Не плачь, Тарзан!

«Двое у нее уже есть!»

Не долго думая, я пошел к Шарлотте, только заглянул по дороге в винный магазин и купил бутылку кальвадоса. Шарлотта готовит из него коктейль с кусочками замороженного яблока, корицей и ломтиком лайма. Мне хотелось сидеть на ее уютной террасе, наблюдать, как ночь окутывает город, и потихоньку напиваться, забывая о том, что на свете есть Марианин балкон, уставленный детскими лыжами и колясками.

Шарлотта была дома, но казалась какой-то странной. Она сделала нам по коктейлю. После этого Шарлотта обычно стекает в плетеное кресло и кладет красивую стройную ногу таким образом, что платье как бы случайно обнажает ее, — дальнейший ход событий сомнений не оставляет. Если она не делает этого, значит, у нее опасные дни, а у Шарлотты все под контролем, в опасные дни она любовью не занимается: безобразные следы на ирландских льняных простынях, прошедших холодную глажку, ей ни к чему. Вместо этого она косится в окно напротив — на свой кабинет, вздыхая о том, сколько работы ей предстоит, а я понимаю намек, допиваю коктейль, болтаю о том о сем и убираюсь восвояси.

Но в тот вечер Шарлотта вела себя необычно. Она встала у меня за спиной и принялась массировать мне затылок и плечи так, что я расслабился и развалился на кресле как тряпичная кукла. Она напевала что-то монотонное, и я впал в полугипнотическое состояние, да и коктейль сделал свое дело, к тому же я выпил не один бокал. Тогда Шарлотта заговорила. Я не помню ее слов, но смысл был в том, что скоро ей стукнет сорок и она всерьез хочет изменить свою жизнь. Не помню, как она сформулировала свою мысль, но в конце концов я понял, что она спрашивает, хочу ли я стать отцом ее ребенка.

Я был настолько расслаблен, что у меня непроизвольно вырвалось: «Ни фига себе!», и Шарлотта вздрогнула. Дальше — хуже, я прибавил: «Двое у нее уже есть!» Я поднял голову, болтавшуюся, как пион на тонком стебле, и посмотрел ей в лицо. Она печально улыбнулась мне в мягком свете ароматической свечи, горевшей на сервировочном столике. Я увидел маленькие лучистые морщинки вокруг глаз, которые раньше не замечал. Никогда она не казалась мне такой прекрасной, и я решил сказать ей что-нибудь необыкновенное. Немного подумав, я изрек:

— Шарлотта, ты… ты такая прикольная. Просто прик… прик… прикол… — Я сдался, не сумев достойно завершить комплимент.

Она повернулась так, что ее лицо оказалось в тени, плечи опустились. Однако быстро взяла себя в руки. Рассмеявшись своим хриплым смехом, она сказала:

— Никогда не говори такое женщине, с которой ты спишь. Я себя чувствую так, будто изнасиловала тебя!

— Прости, я не хотел… — пробормотал я и попытался ее приласкать. Но ничего не вышло. Словно между нами упал занавес — не железный, конечно, но уж пластиковый-то наверняка. Мы смотрели друг на друга, разговаривали, но словно сквозь какую-то пелену.

Разумеется, я остался на ночь, и на следующее утро мы занялись любовью, но Шарлотта демонстративно предохранялась. Настоящая леди не сделает мужчину отцом вопреки его воле.