Ненаместные

Интерлюдия

— Повышение уровня адреналина, — Мрыкла взмахнула рукой, и едва не уронила с зажатого меж пальцев бутерброда колбасу, — прифодит, — проглотила, — к тахикардии, аритмии и так далее. В сосудах образуются тромбы, а это повышенный риск инфаркта и инсульта… Я уж не говорю о том, какое отрицательное влияние курение оказывает на дыхательную систему!

Ким холодно улыбнулся.

— А если говорить с набитым ртом — можно подавиться. Жуй давай.

Умарс молчал.

Он всегда молчал, когда взрослые ссорились. Когда мама ссорилась с папой, он прятался и молчал. Когда Мрыкла ссорилась с мамой… Спрятаться, исчезнуть, не подавать вида, что ты здесь, сжаться в комочек…

А теперь Ким ссорился с Мрыклой. Как обычно, ничто вроде бы не предвещало, но, уже садясь за стол, Умарс понял: будет ссора. Умарс всегда чуял ссоры заранее, как собаки чуют грозу. Покалыванием в пальцах, мурашками по коже — сейчас начнется! И всегда оказывался прав.

Мрыкла еще не решила, куда хочет поступить. Она ничем особенно не увлекалась, кроме тусовок и парней, и у Паштов было достаточно денег, чтобы пропихнуть ее куда угодно. Но у нее были слабые способности к целительству, доставшиеся ей от бабушки, так что в списке возможных мест достаточно высоко стоял местный медицинский университет. А что? Престижно и хлебно, потом можно на косметолога…

Она не готовилась к нему серьезно, но не упускала случая щегольнуть всякими общеизвестными медицинскими фактами, стараясь показаться чуть-чуть умнее. В компании подружек у нее получалось; но Кима было не так уж легко пронять.

И все же, как удержаться от маленькой лекции, когда от старшего брата так противно и резко пахнет дешевыми сигаретами! Курящий Кот — разговоров в школе будет на неделю. И неизвестно, что постановит девичий совет: что это круто, или что фуфуфу. А от того, крутой ли у Мрыклы старший брат, зависит ее авторитет.

Мрыкла не любила рисковать. Одно дело старательно выстраивать образ бунтарки — макияж, короткие юбки, парни-Волки на подтанцовке, изящный мопед — другое дело, быть ей на самом деле. Без популярности Мрыкла загнулась бы так же быстро, как нежная роза без полива. И ей совершенно не нравилось, что своевольный Ким, которого она почти не знала, может стать угрозой для подачи воды.

Она выпустила шипы. Пока — шипики, но Умарс знал, как сестра может быть остра на язык.

Но предупреждать об этом брата? Это были дела взрослых. Взрослых, которым не было дела до самого Умарса так же, как Умарсу не было дела до них. Нет, им было дело до младшего брата, до младшего сына, до ребенка — но не до Умарса самого по себе, как бы странно это не звучало.

Его никто не мог и не хотел понять.

Он думал, что приедет старший брат и хоть что-то изменится. Такая… детская, иррациональная надежда. Но Ким даже не был ему родным, он был абсолютно на Умарса не похож, он был смелее, смешнее, лучше — и потому точно так же, как все остальные, не понимал или не мог понять младшего брата.

Не понимал его страхов, не понимал его нерешительности.

«Почему ты просто ему не врежешь?» — спросил он после того злосчастного Дня Рождения, — «Он же явно слабее тебя».

С тех пор Умарс больше ничем с Кимом не делился. Потому что не мог объяснить. Действительно, почему бы просто не врезать Данге?

Выпустить когти, прижать уши — и кинуться с боевым кличем. Любая жаба сбежала бы. Но не Данга.

Потому что Данга был смелее, сильнее, лучше. Ким бы мог врезать Данге. Но не Умарс.

Умарс был слабым, мелким и завистливым.

Он завидовал Киму — потому что он большой, взрослый и старший брат, и за него хотят выдать Лиль — замечательную Лиль с теплыми руками и спокойным голосом, единственную живую душу, которую не иначе как случайно занесло в Мрыклину компашку. И он почувствовал радость, когда Лиль сказала, что ей не нравится эта идея, он чуть не заплясал тогда — хотя, казалось бы, впереди его ждало возвращение в класс, к Данге, который запомнил его лицо и имя. И ему стоило больших усилий, чтобы фальшиво брату посочувствовать.

