Назугум (СИ)

Вельш оказался довольно приятным мужчиной ближе к шестидесяти годам. Он и еще два технических работника, являющиеся сотрудниками ФСБ, знали о моей цели, хотя в детали не были посвящены. Анатолий Исаевич сразу заявил, что он и его ресурсы в моем полном распоряжении. Практически те же слова от имени двоих фсбшников произнес Владислав — один из «технических». Были в составе делегации рекламщики, айтишники, представители министерства связи и информатики. Вместе со всеми помощниками, замами, советниками — набралось сорок два человека.

Алиса была на связи постоянно, общаясь со мной в мессенджере сразу от лица трех человек — мамы, сестры и подруги. Любое мое сообщение сестре, даже с безобидным текстом — означало серьезную проблему. Общение с подругой и мамой были для спецслужб Китая, вздумай они проверять мой телефон. Чтобы избегать лишнего внимания и разговоров, я заткнул уши наушниками и разлегся в кресле, слушая музыку.

Почти весь полет до Владивостока я проспал, проснувшись лишь, чтобы поесть и сходить в туалет. Моя любимая форма в виде джинс, футболок и кроссовок оказалась самой удобной для полета. В составе делегации еще были женщины — эти дуры напялили платья и костюмы и всю дорогу страдали, стараясь не оголить невзначай части тела. После дозаправки во Владивостоке, мы взяли курс на Шанхай, куда прибыли поздно ночью.

Нас встречал заместитель директора Национального управления телевидения и радио КНР Чжао Сандун. Разместившись в пяти комфортабельных микроавтобусах, мы покатили к отелю. Со слов девушки — гида в нашем микроавтобусе, аэропорт Пудун главный хаб Китая, располагался он в тридцати километрах от города и одним из двух круглосуточных аэропортов страны. Сказанное меня удивило, но Лина, так необычно звали китаянку, пояснила, что аэропорты работают с пяти утра до полуночи.

До самого Шанхая мы добрались быстро, а в городе попали в пробку, несмотря на столь поздний час. Наш гид с кем-то поговорила по телефону и отключившись сообщила нам:

— Там авария на внешней кольцевой дороги, но через пять минут проезд освободят. Хотя под рекой Хуангпу много подводных автомобильных тоннелей, люди чаще пересекают Хуангпу по мостам. Видимо, кто-то не справился с управлением.

Как Лина и сказала, буквально через пять минут движение возобновилось. Мы проехали по круговой эстакаде, словно поднимаясь на второй уровень вверх.

— Мы в старом Шанхае, — радостно сообщила гид. Что такое подводный тоннель для автомобилей — мы увидели своими глазами. Это ярко освещенный тоннель, довольно широкий — мы нырнули в него и через минуту оказались на улице Бэйсучжоу, о чем радостно сообщила гид, добавив, что до отеля пара минут. Действительно, минуты две спустя машины остановились перед величественным зданием с подсвеченным разноцветными огнями фонтаном.

— Мы приехали, это Белладжио, — Лина выскочила наружу, придерживая нам дверь. Здание отеля имело порядка шести этажей, архитектура была сложная, имелся угловой башенный элемент на всю высоту отеля, само здание было обшито либо гранитом, либо искусственным камнем.

Даже несмотря на всю расторопность китайского персонала отеля, в номер я попал лишь через полчаса. Лишь два человека получили номера в полное распоряжение — я и генеральный директор РТР. Всем остальным пришлось тесниться вдвоем. А то и втроем, устанавливая дополнительное спальное место. У Вельша номер был люкс, мой едва тянул на супериор, но мне было пофиг. Отказавшись от позднего ужина, я в самолете неплохо поужинал, набрал себе ванну, погрузившись в теплую воду по шею.

Понедельник был днем заезда, симпозиум начинался только во вторник, завтра у меня был свободный день, который было решено посвятить знакомству с городом. Надев джинсы и длинную рубашку, расшитую стразами, зашнуровал кроссовки, готовясь к выходу в город. Попрыгал, убедился, что ничего не звенит и не падает, успел пожалеть, что не в этой одежде идти на свидание с Тао Ханем. Придется помучаться с вечерним платьем и туфлями на высокой шпильке — этому меня тоже поднатаскали. Умение вжиться в роль, для разведчика едва ли не главное.

Несмотря на поздний час, на улицах было многолюдно. Китайцы любят иллюминацию — наш отель стоял прямо у рукава реки или канала, где на высоких фонарях горели разноцветные огоньки. Кафе «Лотос» оказалось полоным, хотя уже было двенадцать ночи. Вьетнамка, так я определил национальность официантки, предложила отведать фирменное блюдо заведения — Ма По Тофу. Это оказалось сочетанием из кубиков тофу, рубленой говядины, лука, острого перца и соусов, обжаренным на огне. Вкус был неплохой, но для меня немного островатым. Попросив пиво, чтобы запить горящий язык, обратил на себя внимание половины зала. "Хрен с вами',- мысленно послал любопытных, потягивая холодный «Амстел». Несколько китайцев за соседними столиками выразительно поглядывали в мою сторону, но после моей пивной отрыжки, потеряли интерес.

Прогулявшись по набережной канала, не стал искушать судьбу дальнейшей прогулкой. Старательн6о делая вид любителя ночной прогулки, поодаль следовал зрелый китаец с небольшой собакой на поводке. Вроде типичный обыватель, вышедший погулять с собачкой, но только маршрут его все время был недалеко от меня. "Тао Хань или просто обычная наружка'? — на этот вопрос у меня не было ответа. Вернувшись в отель, рухнул на кровать не переодеваясь.

Следующий день посвятил городу, посетив почти все местные достопримечательности. С этой целью попросил на ресепшн вызвать мне такси со знанием английского языка.

— Мисс, в Китае практически все знают английский, — с легким полупоклоном ответил молодой китаец с прилизанными волосами. Знание английского, как оказалось было весьма специфичным. Джон, именно так представился мне местный таксист, язык знал на уровне чуть лучше выпускников наших обычных школ. А с учетом того, что звуки в китайском произносятся совсем иначе, приходилось его переспрашивать несколько раз. Мой будущий гид просиял, услышав, что сегодняшняя моя цель ознакомиться с городскими достопримечательностями и кухней.

— Снашала поедем квартал Франции, очень гуд кофе, — Джон учтиво открыл мне дверцу, помогая сесть в китайское авто. Мои страхи, что детище китайского автопрома развалится по дороге — не оправдались. Шумоизоляция была не на высоте, но в общем машина вела себя довольно резво и уверенно. Французский квартал китайцы называют «маленьким Парижем» — здесь было много зданий начала прошлого века в готической архитектуре, несколько соборов, множество кафешек с открытой верандой. Было несколько католических соборов, но я не видел, чтобы туда входили прихожане. Я уже собирался ехать дальше, когда, дойдя до небольшого скверика остолбенел: с гранитной Стеллы на меня смотрел бюст Пушкина, довольно большой и похожий на оригинал.

— Пушкин? — вырвалось у меня.

— Это русский поэт, — просветил меня Джон, находившийся рядом. Памятник русскому поэту в Шанхае — почувствовал, как проникаюсь симпатией к китайцам.

Следующим пунктом нашего посещения стал Базар и сад Юй-Юань — причудливые каменные нагромождения, экзотические растения и небольшой базарчик с сувенирами. Далее был Собор Святого Игнатия, Храм Конфуция, Шанхайский океанариум. К посещению океанариума я уже устал, попросив Джона найти уютное кафе с вкусной едой, попробовал задремать на заднем сиденье. Мысли постоянно возвращались к заданию, перед лицом вставал образ Тао Ханя, врезавшийся мне в память.

После обеда попросил отвезти обратно в отель, отмахнувшись от предложения Джона посетить Шанхайский цирк и город на воде Чжуцзяцзяо. Надо было отдохнуть, рассортировать вещи и заранее предусмотреть пути отхода из отеля, если операция пойдет не по плану. В вестибюле сидело много людей, на двоих из них было «написано» метровыми буквами, что это сотрудники спецслужб.

Поднявшись в номер, разделся, включая душ. Запрокинув голову под теплые струи, любовался отражением себя в зеркальном потолке, когда случайно заметил микроскопический глазок камеры, встроенной в потолок. Первой реакцией было прикрыться и выскочить из душевой, но тогда я мог выдать себя. Глазок камеры был столь мал, что обычный человек не имел шанса его заметить, а вот мне с моим суперзрением это оказалось под силу. Не торопясь домылся, мысленно проклиная наблюдающего за мной человека, вытерся насухо и поспешил в спальню. Вторую камеру удалось обнаружить только час спустя-она была искусно замурована в настенной картине.

«Что это? Следят именно за мной или просто здесь принято следить за всеми»? — Трудно было сохранять хладнокровие, понимая, что тебя рассматривают. Еще труднее оказалось облачиться в белье и одежду. Я нервничал, долго не мог застегнуть крючки лифчика. Постепенно успокоился, придя к мысли, что следили не за мной, а за всеми постояльцами. Только закончил одеваться, как позвонил Вельш:

— Александра, зайди ко мне.

— Иду, — отключив телефон, посмотрел в зеркало — отражение было красивым, жаль нельзя им воспользоваться будучи мужчиной и в своем теле.

Вельш был навеселе: не знаю, что он себе вообразил, но комплименты попахивали пошлятиной. Небольшой столик в его номере был накрыт для выпивки — ваза с фруктами и виски «Белая лошадь». От спиртного я отказался, взяв небольшую кисть винограда.

— Что вы хотели, Анатолий Иванович? — присев на краешек кресла, был готов вскочить пружиной при необходимости. Частая ошибка девушек в том, что они садятся в глубокое кресло расслабляясь. Из глубокого кресла, когда ноги не имеют опоры, вскочить очень трудно.

— Что может хотеть мужчина в компании очаровательной девушки? — Покачнувшись, Вельш двинулся в мою сторону. Дойдя до столика, разлил виски, снова предлагая мне выпить.

— Спасибо, но пить не буду, — вежливо, но твердо отклонил его просьбу поддержать компанию.

— Ты не ответила на мой вопрос, — Анатолий Иванович грузно уселся в кресло напротив.

— Какой вопрос?

— Что может хотеть мужчина в компании очаровательной женщины? — напомнил Вельш пьяно икнув.

— Много чего, — например выполнения поставленного перед ним задания, — напомнил Генеральному Директору цель нашего приезда. Проскурнов перед отъездом дал понять, что Вельш их человек и работает с ними давно.

— Саша, да ну ее в болото эту работу, я говорю про нас с тобой. Ты не чувствуешь мои флюиды любви? Я здоровый мужчина, ты очень красивая девушка, между нами незримая нить.

Мне стоило усилий не расхохотаться — этот стареющий мужчина с лишним весом и от которого несет потом, вознамерился пристроить свой стручок в меня.

— Между нами есть четкая задача, поставленная нам государством, все остальное неважно, — как можно холоднее парировал намеки Вельша. Выпив виски, Генеральный задумчиво пожевал во рту откушенную мякоть персика.

— Ты лесбиянка? — Его вопрос меня застал врасплох. Секундой позже пришло понимание, что этот ловелас не может видеть другой причины моего отказа, кроме как нетрадиционной принадлежности. Это был хороший вопрос, дающий мне возможность отсечь его дальнейшие поползновения.

— Лесбиянка, — согласно подтвердил подозрения Вельша.

— Тогда все понятно, — разочарованно выдохнул мой визави, наливая себе виски. — Ни одна девушка мне не отказывала, а вот с вашей братией всегда так. — Опрокинув в себя виски, Вельш вытер губы тыльной стороной руки: — Вот чего не могу понять, как такие красавицы предпочитают извращения вместо полноценного секса.

— Мне с рождения нравились девушки, никогда не было тяги к мужскому полу, — мой ответ был искренен, Вельш почувствовал это по интонации. Его интерес к моей персоне угас мгновенно, он даже перевел тему разговора, обсуждая наши действия на предстоящем симпозиуме. По легенде мне предстояло сыграть роль его помощницы — следовало быть рядом, что-то вносить планшет, словом, изображать кипучую деятельность.

Избавившись от иллюзий затащить меня в постель, Анатолий Иванович оказался вполне адекватным: дал пару хороших советов насчет предстоящего симпозиума. Попрощались мы почти на дружеской ноте, проводив меня до двери, Вельш позволил себе бестактность, шлепнув меня по попе. Перехватив его руку, едва не сломал ему граблю, но вовремя спохватился:

— Еще раз так сделаете, останетесь без руки.

— Извини, Саша, я без задних мыслей, по-дружески, — охнув, Вельш принялся растирать запястье.

— Мужчин шлепаете по-дружески? — Генеральный стушевался под моим взглядом. промямлив, что подобное не повторится. Вернулся к себе, негодуя — да что с этим миром творится, почему каждый мудак считает себя неотразимым и позволяет переходить границы. В среднестатистическом мужчине живет неубиваемая мысль, что все женщины давалки. А если не давалки — то лесбиянки. Сам думал практически также, когда находился в своей мужской ипостаси. Сколько бы не кричали о равноправии — все это бред. Нет никакого равноправия — есть доминирующий вид мужчины и вид, созданный для их ублажения — женщины.

Сколько не пытался, не мог вспомнить картины, где шеф женщина, а молодой стройный красавчик парень приносит ей кофе, оказывает сексуальные услуги. И вообще является визитной карточкой приемной женщины-начальницы. А картина, где у старикана в приемной сидит ослепительная стройная красотка — даже навскидку сотни. И карьера такой девушки, зачастую зависит от ее умения ублажить начальника. Так где здесь равноправие?

