов утыкое, а воны ее разрывоют ту хуску, а воно знов фортука скыне, то воно усю одэжу с сабе поскидое.

с. Нобель Заречненского р-на Ровенской обл., 1980 г., зап. Т. А. Агапкина от Ходневич Ульяны Ивановны, 1910 г. р.

+ 8.6б. Если слишком плакать, тосковать по покойнику, его душа будет в воде/он будет таскать ведра со слезами

+ 9.13д. Чтобы спастись от покойника, ему бросают одежду/вещи по частям + 10.1а. Пасха мертвых

№ 105. Кагдось моти по дочцэ, [дочь] умерло, да плокала вэльми [по умершей дочери]. Воно ужэ на Новски Велыкдэнь усё, кожэ, пойду, и будуть итты до цэрквы этые душэ, пойду и пабочу я свою дочку. Пошло воно до цэрквы да стола за двэрима, у бобницэ [бобник — притвор]. А воны идуть. А дочко ее такее ведро нясе слёзэй — што моти плоче, то збирое да слёзы носыть та дочко. Носыть и нясэ да кожэ: «Ох, коб моей мотэ-ри так вожко було жыты, як мне вожко слёзы ее носыты». Э, то та моты зляколаса. Вот ужэ, *худко ужэ воны с цэрквы выходять, это моты скурый с сабе пускидола одэжу, *намитцы. И ужэ скурэй з оттиль утекое, с цэрквы. А воны [покойники] ужэ с цэрквы выходять и жануцца [гонятся], жануцца за ею. Так воно [бросала им одежду, пока мертвецы разорвали ее, женщина успела убежать, но умерла в тотже день].

с. Нобель Заречненского р-на Ровенской обл., 1980 г., зап. Т. А. Агапкина от Ходневич Ульяны Ивановны, 1910 г. р.

+ 8.6б. Если слишком плакать, тосковать по покойнику, его душа будет в воде/он будет таскать ведра со слезами

+ 9.13д. Чтобы спастись от покойника, ему бросают одежду/вещи по частям + 10.1а. Пасха мертвых

12. Обращение к умершим родственникам в трудной ситуации

В восточной части Полесья сохраняется обычай звать по имени покойных родственников в опасной для человека ситуации, обычно при встрече с волком и в случае, если заблудишься в лесу. Этот обычай подтверждает тему единства между живыми и мертвыми членами одного рода — мертвые могут помочь своим родным, если их позвать. Данный мотив соотносится с другим мотивом, известным в Полесье, — в случае пожара или засухи звать на помощь «нечистых» покойников, прежде всего самоубийц (см. мотив 13.15. Обращение к самоубийцам и умершим родственникам в трудной ситуации).

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 106. Есь такая, кагда ты заблудит, так надо здумать отца мертвого и матер, да имя назвать. Што от мой батько звауся Андрей, а мати звалася Зося. А я взяу да заблудиу, а мене баба науучила. Это, там, километроу коло двадцати ана жыве, там я буду у мельници, ана стала уучить меня: «Вот, детка, як ты заблудит у леси, здумай батька и матер мертвых». Я гукаю: «Тато, я заблудиу. Ваш сын Тихон». И так говору: «Мамо Зося, я, Тихон, ват сын, заблудиу». И воны вам дадуть, тошно так дадуть знать, мет куды идти, усе.

с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г, зап. О. В. Санникова от Машчица Тихона Андреевича, 1898 г. р.

№ 107. [Как встретиш волка], нада стать и гукать сваих мертвых — толька мушчын [и только с именами]: Пятро, Павел, Иван, Илля — [т.к.] свяццы такия ёсць, [надо сказать]: «Братки Илля и Павел и татка Иван, прибяритя мне дарогу». [У информантки были умершие родственники — братья и отец — с этими именами. Если не было таких родственников, надо было сказать]: «Пятро, Павел и Иван, хоть и ня браты, прибяритя нам дарогу».

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. Е. Б. Владимирова от Чириковой Дарьи Ивановны, 1912 г. р.

№ 108. Звязда падаець, чы го лас плачэть — нада назвать имя мёртваго. И если воук наустрэчу — зови мёртваго на имя. [Любое: «Такой-то, такой-то!..] хадите ка мне». Иначэ другога выхода нет.

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. Е. С. Зайцева.

№ 109. [При встрече волка в лесу — назвать имена трех умерших из родни, тогда не тронет.] (...) Я й сама проверала: грибы беру у лесе, бачу — воук бальшой гризе шчось. Я зирнула, абгукнулась мертвецоу (...) Ну, як — кажу: «Василь, Г анна, Осип», — и ён не троне.

с. Ручаевка Лоевского р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. Л. Н. Виноградова от Примак Марии Васильевны, 1912 г. р.

КИЕВСКАЯ ОБЛ.

№ 110. Колись гоуорыли, шо падали, [когда встречали волка], и покрывались чем-то голову и споминали мэртву людыну [умершего родственника].

с. Копачи Чернобыльского р-на Киевской обл., 1985 г., зап. О. Б. Шаталова от Заец Надежды Климовны.

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 111. Воука устретыш — хрэстысь, мэртвага вспоминай и по имани называй.

с. Олбин Козелецкого р-на Черниговской обл., 1985 г., зап. А. М. Гамбарова от Баран Марии Исааковны, 1910 г. р.

№ 112. Трэба звать мертвого сваго родственника, мэртвых гукать [при встрече с волком].

с. Олбин Козелецкого р-на Черниговской обл., 1985 г., зап. Р. А. Говорухо от Чирок Ольги Николаевны.

№ 113. Як стрэчаецца воук на пути, дак е слова: назавитя сваих радителяу мяртвых тры чалавеки — и не вазьмёт.

с. Хоробичи Городнянского р-на Черниговской обл., 1980 г., зап. А. В. Гура от Високос Анны Львовны, 1914 г. р.

13а. Чтобы покойник не снился, его поминают, дают пожертвования

Обычай устраивать поминки, давать милостыню нищим или первым встречным за душу умершего, а также давать пожертвования в церковь — универсальный способ помочь своим умершим родственникам и облегчить их положение на «том» свете. Раздавать пищу в поминовение души можно не только людям, но и животным. Если покойник снился, давали кусок хлеба собаке и говорили: «На, это за душу покойника такого-то» (Гнатюк 1912, 252).

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 114. Як мертвый сница, дак идеш да поминаеш у цэркви — коля цэркви *старцы сидять, то даси мелачи, старцами поминали.

с. Барбаров Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. О. А. Терновская от Васько Марии Максимовны, 1920 г. р.

ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 115. [Когда тебе снится покойник, который просит у тебя еду и одежду, надо поставить свечку святому — покровителю умершего.]

с. Вышевичи Радомышльского р-на Житомирской обл., 1981 г, зап. Ф. Б. Успенский.

БРЯНСКАЯ ОБЛ.

№ 116. Снятся табе мёртвые, а ты не хочешь — неблагодарен это он, он назло табе снится чем зря. Тоды садися на порозе перед 12-ю или у ранне, блин горячий на коленку в тарелку [возьми]: «Честные родители, приходьте к нам снедать ти обедать». Оны тоды и покушаются.

с. Челхов Климовского р-на Брянской обл., 1982 г, зап. Л. М. Ивлева от Груздовой Евдокии Дмитриевны, 1920 г. р.

13б. ч ТОБЫ покойник НЕ СНИЛСЯ,

ДОМ И могилу ОБСЫПАЮТ МАКОМ (ЛЬНОМ, ЗЕРНОМ)

Обсыпание маком дома и могилы — один из наиболее распространенных полесских оберегов, применямых обычно против «ходячих» покойников (см. мотив 12.21. Чтобы покойник не «ходил», дом и могилу обсыпают маком (льном, зерном)). Охранительная семантика этого вида оберега создавалась не только за счет образования магического круга, но и за счет бесконечной множественности зерен, каждое из которых создавало дискретную преграду, которую можно было преодолеть, только собрав или сосчитав зерна (Левкиевская 2002, 39—40). Дополнительную охранительную силу зернам придавало то, что они были освященными. В Полесье, если покойник снится, это охранительное средство употребляли в единичных случаях, поскольку в традиции оно получило статус средства, направленного против опасных мифологических существ, а ситуация явления покойника в сновидении по большей части не воспринималась настолько экстремальной, чтобы употреблять столь сильные обереги.

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 117. Як снытця, чы прэдки становитця у глазах, обсыпали маком свячоным хату и могылу. [Святили мак] на Сплиння [28 августа — Успенье].

с. Бельск Кобринского р-на Брестской обл., 1986 г., зап. О. Монакова от Никончук Ольги Степановны, 1930 г. р.

13в. чтобы покойник не снился, его оскверняют нечистотами

Кощунственное осквернение имени покойника, чтобы он не снился, использовали в нескольких полесских селах (преимущественно в белорусских): для этого вспоминали покойника, когда справляли большую нужду (см. также подборку текстов в: Толстая 2001, 184). Это отгонное средство в полесской и, шире, славянской традиции обычно употребляется как оберег от порчи и нечистой силы, поскольку акт испражнения символически уничтожает носителя опасности, низводя его до уровня экскрементов (Левкиевская 1999в, 437—439; 2002, 121); в частности, в Полесье окликание покойника по имени во время акта испражнения употреблялось, чтобы прекратить его «хождение» (ср. мотив 12.23. Чтобы покойник не «ходил», его оскверняют нечистотами). Использование одних и тех же охранительных способов и против «хождения» покойника, и против его явления во сне показывает, что в некоторых случаях в традиционном сознании стирается грань между этими двумя проявлениями покойника и их опасность для живых признается одинаковой.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 118. Як ужэ покойник снитца, или у пустую дежку пагляди, или, як у туалет пой-дэшь, здумляй того покойника: да иди потом не оглядайса.

с. Верхние Жары Брагинского р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. А. А. Астахова.

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 119. Як погано, кличе под окном — маком-ведюком посыпае хату. А шоб мертвяк тебе не сниуся — як у туалет пошла, то успоминай его три раза.

с. Боровое Рокитновского р-на Ровенской обл., 1984 г. зап. Т А. Коновалова от Дежнюк

Еклины Надеевны, 1927 г. р., и Кисорец Марты Мироновны, 1923 г. р.

