Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию

Вино занимало центральное место в древнекитайской дипломатии и религии и являлось главной основой единства как между людьми в этом мире, так и между этим миром и следующим. В то же время алкоголь считался одной из хрестоматийных угроз для установленного порядка{461}. Последние правители любой павшей династии обычно изображались пьяницами и бабниками, пренебрегавшими государственными делами и благополучием народа, чтобы предаваться разврату со своими наложницами в наполненных хмельной брагой бассейнах. Современным подобием героев этих историй служат коррумпированные деятели Коммунистической партии Китая, о которых вдруг становится известно, что они имеют сразу несколько любовниц и ныряют в реки из первосортного бордо.

Такое же двойственное отношение к алкоголю мы видим везде, где люди пьют. Дионис был древнегреческим богом вина, но также хаоса и беспорядка. Его последователи достигали возвышенных состояний единения с богом, но, если бы вы случайно наткнулись на них в лесу, они могли бы наброситься на вас и разорвать на части. Во всей древней мировой литературе, от Китая до Египта и Месопотамии, а затем в Ветхом и Новом заветах мы видим предостережения против опасностей пития, особенно если предаваться излишествам. Первое, что сделал Ной, выйдя из ковчега после потопа с семьей и животными, – поставил алтарь и принес благодарственную жертву богу. Сразу же после того, как с религиозным долгом было покончено, он посадил виноградник, а затем вкусил его плодов (очевидно, это был быстрорастущий сорт). Третье его действие – он упился настолько, что заснул совершенно голым, и это повлекло за собой серьезные проблемы для его сыновей, неловкую попытку исправить ситуацию и проклятие, которое он сам произнес во гневе, когда наконец проснулся, и которое обрекло на гибель целую линию его потомков{462}.

Получить вино – первоочередная задача, но, если его выпить, это может повлечь за собой бедствие. Ацтекский император, обращаясь к народу в момент восшествия на трон, предостерегает против опасностей пульке: «Главное мое распоряжение – чтобы вы избегали опьянения, чтобы не пили пульке, поскольку он подобен белене, отнимающей у человека разум… Пульке и опьянение – причина всякого разлада и раздора, всех бунтов и вражды между городами и царствами; он подобен смерчу, который опрокидывает и нарушает все; он подобен адской буре, что несет все мыслимые бедствия»{463}.

Как отмечает Дуайт Хит, в культурах всего мира алкоголю сопутствует тревога и вызванное ею стремление регулировать или контролировать его употребление. Алкоголь не только повсеместно становится темой особых законов и правовых норм, но и вызывает сильные эмоции. «В каждой культуре – свое преобладающее отношение к алкоголю, положительное, отрицательное или двойственное, редко равнодушное, и чувства, которые он вызывает, обычно намного сильнее всех прочих»{464}. Хит начинает свою эпохальную монографию об алкоголе и культуре, изданную в 2000 г., следующим посвящением, превосходно передающим двойственный, как в истории Джекила и Хайда, характер влияния молекулы этанола на человеческий мозг:

Есть все основания считать опьянение двуликим божеством. Как мы отмечали, алкоголь, царь одурманивающих веществ, имеет двухфазный эффект: сначала действует как стимулятор, создавая позитивное, приподнятое состояние, но затем превращается в угнетающее средство. Осколки этой фармакологической гранаты, разлетающиеся по нашей нейросети, могут превратить нас в кого угодно – от счастливого экстраверта и души общества до злобного, агрессивного социопата. Мы довольно подробно разобрали положительные функции спиртного на уровне индивида и общества. Относительным молчанием был обойден тот факт, что среди факторов риска смерти употребление алкоголя играет одну из главных ролей. Согласно отчету Всемирной организации здравоохранения, в 2016 г. свыше 3 млн человек умерли в результате злоупотребления алкоголем{466}. По оценке Национального института здоровья США, алкоголь занимает третье место среди причин смерти после курения и недостаточной физической нагрузки{467}. Изучение роли алкоголя в сплочении подозрительных обезьян и превращении их в креативных, культурных и коллективных представителей цивилизации не может быть полным без учета темной стороны Диониса.

Загадка алкоголизма

Алкоголизм – древнее бедствие человечества и, пожалуй, самая пагубная оборотная сторона алкоголя, судя по масштабу вреда, причиняемого самим алкоголикам, окружающим людям и обществу в целом. Вот что мы узнаем из письма одного древнеегипетского учителя своему бывшему ученику:

Похоже, этот ученик-египтянин был классической жертвой расстройств, связанных с употреблением алкоголя, – так называется алкоголизм в медицинской терминологии. Тоска и беспомощность его бывшего учителя знакомы всем, чьи друзья или возлюбленные вели и проиграли битву с этим заболеванием. Сегодня общемировые показатели алкоголизма составляют от 1,5 до 5 % населения и более, причем различия между странами весьма существенные (рис. 5.1).

Рис. 5.1. Доля населения, страдающего связанными с употреблением алкоголя расстройствами, 2017 г. Алкогольная зависимость определяется, согласно Международной классификации болезней, по наличию трех или более признаков зависимости в течение по меньшей мере одного месяца за предыдущий год. На рисунке представлены стандартизированные по возрасту показатели, что позволяет проводить сравнение по критериям пола, страны и времени (по данным Our World in Data; ourworldindata.org/alcohol-consumption)

В США 15,1 млн взрослых, согласно имеющимся данным, страдают от алкоголизма в той или иной степени, вследствие чего ежегодно умирает (именно от употребления алкоголя) 88 000 человек, а экономические потери составляют $249 млрд. До 10 % детей живут в семьях, где хотя бы один из родителей злоупотребляет алкоголем. Помимо очевидных издержек и страданий вследствие тяжелого алкоголизма, его менее серьезные, но более распространенные формы оказывают устойчивое отрицательное воздействие на наше благополучие. В одном из опросов среди совершеннолетних американцев почти 30 % респондентов (и 36 % мужчин) сообщили, что имели «легкую» форму расстройства, вызванного употреблением алкоголя, характеризующуюся, например, повторяющимися случаями, когда человек выпивает больше, чем планировал, или оказывается не способен прекратить пить, даже если хочет остановиться{469}. Еще более неочевидный вред состоит в том, что у пьющих людей может возникнуть зависимость от спиртного не как средства перехода в измененное состояние, но как необходимого условия поддержания всего лишь базового уровня довольства. По мнению некоторых исследователей зависимости, люди, регулярно употребляющие алкоголь, адаптируются к нему на неврологическом уровне настолько, что должны продолжать выпивать, чтобы просто чувствовать себя «нормально». Привычка к постоянному употреблению наркотиков может привести к ситуации, когда гомеостаз, то есть способность поддерживать психологическую стабильность настроения или аффекта, восстанавливается в патологическом или разрушительном для организма состоянии{470}.

С точки зрения эволюции наша подверженность алкогольной зависимости и злоупотреблению спиртным ставит в тупик. Алкоголь тысячелетиями был обычным элементом человеческих культур, и большинство людей способны соблюдать умеренность в его употреблении. Откуда же берется зависимость? Склонность к алкоголизму имеет выраженно наследственный характер, и, по оценкам некоторых ученых, генетический вклад в вероятность возникновения этого расстройства у человека может достигать 60 %{471}. Конкретные гены, отвечающие за алкоголизм, пока не выявлены, но вероятными кандидатами являются те, что кодируют рецепторы дофамина, особенно потому, что люди с алкогольной зависимостью часто оказываются подверженными и другим типам зависимостей. Похоже, что те, кто склонен к злоупотреблению спиртным, испытывают как усиленное действие начального, эйфорического, эффекта крепких напитков, так и пониженную чувствительность к неприятным последствиям этапа, когда содержание алкоголя в крови меняется по нисходящей{472}. Другое направление изучения алкоголизма, возглавляемое исследователем зависимостей Маркусом Хейлигом, сосредоточилось на генах, связанных с функцией нейротрансмиттера ГАМК в амигдале, центре эмоционального возбуждения и обработки чувства страха. У алкоголиков, как крыс, так и людей, наблюдается аномально низкая активность ГАМК в амигдале, из чего следует, что развитию алкоголизма может благоприятствовать генетически ослабленная способность переносить негативное возбуждение или стресс{473}.

Независимо от первопричины, факт остается фактом: до 15 % человеческой популяции может быть предрасположено к тяжелому алкоголизму, хотя не все из этих людей действительно станут алкоголиками. С учетом длительности сосуществования человечества и алкоголя это поистине странно. Алкоголизм чрезвычайно разрушителен и дезадаптивен. Почему же тогда обусловливающие его возникновение гены не были удалены из человеческого генофонда? Казалось бы, в любом уголке мира, где доступен алкоголь, должно существовать сильное давление естественного отбора, действующее против этих генов. Другой фрагмент этой головоломки – значительные межстрановые различия в показателях алкоголизма, представленных на рис. 5.1. Почему Италия находится внизу мирового антирейтинга, несмотря на массовое употребление вкуснейших спиртных напитков (как людьми, так и лемурами), а Россия наверху?

Ответ на вопрос о культурном многообразии может стать ключом к раскрытию тайны алкоголизма в целом. Что касается различий европейских культур, Италия – классический пример так называемой южной культуры пития{474}. В Южной Европе алкоголь – главным образом вино, но также и пиво – это часть повседневной жизни, настолько встроенная в национальную кухню, что никакой прием пищи без него немыслим. Дети с раннего возраста приучаются к умеренному, здоровому потреблению спиртного. Например, в Италии маленьким детям дают стакан вина, смешанного с большим количеством воды, и по мере того, как они растут, вино становится все менее разбавленным. Обычно люди не пьют нигде, кроме как за столом во время ланча или обеда, и напиваться допьяна считается неприличным. Дистиллированные спиртные напитки не то чтобы неизвестны, но обычно употребляются в очень малом количестве до или после основной трапезы в качестве аперитива или средства для улучшения пищеварения. Подушевое потребление алкоголя в целом в этих странах довольно высокое, но уровни алкоголизма и вызванных алкоголем расстройств низки.

Физически расположенная в Восточной Европе Россия – это классическая северная культура пития, как и, например, другие восточноевропейские государства, Германия, Нидерланды, скандинавские страны. Традиционно здесь не принято особенно пить дома или за едой. Алкоголь, как правило, строго запрещен детям, которых приучают считать его взрослой и отчасти табуированной субстанцией. Питье как самостоятельное занятие, отдельное от принятия пищи, более распространено. Дистиллированные спирты часто смешиваются с пивом и/или вином и могут даже полностью их вытеснять. В северных культурах люди пьют реже, но более склонны перебирать. Нет ничего необычного в том, чтобы быть пьяным на людях, и в некоторых случаях это считается делом чести или проявлением мужественности. Питье в одиночку, не за обеденным столом и вне социального контекста, также не является настолько стигматизированным, как на юге.

В главе 1 мы отметили, что теории мозгового захвата и эволюционного пережитка рассматривают употребление алкоголя как чистое зло, по крайней мере с тех пор, как мы, люди, стали заниматься земледелием, вести оседлый образ жизни, а также научились производить практически бесконечные объемы пива и вина. Следовательно, страсть к спиртному, особенно избыточная и чрезвычайно вредная форма этой тяги, отличающая алкоголиков, должна была оказаться под сильным давлением отрицательного отбора в последние несколько тысячелетий. Однако мы обратили внимание на странную неспособность генетических решений «проблемы» с алкоголем – скажем, комбинации генов, обусловливающей «азиатский румянец», – распространиться сколько-нибудь далеко за пределы ограниченных территорий Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока. Из этого следует, что хотя бы в последние несколько тысяч лет польза от способности пить, иногда избыточно пить, исторически перевешивала издержки.

Очень может быть, однако, что этот баланс недавно был нарушен. За последние несколько столетий – мгновение на эволюционной шкале времени – в способах производства и потребления спиртного людьми произошли два крупных сдвига. Первым стало появление напитков из дистиллированного спирта. Вторым – перемены в образе жизни и экономике, сделавшие питье в одиночку или, по крайней мере, совершенно вне сферы общественного контроля и ритуала вполне возможным для значительной части населения. В отсутствии адекватных противовесов эти две серьезные перемены – дистилляция и изолированность – могли изменить пропорцию между пользой и издержками в потреблении алкоголя.