«Александр, стоп, слишком разошелся. Так недалеко и в феминистки записаться», — осадил свой разгулявшееся воображение и погасил внутренний гнев. В конце концов я мужчина, а женское тело лишь сосуд. При слове сосуд — заныло между ног — так бывало раньше, когда думал о предстоящем сексе с девушкой. Но сейчас это была фантомная боль — такую испытывают люди, потерявшие конечность. "Ампутировали достоинство',- тоскливо забилось в голове мысль, заставляя с новой силой ненавидеть всех, кто лишил меня прежней жизни. Но, прежде чем призвать их к ответу — предстоит помучаться с ними. Я хочу выжить после того, как нанесу удар. А для этого мне нужны паспорта, деньги, пластика и еще многое другое, чтобы сбить со следа мстителей.

Вечером у нас был ужин в ресторане отеля — американская, саудовская и французские делегации тоже были внизу. Вокруг Саудитов было оживление — отель бросил половину своих официантов, чтобы ублажить дорогих гостей. Надо будет присмотреться — может среди них есть мои знакомые, те, кто задолжал мне.

А вот Тао Ханя я нигде не видел, хотя китайских болванчиков из разведки в отеле паслось немало. Несколько человек все время находились в вестибюле, копаясь в своих планшетах. Времена, когда агенты «усиленно читали» газеты прошли, теперь скучающие «наружники» копались в смартфонах и планшетах, благо вай-фай отеля был шикарный.

Уже засыпая, представил себе, как мерзко будет целовать в губы китайца: меня даже передернуло. С фотографии, показанной мне Проскурновым, Тао Хань выглядел настоящей змеей — с узкими щелочками глаз и ледяным выражением лица.

Глава 9

Тао Хань

Тао Хань родился в провинции Цзянсу, в округе Тайчжоу в небольшой деревушке Ханьван. Это была их родовая деревушка, на что указывало название селения. Начиная со времен династии Цин, его предки селились в этой уединенной деревне, возделывая рис. С самого детства, маленький Тао помогал своим родителям в выращивании риса. От постоянного пребывания в воде, ноги его матери болели и маленький Тао каждую ночь массажировал их. Он клялся матери, что когда вырастет, она не будет ни в чем нуждаться. Его мать Ли Дзан Хань только смеялась в ответ, поглаживая по голове единственного сына. Политика «одна семья-одна ребенок» была очень актуальна, когда она познакомилась со своим будущим мужем Дяо Ханем. Свадьбу сыграли быстро, в деревнях не принято тянуть с такими делами. Рис, основа жизни в округе Тайчжоу, не ждет пока молодожены насытятся друг другом и сразу на утро после свадьбы, Ли Дзан отправилась на рисовое поле.

Их первым ребенком была девочка — Дяо очень расстроился, рождение девочки означало, что в старости они с женой останутся без детей. Дочь подрастет и выйдет замуж, а они останутся со старой женой. Завися от социальной пенсии для крестьян. Но судьба распорядилась иначе — маленькая Мин умерла от переохлаждения в годовалом возрасте, открыв возможность появления на свет Тао.

Помня о судьбе дочери, молодые родители берегли сына до трехлетнего возраста. Обычно, в деревнях китайские дети уже научившись ходить, начинают в силу своих возможностей помогать родителям.

Когда Тао исполнилось шесть лет, его отдали в школу, расположенную в соседнем селении. Уже спустя два месяца к семейству Хань пришел учитель, сообщивший, что их малыш Тао гений.

— Это поможет ему лучше выращивать рис? — слова учителя Дяо, отец Тао, встретил хмуро.

— Он может стать другим человеком, не возделывать рис до конца своей жизни, а стать учителем, врачом, начальником.

— Наш род с древнейших времен выращивал рис, значит и мой сын продолжит мое дело, — пресек Дяо попытки учителя навязать учебу маленькому Тао. В китайских провинциях, крестьяне давали детям закончить начальную школу из трех классов. Лишь единицы детей из отдаленных деревень могли претендовать на дальнейшее обучение — таких детей отбирала специальная комиссия. Ли Дзан оказалась прозорливее мужа — долгими зимними ночами она ублажала мужа, прося лишь об о том, чтобы ее маленький Тао мог учиться дальше. Вода камень точит, три года неусыпной ласки мужу, сделали свое дело — Тао разрешили учиться дальше в специальной школе для бедных детей в Нанкине.

Нанкин поразил Тао своими размерами — этот огромный город некогда был столицей Поднебесной. Повсюду сохранились символы государственной власти характерные для столицы. Их школа имени Конфуция была детищем Коммунистической Партии Китая — она давала дорогу в жизнь детям из бедных семей провинции. При школе был интернат, где дети жили, их полным обеспечением занимались власти.

Маленький Тао оправдал надежды школьного учителя — десятилетний план учебы он закончил с опережением на два года, повторив рекорд легендарного Лина Суньжоу, чей портрет уже двадцать лет висел на почетной доске. О талантливом ученике было доложено куда следует, дальнейшая его судьба была связана с Министерством государственной безопасности Китая. Именно под их патронажем он поступил в Пекинский университет на факультет информатики и инженерии. Его кураторы из МГБК верно расставили приоритеты, верно оценив математический склад ума Тао и его тягу к информатике.

За все время учебы, Тао не позволил себе пропустить ни одного дня занятий — к концу учебы он превзошел своих учителей в программировании в языке Паскаль и Бейсик. Сразу после окончания университета Тао был принят на работу в Министерство государственной Безопасности, аналитиком во второй отдел. Аналитиком он скорее числился — его специализация была создание и внедрение и вредоносных программ. Тао сильно удивился, узнав, что направлением его работы будет Россия. Он много читал про эту страну, являвшуюся основоположником государственного строя в его родном Китае. Совсем недавно, могучий Советский Союз распался, на обломках которого поднималась Россия. В школе он увлекся историей этой Великой страны, даже начал изучать язык.

Целых пять лет Тао занимался отслеживанием разработок российских программистов, сам, попутно совершенствуясь в разработке новых вредоносных программ. Первым его серьезным заданием стало посещение Москвы, инновационного центра Сколково. Начальник второго отдела Ван Ли Гуень верно рассчитал, что на блестящего программиста и инженера российские спецслужбы обратят внимание, попытаются завербовать его. Тао, следую ранее выработанному сценарию, слегка посопротивлялся, а затем согласился на сотрудничество с ФСБ. Несколько лет, он исправно поставлял ФСБ устаревшую информацию относительно кибербезопасности в Министерстве Государственной Безопасности. Порой, с ведома шефа, он отсылал информацию важную, но не имевшую значения в вопросах практической безопасности. Только спустя два года после начала сотрудничества, Тао стал добавлять свой знаменитый скрипт в отсылаемую информацию. Со стороны, скрипт выглядел как неудаленный ошибочный набор команды. Тао специально оставлял его на виду, понимая, что программисты ФСБ скрипт исследуют. Но именно в этом заключался его коварный замысел — только после удаления, скрипт становился активным. Каждый удаленный скрипт, оставался в кэше компьютера, становясь очередным звеном скрытного «трояна».

Когда настал час Х, Тао активировал «троян» — он успел получить около пятидесяти процентов информации с главного сервера ФСБ, когда «троян» обнаружили и систему вырубили. Но даже полученной информации было достаточно — здесь были гигабайты информации на должностных лиц России, были пароли и явочные адреса нелегальных агентов за пределами страны, были данные по оффшорам и недвижимости. О дальнейшем сотрудничестве с россиянами не могло быть и речи — Тао был раскрыт как двойной агент и сразу попал под усиленную охрану в Китае.

За блестящее выполненное задание, его повысили: Ван Ли Гуень ушел на заслуженный отдых, а его место занял Тао. Теперь у него было все — за время «работы» на ФСБ, на его счет в швейцарском банке поступило сорок восемь миллионов долларов, предусмотрительно переведенные им на разные счета банков на Каймановых островах. Его зарплата в Министерстве утроилась, он получил персональную машину, водителя и двух телохранителей.

Своих родителей Тао давно перевез в Пекин — они владели небольшим домиком с ухоженным садом и ни в чем не нуждались. Иметь свой садик в Пекине могли лишь партийное руководство и очень важные люди. Так Тао стал одним из тех, кого принято называть небожителями. Но была одна проблема, Тао по-прежнему оставался холостым. Он не был девственником, женщин он познал, но было два момента, существенно осложнявших ему жизнь. Наградив его выдающимся интеллектом, природа отдохнула на его физических данных. Тао нельзя было назвать уродом, но в красавца он точно не тянул. При росте в сто шестьдесят сантиметров, он весил всего пятьдесят килограммов. Глядя на себя в зеркало, великий программист и разведчик ясно видел, что он не любимый типаж девушек. Но самое главное крылось между ног — Тао обладал весьма скромным достоинством.

Как и все ущербные люди, он сильно комплексовал по поводу размеров, стараясь не обнаруживать свое достоинство раньше времени. Помимо всего прочего, постоянный массаж ног матери, наложил на него своеобразное психологическое вето — Тао не мог спать с девушками азиатской внешности. Его первый сексуальный опыт был неудачным — стоило девушке обнажить ноги, как в памяти Тао воскресала картина ног матери. Его единственным спасением в плане сексуальной разрядки были европейки, в большом количестве живущие в Китае.

Тао был щедрым любовником, он заранее осыпал девушку вниманием и деньгами, чтобы компенсировать размер своего достоинства. Расчетливые европейки не обращали внимания на такую мелочь, терпеливо снося пыхтящего китайца. Но в глубине души Тао всегда знал, что они оставались о нем невысокого мнения, как о мужчине. Это его дополнительно озлобляло, и он нашел выход в том, что позволял себе нетрадиционные формы утоления своих желаний.

То, что Тао провернул с ФСБ, он почти одновременно провернул с ЦРУ: американцы оказались такими же беспечными, как и русские. Они с удовольствием «завербовали» Тао, ставшего, по сути, тройным агентом. Периодически он подбрасывал американцам информацию о русских и наоборот. Американцы, в отличие от русских, платили не столь щедро, но двадцать один миллион долларов Тао получил и от них. Беда была в том, что, когда сервер ЦРУ посыпался и след привел к Тао, они смогли отследить его деньги, спрятанные в банках Сент-Винсента и Гренадин. Своих честно заработанных от американцев денег, Тао лишился. Финансовая разведка США смогла найти механизм управы на банки, заставив их заморозить подставные счета китайского разведчика. Но внимание со стороны Правящей верхушки КНР с лихвой компенсировало эти потери, а высшая награда страны из рук Самого, приятно грела самолюбие.

В первых числах мая, Тао, как обычно просматривал новости в своем кабинете, когда поступил звонок от Сун Чена, его заместителя и единственного друга.

— Тао, ты в курсе насчет симпозиума в Шанхае через пару недель?

— По информационной безопасности? — уточнил Тао, никогда не допускавший двойной трактовки.

— Да, дружище, — в голосе Суна было оживление, — посмотри на членов русской делегации, клянусь Буддой тебе понравится там одно личико.

Не прерывая разговора, Тао набрал сайт, посвященный симпозиуму, почти сразу наткнувшись на девушку очаровательной внешности.

— Александра Сергеевна Госсман, 1998 г рождения помощник Генерального директора Анатолия Вельша, — прочитал он вслух.

— Хороша сучка, эти русские девушки не только хороши, ты им только пообещай, что женишься, сразу верят, — хихикнул на другом конце провода Сун. Тао недовольно скривился — линия была внутренняя защищенная, но служба внутренней безопасности все равно периодически слушает разговоры сотрудников.

— Поговорим за чаем в "Золотом Лотосе',- отрезал он словесный поток своего зама, кладя трубку. С экрана компьютера на него смотрела девушка необычайной красоты. «Сучка наверное этого Вельша, такая не согласится глянуть на меня», — тоскливо подумал Тао, закрывая сайт. Но девушка запала ему в душу, до конца рабочего дня, он десятки раз открывал страницу, чтобы полюбоваться красавицей Александрой. Русских девушек у него не было, как-то не сложилось. В Китае они, конечно, жили, но в большинстве своем будучи замужем. При всей своей ущербности, Тао свято чтил брак, никогда не покушаясь на замужнюю женщину.

Оставшиеся десять дней до симпозиума, Тао каждый день десятки раз открывал страницу, любуясь девушкой. Он прошерстил весь интернет, нашел ее школьные фото, фото с отдыха в соцсетях, но нигде не встретил информацию о муже или бойфренде.

«Александра», — шептал Тао засыпая, представляя как овладевает этим прекрасным телом, забывая о своем мизерном мужском достоинстве. Он даже наблюдал, как подъехала русская делегация, находясь в припаркованной тонированной машине. Вживую девушка оказалась еще красивее, а минуты наблюдения за ней и Вельшем, Тао оказалось достаточно, чтобы понять, что они не любовники. «Ты будешь моей, чего бы это не стоило», — дал себе обещание Тао, просматривая досье, собранное на русскую делегацию. Несмотря на свою влюбленность, он оставался разведчиком, делая свою работу. Но в этот раз с делегацией все было чисто — ни одного сотрудника ФСБ или СВР, почти все старики и женщины. Тем не менее, он приставил наружку за делегацией, предупредив, чтобы Александру Госсман поселили в номер с камерами.

Первый же вечер наблюдения едва не заставил его взвыть от предвкушения, когда в душевой он увидел прекрасное девичье тело. Потом была спальня, где девушка очень долго возилась с лифчиком, словно специально доставляя удовольствие наблюдающему за ней Тао.

* * *

Сам по себе симпозиум был скучным — на огромном жидкокристаллическом экране были таблицы, диаграммы, столбики других параметров. Конференц — зал отеля вмещал более трехсот гостей, но почти половина кресел пустовала. Из нашей делегации в зале было всего семеро, если считать со мной и Вельшем. Как всегда, участие в заграничных конференциях использовались для бесплатного посещения других стран. С раннего утра я видел, как часть нашей делегации выпорхнула на улицы, чтобы пробежаться по бутикам и торговым точкам. Видимо точно так обстояли дела и в других делегациях — от многочисленной саудовской делегации в зале наблюдались лишь четверо мужчин.