+ 12.21. Чтобы покойник не «ходил», дом и могилу обсыпают маком (льном, зерном)

13г. Брань, РУГАНЬ - ОБЕРЕГ ОТ ПОКОЙНИКА

Брань, ругань, особенно матерная, — одно из наиболее сильные отгонных средств, обычно употребляемых против опасных и вредоносных демонов — «ходячего» покойника, черта, лешего, у южных славян — вештицы и вампира (Левкиевская 2002, 147—148; см. мотив 12.25. Брань, ругань — оберег против «ходячего» покойника). Матерная брань — распространенный оберег против «ходячего» покойника в русской традиции (нижегор.: МРПНП 2007, 153, 195—196; новгор.: ТФНО 2001, 303). Использование столь сильного охранительного средства против обычного покойника, лишь снящегося человеку, но не приходящего наяву, единично в полесской традиции. Это свидетельствует о том, что в большинстве случаев явление обычного покойника в сновидении интерпретируется иначе, чем приход «ходячего» покойника, но изредка эта ситуация может приравниваться к опасной ситуации явления «ходячего» покойника и поэтому требует аналогичных охранительных средств.

КАЛУЖСКАЯ ОБЛ.

№ 120. Когда покойник сницца, надо сказать три раза: «Уходи к чёрту!», поставить в церкви свечку. Если во сне покойник зовёт к себе, это нехорошо, можно заболеть.

с. Детчино Малоярославецкого р-на Калужской обл., 1986 г., зап. И. Б. Кобута от Папушкиной Анны Ефимовны, 1916 г. р.

+ 9.13 а. Чтобы покойник не снился, его поминают, дают пожертвования

13д. Ч ТОБЫ СПАСТИСЬ ОТ ПОКОЙНИКА,

ЕМУ БРОСАЮТ ОДЕЖДУ/ВЕЩИ ПО ЧАСТЯМ

Данный мотив в полесской традиции встречается в двух сюжетах. В первом случае (мотив 9.11. Мать приходит ночью в церковь, чтобы увидеть своего умершего ребенка. Покойники обнаруживают живого человека и гонятся за ним) мать бросает одежду по частям, чтобы спастись от своего умершего ребенка, которого она слишком долго оплакивает. Во-втором случае (мотив 12.6б. Умерший жених приходит ночью к девушке и увозит ее на кладбище (Жених-мертвец)) девушка бросает в могилу части своей одежды, чтобы спастись от умершего жениха, который пытается ее забрать с собой. И в том и в другом случае одежда выступает в роли символического заместителя человека, которую покойники разрывают вместо самого человека, спасающегося благодаря этой хитрости.

Мотив разрывания одежды покойником, которую ему бросают, чтобы от него спастись, встречается и в европейских традициях. В нижне-бретонской песне девушка, чтобы увидеть свою мать, три ночи плачет на ее могиле и каждый раз берет по переднику. В первую ночь она бросает появившейся тени матери первый передник, во вторую ночь второй передник, в третью ночь третий (Созонович 1893, 78).

Мотив встречается в главе 9. Покойник, в текстах № 102, 103, 104, 105; в главе 10. Деды (души предков), в тексте № 19; В главе 12. Ходячий покойник, в текстах № 134, 241.

14а. О собенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

Одежда и вещи, которые кладут покойнику в гроб, свидетельствуют о том, что в полесской традиции сохраняется представление о загробном существовании как продолжении земной жизни, — за гробом покойник сохраняет прижизненные привычки и потребности, поэтому ему кладут предметы (сменную одежду, полотенце, носовой платок, деньги, водку, часы, очки, костыль, серьги, зеркало, расческу и под.), в которых он нуждался при жизни. В настоящей публикации отобраны тексты, сохраняющие эксплицированные мотивировки необходимости класть в гроб те или иные предметы и создающие картину посмертного бытия. Наиболее часто говорится о необходимости класть в гроб двойной комплект нательного белья или одежды (или смену зимней одежды, если покойника хоронили летом), чтобы на «том» свете покойник мог сменить белье или одежду. Если не положить одежду, он будет ходить голым (текст № 138). В мужском загробном снаряжении необходима шапка как мужской символ, которую клали у плеча умершего слева или справа. Сохранился обычай класть в гроб деньги (чаще всего завязанные в носовой платок), чтобы покойник мог заплатить за свое место на кладбище, если раньше на нем был уже кто-то похоронен. В другом случае клали сорок копеек, чтобы покойник мог на них питаться в течение переходных сорока дней. В одном случае упоминается скатерть, которой на «том» свете будут накрывать столы (текст № 121). Еще в одном тексте указывается, что одежду на покойнике следует вывернуть наизнанку, что служит косвенным свидетельством представлений о перевернутости «иного» мира по сравнению с земным (текст № 137). В единичных случаях говорится о способах облегчения покойнику дороги на «тот» свет — для этого ему в гроб клали полотно, которое служило символической дорогой (текст № 135), или одевали в старую одежду, в которой легче пройти через огонь (текст № 127).

Положение в гроб покойнику одежды и необходимых вещей как косвенное свидетельство представлений о загробном существовании широко распространено во всех славянских традициях (Афанасьева, Плотникова 1995, 556; Fischer 1921, 63—64, 164—170; Fischer 1928, 107). Часто говорится об обычае класть двойной комплект белья или одежды: в гроб клали запасную одежду или лишнюю смену белья (пинск. брест.: Пахаванш 1986, 151; мозыр. гомел.: Шейн 1890, 541). У поляков вблизи Пинчова на умершую женщину надевали двойной комплект одежды — две рубахи, юбки и т. д. — на случай, если по дороге на «тот» свет один комплект одежды износится (Siatkowski 1885, 32). Для этой же цели у русских в гроб клали вторую пару новых лаптей (судогод. владим.: Соболев 1999, 119). Повсеместно у славян существует обычай класть в гроб предметы, в которых человек нуждался при жизни: табакерку, кремень для выжигания огня, нож, платок, чтобы покойник мог вытереть глаза; монету для выкупа места (бел.: Шейн 1890, 512, 531, 558—559; Fischer 1921, 166, 169); а также предметы, которые он любил или связанные с его профессиональной деятельностью: портному — ножницы, сапожнику — шило, плотнику — долото; пьющему — водку, курильщику — трубку (Шейн 1890, 554; Пахаванш, 1986, 102; Беньковский 1896, 26; Гнатюк 1912, 216); скрипачу хотели положить в гроб скрипку, но священник не позволил, тогда тайком положили струны (гомел.: Шейн 1890, 542). Водку и табак клали еще и для того, чтобы покойник угостил родных и знакомых, с которыми встретится на «том» свете (там же, 563). Иногда клали в гроб еду для покойника, например блины и кашу (бел.: Пахаванш 1986, 102).

Маркированной деталью мужской посмертной одежды является шапка, которую непременно кладут в гроб (могил.: Шейн 1890, 512, 531, 533, 575; укр.: Чубинский 1877, 704), т. к. покойник не может явиться на Страшный суд без шапки (бел.: Шейн 1890, 575) или не может встретиться на «том» свете с остальными покойниками с непокрытой головой (там же, 531).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 121. Накрывали зараз полотном, покрывалом, скатэрью — шоб було там столы чим закрывати.

с. Мокраны Малоритского р-на Брестской обл., 1982 г., зап. Т. Е. Перова от Мисанюк Федоры Гавриловны, 1918 г. р.

№ 122. Одна баба вэльмы носыла часы, и вложылы йи на руку часы. [И ребенку кладут то, что он любил.] Одэн нэ так давно умырал, так казал: «Вложитэ мнэ в *труну поу-литру, я з другом выпью». Утоплэниковы воду в бутэлцэ ставляють в труну — кажуть, шоб нэ затоплювало, шоб одномэрный дош ишоу литом. Шапку кладуть в гроб, як умрэ. Коля его кладуть. Кепку тако о положать.

с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г., зап. А. В. Гура от Авдиюк Ольги Давыдовны, 1903 г. р.

+ 13.8в. Способы устранения непогоды, вызванной самоубийцей

№ 123. У тый сторони, дэ моя сестра живет, под Кобрином, кладуть другую одежу [на смену].

с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г., зап. О. А. Золотарева от Мелянчук Ольги Сидоровны, 1920 г. р.

№ 124. Накрывалы [покойника] белым полотном. Клалы запасную одёжу: одную на-кладалы, а другую постилалы под спод. *Труню обивають полотном, потом сено кладуть, а по сене — рубашку, штаны запасные — гэто под покойника.

с. Кончицы Пинского р-на Брестской обл., 1984 г., зап. Л. М. Ивлева от Войтович К. Г.

№ 125. *Постолы ложыли возле [покойника], но нихто не обувау, анучы накрутят. Кажуць: «Не хворы и сам обуцца на тым свеце». Чым займацца?

с. Велута Лунинецкого р-на Брестской обл., 1991 г, зап. Н. П. Антропов.

№ 126. [Покойнику], шоб помэняу там, одежу двойную ложаць.

с. Велута Лунинецкого р-на Брестской обл., 1991 г., зап. И. В. Тугай от Наварич Нины Сидоровны, 1944 г. р.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 127. Надеют усе нове. А одна баба старая просила дочку: «Хай мне все старэнькое, шоб я скорей чэрез огонь перейшла».

с. Дяковичи Житковичского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. А. М. Гамбарова.

№ 128. Шапку ложаць у *труну, у боку, летом летнюю, а зимой зимнюю. Чоловик доужен ходзиць у шапке, то и у него доужна быць шапка [т. е. у покойника].

с. Дяковичи Житковичского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. А. А. Архипов.

№ 129. От, чоловек як умре, треба ему уво гроб положыць сорок копеек — по копейки. За етие дзеньги там питацься сорок дзен, пока сороковины [справят]. Дома правляць поминки.

с. Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. С. М. Толстая от Шур Соломеи Сазоновны, 1896 г. р.

№ 130. [Женщину хоронят с серьгами. Информантка рассказывала, что она потеряла сережки и просит свою дочь купить ей новые, чтобы было что вдеть в уши, когда она умрет.] Ужэ кажу: «Ольго, купи мне к сьмерци!» Бо, кажу, почэпляюца вужаки, бо дзирки ж.

с. Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. С. М. Толстая от Шур Соломеи Сазоновны, 1896 г. р.

