КОГДА МЕДВЕДЬ ВЫБЬЕТСЯ В ЛЮДИ

Вода прибывала… Силантьев заметил это не сразу. Но когда автомобильная дорога, идущая вдоль скал по самой кромке воды, начала сужаться, Силантьев понял: дела плохи.

Он скользнул взглядом по крутым скалам с редкими клочками зелени, прилипшими к их каменной груди, и почувствовал - надо немедленно принимать какое-то решение.

Пройдет еще десять - двадцать минут, и волны прилива вплотную подступят к исхлестанной ветрами каменной стене. Он окажется в воде.

О, этот безжалостный прилив! Как мог он потерять представление о времени? Ведь его же предупреждали, что к середине дня здесь, на северных берегах Сахалина, начнется резкий подъем воды. Эти проклятые километры пути возле скал надо было

во что бы то ни стало пройти до наступления прилива. А он?..

Мысль работала лихорадочно. Скорее, скорее найти зацепку или расщелину, чтобы подняться вверх. Но немного, метров на пять, на десять…

Но скалы были круты п безжизненны. Зеленые вспышки изуродованных ветром сосен и оранжеватых кустарников начинались там, наверху, над его головой.

«Хорошо бы добраться вон до той каменной веранды»,- думал Силантьев, всматриваясь в озелененный уступ. Но скала нависала над ним карнизом, и заветная площадка была недосягаема.

Силантьев побежал. Мешок бился у него за спиной. Карабин казался тяжелым и неудобным. Гимнастерка намокла от пота. А сапоги уже шлепали по грязноватой пенистой жиже - это был первый натиск прибоя.

«И черт дернул меня задержаться! - лихорадочно думал Силантьев.- Надо же - машины ездят по этой дороге. Ездят посуху, но этой высохшей на солнце гальке с зелеными стеблями морской капусты, выброшенной прибоем. Но ведь они же, шоферы, не полезут, подобно мне, в неурочный час навстречу приливу».

А вода все прибывала… Чайки приветствовали ее резким гортанным криком, так похожим на плач ребенка.

«И еще плачут! - разозлившись, подумал Силантьев.- Вода уйдет, и столько корму останется для чаек… Здесь и креветки, и рачки, и задержавшаяся в низинках рыба… Однако о чем я думаю?» - вновь лихорадочно спохватился Силантьев.

Из-под сапог его летели брызги, по он уже не замечал их. Горячий пот застилал глаза. Боец задыхался от бега. Наконец он остановился.

Узкая расщелина, поросшая жесткой травой, начиналась от самого подножия скал. Волны прилива смывали крохотные островочки земли в нижней части каменной щели. Но там, выше, на высоте двух метров, цепкая зелень впивалась корнями в любую щелочку меж камней. А где-то наверху - Силантьев поднял голову - зеленела заветная площадка.

Только бы добраться до нес.

Пограничник остановился. Он хрипло дышал. Подмокшие в приливной воде сапоги казались пудовыми.

Взгляд его цепко скользил по узкой каменной щели, тянувшейся туда, наверх, к спасительной площадке. Метров десять длиною, она охватывала полукругом гранитную грудь скалы. Корявая сахалинская сосна, видимо еще в детстве надломленная ветром, свисала с площадки вниз. По дотянуться до нее было невозможно, хотя она маняще спускалась в сторону каменной щели. Сдвинув за плечами мешок в сторону и сбросив карабин с плеча на локоть, Силантьев с трудом втиснулся в каменный срез колодца. Упираясь спиною, коленями и руками в почти гладкие стенки, он начал медленно подниматься вверх, подгоняемый подступавшей водой.

Вначале все шло хорошо. Тупые носки мокрых сапог выискивали крохотные щербинки, которые могли служить точкой опоры. Но затем стенки колодца становились все шире и шире. А это требовало большего усилия от напряженного тела.

Порой Силантьеву казалось, что он сорвется вниз. Карабин оттягивал руку. Но разве можно бросить оружие? И если вода даже и не унесет с собою карабин, то он все равно будет поврежден - ведь прилив длится несколько часов, а вода соленая. Жертвовать мешком также не хотелось - в нем были книги и суточный запас продовольствия.

Нет, надо было ползти вверх по кулуару, упираясь в обе стенки его. Силантьев сменил положение. Сдвинув мешок на спину, он уперся руками и ногами. Стало немного легче. Найдя удобный выступ, пограничник застыл. Несколько минут можно было отдохнуть.

Он взглянул вниз. Вода все прибывала. Маленькие, по злые волны разбивались о скалу и отступали назад, шипя и пенясь.

До корявого ствола сосны оставалось совсем немного. Силантьев вновь стал искать зацепки на камне, чтобы продолжить трудный подъем.

Он уже не помнил, сколько времени ушло на преодоление этих на всю жизнь запомнившихся метров каменной щели. Сбросив карабин и мешок, обессиленный, вытянулся он на жесткой траве карниза. Приятная сонливость охватила пограничника. Гудели перенапряженные руки - так гудят телеграфные столбы под ветром. Силантьев закрыл глаза.

Может быть, даже он заснул на мгновение - ведь могло же случиться так после чудовищного напряжения подъема. Но он вздрогнул, словно от удара электрического тока. Даже по поняв, почему. Что заставило его, разомлевшего и усталого, вновь напрячься, превратившись в слух?