— Сиди рядом со мной, кратко конспектируй, — велел мне Вельш, занимая места в первых рядах.

— Разве нам не дадут все материалы на цифровых носителях?

Мой вопрос вызвал у Генерального еле заметное раздражение:

— Дадут, но ты не забывай, что ты в команде в роли помощника. Вот и делай вид, — отвернувшись, Вельш продолжил разговор с соседом слева от себя, представителем Белоруссии.

«Тупой мудак», — мысленно поставил я диагноз Генеральному, тем не менее послушно пристраивая свой айрпад. Для участия в деловых встречах мне подобрали деловой брючный костюм. И хотя я требовал размер больше, пришлось втиснуться в то, что мне дали. Утром, покрутившись перед зеркалом, вынужден был признать, что короткие полы пиджака не прикрывают вызывающе обтянутой пятой точки.

"Шлюха',- был вердикт внутреннего голоса, когда меня сканировали взглядами со спины. Даже попытался поджать ягодицы и немного выдвинуть таз вперед, чувствуя себя раздетым под мужскими взглядами.

Докладчиками по вопросу развития телекоммуникаций была китайская сторона: миловидная девушка в светлом брючном костюме на хорошем английском объясняла содержимое диаграмм и таблиц на каждом новом слайде. Вельш вместе с белорусом, довольно громко обсуждал достоинства девушки, глумливо интересуясь я у собеседника, «как там у узкоглазых». С каждой новой минутой узнавания своего временного шефа, испытывал к нему все большую неприязнь. Справедливости ради надо заметить, что и сам раньше допускал такие же похабные шуточки в отношении женского пола.

Объявили двадцатиминутный перерыв, за время которого можно было выпить чашечку кофе в соседней комнате.

— Анатолий Иванович, я схожу выпью кофе, может и вам принести?

— Нет, спасибо, я больше по водке, — отшутился Вельш. Уже порядочно отдалившись, своим суперслухом услышал, как белорус поинтересовался какова я постели. "Девка огонь',- слова Вельша расслышал с трудом, гомон и шаги идущих за кофе мешали. Удивительно, но зачастую мужчины лгут с такой легкостью, хотя никто их не обязывает. Что мешало тому же Генеральному ответить, что у нас строго деловые отношения? Скорей всего он побоялся упасть в газах собеседника, потому и соврал, даже не думая, что я могу услышать.

Китайская сторона не рассчитала количество посуды на количество людей: свободных чашек уже не было. Вздохнув, я развернулся и едва не облил себя кофе — китаец лет сорока улыбаясь, протягивал мне напиток.

— В Китае всегда так, не понимают, что европейцы любят кофе. Прошу вас, мисс, возьмите мой кофе, я его только налил.

— Спасибо, — на автомате протянул руку, не сводя глаз с сердобольного китайца.

— Позвольте представиться, — мужчина галантно наклонил голову, меня зовут…

«Тао Хан», — успел его опередить мой внутренний голос…

Глава 10

Поцелуй Кибелы

В течении первого дня симпозиума, Тао Хань еще дважды попался мне на глаза. Впрочем, трудно не заметить человека, прилагающего все усилия, чтобы попасться на глаза. Проскурнов оказался прав — Тао был сражен наповал, это читалось в его узких сероватого цвета глазах. Но трудно было ожидать, что сам шпион может произвести благоприятное впечатление — Тао был на полголовы ниже меня, субтильного телосложения с нездоровым серым цветом кожи. Меня даже внутренне передернуло, представив, что придется поцеловать его в узкие бледные губы.

«Будь ты проклят», — послал мысленное проклятие в адрес Проскурнова, изнасиловавшего мой внутренний мир своим долбанным экспериментом. Ведь жил же себе спокойно — девушки, пьянки, машины, непыльная работа. И пусть вершин ни в чем не достигал, но, чтобы вернуться в мужское тело, готов был пожертвовать руку и ногу. В конце концов биопротезы в наше время нисколько не уступают родным органам.

Тао кивком головы приветствовал меня по окончанию первого дня: он специально расположился так, что все выходящие из конференц-зала проходили мимо него. Кроме него, я для себя определил еще двоих сотрудников спецслужб — один выполнял роль официанта, второй, со скучающим видом, изображал секьюрити. Вернувшись в номер, разлегся на кровати — впереди еще три дня симпозиума, за которые надо успеть отравить Тао. Секретный яд по словам Проскурнова начнет действовать не раньше десяти дней, за это время мы успеем вернуться в Москву. Самым трудным был предстоящий поцелуй — это не поцелуй с касанием. Надо чтобы яд всосался в слизистую губ китайца. Почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота при мысли о предстоящем действии. Хорошо хоть спать с ним не потребовал генерал, этот барьер преступить я не смог бы даже выполняя задание.

Тао мной явно заинтересовался, но, если он не предпримет попыток углубить знакомство, придется проявлять активность мне. А это подозрительно, китаец наверняка смотрел в зеркало не раз и понимает, что такие как он не вызывают желание у девушек писать кипятком. Остается одно — показывать стриптиз камере, надеясь, что видео увидит сам Тао, а не прыщавый стажер — наблюдатель.

Разгуливая по комнате, неторопливо снял с себя одежду, подолгу позируя в соблазнительных позах. От самого себя было тошно, что приходится так изгаляться, но для достижения свободы в конечном итоге, придется пройти через это. Приняв душ, набросил на себя халат: — еще полчаса дефилировал по комнатам, обнажая то грудь, то длинные ноги. Посчитав, что на сегодня хватит, переоделся. Чтобы спуститься к ужину. Делегация сегодня договорилась провести совместный ужин, делясь своими впечатлениями.

Ужин был скучный — все вокруг говорили о цифрах, оптоволоконной связи, новых типах раздачи интернета. Кто-то делился информацией о проекте Илона Маска, связанного со спутниковым интернетом. Двое китайцев за столиком недалеко от нас, явно были из наружки: коротко стриженные, они цепкими взглядами обшаривали пространство вокруг себя, не забывая поглощать пищу. Вяло поддерживая разговор, попытался найти среди ужинающих Тао, но последнего в зале не было. "Видимо просматривает мой стриптиз, дергая свой стручок',- я даже слегка расхохотался, представив себе Тао «за работой», но смолк под удивленными взглядами коллег.

После ужина снова прошелся по набережной реки Усунцзян, исследовав улицу Бэйсучжоу. Эти невероятные сочетания букв «цз» и «чж», заставляли в муках насиловать язык, хотя сами китайцы выговаривали эти названия певуче и очень легко. У небольшого скверика толпились парни, один из них даже отделился, пытаясь познакомиться. Его комплименты на плохом английском я даже не смог разобрать кроме слова «красивая». Стараясь не провоцировать китайца резким отказом — азиаты очень вспыльчивы если посчитают себя оскорбленными, ускорил шаг. Через два квартала поклонник отстал, давая мне возможность перейти на прогулочный шаг.

Открытые кафешки, из которых неслись всевозможные запахи, манили яркой неоновой рекламой. Остановившись возле одного кафе, подумывал войти, когда голос у самого уха, заставил подскочить от неожиданности.

— Эти забегаловки недостойны посещения такой девушкой как вы! — Тао возник из ниоткуда. "Следил',- мелькнула мысль, отступив на шаг от китайца, улыбнулся в ответ:

— Я в первый раз в Китае, мне здесь все любопытно.

— О-о, — на лице Тао появилась улыбка, — я лучший гид по Шанхаю. Могу показать лучшие места в городе.

— Спасибо…

— Тао, зовите меня просто Тао, — напомнил мой визави свое имя. Мы уже знакомились, но мне нужно было выглядеть забывчивой девушкой.

— Может по чашечке чая? — Тао старался выглядеть максимально уверенным и обаятельным, но получалось плохо.

— Нет, спасибо, может завтра? — я не хотел, чтобы рыба соскочила с крючка. Но и быстрое согласие в глазах китайца могло выглядеть плохим тоном.

— Если завтра, то тогда уже полноценный ужин. Александра, вы вскружили мне голову, ваш отказ разобьет мое сердце.

— А оно у вас есть, — подыгрывая Тао, я чувствовал себя шлюхой второсортного борделя. Вот только шлюх в борделе перед употреблением еще и тискают, проверяя качество товара. А на такой вариант я не соглашался, сколько бы Проскурнов не пытался мне внушить, что тело не мое и я не несу ответственности за его физические контакты.

— Есть, и оно в плену вашей красоты, — комплименты Тао отдавали такой банальностью, что хотелось зевнуть. Китаец оказался джентльменом — получив согласие на ужин, вызвался проводить меня до отеля. Отставая от нас шагов на двадцать, сзади плелись двое крепких молодых парней, а по дороге ехала тонированная машина неизвестной мне марки. Тао Хань серьезно относился к вопросам собственной безопасности, о чем меня предупреждал Проскурнов.

У отеля Тао Хань откланялся, галантно прикоснувшись губами к руке. Рефлекторно отдернул руку, но встретив недоуменный взгляд Тао, попытался исправиться:

— У меня очень чувствительная кожа, щекотно. — Не знаю насколько это прозвучало убедительно, но сузившиеся щелочки глаз Тао, стали несколько шире.

— Спокойной ночи, Александра. Я заеду за вами завтра в семь вечера, вам хватит время для отдыха после рабочего дня?

— Да, вполне! Спасибо, что проводили господин Тао, — помахав рукой китайцу, вошел в отель, чувствуя как колотится сердце. А этот китаец опасен, от него так и веяло угрозой, надо вести себя предусмотрительнее. Если он что-то заподозрит, бросит все свои силы на выяснение моей личности. И я совсем не уверен, что ведомство Проскурнова окажется на высоте. Это проклятое русское «авось» подводило и куда более опытных людей. До назначенного ужина оставались практически сутки, надо еще раз все взвесить, чтобы избежать провала.

Что за препарат в составе губной помады мне так и не сказали, ограничившись расплывчатым, «не выявляется и для меня безопасен». Достав помаду из косметички, крутанул колпачок, обнажая помаду насыщенно бордового цвета. "Макияж проститутки',- мелькнуло в голове, вызывая ассоциации из прежней жизни. Не забывая, что в комнате камеры, принял душ, стараясь меньше мелькать оголенным задом и переодевшись отправился спать.

Утро следующего дня было повторением предыдущего: быстрый завтрак и монотонные лекции выступающих с демонстрацией слайдов, графиков и таблиц. Тао нигде не было видно, но его китайские близнецы мелькали во всему фойе. Для меня всегда оставалось загадкой, как китайцы различают друг друга, я мог лишь произвести половую дифференциацию.

После обеда, отпросился у Вельша, сославшись на головную боль. Надо было подготовить пути отступления, если первоначальный план сорвется. В моем гардеробе было не так много вещей, в среднего размера сумку от Hermes отправились джинсы и футболка. К сожалению, кроссовки втиснуть в сумочку не было возможности, она и так стала подозрительно выпуклой. По плану от меня требовалось только поцеловать Тао, все остальное сделает препарат в составе губной помады. Но планировать одно и совсем другое дело — все это осуществить, поэтому и взял джинсы и футболку, если придется бежать.

Прошло больше час а, прежде чем я остался доволен своим внешним видом — шикарное платье от Versace, черного цвета с глубоким декольте и полуоткрытой спиной, должно было свести Тао с ума. На ноги одел лабутены с невысоким и широким каблуком — ходить на шпильках так и не научился. Колье на шею, немного духов Риччи и я вижу в зеркале отражение красивой девушки. Волосы мои отросли только до плеч, помучавшись с укладкой, решил просто их распустить. Сумка немного портила внешний вид, по логике, лучше подошла бы маленькая Michael Kors, но джинсы в нее не поместились бы.

Звонок от Тао поступил с ресепшна, этот китаец так и не осмелился попросить у меня номер. Тао был в черном деловом костюме с белой сорочкой, начищенные лаковые туфли блестели, отражая свет люстры в холле.

— Вы ослепительны, Александра, — китаец обозначил поклон головой.

— Как и вы господин Тао, — парировал я, не замечая оттопыренного локтя. «Обойдешься хрен моржовый, это тебе не выход в свет, а спецоперация». Тао услужливо открыл дверь лимузина, впуская меня в царство дерева и кожи. Обойдя машину, юркнул внутрь и нажал на кнопку — машина плавно тронулась. Салон от водительского места был закрыт стеклом, через которое виднелась голова водителя.

— Как прошел ваш день, что интересного на симпозиуме?

— У меня болела голова, я после обеда просто отдыхала. Но до обеда я вас не видела, — поддержал разговор, стараясь запоминать дорогу. Это было трудно, дважды мы ныряли в подземный тоннель, а кричащие светящиеся иероглифы на стенах домов, слепили, не давая присмотреться к местности.

— Я был занят, срочное дело, но к счастью для себя сумел освободиться к вечеру. — Тао не делал попыток подсесть ближе, держал свои руки при себе и производил впечатление благопристойного человека.

— Куда мы едем? — заполнил я паузу.

— В Золотой Дракон, лучшее заведение города, там есть кухня всего мира, — Тао отклонил звонок на мобильный и продолжил: — я взял на себя смелость заказать императорскую ложу.

— Разве в Китае есть император? — мое удивление получилось искренним, китаец рассмеялся:

— Нет, мы коммунистическая страна, ложа просто так называется, но простому смертному в нее не попасть. — В голосе Тао слышалась плохо скрываемая гордость.

— Вы вероятно большой начальник, вы так и не сказали кем работаете и почему пригласили меня на ужин?

