Я плотно сжала губы. Через три недели начнется последний учебный год, и я вернусь в Уиллоубрук. Я заставила себя улыбнуться.

— Значит, прощаемся, — сказала я.

— Я получил «подъемные», (Подъемные — поощрительная премия при устройстве на работу или поступлении в армию, прим. переводчика) — сообщил Джуд. — Поговорил с банком и договорился об оплате просрочек после того, как получу деньги. Так что теперь, думаю, все должно быть хорошо.

Я плотно сжала ладони.

— Я могу поговорить с отцом. Возможно, удастся рефинансировать твой долг, чтобы пришлось платить поменьше…

Он накрыл мои руки своими.

— Это не твоя проблема. Мы с мамой сами во все это влезли. И сами найдем способ выбраться. Я обсудил с ней возможность реабилитации и терапии. Сейчас она против, но я не перестану уговаривать ее пока она не согласится.

— Если тебе что-то понадобится… — мой голос оборвался.

Он улыбнулся.

— Спасибо. Буду знать.

Между нами повисло молчание. Мимо проехала машина, перелетали с дерева на дерево птицы. В траве покачивались на ветерке красные, желтые и оранжевые полевые цветы, наполняя воздух дивным ароматом.

— Есть кое-что, что я хочу сделать до отъезда, и я хочу, чтобы ты сделала это вместе со мной.

Я подняла брови.

— Что именно?

Джуд встал и протянул мне руку.

— Поедешь со мной?

Я вложила свою руку в его ладонь и последовала за ним к его машине. Мы молча катили по улице в стареньком пикапе. Мы ехали по Эшвиллу, и от того, как окутывали горы огни этого города, хотелось улыбаться до ушей. Я полюбила Эшвилл. Он стал частью моей жизни.

Внезапно мне в голову пришла идея.

— Я подам заявление в Университет Северной Каролины в Эшвилле, — сообщила я.

Джуд покосился на меня.

— Серьезно?

Я представила, как буду каждый день ходить по Эшвиллу, смотреть на горы и на кирпичные городские здания. Поместье Билтмор, Чимни Рок, водопады, Блю-Ридж-Паркуэй. Эштон и Кейт в колледжах по соседству и тетя Лидия. Не хочу отказываться от всего этого.

— Серьезно, — ответила я. — Хочу учиться именно здесь.

Джуд улыбнулся и кивнул.

— Думаю, ты прекрасно впишешься.

Мы подъехали к кладбищу. Пышная зеленая трава покрывала небольшой склон, усеянный аккуратными мемориалами. Летний вечер становился темнее, и дорожку между могил подсвечивали фонари на солнечных батареях. Джуд припарковал пикап и вышел из машины.

Остановившись в конце дороги, он сделал глубокий судорожный вздох.

— Я не был здесь с самых похорон, — пояснил Джуд.

Я взяла его за руку и крепко сжала.

— Я буду рядом, если понадоблюсь.

Помимо нас на кладбище была еще пара человек, но они находились в нескольких ярдах от нас, склонившись над могилами своих родных. Стоял тихий спокойный вечер.

Могилка была маленькой — почти такой же, как все остальные. Вверху надгробия был выгравирован венец, а под ним надпись: «ЛИАМ — любимый сын и брат».

Долгое время Джуд не говорил ни слова. Я стояла, положив голову ему на плечо и глядя на могилу парня, который так сильно повлиял на меня этим летом, хоть я ни разу его не видела. Я чувствовала, будто узнаю Лиама через брата, будто то, кем он в итоге стал, все еще жило внутри Джуда.

— Надо было купить цветов или чего-нибудь в этом роде, — наконец сказал Джуд со смешком. Он провел по щеке свободной рукой, слегка поерзав.

Под ближайшим деревом росли белые полевые цветы, и я поспешила нарвать их, положив самодельный букет у подножья могилы.

— Вот, — сказала я. — Теперь он знает, что мы здесь были.

На лице Джуда появилась улыбка.

— Спасибо.

Мы почти не говорили, но простояли у могилы Лиама довольно долго. Когда мы двинулись в обратный путь, небо уже потемнело и на нем стали появляться звезды.

