Наш Современник, 2004 № 10

Александр АНАНИЧЕВ • Истоки благотворения Троицкого монастыря (Наш современник N10 2004)

Александр АНАНИЧЕВ

Истоки благотворения

Троицкого монастыря

Знаменитый монастырь создавался сообща, как говорится, всем миром. Преподобный Сергий, Ангел-хранитель земли Русской, вдохновил наших предков на сотворение великого Города Духа, молитвы и “благолепной красоты”. О мощные стены Города славы Бога нашего разбиваются волны бушующего непостоянного мира — тщетные, суетные волны! Не одолеть волнам нерушимых стен.

Трудно, да и невозможно представить в России существование монастыря, где насельники замкнулись бы за неприступными стенами исключительно ради уединения и духовного делания. Но чтобы начать духовную, просветительскую, образовательную, воспитательную и благотворительную деятельность, любой монастырь сам нуждается в благотворительной поддержке.

Значительную помощь монастырю преподобного Сергия Радонежского в начальный период становления оказали благочестивые жертвователи и благотворители. На деньги одного из них (имя неизвестно), принесшего монастырю “большое богатство”, была построена деревянная церковь. Известен случай: однажды, еще при жизни Сергия Радонежского, в монастыре закончилось продовольствие и монахи “предались великой скорби”, и вдруг в ворота обители въехала повозка пожелавшего остаться неизвестным благодетеля “с множеством печеных хлебов, рыбы и иных различных приготовленных яств”.

Высшая светская власть не могла не заметить значительности объедини­тельной, духовно-просветительской и воспитательной роли Троицкого монастыря. Первые привилегии монастырь получил еще в начале княжения Дмитрия Донского: в московском Кремле отрядили специальное место для лошадей с монастырского двора и позволили взимать пошлины с клеймения лошадей, что приносило определенный доход Троицкой обители.

Из мирян в числе первых жертвователей оказались потомки новгородских бояр — братья Онисим и Никифор Головкины. Они передали Троицкой обители свои села и деревни, расположенные на границе Тверского и Московского княжеств, в верхней части реки Мологи, у города Бежецкий Верх (теперь Городец. — Прим. авт. ). Потомки из рода Головкиных сохраняли тесные отношения с Троицким монастырем, по примеру своих отцов являясь щедрыми жертвователями. Внуки Онисима Андрей и Борис в 1504 году отписали монастырю пустошь Язвище. Через некоторое время Андрей Головкин принял монашество в Троицком монастыре. В конце XVI века хозяйство Головкиных пришло в упадок. Но, несмотря на материальные затруднения, Борис отдал Троице последние участки своей вотчины в Бежецком Верхе. Вскоре он сам пришел в монастырь, став послушником, а затем был рукоположен в монахи.

В ряду древнейших родовых поминальных вкладов — жалованная Грамота удельного князя Федора Андреевича (внука великого князя Ивана Калиты), подарившего в двадцатые годы XV века монастырю два озера в Стародубском княжестве возле реки Клязьмы. Подаренные имения “на ино ни на чтоже не расточаются, разве на церковные и монастырские потребы, и на странныя, и на нищия, и плененная, и вредная (т. е. на калек. — Прим. авт. ), и елико им подобная”. Князь Федор Андреевич указал в Грамоте, для чего он жертвует земли монастырю: “ради поминок душе своему деду, да и своему отцю, да и своей, да и всему роду”. Это был первый родовой поминальный вклад монастырю.

В Кормовой книге XVI века указывается: “Дал Князь Андрей Радонежский (1327—1353) село Княже под монастырем, да село Афанасьево, да село Клементьево. А на их же земле монастырь стоит”.

Еще больше возросла слава монастыря после открытия мощей преподоб­ного Сергия и его официальной канонизации в июле 1422 года. Тот год для Московского государства оказался тяжелым — был холод — “зимa студена”. Люди умирали от голода и холода, а иные “мертвыя скоты ядаху, и кони, и псы...”. Но, однако же, всего за 14 месяцев (1422—1423 гг.) поднялся к небу величественный Троицкий собор в монастыре преподобного!