Однако этот новый риск сильно ослабляется факторами культуры. Культурные нормы всегда сглаживали опасности алкоголя и на всем протяжении истории общества, несмотря на вырабатываемые действенные меры по ограничению и регулированию потребления спиртного, имели больше возможностей пожинать блага винопития, сводя к минимуму негативные последствия. Поэтому, пожалуй, неслучайно, что самый низкий уровень алкоголизма в современной Европе наблюдается в Италии и Испании, а самый высокий – в Северной и Восточной Европе. (Иммигранты также привозят с собой свои культуры пития: например, распространенность алкоголизма среди американцев итальянского происхождения ниже, чем в среднем для населения США.){475} Южные культуры употребления алкоголя дают своим представителям, генетически предрасположенным к алкоголизму, эффективные средства защиты против новых проблем. Это объясняет, почему гены алкоголизма сохраняли жизнеспособность в течение последних тысячелетий. Северные же культуры отдают потенциальных алкоголиков в полную власть дистилляции и изолированности, и их гены алкоголизма становятся значительно более вредоносными, чем были исторически. Мы можем сделать для себя важные выводы относительно того, как приручить или одомашнить Диониса, тем более что некоторая беспомощность Севера к возлияниям достигает апогея в Соединенных Штатах, а американская культура, в свою очередь, с середины XX столетия задает культурные стандарты большей части мира.

Давайте обратимся к двойному проклятию – дистилляции и изолированности – и узнаем, как резко они увеличивают опасность, которую алкоголь всегда представлял для людей.

Проблема с крепким спиртным: Эволюционное несоответствие

Почти всю долгую историю нашего сосуществования с алкоголем он представал в виде пива или вина. Пиво и вино, в свою очередь, обычно имели крепость, или объемную долю этилового спирта в напитке, приблизительно 2–4 %. Современные методы брожения на основе сверхэффективных и особо спиртоустойчивых дрожжей способны давать более крепкие напитки: крепость современного пива составляет в среднем 4,5 %, а вина – 11,6 %{476}. Любой процесс естественного брожения неизбежно ограничивается спиртоустойчивостью дрожжей. В какой-то момент даже самые выносливые дрожжи будут убиты побочным продуктом собственной жизнедеятельности, что прекращает процесс брожения. Максимум, до которого людям удалось довести этот процесс, – 16 %. Это крепость сносящего голову австралийского шираза, изготавливаемого из ультраспелого (благодаря жаркому климату Австралии) винограда с высоким содержанием сахара и самых спиртоустойчивых дрожжей. Каждый, кто знаком с этой алкогольной бомбой, помнит, какой плотный аромат спиртного вырывается из только что откупоренной бутылки. В войне австралийских и новозеландских вин я, убежденный сторонник последних, предпочитаю более изысканные и утонченные вина, созданные прохладным климатом Новой Зеландии, но австралийцам следует отдать должное за решительность, с которой они довели виноградное вино до его абсолютного предела.

Не приходится удивляться, что сверхумные жаждущие алкоголя обезьяны в конце концов нашли решение проблемы с нежными дрожжами, выбрасывающими белый флаг при 16 %. Один из методов, позволяющих обойти естественные ограничения, налагаемые возможностями дрожжей, называется фракционным замораживанием. В основе этого метода лежит тот факт, что чистая вода замерзает при 0 ℃ (для американцев уточню, что это равно 32 ℉), а чистому этанолу нужно, чтобы было похолоднее, – 114 ℃ (–173,2 ℉). Смеси спирта и воды замерзают в интервале между этими двумя значениями, поэтому незамерзающие охлаждающие жидкости для двигателя первоначально содержали метанол (это близкий родственник этанола по химическому составу). Если взять пиво и выставить его на серьезный холод, то по мере остывания жидкости постепенно образуются крупинки льда. Вследствие характера смесей воды и этанола замерзающие фрагменты состоят не из чистой воды, а из комбинации этанола и воды, поэтому фракционное замораживание не позволяет полностью отделить этанол от воды, в которой он растворен. Однако поскольку в остающемся растворе спирта несколько больше, чем в удаляемых крупицах льда, повторив процесс несколько раз, можно получить более крепкий алкогольный напиток. Сорта пива Eisbock, производимые по этой технологии, могут достигать крепости 12 %. На американской границе плоды деревьев Джонни Яблочное Семечко часто превращали в эпплджек, крепкое спиртное из яблочного сидра, подвергнутого фракционному замораживанию. Объемное содержание спирта в таком напитке составляло обычно 20 %.

Разумеется, до некоторых пор этот процесс применялся только в тех регионах мира, где зимой было очень холодно. Например, чтобы получить эпплджек крепостью 20 %, нужно для начала взять весьма крепкий сидр и охладить его до –10 ℃. Более того, фракционное замораживание – неизбежно грубый процесс. Поскольку вода и этанол всегда остаются смешанными друг с другом, извлекаемые в процессе кусочки льда поглощают все большую долю этанола, что и ограничивает предельную крепость конечного продукта. Еще одна важная проблема состоит в том, что раствор, остающийся после удаления льда, насыщен не только этанолом, но и множеством других, более неприятных веществ, включая другие спирты и органические соединения, токсичные, отвратительные на вкус, или и то и другое одновременно. Лихие американские первопроходцы были готовы довольствоваться этим подчас ядовитым зельем, но имеются веские причины того, почему в винных картах современных ресторанов отсутствует крепкое спиртное, приготовленное методом фракционного замораживания.

Итак, в целом фракционное замораживание – это имеющий географические ограничения неэффективный и грубый процесс повышения крепости алкоголя. Настоящий «захватчик рынка», если кому-то надо быстро упиться, – это дистилляция. Процесс дистилляции одновременно изящен и прост, по крайней мере теоретически. Возьмите смесь воды и этанола и нагрейте ее, вместо того чтобы охлаждать. И вода, и этанол относительно летучи, следовательно, испаряются задолго до остальных компонентов пива или вина. (Поэтому дистиллирование воды – отличный способ очистить ее и сделать пригодной для питья: доведите грязную воду до кипения, и Н₂О покинет раствор в виде пара, который можно собрать, а микробы и ненужные молекулы органических веществ останутся.) Для жаждущих ударить по мозгам концентрированным алкоголем удобно то, что этанол еще более летуч, чем вода: кипит при температуре 78,3 ℃, а вода – при 100 ℃. Поэтому при нагревании пива или вина этанол выкипит первым. Если найти способ собрать пары спирта и охладить, снова превратив в жидкость, – вуаля, вы получите более или менее чистый спирт. Готовьте рюмки!

Проблема в том, что на практике дистилляцию чертовски трудно осуществить. Как отмечает Адам Роджерс, дистилляция «требует умения довести жидкость до кипения и гарантированно собрать образующийся пар, что, казалось бы, легко. Однако для этого нужно сначала получить многие другие навыки. Вы должны научиться контролировать огонь, обрабатывать металл, нагревать и охлаждать предметы, изготавливать воздухонепроницаемые, герметичные сосуды»{477}. Вы должны уметь поддерживать строго определенную температуру разных жидкостей и паров и знать, когда в процессе нагревания испаряется именно этанол, а не что-то другое, не нужное вам. Дистилляция не только весьма сложна технически, но и опасна. Взрывы домашних самогонных аппаратов и утечки обжигающих жидкостей в Америке времен сухого закона равнозначны современным авариям в метамфетаминовых лабораториях.

Однако мы очень целеустремленные и изобретательные обезьяны. Принципы дистилляции спирта, как и воды с целью ее очищения, были описаны Аристотелем, и есть предположения, что с перегонкой экспериментировали в древности в Китае, Индии, Египте, Месопотамии и Греции{478}. В эпоху Средневековья, судя по письменным источникам, перегонные кубы уже были в Персии и Китае при династии Тан (618–907 гг.). Персии мы обязаны словом «алкоголь» – оно происходит от обозначения дистиллированного этанола, al'kohl'l, «порошкообразная сурьма», то есть «эссенция вина»{479}. В Китае эпохи Тан появляются тексты с упоминаниями о сяодзю, или «сваренном/дистиллированном вине», а пиршественные чаши этого периода начинают уменьшаться в размерах, что, вероятно, свидетельствует о переходе элиты с пива и вина на крепкие спиртные напитки{480}. Дистиллированное спиртное, однако, не было широко распространено до сравнительно недавнего времени – около XIII в. в Китае и XVI – XVIII столетий в Европе.

Этот факт очень важен для нашего повествования. Алкоголь сыграл решающую роль в качестве катализатора человеческой цивилизации, креативности и кооперации, но большую часть своей истории в девять с лишним тысяч лет он существовал в виде относительно слабого пива и вина. Если вино представляет собой скачок в содержании алкоголя (11 %) по сравнению с перезрелыми ягодами винограда, упавшими с лозы (3 %), то бренди, полученное путем перегонки этого вина (от 40 до 60 %), – это квантовый переход. Древние греки были глубоко обеспокоены опасностью потребления неразбавленного вина – этой варварской традиции, неизбежно ведущей, по их мнению, к насилию и хаосу. Они были бы в полном ужасе от того беспредела, который потенциально заключен в бутылке бренди.

Дистиллированные спиртные напитки не только несоизмеримо крепче тех, что являются результатом естественного брожения, но и гораздо лучше хранятся и удобны в упаковке и транспортировке. Историк Дэниел Смэйл утверждает, что важнейшим показателем начала эпохи, которую мы считаем современностью, служит момент, когда одурманивающие вещества, прежде ограниченные определенными уголками мира, – кофеин в Африке, никотин в Северной и Южной Америке, опиум в Центральной Азии – «соединились в новой [всемирной] схеме»{481}. Яркой особенностью этой новой всемирной сети стала торговля ромом, джином и другими продуктами перегонки, которые остаются крепкими и пригодными для употребления десятилетиями и которые легко доставить в любой уголок мира. Таким образом, появление дистилляции радикально изменило масштаб и охват потребления алкоголя. Именно дистилляция позволила практически каждому человеку в любом месте индустриализованного мира зайти в магазин на углу и через несколько минут, обеднев лишь на несколько долларов, выйти с совершенно чудовищным количеством алкоголя в маленьком бумажном пакете. Две бутылки водки содержат столько же этанола, сколько целый воз бочонков пива досовременной эпохи. Доступность настолько концентрированных одурманивающих веществ совершенно беспрецедентна в нашей эволюционной истории и совершенно не идет на пользу потенциальным алкоголикам.

Кроме того, крепкий алкоголь серьезно искажает совместное питие, поскольку с ним вы напиваетесь очень сильно и очень быстро. То, что немцы называют Schwips, приятное общительное оживление, характеризует психическое состояние человека, начиная с первых нескольких глотков и до достижения содержания алкоголя в крови около 0,8‰ – предела, после которого большинство властей сочтут вас, согласно закону, пьяным. Люди, совместно распивающие пиво или вино, особенно под угощение, редко переходят этот рубеж. Это хорошо, поскольку после него ситуация быстро меняется к худшему. Когда содержание алкоголя в крови достигает 1,0‰, человек уже довольно пьян, а 3,0‰ – уровень опьянения, которым ограничивается большинство людей даже в самом диком загуле. Это момент, когда угнетающее действие алкоголя начинает подавлять все остальное: речь становится невнятной, появляются проблемы с ходьбой, тогда как пьющему в самом деле пора домой. Большинство людей отключаются, когда содержание алкоголя в крови достигает 4,0‰, и это хорошо, поскольку превышение этого порога способно вызвать такое тяжелое угнетение физиологических функций, что может прекратиться дыхательная и сердечная деятельность.

Очень трудно вырубиться, если пьешь пиво или вино, и практически невозможно себя убить. Однако когда добавляются дистиллированные напитки, становится возможным все. С джином или водкой опасная степень опьянения достигается пугающе быстро. В отличие от пива или вина, крепкий алкоголь так молниеносно и сильно бьет по нашей нервной системе, что его трудно гармонично встроить в социальные мероприятия или трапезы. Люди, стопками опрокидывающие водку, проносятся мимо идеального социального Schwips – 0,8‰ алкоголя в крови – на экспрессе, летящем от совершенно трезвого состояния к заплетающемуся языку и полной дезориентации. Для людей, склонных к алкоголизму, напитки из дистиллированного спирта становятся самым коротким и верным путем к зависимости.

