Наш Современник, 2004 № 10

Александр РЕПНИКОВ • "Население… положительно относится к проводимой операции" (Наш современник N10 2004)

Александр РЕПНИКОВ,

кандидат исторических наук

“НАСЕЛЕНИЕ...

ПОЛОЖИТЕЛЬНО ОТНОСИТСЯ

К ПРОВОДИМОЙ ОПЕРАЦИИ”

“Депортации польских граждан из Западной Украины

и Западной Белоруссии в 1940 году”. Варшава—Москва, 2003.

27 февраля 2004 года в Культурном центре ФСБ России состоялась встреча с редакционной коллегией и авторским коллективом сборников “Польское подполье на территории Западной Украины и Западной Белоруссии 1939—1941 гг.” (т. 1, 2. Варшава—Москва, 2001) [1] 1 и “Депортации польских граждан из Западной Украины и Западной Белоруссии в 1940 году” (Варшава—Москва, 2003).

Сборник, посвященный депортации польских граждан, является продол­жением вышеназванного двухтомного издания. В его подготовке приняли участие известные российские и польские историки: Владимир Виноградов, Василий Христофоров, Наталья Перемышленникова, Енджей Тухольский, Бэрнадетта Гронэк и другие.

В рецензируемом издании подробно описываются конкретные шаги советского руководства по установлению нового режима на территории Западной Украины и Западной Белоруссии в процессе советизации этих областей. Насильственному выселению в глубь СССР подвергались представители бывшей польской администрации, военные и политические деятели, помещики и фабриканты, офицеры, сотрудники спецслужб, полицей­ские, жандармы, пограничная и лесная стража. Были депортированы также так называемые “осадники”, получившие за участие в войне с Советской Россией в 1920 году земельные наделы в западных областях Украины и Белоруссии, белоэмигранты, украинские националисты и деклассированные элементы.

В книге содержится материал о трех депортациях, проведенных в феврале, апреле и июне 1940 года. Первая охватывала военных осадников и лесников, вторая семьи военнопленных из трех спецлагерей, а также семьи политических заключенных из тюрем Западной Украины и Западной Белоруссии и семьи военнослужащих, бежавших за границу. Третья — беженцев с территории Польши, оккупированной немцами, среди которых самой многочисленной группой оказались польские граждане еврейской национальности.

Только сейчас стало возможно назвать точное количество польских граждан, подвергшихся репрессиям. Польские историки называли цифры, в 3—4 раза превышающие реальное количество репрессированных. По официальной информации, подготовленной НКВД СССР 6 августа 1940 года, количество выселенных составляет 292513 человек. Отметим, что значи­тельное снижение реальных цифр по сравнению с теми, которые назывались ранее, отнюдь не преуменьшает тяжесть испы­таний, выпавших на долю польского населения.

У депортируемых изымались оружие, антисоветская литература, валюта, драгоценные металлы. В оперативной сводке за подписями заместителя народного комиссара внутренних дел СССР, комиссара госбезопасности 3-го ранга В. Н. Меркулова и народного комиссара внутренних дел УССР, комиссара госбезопасности 3-го ранга И. А. Серова сообщалось: “По данным на 18 часов [11 февраля] 1940 года сообщаем итоговые данные о количестве отобранного оружия, контрреволюционной литературы и валюты у выселяемых осадников и лесников:

1. Отобрано оружия: винтовок — 76, револьверов — 81, охотн[ичьего] ору­-жия — 65, холодного оружия — 58, мелкокалиберных винтовок — 4, гранат — 7 шт., патронов разных — 1760 шт., пироксилиновых шашек — 10, пироксилина — 1 кг.

2. Изъято контрреволюционной литературы 158 экземпляров.

3. Изъято валюты — 255 руб. золотом царской чеканки, 10 американских долларов, 5 польских злотых золотом, 7958 злотых польским серебром, 50 шт. серебряных иностранных монет, 5 килограмм[ов] серебра, 1 неболь­шой слиток золота”.