Многообразные причины побуждали вкладчиков отдавать монастырю свои имения. В 1552 году некто Лука Григорьев писал: “Божия воля стала, пришли казанские люди матерь мою Марию взяли в полон и меня Лучку. А был есмъ в полону двадцать лет. А молился есмъ Живоначальной Троице и Сергию Чудотворцу, чтобы меня из полону вынесли. И Живоначальная Троица и Преподобный отец Сергий меня помиловал, и из полону есмъ вышел. Отца моего в животе не стало, и язъ Лучко отца своего двор с огородом дал в дом Живоначальной Троице и Сергию Чудотворцу”. Новокрещенный мордвин Тихон, отдавая в Троицкий монастырь родовую свою отчину Кирмальской Ухожей, просил властей Троицкого монастыря усердно молиться о нем, чтобы ему, “живя среди иноверных, не поколебаться в вере”.

С древних времен на Руси существовал обычай — за стенами монастырей погребать не только священнослужителей, но и знатных мирян, а также благочестивых ремесленников, монастырских слуг и даже крестьян. За право быть похороненными на освященной земле делались богатые вклады деньгами, вотчинами, ценным имуществом. Все вклады тщательно записывались в монастырские документы, а имена вкладчиков вносились в поминальные книги для молитвенного поминовения. Знаменитый герой Ливонской войны Василий Воронцов, защитник Смоленска князь Михаил Шеин, царственная семья Годуновых нашли свой последний приют в обители Преподобного...

Монастырская собственность в основе своей складывалась за счет добровольной жертвы верующих людей. Согласно Священному Писанию, жертва принадлежит Господу; жертвователь подает Богу, а не священнику (Лев. 27. 30, Ездр. 8. 28). Жертва призвана поддерживать не только служителей Церкви, но и весь народ Божий (Флп.4, 14—18). Монах в монастыре не владеет имуществом, все материальные блага принадлежат общежитийному монастырю, который призван стать Небесным Царством, сошедшим на землю.

Троицкая обитель с XIV века на Руси считалась образцом монастыря общежитийного типа. В 1354 году из Константинополя, вместе со священными дарами от греческого патриарха Филофея, преподобному Сергию было передано письмо, в котором благословлялось утвердить в монастыре общежитийный Устав. Византийский Устав закреплял за собой исполнение трех главных правил: равенство, послушание и распределение обязанностей между монахами монастыря. Инокам запрещалось отныне какую-либо собственность называть “своей”, обедать отдельно по кельям, уклоняться от послушаний игумена. Духовный авторитет монастыря с принятием душеспа­сительного общежитийного Устава еще более возрос.

Вслед за князем Дмитрием Донским, искавшим в Троицком монастыре духовной поддержки перед битвой на Куликовом поле с кочевниками, и другие русские самодержцы часто навещали монастырь. В Троицком соборе перед иконой Святой и Живоначальной Троицы — символом согласия и единения — торжественным крестоцелованием московские князья скрепляли свои договора и союзы, отмечали “молебными пениями” начало и окончание военных походов, крестили наследников престола. Богатые пожертво­-вания выделяли монастырю русские князья и цари, некоторые из которых (Василий III, Иван Грозный, Федор Иоаннович) были крещены в Троицкой обители. На их щедрые вклады строились новые величественные храмы (как, например, Успенский собор, на ступенях которого юный паломник Михаил Лермонтов набросал строки будущего стихотворения “Нищий” (1830 г.): “Куска лишь хлеба он просил,/ И взор являл живую муку,/ И кто-то камень положил/ В его протянутую руку”), расписывались иконостасы, возводились мощные крепостные стены длиною 1100 и высотой в 14 метров. В строительстве монастырских церквей, росписях древних храмов принимали участие лучшие художественные силы страны — московские, псковские, ярославские мастера. Фрески могучего Успенского собора ярославские и троицкие иконописцы расписали всего за сто дней!

В середине XVI века указом Грозного царя монастырь включился в общую систему обороны Москвы. При Иване Грозном деревянная ограда сменилась каменными крепостными стенами с двенадцатью башнями. На строительство укреплений в порядке государственной повинности в течение десяти лет (1540—1550) привлекалось население из соседних уездов; им разрешалось “известной камень калоти и жечи, известь делати и иной камень ломати”, на чьих землях бы его ни нашли. Иван Грозный, лично следивший за ходом работ, в 1547 году выделил монастырю 3000 рублей, а крестьян, занятых на строительстве, освободил от податей и других повинностей.