— Я простой аналитик в министерстве печати и коммуникации, но мой шеф очень ценит меня, — не колеблясь ни секунды соврал китаец. — А вы, Александра, настолько прелестны, словно богиня, сошедшая с Олимпа, что для меня честь быть в вашем обществе.

Примерно так и я звиздел пришло на ум, а потом как затащишь девушку в постель, так сразу забываешь про ее божественность. Машина сделала плавный поворот и остановилась.

— Приехали, я сейчас открою вам дверь, — Тао выскочил из машины как чертик из табакерки, распахнул дверь и галантно подал руку.

— Благодарю, — выйдя из машины осмотрелся — огромное трехэтажное строение с тиле китайской пагоды светилось разноцветными огнями, изображая танцующего дракона.

— Господин Тао, ваша комната ждет вас, — по-английски обратился полноватый китаец средних лет, кланяясь перед Тао. Мой кавалер кивком головы поблагодарил хостеса, выбежавшего встречать машину и двинулся вперед со словами:

— Пойдемте Александра. — Мы прошли через помпезный вестибюль, следуя за довольно проворным хостесом и свернули вправо в широкий коридор, заканчивающийся двустворчатыми дверьми.

— Императорская ложа, господин Тао, — китаец решительно потянув, открыл обе створки позолоченных дверей. Позолоты было много — на потолке, резных панелях, скульптурах драконов, встречавшихся через каждый метр.

Императорская ложа оказалась целым домом — мы оказались внутри комнаты размером в волейбольную площадку с богато накрытым столом, за которым могло свободно уместиться пара десятков людей.

— Александра, присаживайтесь, — Тао учтиво отодвинул стул, дожидаясь пока я сяду. С моего места было видны две двери в соседние комнаты — одна скорее всего ванная комната, а вторая…

«Траходром», — услужливо подсказал внутренний голос.

— Убавь свет и пусть подают горячее, — распорядился Тао, усаживаясь напротив меня. На столе и так хватало яств, вилок и ложек разных форм было столько, что я даже растерялся. Возникший из ниоткуда официант в традиционном китайском одеянии, услужливо разлил красное вино по бокалам. Тао взял свой бокал со словами:

— За наше удачное знакомство и плодотворное сотрудничество. — Вторая часть его тоста мне показалась странной — о каком сотрудничестве может идти речь, если я только помощник Вельша.

Китайцы соблюдают золотое правило — во время еды они не разговаривают. Мои попытки разговорить Тао натолкнулись на односложные «да» и «нет». Половина блюд на столе мне была незнакома, но надо отдать должное поварам, вкусно было до полного наполнения желудка. Наевшись, даже почувствовал, как натянулось платье в районе живота. Тао, несмотря на его скромные размеры, поглощал еду жадно и в невероятном количестве. Его невероятный аппетит меня даже расслабил — ну не может мужчина с таким количеством еды в желудке страстно желать секса.

Закончив трапезу, я еще минут десять лениво перебирал гроздь винограда, пока молчаливый китаец уничтожал очередное блюдо. Секс не секс, но пообниматься он захочет, значит, самое время нанести губную помаду. Еще перед выходом из отеля, губы я накрасил, но часть помады была безжалостна уничтожения во время ужина.

— Здесь есть дамская комната, мне надо привести себя в порядок, — переполненный мочевой тоже требовал к себе внимания.

— Я провожу, — довольно резво вскочил с места китаец.

— Я справлюсь, — подарив Тао очаровательную улыбку, пошел к двери, чувствуя как взгляд китайца буквально прожигает дырку на моей спине, или на том, что ниже спины. Успешно справившись с первой частью похода в роскошную ванную комнату, обильно накрасил губы — пришло время поцелуя Кибелы. Перед выходом из ванной, на пару минут меня охватил страх: мне предстояло убить человека, не сделавшего лично мне ничего плохого. Даже наоборот, Тао был вежлив, руки не распускал и вел себя истинно по-джентльменски.

Вспомнив суровое Проскурнова и необходимость завоевать его доверие для мести, смог взять себя в руки. Стол за время моего отсутствия обновили, убрав грязную посуду и заставив свежими фруктами. В комнате звучала мелодия Скорпионс, намекающая на танцы или более интимные действия.

— Александра, потанцуем? — Тао поднялся как кошка при моем появлении. "Во время танца он сам потянется на поцелуй, пожалуй лучше варианта и не придумать',- успело мелькнуть перед моим согласием. Тао был чуть ниже меня, но танцевал неплохо, хотя откуда мне знать, я-то в роли девушки танцевал впервые, не считая тренировок на базе. Мы танцевали уже третий танец, но Тао даже не предпринял попытки поцеловать меня.

«Александра, задание»! — прозвучал в голове мысленный приказ, и я сам потянулся к партнеру, ожидая встретить его губы. Не знаю, все ли девушки закрывают глаза перед поцелуем и почему они это делают, но я закрыл. Не встретив губ, открыл — Тао остановился, в его глазах проскользнула жестокость. Не успел я обдумать, что происходит, как двустворчатые двери распахнулись и трое из ларца, одетых в черные костюмы, оказались в комнате.

— Ты хотела убить меня, после обеда со мной, несмотря на то, что не знаешь меня лично, — Тао отстранился, отступая на пару шагов. Он бросил пару слов на китайском, трое решительно двинулись в мою сторону.

— Я навещу тебя в тюрьме для шпионов и убийц, — отвернувшись, Тао допустил ошибку. Молнией метнувшись к нему, я произвел захват его головы и резким движением попробовал сломать ему шею. Успел услышать хруст, прежде чем невидимый удар в висок опрокинул меня на персидский ковер, гася для свет в моих глазах.

Глава 11

Александра

Заседания межведомственного совета между СВР, ФСБ и ГРУ случались крайне редко. До сегодняшнего дня, Проскурнову пришлось присутствовать на таких заседаниях всего дважды — когда США арестовали супругов Эймсов и когда была задержана Чапман. Сегодня такое заседание проводилось всего в третий раз и впервые под патронажем СВР. Проскурнов скривился, вспомнив как добирался до штаб-квартиры СВР рядом с Бачурино. Два кордона охраны разведки работали так топорно, что генерал даже из машины видел липовых торговцев, шиномонтажную мастерскую с подозрительно чистыми ангарами.

Кроме него в совещательной комнате с изолированными стенами присутствовали два начальника отделов ГРУ: начальник третьего отдела, курирующий страны Азии генерал-лейтенант Борисов Михаил, и начальник шестого отдела радиотехнической разведки генерал-полковник Завальный Александр. Сам Проскурнов приехал один, чтобы исключить возможную утечку информации в своем ведомстве. Присутствовали двое оперативников СВР, ожидали прихода заместителя директора СВР по операциям.

Прошло больше двух недель со дня злополучного исчезновения Александра Светлых, или точнее Александры Госсман, вышедшей вечером из отеля в Шанхае в сопровождении молодого китайца. Резидентура в Шанхае не смогла получить ни записей видеонаблюдения из отеля, они все оказались «испорчены», ни собрать свидетельские показания работников — от швейцара до работников ресепшн, работавших в ту ночь, все просто исчезли. Проскурнов мысленно выругался в адрес особенностей своего агента — все попытки вживить микродатчик слежения оказались безуспешны. Организм Александры творил невообразимое — датчик переставал работать сразу после вживления. Будь эта операция успешна, его специалисты без труда отследили бы местонахождение агента.

Исчезновение члена российской делегации на симпозиуме не могло остаться незамеченным и безнаказанным — российское посольство забросало правительство Китая с требованием информации о сотруднице своей делегации. Но китайская полиция разводила руками — все, что они могли представить на все требования и запросы, российскую сторону не устраивало. Со слов полиции, Александра покинула отель к восьми часам вечера в компании неустановленного китайца, на машине без номерных знаков.

Но сам Проскурнов знал больше, знал, кто именно приехал за Александрой. Знал куда они поехали. На этом след его суперагента обрывался, дальше шли лишь предположения.

— Прошу прошения за задержку, — заместитель директора СВР по операциям, грузно присел в кресло. Дверь за ним закрылась, задумавшийся было Проскурнов выпрямился в кресле. Ему приходилось встречаться с Широковым Сергеем — несмотря на свою типично крестьянскую внешность, заместитель директора СВР был прекрасным аналитиком и очень высококлассным разведчиком.

— Раз все на месте, начнем, слово для доклада представляется представителю ФСБ. — Широков намеренно не стал представлять Проскурнова — это были соображения безопасности, но не менее важную роль играла постоянная конкуренция между ведомствами. Эта постоянная конкуренция между ведомствами, отвлекала значительную часть сил на то, чтобы скрыть друг от друга свои планы, передвижения, свою агентуру. С одной стороны это держало в тонусе, с другой — выливалось в мышиную возню.

Прокашлявшись, Проскурнов начал вводить коллег в курс дела. Спустя две недели, убедившись, что своими силами не выйти на след Александры, шеф принял решение обратиться за помощью к конкурентам. Напрасно генерал отговаривал директора от такого шага, проект «Гендерфлюид» был его детищем, он не желал, чтобы о нем знали смежные службы.

— Две недели назад, вечером около восьми часов, из отеля Bellagio Shanghai в Шанхае, вышел наш человек в сопровождении китайца, сел в машину. Они приехали в дорогой ресторан «Золотой дракон», с тех пор мы не можем найти своего агента. Наша наружка проследила за автомобилем, когда он отъехал от ресторана пару часов спустя, но нашего агента в машине не было. Он не выходил на связь с той самой минуты, — Проскурнов замолчал, чувствуя устремленные на себя взгляды.

— Виталий Иванович, вы нам не сказали ничего, — Широков постукивал карандашом по поверхности стола, — кто ваш агент, его задача, кем был китаец? Как мы можем задействовать свои силы, не зная кого искать. Хватит секретов, об этом заседании попросил ваш шеф, значит, вы в жопе и вам нужна помощь.

Просветлевшие лица двух генералов ГРУ выражали полное согласие со словами Широкова. Проскурнов, сознавая правдивость сказанного, начал рассказывать, осторожно подбирая слова:

— Китайцем был Тао Хань, — при этих словах все присутствующие напряглись. Это имя в СВР и ГРУ знали, как знали о неудачной вербовке этого человека и нанесенном им уроне. Такие провалы трудно скрыть в стране, где провал коллеги воспринимается как личный успех.

— Какова была задача вашего агента? Повторная вербовка? — Борисов Михаил, курировавший страны Азии, воспользовался паузой, чтобы задать свой вопрос.

— Нет, ликвидация, — коротко ответил Проскурнов, чувствуя, что краснеет под взглядами коллег. И в самом деле, было от чего покраснеть — пропал агент, отправленный на ликвидацию, и сейчас приходится просить помощи у потенциальных конкурентов.

— Я так понимаю, что ваш агент женского пола, учитывая паталогический интерес Тао к европейкам? — На вопрос Широкова генерал кивнул, доставая из кейса фотографию Светлых в женском обличье. Фотография перекочевала из рук в руки и вернулась к Проскурнову.

— Красивая девка, — поделился своим мнением Широков, — а как она его должна была ликвидировать? Полоний в чай, новичок в кофе или просто заразить СПИДом? — При словах Широкова, оба генерала ГРУ усмехнулись, не скрывая злорадства. Сколько раз твердили ФСБ, что их работа внутри страны, а для работы за рубежом есть СВР и ГРУ. Но нет, эти любители конспирологии в очередной раз полезли не в свое дело и провалились.

— Есть экспериментальный препарат лучше новичка, — Проскурнов не стал вдаваться в детали, — но мы обратились к вам за помощью, а не для выслушивания упреков. Наших возможностей в этой дружественной стране мало, чтобы установить местонахождение нашего агента.

— У вас есть еще информация, ведь за вашим агентом должны были наблюдать. Не может человек просто взять и испариться, даже в такой стране как Китай. Никаких маяков, никаких меток для радиотехнического контроля? — генерал Завальный впервые нарушил молчание.

— Нет, мы учитывали возможность тотальной проверки и не хотели «светить» агента, рассчитывая лишь на ее способности, — Проскурнов с благодарностью посмотрел на Завального. Этот специалист мог многое и вопрос задавал не из праздного любопытства. Для Завального теперь станет делом чести, попытаться отыскать след Александры.

— Вы уверены, что ваш агент жив? Или вы что-то недоговариваете? — Широков вперил взгляд в генерала. Немного помявшись, Проскурнов выложил карты:

— Спустя полтора часа после приезда в ресторан, к «Золотому Дракону» приехала реанимационная машина. По официальной версии-один из посетителей обжегся горячим блюдом, опрокинув на себя поднос с углями. Но нашим людям удалось установить, что машина увезла Тао Ханя в больницу. Удалось выяснить, что в момент транспортировки, его состояние было критическим — дальше след теряется. Из этого можно сделать вывод, что наш агент скорее всего выполнил задание, но не так как планировалось.

Проскурнов замолчал, оглядывая людей за столом. Ему сейчас зададут вопрос, он это чувствовал интуитивно. С какой стати, три службы должны искать местонахождение девушки-агента, если ее следы потерялись. Искать в Китае то, что скрывают ее власти, могло означать только одно — агент невероятно ценен.

— Виталий Иванович, все спецслужбы мира периодически теряют агентов. Такова наша работа. Мы сознаем степень риска, соглашаясь на эту работу. В вашем случае — агент просто красивая девушка, таких вы можете набрать в каждом городишке по дюжине. Если наши китайские друзья не афишируют случившееся, не судят ее, не предлагают нам обмена на своих шпионов — я могу предположить лишь одно: ваш агент чем-то отличается от сотен таких. Какая в нем ценность?

— Она Гендерфлюид, — сказав это слово, Проскурнов буквально почувствовал, как его сверлят три пары глаз.

— Гендер кто? — Широков, при всей его начитанности, не сразу вник в смысл сказанного.