Реакция на происходившие события была различной. В докладной записке НКВД УССР от 12 февраля 1940 года об итогах операции по выселению осадников и лесников было зафиксировано высказывание телеграфистки почты Нежинской, сделанное на работе: “Я проходила мимо железно­дорожного моста и не могла без слез смотреть, как мучаются дети и женщины осадников. Ведь они ни в чем не виноваты. Сейчас выселяют осадников, потом будут жен офицеров, полицейских, так как выдача паспортов будет проходить с целью выявления неблагонадежных и их ареста. Я бы этих красноармейцев рвала по кускам и растерзала бы их”. Сами осадники признавали: “Выселения мы давно уже ожидали...”; “Нас выселяют только потому, что мы поляки, а в наши дома хотят вселить украинцев. Хотя Совет­ская власть утверждает, что для нее все национальности равны, но это только слова, на самом деле власть заботится только об украинцах”. С другой стороны, оперативные сводки, направленные народному комиссару внут­ренних дел СССР Л. П. Берия, сообщали: “По имеющимся сведениям, бедняц­кое население, особенно украинское, положительно относится к проводимой операции; имели место случаи задержания населением бежавших осадников”. Приведем еще несколько высказываний, зафиксиро­вав­ших отношение местного населения к депортации: “В течение 10 лет они пили нашу кровь, следили за каждым нашим движением и доносили польским жандармам и помещикам. От них не было нам жизни, и лишь теперь мы от них навсегда избавились”; “Осадники... издевались над украинцами, позаби­рали у нас лучшие земли”; “Это правильно делается. Довольно они пожили панами и поиздевались над украинским населением”.

Во время депортации семей репрессированных, проводимой 13 апреля 1940 года, было запланировано “произвести выселение в районы Казахской ССР сроком на 10 лет всех членов семей содержащихся в лагерях для военнопленных и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии — бывших офицеров польской армии, полицейских, тюремщиков, жандармов, разведчиков, бывших помещиков, фабрикантов и крупных чиновников бывшего польского государственного аппарата”. Народный комиссар внутренних дел БССР, комиссар госбезопасности 3-го ранга Л. Ф. Цанава отмечал в докладной записке Л. П. Берия, что местные жители в западных областях не только положительно восприняли проведение депортации, но и “охотно указывали месторасположение домов выселяемых и вызывались в проводники и в качестве понятых при обысках”.

Специальная операция была направлена “на выселение проституток из западных областей Белорусской ССР”. Эта операция была подготовлена на основании постановления СНК СССР от 2 марта 1940 г. “Об охране государст­венной границы в западных областях УССР и БССР”, предусматривавшего “выселение всех проституток, которые были зарегистрированы в органах бывшей польской полиции и ныне продолжают заниматься проституцией”. Поскольку данная информация может вызвать у читателя недоумение, позволю себе привести касающийся этого вопроса комментарий из книги. Данную категорию граждан предлагалось взять на учет и через органы милиции организовать самую тщательную проверку, чтобы “не допустить ошибок”. Выселению не подлежали бывшие проститутки, которые, как было записано, “ныне занимаются общественно-полезным трудом, а также те из них, которые вышли замуж и ныне находятся на иждивении своих мужей”. Соответствующая директива НКВД СССР от 7 марта 1940 г. была подготовлена и подписана Л. П. Берия.

Депортация в северные районы СССР в июне-июле 1940 года беженцев, “не принятых германским правительством”, началась с обычного переучета “под предлогом необходимости выдачи советских паспортов” и затрагивала, в первую очередь, тех польских граждан еврейской национальности, которые спасались от гитлеровского режима. Директива, подписанная Л. П. Берия и адресованная И. А. Серову и Л. Ф. Цанаве, предусматривала, что последние должны будут доложить планы проведения операции Н. С. Хрущеву и П. К. Пономаренко. Думается, что эту подробность будет интересно узнать тем, кто, вопреки фактам, все еще отрицает причастность Хрущева к репрессиям. Места назначения эшелонов с депортированными беженцами говорят сами за себя: Бодайбо, Коми АССР, Марийская АССР, Якутская АССР, Омская, Иркутская, Архангельская, Челябинская области и т. д.