Вернувшись к дому тети Лидии, я вдруг осознала, что не знаю, как отпустить Джуда. Что произойдет, когда он уедет? Увижу ли я его снова? Этим летом я уехала, чтобы узнать себя, и Джуд был частью всего этого. Частью того, кем я стала.

Но давать обещания, которые мы возможно не сможем сдержать, не хотелось. Так прощаться было нельзя.

— А я ведь никогда нигде не был, — произнес Джуд, глядя на дома, выстроившиеся вдоль темной улицы. — Провел здесь всю свою жизнь.

— В мире есть на что посмотреть, — сказала я. — И, если зазеваешься, легко потеряться.

Он усмехнулся.

— Я всегда начеку.

Я засмеялась.

— Не сомневаюсь.

Я не могла смотреть на него и шаркала ногой по земле.

— Просто обещай, что будешь осторожен.

Он наклонился ко мне и прижался своим лбом к моему лбу.

— Ты мне доверяешь?

Я посмотрела в такие родные серые глаза.

— Да.

Мы знали, что наступил особенный момент, но никто из нас не двигался с места. Движение только бы усложнило ситуацию.

— Боишься? — спросила я.

— Да, — признался он. — Но, если что-то пугает тебя до чертиков, значит именно это тебе и стоит сделать.

Я улыбнулась.

— Правило №2.

Его рот изогнулся в усмешке, и я ощутила внутри себя нечто огромное пугающее и сложное.

Он пошевелился первым, обхватив меня за талию и сильнее прижимая к себе. Я обняла его в ответ, отчаянно не желая отпускать. Я не хотела представлять его где-то наедине с опасностью, которую сама увижу разве что только в кино. Я не хотела думать о сером надгробии с его именем, которое могло появиться рядом с могилой его брата. Изо всех сил стараясь концентрироваться на моменте, я держалась за Джуда, как будто могла уберечь его от опасности одной своей верой в это. Мне хотелось навсегда сохранить в памяти исходящую от него силу.

Джуд прав: если что-то пугает тебя до чертиков, значит именно это тебе и стоит сделать. Правило №2. Обещание, которое мы дали себе и друг другу.

Оно-то и придало мне смелости потянуться к нему и поцеловать.

Никто не отстранился, будто мы оба всю жизнь только и ждали этого момента. А вместе с поцелуем исчезли и все мои страхи. Я больше не сомневалась в трепете и эмоциях, которые испытывала.

Когда мы, наконец, отстранились друг от друга, я взглянула в серые глаза и все поняла. Это был Джуд. Это Джуд помог мне стать другой этим летом.

Он подался вперед, прижавшись лбом к моему лбу.

— Я буду тебе писать, — пообещал Джуд, крепко сжимая меня в объятиях. — И звонить. Каждый день. Каждую свободную секунду.

Я засмеялась.

— Только не забывай проходить свою подготовку между всеми этими звонками и эмейлами.

В его глазах читалось беспокойство, когда он спросил:

— Не забудешь меня?

Я крепко сжала его руку.

— Никогда не забуду.

И я знала, что это правда. Как бы ни повернулась жизнь, как бы ни сложились наши отношения на расстоянии и куда бы мы ни пришли в будущем — я знала, что никогда не забуду парня, который изменил мою жизнь.

И меня тоже.


Глава 25


— Все взяла? — спросила тетя Лидия, когда я закрыла багажник.

Я кивнула.

— Здесь все, что я брала с собой.

Летнее солнце все еще ярко светило над головой, но я уже чувствовала неуловимые изменения в воздухе, как бывало всякий раз, когда август постепенно перетекал в сентябрь. Лето подходило к концу, и мне предстоял обратный путь до Уиллоубрука. Даже не верилось, что я провела в Эшвилле целых два месяца.

— Погоди-ка, — сказала тетя Лидия. Подняв вверх палец, она бросилась обратно в дом.

Я взглянула на Кейт и Эштон.

— И как это понимать?

Кейт пожала плечами, а вот Эштон выглядела так, будто что-то об этом знала. Прежде, чем я начала выпытывать из нее подробности, она стиснула меня в объятиях. Ее висячие серьги запутались в моих волосах, и Кейт пришлось помогать ей выпутаться.