Несмотря на предостережения древних об опасностях пьянства и расстройствах, подлинные эпидемии, связанные с алкоголем, произошли в истории человечества относительно недавно, поскольку их причиной стало крепкое спиртное. Например, в Британии в XVIII в. внезапная доступность большого количества дешевого спирта привела к «помешательству на джине», ставшему проклятием Лондона и вызвавшему сильнейший всплеск преступности, проституции, нищеты, насилия над детьми и преждевременных смертей{482}. Резкое сокращение ожидаемой продолжительности жизни произошло в России после падения Советского Союза, в 1991 г. Когда разразились рыночные реформы и государственная монополия на спиртные напитки была отменена, цена водки стала ничтожной по сравнению с другими товарами. С 1992 по 1994 г. ожидаемая продолжительность жизни в России упала на 3,3 года для женщин и немыслимые 6,1 года для мужчин, причем, по данным более позднего исследования, рост смертности был вызван огромным увеличением потребления водки{483}.

Несмотря на многочисленные функциональные преимущества алкоголя, дистилляция радикально увеличивает его опасность как для человека, так и для всего общества. Это примета Нового времени. Людям нелегко мыслить в масштабах эволюционной временной шкалы, и кажется, что 1500 г. до н. э. – далекая древность. Поэтому, чтобы вам было легче составить представление о том, насколько недавним открытием является дистилляция, взгляните на рис. 5.2, показывающий, в какой момент продолжительной истории адаптации нашего рода приматов к алкоголю она возникла.

Хотя XVI столетие может казаться древней историей, это было, по сути, вчера с точки зрения эволюции.

Дистилляция – это не только новая опасность сама по себе. Ей еще и сопутствует другое зло – возлияния вне социального контекста. Давайте рассмотрим не только непосредственный вред, заключенный в самой бутылке спиртного из магазина на углу, но и риск, обусловленный уже тем, что нам можно пойти с ней домой в одиночестве.

Рис. 5.2. Временна́я шкала, на которой отмечены: момент, когда наши предки – приматы впервые адаптировались к фруктам, содержащим алкоголь (10 млн лет назад); появление современного человека (200 000 лет назад); косвенные свидетельства производства пива и вина (12 000 лет назад); прямые свидетельства производства пива и вина (9000 лет назад) и повсеместная доступность дистиллированных спиртных напитков (500 лет назад)

Изолированность: Почему опасно пить в одиночку

Если вы когда-нибудь сетовали на то, как долго приходится дожидаться заслуженной выпивки в переполненном баре в вечер пятницы, скажите спасибо, что не живете в Древнем Китае. В древнекитайском тексте начало традиционного ритуального возлияния описывается следующим образом:

Китаист Пу Мучжоу отмечает: «Церемония как таковая была призвана восславить дружбу участников посредством винопития, хотя реальное возлияние происходит в конце долгой процедуры». Даже после того, как предварительное действо – приветствия, изъявления вежливости и ритуальные омовения винных чаш – наконец завершается, древнекитайский выпивоха не волен пить, как ему захочется. Нельзя пить, пока не произнесен формальный тост, и кто имеет право или обязанность его произнести, также строго соблюдает ритуал.

Это значит, хозяин традиционного пира, манипулируя частотой тостов, может отлично регулировать степень опьянения своих гостей. Если беседа и доброе общение буксуют, тосты учащаются; если ситуация начинает выходить из-под контроля, наступает время сосредоточиться на блюде с овощами. В Древнем Китае ритуализированный пир с возлияниями служил символом правления, в целом благодаря тонкому контролю над потенциальным источником социального хаоса – алкоголем – при помощи заданного ритуалом порядка, ограничения его употребления и управления им{485}. Древнекитайский историк Сыма Цянь объясняет:

Культурные стратегии «предотвращения излишеств» применительно к употреблению спиртного столь же широко распространены, как и само спиртное. Повсюду в Древнем мире, от Шумера и Египта до Греции, Рима и Китая, описания возлияний, созданные средствами письменности или пиктографии, всегда изображают потребление алкоголя одновременно социальным и социально регулируемым. Хозяин греческого симпосия, например, определял не только моменты и порядок тостов, но и пропорцию вина и воды в подаваемых к столу напитках, разбавляя алкоголь сильнее или слабее по мере необходимости.

Социальное регулирование такого рода характерно и для многих современных культур. Люди племени тохоно-оодхам, живущего в пустыне Сонора, пьют самодельный алкогольный напиток из перебродившего сока кактуса, но «ни одна семья не может пить собственную брагу, иначе ее дом сгорит дотла, [хотя] может пить в чужих домах». Это табу фактически превращает употребление спиртного в общественное действие, следовательно, подпадающее под всеобщий контроль{487}. В традиционных грузинских домах глава стола (тамада) управляет потреблением алкоголя во многом так же, как руководитель древнекитайского пира или хозяин древнегреческого симпосия, выдерживая разумные паузы между тостами, а также имеет право положить конец застолью, когда становится ясно, что всем уже хватит{488}. В Японии некоторые ритуалы синтоизма требуют, чтобы участники находились в состоянии опьянения, но за степенью опьянения внимательно следит вся группа, и индивидов, слишком увлеченно предающихся подобным возлияниям, вежливо препровождают домой{489}.

Эта стратегия эффективна, поскольку в большинстве обществ и на протяжении большей части истории человечества потребление одурманивающих веществ, особенно алкоголя, было, по сути, социальным актом. В современных обществах, как правило, никто не пьет в одиночку. Опьянение является коллективным и жестко регулируется как официальными, так и неофициальными ритуалами. Дуайт Хит делает следующий вывод в межкультурном исследовании, посвященном использованию алкоголя: «Одинокое питие, часто считающееся важнейшим признаком проблемы с выпивкой, практически неизвестно в большинстве обществ»{490}. Если даже употребление психотропных веществ в одиночку имеет место, то вызывает массовое осуждение или подозрительное отношение. Так, антрополог Пол Дауи пишет о метисах, проживающих на перуанском высокогорье: «Питие – общественное действие и элемент практически любого социального собрания. Привычка пить в одиночку считается отклонением от нормы, и таких людей полагают несчастными или в худшем случае недружелюбными или „холодными“ (seco)»{491}. В Океании «"пить каву в одиночестве" – идиома, обозначающая колдовство»: любой, кто пьет без компании, замышляет недоброе{492}. Даже в Соединенных Штатах, стране с самой, пожалуй, индивидуалистской и разобщенной культурой потребления алкоголя в мире, привычка пить в одиночестве считается позорной. Неслучайно хит 1985 г. «Я пью один» рассказывает о сорвавшемся с катушек алкоголике-одиночке, цепляющемся за крепкое спиртное, а его автором является Джордж Торогуд, певец, подаривший нам шлягер «Плохого до мозга костей».

В этом отношении показательно, что кава, идеально встроенная в общественную жизнь культур, для которых это растение – традиционный психотроп, сравнительно недавно превратилась в опасный наркотик, являющийся предметом серьезных злоупотреблений, когда стала экспортироваться в другие регионы. Например, австралийские аборигены, не имеющие традиции питья кавы, могут потреблять ее в количествах, почти в 50 раз бо́льших, чем культуры Тихоокеанского региона, где кава была изначально одомашнена. Это вызвало колоссальные личные и социальные проблемы. Исследователи объясняют такой перекос тем, что кава была вырвана из традиционного ритуального и социального контекста, что привело к исчезновению важных ограничений ее индивидуального потребления{493}.

Как именно ритуалы или церемонии возлияний регулируют употребление психотропных веществ, понятно. Пожалуй, менее очевидны механизмы, обеспечивающие даже совершенно неформальные сборища, да и просто публичное питие в любом виде встроенной системой социального мониторинга и контроля. Норвежский этнограф, изучавший группу людей в возрасте 20 лет и немного старше, отмечает, что даже на весьма шумных вечеринках, во время которых молодые норвежцы потребляют шокирующее количество алкоголя, наблюдается по крайней мере неявный «упор на здоровое питие, опирающееся на идеи коллективизма и групповую ответственность за то, сколько пьет каждый». Если кто-то в группе друзей начинает пить в одиночестве дома до начала вечеринки, это считается тревожным признаком и основанием для вмешательства{494}. Во время пьяных застолий считалось дурным тоном выбрасывать пустые бутылки – каждый выставлял свою тару перед собой, чтобы все могли сразу точно определить, сколько выпил человек. Было замечено, что участники дружеской попойки, стремительно опустошившие множество бутылок, начинали подсознательно контролировать себя, замедляя темп возлияний, чтобы держаться вровень с группой.

Это явление – иногда его называют «питье наравне друг с другом» – наблюдается в контекстах культур всего мира и может быть повторено в лабораторных условиях{495}. Однако, поскольку иногда люди могут «стараться перепить друг друга», то есть пить все больше, чтобы не отстать от собутыльников, оно может привести к большему, а не меньшему потреблению спиртного. Верно и то, что в патологических формах, например в ритуалах испытаний в студенческих братствах, это иногда приводит к ужасным последствиям. Впрочем, культуры, созданные исключительно одичавшими молодыми мужчинами, оторванными от своих семей и общин, редко встречаются вне университетских кампусов и страниц «Повелителя мух». Большинство культур устанавливают разумные границы потребления алкоголя, и – принципиальный момент – степень опьянения контролируется обществом, когда люди пьют в группах, пусть и неформальных.

Лабораторные исследования также свидетельствуют, что люди в условиях социального употребления спиртных напитков испытывают, по их же словам, «улучшение настроения, душевный подъем и дружелюбие», тогда как участники испытаний, вынужденные пить в одиночестве, сообщают об усугублении депрессии, уныния и отрицательных эмоций{496}. Представляется также, что питье в группе защищает от большего риска опасного поведения под влиянием алкоголя, об этом речь пойдет далее. Коллективное мнение группы, оказывается, способно компенсировать перекосы, вызванные индивидуальной когнитивной близорукостью из-за спиртного{497}. По замечанию одной команды исследователей, благодаря групповому мониторингу, происходящему во время социального распития спиртного, «пьющие могут быть относительно защищенными, пока остаются в группе»: «Они имеют возможность „подстраховывать друг друга“. Напротив, пьющий одиночка находится в относительно более непредсказуемой и рискованной ситуации»{498}. Повторимся, этот процесс может принять крайне нежелательное направление в братстве с нездоровыми традициями или в других культурах, основанных на дедовщине, но в общем способствует снижению и нормализации потребления алкоголя.

В нашем современном мире спиртное слишком часто употребляют в социальном вакууме{499}. Это особенно касается пригородов, где люди ездят на большие расстояния от дома до работы, в промежутке между этими точками находясь в своей личной коробочке на колесах. Типичный житель пригорода обычно не имеет места для социальных возлияний в пешей доступности, где можно было бы продолжить начатый днем разговор или развеяться в компании других завсегдатаев между работой и ужином. Спиртное все чаще употребляется только в собственном доме, вне социального контроля или присмотра. Бутылка крепкого пива или стакан водки с тоником, опрокинутые перед телевизором, даже в кругу семьи, – это резкий разрыв с традицией винопития, где центральное место отводится всеобщей трапезе и тостам, темп которых задан ритуалом. Такое употребление спиртного все больше напоминает непересыхающие трубки, подающие алкоголь крысам в переполненные клетки, – то, что мы наблюдали в экспериментах по изучению связи алкоголя и стресса. Индивидуальный доступ к крепкому спиртному по первому требованию неестественен для людей в той же мере, что и для крыс.

Дистилляция и изолированность: Двойное зло современности

Повсеместная доступность напитков из дистиллированного спирта и все более распространяющаяся привычка пить в одиночестве – относительно недавние явления, которые, вероятно, принципиально изменили баланс алкоголя на тончайшей грани между полезностью и вредом. Массовые злоупотребления алкоголем неизменно вызываются одним из этих зол современности или сразу обоими: крепкое спиртное наносит самый ощутимый ущерб, когда на фоне доступности спиртного нарушается общественный порядок или не соблюдаются правила ритуалов. Действие обеих сил наблюдается в водочной эпидемии в России после краха Советского Союза, а также в проблеме алкоголизма среди коренных американцев. Историк Ребекка Эрл много писала о расхожем образе «пьющего индейца» в испанских колониях в Америке. Этот стереотип преувеличивался и эксплуатировался миссионерами и колонизаторами для оправдания порабощения и ограбления коренного населения. Тем не менее, отмечает Эрл, алкоголь действительно стал серьезной проблемой для аборигенных общин в постколониальную эпоху, и главной причиной, по всей видимости, является вышеназванное двойное зло. Эта эпоха характеризовалась прекращением религиозных ритуалов – механизмов социального регулирования, прежде позволявших различным южноамериканским культурам безопасно включать в свою повседневную жизнь спиртные напитки, такие как чича и пульке. Она также ознаменовалась появлением дистиллированных спиртов, имеющих намного более сильный эффект, чем приготовленные методом брожения напитки индейцев{500}.

