Некриминальная история

ЕГОР ГОРОХОВ ОТВЕЧАЕТ ПА ВОПРОСЫ

Вначале представим его читателям: Егор Горохов (в тексте Е. Г.) среднего роста, стройный, слегка рыжеватый шатен, носит длинные чумацкие усики, а также очки в металлической оправе, а также костюм бежевого цвета в хорошем состоянии ценой 88 рублей, а также папку с рисунками и какую-то картонную трубку (что он в ней носит, никому не известно). Выглядит на 10 лет моложе своих 50 лет, поэтому охотно откликается (даже если зовут не его) на обращение: «Молодой человек». Характер незлобивый, но пылкий. Любит порассуждать. Хороший товарищ. Устойчив. Не курит. Не пье… гм, гм… Очень редко. Да и то если очень уж просят, чтобы не обижать угощающих. Охотно ездит в командировки по заданиям редакции и просто так, за свой счет. Имеет хорошую трудовую биографию, которую не стыдно было бы иметь даже известному писателю. К профессии карикатуриста пришел довольно сложным путем. Но об этом ниже. Как человек предельно, иногда даже излишне скромен. Подтверждение тому тот факт, что в конце прошлого года он не отметил свой юбилей и тем самым лишил своих товарищей возможности чистосердечно поздравить его и пожелать новых успехов на всех доступных еще поприщах.

Беседа Е. Г. с корреспондентом Крокодила (в тексте — К. К.) протекала за чашкой чая в уютной маленькой мастерской художника в самом центре столицы.

— Итак, — сказал К. К., — условимся отвечать на вопросы откровенно, ничего не приукрашивать и не утаивать. А я, в свою очередь, обещаю все оставить как есть.

— Начинай! — кивнул Е. Г. — И посмотрим, что из этого получится. Впрочем, я никогда не старался казаться лучше, чем есть на самом деле.

— Что Ты больше всего любишь делать? — бойко спросил К. К., ловко перебрасывая мостик к труду карикатуриста.

— Когда я один, то больше всего люблю лежать на диване и читать газету, — скромно признался Е. Г. — Это мое самое любимое занятие.

— Вот как! — опешил К. К. — А что ты умеешь делать лучше всего?

— Когда я был рабочим в новосибирском оперном театре, то очень здорово подметал пол. Лучше всех. И двигал пианино.

Наступило молчание. Художник невинно смотрел на корреспондента. Тот — с некоторым недоумением на художника.

— Ну, хорошо, — наконец примирительно сказал К. К., — а что ты больше всего не любишь? Наверное, разные недостатки, лодырей, хулиганов… Да?

— Больше всего я не люблю худсоветы и редколлегии. Часами сидят, и каждый высказывает свое противоположное мнение.

— Так, так, — протянул К. К., соображая. — Так, так. Значит, худсоветы и редколлегии?! Хорошо, запомним. А что ты считаешь своей самой большой творческой удачей? А? («Ну, теперь-то уж ему не удастся увильнуть от разговора о карикатуре», — подумал корреспондент.)

— Однажды я снимался в главной роли в цветном музыкальном ревю. Но фильм почему-то не вышел на экраны. Это, наверное, и была самая большая удача в моей творческой жизни. Еще чайку?

— Да. Спасибо. Кстати, считаешь ли ты, что полноценно прожил свою творческую жизнь?

— Почему же прожил? Я считаю, что только начал ее. Все-таки мне здорово повезло, что мой дебют в кино не сделал меня знаменитым. Ведь художник только начинает после 50 лет, а актер уже заканчивает…

— Это — спорное мнение, — возразил К. К. — Но не будем отвлекаться. Как все-таки получилось, что ты вначале стал летчиком, а потом карикатуристом? А не наоборот.