№ 131. [Что клали в гроб?] А на што ему? От, я от тилька бачыла, тут одного старичка *ховали, то я була така сердита — вочки кладуть. Поклали, а я кажу: «На што ему воч-ки? Ен же согние да и пропал. Хиба он будя ходить куды?» — «Нехай, — каже, — будя, а то не бачыть ны». И вочки поклали. «А, — кажу, — на што ету вси?» — «Нехай, — каже баба, — Нехай будеть, може будить читать што, робить». Кажу: «Ужэ яму там начитають!»

с. Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1984 г, зап. С. П. Бушкевич от Стельмах Зинаиды Марковны, 1900 г. р.

№ 132. Шапку. И гарилку льюць, у пляшэчку вальешь, если пьяница быу. Люльку кла-дуць, штоб курил. Если забыли палажыць, пад крест закопаюць. Деуке уенок надеюць, хустку шелкову, абавьюць яе [как невесту].

с. Жаховичи Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. Е. М. Назарова от Демиденко Натальи Тимофеевны, 1905 г. р.

+ 9.7. Покойник в сновидении требует какую-либо вещь. Ее можно передать на «тот свет», положив в гроб другому покойнику или зарыв в могилу

№ 133. Шапку кладуць пакойнику мушчынэ, коб там у шапки хадиу. [Некоторые кладут шапку слева, некоторые справа.]

с. Жаховичи Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г, зап. А. Л. Топорков от Леонович Дарьи Степановны, 1918 г. р.

№ 134. Калека — у гроб паложаць кастыли, палачку. [Зачем?] — А як он будет хадиць? с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. О. В. Санникова от Латышевой Арины Николаевны, 1909 г. р.

№ 135. Кладуть пад пояс палатенца — шоб утирауся, пад бок палатно — это яго даро-га будэ — пад бок надо белое класть. [Разрешительная молитва] — это яго пропуск, дакумент, на груди кладуть. Малитва разрешательная. Это пропуск Богу. Будет па лес-твицэ — далёко, высоко. Душа грэшна, з чым гатуется? Венчык у гроб кладуть. Шапку кладут мушчыне у гроб, ён жэ хадыу на ноги — лапти лутовые.

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. М. Г. Боровская.

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 136. Ногы звьязувалы ленточкой, купчэй, потим розвьязувалы, тому шчо на Страшный суд будэ йты и будэ скакаты, йи кладуть в *труну пид ногы.

с. Забужье Любомльского р-на Волынской обл., 1987 г, зап. Н. Мисник от Сенчука Федора Григорьевича, 1900 г. р.

№ 137. Трэ вивернути сорочку, тако ис-под полу и до *комера виворочают. У нас тут колись умерла одна стара баба, и воны [родственники покойной] казалы, що трэба так умершому вивернуть [одежду].

с. Щедрогор Ратновского р-на Волынской обл., 1985 г., зап. М. А. Бобрик от Штык Анны Саввишны, 1940 г. р.

№ 138. Одёжу кладуть, исподне кладуть. У головы — туды по три платки, два ручники. Так заведено, кладуть усё. Як нэ положать, то на тым сьвитэ чоловик голый ходит.

с. Ветлы Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г, зап. Г И. Берестнев от Таранович Евдокии Степановны, 1932 г. р.

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 139. А ёму-то [т. е. покойнику] сюды [за пояс клали деньги], сколько нужно у трапочку, да до пояса, бо то мийсцэ трэ купиты там. [И мужчине, и женщине, и ребенку.]

с. Нобель Заречнянского р-на Ровенской обл., 1980 г, зап. Г. И. Берестнев.

№ 140. Положать сорочку, юбку ныжну й вэрхну. Кладуть, шоб там було змэниты. Так само й чоловику. Денежки само собой надо, шоб булы. Говорять, а можэ хто похороне-ный тут був, да трэ откупытся.

с. Нобель Заречнянского р-на Ровенской обл., 1980 г, зап. Г. И. Берестнев.

№ 141. Немножко о тэи, шо стругалы [стружка], чуть-чуть положать. Хто солому немного ложить, хто солому [одежду?] кладеть разную, о тую, шо он ходил. Он, гово-рють, ужэ там будеть ходить, у той одёжэ. Кладуть ему шчё тёплую одёжу.

с. Нобель Заречнянского р-на Ровенской обл., 1980 г., зап. Г. И. Берестнев от Жданович Ксении Кондратьевны, 1925 г. р.

№ 142. И бритву кладут [мужчине]. Як курыт, кладут папиросы. Як таки молоды да любит хварсит, то ложат *люстро, рошчосочку. Буу пъяница, то ложылы чикушку водки. [Что кладут колдуну, не знает.] Оно кладут усим свяшочне зилле. Як на кого злы, усыпне у домовину мак. Як *пэрэличыт, то устане на Страшный суд.

с. Чудель Сарненского р-на Ровенской обл., 1984 г., зап. А. В. Гура от Примак Агаты Трофимовны, 1904 г. р.

№ 143. То не скатэрть, то рушник. Як умрэ людина, кладут у гроб, под голову, збоку; кауть: будэ жить и утираца.

с. Чудель Сарненского р-на Ровенской обл., 1984 г, зап. Е. С. Лебедева от Мелещук Агафьи Прокофьевны, 1925 г. р.

ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 144. Покрывало извэрху, як заколают, ноги открывают — покрывало будэ мешать, як будэ иты на тим свете у Строшни суд.

с. Курчица Новоград-Волынского р-на Житомирской обл., 1984 г., зап. А. Б. Ключевский от Сукач Химы Марковны, 1904 г. р.

№ 145. Закривоют [гроб] такой горною скотэртью, кажут: «Там трэба столо накрыть, цие мэртвэники ждуть».

с. Курчица Новоград-Волынского р-на Житомирской обл., 1984 г., зап. А. Б. Ключевский от Сукач Химы Марковны, 1904 г. р.

+ 9.1а. Покойники приходят за умирающим, встречают его по дороге к кладбищу

№ 146. [Мужчине кладут шапку.] У платку мертвецу копейки ложать, завязывають да пид бок, а мужчынам — в кармон. Шоб там кроз ворото проходил.

с. Тхорин Овручского р-на Житомирской обл., 1981 г, зап. С. М. Толстая от Зинаиды Афанасьевны, 1918 г. р.

№ 147. Пид плечи у домовыну застилоють рушнико — це ж утироца на том свете. У голову хустку треба и у ноги хустку, це обязотельно. Колысь у ноги стореньку, зношэну положать.

с. Тхорин Овручского р-на Житомирской обл., 1981 г, зап. С. М. Толстая от Зинаиды Афанасьевны (б/ф), 1918 г. р.

№ 148. Нэ можна ничого вышытого хороныть, бо будэш на том свыти плутоть.

с. Журба Овручского р-на Житомирской обл., 1985 г., зап. С. П. Бушкевич.

№ 149. Собироють по копейке сорок копеек, кладут в гроб, шобы [покойник] на том свете грэхы заплатыл свое.

с. Журба Овручского р-на Житомирской обл., 1985 г., зап. С. П. Бушкевич от Цалко Геннадия Раймондовича, 1926 г. р.

№ 150. *Сырэ полотно кладуть, шчоб як уставоть будэ [на Страшный суд], то у тэе полотно кисточкы збырэ.

с. Журба Овручского р-на Житомирской обл., 1985 г., зап. С. П. Бушкевич от Степанчук Антониды Ильиничны, 1917 г. р.

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 151. Як пакойник умре, жыта насыпоют у гаршок. Як виносят его, як прашло галаво его, тый гаршок на парозе бьют. Шоб пакойник ничого не забироу из дому, а сам шоу. [Жито] кынут так, куры пазбирают. А с черепочками — куды хлам скидоют. [Горшок старый, дырявый или другая старая глиняная посуда.]

с. Хоробичи Городнянского р-на Черниговской обл., 1980 г., зап. Л. Ю. Грушевская.

+ 9.16в. Продуцирующие действия родственников, чтобы покойник не уничтожил плодородие

БРЯНСКАЯ ОБЛ.

№ 152. Кладуть зимой шапку, летам фуражку у гроб мушыне. Жэншынам палачку кладуть, хто с ей ходить.

с. Челхов Климовского р-на Брянской обл., 1982 г, зап. Е. М. Назарова.

14б. У МЕРШИХ ДЕВУШКУ/ПАРНЯ ОДЕВАЮТ В СВАДЕБНУЮ ОДЕЖДУ

В полесской погребальной традиции сохранился архаический обычай хоронить неженатых и незамужних молодых людей по особому обряду, имитирующему свадьбу. О свадебном коде в славянском погребальном обряде как на структурном, так и на терминологическом уровне, а также о смерти как свадьбе см.: Червяк 1927, 143—148; Седакова 1983, 247, 261; 2004, 144; Байбурин, Левинтон 1990, 64—99; Виноградова 1996, 220—222; Гарнизов 1991, 247—252. В Полесье мотив похорон холостых и незамужних как их свадьбы наиболее отчетливо выражен на предметном уровне (парня и особенно девушку хоронят в свадебных одеждах, на руку надевают кольцо), на уровне обрядовых действий (девушку несут девушки, парня — парни, гроб опускают на рушниках, раздают приданое), на уровне терминологии (умершая девушка может называться «княгиней», как невеста на свадьбе). В ряде текстов проявляется тема возможности загробного брака между умершими парнем и девушкой (ср. тексты № 83, 85).

Свидетельства о свадебных элементах в похоронном обряде парня и девушки зафиксированы во всех славянских традициях, особенно сильны эти мотивы в карпатском ареале (Червяк 1927, 143—148). Чаще всего эта семантика проявляется в свадебной одежде умерших: девушку наряжали как невесту, надевали ей на голову венок, парня — как жениха, ему в карман клали платок и квитку — свадебный букетик цветов (Гнатюк 1912, 204—205; Шейн 1890, 543). Девушку одевали в свадебную одежду и фату, т. к. считалось, что на «том» свете она может выйти замуж (пинск. брест.: Пахаванш 1986, 150). В конце XIX в. в Волынской губ. для умерших парня или девушки устраивались похороны в виде свадьбы: умершего или умершую одевали в свадебную одежду, пекли коровай и свадебные хлебцы шишки. Если хоронили парня, гроб несли девушки, если хоронили девушку, то парни (Беньковский 1896, 21). На гроб холостяку клали венок из руты (бел.: Пахаванш 1986, 102).