В связи с этим неудивительно, что для России, возглавляющей мировые рейтинги алкоголизма[40], по-прежнему характерен некоторый раскол общества в сочетании с почти исключительным господством дистиллированных спиртов. Взглянув на рис. 5.1, вы поймете, что американцы не сильно отстают в плане распространенности алкоголизма. Вероятно, это отчасти объясняется крайним индивидуализмом и пригородным стилем жизни с его сильной рассредоточенностью населения, характерными для США, во всяком случае по сравнению с европейскими странами. Америка – одно из немногих мест в индустриальном мире, где наличие местного паба или кафе – редкость, а магазины drive-through[41] дают возможность купить сигареты, огнестрельное оружие, вяленую говядину и столько спиртного, что можно было бы вырубить слона, не покидая комфортабельного салона минивэна. Такой образ жизни не имеет прецедентов в истории человечества, и эволюция едва ли нас к нему приспособила, будь то в культурном отношении или генетическом.

Как было сказано, алкоголизм имеет выраженный наследственный характер, что поднимает вопрос: почему гены предрасположенности к алкоголизму остались в генофонде человека? Один из возможных ответов заключается в том, что до появления дистилляции и ничем не контролируемого приватного употребления спиртного опасности алкоголизма перевешивались преимуществами пристрастия к алкоголю как для человека, так и для общества. Но с тех пор этот баланс был нарушен. В мире, тонущем в крепких спиртных напитках, где к бутылке все чаще прикладываются в одиночестве у себя дома, вред алкоголя действительно может перевесить пользу. Вполне возможно, что дистиллированный спирт – та новая угроза, справиться с которой генетическая эволюция попросту не успела.

В главе 1 я развенчал теории «эволюционного пережитка», согласно которым алкоголь, возможно, способствовал приспособлению к новым условиям существования в нашем далеком прошлом, но стал дезадаптивным, как только люди изобрели земледелие и смогли производить пиво и вино в больших количествах. Однако, указывая на новые опасности – дистилляцию и социальную разобщенность, я фактически прокладываю путь теории пережитка, но уже несколько другой. Она гласит, что адаптивное опьянение, вызываемое алкоголем, превратилось в серьезную проблему значительно позднее, в последние несколько столетий. Если это правда, можно предположить, что гены, обусловливающие синдром азиатского румянца и защищающие от алкоголизма, начнут распространяться за пределы своего нынешнего географического региона. В этой связи стоит упомянуть, что Восточная Азия имеет не только самую высокую концентрацию этих генов, но и фору в 300–400 лет перед остальным человечеством в широком распространении дистилляции.

Очевидно также, что быстрые и существенные изменения в нашей адаптивной среде должны потребовать вмешательства культурной эволюции. Проблемы, созданные дистилляцией и изолированностью, возможно, заставят нас серьезно перестроить традиционные методы взаимодействия с самым популярным наркотиком в мире. Моделью могли бы послужить южные культуры пития, которые, судя по всему, неплохо справляются с обеими угрозами. Мы познакомимся с полезными особенностями этих культур потребления спиртного в конце главы.

Прежде, однако, следует сосредоточиться на других серьезных, помимо откровенного алкоголизма, проблемах, возникающих при недостаточном контроле опьянения. Вопрос издержек алкоголя для человека и общества уже всплывал, когда я приводил аргументы против теорий мозгового захвата и эволюционного пережитка, но пока мы касались его вскользь. Для того чтобы определить свое отношение к адаптивной ценности алкоголя в современном мире, важно исследовать этот вопрос более детально, а также подробнее рассмотреть темную сторону некоторых адаптивных функций алкоголя, о которых шла речь в главах 3 и 4.

Пьяное вождение, драки в барах и венерические заболевания

При рассмотрении издержек употребления алкоголя часто звучат такие понятия, как «фактор смертности», «смерть вследствие злоупотребления алкоголем» и «ущерб, вызванный употреблением алкоголя». Эти довольно расплывчатые понятия из сферы политики в здравоохранении подразумевают результаты, далеко превосходящие разрушенную печень. Безусловно, спиртное губит организм, особенно если не знать меры, но к ущербу, вызванному употреблением алкоголя, «относится широкий спектр отрицательных последствий, таких как снижение производительности труда, насилие, травмы, неуспехи в учебе, незапланированные беременности, заболевания, передающиеся половым путем, болезни сердца и сосудов, рак и т. д.»{501}. Пожалуй, самое очевидное отрицательное последствие злоупотребления алкоголем с точки зрения поведения – это пьяное вождение{502}, но ВОЗ связывает спиртное с множеством различных причин смерти, в их числе повреждение печени, рак, членовредительство, несчастные случаи на производстве, отравления, утопление, падения, а также то, что относят к весьма широкой категории «другие непреднамеренные травмы» (табл. 5.1).

Таблица 5.1. Причины смерти, болезней и травм и доли злоупотребления алкоголя в них (2016 г.){503}

Примечание. В случае ишемического инсульта и сахарного диабета значения отрицательные, это означает, что в целом употребление алкоголя при этих болезнях оказывает благоприятный эффект.

Тяжелые последствия обильных возлияний для здоровья, а также горе и страдания, которые приносят людям пьяные водители, являются предметом широкой дискуссии, и нам незачем многословно о них рассуждать{504}. Одни только эти трагические издержки становятся серьезнейшим аргументом против алкоголя, когда мы рассматриваем его роль в человеческом обществе. Что касается многих других отрицательных последствий пьянства, имеет смысл сосредоточиться на двух самых прискорбных: агрессии и рискованном поведении в целом.

Доказано, что алкоголь – единственный наркотик, кроме таких чистых стимуляторов, как амфетамин, повышающий физическую агрессию и склонность к насилию{505}. Каннабис, кава, экстази и психоделики дают кайф, который сопровождается благожелательностью или уходом в себя. Стимулирующее действие алкоголя в сочетании с когнитивной близорукостью и утратой исполнительной функции может привести к агрессивному или насильственному поведению, особенно у людей с пониженным умственным контролем{506}. По замечанию одного писателя, культуры всегда относились с обоснованным подозрением к сочетанию алкоголя и толпы, особенно в ситуациях, когда вероятны сильные эмоции, например на спортивных соревнованиях. Специалист же по Древней Греции приводит надпись на стадионе в Дельфах, датируемую V в. до н. э., согласно которой зрителям запрещается приносить на арену вино, и добавляет, что аналогичные предупреждения до сих пор вывешиваются возле футбольных стадионов Гарвардского и Южного методистского университетов{507}. Как известно любому европейскому поклоннику футбола, добавление спиртного к комбинации огромных толп, сильных эмоций и жестокого соперничества команд – верный путь к массовому насилию и хулиганству.

Отключение когнитивного контроля под воздействием алкоголя не только снижает барьеры агрессии, но и увеличивает склонность к риску. В одном эксперименте{508} четыре группы испытуемых – контрольная, получившая плацебо, и три тестовые, степень опьянения участников которых росла благодаря имбирному элю с пряностями, – играли в серию игр, где оценивалась их способность интуитивно определять сравнительную ценность гарантированного скромного вознаграждения и соблазнительной, но рискованной и в конечном счете более затратной альтернативы. Получив небольшую сумму (шесть долларов) в начале каждого раунда, они многократно должны были выбирать одну из альтернатив, обозначенных литерами «С» и «А». Вариант С был надежным: его выбор неизменно приводил к получению маленького, но верного выигрыша в один цент. Сидеть за компьютером и снова и снова кликать «С» было довольно скучно, но это давало более предсказуемый и крупный выигрыш в реальных деньгах, которые испытуемые могли забрать по окончании эксперимента. Рискованный вариант, А, сильнее щекотал нервы, поскольку генерировал случайные поступления или потери сумм от 25 центов до целого доллара, но был так настроен, чтобы в целом являться более затратным. Выбирать вариант А было гораздо увлекательнее, но в конце эксперимента испытуемый становился беднее.

На рис. 5.3 показано, как менялось соотношение надежных и рискованных реакций между раундом 1, до приема спиртного, и раундом 2, когда испытуемые из тестовых групп достигали максимального содержания алкоголя в крови.

Рис. 5.3. Изменение соотношения между рискованной и безопасной реакцией с раунда 1 (до употребления спиртного) до раунда 2 (максимальное содержание алкоголя в крови) при четырех условиях, от плацебо (0,0‰) до 0,8‰ алкоголя в крови. Изменение вычислялось как разность между количеством случаев рискованного выбора в раундах 1 и 2{509}

Испытуемые из плацебо-группы и получившей малые дозы спиртного тестовой группы (содержание алкоголя в крови не достигало 0,2‰) быстро научились избегать рискованного варианта, сократив количество случаев, когда они его предпочитали, и в итоге выиграли больше, чем участники тестовых групп, содержание алкоголя в крови которых составило чуть больше 0,4 и 0,8‰. Неспособность сопротивляться соблазну и предпочесть возбуждающую, но затратную опцию резко увеличилась с ростом содержания алкоголя в крови. Нас не должно удивлять, что задание на оценку готовности к риску, использованное в этом эксперименте, является вариантом, применяемым при изучении пациентов с повреждением префронтальной коры, и та же схема – предпочтение сиюминутно привлекательных, но в конечном счете менее выгодных вариантов – наблюдается и среди них.

Относительная выраженность отрицательной обратной связи или долгосрочных последствий злоупотребления алкоголем может порождать многочисленные формы опасного поведения, от пьяного вождения до незащищенного секса. Это подводит нас к темной стороне алкоголя как афродизиака.

«Не бывает некрасивых женщин…» и сексуальное насилие

Один из самых сомнительных эпизодов в Книге Бытия (а применительно к Библии это кое-что значит!) – момент, когда дочери Лота напаивают его почти до беспамятства, чтобы соблазнить и забеременеть от него (Бытие 19:33). Это лишь первое в длинной череде литературных изображений алкоголя как «наркотика для изнасилования»{510}. В главе 4 рассматривалась роль спиртного как средства, способствующего близости, которое побуждает малознакомых людей открыться друг другу, а влюбленным парам помогает преодолеть неловкость или препятствующие интимности запреты. Сейчас необходимо сбалансировать это представление об алкоголе признанием того факта, что спиртное, особенно в избыточном количестве, способно опасно исказить и ухудшить поведение в любовных и сексуальных отношениях. «Использование алкоголя для снятия сексуальных барьеров или усиления романтического и полового чувства обычно не вызывает проблем, это удовольствие, – рассуждают авторы обзора о влиянии спиртного на сексуальное поведение. – Тем не менее следует отметить, что алкоголь служит фактором многочисленных нежелательных итогов сексуального взаимодействия, включая незапланированную беременность, сексуальную дисфункцию, сексуальное насилие и заболевания, передающиеся половым путем (в том числе ВИЧ/СПИД)»{511}.

Присловье «не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки»[42] иногда используется как юмористическое описание свойства алкоголя, которое мы рассмотрели в главе 4, – он делает других привлекательнее в наших глазах. Однако это может привести к поведению, чреватому опасными последствиями. Непосредственное изучение влияния «пивных очков» на сексуальные ухаживания у людей в лабораторных условиях затрудняется моральной стороной вопроса, но, как вы помните, плодовые мушки являются достаточно хорошей моделью для людей в отношении воздействия спиртного на мышление и поведение. Исследования показали, что пьяные самцы дрозофилы занимаются сексуальным преследованием любых особей, оказывающихся рядом, в том числе других самцов дрозофилы (нетипичное поведение), демонстрируя одновременно повышенное сексуальное возбуждение и сниженную разборчивость{512}. Под влиянием одурманивающих веществ самки плодовой мушки также становятся менее привередливы и снижают требования к потенциальному партнеру{513}. Тот факт, что пьяные люди самим себе кажутся более привлекательными, – это явление можно назвать феноменом «пивной маски» – также имеет очевидную темную сторону. Исследования доказали, что пьяные гетеросексуальные мужчины чаще неверно интерпретируют поведение женщин, определяя его как сексуально завлекающее{514}. Существенный момент заключается в том, что в этой ошибке восприятия наблюдалась очевидная специфика: мужчины в одном исследовании продемонстрировали сниженную способность отличать обычное дружелюбие от сексуальной заинтересованности, но смогли правильно интерпретировать другие актуальные сигналы, например степень провокационности наряда женщины{515}.