— Я буду по тебе скучать! — воскликнула Эштон.

Кейт обняла меня с другой стороны, и мы стояли, слившись в групповом объятии, пока я не рассмеялась.

— Не могу дышать! — пошутила я.

Подруги выпустили меня и отступили назад. Подруги. От этой мысли лицо озарялось улыбкой.

— Пиши нам каждый день, — наказала Эштон.

— Обо всем, — добавила Кейт.

— Буду, — пообещала я.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказала Эштон. Она залезла в тканевую сумку, перекинутую через плечо, и достала небольшую вещицу, завернутую в газету. Я аккуратно развернула бумагу и увидела красно-сине-зеленое стекло. То самое, что мы наши в центре переработки, только теперь оно было обрамлено замысловатой проволочной рамкой. Приглядевшись, я обнаружила, что она складывается в надпись: Эштон, Кейт и Ханна.

Я широко улыбнулась, взглянув на Эштон.

— Спасибо, — сказала я. — Мне очень нравится.

— Правда? У меня ушла целая вечность на то, чтобы сделать рамку как надо.

— Правда, — заверила я ее. — Очень красиво.

Так и было. Глядя на творение Эштон, я вспоминала о том, сколько красоты в несовершенстве. В искусстве нет традиционных подходов, а в жизни — традиционных путей.

Вернулась тетя Лидия, прижимая к груди квадратный холст.

— Я следующая. Прощальный подарок, — сказала она, вручая мне полотно.

Взглянув на картину, я шумно втянула ртом воздух. На ней были изображены Эшвилл и Уиллоубрук. Два города сплелись в одной картине так, что казались единым целым, но я все равно могла видеть отличительные черты каждого.

— Когда ты успела это нарисовать? — спросила я.

Тетя Лидия просияла.

— За последние несколько недель, — ответила она. — С тех пор, как мы вернулись из Парижа, застой прошел. И мне хочется рисовать.

Я обняла ее и поцеловала в щеку.

— Спасибо. Она прекрасна.

Взгляд тети Лидии странно остекленел, когда она улыбнулась мне.

— Помни, что ты можешь вернуться в любое время или звонить мне. Даже посреди ночи. Я всегда отвечу.

Я аккуратно устроила картину и разноцветное стекло на пассажирском сидении своей машины. Пять часов — не близкий путь, и мне не хотелось, чтобы с ними что-то произошло.

Обняв в последний раз присутствующих, я забралась в машину и закрыла дверь. Мотор приятно тарахтел, пока я выезжала с подъездной дорожки.

Тетя Лидия, Эштон и Кейт стояли на лужайке, махая мне на прощание. Я взглянула в зеркало заднего вида, чтобы посмотреть на них в последний раз и сосредоточилась на дороге впереди.

Я была готова вернуться домой.


***


В доме было тихо, и когда я зашла в фойе, мои шаги эхом отозвались от стен большого помещения. Я надеялась застать дома маму, но она, по-видимому, решила остаться в Париже до конца.

Чувствуя разочарование, я поднялась по лестнице в свою комнату. Противостояние матери не привело ни к чему хорошему. Ничего не изменило, хотя вообще непонятно на какие изменения я рассчитывала.

— Вернулась, — раздался голос позади меня.

В проходе стояла мама, прислонившись к дверному косяку. Сцепив за спиной руки, она покусывала нижнюю губу.

— Я думала, тебя не будет дома еще неделю, — сказала я.

Мама пожала плечами, входя в комнату и присаживаясь на кровать.

— Я осмотрела все, что можно было осмотреть в Париже, и слегка заскучала.

Она говорила тем небрежным тоном Мэрилин Коэн, который использовала, когда пыталась от чего-то отмахнуться. Я вернулась к чемодану, который поставила на другой край кровати.

Мама молчала, но, похоже, уходить не собиралась. Я расстегнула молнию и стала распаковываться, стоя к ней спиной.

Повернувшись же обратно, я увидела на маминых щеках слезы.

— Ханна, — тихо произнесла она, — прости. Я не хочу, чтобы ты злилась или разочаровывалась во мне. Я просто старалась дать тебе то, чего была лишена сама.

— Мне нужна мама, — сказала ей я. — Только и всего.