— Люди гибкие в отношении своей гендерной идентичности. Они могут переходить от одной идентичности к другой на протяжении жизни, либо проявлять маркеры различных гендеров одновременно, — процитировал Проскурнов по памяти определении из Википедии. Затем, улыбнувшись при виде изумленных лиц собеседников, добавил:

— Это парень в женском теле, нам удался эксперимент по переносу сознания в тело другого носителя. Она отчаянно считает себя мужчиной, хотя живет в женском теле. Побочным или позитивным эффектом такого эксперимента явилось то, — Проскурнов гордо оглядел притихших коллег, — у него, или скорее у нее, все показатели выше чем у олимпийских чемпионов. Она сильнее, быстрее, умнее любого из нас, любого на этой планете. Теперь, вы понимаете, почему нам так важно ее отыскать?

Несколько минут за столом царило молчание, нарушенное Широковым:

— Как это, перенесли сознание парня в тело девушки?

— Это я выразился упрощенно, — Проскурнов понял, что от форменного допроса не отвертеться. Следующие полчаса он вертелся как уж на сковородке, пытаясь дать максимум информации, не выдавая технологии эксперимента. Его собеседники слушали, разинув рот. Когда генерал дошел до момента, как попав в воду, практически утонув, Александр снова стал обладателем мужского тела, Широков не выдержал:

— Чушь вы несете, Виталий Иванович. При всем уважении к вам, в такое поверить невозможно.

— Вы можете получить подтверждение моим словам у шефа, — невозмутимо парировал Проскурнов. Получив нетерпеливый жест продолжать, генерал окончил повествование. Молчание нарушил генерал — лейтенант Борисов:

— И этот агент-метаморф в руках китайцев? А теперь, представьте на минутку, что, если они поймут и смогут разгадать секрет такого превращения? Десятки тысяч китаянок со скоростью, превосходящей любые человеческие реакции, способные прожить неделю на миске риса, заполнят наши восточные границы. При этом это будут отличные стрелки, диверсанты и самое главное, русский мужик не увидит угрозы в китаянках.

— Пока те не перережут горло, — мрачно вставил Широков, осознав масштаб случившегося.

— Александра не признается китайцам, что была парнем, — Проскурнов хорошо помнил реакцию Светлых на женскую ипостась.

— Боюсь, Виталий Иванович, вы недооцениваете наших партнеров из Поднебесной, — Широков снял очки, задумчиво вертя их в руках. — Они спят и видят себя гегемоном в мире, а всех остальных подневольными рабочими. Этого вашего агента надо найти и вытащить из лап китайских товарищей. А если спасти не удастся — его надо уничтожить, мы не имеем права давать никому в руки такое грозное оружие.

Совещание продлилось еще час — все присутствующие заверили Проскурнова, что используют все свои силы и средства, чтобы установить местонахождение агента. Завершая межведомственное совещание, Широков подвел итоги:

— Однозначно, что вашего агента вывезли на той же медицинской машине, что и умирающего Тао. Надо бросить все силы, чтобы отследить маршрут реанимобиля — он должен был где-то снять нашего человека. Узнаем маршрут — будем знать где искать, а там уже специалисты по радиотехнической разведке смогут узнать все остальное. Человек не может исчезнуть без следа, даже в необъятном Китае.

* * *

Лоа Шенг, начальник отдела экстрасенсорных и паранормальных исследований Министерства государственной безопасности КНР, не отрываясь смотрел в монитор. Уже почти две недели его отдел занимался изучением очень любопытной девушки, являвшейся членом российской делегации на симпозиуме в Шанхае. Когда Лао показали спеленатую девушку, попросив изучить ее способности, он отмахнулся — от девушки даже не было Силы, а Силу он чувствовал. Его уважение к девушке возросло, когда он узнал, что она одним движением сломала шею опытному агенту. Более того, только четверо самых подготовленных агентов спецотдела «цхиван», смогли ее одолеть в рукопашном бою, получив очень серьезные травмы. При том, что девушка дралась в вечернем платье и на каблуках.

Лао Шенг начал с рутинных процедур — снятия показателей активности головного мозга, введения «сыворотки правды». Вот именно тогда он испытал первый настоящий шок — девушка под сывороткой утверждала, что она парень и ей двадцать девять лет. Рискуя превратить ее в овощ, Лао вновь и вновь вводил сыворотку, скрупулезно собирая воспоминания объекта. Чтобы девушка не могла причинить себе вреда, ее держали в специальной камере без предметов, где стены и пол были обиты толстым слоем амортизационного материала. От ее вечернего платья осталось лишь одно воспоминание — лохмотья не могли прикрыть очаровательную фигуру и Лао Шенг любовался совершенством ее линий.

Собрав все полученные сведения путем введения сыворотки, глубокого гипноза, исследователь получил четкую картину, не укладывающуюся в его голове. Все женские «воспоминания» объекта были сроком не больше полугода и начинались в Иордании. Была странная ситуация, связанная с арабскими шейхами, погонями, смертью близкого друга. А вот, что касается мужских воспоминаний — здесь картина была иная: девушка помнила все с пятилетнего возраста. Помнила женщин, своих подруг, имена друзей, свое имя — Александр Светлых.

Лао Шенг мог поклясться, что мозг и воспоминания принадлежат мужчине, но его смущало то, что видели глаза. А глаза видели молодую красивую девушку, обладающую невероятной скоростью и реакцией, превосходящую силой среднего мужчину. С этим объектом стоило поработать неспеша, посмотреть, как она себя поведет в нормальной среде. Именно поэтому, Лао Шенг решил идти к самому, руководителю министерства государственной безопасности господину Вану Цзиану. Вчера его руководитель не смог принять, так как находился на совещании компартии Китая.

Получив звонок по внутренней связи, что господин Ван Цзиань готов его принять, Лао Шенг спешно направился в крыло «Лотос» Министерства. Миновав четыре пункта охраны, сверив сетчатку глаза и отпечатки пальцев, он попал в Главное Управление, где находились высшие чины. Немного робея, вошел в приемную и получив разрешение секретаря, постучал в дверь.

— Входи, Лао, — Цзиань помнил по именам практически всех своих подчиненных. Имея нетипично высокий рост для китайца, он взирал на сотрудников сверху вниз, вгоняя их в смущение.

— Господин, я принес отчет по русской шпионке, убившей нашего сотрудника, — Лао протянул листы, исписанные иероглифами.

— Хань жив. Но боюсь никогда уже не станет человеком, он парализован и останется овощем до конца своей жизни, — Цзиань взял протянутые листки, пробегая по ним глазами. По мере чтения, лицо руководителя министерства государственной безопасности КНР багровело. Дочитав, он поднял злые глаза на Лао, заставляя того съежиться.

— Это что за хрень, господин Лао Шенг. — Когда Цзиань называл подчиненных полным именем, с приставкой «господин», всегда следовало ожидать бурю.

— Результаты моих двухнедельных тестов, господин Ван, — Лао втянул голову в плечи, ожидая гневных криков. Но случилось невероятное, Цзиань смеялся. Отыскав нужное место в тексте, он нараспев, словно песню, прочитал:

«Таким образом, можно предположить, что русским удалось невозможное, а именно, насильственное изменение пола при полном сохранении когнитивных способностей и самовосприятия испытуемого объекта к своей первичной половой принадлежности».

— Есть все основания так думать, — Лао боялся, но решил гнуть свою линию.

— Чушь! Это просто невозможно. Перед нами психопатка, которая набросилась на Тао и случайно свернула ему шею. Жаль, я не могу подобрать коды к записям Тао, это на многое пролило бы свет. Никакая она не шпионка, а просто больная дура, вообразившая себя мужчиной. И вся эта история, обычная любовная трагедия, а не тщательно спланированное покушение. Твои исследования закончены, за девушкой придут сегодня, ее дальнейшая судьба не твоя забота, можешь идти, Лао, — перешел на отеческий тон Ван Цзиань.

Лао Шенг отчаянно хотел возразить, но не посмел, пятясь выходя в дверь. Когда за ним закрылась дверь, Ван Цзиань набрал селектор и коротко отдал команду собеседнику на другом конце провода:

— Объект номер 1212 отправить в лагерь Сяодун, пусть медикам будет еще одна безвестная женщина для работы.

Глава 12

Лагерь Сяодун

Эта камера с обивкой из мягкого материала, меня убивала: в ней не было ничего, что можно использовать как оружие. Я уже потерял счет дням, происходило что-то странное. Порой, меня неудержимо клонило ко сну, проснувшись, я понимал, что со мной все не так. Мне мерещились китайцы, ярко-светлая комната с хирургическими лампами на потолке и в голове билось имя «Лао». Я понятия не имел, что это за имя и откуда оно появилось в моей голове. Самое интересное, что еду в одноразовой посуде я обнаруживал проснувшись. Ни разу при мне не открылась дверь камеры, обитая мягким материалом, похожим на войлок. Не было ни малейшего понятия какое время суток — высокие потолочные ртутные лампы горели все время.

Единственное изменение, что я обнаружил в своем организме — были следы инъекций на локтевой вене. Но я не помнил, чтобы меня кололи — отсюда напрашивался очевидный вывод: меня усыпляли прямо в камере, а потом кололи. С того самого момента, как я кинулся на Тао в надежде свернуть ему шею, я помнил очень мало. Помню, как удар в висок меня вырубил. Но мне хватило пары минут, чтобы прийти в себя.

Очнувшись, обнаружил, что лежу на животе, с бесстыдно задранным до бедер платьем, а в комнате суетятся однояйцевые китайцы в черных костюмах. Решение пришло мгновенно — перебить этих людишек и бежать, спасая свою жизнь. Вскочив на на ноги, рывком разодрал подол вечернего платья, чтобы не сковывало движений.

Раньше, смотря фильмы с участием китайских мастеров боевых искусств, всегда считал, что это неправда. Но в тот злополучный вечер, реальность напомнила, что кунг-фу существует. Четверо китайских мужчин в костюмах, отреагировали на треск раздираемой ткани мгновенно, заняв боевую позицию. Зная свою скорость и реакцию, я лишь мысленно ухмыльнулся, считая, что через минуту путь свободен.

Надо отдать должное — китайцы оказались на высоте! Только чудом мне удавалось уворачиваться от синхронной атаки — кулаки и ноги моих противников свистели в опасной близости. Но на моих противников было смешно смотреть, на их лицах было написано искреннее изумление, когда мне удавалось не только уклониться, но и нанести встречный удар. В то же время мне не хватало времени добить одного из них, остальные трое вертелись как при просмотре в ускоренном режиме. У китайцев были основательно разбиты лица, мне же удавалось избежать удара. Так могло продолжаться долго, если бы не споткнулся о тело Тао, уворачиваясь и отступая назад.

Секундного замешательства, пока я восстанавливал равновесие, хватило, чтобы пропустить удар в живот, а через долю секунды, меня сбили с ног, наваливаясь сразу вчетвером. Сбитое дыхание от удара в живот, не дало сгруппироваться, когда на руках защелкнули наручники и началось форменное избиение. Били ногами, стараясь ударить больнее. Не помню, как потерял сознание, но очнулся в этой камере. С этого момента я не видел живой души. Еда находилась подле меня, когда я просыпался, для гигиенических нужд был устроен туалет в дальнем угу по типу турецкого санузла. Прямо над ним, из стены торчал гибкий шланг на десять сантиметров из которого тоненькой струйкой постоянно текла вода, попадая прямо в сливное отверстие турецкого туалета.

По моим субъективным ощущениям, прошло не меньше месяца, но, если судить по моим походам в туалет, времени прошло куда меньше. Следов от инъекций на руке было больше двадцати, некоторые могли пройти за это время, учитывая мою регенерацию. Да и мое самочувствие никак не напоминало избитого до полусмерти человека, единственное что напрягало, так это жалкие остатки вечернего платья. От него остался кусок ткани, чудом державшийся на бедрах по типу набедренной повязки.

То, что за камерой наблюдают, говорили два глазка камер, устроенных в противоположных углах, не оставляя мертвой зоны. Даже зона уборной просматривалась камерой идеально. Помню, как обнаружив что камера просматривает уборную, очень долго крепился, не желая оголяться перед камерой. Но в конце концов мочевой оказался сильнее стыда, а спустя время я перестал обращать внимание на камеру. Время тянулось мучительно медленно: проснувшись я ел, строил планы мести всему Китаю и заодно Проскурнову, пока незаметно для себя не отрубался. И так невероятно долго — все попытки постучать в дверь камеры, показывать факи камерам, остались без ответа.

Сегодня был очередной день, а может ночь, когда, поев я лежал, размышляя о том, как мне выбраться из этой жопы. Странно, но страха не было, почему-то была уверенность, что мне сохранят жизнь. Если бы меня планировали убить — не помещали бы в камеру, где невозможно совершить самоубийство даже при всем желании. Внезапно в голову пришла мысль перехитрить наблюдателя, притворившись спящим. Но это окончилось провалом, потому что, проснувшись, обнаружил, что связан по рукам и ногам, а судя по шуму мотора и вибрации, меня куда-то везут.

Не знаю сколько я проспал на этот раз, мешок, надетый на голову, не давал ничего видеть. Лежал я на чем-то твердом, но я отчетливо слышал дыхание людей, хотя разговоров не было. Пару раз донеслось что-то похожее на всхлипывание, запах человеческого пота прошибал нос. Ехали долго, несколько раз попытался докричаться до невидимых охранников на русском, английском языках. Ответом мне было молчание, только дыхание было слышно в ответ, да запах пота стал слабее, словно от меня отодвинулись.