Отдельные подборки документов посвящены депортации военно­служащих, интернированных в Литве, и выселению из пограничной 800-метровой полосы. При отселении жителей из пограничной полосы агитаторы и партийные работники нередко сталкивались с сопротивлением местного населения. Документы сообщают о том, как группа крестьян до 300 человек, “вооружившись топорами, вилами и кольями, набросилась на агитаторов... Два представителя райкома ранены и пять получили легкие побои”. Местные жители, “вооруженные топорами и лопатами”, уходили в горы. “В процессе разговора партийных работников со скрывавшимися жителями... часть партийных работников была побита”; “группа партийных работников в количестве 20 человек была окружена местным населением, и одного из коммунистов избили” и т. п. Иногда подлежащие отселению жители собирали большие группы с целью организации массового перехода на территорию, отошедшую к Германии.

В последнем разделе книги приводятся документы, посвященные итогам депортации 1940 года и условиям жизни депортированных. Представляет интерес приведенная в этом разделе “Справка о разлагающем влиянии на трудовую дисциплину в колхозах сосланных из бывшей Польши кулаков и буржуазии в Кустанайскую область Казахской ССР”. В ней инструктор Сельхозотдела ЦК ВКП(б) Хейло с возмущением информирует: “Были и такие случаи, когда в одном колхозе... ссыльным устроили такую радушную встречу, что отдали им дневной удой молока с фермы, так что даже дети колхозников в детплощадке остались без молока”. Далее он пишет о фактах “женитьбы на ссыльных комбайнеров, трактористов и других активистов колхоза”. Недовольство автора справки вызвало и то, что “в абсолютном большинстве случаев эта буржуазия и кулаки ничего не делают в колхозе... ссыльный, бывший офицер, приехал со своим денщиком и тот ему продолжал и здесь готовить кофе, чистить и разувать сапоги, а когда органы НКВД его бывшего денщика перебросили в другой колхоз, так этот офицер неделю не разувался, а когда ноги отекли, разулся и две недели не надевает сапог. В Магнайском колхозе Карабалыкского района среди ссыльных много проституток, которые категорически отказываются от работы в колхозе, разлагают колхозную молодежь. В Федоровском районе в самом райцентре много ссыльных, которые также размещены в домах колхозников, ничего не делают, целые дни просиживают в ресторане, разгуливают по базару, по учреждениям”.

По данным Центрального архива ФСБ РФ на август 1941 года, когда последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР о предоставлении амнистии польским гражданам, содержащимся в заключении на территории СССР, численность арестованных, осужденных к заключению в лагерях, высланных, военнопленных и интернированных польских граждан составляла 391575 человек. Согласно приведенной в книге справке, в соответствии с Указом всего было освобождено 389041 человек, из них польской национальности 200828. В течение второй половины 1942 года из указанного количества эвакуировано в Иран (армия В. Андерса) — 114732 польских гражданина (76110 военнослужащих и 38622 гражданских лица), в подав­ляющем большинстве поляков по национальности. По соглашению между правительством СССР и Временным Правительством Национального Единства Польской Республики от 6 июля 1945 года “Об обмене населением” лицам польской и еврейской национальности, состоявшим в польском гражданстве к 17 сентября 1939 года, а также членам их семей было предоставлено право добровольного и свободного выхода из советского гражданства и возвращения в Польшу.

[1] 16 Рецензия на это издание была опубликована в № 2 журнала “Наш современник” за 2004 год. С. 271—272.