Метафора «смерть — свадьба» актуализируется и на уровне обрядовой терминологии, например в погребальных причитаниях носильщики гроба девушки могут называться, как и свадебные чины: дружки, дружби, последни боярг, а сами похороны — смутно весглле [печальная свадьба]. Об умершей девушке в причитании говорится, что она «тайного князя обiбрала собц зi смертю одружилась» (укр.: Свенцщький 1912, 14).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 153. На перемену покойнику трэба на той свет [на встречу с Богом] сподне бельё. [Женщине клали] хустку, рошчоску. Мушчыне шапку ложаць коло яго, брыт-ву. [Девушке кладут кольцо обручальное. Ребенку кладут] обманку [нечто вроде соски].

с. Велута Лунинецкого р-на Брестской обл., 1991 г., зап. И. В. Тугай от Хлуд Христины Саввичны, 1929 г. р.

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 154. На перэпоинах мать молодэи кладе на стил хустку, кромна хустка, и як идуть до венца, то чепляють ту хустку на бок молодому. И як умре людына, то покойнику кладуть коля боку, то, кажуть, на том свете будуть у паре.

с. Щедрогор Ратновского р-на Волынской обл., 1985 г., зап. А. А. Архипов от Середюк Акулины Викторовны.

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 155. [Девушку одевают при похоронах так], як до *шлюбу. Винка одивають, билэ платте. Парня — як до шлюбу, цвэтка до боку приколять. Мужчину кладэ так, шоб було пэрэдэтыс. Сорочку нижню и верхню. Много чого кладуть лышнэго.

с. Нобель Заречненского р-на Ровенской обл., 1980 г, зап. Т. А. Агапкина от Кужюк Анны Федоровны, 1924 г. р.

+ 9.14а. Особенности снаряжения покойника для посмертного существования на «том свете»

14в. Подушку в ГРОБ НАБИВАЮТ СЕНОМ, А НЕ ПЕРОМ

В Полесье сохранился общеславянский запрет класть в гроб подушку, набитую перьями, поскольку это будет беспокоить умершего на «том» свете. Обычно подушка для покойника набивается сеном, соломой (витеб., могил.: Шейн 1890, 529, 572; пинск. брест.: Пахаванш 1986, 150; укр.: Fischer 1921, 168), листьями от веника или стружками, оставшимися от гроба (гомел.: Пахаванш 1986, 135), освященными травами (подол.: Шейковский 1860, 21). Такая подушка шьется слева направо (пинск. брест.: Пахаванш 1986, 150) или совсем не зашивается. Вместо подушки под голову покойнику кладут освященные травы, иначе душа умершего не будет знать покоя (карпах: Гнатюк 1912, 205).

Повсеместно у славян принято убирать из-под головы умирающего перьевую подушку, поскольку агония человека, умирающего на перине или перьевой подушке, более продолжительна и мучительна — перья не дают ему умереть. Чтобы облегчить агонию, умирающего принято было перекладывать на соломенную подстилку или на пол (гомел.: Пахаванн 1986, 134; укр.: Чубинский 1877, 699). Славянские материалы о перьевой подушке как причине, затрудняющей смерть умирающему, см. в работе А. Фишера (Fischer 1921, 70—74).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 156. Сеном [подушку набивали]. Перъем неможна, бо, кажуть, воно у вочы *нябож-чыку падае.

с. Велута Лунинецкого р-на Брестской обл., 1991 г, зап. И. В. Тугай от Максимчук Ефросиньи Яковлевны, 1909 г. р.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 157. Свечены *ерник хавають. Як хто памре, дак у падушку кладуть, шчэ трошки сена. [Объясняет, что если положить в гроб простую подушку, так спина будет преть на том свете.]

с. Барбаров Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. О. Я. Скиба от Остапенко Анны Мартиновны, 1912 г. р.

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 158. Нэ кладуть у подушку ныколы пэрья, нэ мона на пэръе, [чтобы лежал покойник]. То мы смэтя [т. е. зелья] свяшчоного [кладем в нее].

с. Чудель Сарненского р-на Ровенской обл., 1984 г., зап. А. В. Гура от Мелещук Агафьи Прокофьевны, 1925 г. р.

КИЕВСКАЯ ОБЛ.

№ 159. Сена [в] подушэчку клали. А перья не клали, кажуть, нельзя на той свет перья. Шывають из полотна наволочку, не зашывали, так напхають и покладуть.

с. Копачи Чернобыльского р-на Киевской обл., 1985 г., зап. Е. М. Назарова.

15. Особенности поминовения покойника со дня похорон

ДО ГОДА ПОСЛЕ СМЕРТИ

Поминальные обряды со дня похорон до годовщины смерти совершаются в память об умершем и маркируют этапы перехода его души на «тот» свет. В Полесье общими днями для совершения поминок являются день похорон, сороковой день после смерти и годовщина после смерти, реже поминки устраивались на девятый и двенадцатый день после смерти, в единичных случаях — на третий. Кроме этого, на большей части ареала принято было носить поминальную еду на могилу на следующий день после похорон («бужение» покойника). Наиболее ритуально маркированными были поминки на сороковой день (сороковины, шестины), поскольку в этот день душа покойного должна окончательно переселиться в «иной» мир. Поэтому в этот день, кроме поминальной трапезы, еще совершались особые обряды (часто в церкви), призванные помочь душе переместиться на «тот» свет (см. мотив 8.5б. Чтобы душа перешла на «тот свет», на 40-ой день после смерти «поднимают воздух»). Это индивидуальные поминки, совершаемые по конкретному покойнику, в отличие от годовых поминальных ритуалов, посвященных душам всех умерших родственников, предков (см. главу 10. Деды).

Ритуальной доминантой поминок является коллективная трапеза, совершаемая в доме покойного, на которой присутствуют его родные, а также друзья, соседи и вообще — односельчане. Общими обязательными элементами всех ритуалов поминального цикла являются особые поминальные блюда (коливо, которое называется также канун или сыта), а также горячая пища, от которой должен идти пар — горячие блины, только что испеченный хлеб, отварная картошка, борщ, поскольку душа покойника питается паром, поднимающимся от поминальных блюд. В связи с этим во многих местах Полесья сохраняется запрет на поминках резать хлеб ножом, его принято ломать, чтобы от него шло больше пара. Мотив пара, которым питается покойник, и связанное с ним предписание ломать хлеб на поминках распространены преимущественно в восточной части белорусского Полесья (Гомельская обл.), а также в восточной части белорусско-украинского пограничья (северо-восток Житомирской обл., север Киевской обл., северо-запад Черниговской обл.). Восточной границей распространения этого мотива является междуречье Днепра и Десны. На западе региона (Брестская обл.) этот мотив известен в нескольких селах и только по отношению к Дедам (см. мотив 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов).

Основной ритуальной персоной на поминках является сам покойник, который незримо присутствует на поминальном обеде или приходит обедать ночью. Это подчеркивается рядом обрядовых действий: для покойника выделяется его доля трапезы (в специальную тарелку для него откладывается понемногу от каждого кушанья), оставляют для него специальное место за столом; его зовут на поминки с помощью специальной формулы типа: «Прихоздь, хазяин, абедаць». Иногда на поминки зовут всех умерших родственников. В ряде сел сохраняется запрет убирать на ночь со стола остатки пищи, ложку и тарелку, поскольку покойник придет обедать.

15а. П оминки в ДЕНЬ похорон

Структура и семантика полесских поминок, совершаемых в день похорон после погребения, сохраняет основные типологические черты восточнославянского поминального обряда. В публикуемой подборке собраны тексты, в которых эксплицированы представления о покойнике как о мифологическом существе, который нуждается в пище и незримо присутствует на собственных поминках у себя дома. Во-первых, это касается специальных блюд, которые готовили для поминальной трапезы, прежде всего колива (кануна, сыты), под которым в конце XX в. в Полесье чаще всего подразумевали мед, разведенный в воде с раскрошенным туда хлебом (иногда мед заменяли сахаром). Обязательными были горячие блюда и хлеб, от которых идет пар, — основная пища покойника. В ряде текстов подчеркивается, что для покойника на окно ставилась специальная еда или на стол клалась персональная ложка, ставилась водка. В других текстах подчеркивается, что покойник питается только паром, поднимающимся от горячих блюд.

Во-вторых, как правило, покойника приглашали на поминки специальной формулой, называя его по имени. В-третьих, для покойника на ночь оставляли неприбранным стол, полагая, что ночью он придет ужинать.

Обычай выделять умершему на поминках свою долю поминальной пищи (чаще всего — первую ложку от каждого блюда и первую рюмку водки) широко распространен в разных славянских традициях. В Белоруссии на поминках каждый присутствующий с первой чарки водки и первой ложки каждого кушанья отливает немного на стол (могил.: Шейн 1890, 558—559, 592; витеб.: там же, 596), отливают немного водки на стол или оставляют ее на окне в стакане вместе с блинами (Шейн 1902, 487); каждый присутствующий на поминках первую ложку каши откладывает на стол, прямо на скатерть (могил.: Пахаванш 1986, 158). Для душ умерших под стол выливали остатки водки и бросали куски хлеба (пинск. брест.: там же, 151; ср. мотив 10.7в. Кусок, упавший под стол, предназначен для душ умерших/ дедов). В начале поминок первую ложку кутьи выбрасывали за окно, обращаясь к покойнику: «Тебе, Сидор!» Так же поступали с первой чаркой водки и первой ложкой каждого нового блюда (гроднен.: там же, 148). В Хелмском воеводстве каждый из гостей на поминках отливал несколько капель водки на землю, говоря: «Душечкам!» (Fischer 1928, 113).

Персональное приглашение покойника на поминки встречается в других славянских ареалах. Например, на поминках трижды пробуют кутью, приглашая покойника: «Данила, Данила! Ходзи куцьцю есци!» (могил.: Шейн 1890, 565, 569; витеб.: там же, 596; витеб.: Пахаванш 1986, 126). Обычай оставлять на столе на ночь еду для покойника после поминок также встречается в других ареалах (Белостоцкое в-во: Пахаванш 1986, 156; могил.: там же, 158; карпат.: Гнатюк 1912, 248).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 160. Як умрэ [в день похорон дают обед], поедеть, и стола нэ убирають, чэриз ничь убирають — прэдэ той покойнык йисты.

с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г, зап. О. А. Золотарева от Мощик Прасковьи Ивановны, 1912 г. р.