Когда машина остановилась, я был готов обмочиться от усталости и желания сходить в туалет. Захлопали двери, послышался противный скрежет в меня обдало свежим воздухом. Кто-то начал кричать на китайском, рядом со мной послышалась возня и движение. Легкие шлепки говорили о том. Что из кузова машины или автобуса выбираются люди, спрыгивая на землю. К китайскому командному голосу присоединились женские стенания на незнакомом мне языке, в уши ворвалась какафония звуков: плач, шмыганье, крики, рыдания.

— Эй, кто-нибудь, освободите меня, — по инерции закричал на русском, спохватившись, перешел на английский. Словно услышав, меня грубо ухватили за ногу и потянули — успел сгруппироваться в ожидании удара о землю, но его не последовало. Рывком с меня сдернули мешок, глаза обожгло от яркого света. Послышался металлический звук и по ногам заструилась кровь.

— Приехала сука, теперь будешь жить здесь, — английский охранника был ужасен. "Я же практически голый',- пронеслось в голове, не успев открыть глаза, инстинктивно потянулся прикрыться руками.

— Слезай, что разлеглась, — прозвучал голос на плохом английском, меня больно ударили по бедру. Осторожно открыв глаза, проморгался — на мне была черная униформа костюмного типа с белыми горизонтальными полосами. Руки были по-прежнему в наручниках, но я сумел присесть на самом краю открытых дверей микроавтобуса.

— Где я? — Мой вопрос вызвал взрыв хохота у охранника.

— Это ад, ты в аду, — убедившись, что я пришел в себя, он рывком выдернул меня из полутемного чрева микроавтобуса, давая мне упасть на пыльную землю. От падения у меня потемнело в глазах, нос и рот забились пылью, вызывая болезненное чиханье. Охранник отдал команду на китайском, чьи-то руки приподняли мою голову и потянули за плечи, помогая сесть.

— Держись милая, это еще не самое страшное, — женский голос был приятный с еле заметным незнакомым акцентом. Открыв глаза увидел руки, подняв взгляд уперся в лицо молодой девушки восточной внешности.

— Вставай, я помогу тебе, если не идти, они могут потащить силой, — девушка, поднатужившись, подняла меня на ноги. Уняв головокружение, посмотрел по сторонам, опираясь на сердобольную помощницу. Первое впечатление, что пришло в голову было с лагерем сирийских беженцев «Заатари», — те же палатки и бараки на огромной территории. Правда на этом общее с «Заатари» заканчивалось — это место было оцеплено по периметру тройным рядом колючей проволоки, известной в народе как "путанка'.По всему периметру располагались наблюдательные вышки, находясь друг от друга примерно на расстоянии ста метров.

— Что это за место? — вырвалось у меня, по-прежнему опираясь на плечи молодой женщины.

— Лагерь для уйгурок Сяодун, пошли, нам нельзя отставать, если не хотим привлекать внимания. — Девушка крепко обхватила меня руками, — шагай, я не дам тебе упасть.

Всего в этом микроавтобусе привезли восьмерых вместе со мной. Кроме нас двоих впереди плелись, понурив головы еще шестеро молодых женщин, среди которых в глаза бросалась совсем молоденькая девчушка лет пятнадцати. Только я открыл рот, чтобы спросить у своей спутницы, что это за лагерь и почему мы здесь, как один из охранников, недовольным голосом приказал остановиться нам двоим.

Подозвав к себе другого охранника, он дал ему указания парой фраз. Китаец грубо дернул мою спутницу за руку, едва не уронив меня на землю.

— Нас ведут в отряд усиленного режима, — пояснила моя самаритянка, послушно меняя курс за охранником. Остальные шестеро проследовали в сторону палаточного лагеря, а мы, вслед за китайцем, двинулись в сторону здания ангарного типа. Таких зданий было три — одно было поменьше и находилось в середине, два побольше — по бокам. Все три здания были отгорожены от остального лагеря решетчатым забором минимум в три метра в высоту. Перед забором, охранник подошел к пульту на стойке и ввел код — еле слышное гудение прекратилось, и дверца открылась.

— Забор под током, — шепнула мне девушка, помогая протиснуться в узкую калитку, удивляя меня своей наблюдательностью. Закрыв калитку, охранник снова набрал код на пульте с внутренней стороны ограды — гудение возобновилось. Мы подошли к зданию справа — оттуда вышли два охранника с пистолетами в кобурах и седовласый китаец в белом халате. Он что-то сказал охранникам, которые подошли к нам и грубо вырвали меня из рук моей спутницы. Я слышал, как женщина что-то торопливо говорила на китайском, но седовласый китаец, проигнорировал ее слова. В руках он держал шприц-пистолет, мои попытки уклониться от инъекции оказались безуспешны — тело словно предало меня, сил не оставалось совсем. Последнее слово, что я услышал перед тем, как на глаза навалилась тяжесть, было русское «здравствуй» с невероятно ужасным акцентом.

Лампа на потолке горела ослепительно: открыв глаза, зажмурился, маленькие светлячки плясали в глазах почти минуту.

— Очнулась, я думала они тебя убили? — голос показался знакомым. Повернув голову направо, увидел вчерашнюю девушку, лежащую на хирургическом столе, абсолютно голую.

— Почему ты голая? — это был глупейший вопрос, но ничего у много в голову не пришло. Обратил внимание, что руки и ноги девушки надежно зафиксированы толстыми кожаными ремнями.

— А сама ты в одежде, — невесело усмехнулась девушка справа. Приподняв голову, понял, что та имела в виду- я был в чем мать родила обладательницу этого тела. Руки и ноги также были надежно прихвачены ремнями. Теперь стало понятно, почему лампа на потолке так слепила — это был встроенный медицинский светильник. Не ответив девушке, попробовал освободить руки, но мои усилия не принесли успеха.

Бесполезно, я пробовала, а я то посильнее тебя, — подала голос соседка. На это заявление я внутренне ответил «хрена с два», а в слух спросил:

— Какого хера мы голые и привязанные? Нас, что насиловать собираются?

— Нет, и поверь изнасилование в нашем положении было бы не самым худшим. Мы в лагере Сяодун, а этот отряд, как я поняла, для экспериментов над женщинами. Меня зовут Фатима Демирель, я турчанка, как тебя зовут, ты американка?

— Нет, русская, зовут Александра. Ты о каких экспериментах говоришь, сейчас не Гитлер у власти. Может тебя кололи наркотиками? — мой вопрос прозвучал грубо, но Фатима явно несла бред.

— Гитлер может и умер, а идеи его живы, — Фатима хотела сказать еще что-то, но отворилась дверь в нашу операционную, заставив ее замолчать. Вошедших было двое, в хирургических костюмах, с масками на лице. Узенькие щелочки глаз пытливо оглядывали комнату.

— Немедленно освободите меня, я гражданка России, вы пожалеете, что со мной связались, — мои крики не возымели эффекта. Мужчины неторопливо раскладывали медицинские инструменты на небольшом столике, вполголоса переговариваясь на китайском. После двух безуспешных попыток, я замолчал — с таким же эффектом можно было разговаривать со стеной. Один из докторов подошел к операционному столу Фатимы, нажал на кнопку на боковой панели — из панели выдвинулись две стойки, поднялись и замерли, трансформировав операционный стол в гинекологическое кресло. Преодолевая сопротивление, мужчина зафиксировал ногу в стойке, затем повторил те же манипуляции со второй.

— Что они собираются делать? — На мой вопрос Фатима повернула ко мне голову, страдальческая улыбка делала ее совсем некрасивой.

— Стерилизовать, — невыносимой болью прозвучало единственное слово. Что было дальше я не видел, спина второго врача заслонила от меня происходящее. Но короткий вскрик девушки я слышал так сильно, словно мне в ухо кричали по рупору. Врачи провозились с Фатимой не больше десяти минут, затем манипуляции со стойкам для ног провели в обратном поорядке.

«Только развяжите мне одну ногу, заставлю вас пожалеть», — мысленно поклялся, готовясь одной ногой отправить обоих в глубокий нокаут. Что будет дальше, меня не интересовало, в данный момент я жаждал смерти этих эскулапов.

Меня ожидало глубокое разочарование: словно угадав мои мысли, один из врачей достал из аптечки лекарство и набрал его в шприц, улыбнувшись уголками глаз.

— Я не буду сопротивляться, не колите меня, — судорожно дергаясь попытался воззвать к совести на русском и английском. Но врача это не остановило, нащупав локтевую вену он вогнал иглу мне в руку. Словно зачарованный, я смотрел как медленно двигается поршень в шприце, выдавливая препарат в просвет вены. Китаец снова улыбнулся, на этот раз он даже удосужился произнести shuìjué, прозвучавшее гипнозом для меня.

Очнулся я уже в совершенно другой комнате, от того, что кто-то называл меня по имени, тряся за плечи. Открыв глаза увидел лицо девушки. Лишь пару секунд спустя дошло, что трясет меня Фатима.

— Не тряси меня, я тебе не груша, — сделал слабую попытку освободиться. Фатима помогла мне сесть, метнулась в сторону и принесла одноразовый стаканчик с водой.

— Пей, ты долго спала.

— Мне снился сон, что я в операционной, — отпив глоток, осмотрелся. Помещение напоминало армейскую казарму: двадцать двухярусных кроватей, привинченный к полу стол вдоль одной из стен и такие же стулья.

— Это был не сон, они сделали это с нами, — Фатима всхлипнула и уселась рядом на кровати, шмыгая носом.

— Что сделали?

— Стерилизовали нас, ты совсем ничего не помнишь? — Девушка перестала плакать, а ко мне отрывками возвращались воспоминания. Двое докторов, гинекологическое кресло, крик Фатимы и невидимые мне манипуляции. Девушка по-своему восприняла мое молчание:

— Я понимаю, ты в шоке, что никогда не сможешь иметь детей. Но сейчас главное выжить, вырваться отсюда и рассказать всему миру, что происходит с уйгурами в Китае.

— Ты о стерилизации, да плевать, — отмахнулся я от нее. Еще Баргузин говорил мне, что мой организм не может зачать, так что мне эта стерилизация как раз на руку — будет дополнительная страховка на случай изнасилования. Не хватало еще забеременеть и родить, это окончательно убьет во мне все мужское.

— Тебе плевать, что ты теперь бесплодна? — девушка даже отодвинулась от меня. Затем, словно спохватившись, продолжила: — Я понимаю, ты христианка и у вас другое положение. Но бесплодную мусульманку никто не возьмет замуж, если только не второй или третьей женой. Я тебе вот, что скажу, — Фатима посмотрела по сторонам, убедившись, что нас не слышат, продолжила, — это им с рук не сойдет. Мир узнает об этих бесчеловечных опытах, я собрала достаточно материала, чтобы Китай стал изгоем в мировом сообществе.

Глава 13

Фатима Демирель

Фатима родилась в семье Демирель в г. Бурса: ее отец содержал маленькое кафе, мать и два старших брата работали там же. Она была поздним ребенком, с самого рождения, окруженная вниманием и заботой. Родители не стали отдавать ее на начальное образование Anaokulu, самостоятельно занимаясь с ней в свободное от работы время. Начальное образование Фатима получила в лучшей частной школе Бурсы — в школе имени Кемаля Ататюрка. После окончания восьмилетнего цикла обучения, девушка самостоятельно поступила в Стамбульский университет, один из старейших вузов Европы и Азии, на факультет журналистики. Попутно изучая английский, девушка уже на втором курсе попала в поле зрения турецких спецслужб — ею заинтересовалась Милли Истихбарат Тешкилаты (МИТ).

Первый контакт Фатимы с будущими работодателями состоялся в кабинете декана, куда ее вызвали прямо с лекции. Мужчина, представившийся Фатихом Гюндегды, попросил декана оставить его наедине со студенткой. Фатима отлично помнила тот первый разговор, когда она приняла предложение Фатиха сотрудничать с МИТ. С этого момента, ее учеба и дела пошли в гору. Закончив университет, по протекции МИТ ее сразу трудоустроили в стамбульское отделение Reuters News Agency, одно из самых влиятельных новостных агентств в мире. Первые два года она проработала помощником редактора новостной колонки стран Азии, пока не получила первое задание — освятить пантюркисткую конференцию, проходившую в далеком и малоизвестном Казахстане.

Именно тогда ее снова вспомнили в МИТ, наряду с журналисткой работой, ей надлежало сблизиться с одним из казахстанских политиком, отвечавшим за контакты с Китаем.

Будучи весьма привлекательной девушкой, Фатиме удалось заинтересовать Нурлана Телаева. Не допуская до своего тела молодого казахского политика, Демирель удалось выполнить поставленное задачу — завербовать влюбленного в нее казаха. Дальнейшая обработка завербованного было не ее задачей, этим занимался третий отдел МИТ.

Именно находясь в Казахстане, Фатима впервые услышала о бедственном положении уйгуров, этого тюркоязычного этноса, оказавшегося в составе КНР. Вернувшись с задания, Фатима сама вышла на контакт со своим куратором — генералом Бератом Демиром. Генерал подтвердил, что действительно уйгуры находятся в дискриминационном положении в Китае, а мировое сообщество закрывает на это глаза.

— Почему мы не можем сделать ничего, ведь это наши братья, — взволнованная девушка ходила по кабинету генерала. — Мы же входим в НАТО, у нас сильная армия, почему позволяем убивать наших братьев?

— Китай ядерная держава, вторая экономика мира. Кроме того, это очень закрытая страна, у нас нет фото и видео материалов, чтобы представить мировой общественности, — генерал Демир стряхнул пепел с сигареты. — А без твердых доказательств, никто в Совете Безопасности ООН не станет слушать наши обвинения. Резолюцию не принять, тем более что у Китая есть право Вето.

— Неужели МИТ не может достать доказательства геноцида уйгуров, или нашу тюркское единство это просто слова?

— Не просто слова, два наших агента уже поплатились жизнями за попытки собрать такие доказательства в синьцзян-уйгурском автономном районе. Оба просто исчезли в г Урумчи, с тех пор руководство решило больше не жертвовать жизнями.