Мама вытерла щеки тыльной стороной ладони и кивнула.

— Я говорила с твоим отцом. Он сказал, что… центр помогает.

Впервые за все время, она не назвала это место курортом. Прогресс на лицо.

— Я думаю… мы думаем, что будет лучше, если я схожу на пару сеансов к местному специалисту.

У меня отвисла челюсть.

— Ты поедешь в реабилитационный центр? — спросила я.

Мама поморщилась.

— Не так, как твой отец. Я буду проходить амбулаторное лечение. У меня все еще много забот, да и за тобой надо приглядывать… — Ее голос оборвался, и она закусила губу. — Прости. Полагаю, приглядывать за тобой больше не требуется?

Я села рядом с ней и взяла ее за руки.

— Не так много, как раньше, но чуть-чуть нужно.

Мама улыбнулась и погладила меня по волосам.

— Иногда так сложно поверить в то, что ты почти выросла. А иногда кажется, что ты уже совсем взрослая. Еще год и ты будешь сама распоряжаться своей жизнью.

Я взглянула на нее, расправив плечи.

— То, что я сказала в Париже — правда. Я не хочу поступать в Йель.

Мама кивнула.

— Я знаю. Мы с твоим отцом говорили об этом.

— И тебя это не волнует? — уточнила я.

Она шумно втянула ртом воздух.

— Я с этим справлюсь.

Я прильнула к ее плечу, она уткнулась подбородком в мою макушку.

— Прости меня за это лето, — сказала она.

— Мое прощение ты уже получила, — ответила я. — Но, я думаю, ты должна извиниться перед тетей Лидией.

Мама напряглась.

— За что?

— За ребенка, — сказала ей я. — Тетя Лидия все мне рассказала.

Мама протяжно выдохнула.

— А она рассказывала тебе о том, что у меня было три выкидыша до того, как ты родилась? — спросила она.

Я резко выпрямилась, уставившись на нее во все глаза.

— Правда?

— Я не хотела, чтобы Лидия проходила через то, через что пришлось пройти мне, — сказала мама. — Мне все еще больно об этом думать. И когда у Лидии случился выкидыш… я не могла смотреть на страдания своей сестры. У нее не было партнера, как у меня, на чью поддержку она могла бы рассчитывать. Она была сама по себе, и я никак не могла ей помочь в этом. Я не хотела, чтобы она страдала.

— Но ты ранила ее своими словами, — настаивала я. — Ты обязана извиниться.

Мама опустила взгляд на колени.

— Я знаю. Я позвоню ей. Обещаю.

— Не бойся реальности, — сказала я с улыбкой. — Правило №4.

Мама усмехнулась.

— И чье же это правило? — поинтересовалась она.

— Мое, — ответила я.

Глава 26


— Что думаешь? — Эйвери Джеймс представила мне на суд ярко-желтый плакат. На нем огромными буквами было выведено: «РАСПРОДАЖА ВЫПЕЧКИ ОТ СТУДЕНЧЕСКОГО СОВЕТА: ПОДДЕРЖИ ШКОЛУ — ПОКУПАЙ СЛАДОСТИ!»

— Если тебе нравится, то и мне тоже, — сказала я.

Эйвери отложила плакат и вздохнула.

— Не уверена, что кто-то вообще его заметит, но я специально выбирала самый яркий плакат из всех, что удалось найти, — она нахмурилась. — Быть президентом куда сложнее, чем я думала.

Я показала ей язык.

— А я ведь предупреждала.

Эйвери кинула на меня сердитый взгляд.

— То, что в этом году у тебя меньше работы не дает тебе права злорадствовать. Подумаешь дело: денежки считать.

Я помахала перед ней журналом казначея официального школьного совета старших классов.

— Это куда ответственнее, чем ты думаешь. Особенно, когда все средства, которые удалось собрать, надо отдавать на покупку всяких там плакатов.

— Кто тут раздает деньги? — поинтересовался вошедший в помещение Зак Грили. Он затормозил, чтобы поприветствовать Эйвери долгим поцелуем, после чего запрыгнул на стол и заболтал ногами.

— Никто, — строго ответила я.