+ 9.3. Покойник в течение сорока дней приходит в свой дом

№ 161. Если вин (...) зночыть, ужэ его похоронить, и обид е, шоб и вин обидав з йим, кладуть ложку и кладуть водки сто грам, стограмоуку (...) Стовлять на стол и говорить: «О то, зночыть, того умиршэго ложка и стограмоука, ийи нэ трогайтэ!» Остальное усё йидеть. [Так делают, когда поминают умерших, т. е.]: на горячый обид; на сороковую (сороковэй обед); на годовую (годовэй обед). [Перед обедом] говорить молитву «Отчы наш» ы просать: «Прыходьтэ там уся родына, прыходьтэ на сниданне, ходытэ на сни-данне!» — о так просить.

с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г., зап. А. Л. Топорков от Авдиюк Ольги Давыдовны, 1903 г. р.

+ 9.15в. Поминки сорокадневного цикла + 9.15г. Поминовение в годовщину смерти

№ 162. На поминках тольки ломоть хлиб свэжы, штоб пар пашоу — [покойнику легче будет].

с. Онисковичи Кобринского р-на Брестской обл., 1985 г., зап. Е. А. Халнеева от Готилюк Евдокии Сидоровны, 1905 г. р.

+ 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 163. [В день похорон на поминальный обед приглашают покойника.] На первуй дзень закапоюць, и пакойника завуць на абед. Дак родзичи за сталом кожуць: «Просим н’ абед». И на могилках [приглашают]: «Хадзим н’ абед. Просим н’ абед».

с. Жаховичи Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. С. М. Толстая от Демиденко Пелагеи Кирилловны, 1903 г. р.

№ 164. Хазяйка не садзица [на поминках в день похорон], яно ужэ падойдзе к сталу и просиць: «Прихоздь, хазяин, абедаць».

с. Жаховичи Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. С. М. Толстая от Бондаренко Надежды Ларионовны, 1920 г. р.

№ 165. Мёртвые не едять ужэ — тольки пору [глотают]. И пекуть блинчики з муки и те солят и мёдом поможуть, и з моком. Як покойник ужэ в могиле [т. е. сразу после погребения], разломывают, штоб пар ишоу (...)

с. Кочищи Ельского р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. А. Г. Кравецкий от Беляк Леси Макаровны, 1910 г. р.

+ 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов

№ 166. На поминках хлеб не режуть, только ломять. Иржаные шишечки пекуть и на чо-тырэ роги столо кладуть. И с однэю шишкою выходять на двор, на ручник этую шишку возьмем и кличем три раз: «Миша [покойник], йди обедать». И робять *кануну с теста эржанова, зделають особую кулидку и мелка так ломять и голую воду сыплють и сохару. То *сыто. Трэба, коб родственница выходила [кликать покойника], женшчына. И потом разломывае, каб луди ели. А одну шишку стовляють и стакон воды [для покойника].

с. Малые Автюки Калинковичского р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. А. А. Архипов.

№ 167. [Поминальное блюдо называлось по-разному: «коливо», «кануна», «сита». Это мед, разбавленный в воде. Каждый человек на поминках обязан был три раза ложкой зачерпнуть этого кушанья и съесть. Хлеб также мазали медом. Пекли в доме покойника свой хлеб, чтобы «пара» от него пошла по всей хате. Говорили, что этим выгоняют дух покойника. Известно также, что на похоронах вырезают «проскорку» — просфору, которую батюшка дает домой. Эту «проскорку» на сороковины крошат в «коливо». Говорили, что при этом душа на том свете все принимает.]

с. Верхние Жары Брагинского р-на Гомельской обл., 1984 г, зап. В. И. Харитонова.

+ 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов

№ 168. Пару спустить нада по мёртваму. [После похорон на поминках ставят горячий борщ], шоб пара прошла. [Названия поминальных сроков:] шастины [6 недель], поугодки [полгода], угодки [год], родители, Духовная суббота [поминают всех, в том числе] давлеников, топлеников, нежывых.

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. Е. С. Зайцева.

+ 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов + 13.10. Особенности поминовения самоубийцы

№ 169. На паминки пякли хлеб гарячай, шобы шла пара пакойнику.

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. А. О. Толстихина от Кудровской Екатерины Ивановны, 1904 г. р.

+ 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 170. [На похороны] печут, та хозяйка. Особно, на дрождах чотыры пироги пекут, а пьятынький на окно положыт, [где он лежит до 12-го дня]. Як его [покойника] обмыют, обчистят — тады чарку ставят и пирожка [на окно]. С печи выймают — да й на стол кладут. Як похоронят — то едят. [Хлеб раскладывается: по четырем углам стола по пирогу. Пироги круглые, без начинки]. Ламнут.

с. Чудель Сарненского р-на Ровенской обл., 1984 г., зап. Е. В. Тростникова от Михаревич Елены Супруновны (Сафроновны), 1900 г. р.

ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 171. Покойнику щоб буу горачий хлиб, щоб у хати була пара.

с. Червона Волока Лугинского р-на Житомирской обл., 1984 г., зап. Е. Э. Будовская от Устименко Ярины Назаровны, 1918 г. р.

+ 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 172. Хлеб абязательна пекли, як пакойник, да ламали адну баханачку, шоб пара йшла. И дажэ дедоу паминають тожэ так. [На вопрос о том, зачем должна «пара ити», ответили: «Начэ ж воно пабедае», т. е. чтобы и покойник как бы пообедал за поминальным столом. Говорят, что теперь, когда хлеба не пекут, на стол ставят чугунок с картошкой, которую мнут, чтобы «пара йшла».]

с. Плехов Черниговского р-на Черниговской обл., 1980 г, зап. С. М. Толстая.

+ 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов

№ 173. [После поминального «обеда» стол не убирают до следующего дня]: як пабеда-ли люди да пашли, чиста все аставляють, не мыють ни ложак, ничо, а назаутра убира-ють. Чи он [покойник] уже приде вечерать?

с. Плехов Черниговского р-на Черниговской обл., 1980 г, зап. С. М. Толстая.

+ 9.3. Покойник в течение сорока дней приходит в свой дом

№ 174. [Если на поминальном «обеде» что-то падало со стола (ложки, что-то из еды), то этого не поднимали до следующего дня, когда убирали стол]: На поминках и н’абеде дак бывае, шо из стала упала ложка да долу — ужэ яе не пуднимають, пуднимали тольки тады, кали убирали: «Нехай те яму», значыть, мертвец ужэ приде. Шо б то ни упало — лежыть, не пуднимають; пуд стол подгребе.

с. Плехов Черниговского р-на Черниговской обл., 1980 г, зап. С. М. Толстая.

+ 9.3. Покойник в течение сорока дней приходит в свой дом + 10.7в. Кусок, упавший под стол, предназначен для душ умерших/дедов

№ 175. Поминкы — як горячий хлиб з пэчи вынуть и поломать, шоб пара пошла, шоб мэртвые парой поедять. [Обычно хлеб] рижут.

с. Олбин Козелецкого р-на Черниговской обл., 1985 г, зап. Е. Е. Левкиевская от Короти Улиты Филимоновны, 1914 г. р.

+ 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов

№ 176. И ломали, и резали [хлеб]. [На поминках] горячий ломали зразу, шоб пар шел, то, кажуть, шо хорошо мертвым.

с. Олбин [Туманная Гута] Козелецкого р-на Черниговской обл., 1985 г, зап. Е. В. Лесина от Секун Марии Трофимовны, 1909 г р.

+ 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов

№ 177. [В день похорон]: «Що ты не встаешь, родичёв нэ угощаешь; встань подивися, сколько ты собрав людей, усих родичей собрал».

с. Мощенка Городнянского р-на Черниговской обл., 1980 г., зап. Т. Л. Ермолаева.

№ 178. [На поминках, когда придут с кладбища], як шчо упаде до долу (хлиб чи ложка), то не поднимают, хай покойникам то; хай же обедають покойники.

с. Макишин Городнянского р-на Черниговской обл., 1980 г., зап. Е. Л. Чеканова.

+ 10.7в. Кусок, упавший под стол, предназначен для душ умерших/дедов

№ 179. Як умрэ, *захавають, придуть памянуть. Як умрэ ж, то поминають. И тади аставляють на ноч [еду], бо прийдэ ж покойник, а йисты нэчэго. Ноччу прийдэ йести, шоб нихто нэ бачыу. Кажуть, галодный палёг, хай йесть.

с. Ковчин Куликовского р-на Черниговской обл., 1985 г, зап. М. Н. Толстая от Халимон Оксаны Яковлевны, 1897 г. р.

+ 9.3. Покойник в течение сорока дней приходит в свой дом

15б. Второй ДЕНЬ после похорон —

«БУЖЕНИЕ ПоКоЙНИК А»

Поминальный обряд, совершаемый на следующий день после похорон на могиле, в западной части Полесья (Брестская обл., Ровенская обл.) называется будить покойника, а в центральной и восточной частях региона (Гомельская обл., Житомирская обл., Киевская обл., Черниговская обл.) — насиць снедаць [носить завтракать], носить померлому сниданне и под. Семантика этого обряда актуализирует сопоставление смерти со сном, от которого надо «пробудить» умершего (Агапкина, Виноградова 1995, 267). На второй (иногда третий) день после похорон рано утром родные ходили на кладбище, приносили для покойника угощение — специальную поминальную еду — и «окликали» его, приглашая встать и прийти на завтрак, иногда на обед. Принесенную пищу ели сами и оставляли на могиле.

Варианты этого обряда известны и в других ареалах, преимущественно в белорусских. Обычай «будить» умершего был известен в Минской губ. — ходили на кладбище после полудня на второй день осенних Дедов, называвшихся хавтуры (Шейн 1890, 587). Обычай «будить» покойника существовал на следующий день после похорон — несли маленькие булочки «жалейки» и вино, остатки трапезы по три ложки разливали на могилу и соседние могилы, говоря: «Мы на гэтым свеце частуем [угощаем], а вы нас на тым почастуйце [угостите]» (стародорож. мин.: Пахаванш 1986, 109—110); «побужаць» покойника было принято на следующий день после похорон (мозыр. гомел.: Шейн 1890, 541). Вечером в день похорон и на следующий день покойнику носили ужин (пинск. брест.: Пахаванш 1986, 151).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 180. Ходять на другий дэнь [после похорон] на обид. Кажуть: пидэмо, обэдать по-нэсэмо. [Несут ближние родственники.]

с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г, зап. О. А. Золотарева от Мощик Прасковьи Ивановны, 1912 г. р.