— Это не так, — сказал Е. Г. — Я стал летчиком и карикатуристом почти одновременно. А уж потом выбирал, чем постоянно заниматься. Я вырос рядом с аэродромом, ходил в художественную школу новосибирского Дворца пионеров. Уже в самом конце войны, меня послали в авиашколу. В первый же свой самостоятельный полет я наделал массу ошибок — не там развернулся, перебрал высоту, при посадке сделал «козла», то есть посадил самолет на две точки. Во всем, конечно, был виноват инструктор — он сидел вполоборота ко мне, и это меня ужасно раздражало. Зато потом в «Стартовом листке» я смог хорошо передать в рисунках свои впечатления, сам все прочувствовал. Тогда же мне показалось, что рисовать значительно интересней — больше возможностей и меньше риска. Этот случай, наверное, и решил мою судьбу. Демобилизовавшись, я приехал в Москву, снял угол по соседству с редакцией газеты «Гудок». Там и напечатали мою первую карикатуру. Потом по совету артиста Костомолоцкого пришел в «Крокодил». Несколько дней ходил по коридору — все не решался переступить порог художественного отдела. Наконец решился. И вот уже 30 лет регулярно переступаю его.

— Кстати, ты часто сам придумываешь темы для своих рисунков. Как это делается? Как рождается карикатура? Даешь себе установку на придумывание?

— А можно придумать остроту? Нет. Это приходит само, неожиданно, как открытие, над которым долго ломал голову. Иногда я придумываю тему под утро. Еще не проснусь, а уже чувствую, как что-то вертится в голове. Если удается окончательно проснуться — тема моя. Нет — поминай как звали. А лучше всего сюжет рождается, когда я хожу пешком. Мой совет молодым художникам — больше ходите. И при этом не забывайте работать не только ногами, но и головой.

— А что ты любишь рисовать?

— Все то, что наблюдаю в жизни.

— А что считаешь главным в искусстве карикатуриста?

— Все главное. Не главного в нашем деле нет. Чтобы расти, надо постоянно разрешать творческие задачи. Уметь мыслить, уметь рисовать, уметь воплотить свой замысел в яркую образную форму. Сейчас многие рисуют не карикатуры, как жанр настоящего искусства, а просто схемки на заданную тему. Черточка, точка, ротик, носик — готово. Все предельно просто. Ни характера, ни психологии, ни глубины. Все на поверхности. Согласен — нужно стремиться к простоте в искусстве, но не к примитиву. В рисунке нужен воздух, пространство, пластичность, вкус, мера пропорции, артистичность, остроумие. И само собой — социально важная тема. Надо идти от традиций, от уже достигнутого. И на этой основе все делать по-новому, по-современному. Иногда считают, что карикатурист должен быть узким специалистом, уметь хорошо рисовать только карикатуру. Это чепуха! Нужна широта в творчестве.

— В теории или на практике тоже? — уточнил К. К.

— И на практике. Сам я оформлял книги, постановку циркового представления, делал экспозиционные плакаты. Недавно выполнил монументальные росписи в музее К. Тренева и П. Павленко в Ялте, сделал настенную роспись в музее МВД СССР. Всего и не перечислишь.

Что хорошо, то хорошо, подумал К. К. И тут уж, как сказал поэт, ни прибавить, ни убавить. На всякий случай спросил:

— А как нынче по части «козлов»?

— Стараюсь обходиться, — скромно ответил художник.

Это похвально. Все течет, все изменяется. Не стоит на месте и Егор Горохов. Ищет новые пути, средства выразительности, никому не подражает. Не повторяется. Даже ошибается и то по-своему. Одним словом — живой, с оригинальным художественным мышлением человек.

Наша беседа подошла к концу. Если говорят, что почерк — это человек, то можно сказать, что рисунок — это художник. В нем он весь как на ладони — как видит мир, как понимает его, как чувствует, мыслит, что хочет передать другим. Рисунок — это воплощенная в сюжет, цвет, линии душа художника. Когда вы, например, смотрите на рисунок, под которым стоит подпись «Е. Горохов», и он рождает у вас теплое ответное чувство, улыбку, то знайте, что именно ее и хотел передать вам художник Егор Горохов.