— Но я определенно что-то слышал о деньгах, — сказал Зак. Он похлопал себя по уху. — У меня превосходный слух, когда дело касается денежных вопросов.

Я засмеялась. Тем временем в класс стали подтягиваться остальные члены школьного совета. Выпускной год начался месяц назад, и пока он был самым лучшим из всех предыдущих. Мы с Джудом созванивались и переписывались каждый день, когда у него выдавалась свободная минутка между тренировками. Я ужасно скучала, но знала, что он отлично справляется и впервые гордится собой с того момента, как погиб его брат.

Я же вычеркнула большую часть курсов из своего графика и сильно уменьшила нагрузку. Работе президента школьного совета я предпочла обязанности казначея и с радостью отдала Эйвери пальму первенства.

Но самое удивительное, что мы с Эйвери снова стали подругами. И хотя мы все еще конкурировали друг с другом за место лучшей ученицы школы, на сей раз это было дружеское соперничество. И если бы я стала второй, мой мир не развалился бы на куски.

Маму резкое сокращение деятельности, конечно, не радовало, зато папа был полностью на моей стороне. Он вернулся из центра несколько недель назад, и больше не работал так много, как прежде. Мы оба учились сбавлять обороты и наслаждаться жизнью. Папа все еще продолжал лечение, но уже вне центра.

Мама тоже стала посещать специалиста, чтобы решить проблему с алкоголем. Иногда мы посещали терапию всей семьей, иногда родители ходили на нее без меня.

— Ну что, ждешь не дождешься выходных? — спросила Эйвери.

От ее слов внизу живота появилось трепетное чувство, с каждой секундой становящееся сильнее.

— Да, — призналась я, не в силах сдержать улыбку. — Дождаться не могу.

— Твои родители все еще давят на тебя? — поинтересовалась она. — Потому что мое предложение в силе. Я поеду, если нужна будет дополнительная поддержка.

Я покачала головой.

— Спасибо, но не нужно. Мама с папой полностью освободили свой график на выходные и строго-настрого запретили им звонить. — В выходные мы с родителями рано утром уезжали в Джорджию. По плану, прежде чем добраться до пункта назначения, мы должны были заехать в пару небольших колледжей. И хотя я уже подала предварительное заявление в Университет Северной Каролины в Эшвилле, ограничиваться этим не собиралась. — Это даст нам возможность побыть вместе, которой так не хватало.

— До того момента, пока не доберетесь до места, — подначила Эйвери, подмигнув мне. — После этого тебе явно будет не до них.

По шее пополз жар, и я поспешно склонилась над журналом, с особым усердием начав вырисовывать в нем загогулины.

— Я все равно рада, — произнесла Эйвери. — Я знала, что все сложится.

Она повернулась к школьному совету и прокашлялась.

— Значит так, слушают все! У нас куча работы и мало времени на ее выполнение.

Я откинулась на спинку стула, радуясь, что кто-то другой, а не я, теперь находится у руля.


***


— Здравствуй, Ханна, — Марк поприветствовал меня своей фирменной широкой улыбкой и крепким рукопожатием. — С возвращением.

Я вошла в его кабинет. Просто поразительно, как много раз я бывала здесь за последний год, но никогда не приглядывалась к обстановке. Теперь же мой взгляд жадно впитывал рамки с дипломами и сертификатами на стенах, картину с парусником и книжный шкаф, доверху забитый толстыми фолиантами. На углу стола стояли фотографии семьи Марка, а рядом с ними — раскачивающийся из стороны в сторону маятник.

Я пригляделась к одной из фотографий. На ней был изображен Марк в зеленом комбинезоне и с ремнями на плечах, пристегивающими его к пестрому парашюту, волочащемуся за ним по земле. Весь бледный, с выпученными глазами, Марк широко улыбался на камеру.

— Ты прыгал с парашютом? — спросила я.

— Шесть лет назад, — с улыбкой ответил Марк, усаживаясь в любимое голубое кресло напротив меня. — Ты впервые увидела это фото?

Оно было здесь все это время?

— Наверное, я просто никогда особенно не приглядывалась, — сказала я. Мой взгляд снова заскользил по комнате, выискивая вещи, которые я до этого не замечала.