№ 181. [На следующий день после похорон все родные идут навещать покойника. Это называлось] будиць.

с. Онисковичи Кобринского р-на Брестской обл., 1985 г., зап. Л. Качан от Гордиевич Прасковьи Сазонтьевны, 1943 г. р.

№ 182. На другы дэнь ходять побуджаты покойныка. Нэсуть *канун на *моглыцы. Помоляцца Богу, поплачуть: «Уставай, як тоби лэжалося?» Канун оставляють на мо-гылцы, ложку, мыску положить.

с. Спорово Березовского р-на Брестской обл., 1988 г., зап. М. Ф. Рутковская от Козеко Веры Захаровны, 1914 г р., и Лютыч Анны Николаевны, 1925 г. р.

№ 183. На другы день ходять побуджаты мрэца. Кажуть: «Ходымо побуджаты». Нэсуть *канун на *моглыцы, огнытко [«огныткы» — маленькие пирожки, которые пеклись из воды и муки] положать на могылку. Поговорать молытву «Отчэ наш», поедять да и пойдуть.

с. Спорово Березовского р-на Брестской обл., 1988 г, зап. М. Ф. Рутковская от Прокурат Елены Семеновны, 1924 г. р.

№ 184. Да. Побудымо [покойника]. Идуць на кладбишче, становяцца на колени, три раза землю в руку возьмуць и приплакиваюць, спрашиваюць, як яму спалось.

с. Оброво Ивацевичского р-на Брестской обл., 1987 г., зап. С. Г. Шешукова от Тысевич Феклы Гавриловны, 1929 г. р.

№ 185. Ходылы на другий дэнь [после похорон], Богу молылыса и плакалы: будылы покойника.

с. Ласицк Пинского р-на Брестской обл., 1984 г., зап. Л. П. Мурга от Рогаль Серафимы Дмитриевны, 1901 г. р.

№ 186. Ходзили прабуждаць пакойника, паплакаць, памалицца. Тры разы на крышачцэ выпиць гарэлки, але ужэ не стукаюцца чашками. Нада было всё зъядаць. Пакойнику крышачку аставляли на акне хаты. Он придёт и пакушает.

с. Туховичи Ляховичского р-на Брестской обл., 1987 г., зап. Е. В. Лазовская от Саланевич Гени Лукьяновны, 1942 г. р.

+ 9.3. Покойник в течение сорока дней приходит в свой дом

№ 187. Будыты, кажуть. То заутракать ему [покойнику] несуть. Идуть до яго изуэш-чать. Родные хочать доведацца до яго. Суэжа жалоба. Положать на могилку хлеба, мьяса.

с. Радчицк Столинского р-на Брестской обл., 1984 г, зап. О. В. Санникова.

№ 188. На други день [после похорон] идуть рано [на кладбище], поснедають и водку пьють. Это будыти покойника идуть, говорать.

с. Радчицк Столинского р-на Брестской обл., 1984 г, зап. О. В. Санникова.

№ 189. [На другой день нужно было обязательно навестить покойника. Это называлось «итти на сниданне». Обычно выходили рано, часов в шесть.] Беруть *кутю и идуть. [Приходили на могилу, крестились, кланялись, ели «кутю».]

с. Радчицк Столинского р-на Брестской обл., 1984 г, зап. Н. Сенягина.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 190. [Навещать покойника на следующий день после похорон называлось] отвиды-вать, снидать. Як хто кажэ: «Поидэм, отвидаем шэ батько, матерь». Хай будить, е и таке, таке. Будить покуйника. Хай устаеть: «Мамо, уставай да жэ с нами поснидай ще». А вони ужэ устали. Але от такая ще дедоуская традиция осталась. Што й то хуатая, зачим поихать? Той бутылки горилки тут выпьешь, тай там выпьешь. Аль иди, отведай батька. Хай вун не скучае ще. Ту собируцца тай поидуть.

с. Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1984 г, зап. С. С. Бродский от Стельмах Зинаиды Марковны, 1900 г. р.

№ 191. [Обычай навещать покойника существовал, назывался] насиць снедаць. Нясуць снедаць родственники, блюдечка паставиць, чарачку паставиць, ложэчку паложыць, вилачку. [В основном несли] яешню, хлеба, блины, гарэлку, яму перваму наливали. [Затем ели сами родственники.]

с. Великий Бор Хойницкого р-на Гомельской обл., 1985 г., зап. Е. Тарасова.

№ 192. [На следующий день после похорон ходили на могилу; причем это не называют «побужать покойника», «носить снедать» — никакого устойчивого фразеологизма выяснить не удалось, — просто «ходили на могилку».] Гарэлку беруть, шчось поесьци, растилають на могилку рушника (...) сами пьемо и покойнику льнём. Казали: «Ходи, Сидор, з нами покушай!» [Умершего родственника звали.]

с. Ручаевка Лоевского р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. Л. Н. Виноградова.

№ 193. Раньше такога не було, шчоб на заутра [после похорон] идти на *могилкы з прыносом, а тяпер усе ходят, снедають з пакойникам (...)

с. Ручаевка Лоевского р-на Гомельской обл., 1984 г, зап. Л. Н. Виноградова от Ковзик Прасковьи Михайловны, 1907 г. р.

№ 194. Побужать ходим на другой день [после похорон] на кладбище. Снедали там, вупьем (...) Раньше такого у нас не було, не ходили. То уже нова мода.

с. Ручаевка Лоевского р-на Гомельской обл., 1984 г, зап. Л. Н. Виноградова от Филон Марии Федотовны, 1907 г. р.

№ 195. «Хади к нам снедать, абедать», — [говорят], а вон вжэ хвост откинуу — рассердился пакойник, не хочэ гаварить, то радные звали: «Пайдём пазавём».

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. М. Г. Боровская от Падшеван Христины Тимофеевны, 1916 г. р.

№ 196. Нясуть яму снедать назаутра, наливаюца и яму наливають: «Ходы абедать з нами».

с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г., зап. М. Г. Боровская от Голубевой Анны Яковлевны, 1912 г. р.

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 197. Ходылы на слидуючий дэнь, помоляться Богу. Бралы хлиба, сало. Нэслы ёму йсты, вин йисты схотив, так казалы.

с. Забужье Любомльского р-на Волынской обл., 1987 г, зап. Н. Мисник.

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 198. Говорить: «Ходым будыты». Значить, чи батька, чи маты. Идуть на *моглицы, помоляцца коло могылы. И идуть до хаты.

с. Нобель Заречненского р-на Ровенской обл., 1980 г, зап. Г. И. Берестнев.

№ 199. [На другой день ходили к покойнику на кладбище], ходылы ёго будыты, шоб устал, на обид прийшоу. [Ходили родные.] Тату, як умрэ, то: «Мамо, ходитэ на обид». Та поплачуть по ёму.

с. Нобель Заречненского р-на Ровенской обл., 1980 г, зап. Г. И. Берестнев.

№ 200. Будить покойника. [На другой день на кладбище] идуть и тэпэр идуть. Называе, шо на кладбишшэ пошлы, и усё. [Звали покойника]: «Да ходы з намы знидаты». Говорилы, шо будыты.

с. Нобель Заречненского р-на Ровенской обл., 1980 г, зап. Г. И. Берестнев.

№ 201. З роду назавтра [после похорон] идут помынать. [Подходят к могиле и говорят]: «Добры дэнь, як спалос, Васыль?»

с. Чудель Сарненского р-на Ровенской обл., 1984 г., зап. С. М. Толстая от Примак Агаты Трофимовны, 1904 г. р.

ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 202. [На другой день] идуть снедать его просять. Несуть горелку, вино, варэникы, юшку, [которые остаются от поминок]. Просять: «Просымо снидать, вставай да будэш з намы снидать».

с. Курчица Новоград-Волынского р-на Житомирской обл., 1984 г., зап. А. Б. Ключевский от Сукач Химы Марковны, 1904 г. р., и Селюк Матрены Николаевны, 1919 г. р.

№ 203. Идуть объязатэльно. Цэ снеданье несуть. Накладуют [на могилу], Богу помоляцца, бэрут да [едят и пьют]. Покойнику накладут и чарочку водки нальют. И колысь так было, и зарэ так.

с. Червона Волока Лугинского р-на Житомирской обл., 1984 г., зап. О. А. Золотарева от Головач Марты Сидоровны, 1898 г. р.

№ 204. Носить снедать. [Отнесут на могилку, там выпьют, нальют покойнику] да зноу у хаты поминают.

с. Червона Волока Лугинского р-на Житомирской обл., 1984 г., зап. О. А. Золотарева от Левченко Ганны Ивановны, 1921 г. р., Филимончук Устины Степановны и Левченко Марии Ивановны, 1938 г. р.

№ 205. [На следующий день] нэсуть снэдать мэртвому да покладуть [на могилу].

с. Червона Волока Лугинского р-на Житомирской обл., 1984 г., зап. О. А. Золотарева от Рейды Евдокии Архиповны, 1901 г. р., и Король Ганны Сергеевны.

КИЕВСКАЯ ОБЛ.

№ 206. Ходять жэ. Наберем у сумку и там пойдем, и хто там естяка, дак вино им даем по стопочке и харч. Ходять жэ. Ходять жэ до его, чы его будять, чы не будять, а кажуть жэ, што ён там. А хто его знае.

с. Копачи Чернобыльского р-на Киевской обл., 1985 г., зап. Е. М. Назарова от Туровец Марии Никитичны.

№ 207. Сразу, як похоронять, дак на кладбишчэ идуть [на следующий день]. Кажуть, што снеданне несуть. Тому, што умьёр.

с. Копачи Чернобыльского р-на Киевской обл., 1985 г., зап. Е. М. Назарова.

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 208. Назаутра нясуть яму сниедать и там, на магилке, па чарке выпивают, ему чарку ставять [и говорят при этом]: «Пойдем будить Ивана, щчоб сниедал».

с. Хоробичи Городнянского р-на Черниговской обл., 1980 г, зап. А. Б. Ключевский от Седюки Евдокии Филипповны, 1910 г. р.

№ 209. [Существовал обычай *«душу водить» на следующий день после похорон.] Як умре да захавають, тады на завтра же сходять до могилки снедать атнесуть, усих угашчают, хто йе там. [Затем с кладбища идут по хатам родственников покойного, в каждой] угосьтяца, душу водять покойника, то ходять по хатам, кажуть, душа ходить за ими по родичам.