Недавнее исследование также показало, что алкоголь подталкивает мужчин к сексуальной объективации женщин, побуждая их смотреть больше на тело женщины, чем на лицо, по сравнению с трезвой контрольной группой{516}. Авторы этого исследования, выбравшие в качестве эпиграфа строки из песни «Вини во всем алкоголь»[43], замечают: «Если наблюдатели занимают объективирующую позицию по отношению к женщинам, то начинают расчеловечивать женщин, что закладывает основу для множества потенциальных пагубных последствий, в том числе сексуального насилия и гендерной дискриминации на рабочем месте»{517}. По всей видимости, с этим обстоятельством связаны очень тревожные результаты других исследований, в ходе которых мужчинам показывали порнографические клипы на тему секса по согласию или изнасилования (все ролики были игровыми) и измеряли их физиологическое возбуждение. Трезвых испытуемых больше возбуждали сцены секса по взаимному согласию, а пьяных заводили видео обоих типов. Готовность мужчин совершать действия, представляющие собой изнасилование, как они сами их оценивали, также росла вместе с увеличением содержания алкоголя в крови. Таким образом, не приходится удивляться, что в преступлениях на половой почве очень часто оказывается замешан алкоголь. Исследования с участием осужденных за изнасилования свидетельствуют, что от 40 до 63 % этих преступлений, где бы они ни происходили, были совершены в состоянии опьянения{518}. Серьезное злоупотребление спиртным также играет главную и позорную роль в сексуальном насилии в студенческих кампусах, а в целом служит прогностическим фактором насилия в отношении партнера{519}.

Отсюда легко сделать вывод, что алкоголь, мужчины и женщины не должны пересекаться. С уверенностью можно сказать, что собрать большую группу молодых людей, у которых управляющие функции префронтальной коры и без того ослаблены, на домашней тусовке или на вечеринке студенческого братства с музыкой, танцами и огромным количеством крепкого спиртного, разливаемого в стаканчики из красного пластика, – верный способ накликать беду. Судя по анализу полицейских протоколов, до 72 % случаев сексуального насилия произошли в условиях, когда насильник, жертва или оба были пьяны, и алкоголь служит важным фактором сексуального посягательства в отношении знакомых{520}. Усиление сексуального влечения, опрокинутые барьеры, ослабление способности оценивать риск и тяжелая когнитивная близорукость – потенциально токсичный и опасный коктейль. Однако наш вывод из признания именно этой оборотной стороны Диониса неоднозначен. Описанные здесь негативные стороны спиртного – сродни демонической натуре мистера Хайда – сосуществуют с положительными, джекиловскими, функциями алкоголя, представленными в предыдущих главах, в частности как средства сплочения группы и создания доверия. Можно также утверждать, что связь между алкоголем и насилием в отношении женщин обусловлена патриархальными или мизогинными социальными нормами, а не этанолом как таковым. Алкоголь растормаживает, но сам по себе не порождает поведенческие тенденции, которые при этом проявляются. Как бы то ни было, в отношении алкоголя и секса нам не найти лучшего примера двуликой, как древнеримский Янус, природы спиртного, его статуса, в формулировке Хита, «эликсира, зелья или „орудия дьявола“».

Теперь обратимся к менее разрушительной, но все же вредоносной функции алкоголя как фактора социализации и посмотрим, как узы и связи могут вести к еще большему сплочению группировок и инсайдерских групп.

Посторонним и трезвенникам здесь не рады: Закрепление эксклюзивности мужских клубов

Ученые утверждают, что более или менее обязательные возлияния после трудового дня для японских наемных работников (почти исключительно мужчин) могли сыграть важную роль в размывании иерархической структуры, что позволило японским компаниям, которые иначе были бы обречены на старческий застой, совершать инновации в 1980-х и 1990-х гг. Один наблюдатель пишет об этом почти с художественной силой. Сцена, которая разыгрывается после работы, – полная противоположность холодного мира в офисе:

К сожалению, эта радужная картинка оставляет за рамками оскорбительные замечания в адрес упомянутых «более или менее привлекательных официанток» и прикосновения, которые им приходится терпеть, а также тот факт, что вся эта система укрепляет угнетающие гендерные нормы, культуру сексуальных домогательств и чудовищно низкую долю женщин на рынке труда Японии.

Китайские деловые банкеты также могут быть для женщин тяжким испытанием. Писательница Ян Гэ проникновенно и с юмором поведала о своих злоключениях в проспиртованной профессиональной среде родного города Чэнду{522}. Полагая, что приглашена на рядовой ужин, она угодила на помпезный официальный банкет, где села на первое попавшееся место за столом, рядом с мужчиной-хозяином, и с ужасом поняла, что занимает место, традиционно отводящееся для «девушки». Под этим подразумевается «молодая женщина, посаженная развлекать важного мужчину средних лет, – объяснила она. – Занимающие эти места могут рассчитывать: на пассивное курение в абсурдно большом объеме, оценивающие взгляды со стороны мужчин и женщин, собравшихся за столом, бесконечные подливания байцзю [сорговой водки], а временами также похлопывание по плечу или поглаживание ладонью по спине». Ян описывает физиологические тяготы марафона возлияний, являющихся главным занятием на подобных застольях, и то, как это способствует укреплению традиционных гендерных ролей. Это оборачивается настоящей пыткой для молодых женщин, от которых ждут, что они станут флиртовать со своими старшими коллегами – мужчинами и занимать их. Ее вывод о сути китайского делового приема таков:

Это описание прекрасно передает как полезные функции алкоголя, описанные в главах 3 и 4, так и негативные стороны, которые волнуют нас сейчас. Серьезное ослабление префронтальной коры может как открыть путь к доверию, прощению и великодушию, так и распахнуть шлюзы враждебности и мизогинии.

Паб в Университете Британской Колумбии, где зародился наш большой исследовательский консорциум, представлял собой более гостеприимную среду, чем японский бар с «девочками» или типичный китайский банкет. Однако следует отметить, что на наших так называемых встречах в центре, проходивших в пятницу вечером, собирались почти исключительно мужчины. Мы имели возможность аккуратно разрегулировать контрольные функции нашей префронтальной коры и вместе генерировать креативные идеи после пары кружек пива, потому что наши жены согласились по пятницам забирать детей из детских садов и школ и не слишком раздражаться, если мы явимся к ужину с опозданием или в подпитии или если произойдет и то и другое. Коллеги-женщины приветствовались, мы искренне призывали их к участию, и иногда они к нам присоединялись, но обычно это были такие же сугубо мужские сборища, что и в японских заведениях «торговли водой». Это, в свою очередь, объясняется тем, что из-за несправедливых гендерных норм скорее мужчине, а не женщине, простят, если он не придет за ребенком вовремя в детский сад, поскольку завис в пабе. Наш выбор времени и места не диктовался сознательным желанием создать враждебную для женщин атмосферу, но, очень возможно, это получалось само собой.

На вопрос, как к этому относиться, с ходу не ответишь. Поскольку выгоды такого смазанного алкоголем мозгового штурма очевидны, было бы неверно утверждать, что лучше бы этих собраний не было. Тем не менее, если социализация такого рода имеет место в заведениях, где женщинам не рады, или хотя бы складывается такое впечатление, это влечет за собой очевидные опасности эксклюзивности и неравенства. Показательно, что исследование взаимосвязи сухого закона и количества патентов, описанное в главе 4, установило, что введение сухого закона сократило число патентных заявок, подаваемых мужчинами, но не женщинами. Автор исследования считает это дополнительным свидетельством того, что причиной такого спада стало прекращение совместного потребления спиртных напитков, ведь в салунах Америки 1930-х гг. собирались выпивать и обмениваться идеями преимущественно мужчины. Этот факт, однако, указывает и на одну из фундаментальных проблем, которая должна беспокоить нас в связи с социальной функцией паба или вискарни: в этих местах традиционно господствуют мужчины. До тех пор пока распределение обязанностей по уходу за детьми между мужчинами и женщинами, ситуация с которым в большинстве индустриальных обществ с 1950-х гг. улучшается, но до сих пор далека от соотношения 50/50, остается неравноправным, женщины обделены в плане возможности вливаться в подобные сети контактов и, следовательно, пользоваться их преимуществами. Вследствие гендерного перекоса более вероятно, что подобные события превратятся в источник возможностей для сексуального домогательства и насилия, что, в свою очередь, грозит еще больше укрепить это неравенство.

В предыдущей главе упоминалась заметка, в которой журналист сожалел о закрытии ресторана Gay Hussar, питейного заведения в лондонском Сохо, где активно общались друг с другом политики, писатели и общественные деятели. В этой статье превосходно показано, что именно утрачивается по мере постепенного ослабления значимости выпивки для общественной жизни. Однако ее начало – «политические обозреватели определенного возраста не могут не испытывать прилива ностальгии, когда слышат новость о неизбежном закрытии Gay Hussar» – поневоле наводит на мысль, что огромное большинство этих «политических обозревателей определенного возраста», если не все, являются белыми мужчинами. Хотя опьянение объединяет людей, не связанных родственными узами, это единство может быть глубоко клановым. Расторможенность делает человека искренним и разговорчивым. Однако людям с предвзятыми или сексистскими взглядами, которые обычно держат рот на замке, при этом тоже есть что сказать. Социализироваться под пристальным приглядом полностью функциональной префронтальной коры, пожалуй, скучновато, зато при этом не страдает способность индивида к абстрактному мышлению, что теоретически позволяет людям меньше опираться на внутренние предубеждения и больше – на объективные качества и общие задачи. В целом, несмотря на сетования автора статьи о существовании «класса профессиональных политиков», можно было бы сказать многое.

Социализация на базе спиртного также ставит в невыгодное положение непьющих, независимо от причины воздержания. Люди, напивающиеся вместе, проникаются взаимным доверием, чему есть множество веских причин, описанных в главах 3 и 4. Поэтому человека, который не пьет вместе со всеми, часто считают подозрительным. Один этнограф, занимавшийся «полевыми исследованиями» в различных ирландских пабах, изучая ирландскую питейную культуру, отмечает, что принятие обществом определяется питьем, причем очень обильным:

Понятное дело, в окружении людей, которые мысленно разоружаются, отключая свою префронтальную кору, тот, кто потягивает газировку с лаймом, может оказаться за бортом. В примере из «Игры престолов», который был приведен ранее, лорд Болтон воздерживается от выпивки, поскольку поддерживает свою префронтальную кору в полной работоспособности, чтобы иметь возможность руководить предательским и жестоким умерщвлением хмельных гостей. Представим, однако, что он хотел остаться трезвым только для того, чтобы вести разборчивые записи для исследования и дописать диссертацию. Что он бывший алкоголик, мусульманин или мормон, ответственный водитель или родитель-одиночка, которому нужно будет проснуться рано утром с ясной головой, чтобы отвезти детей в школу.

Полезный текст Кары Солес, менеджера сообщества высокотехнологичной компании из Портленда, посвященный роли алкоголя в этой отрасли, описывает проблемы инклюзивности, возникающие, если корпоративная культура проникнута алкоголем. Этот фрагмент заслуживает, чтобы его подробно процитировали:

Мы уже отмечали, что креативные культуры, например из отрасли высоких технологий, сильно зависят от алкоголя и других психотропных веществ. Они полезны как средство стимулирования творческого мышления как на индивидуальном, так и на коллективном уровне и укрепления уз. Однако, замечает Солес, есть и издержки. Многие из опрошенных ею людей, занятых в сфере хай-тека, жаловались на ощущение, что центральное место алкоголя заставляет их менять свои привычки употребления спиртного неудобным для них образом, лишь бы не столкнуться с остракизмом и социальной разобщенностью. Групповые узы по определению мгновенно создают аутсайдеров.