В 1582 году в Духовском храме Троицкого монастыря Грозный царь, покаянно рыдая, рассыпал на холодном каменном полу 7 тысяч серебряных монет. Возле гробницы преподобного Максима Грека, осудившего в свое время повторный брак Василия III с Еленой Глинской, долгие часы горевал государь. Вольно или невольно, но до смерти забил самодержец тяжким царским посохом 27-летнего сына Ивана в Александровой слободе — тогдашней неофициальной столице Русского государства. Деньги предназ­начались царем на вечное поминание сына и на замаливание собственных грехов. По тем временам семь тысяч — сумма баснословная! В Москве деревянный сруб в XVI веке стоил чуть больше двух рублей, а корову можно было приобрести всего за 80 копеек. Причем 20 тысяч серебряных рублей Иван Грозный отослал еще и Вселенскому патриарху Сильвестру. Простит ли Господь Русского царя? Московский купец Трифон Коробейников — один из участников царского посольства в Царьград и на Афон, отправленного в 1582 году с милостыней на помин души убиенного царевича Иоанна, приводит в своем “Путешествии” в оправдание царя такие слова Александрийского патриарха: “Бог да простит Царя, Государя и Великого князя Ивана Васильевича всея Руси, что беззаконных жидов, аки врагов, отогнал от стада Христова”.

Вклады и пожертвования текли в Троице-Сергиев монастырь неоскуде­вающей рекой. Имея такую солидную поддержку, монастырь и сам год от года наращивал благотворительную деятельность.

Согласно традициям, заложенным основателем монастыря преподобным Сергием, Троицкая обитель предлагала трапезу всем приходящим — бедным и богатым. Немецкий барон Герберштейн, посетивший монастырь в первой четверти XVI века, писал: “Важнейший монастырь в Московии есть монастырь Святыя Троицы... удивительное стечение племен и народов прославляет его; туда ездит сам князь, а народ стекается ежегодно в известные дни и питается от щедрот монастыря. У Троицы есть медный горшок, в котором варятся известные кушания, и по большей части огородные овощи, — и мало ли, много ли народу придет в монастырь, однако пищи всегда остается столько, что монастырский причт может быть сыт, так что никогда нет ни недостатка, ни излишка”.

В 1878 году “кушания из волшебного горшка” отведал Лев Толстой, приехавший в лавру в пору мучительных духовных поисков. Отец-наместник лавры архимандрит Леонид приглашал Толстого отобедать в своих келиях. Но граф разделил трапезу с народом.

В монастырской ризнице, рассматривая пудовые вериги древних пустынников, Толстой спросил: “А ныне есть ли такие подвижники?” Ему ответили, что в наше время лучше терпеть те скорби, какие Бог кому попустит. После осмотра ризницы граф вызвался на отдельную беседу с наместником отцом Леонидом. Беседа длилась несколько часов. Когда Толстой ушел, старец со вздохом сказал: “Заражен такой гордыней, какую я редко встречал. Боюсь, кончит нехорошо”.

Монастырь был не только получателем вкладов, но и сам выступал в роли щедрого благотворителя. Это было особенно заметно в годы неурожая и лихолетий. И вскоре наступил момент в русской истории, когда судьба России оказалась напрямую зависимой от судьбы Троицкого монастыря. Воспользовавшись политической неразберихой в Московском государстве, осенью 1608 года польские войска окружили древнюю обитель преподобного Сергия. “Если взята будет обитель Преподобного, — говорил патриарх Гермоген царю, — то весь предел российский до окиана-моря погибнет!”

Около 5000 монастырских защитников долгих 16 месяцев держали защиту с “беспримерным мужеством и героизмом”. А ведь им противостояло 30-тысячное польско-литовское войско! Беда сплотила всех: стрельцы и монахи бок о бок с ремесленниками, крестьянами и боярами сберегли в боях святыню. “За други своя” геройски погибли жители соседнего села Клементьева Шилов и Слота, взорвавшие вражеский подкоп возле южной монастырской башни.

Но не только военные действия вел тогда осажденный монастырь. Когда из-за нехватки хлеба в столице подскочили цены на муку и хлеб, келарь Троицкого монастыря Авраамий Палицын вывез на торг из хранившихся в Москве монастырских запасов 200 четвертей ржи, сбив цену с 7 до 2 рублей.

Настоятель архимандрит Дионисий открывал странноприимные дома и больницы в соседних с монастырем слободах, жертвуя пшеницу и ржаной хлеб для раненых (монахи вкушали лишь овсяный хлеб и воду). В окрестных дремучих лесах и на разбойных дорогах монастырские послушники подбирали покалеченных православных христиан. В монастыре им оказывалась помощь, убиенных же отпевали и погребали по-христиански.