с. Макишин Городнянского р-на Черниговской обл., 1980 г, зап. Е. Л. Чеканова.

15в. Поминки СОРОКАДНЕВНОГО ЦИКЛА

Поминки сорокового дня (сороковины) маркировали завершение сорокадневного периода пребывания покойника на земле и его окончательный переход в загробный мир. В сороковой день он последний раз приходит домой обедать или ужинать. В некоторых случаях заверешение переходного этапа приходится на девятый (текст № 211) или двенадцатый день после смерти (№ 214). В этот день готовят поминальный обед и зовут на него покойника. Водку и пищу (иногда оставшиеся кости от поминальных блюд), выделенные для покойника на поминальной трапезе, относили ему на могилу.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 210. Красили [яйца] у суботу — Красна субота завецца, тольки Велико дна Красна субота. Красили краснаю краскаю. А як у каго умре у етом гаду у радни, дак красяць чёрнаю ци зелёнаю, ци синяю краскаю, а так — краснаю. Валачобнае давали [если в семье кто-то умер] — и чорнае яйца давали, у жалобнуй красцы.

с. Жаховичи Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. С. М. Толстая от Лавренчук Татьяны Михайловны, 1919 г. р.

№ 211. И каша была, и больше ничого, каб было тры справы. А для пары одельная справа: девять коржиков, да еще наверх маку на кажно пончика. Пока девять дней пройде, тыя коржики з маком лежать. А людина боитца тыя коржыки ести, каб не умер-ти, кажуть, у голове недоброе робицца. На трэтий день выгукуем мертвица, потом на девятый, а без пары ести не можно никак.

с. Малые Автюки Калинковичского р-на Гомельской обл., 1984 г, зап. А. А. Архипов от Есьман Ольги Александровны, 1930 г. р.

+ 10.7б. Пар — пища для душ умерших/дедов

№ 212. [На сороковины перед обедом ходили на кладбище приглашать к обеду покойника]: «Вставай уже, — кажуть, — Иван, бо обид твуй правим», — да паплачуть, да й да обеду идом.

с. Ручаевка Лоевского р-на Гомельской обл., 1984 г., зап. Л. Н. Виноградова от Ковзик Прасковьи Михайловны, 1907 г. р.

№ 213. [Перед сороковинами] на ночь ажидаюць у гости пакойника. Канун (така сладка вада з медам и хлеба, рэжуць якбы просвир) так пастаиць ночь — на заутра сарака-вины. Як будто душа прыходзиць вячеруець.

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. О. В. Санникова от Башлаковой Ганны Лаврентьевны, 1900 г. р.

+ 8.3. Странствия души в сорокадневный период после смерти

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 214. Як его обмыют, обчистят — тады чарку ставят и пирожка. Обид той строят [на 12-ый день] — на окни стоит та водка, [и лежит «пирог», испеченный перед похоронами]. Сидают ести — нальют ту стопочку мёртвому, зливают, с окна берут той хлиб и тую водку да на могилки идут, поминают.

с. Чудель Сарненского р-на Ровенской обл., 1984 г., зап. Е. В. Тростникова от Михаревич Елены Супруновны (Сафроновны), 1900 г. р.

КИЕВСКАЯ ОБЛ.

№ 215. На сороковы день ходять, на годови [на кладбище]. Пойдем да победаем тамо-ка, там яка ужэ еда, людям даеш. Сорок дней, говорать, [что душа покойника находится на земле сорок дней], таке и е. А после сорока дней, кажуть, шчо она ужэ пошла на свое место, йде ее ужэ определе. Поетому ходять и говорать, штоб сорок душ було [приглашенных на поминки], хот сорок душ колись було, а булей, так то нэ мешае. Шоб сорок душ було у дом.

с. Копачи Чернобыльского р-на Киевской обл., 1985 г, зап. Е. М. Назарова от Туровец Марии Никитичны.

+ 8.3. Странствия души в сорокадневный период после смерти + 8.8. Посмертная участь души

№ 216. Сорок дней не ходили на кладбишчэ, робять дома обед, сороковины, кажуть, и тогда ужэ ту воду выливають [которую держали на окне в стакане]. Тогда ужэ большэ не приходить [мертвый]. От сего, кого поминають, зовуть: «Приходь на обед». По имени. По ком робять сорочыны. Одного зовугь.

с. Копачи Чернобыльского р-на Киевской обл., 1985 г., зап. Е. М. Назарова от Грищенко Надежды Захаровны, 1912 г. р.

+ 9.3. Покойник в течение сорока дней приходит в свой дом

БРЯНСКАЯ ОБЛ.

№ 217. Шесть недель. На шесть недель выпьють, закусять. Со стола кости беруть на могилки, чтобы птицы выдолбили их. Называется: душу поминать.

с. Челхов Климовского р-на Брянской обл., 1982 г., зап. Л. М. Ивлева от Сафоновой Александры Ивановны, 1916 г. р.

15г. ПОМИНОВЕНИЕ ДО ГОДА ПОСЛЕ СМЕРТИ

Сведений о годовых поминках немного. Их обязательным элементом, маркирующим конец поминальной трапезы, является каша, при подаче которой на стол хозяйка от имени покойника просит у всех прощения (текст № 220). В первую Пасху после смерти в могилу закапывают пасхальное яйцо для покойника.

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 218. [Яйца пасхальные] святылы. [Сама не делала, но слышала, что] булы такие, шчо носылы на могилки, тэи лйцы клалы, [говорили, что покойник их есть, да, может, птички их потаскают].

с. Бельск Кобринского р-на Брестской обл., 1986 г, зап. О. Монакова от Оробей Марии Карповны, 1905 г. р.

№ 219. На Паску, в четвэр в Сухий, доужно первый год занэсти яйцо покойнику [т. е. умершему в этом году] и возле креста у пэсочок его закопаты. Надо ж яйц ему, дак и заносять, жэлательно святое.

с. Кончицы Пинского р-на Брестской обл., 1984 г., зап. Л. М. Ивлева от Марты-нюк Е. П.

+ 10.1а. Пасха мертвых

КИЕВСКАЯ ОБЛ.

№ 220. [На годовых поминках, когда вносят в конце обеда кашу, хозяйка, остановясь на пороге, говорит: «Такой-то (Поликарп) просит у всех прощения». Все отвечают хором: «Бог простить». Хозяйка: «И други раз». Все: «Бог простить». Хозяйка: «И у третий раз». Все: «Бог простить». Тогда вносят кашу, расставляют ее по столам, и обед очень скоро кончается.]

с. Копачи Чернобыльского р-на Киевской обл., 1985 г, зап. Е. М. Назарова.

16а. Запрет белить печь/дом, чтобы не повредить покойнику

Запреты на работу, в том числе на побелку дома или печи в течение определенного срока после смерти, принадлежат к кругу мотивов, синонимичных как для представлений о душе, так и для представлений о покойнике, а также для представлений о душах предков (ср. мотивы: 8.6а. Запрет белить печь/дом, чтобы не повредить душе; 10.8а. Запрет белить дом/печь в поминальные дни, чтобы не повредить дедам). Вернее было бы сказать, что в сфере, связанной с запретами на работу в связи с трауром доме, душа и покойник выступают как синонимичные, взаимозаменяемые образы, в этой сфере они не расчленены на самостоятельные ипостаси, что проявляется на уровне вербальных формул. О запрете на побелку можно сказать, что этого нельзя делать, потому что «вочы залывають мэрлым» (текст № 223) и потому что «душа будэ плакаты» (глава 8, текст № 259) или потому что «дэдам очы замазываеш», глава 10, текст № 236).

Подобная синонимия мифологических образов характерна для всех славянских традиций. Например, пока покойник в доме, нельзя подметать и белить, чтобы не замазать его душу (волын.: Беньковский 1896, 18). Ср. также запрет белить дом, чтобы не забрызгать душе глаза известью (Подолье: Fischer 1928, 105).

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 221. Билыты нэ можно до сорока днив, тому шчо очи [покойнику] залывають.

с. Забужье Любомльского р-на Волынской обл., 1987 г., зап. Н. Мисник от Сенчука Федора Григорьевича, 1900 г. р.

№ 222. [Хату] у нас билять на год два разы — пэрэд Паскою и пэрэд Роздвом, пэрэд Колядьми. Як умэр хто, то год нэ билять. Кажуть, шо нэ можно, як мэрэц замрэ у хати. Як будэш бэлить, то вин на том свите не бачытымэ.

с. Ветлы Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г., зап. О. А. Терновская от Довгун Шуры Леоновны, 1930 г. р.

№ 223. [Если приходится белить хату, когда в доме есть покойник] як мрэц до року, оставляють на пэчы квартирочку такую малэнькую, нэ добилують. Кажуть, вочы залы-вають мэрлым, як побилють зовсим. [Другие говорят, что в этом случае надо оставить небеленым кусочек «де не попало».]

с. Ветлы Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г., зап. О. А. Терновская от Довгун Шуры Леоновны, 1930 г. р.

№ 224. [Белить хату] — як шось помрэ, то нэ билять сорок дэнь. Говорать, нэ монна, што смэртна хата: вочы заливаеш тому, шо умэр.

с. Ветлы Любешовского р-на Волынской обл., 1985 г., зап. О. А. Терновская от Ткачук Марии Адамовны, 1920 г. р.

ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 225. В доме *небощик — не можно заметать, не мазать, нэ можно до девят дэн. Як кто уйихау, не можно до вечэра метать, бо не вернэтца. На празник грих робить, як и замэтать.

с. Курчица Новоград-Волынского р-на Житомирской обл., 1984 г, зап. А. Б. Ключевский от Богайчук Надежды Кирилловны, 1939 г. р.

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 226. Як помре, в чарку воду ставляють, на акно и тады кожный день до 6 нидиль меняють кожно утро. А тады атпаминають, воду ту выльют и не ставлять. [В течение шести недель каменки у печки не подмазывают], шчоб уже покойнику очи не замазать.

с. Макишин Городнянского р-на Черниговской обл., 1980 г, зап. Е. Л. Чеканова.

+ 8.4а. Душа умершего нуждается в питье и поминовении в сорокадневный период после смерти

№ 227. До дэвяты дэнь [после похорон] бэлить незя, а тады уж можно, як дэвяты дэнь пройдет, — кажэ, очи позамазываешь.