Веселое пьяное единение – мощная сила, но, пожалуй, именно она лежит в основе неослабевающего влияния «старперских клубов» в современных учреждениях. Если сделки заключаются за выпивкой и сигарой на сборище поздним вечером, женщины и молодые мужчины, на чьих плечах лежит непропорционально тяжелое бремя заботы о детях и домашних дел, что затрудняет посещение этих собраний, оказываются вышвырнутыми из узкого круга. То же самое происходит в ситуациях, когда обмен научными знаниями и научное взаимодействие осуществляются за ночным бокалом в баре конференц-отеля, от которого женщины, скорее всего, бегут как от чумы. Культурообусловленное токсичное отношение больше ответственно за сексуальные домогательства спьяну, чем сам алкоголь, но это неважно для потенциальных жертв, которые попросту хотят держаться подальше от опасности. Вследствие этого везде, где употребление алкоголя встроено в профессиональную среду, люди, которые не могут пить, принимают решение не пить или опасаются пьяных коллег или начальников, оказываются изолированными. Это вопиющая несправедливость, закрепляющая существующие иерархии. Как обществу в целом, так и отдельным организациям необходимо сбалансировать противоречие между единством и инклюзией или лояльностью и справедливостью таким образом, чтобы это повлияло на взгляды сотрудников на алкоголь.

Исчезновение неформальных мест, где спиртное льется рекой, а люди собираются и общаются друг с другом, действительно является утратой для социума канала честной коммуникации. Возможно, следствием этого также являются более здоровая печень, снижение ожирения и социальный климат, более благоприятствующий женщинам, трезвенникам и недостаточно представленным меньшинствам. Простого решения этого противоречия не существует. Самая надежная стратегия – просто ввести сухой закон, и примерно такой подход в настоящее время принят, по крайней мере теоретически, в большинстве компаний и организаций. Однако у него есть издержки, поскольку приходится поступиться пользой для креативности и группового единства. Для того чтобы выстроить нужный баланс, необходимо ясно видеть обе стороны уравнения.

Утешиться или выбить клин клином? Как укрепить плохие отношения

Давнее полевое исследование антрополога Дуайта Хита об алкоголе и культуре было посвящено племени камба, изолированно живущему в верховьях притока Амазонки на востоке Боливии. С представителями этого народа Хит контактировал в течение нескольких десятилетий. Увиденное навело Хита на мысль о важности алкоголя в человеческом обществе, однако в то же время стало печальным предостережением: узы, созданные алкоголем, препятствуют более глубоким и здоровым социальным связям. Когда он познакомился с камба в 1950-х гг., они вели поразительно уединенный образ жизни, кое-как перебиваясь натуральным хозяйством в почти полной экономической изоляции, и даже семейные группы обитали в разрозненных хижинах. Они собирались вместе только по выходным и праздникам, чтобы устраивать немыслимые попойки: садились в круг и спокойно пили стопку за стопкой чудовищно крепкое (89 %) и весьма едкое на вкус пойло, которое изготавливалось из побочного продукта местного сахарного производства и обычно продавалось как печное топливо. Они пили эту жуткую бормотуху, пока не отключались, и тот, кто просыпался в момент все еще продолжающейся пирушки, просто снова присоединялся к остальным. Хит в то время видел в этом мощном перепое чрезвычайно драматичную попытку обрести определенное чувство группового единства в раздробленном, атомистическом обществе.

В конце 1960–1970-х гг. шоссейные и железные дороги соединили земли камба с более населенными районами; примерно в это же время земельные реформы начали дробить огромные плантации сахарного тростника, прежде господствовавшие в этом регионе. Вдохновленные этим революционно-освободительным движением, камба стали создавать местные крестьянские союзы, или синдикатос, сотрудничая друг с другом намного чаще и теснее, чем раньше. Хит обнаружил, что это новое чувство солидарности и верность общей цели привели к значительному сокращению запойного пьянства. Однако последующие изменения толкнули камба назад, к прежним привычкам. Из-за большей связи с внешним миром появились мигранты, начавшие подминать под себя экономическую деятельность, а также новые приемы земледелия и промышленного производства, например скотоводство и производство кокаина для наркоторговцев, которые уничтожили экологию тропического леса и отравили местные водоемы. Военный переворот привел к убийству или бегству крестьянских лидеров и ликвидации синдикатос. «Отсутствие чувства социальной взаимосвязи, отличавшее их до синдикатос, усугубилось ошеломляющими и губительными изменениями во всех аспектах их повседневного существования», – подмечал Хит. Оставшиеся камба «восстановили изначальные паттерны эпизодического тяжелого пьянства»{525}. Хотя возврат к запоям, возможно, смягчил психологическую боль и дезинтеграцию, к которой камба были вынуждены вернуться, он, вероятно, стал и барьером для восстановления более здорового и продуктивного чувства общности, которым они недолго обладали в период освободительного движения.

Алкоголь может играть аналогичную двойственную роль применительно к личным отношениям в индустриальных обществах. Судя по результатам опросов, супружеские пары, которые выпивают вместе и наравне, выше оценивают свою удовлетворенность браком и реже разводятся{526}. Исследования также показали, что совместная выпивка, в отличие от возлияний по отдельности, положительно сказывалась на взаимодействии в паре на следующий день{527}. Один из позитивных для пары эффектов умеренного употребления спиртного, который можно ожидать, – это снятие конфликтов или напряжения, что в сочетании с большей честностью, фокусом на текущем моменте и улучшением настроения упрощает осознание и проработку тяжелых эмоциональных переживаний или глубоко запрятанных тревог.

Есть и потенциальная проблема. Пары могут использовать алкоголь как костыль, а не как подспорье. Обеспокоенность по этому поводу подкрепляется исследованием Катерины Фэрбэрн и Марии Теста, обнаруживших, что влюбленные пары, достигшие содержания алкоголя в крови около 0,8‰, имеют более комфортный опыт и относятся друг к другу с бóльшим великодушием и эмпатией при выполнении задания на урегулирование конфликта. Это, однако, относится лишь к парам, которые низко оценивают качество своих отношений в трезвом состоянии. У пар, оценивших качество своих отношений высоко, наблюдались одинаково позитивные взаимодействия, были ли они трезвыми или пьяными. Полученный результат в сочетании с пересмотром имеющейся литературы по этой теме заставил авторов сделать вывод, что «неудовлетворенные пары, возможно, пьют больше, поскольку наблюдают большее упрочение отношений благодаря алкоголю или, иначе говоря, больше получают от спиртного»{528}. Эта динамика, возможно, подвергает недовольных супругов риску возникновения алкогольной зависимости. Авторы подчеркивают, что при лечении пар, имеющих признаваемые ими проблемы со спиртным, ряд последовательных вмешательств имеет своей целью повышение как качества отношений, так и близости, что представляется эффективным для снижения зависимости от спиртного{529}. Обусловленная химическим веществом временная связь может одновременно вызывать бесчувственность или эмоциональное онемение в супружеских парах, находящихся в плохих отношениях, и не позволять им проделать необходимую работу, чтобы сформировать более глубокие и неподдельные узы.

Упоение небесами: Есть ли средства, кроме алкоголя?

В свете этих серьезных причин для озабоченности в связи с употреблением алкоголя как на уровне индивида, так и общества полезно разобраться, есть ли у нас способы вообще обходиться без спиртного, переложив его функции на что-то другое. Мы должны помнить, что погружение в блаженное забытье, которое облегчает тяготы человеческой жизни и позволяет решить проблемы, имеющиеся у креативной, культурной и коллективной обезьяны в нашем лице, может по своей природе не быть химическим, во всяком случае, не означать употребления внутрь химических субстанций. В главе 2 мы отметили, что многие эффекты алкоголя и других психотропных веществ, в том числе улучшение настроения, утрата самоощущения, снижение когнитивного контроля, можно воспроизвести, не прибегая к интоксикантам.

В Новом Завете случайные прохожие дивятся христианам, на которых нисходит Святой Дух, отчего те начинают говорить на неведомых языках. Христиан воспринимают как пьяных. Но апостол Петр вразумляет прохожих: «Не пьяны эти люди, как вы полагаете: еще только девять часов утра!»{530} В какой-то момент апостол Павел упрекает ефесян, очевидно сильно пьющий народ, призывая «не напиваться вином, а заполняться духом»{531}. Аналогичную историю мы видим в древнекитайском даосском тексте «Шуанцзи», названном именем предполагаемого автора. «Если пьяный человек вывалится из экипажа, – замечает Шуанцзи, – то не убьется, даже если экипаж двигался бы очень быстро»:

Цель Шуанцзи как религиозного учителя – помочь людям избавиться от контроля сознания. Если бы в его распоряжении была современная нейробиология, он более точно локализовал бы врага – префронтальную кору. С его точки зрения, ослабление тисков разума позволяет человеку расслабиться, придя в состояние «действия без усилий», в котором можно отвечать на сигналы из физического и социального миров мгновенно и искренно, сохраняя свой дух «незатронутым»{533}. Шуанцзи усматривает в пьяном вусмерть человеке, которого везут с пира домой, некую версию обретения желанной целостности бытия. Пьяный, утратив чувство себя, охваченный сильнейшей когнитивной близорукостью, свободен от самоконтроля, следовательно, выходит невредимым из ситуаций, которые убили бы трезвого. Тем не менее, судя по общей направленности текста, опьянение этанолом – скорее метафора для более впечатляющего и устойчивого духовного состояния. Шуанцзи хочет, чтобы мы упивались небесами, а не спиртным. «Если человек способен остаться невредимым благодаря вину, – как завершает повествование, – насколько еще более сохранным он мог бы быть, если бы прибегал к помощи небес! Святой укрыт на небесах, и поэтому ничто не может причинить ему зла».

Мы обращали внимание на широкое распространение одурманивающих химических веществ в религиозных традициях всего мира и на протяжении всей истории. Теперь полезно будет вернуться к обсуждению нефармакологических методов, разработанных для достижения экстатических состояний. Очевидно, что совершенно «трезвые» ритуалы, включающие танец, особенно продолжительный и энергичный, идеально сочетаются с гипнотизирующей музыкой и депривацией органов чувств и/или сна, могут обеспечить многие психологически и социально полезные последствия, которые испытывают участники экстатических групповых ритуалов на основе винопития. Эти практики, разумеется, не следует рассматривать как «свободные от химии»: они являются таким же звеном в цепи физических причин и следствий, что и стакан содержащего этанол вина или таблетки ЛСД. Олдос Хаксли, поборник позиции «химические вещества всегда и везде», формулирует это так:

«Церебральный редукционный клапан», о котором пишет Хаксли, – это, конечно, префронтальная кора, центр когнитивного контроля и ориентации на рациональное. Хаксли утверждает, что, несмотря на многообразие теологических взглядов, лежащих в основе религиозных практик, их цель в физиологическом отношении одинакова: снизить активность префронтальной коры и вызвать всплеск эндорфинов и других гормонов «правильного настроя», что позволит маленькому «я» человека раскрыться для Всемирного Разума.

Если Хаксли прав, мы должны наблюдать, что нефармакологические религиозные практики оказывают такое же воздействие на систему «тело – мозг», что и алкоголь или другие психотропные вещества. Именно об этом свидетельствуют имеющиеся исследования на эту тему. Пожалуй, самое интересное из них посвящено изучению феномена говорения на неведомых наречиях, «глоссолалии», методом нейровизуализации{535}. Участниками эксперимента стали женщины из секты пятидесятников, утверждавшие, что в течение нескольких лет у них регулярно, ежедневно, происходят эпизоды, когда они говорят на незнакомых языках. В лаборатории их мозг просканировали в моменты, когда они демонстрировали глоссолалию или пели относительно спокойные госпелы в сопровождении музыки и плавных движений. По сравнению с состоянием при пении, у испытуемых наблюдалась «сниженная активность префронтальной коры в процессе глоссолалии». Иными словами, эти пятидесятницы, судя по всему, умели использовать вызванную молитвой глоссолалию, чтобы отключать свою префронтальную кору так же эффективно, как это делают несколько бокалов шардоне. Можно увидеть прямую линию преемственности между этими женщинами и ранними христианами, которых защищал Петр, – они были пьяны духом, а не вином.

Другое интересное исследование ритуала продемонстрировало, что «опыт шаманского типа» (иными словами, телесная диссоциация, туннельные переживания) может быть вызван у участников при помощи таких простейших приемов, как монотонный барабанный бой, особенно у индивидов, поддающихся в умеренной или сильной степени гипнозу{536}. В 1970-х гг. психиатр и духовный гуру Станислав Гроф разработал метод так называемого холотропного дыхания, в котором сильной гипервентиляцией создается кислородное голодание головного мозга, что вызывает впечатления, как от применения ЛСД{537}. В обзоре вызываемых нехимическим путем «гипнагогических состояний», или случаев промежуточных ощущений между явью и сном, психолог Дитер Вайтль с коллегами{538} перечислил разнообразные техники достижения таких состояний, включающие экстремальные температуры, голод и пост, сексуальную активность и оргазм, дыхательные упражнения, сенсорную депривацию или перегрузку, вызванный ритмом транс (битье в барабан и танец), релаксацию и медитацию, гипноз и биологическую обратную связь (БОС).