— Это ничего, — подбодрил Марк. — Многие мои клиенты не замечают его долгое время. Для меня это своего рода показатель. Когда клиенты, наконец, находят время, чтобы разглядеть фотографии, значит, они вышли за пределы собственных мыслей и готовы к самостоятельной жизни.

Когда он произнес это, мой взгляд снова метнулся к нему.

— Не думаю, что я готова…

Марк поднял вверх руку, призывая меня к молчанию.

— Тебе удалось выйти из зоны комфорта этим летом?

— Да, — улыбнулась я, вспоминая деньки, проведенные в Эшвилле.

— Ты рассказала родителям о своих планах на будущее?

Я кивнула.

— И ты живешь по своим собственным правилам, не позволяя другим решать за себя?

— Пытаюсь.

— Это все, что от тебя требуется, Ханна, — сказал мне Марк. — Будь той, кем хочешь. Не стремись к идеалу. Меняй свою жизнь. — Он развел руки в стороны и пожал плечами. — Полагаю, больше мне нечему тебя учить.

Я знала, что Марк прав, однако мысль о том, чтобы остаток жизни принимать решения самостоятельно ни на кого не опираясь все еще пугала меня.

— А что, если я запутаюсь? Что, если через какое-то время стану прежней Ханной?

— Что ты чувствовала, когда стояла на вершине Чимни Рок? — спросил Марк.

Я вспомнила день, когда смогла покорить вершину и стояла там, обдуваемая потоками ветра.

— Свободу, — ответила я. — Будто могу все на свете.

— Запомни этот момент, — сказал Марк. — Правила, которые ты себе навязала, были вершиной, которую требовалось покорить. И ты это сделала. Помни, каково это — быть свободной, и никогда не позволяй себе сорваться. — Он указал на фотографию на столе. — Моей вершиной был прыжок из самолета. Раньше я во многом походил на тебя, но нашел способ освободиться, — он улыбнулся мне. — Думаю, мы закончили.

Марк встал и проводил меня до двери. А затем сделал то, чего раньше никогда не делал: он меня обнял.

— Ты прошла долгий путь, — сказал он. — И я жду от тебя великих свершений. — Он наклонился так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. — Но только тех, которых ты сама захочешь.

Я кивнула.

— Договорились.

Я поправила сумку на плече и повернула дверную ручку. А затем навсегда покинула кабинет Марка с ощущением полной свободы на душе.


***


Я продиралась сквозь толпу, все еще сжимая в руке смятое приглашение. Все в ней были похожи друг на друга: все в одинаковой форме и с одинаковыми стрижками. Я не знала, как мне удастся найти Джуда в этой толпе, но точно знала, что он был там — видела, как он идет в строю во время выпускной церемонии в Форт-Беннинге, Джорджия. Наблюдая за маршем и учениями под грохот музыки, я буквально умирала от нетерпения. А теперь затерялась среди друзей и родных, мечтающих увидеть своих новоиспеченных солдатов.

Да где же он? Я встала на плацу, всматриваясь в лица людей вокруг.

В голове мелькнула было мысль вернуться к маме с папой, чтобы иметь рядом хоть кого-то знакомого, но я заставила себя продираться вперед.

В кармане завибрировал телефон, и я вытащила его. Сообщение от Эштон.

«Вы еще не встретились????»

«Пока нет», — ответила я.

«Ждем фоток!!!»

Я стала набирать ответ, как вдруг почувствовала, как кто-то встал прямо передо мной.

Я подняла взгляд и увидела знакомые серые глаза.

— Привет, — сказал Джуд.

— Привет, — ответила я, напрочь позабыв про телефон.

Он хорошо выглядел. Несколько недель в лагере для новобранцев сделали его мускулы рельефнее, а кожу загорелее. Форма придавала ему элегантности и совсем не напоминала о том грустном замкнутом парне, которого я повстречала в Эшвилле. Джуд провел рукой по коротко стриженным волосам.

И все же это был все тот же Джуд.

— Рад, что ты приехала, — сказал он.

— Спасибо за приглашение, — поблагодарила я.

В голове крутились слова, которые я мечтала сказать ему при встрече, но я понятия не имела с чего начать. Тогда я вспомнила правила.

Правило №1: будь честной. Не усложняй.