с. Олбин Козелецкого р-на Черниговской обл., 1985 г, зап. Т. В. Козак от Баран Христины Федоровны, 1910 г. р.

16б. з АПРЕТ ПРЯСТЬ, ТКАТЬ, СНОВАТЬ, МОТАТЬ ДО ГОДА, ЧТОБЫ НЕ ПОВРЕДИТЬ ПОКОЙНИКУ

Данный запрет, как и предыдущий, входит в корпус мотивов, где покойник, душа и души предков выступают как взаимозаменяемые, синонимичные образы, на время пребывания которых в доме распространяются одни и те же запреты (см. мотив: 10.8б. Запрет прясть, ткать, сновать, мотать в поминальные дни, чтобы не повредить дедам). Запрет оставлять в доме ткаческую основу в течение года после смерти покойника объясняется тем, что он запутается в ее нитках.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 228. Навьють на навуйку аснову, бывало год лежит, патом ставляють да ткуть. Адна жэншчына умэрла. Да дачки ставляли [основу, сделанную их матерью], да вуткали, коб она не була. Казали, вона [покойная мать] на том свете блутаеца в аснову.

с. Барбаров Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г, зап. Г. И. Трубицына от Серенок Феклы Филипповны, 1910 г. р.

16в. Продуцирующие ДЕЙСТВИЯ РОДСТВЕННИКОВ,

ЧТОБЫ ПОКОЙНИК НЕ УНИЧТОЖИЛ ПЛОДОРОДИЕ

В Полесье, как и во всей восточнославянской традиции, известен комплекс профилактических действий, которые совершаются сразу после выноса тела покойника из дома с целью нивелировать пагубное действие смерти на плодородие скота и урожай. В противном случае считается, что умерший хозяин может забрать с собой, «утянуть» на «тот» свет скотину и плодородные свойства хлеба; в результате соприкосновения со сферой смерти зерно утратит всхожесть, плодовые деревья высохнут, скот перестанет плодиться и выведется в этом хозяйстве, пчелы (если умерший хозяин их держал), умрут. Чтобы этого не случилось, нужно было восстановить плодоносящие свойства всего живого в хозяйстве — для этого в доме, затронутом смертью, совершались действия, символизирующие жизнь и плодородие. Обычно один из домочадцев садился на то место, где лежал покойник, сам гроб, комнату и порог обсыпали зернами злаковых, а скоту и пчелам сообщали о смерти хозяина, следя за тем, чтобы никто (в том числе скотина) не спал во время выноса покойника из дома. Кроме этого, неподвижность покойника компенсировалась бодрствованием и нарочито активным движением всего, что должно сохранить жизненную силу и плодородие — людей (особенно детей), скота, который на этот период выгоняли из хлева, зерна, которое в этот момент шевелили (о карпатском обычае шевелить зерно в момент смерти хозяина см.: Гнатюк 1912, 322).

Посыпание зерном места, где лежал покойник, обычай сыпать жито вслед за гробом при выносе тела покойного повсеместно известны у восточных славян и на польском пограничье, на остальной польской территории не встречаются (Fischer 1921, 252—253). Лавку, на которой лежал покойник, посыпают зерном, на нее кладут хлеб и садятся мужчина и женщина (пинск. брест.: Пахаванш 1986, 149); хозяйка обсыпает гроб с покойником овсом, трижды обходя вокруг него посолонь (Мшанец старосамб. ив.-фр.: Гнатюк 1912, 217). Для сохранения всхожести зерна, во время выноса покойника из дома зерно шевелили — брали понемногу зерна каждого вида и бросали в поле, чтобы оно не утратило способности к росту (пол.: Siatkowski 1885, 34). Зерно обладает способностью «перебарывать» смерть, сообщая объектам, отмеченным его влиянием, необходимую жизненную силу. Ср. белорусский обычай при выносе тела из избы сыпать на гроб «пашнёй» — зерновым хлебом, приговаривая при этом: «Тела замёрла, пашня шоб ни замирала» (Романов 1912, 310).

Сообщали скоту и пчелам о смерти хозяина, а ворота обвязывали красным поясом, чтобы за хозяином не ушел скот (Снятинский пов. ныне Ивано-Франковской обл.: Fischer 1928, 109); когда выносили покойника во двор, из хлева выпускали скот, чтобы он не перевелся (Белостоцкое в-во: Пахаванш 1986, 155). Об обычае сообщать скоту, пчелам, домашней птице и плодовым деревьям о смерти хозяина, чтобы они не перевелись, см. (Fischer 1921, 274—277).

В Полесье слабо выражен мотив выделения покойнику символической доли, чтобы он не забрал с собой все хозяйство (Седакова 1990, 54—63), однако в ряде случаев обсыпание гроба зерном осмысляется не только как восстановительная мера, но и доля, выделяемая покойнику (ср. текст № 232). В других ареалах покойнику в гроб в качестве доли обычно клали деньги и хлеб. Чтобы покойник не «утянул» за собой хозяйство, при выносе его из дома ему под голову клали монету (пол.: Siatkowski 1885, 33). Покойнику под руку кладут его «долю» — половину буханки хлеба со словами: «Вот тебе доля, вот половина, вот тебе хлеб, ты ешь, сколько хошь, только нас не тревожь». В противном случае в хозяйстве могут быть убытки (Тихманьга каргопол. арх.: Левкиевская, Плотникова 2001, 272).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 229. Садятся, шоб нэ бояться, покойника ж, хто в хате остаётся. Моеть водою чыс-той, жито сыплят как выносят, ещё ведётся старинка, так положэно, бутто говорят, шоб за собой он нэ потянул, растэнья, шоб рожь не звилася. Штобы рожь росла, если зви-лася с корнём — то пропадёт уся.

с. Заболотье Малоритского р-на Брестской обл., 1982 г., зап. Т. Н. Перова от Сковородки Феклы Васильевны, 1908 г. р.

№ 230. Як покойника с хаты виносять, то, мусить, назад жито сыплють. Садовлять *хучей сина чи дочку на то мисто, [где лежал покойник], коб тако уже семня не нудила. И идуть у хлив будять тэлушки, сгоняють [с места], и дэрво тронути, за того, шоб воно родыло, не усыхало. Усё животно трэба будиты. [Информантка рассказала, как они, не зная этого обычая, похоронили свекра]: у нас послэ того свикра повсыхалэ [деревья], як шчэпэ.

с. Бельск Кобринского р-на Брестской обл., 1986 г., зап. Е. Э. Будовская от Зданович Ольги Степановны, 1931 г. р.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 231. [Рассказывают, что когда-то покойников везли возом «сабою», т. е. на себе, т. к. считалось, что кони после покойника теряют силу.] Вот здымаюць з палавины воза колеса. На тую другую палавину становяць гроб, привьязываюць и за аглобли цянуць людзи, сабою кацили. Колись кони не запрегали, казали, што конь маласильный роби-ца, канем нельзя.

с. Жаховичи Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. С. М. Толстая от Бондаренко Надежды Ларионовны, 1920 г. р.

№ 232. [Во время выноса гроба из хаты крупу сыплют на покойника]: На тебе и крупу, и муку, шчоб ничого з двора не взял. Я тебе атдал усё. [Это делают и теперь.]

с. Грабовка Гомельского р-на Гомельской обл., 1982 г, зап. О. В. Санникова от Грицевой Феодосии Степановны, 1902 г. р.

16г. Очищение ДОМАШНЕГО ПРОСТРАНСТВА ОТ СМЕРТИ

Для преодоления смерти в семье и восстановления правильного хода жизни, домашнее пространство после выноса покойника очищалось разными ритуальными способами. Очищение включает в себя действия, связанные с мытьем и выметанием дома, двора, лавки, на которой он лежал, а также удалением за пределы своего пространства и ритуальным уничтожением предметов, бывших в соприкосновении с покойником — его одежды, подстилки, на которой он лежал, стружек от гроба и под. Ритуальный характер действий подчеркивался тем, что одежда покойника удалялась через окно, как медиатор между «тем» и этим миром, через который души мертвых приходят в свои дома и покидают их (текст № 234). В публикуемых материалах слабо выражена такая популярная в славянских традициях мера очищения пространства и противодействия смерти, как переворачивание предметов в доме после выноса из него покойника (Толстой 1990, 111): в Полесье эта мера представлена в редуцированном виде — пока покойник находится в доме, выворачиваются наизнанку скатерть на столе и фартук хозяйки, их правильное положение восстанавливают после выноса покойника (текст № 236).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 233. [С лавки] разом покойныка постэль кидають, [потом ее] хто вивитриваэ, хто стираэ, а хто палэ. И стружки, шо *труну роблють, на другий дэнь палють [и говорят]: зарэ прийдэ мэрлый гритися.

с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г, зап. О. А. Золотарева от Мелянчук Ольги Сидоровны, 1920 г. р.

+ 9.3. Покойник в течение сорока дней приходит в свой дом + 8.4б. Душа умершего нуждается в обогревани

№ 234. Як умрэ, вин на *покути лежить, [потом его выносят], то ти шмутки, [на которых он лежал], выкидають через окно.

с. Бельск Кобринского р-на Брестской обл., 1986 г., зап. Е. Э. Будовская от Пилипук Анны Григорьевны, 1929 г. р.

№ 235. Лауку, на який стояла *труна з покойныком, мыють. Кажуть, шо так покойныку лэгшэ.

с. Спорово Березовского р-на Брестской обл., 1988 г., зап. М. Ф. Рутковская от Лютыч Марии Григорьевны, 1912 г. р.

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 236. Як покойник [в доме] — *настильник навиворот [стелит], хвартух навиворот и хустка навиворот — пока не понесут на *могилки.

с. Чудель Сарненского р-на Ровенской обл., 1984 г, зап. В. И. Харитонова от Мелещук Агафьи Прокофьевны, 1925 г. р.

15. Поговорка о покойниках:

Данная поговорка была известна в Староконстантиновском и Заславском у. Волынской губ. в следующем виде: «Люди мрут — дорогу нам на тей свит трут, а мы сухарив насушим и соби за нымы рушым» (Беньковский 1896, 8).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 237. [Мимо хаты провозили покойника, на что Ольга Давыдовна сказала]:

— А нэхай мруть — дорогу труть,

А ми сухари насушимо И соби туда *рушимо.

с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г, зап. О. А. Золотарева от Авдиюк Ольги Давыдовны, 1903 г. р.