Все это покажется очень знакомым любому, кто изучал историю религий и сравнительное религиоведение. В суфийской традиции, например, так называемые кружащиеся дервиши с помощью изнуряющего танца и гипнотической музыки создают состояния религиозного экстаза{539}. Возрожденческое американское христианство конца XVIII – начала XIX в. отличалось многолюдными безалкогольными мероприятиями, на которых применялись экстатические практики и вызывалась коллективная приподнятость. Например, Кейн-Ридж Ревайвал, состоявшийся в Кентукки в августе 1801 г. и прозванный обозревателем культуры Гарольдом Блумом «первым Вудстоком», представлял собой действовавший в течение недели громадный лагерь, где собрались от 10 000 до 20 000 человек. Для многочисленных проповедников установили несколько сцен, подготовили музыку и организовали танцы, а также религиозные «упражнения», скажем «падение», «рывки», «лай» и «бег», – и все это без помощи химического дурмана{540}. Культура охотников – собирателей кунг, живущих на юге Африки, включает обладающие огромной объединяющей силой разговоры у костра и целительные трансы, вызываемые при помощи ритуального пения и депривации сна, опять-таки без алкоголя или других психотропных веществ{541}.

Таким образом, религиозные традиции по всему миру и на протяжении всей истории умели создавать практики, способные воспроизвести многие преимущества опьянения, только без использования токсинов. Учитывая различные издержки и вред, связанные с применением таких химических веществ, как алкоголь, можно задаться вопросом: почему они не были полностью вытеснены нетоксичными аналогами? Но мы уже отмечали в главе 2: причина, скорее всего, в том, что эти альтернативные методы физически весьма утомительны, зачастую трудны и/или болезненны и отнимают невероятно много времени. Если имеется социальная цель – скажем, почувствовать легкую эйфорию, открыть сердце друзьям и упрочить свои узы с ними – и набор методов ее достижения, то вам предстоит сделать рациональный выбор между двумя-тремя часами возлияний и целым днем ритуального действа, включающего сильнейшее физическое напряжение, физическую боль или и то и другое. Озарения в ходе пятичасового грибного трипа могут быть точно такими же, как и те, что выцарапаны из подсознания трехдневным уединением и молчанием. Более того, если приходится не спать всю ночь, протаскивая острые штыри через щеки, или с рассвета до заката танцевать либо медитировать, вместо того чтобы собирать урожай, это может иметь собственные немалые издержки как для человека, так и для всего сообщества.

Люди изобрели великое множество методов ослабления деятельности префронтальной коры, улучшения настроения и усиления креативности и открытости, и у каждого есть свои издержки и преимущества. Почему некоторые культуры предпочли способы, не предполагающие употребления одурманивающих веществ? Возможно, это всего лишь случайный результат непредсказуемой культурной вариации или же следствие определенного местного компромисса между относительными издержками и преимуществами различных методов.

Скажем, если издержки данного метода усугубляются или выясняется, что тех же результатов можно достичь менее затратным способом, следует ожидать, что этот способ будет постепенно вытеснен. Например, специалист по истории религии Китая Джил Рац замечает, что в одной конкретной школе китайского даосизма употребление психоделических растений, чтобы достичь состояний экстатического озарения и единства со священным началом, было постепенно заменено на управляемую медитацию и сложные дыхательные техники, которые смогли обеспечить те же духовные результаты без потенциально опасных побочных эффектов{542}. Аналогично, если дистилляция и разобщенность в недавнее время резко увеличили потенциальные опасности употребления спиртного, это может дать новое конкурентное преимущество культурным группам, которые их избегают. Вполне вероятно, что относительный успех ислама, мормонизма и отвергающих спиртное направлений христианства в последние столетия был хотя бы отчасти обусловлен этой динамикой.

Укрощение диониса

Пока мы ждем, когда трезвые проявления религиозности завоюют мир, а на смену всем барам и пабам придут центры холотропного дыхания, алкоголь и связанные с ним интоксиканты остаются нашим предпочтительным способом отключения префронтальной коры и стимулирования креативности, культурной открытости и духа коллективизма. Дионис, безусловно, опасен. Он может превратить человека в животное или наделить даром, который, словно прикосновение Мидаса, обернется проклятием. С учетом опасностей и издержек, связанных с тем, что мы по-прежнему оставляем одурманивающим веществам место в нашей жизни, благоразумие требует задуматься о способах уменьшения рисков. Этому посвящены целые книги{543}. Я бы хотел завершить эту главу некоторыми выводами, естественно следующими из нашего обсуждения.

Журналистка Руби Уоррингтон, с тревогой наблюдая за воздействием на здоровье регулярной выпивки на работе, организовала движение «заинтересованных в трезвости», устраивающее мероприятия и выездные встречи. То, что вылилось в более массовое движение, можно охарактеризовать следующим образом:

Это движение создало «трезвые бары», такие как Getaway в Бруклине, где люди могут общаться в обстановке, напоминающей питейные заведения, за вкусными и необычными безалкогольными коктейлями. В трезвых барах можно, в частности, видеть способ ощутить приподнятость, вызываемую алкогольной интоксикацией, но без токсичной составляющей.

Мы уже упоминали об эффекте ожидания, сопутствующем употреблению алкоголя. Если вы пьете что-то, ожидая, что от этого опьянеете, то зачастую слегка пьянеете, даже если это всего лишь вода со вкусовыми добавками. Это явление связано со знаменитым эффектом плацебо в медицине: пациенты, которым дают сахарную пилюлю и говорят, что это сильнодействующее лекарство, часто испытывают существенные улучшения здоровья. Возвращаясь к феномену трезвых баров – достаточно думать об алкоголе, поскольку вас так настроили с помощью связанных со спиртным ключевых слов или демонстрации рекламы спиртного, чтобы чувствовать и вести себя как чуточку пьяный человек{545}. Поэтому завсегдатаи трезвого бара, хотя и знают, что им подают безалкогольные коктейли, все равно неосознанно реагируют на связанные со спиртным признаки. Таким образом, обстановка, напоминающая бар, где приглушен свет и играет музыка, и напитки, внешним видом и вкусом очень напоминающие алкогольные коктейли, могут обеспечить многие, если не большинство, социальные выигрыши опьянения без издержек. Группа исследователей, воспользовавшись эффектом ожидания, продемонстрировала студентам, балансирующим на грани алкоголизма, что они могут точно так же веселиться в обстановке, где им кажется, будто они напиваются, как и в местах, где им подают настоящие спиртные напитки. Это учит их социализироваться, не нуждаясь в алкоголе{546}.

Выраженность этого эффекта убедила некоторых комментаторов, что все последствия употребления алкоголя, психологические и поведенческие, обусловлены культурными ожиданиями. Это особенно характерно для таких областей, как культурная антропология, где господствующие теоретические модели рассматривают человеческий опыт как полностью, с начала и до конца, созданный социумом{547}. Но, как мы уже говорили, очевидно, что обусловленные культурой ожидания в отношении алкоголя в значительной степени зависят от реального фармакологического действия спиртного. Неслучайно с алкоголем связаны сходные культурные ожидания в разные моменты истории и в разных уголках мира. Опьянение концептуализировалось в Древнем Китае, Древнем Египте и Древней Греции практически одинаково, поскольку это следствие воздействия одних и тех же химических соединений на один и тот же тип системы «тело – мозг». С появлением сбалансированных схем использования плацебо также стало ясно, что эффекты ожидания не настолько сильны, как предполагали некоторые первопроходцы-исследователи в этой области. Способность разделять результаты мысленного представления, что вы пьете, когда вы не пьете, и понимание, что вы не пьете, когда вы пьете, доказывает, что многие психологические и поведенческие установки в действительности объясняются фармакологическим действием алкоголя{548}.

Это говорит об ограниченных возможностях трезвых баров полноценно поддержать общение людей, просто физически собрав их вместе в обстановке, способствующей расслаблению и беседе. Трезвые бары черпают свою силу из (и в конечном счете зависят от) «настоящих» баров, где подают алкогольные коктейли, действительно отключающие префронтальную кору. В мире, где нет ничего, кроме безалкогольных пива и коктейлей, культурная концепция алкоголя постепенно утратит действенность.

В своей полезной и забавной книге «Осознанное употребление алкоголя» (Mindful Drinking) Розамунда Дин высказывает важное наблюдение, что в значительной мере спиртное потребляется «бездумно», в том смысле что мы по привычке наливаем себе бокал вина в конце дня или берем очередной напиток, предложенный на приеме, и не задумываемся, хотим ли мы его. Если просто сделать паузу и принять осознанное решение, так ли хочется нам выпить, это станет большим шагом в направлении умеренного потребления. Она предлагает полезный набор принципов для тех, кто хочет лучше контролировать свои привычки в отношении спиртного. Этот «План», как именует его Дин, основывается на сознательном отслеживании того, сколько вы выпили, и привычке пить лишь в условиях, когда напиток можно смаковать и наслаждаться им.

Помимо общих принципов умеренности и осознанности, есть простые хитрости, которые помогут держать потребление спиртного на уровне скромных объемов. Одну из моих любимых придумали еще в Древней Греции, где, как отмечает специалист по классической культуре Джеймс Дэвидсон, винные кубки специально делались плоскодонными, чтобы пить из них, не проливая, было невозможно при недостаточном контроле моторики{549}. Это, в свою очередь, служило косвенным ограничителем потребления вина после того, как содержание алкоголя в крови превышало определенный уровень. Кроме того, точно так же, как подача кушаний на маленьких тарелках, сокращает переедание, уменьшение размеров пивных кружек и винных бокалов помогает людям регулировать свое потребление. Так же работает чередование спиртного и газировки или других безалкогольных напитков, когда пьешь дома или за его пределами. Что касается возлияний на рабочем месте или в профессиональном контексте, имеются очевидные разумные границы, которые можно поставить: никогда не давать полного доступа к бару, использовать талоны на выпивку и устанавливать пределы выпитого. В большинстве организаций подобные нормы уже существуют, хотя в некоторых случаях они были внедрены лишь после того, как распитие спиртных напитков в окружении сослуживцев совершенно вышло из-под контроля. Вы должны знать, что в вашей компании не все благополучно с алкоголем, задолго до того, как найдете сигареты, пивные кружки и использованные презервативы на лестничной клетке, а именно это и заставило одну технологическую компанию наконец изменить свои руководящие принципы{550}.

Мы обезьяны, созданные пить, но не чистую водку. Мы не слишком приспособлены и к тому, чтобы контролировать себя за распитием без помощи общества. Напитки из дистиллированного спирта настолько крепче и опаснее пива и вина, что их необходимо считать отдельным наркотиком и регулировать их употребление соответственно. До 25 лет их нужно избегать. После 25 лет, пожалуй, тоже, но в этом возрасте по крайней мере префронтальная кора полностью развита и имеется способность принимать взвешенные решения относительно собственной системы «тело – мозг». В любом случае запрет крепкого алкоголя в студенческих городках, введенный многими учебными заведениями, представляется очень разумной политикой. Также имеет смысл облагать крепкое спиртное значительно более высоким акцизом, чем пиво и вино, и ограничивать его продажи.

Роль симпосиарха, или распорядителя пира, была в Древней Греции очень важной и почетной. Этот человек должен был оценивать степень опьянения гостей, задавать темп возлияний и отправлять по домам тех, кому уже хватит. В современном мире подобную роль могут и должны играть бармены и официанты, особенно в отношении одиночек, выпивающих в пабах или барах. Определенная структурная реформа позволила бы этим современным симпосиархам более эффективно решать данную задачу. Например, в Соединенных Штатах официанты могли бы получать полноценную базовую зарплату, как в Европе и Азии. Это устранило бы противоречие между задачей социального мониторинга, требующей, чтобы они ограничивали скорость возлияний, останавливали слишком перебравших клиентов и отнимали ключи от машины у пьяных, и их зависимостью от чаевых, наказывающей официантов за то, что они не потакают любой прихоти посетителя. Студентом и аспирантом я подрабатывал в ресторанах, барах и ночных клубах Сан-Франциско. Заведения, в которых я трудился, платили мне как официанту лишь «альтернативную минимальную ставку» меньше двух долларов в час, и мое выживание целиком и полностью зависело от чаевых. Это создавало извращенную систему вознаграждения. Помню много вечеров, когда понимание, что какому-то столику или клиенту уже хватит, блокировалось страхом нарваться на неприятности, если я попробую их остановить. Алкоголь очень легко наращивает сумму счета, а это увеличивает чаевые. Могу предположить, что скромные инвестиции в повышение окладов барменов и официантов моментально снизили бы число смертей в результате пьяного вождения, драк в общественных местах и множество других бед.