Правило №2: делай то, что больше всего пугает.

Правило №3: всегда делай то, за что тебя могут арестовать.

Правило №4: не бойся реальности.

А реальность была такова, что я очень по нему скучала. Скучала так сильно, как не скучала ни по кому и никогда. То, что я почувствовала, когда мы прощались, все еще жило внутри, только теперь в сто раз усилилось и возросло. На языке по-прежнему вертелись слова — пугающие, всеобъемлющие, искренние. Я больше не хотела притворяться.

Поэтому я сделала первый шаг, сократила расстояние между нами и прижалась поцелуем к его губам. Он опешил всего на секунду, после чего обвил меня руками за талию и притянул к себе, отвечая на поцелуй. Казалось, что мы не расставались, что всех этих расстояний и часов просто не было.

Когда мы, наконец, отстранились друг от друга, то едва могли дышать. Джуд крепко прижал меня к себе, прислонившись к моему лбу и глядя мне в глаза.

— Вот ты где, — раздался позади меня знакомый голос. Мы отскочили друг от друга и увидели моих родителей. Папа вежливо улыбался, мама же выглядела слегка обескураженной. Сегодня она впервые встретилась с Джудом, и я чуть-чуть переживала, хотя, по правде говоря, мне не было дела до того одобрит она его или нет.

— Мам, это Джуд Уэстмор, — представила я. — Джуд, это моя мама Мэрилин Коэн.

Джуд кивнул ей в знак приветствия.

— Рад познакомиться, мэм.

Мама окинула Джуда взглядом, изучая форму и точеные черты, которые стали еще заметнее без скрывающих их длинных волос. Затем она улыбнулась. Искренне, а не так, как обычно. Даже моя мать не смогла устоять против шарма Джуда.

— Я так много слышала о вас, Джуд, — сказала мама, шагнув вперед и беря его под руку. — Мы заказали столик в чудесном ресторане, который наверняка вам понравится. Не терпится послушать о вашей жизни в лагере.

Прежде чем последовать за ними, мы с отцом обменялись удивленными взглядами. Мама все говорила и говорила, а Джуд кивал и отвечал в положенных местах. Казалось, он не испытывал дискомфорта, однако я чувствовала, что обязана вмешаться и спасти его. Кроме того, мне самой хотелось заполучить Джуда в собственное пользование еще на некоторое время.

Изогнув губы в лукавой улыбке, я спросила:

— Кстати, мам, давно хотела узнать, ты все еще не вывела ту татуировку в виде вилочки?

Мама слегка споткнулась, резко обернулась и уставилась на меня во все глаза.

Засмеявшись, я ускорила шаг, схватила Джуда за руку и уволокла его вперед, подальше от родителей и остальных людей. Мы нашли тихое местечко за толстым деревом с раскидистыми ветками, вроде того, на которое Джуд обычно вещал рубашки Лиама. Прислонившись к жесткой коре, я подняла на Джуда взгляд.

— А у меня для тебя новость, — сказал Джуд. — Мне сообщили, где я буду проходить индивидуальную подготовку в ближайшие несколько месяцев.

Я втянула ртом воздух и затаила дыхание.

— И где же?

— В Армейском центре и школе специального назначения имени Джона Кеннеди армии США, — объявил Джуд. На его лице медленно стала появляться улыбка. — В Форт-Брэгге, Северная Каролина.

Я резко выдохнула из легких весь воздух и ответила на его улыбку.

— Это же всего в двух часах от Уиллоубрука, — сказала я.

— Я знаю.

«Будь честной, — напомнила я себе. — Делай то, что тебя пугает». Была не была.

Делая выбор в пользу честности и покоряя вершину, которая пугала меня больше всего, я, тем не менее, чувствовала, что поступаю правильно, произнося слова, которые носила в себе все это время.

— Я тебя люблю.

Джуд радостно улыбнулся, обвил мою шею рукой и склонился к моим губам. Я чувствовала себя живой и свободной, словно нашла внутри себя настоящую Ханну.

— Я тоже люблю тебя, Ханна, — прошептал он в ответ.

А следовать-то правилам, оказывается, совсем нетрудно.


Конец второй книги

Загрузка...