— Должен быть выход, агенты были мужчины? — Фатима ждала ответа.

— Да, — генерал потушил сигарету, — это были отлично подготовленные специалисты, но разведка Китая оказалась лучше. Забудь об этом «королек» и возвращайся к своей работе, мы свяжемся с тобой при необходимости.

Фатима покинула кабинет директора в твердой убежденности, что генерал дорожит своим местом и ему наплевать на беды своих соплеменников.

Она предприняла семь попыток, чтобы попасть на прием к руководителю стамбульским отделением «Рейтер» Стиву Ланкастеру, потомку английской аристократии. Стареющий англичанин, долго не мог понять, чего от него добивается молодая турчанка. Пока Фатима говорила. Стив любовался ее пылающим от гнева лицом, смотря на чувственные губы и бездонные карие глаза. Слова Фатимы заставили его очнуться и вырваться из мира грез…

— Таким образом, сэр, проведя наше расследование и собрав необходимый материал, мы еще раз докажем всему миру, что именно «Рейтер» стоит на страже гражданских свобод и по-прежнему является пионером в мире новостей.

— Вы хотите попасть в закрытую область Китая и собрать доказательства, что власти этой страны проводят геноцид в отношении отдельно взятого этноса?

— Да, сэр, — по военному четко ответила Фатима, молясь в душе. Чтобы ее идею одобрили.

— Китай относится к числу стран с наименьшей свободой слова — это технократическая и авторитарная держава, где жизнь журналиста ничего не стоит. Нет, я не могу так рисковать, — Ланкастер облизнул пересохшие губы. Девушка была чертовски привлекательна, будь он моложе на пару десятков лет, приударил бы за ней.

— А как же свобода слова, общеевропейские ценности. Ради чего погибали наши журналисты в «горячих точках» по всему миру? Разве в Афганистане безопасно? Или в африканских странах уважают журналистику? Если мы будем сидеть, трусливо поджав хвост, как посмотрим в глаза своим детям, когда они спросят нас, что вы сделали, чтобы предотвратить убийства людей?

Аргументы были убийственные, Ланкастер даже беспомощно посмотрел по сторонам, словно ища поддержки. Девушка приблизилась к нему — Стив вдохнул аромат духов, сладкое с ноткой пачули. Ее большие карие глаза гипнотизировали, а чувственные губы заставили судорожно сглотнуть.

— Сэр, я вам обещаю такой материал, что BBC и СNN просто лопнут от зависти, Пулитцеровская премия в этом году разве не весомый аргумент?

Ланкастер снова сглотнул, представив себя на награждении, он предпринял еще одну попытку возразить, зная опасности данной затеи. Но девушка была так близка, ее аромат щекотал ноздри, а глаза манили, что он не выдержал.

— Хорошо, но перед вашей командировкой мы составим дополнительный контракт у юристов. Ваша затея безумна, я хочу доработать до пенсии.

— Договорились, — весело засмеялась девушка, увеличивая дистанцию. Вожделенный запах исчез, и Ланкастер обрел ясность ума.

— Официально вы будете оформлены как журналист турецкой газеты, являющейся партнером «Рейтер». Таким образом мы не подставим под удар наше пекинское отделение.

— Мне без разницы, — девушка даже не почувствовала подвоха. Одно дело журналист всемирно известного агентства, и другое — местной газетенки. Ланкастер почувствовал угрызения совести, — с аккредитацией «Рейтер» девушка была бы хоть как-то защищена.

— Насчет расходов не беспокойтесь, мы дадим вам весьма солидный бюджет, — сделал он попытку заглушить крик своей совести.

Свою командировку Фатима хотела оформить немедленно, но вмешался МИТ. Девушке пришлось уделить два месяца, проходя учебу у инструкторов по выживанию, специалистов по Китаю. В итоге, вместо начала зимы, Фатима смогла вылететь в Пекин лишь в апреле. По официальной легенде, турецкая репортер Фатима Демирель, готовила большой репортаж для многостраничного буклета «Многоликий Китай». Если во все отельные регионы страны ее аккредитация давала ей пропуск, то в Синьцзян-Уйгурский автономный район попасть не удавалось. Многочисленные чиновники из Министерства печати и средств массовой информации, находили несущественные нарушения в ее журналистском удостоверении, ссылались на карантинные ограничения по сибирской язве, якобы обнаруженной на западе страны.

Попасть в город Урумчи, административный центр уйгурской автономии, ей помог случай. Снимая фото в городе Дунфэн на представлении передвижной цирковой труппы, Фатима познакомилась с хозяйкой труппы — мадам Ли Ван Чонг. Мадам Ли была сыном китайца и уйгурки, когда женщины за обедом разговорились, она решила помочь турецкой журналистке попасть в Урумчи. Будучи дочерью уйгурки, Чонг отлично знала о бедственном положении соплеменников матери.

Вопреки страхам Фатимы, цирковая труппа мадам Ли, беспрепятственно попала в Урумчи, правда потребовалось на это почти три месяца. По дороге труппа давала представление в городах, задерживаясь в них неделями. Цирковых артистов любили, в каждом городе или китайской деревни, им преподносили подарки. Автобусы и грузовые машины, везущие реквизит, были перегружены подношениями. Только при въезде в автономию уйгуров, их труппу проверил пограничники. Фатима, со слов мадам Ли пограничнику, была ее приемной глухонемой дочерью, потерявшей родителей при землетрясении. Крупная сумма денег, перекочевавшая в руки пограничника, удовлетворила его любопытство, он даже не стал особо рассматривать липовый китайский паспорт девушки, сделанный подпольно в городе Юймынь, откуда была родом Ли Ван Чонг.

Первое представление труппа давала в городском округе Хами — Фатима обратила внимание на большое количество полицейских на улицах города.

— Прислужники, они продали свой народ ради юаней, — коротко охарактеризовала полицейских мадам Ли на вопрос репортерши. С этого момента, началась работа Фатимы над сбором доказательств уйгурского народа. Они кочевали по округам автономии, молва о турецкой журналистке, собирающей доказательства геноцида, летела впереди труппы. К Фатиме приходили десятки людей, слушая их, у девушки стыла кровь. Бесследные исчезновения, осквернения мечетей, полный досмотр с раздеванием на улице, убийства при задержании неблагонадежных — картина с каждым днем становилась все страшнее.

Только единицы из уйгуров соглашались на прямое интервью: Фатима записывала интервью, архивировала и сохраняла на флеш-носитель. Некоторые уйгуры приносили фото, на которых были запечатлены убитые молодые парни. Одна женщина из округа Аксу, смогла передать ей видео, где полицейские, выведя на улицу ее сына, хладнокровно его расстреляли, комментируя на камеру, что это была самозащита. Фатима не знала, как именно удалось женщине получить видео, но ценность его была невероятной.

Общество уйгуров закрытое, именно поэтому китайские власти предпринимали беспрецедентные меры, стараясь уничтожить самобытность народа. В священную для всех мусульман книгу Коран, вносились цитаты Мао, выдержки из манифеста коммунистической партии Китая. Но самым страшным, что узнала Фатима, были концентрационные лагеря, где двадцать процентов населения автономии была вынуждена проходить «перевоспитание». Вернувшихся из лагерей было немного, в большинстве своем они не желали идти на контакт с репортером. Но даже тех данных, что находились у Фатимы, было достаточно, чтобы вынести вопрос на Совет Безопасности ООН.

Закончив выступления по всей автономии, труппа мадам Ли начала обратный путь, когда одна из женщин уйгурок рассказала о лагере Сяодун в окрестностях Урумчи.

— Мне нужны фотографии этого лагеря, — взмолилась Фатима, умоляюще глядя на мадам Ли.

— Это слишком опасно, вся моя труппа и так рискует своими жизнями, — Ли Ван Чонг была непреклонна. На эмоциях, Фатима и она говорили на повышенных тонах, что и явилось причиной провала журналистки-агента. Одна из любимиц мадам Ли, приревновавшая вниманию неизвестно откуда появившейся девушки, уловила суть разговора. Позвонив в ближайшее отделение полиции, девушка сообщила про «исламскую террористку», обманом затесавшуюся в труппу. Полицейское отделение г Турфан, немедленно довело информацию до представителя Министерства государственной безопасности, а спустя пару часов, вся труппа была задержана.

Специалисты из Министерства государственной безопасности, мгновенно разобрались с липовым паспортом и журналистским удостоверением Фатимы. Ее фотоаппарат, диктофон и остальные записи были изъяты. Единственное, что успела сделать девушка — это проглотить флешку. Миниатюрная флешка повышенной емкости, выданная ей МИТ, была герметично закрывающейся. Мадам Ли и всю остальную труппу передали полицейским, а саму Фатиму забрали в Урумчи, откуда этапировали в Пекин.

Целый месяц девушку били, пытали, насиловали, вводили «сыворотку правды», пока не составили полную картину. Единственное, что смогла скрыть от них девушка — так это флеш — носитель в своем желудке. Контрразведчики, получив фотоаппарат, диктофон и ее записи, узнав, что девушка, по сути, дилетантка, не допустили мысли, что могут быть съемные носители с информацией. Тем более, что сломленная Фатима охотно отвечала на все вопросы. Избежав по счастливой случайности прямого вопроса про съемный носитель информации, Фатима оказалась в числе тех, кого было решено отправить на эксперименты в лагерь Сяодун.

Агентство «Рейтер» не стало поднимать шум, а запросы про пропавшего репортера от турецкой газеты, не могли повлиять на мнение Китая. Так, как это и бывает в случае с провалившимися агентами, вопрос спасения Фатимы Демирель был благополучно забыт. Пропала очередная девушка в Китае, это не являлось поводом для Правительственных Нот и угроз.

После месячного допроса и насилия с избиением, поняв, что девушка не обладает ценной информацией, Фатиму отправили в лагерь Сяодун, чтобы она пополнила число женщин, предназначенных для экспериментов.

Ее отправили самолетом из Пекина в Урумчи, где потом посадили в микроавтобус с дюжиной женщин — уйгурок. На полу лежало человеческое тело в форменной робе с мешком на голове. Лишь когда их высадили из микроавтобуса, а охранник снял с головы дела мешок, Фатима впервые увидела лицо девушки, что провела путь с мешком на голове. Несмотря на кровоподтеки и синюшность под глазами, девушка была великолепна. Густые локоны рассыпались по плечам, правильные черты лица и ослепительно белая кожа. «Шведка», — было первое, что пришло в голову Фатиме. Девушка спросила у охранника, где находится на отличном английском. «Американка», — мысленно поправила себя Фатима, разглядывая девушку. В связанном ангеле угадывалась сила, нет Сила, именно с большой буквы.

— Ты в аду, — ломанный английский китайца, резанул по сердцу.

— Я помогу тебе, обопрись на меня, — Фатима почувствовала нежность к этой девушке, хотя сама была едва старше ее. Их повели вглубь лагеря, где виднелись палатки. Восемь женщин с подростком повели к палаткам, а ее и красавицу-американку, как ее для себя окрестила Фатима, повели к отдельно стоящим зданиям, за решетчатым забором.

Решетчатый забор был под напряжением — обесточив его, нас провели внутрь, затем подачу тока возобновили. Из первого здания вышли трое человек — двое в форменной одежде охранников, третьим был уже седоватый доктор. Китаец обратился к охранникам на уйгурском, в автономии на нем говорят даже сами китайцы. Фатима попыталась вмешаться, доктор говорил, чтобы истерзанную девушку забрали из моих рук и сделали ей инъекцию. Проигнорировав мои просьбы, девушку укололи, ее тело обмякло на руках охранников.

— Несите ее в операционную, — распорядился врач. Заглянув в свой планшет, он посмотрел на Демирель.

— Фатима Демирель? Хотела увидеть лагерь Сяодун и узнать, что здесь творится? — Не дав ответить девушке, доктор громко позвал охранников:

— Ее тоже в операционную, мы ей покажем наше гостеприимство. — Попытку девушки сопротивляться пресекли ударом в живот. Пока, согнувшаяся от боли Фатима хватала ртом воздух, ее грубо потащили в здание. В предоперационной охранники сорвали с нее одежду, грубо хватая за груди и ягодицы, отпуская пошлые реплики. Заведя девушку в операционную, ее положили на стол, крепко зафиксировав руки и ноги кожаными ремнями. Слева находился еще один операционный стол, на котором была растянута девушка, вырванная из ее рук. Прошло не менее получаса, прежде чем девушка слева, подала признаки жизни.

— Ты американка? — спросила Фатима. Надеясь, что так и окажется. Американцы готовы рискнуть многим, чтобы вызволить своих соотечественников. Но сказанное девушкой ошеломило, для Фатимы эта нация ассоциировалась только швырянием денег и легкой жизнью.

— Нет, я русская, зовут Александра. Какого хера мы голые, нас что, насиловать собираются?

Глава 14

Геноцид

— Уйгуры — тюркская этническая группа, проживающая в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Уйгуры являются второй по величине преимущественно мусульманской этнической группой в Китае, и ислам является важным аспектом уйгурской идентичности. Около тринадцати миллионов человек говорят на уйгурском языке, и он используется совместно с другими языками меньшинств региона. Некоторые исследователи считают, что уйгуры являются предками всех тюркоязычных этносов. Мы, тюрки, самая разделенная нация в мире, — правильным голосом, словно читая лекцию студентам, Фатима просвещала меня, по-видимому, оседлав своего любимого конька.

— Насчет самой разделенной нации я бы поспорила, но продолжай, — спохватился, видя, как девушка смотрит недоуменно.

— Так вот, отрывочная информация, что в отношении уйгурского меньшинства проводятся репрессии, была давно. Но китайское общество очень закрытое, власть контролирует все — от газет до социальных сетей и мессенджеров, не говоря уже о интернете.