Кто-то явственно глубоко вздохнул рядом с ним. Нет, он пе мог ошибиться. Это не всплеск воды подступающего прилива на камнях. Где-то рядом вздыхал человек. Раздвинув жесткий кустарник, Силантьев медленно пополз вдоль карниза.

В трех метрах от него, совсем по-человечески, положив передние лапы на согнутые колени, сидел медведь. Он сидел, всматриваясь в воду и не обращая никакого внимания на человека.

Так сидели они рядом - человек и зверь. Сидели не двигаясь, словно не замечая друг друга.

Силантьев пристально рассматривал своего товарища по несчастью. Крупное тело животного, покрытого темно-бурой с подпалинами шерстью, было сильное и упитанное.

«Еще бы,- думал Силантьев,- кругом столько рыбы - ведь она только-только пошла на нерест. Нелегко прокормить такого гиганта. Но здесь ему пищи вдоволь, особенно в устье рек, где рыба кишмя кишит».

Медведь тоже почувствовал человека. Он повернул голову в его сторону. Глаза их встретились.

Силантьев уловил в глазах зверя скорее огонек удивления, чем злости. Откуда, дескать, ты здесь появился, человек? И что тебе надо? Смотри, как вода подступает. Как бы не пришлось нам плыть вдвоем.

Медведь не двигался. Не шелохнулся и пограничник.

Его карабин лежал в стороне, но солдат даже и не думал тянуться к оружию.

«Видимо, общая беда сближает всех»,-подумал Силантьев.

Медведь больше не обращал на него никакого внимания. Посапывая и вздыхая, он смотрел в кипящий водоворот прилива. Он вдыхал йодистый запах водорослей. Он ждал так же, как ждал Силантьев, когда наконец уйдет вода.

В памяти пограничника проплывали самые удивительные случаи встреч бойцов с медведем.

На одной из застав рано утром бойцы увидели невероятное зрелище. По волейбольной площадке, выровненной бойцами возле казармы, ходил огромный медведь. Движения его были совсем необычными. Казалось, на ощупь искал он место, куда поставить лапу, и, когда бойцы к нему присмотрелись, они вдруг увидели: вместо медвежьей головы перед ними красовалась большая железная банка. Медведь изредка бил по ней когтистой лапой, словно ударял в бубен.

Пограничники узнали банку. В ней когда-то хранился мед, привезенный с континента. А когда мед подъели, банку частично заполнили смазкой для чистки оружия. Но, видимо, сила медового запаха победила. Медведь всунул голову в банку, но так и не смог снять ее.

Молодого зверя поймали, скрутили и поместили в прочную деревянную клетку, сооруженную на задворках заставы. Здесь он и прожил вместе с пограничниками, пока его вновь не отпустили в лес.

Медвежьи истории… Они бытуют среди пограничников. Силантьев вспомнил рассказ о том, как на одной из застав прижился крохотный медвежонок. Он сдружился с бойцами, по особенно с поваром, к которому питал, видимо, какое-то особое чувство. Да и повар любил медвежонка, балуя его объедками солдатского стола.

Когда повара демобилизовали, повзрослевший медведь заскучал, стал нелюдимым, редко появлялся возле кухни. Он не признавал нового повара. Видимо, не пища, а подлинная дружба сблизила когда-то человека со зверем. Так продолжалось недолго. Заскучавший подросший гигант, видимо, со своего медвежьего горя разворотил печь на кухне, разбросав кирпичи и камни в сторону, и ушел в горы. С тех пор медведя не видели.

Все эти воспоминания проплывали в памяти Силантьева, сидевшего почти рядом с медведем на пожухлой траве каменною карниза, о подножие которого глухо разбивались волны осатаневшего морского прилива.

Так просидели они несколько часов - человек и зверь, попавшие в беду. Ни тот, ни другой не проявляли никаких враждебных чувств. Медведь изредка искоса посматривал на человека, а человек, вглядываясь в горизонт, тоже бросал короткий, как вспышка, взгляд в сторону зверя.

«Психологическая сходимость характеров,- со злой улыбкой подумал Силантьев,- Говорят, что космонавтов перед полетом проверяют на эту сходимость. Многодневный контакт на крохотной площади… И правильно делают, что проверяют»,- почти вслух произнес Силантьев.

Он даже не заметил, когда начался отлив. Затих сам собой шум волн, разбивавшихся о скалу. Потом из воды вынырнули мокрые камни с темно-зелеными космами прилипших водорослей. Потом показалась укатанная галька автомобильной дороги. Вода уходила быстрее, чем подступала во время прилива.

Силантьев надел карабин на шею, сбросил вниз заплечный мешок, глухо ударившийся о камни, и медленно начал спускаться.

Зашевелился и медведь. Но он не торопился, словно уступая дорогу человеку. И человек, воспользовавшись своим преимуществом, отдохнувший, сильный и ловкий, быстро достиг подножия скал. Надев карабин на плечо и забросив мешок за спину, Силантьев, не оглядываясь, пошел вперед.

Он оглянулся, пройдя метров сто. Из узкой щели между скал показалось бурое тело медведя. Зверь не торопясь спустился и тоже посмотрел вслед уходящему человеку. Стоя на задних лапах, словно стараясь быть повыше, животное долго смотрело вслед Силантьеву. Потом медведь повернулся и ушел в противоположную сторону.

«Да, не зря шутят пограничники: если бы не человек и обезьяна, медведь обязательно выбился бы в люди»,-подумал Силантьев.


Загрузка...