В 1610 году в помощь “верным сынам Отечества” в ополчение под начальством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарскго архимандрит Дионисий благословил 250 монастырских слуг и стрельцов. Архимандрит и келарь Авраамий Палицын рассылали по российским городам патриотические воззвания, вдохновляя русских людей “постоять за благочестие и отечество крепко и мужественно”.

В 1611 году для освобождения Москвы монастырь отправил к столице слуг “со свинцом и порохом, вынув запасы из осадных орудий монастырских”. 16 августа 1612 года архимандрит Дионисий у стен Троицкого монастыря на горе Волкуше благословил русских ратников, уходивших на юго-запад освобождать Москву. Это благословение, напомнившее молитвенное напутствие преподобным Сергием князя Дмитрия Донского перед Куликовской битвой 1380 года, не могло не вдохновить православных.

Много-много лет спустя, осенью 1941 года, возле стен монастыря собиралось с силами новое русское воинство — Первая ударная армия. Именно ей суждено было под Дмитровом остановить врага всего в тридцати двух километрах от священной обители. Тяжелые золотые лаврские купола в то время были плотно затянуты защитным маскировочным тентом, на колокольне находился наблюдательный пункт, в Больничных палатах — госпиталь для раненых бойцов. И несмотря на то, что в намоленных лаврских храмах на алтарных престолах плелась паутина, а законных хозяев разогнали по бескрайним просторам советской империи, Бог не оставил Россию. Мои родители вспоминают, что первый немецкий бомбардировщик, появившийся над городом Загорском (имя городу присвоено в 1930 году в честь Владимира Загорского-Лубоцкого — польского большевика) в сентябре 1941 года, сбросил вместо бомб листовки. “Я Загорск бомбить не буду. Здесь моя мать похоронена!” — такие удивительные слова можно было прочитать на этих листовках. Многие жители, слегка подрастерявшие в тридцатые годы веру, благодарно вздыхая, стали сыпать на лоб и плечи частые щепоти.

В наше время слово “благотворительность” стало почти ругательным. Новые русские обессмыслили дело благотворения. Благое дело совершается в том случае, когда правая рука не знает, что творит левая. Наполеон, въезжая в опустевшую Москву, также сладко мечтал о каком-нибудь благодеянии. Столичные церкви, к примеру, он, если верить Толстому, намеревался превратить в “Дома матери”...

Благотворить способен лишь любящий Бога человек, давая милость (материальную или духовную) Самому Христу через ближнего своего. Павел Флоренский даже добродетельные, казалось, поступки, совершаемые не ради Бога, называл “переодетым эгоизмом”.

Целительная сила русской благотворительности заключается не столько в том, чтобы “утереть слезы страждущему, уделяя ему часть своего имущества, сколько в том, чтобы, смотря на его слезы и страдания, самому пострадать с ним, пережить то чувство, которое называется человеколюбием”, — писал В. О. Ключевский.

“В рай входят святой милостыней”, — говорили в старину. “Возлюби...” — вот и милость окажешь. В Символе веры национальной литературы, как на Моисеевых скрижалях, на века заповедано: “И милость к падшим призывал...”.

А вот миросозерцание всей средневековой Западной Европы наиболее ярко выразилось в великом произведении Данте Алигьери “Божественная комедия”. Итальянский поэт живописно описывает в аду и чистилище муки грешников, в том числе собственных политических и личных врагов. Символично — как раз в тот момент на Руси, что замечено немецким ученым Оскаром фон Шульцем в работе “Русский Христос”, было особенно популярно проникшее в Россию из Византии апокрифическое духовное сочинение “Хождение Богородицы по мукам”, в котором Пресвятая Дева готова сама разделить мучения грешников, лишь бы облегчить их страдания.

Лавра преподобного Сергия — это не только “художественный портрет Руси” (Павел Флоренский), не только место духовного зарождения Московского государства, превратившегося с годами в великую Империю, но и животворный исток русского благотворения и милосердия.

Перезвон на горе. Перезвоны...

Не уходит от нас благодать,

Потому что святые иконы

Все на свете учили прощать.

Исцеляющий, ласковый, синий

Свет небесный в очах не потух,

Оттого что светла Россия.

Свят ее утешающий Дух.