Шел уже пятый день нашего пребывания в лагере Сяодун. За это время нас еще дважды водили на УЗИ, и оба раза, мне предварительно делали инъекцию. После инъекции, в сознание я приходил довольно быстро, но по телу разливалась слабость, ноги подкашивались. Спустя всего день после последней инъекции, почувствовал, как возвращаются силы. В нашу камеру нас приводили неизменно под конвоем — два охранника спереди и двое сзади, держа в руках электрошокеры. Кроме нас, из камеры периодически забирали и других женщин, но их обычно уводил один охранник с электрошокером.

— Кто ты, Александра? — вопрос Фатимы вырвал меня из задумчивости, я как раз обдумывал как совершить побег.

— Помощник Генерального директора одного из наших ТВ каналов, — отвечаю на автомате, наблюдая за прищуренным взглядом глаз Фатимы.

— Ты врешь! — Не дав мне опомниться, девушка продолжает, — всех уводит один охранник, а именно нас ведут четверо, при чем тебе делают инъекцию. Они тебя боятся, но почему? Ты выглядишь слабее меня, но мне лекарства не вводят. И как так получилось. Что тебя, русскую, держат в этом лагере? Ваши страны ведь союзники, вы даже в ООН голосуете одинаково.

— Ты много смотришь телевизор, зомбоящик может свести с ума, — холодно констатирую, отодвигаясь от девушки. Телевизор в камере есть — укреплен на металлическом стержне, вмонтированном в потолок. С утра до самой поздней ночи по нему идет китайская белиберда, показывают различные репортажи. Все хлопают, натужно приветливые дети и улыбающиеся взрослые с печальными глазами. Репортажи однотипные — сельская местность, школы, фермы, где трудящиеся счастливо машут руками на камеру. Фатима говорит, что это часть китайской пропаганды — все эти репортажи про уйгуров, которые «перевоспитались». Под перевоспитанием, китайские власти понимают отказ от религии, отказ от народных обычаев, соблюдение политики ограничения рождаемости и еще массу разных отказов.

Хотя официально политика «одна семья-один ребенок» отменена, но власти пытаются сдержать рождаемость. Особенно сильно борются с рождаемостью в автономном округе Синьцзян, населенном уйгурами. Пятый день в лагере идет под монотонно бубнящий телевизор и пояснения Фатимы.

Вот и сегодня после обеда из отварного риса, девушка снова подсела ко мне, вырывая меня из своих планов по побегу.

— Сотни тысяч уйгурских женщин проходят через лагеря, где их стерилизуют. Такими темпами этот народ скоро вымрет.

— Слушай, Фатима, а ты не слишком много знаешь для обычного репортера? — Мой вопрос застал девушку врасплох, но она быстро справилась:

— Я занималась этой проблемой, много читала. Кроме того, как уже говорила, я была на специальном репортерском расследовании по ущемлению прав уйгурского этноса. И я набрала столько материала, чтобы проклятый Китай стал изгоем в мировом сообществе. — Последнюю фразу девушка сказала довольно громко, на нее зашикали женщины, призывая к осторожности. Не знаю, то ли охранники читали по губам, то ли микрофоны в камеры стояли чувствительные, но дверь камеры отворилась и ворвались трое охранников в униформе.

Не говоря ни слова, мужчины начали избивать Фатиму, сжавшуюся в углу.

— Вы что, уроды делаете? — Первого охранника я отшвырнул, второму заломил руку, когда получил мощный разряд электрошокера. Вскрикнув от боли, выпустил охранника, что оказалось ошибкой. Выхватив свой шокер, эта тварь ткнула мне его прямо в шею, вызывая пляску звезд в глазах и потерю сознания.

Очнулся в темноте, глаза привыкали к темноте довольно долго. Это был карцер — каменный мешок, в котором даже нельзя было вытянуться во весь рост. Топчана или нар не было от слова совсем. В углу стояло оцинкованное ведро для справления нужды. Воды, как и следовало ожидать не было.

Время тянулось бесконечно долго — в камеру не проникал свет, а освещения не было. Трижды мне в открытую полку, куда со стороны коридора падал слабый свет, ставили миску с рисом и пластиковую бутылку с водой емкостью в треть литра. Когда лязгнули запоры двери, а в лицо ударил ослепительный свет фонаря, я вскрикнул от боли.

— Пошли сука, одно движение и ты труп, — на довольно внятном английском произнес невидимый собеседник. Вытянув руки, чтобы нащупать выход, шагнул вперед и лишь потом боязливо рискнул открыть глаза. Мы находились в узком коридоре, освещенным лампами красного цвета.

— Руки! — последовала команда. Заведя руки за спину, почувствовал холод металла и щелканье замка наручников.

— Вперед, — последовал сильный толчок в спину. Мы прошли по коридору до конца, поднялись на один этаж, освещенный стандартными лампами. Меня завели в нишу, отгороженную от коридора железной решёткой.

— Руки! — послушно протянув руки, почувствовал облегчение, после снятия наручников.

— Снимай одежду, от тебя несет как от свиньи, — теперь, при нормальном освещении, я видел говорившего. Это был довольно высокий китаец в военной форме в чине лейтенанта. Рядом с ним стоял китаец пониже с пожарным брандспойтом в руках, скаля зубы гнусной ухмылке.

— Поторапливайся, с тобой хочет поговорить господин Си, — лейтенант начал проявлять нетерпение. Негнущимися пальцами стащил с себя робу, лифчик в этом лагере заключенным не давали. Немного поколебавшись, снял брюки, оставшись в допотопных трусах серого цвета, выданных здесь.

— Снимай! — прозвучало как выстрел. Повернувшись боком к зрителям, быстро стащил трусы и замер, не понимая куда их положить. В камере для помывки, крючков или полок не было. Струя воды сбила меня с ног, заставив нелепо раскорячить ноги. Гнусное хихиканье доносилось до меня, сквозь потоки воды. Попытавшись встать на ноги. Пытаясь укрыться от бьющей струи, подставил спину и задницу под поток. Изверг умудрился попасть в причинное место, от чего я взвыл от боли, вскидываясь на ноги. Но поток воды швырнул меня в стену, припечатав носом.

Прижавшись к стене лицом, молил чтобы эта экзекуция закончилась. Мне приходилось видеть подобное в кино, но мощь, с которой на меня обрушивался поток воды, не шла ни в какое сравнение с фильмами. В кинокартинах, герой мог стоять против этого напора, даже пытался закрываться. Меня же струя воды пришпилила к стене, не давая отойти от нее. Пытка закончилась также внезапно, как и началась.

— Надевай чистое, — незаметно для меня, подошедший третий китаец, просунул аккуратно сложенную брючную униформу с трусами синего цвета поверх. Второй рукой протянул микроскопическое полотенце. Дрожа от холода, быстро прошелся полотенцем и уже не стесняясь начал одеваться. В конце концов это не мое тело, да и насмотрелись они во время водной экзекуции.

— Руки, — словарный запас лейтенанта не отличался разнообразием. Подойдя спиной к решетке, высунул руки, почувствовал, как сработал замок.

Господином Си оказался полноватый китаец с ласковым взглядом. Этот директор лагеря Сяодун хотел, чтобы я докладывал ему о женщинах, содержавшихся со мной в камере. На все мои попытки воззвать его к совести, устрашить карой правоохранительных органов России, Си только улыбался. Внимательно выслушав лейтенанта в роли переводчика, Си радостно улыбнулся:

— Александра Госсман была похищена исламскими террористами и перевезена в Урумчи. Наши доблестные спецслужбы настигли мерзавцев, завязался бой, но террористы предпочли взорваться, чем сдаться в плен. Тела террористов и несчастной Александры разнесло на куски. Тем не менее, по анализу ДНК нам удалось установить личность девушки — это была Александра Госсман. Ее остатки кремировали, а прах торжественно передали нашим друзьям из России с заверениями в дружбе и вечном сотрудничестве.

Слова лейтенанта доходили до меня медленно — неужели это все? До сих пор оставалась надежда, что меня ищут — я же не рядовой агент, у меня уникальные способности. Но если китайцам удалось убедить российскую сторону в моей смерти, никто не шевельнет пальцем.

— Вы лжете, даже прах можно идентифицировать — остаются следы ДНК. — Лейтенант перевел, Си зашелся в благодушном смехе. Говорил он долго, мне даже стало страшно, потому что лейтенант помрачнел.

— Это не проблема — мы изъяли один из твоих яичников, сожгли его и смешали с пеплом от целлюлозы. Любая экспертиза ДНК подтвердит, что это останки Александры Госсман. Ведь у вас есть картотека ДНК, ФСБ не может ее не вести.

— Я не имею отношения к ФСБ, — голос мой звучал настолько твердо, что трудно было не поверить. Господин Си даже передернул плечами:

— У вас вся страна имеет отношение к ФСБ, а образцы ДНК сдаются сразу при рождении. — Мне стоило труда не рассмеяться на этот бред. В годы Советского Союза, на западе была популярна байка, что по улицам Москвы разгуливают медведи, а каждый русский носит с собой балалайку. Времена изменились, но стереотипы остались, только стали более современными. Следующая фраза чванливого китайца заставила меня напрячься:

— Я почему вас велел привести, Александра, — Си неторопливо барабанил пальцами по столу, — у вас есть возможность улучшить свое положение в лагере. Вас отпустят в основной блок. Где условия содержания проще, кроме того, вам будет предоставлен дополнительный паек, и вы будете избавлены от некоторых унизительных процедур.

Лейтенант перевел, оставив теряться меня в догадках — за что мне такие привилегии. Впрочем, неясность быстро рассеял Си, сразу перейдя к делу:

— Мне звонил господин Лао Шенг, — имя было незнакомым, я молча ожидал пояснения. — Это один из наших ведущих ученых в Министерстве государственной безопасности, он просил к вам особого отношения. Сам господин Лао Шенг собирается прибыть в наш лагерь примерно через десять дней. Если ваша персона его заинтересовала, значит, дело серьезное. От вас требуется одно — вести себя примерно, не подавать плохих примеров неподчинения остальным женщинам. И ваше пребывание в лагере станет куда менее неприятным. Собственно, это все, надеюсь вы не доставите хлопот и вас не придется содержать в карцере.

В моей голове с невероятной скоростью мелькали мысли — выход в общий лагерь давал призрачную надежду на побег. Если дела обстоят так как мне сказал Си, приезд ученого не сулит мне хорошего. Вероятно, этот Лао Шенг заметил какие-то генетические изменения в моем организме, а раз так, то скоро превращусь в подопытного кролика. Отсюда напрашивается вывод — мне надо покинуть лагерь еще до его приезда. Сделать это находясь внутри усиленного барака, что отгорожен от остального лагеря решеткой под напряжением, практически невозможно. Теоретические шансы появляются лишь попав в основной лагерь — там и территория огромная и возможности должны быть лучше.

— Я согласна, проблем не доставлю, — лейтенант перевел и лицо господина Си просто просияло.

— Вот и хорошо, я распоряжусь, чтобы охрана к вам относилась уважительно.

— Есть одно условие, — перебил китайца, — я сдружилась с одной женщиной, она неплохо говорит по-английски, переведите ее со мной, или я просто умру от тоски.

— Как ее зовут? — лейтенант пронизывал меня своими серыми глазами.

— Фатима Демирель!

Китайцы разговаривали пару минут — судя по интонации, лейтенант был против моей просьбы, но решающее слово осталось за Си.

— Ее переведут, но должен предупредить — это опасная женщина, зараженная глупыми мыслями.

— Она знает английский, а остальные женщины глупы, я их не понимаю, — мои слова упали на благодатную почву. Господин Си разразился длинной тирадой о глупых уйгурах, упорно цепляющихся за свои обычаи и религию, не желающих стать полноправными членами великого китайского общества. Лейтенант переводил, но по его глазам было видно, что его раздражает болтовня начальника.

Прощаясь, Си даже позволил себе комплимент по поводу моей внешности. Мило улыбнувшись начальнику концлагеря, с наручниками на руках, проследовал за лейтенантом. Подозвав к себе троих охранников, короткими отрывистыми словами, тот перепоручил меня подчиненным.

— Не забудьте про Демирель, — напомнил про турчанку. Проигнорировав мои слова, лейтенант ушел, а меня повели в сторону общего лагеря. Отключив питание на щите, меня провели на другую сторону и лишь потом отстегнули наручники. Прежде чем снять наручники, все трое охранников со смехом обследовали мою пятую точку, заставив кипеть от возмущения. В карцер попадать желания не было, пришлось выдержать эти противные руки на заднице.

Фатиму привели через полчаса, нас определили в третий барак, где находилось сто женщин. Всего таких бараков в Сяодуне было двадцать, не считая того корпуса. Где мы находились до этого.

— Александра, я так рада тебя видеть, — Фатима кинулась в объятия, заставив меня поморщиться от боли в ребрах.

— Я думала тебя увели навсегда, почему нас перевели в общий лагерь? Это твое правительство надавило на узкоглазых? — Демирель болтала не смущаясь, что вокруг нас собралась уже порядочная толпа. Женщин интересовало, как обстоят дела на воле. Узнав, что мы из спецбарака, к нам потеряли интерес — здесь половина так или иначе успела побывать в спецбараке.

— Фатима, выйдем, нам надо поговорить наедине. — Единственным местом, где обычно не было охранников и не было камер, со слов наших сокамерниц, были туалеты, устроенные во дворе. Это были временные сооружения из досок и гипсокартона с обычной дыркой в дощатом полу.

— Отсюда надо бежать, у нас мало времени, меньше десяти дней. — Мои слова заставили Фатиму замереть в полуприсяде.

— Отсюда невозможно сбежать — забор под напряжением, везде колючая проволока, вышки и охрана.