Разумеется, даже прекрасно подготовленный и ответственный бармен не поможет тому, кто пьет дома. У многих хранится такой запас вина, пива и крепкого спиртного, что можно, словно крыса из исследования стресса, лакать спиртное практически в неограниченных количествах, кроме разве что постыдной необходимости сбавлять темп, чтобы откупорить вторую бутылку. Гипнотерапевт Джорджия Фостер ведет в Великобритании практику, помогая клиентам, в основном женщинам после 30 и 40 лет, упорядочить привычки потребления алкоголя. Она подчеркивает, насколько опасно пить дома, когда одинокая женщина или мать-домохозяйка устраивает себе «соло-вечеринку»: «Когда вы находитесь у себя и никто за вами не следит, никуда не нужно ехать, то один бокал вина легко превращается в два, затем в три, затем вы опустошаете бутылку и открываете следующую. Это очень скользкий путь»{551}.

Повторюсь, мы просто не приспособлены эволюцией к тому, чтобы надежно контролировать свое потребление спиртного вне традиционного контекста ритуала и социальных мер контроля. Возможный выход – просто принять решение пить только в общественных местах вместе с другими людьми под бдительным оком местного бармена. Если же спиртным сопровождается ваша семейная трапеза, – ограничивать количество выпивки на столе, как принято в южных культурах, например в Италии и Испании. Тем же, кто живет один, теперь доступно виртуальное совместное употребление спиртных напитков благодаря приложениям, обеспечивающим любого обладателя смартфона социальной обратной связью в процессе возлияний. Ряд первых исследований с использованием приложений, объединявших одиночек в социальную сеть, имеют многообещающие результаты, свидетельствуя, что это помогает людям разумно ограничить объем выпитого{552}.

Мы отмечали, что с точки зрения европейской географии так называемые южные питейные культуры обеспечивают своим представителям определенную защиту от новых бедствий – дистилляции и изолированности. Напротив, патологические аспекты северных культур употребления спиртного, пожалуй, достигают своего максимума в Соединенных Штатах, где усиливаются специфическим американским вариантом пуританского черно-белого мышления в отношении удовольствия. В американской культуре употребление алкоголя – еще более одинокое занятие, чем в Северной Европе. Спиртное здесь реже пьется за трапезой и гораздо чаще демонизируется. Неслучайно Соединенные Штаты – единственная немусульманская промышленно развитая страна, пытавшаяся полностью запретить алкоголь. Как отмечает антрополог Джанет Хржан, даже сегодня в США наблюдается самый высокий уровень воздержания (по сообщениям самих респондентов) в неисламском мире, около 33 %. Это в разы больше, чем в таких классических северных культурах употребления алкоголя, как Швеция (9 %) и Норвегия (11 %). Невероятно сложное отношение американцев к выпивке наиболее выражено в консервативных в социальном и религиозном плане «красных» штатах. Хржан приводит случай из опыта своего проживания в сельской части Южной Каролины. Иногда она встречала в местном винном магазине людей, которых знала в лицо, но они игнорировали все ее попытки с ними поздороваться. После того, как это повторилось несколько раз, она спросила подругу, местную жительницу, как это понимать, и та рассмеялась: «Сразу видно, что ты не из наших мест! Разве ты не знаешь, что нельзя здороваться с баптистами в винном магазине?» Если вы баптист из Южной Каролины, то можете покупать и пить спиртное только при условии, что держите это в секрете и пьете за закрытыми дверями.

По мнению Хржан, эти нездоровые отношения с алкоголем превращают американцев в «нацию "все или ничего" в плане пития», то есть нацию, которая лихорадочно мечется между полной трезвостью и вседозволенностью вплоть до того, что отвечает на эксцессы насильственного или сексуального характера, весело подмигивая или не замечая их, вместо того чтобы решительно осудить{553}. В американских университетах крайне нездоровое, «северное», отношение к алкоголю накладывается на вольности студенческой жизни и усилия рекламы, воспевающей употребление спиртного как нечто крутое или доблестное. Это порождает «культурную триаду, почти идеальную для стимулирования злоупотребления спиртным среди молодежи»{554}.

Отношение жителей северных стран к спиртному часто приводит к проблемам алкоголизма. По замечанию Дуайта Хита, в обществах, где алкоголь недостаточно хорошо интегрирован в повседневную социальную жизнь, он может приобретать «таинственный флер неявного обещания наделить вас могуществом, сексуальностью, навыками общения и другими особыми качествами», что побуждает людей, особенно молодых, «пить слишком много, слишком быстро или по неправильным и неуместным причинам»{555}. Если говорить честно, идея «пить, чтобы напиться» всегда была элементом привлекательности опьянения. Вакханалия, изображенная на обложке этой книги, – это не тщательно регулируемый званый обед, и древнегреческие последователи Диониса не были замечены в привычке притормаживать, чередуя выпивку с тостами под газировку. Однако в здоровых культурах редко пьют ради самого опьянения и, как правило, дают себе волю только во время особых священных ритуалов, например на карнавалах. Вне этого контекста пьют умеренно, главным образом вино и пиво, а быть пьяным на людях позорно.

Один из способов привить южноевропейскую культуру потребления спиртного в любом месте, где бы вы ни жили, – это знакомить молодых людей с практикой умеренного пития в контексте домашней трапезы. Моей дочери, которой сейчас 14 лет, разрешается понюхать и отпить маленький глоток любого вина, которое я пью, и у нее уже сформировался довольно утонченный вкус, позволяющий безошибочно выявлять в шардоне абрикосовые или лимонные нотки. Моя задача не превратить ее в манерного сноба, а познакомить с мыслью, что вино может быть источником эстетического удовольствия. Это намного лучше, чем видеть в нем нечто запретное, что пьют только взрослые, чтобы опьянеть. Кроме того, мы разъяснили дочери весь вред спиртного для здоровья, и она понимает, что слишком молода, чтобы пить вино в любом количестве, и не потому, что вино является экзотическим табуированным эликсиром. Причина в том, что ее префронтальная кора еще не достигла своего полного размера, и швырять в нее гранаты сейчас было бы глупо с точки зрения развития. Не лишним является и то обстоятельство, что половина ее семьи итальянцы и она провела значительную часть детства в Италии, где познакомилась с южными привычками умеренного винопития. Надеюсь, это подготовило ее к тому, чтобы стать ответственным взрослым человеком, способным наслаждаться алкоголем в подходящем месте по достойной причине и держаться подальше от любых избыточно пьющих тусовок, с которыми она столкнется в колледже.

В этой связи представляется разумным снизить возраст разрешенного употребления вина и пива, может быть, оговорив особые условия для взрослой молодежи, употребляющей спиртное вместе с родителями. Подобно тому как молодой человек с ученическим водительским удостоверением имеет право ездить только в дневное время и при условии, что на пассажирском сидении находится ответственный взрослый, можно представить ситуацию, когда молодежи старшего подросткового возраста официально разрешено выпить немного вина в ресторане на семейном торжестве. Тем не менее, как уже было сказано, возраст разрешения употребления крепких спиртных напитков должен быть существенно выше установленного сейчас большинством законодательств.

Эту рекомендацию, пожалуй, сложнее всего выполнить. Если алкоголь продолжает играть принципиально важную функциональную роль как для общества, так и для индивида, трудно найти способ учесть интересы непьющих. Например, если финальная пьянка в дайв-баре, где текила льется рекой, действительно важна и незаменима для сплочения команды «морских котиков», то убежденный мормон в такую команду не вольется. Если обмен идеями в баре конференц-отеля способствует образованию партнерств и инновациям, было бы контрпродуктивно закрывать бары, даже если существующая ситуация ставит в проигрышное положение трезвенников или тех, кому там не по себе.

Кара Солес, менеджер сообщества высокотехнологичной компании, к ее цитатам мы обращались выше, завершает свои размышления о том, что культура пития, возможно, подрывает инклюзивность, конкретными предложениями по интеграции спиртного в контекст профессиональных собраний, но без маргинализации непьющих участников. Вот ее пять идей:

Последняя рекомендация особенно важна и ценна – люди, не имеющие легкого и очевидного доступа к воде, почти гарантированно переберут спиртного в обстановке типичного приема или вечеринки. Соблюдение подобных простых правил может стать для организации большим шагом к тому, чтобы использовать преимущества стимулируемого спиртным общения, сведя к минимуму издержки для непьющих.

По всей видимости, важность такого курса будет неуклонно расти. Трезвенники вроде Солес все чаще встречаются среди молодых людей в индустриальных обществах. Например, недавнее исследование среди британских миллениалов показало, что трезвость постепенно превращается в мейнстрим: доля непьющих в группе от 16 до 24 лет увеличилась с 18 % в 2005 г. до 29 % в 2015 г. Похоже, что и запойное пьянство становится все менее социально приемлемым, а непьющие в социальном окружении, где остальные пьют, меньше стигматизируются{557}. В целом среди миллениалов и представителей поколения Z просматривается общемировая тенденция в сторону полного воздержания от спиртного или выделения безалкогольных периодов в течение года, например «трезвого января»{558}. Таким образом, можно ожидать, что вопрос создания равных условий для пьющих и непьющих будет все более настоятельным.

Как ужиться с дионисом

Нельзя забывать о том, как опасны неистовые менады, которые в состоянии сильного опьянения готовы разорвать в клочья любого, кто имел несчастье попасться им на пути. Для того чтобы поддерживать баланс, свидетельствующий о пользе спиртного, необходимо уменьшить потенциальные издержки и защититься от опасностей его употребления. Это особенно сложная задача в современном мире, где мы сталкиваемся с невиданным прежде двойным злом – дистилляцией и разобщенностью.

Возможно, странно, что последняя глава книги, призванной воздать должное функциональной значимости алкоголя, посвящена тому, как и почему выпивка может нам навредить. Однако понимать оборотные стороны и риски опьянения принципиально важно, чтобы полноценно отстаивать право на существование экстатической радости химического происхождения. А это право отстаивать необходимо. Многие процитированные книги о «новой трезвости», написанные в жанре самопомощи, как бы ни были полезны практические советы в них – что надо ограничить выпивку или полностью от нее отказаться, – изображают алкоголь безусловным злом, похитителем разума, навязанным нам жадными корпорациями с помощью коварных маркетинговых кампаний. Слишком большая часть современной литературы об алкоголизме или проблемах с выпивкой придерживается этой позиции. Она весьма аскетична: алкоголю, пожалуй, можно отвести крохотный уголок в образе жизни, во всех остальных отношениях здоровом и ответственном, но скорее поневоле, в качестве уступки нашей врожденной слабости к удовольствиям или редкого, постыдного вознаграждения за посещение определенного количества занятий йогой на рассвете.

Это исторически недальновидный и антинаучный подход. В конце дня нам следует пригласить в свою жизнь Диониса, хотя он и способен оставить после себя хаос. Это необходимо ввиду трудностей, с которыми сталкивается наш биологический вид, и функциональных преимуществ, которые Дионис продолжает обеспечивать нам, лишь частично цивилизовавшимся обезьянам, живущим в современных искусственных муравейниках. Нужно также признать, что удовольствие само по себе – хорошая штука, и никаких дополнительных оправданий не требует. Необходимо развенчать убеждение, что алкоголь и подобные ему опьяняющие вещества – это зловещие изобретения капиталистической современности, впариваемые нам подлыми рекламщиками и ведущие лишь к похмелью, потере дохода и валикам жира на боках. Выпивка может сделать нас толстыми, разрушить нашу печень, вызвать у нас рак, разорить и превратить в никчемных идиотов на следующий после попойки день. Она может быть даже смертельной, как для нас, так и для окружающих. Тем не менее она всегда была неразрывно переплетена с человеческой социальностью, чему есть веские эволюционные основания. Более того, ее важные функции трудно, а то и невозможно заменить другими веществами или практиками. Поэтому давайте примем Диониса с должной осмотрительностью, но и с почтением, которого он заслуживает.