Ким был… чужой. Умарс надеялся, что приедет кто-то свой, родной и близкий, но не вышло. Нет, он старался, он правда старался — в этом ему не откажешь, но… Лучше бы просто убирался обратно! Лучше бы не пытался стать Умарсу братом! Ким полез разбираться, и рушил, рушил, рушил привычный миропорядок. Раньше Умарса не замечали, и его более чем устраивало такое положение вещей, а из-за Кима — заметили. Или вот, например, мама всегда спускалась к завтраку, а вчера, принюхавшись, сказала, что больше не будет: от запаха Кима у нее болит голова. Теперь подносы приносят ей в комнату и уносят — почти не тронутые.

И при всем при этом Умарс понимал — Ким хороший. И его неприязнь к брату заставляла чувствовать себя еще более жалким, чем обычно.

Потому что хороший человек, какой-то другой, не Умарс, смог бы подавить в себе эту гадкую зависть. Зависть к человеку, который взрослее, сильнее, веселее… И может дать Данге по морде.

— Рак, — продолжала Мрыкла, — повышенный риск развития туберкуле…

— Не за столом, — мягко осадил ее Ким, но Умарс видел блеснувшие в свете ламп клыки, — такие вещи за столом не обсуждают.

— Но Ким, ты же гробишь не только свое здоровье. Пассивное курение…

— Умарс, — перебил Ким, — мне кажется, доктор сказал, что повязку можно было снять еще вчера?

— Я… — протянул тот, — к ней как-то привык. Забыл. Извини.

— Да ничего, а вот твоя сестра могла бы и проследить, — Ким отложил вилку, — раз уж она так увлечена медициной…

Ну вот. Опять его используют как средство давления. Мама вспоминает про Умарса, когда надо попросить у папы денег; Мрыкла — когда надо похвастаться своим добросердечием перед подружками; папа — почти никогда…

А теперь Ким.

— Или Яйла… — продолжил тот.

А Киму просто необходимо кого-то защищать. Носиться, как курица с яйцом. Умарс для Кима — единственный повод оставаться здесь, а не в Тьене. Но ему не нужно такое самопожертвование — как же объяснить?

Он справится сам. Он слабый и жалкий, но он как-нибудь выживет и без посторонней помощи.

Умарс снял повязку, рванув узел когтями. Под ней расплывался громадный фингал: вряд ли что-то успело измениться со вчерашнего вечера, когда он видел его в зеркале.

Веко и бровь ему зашивали. Было не очень больно, потому что под наркозом, но обидно — обещали, что останется шрам. Как клеймо.

Навечно.

Мрыкла изменилась в лице и отодвинула тарелку.

— Боги, Умарс, кто тебя так?

Она не видела его без повязки. Поздно вернулась в тот день из клуба. Суматоха к тому времени уже немного улеглась, а Умарса подлатали.

— Упал. — Сухо ответил он.

Ким недоверчиво покачал головой, встал из-за стола.

— Просто врежь ему. — Посоветовал он, — Так будет проще для всех.

— Мне врезать камню, о который я споткнулся? — Все так же спокойно спросил Умарс.

— Ужас какой… — Мрыкла прижала ладони к щекам, на миг позабыв о привычной манерности, — Боги… Я и не думала, что все так плохо… Это Медведь какой-то? Буур рода Нут, наверное, он вроде на класс старше? Я отыграюсь на его сестре, обещаю.

Такая решительность даже немножко грела, нечасто Мрыкла предлагала устроить вендетту не ради себя, а ради младшего брата, так что Умарс ответил не без сожаления:

— Нет, Буур здесь не при чем. Все нормально.

И почему Мрыкла так реагирует? Уже зажило же почти.

Ким насмешливо фыркнул, встал из-за стола.

Когда он проходил мимо Умарса, он хотел потрепать его по голове.

Но тот уклонился.

На самом деле Буур был косвенно виновен. В «банде» Данги он состоял вторым помощником. Может, рассказать? Тогда и он позора не оберется — Медведь, да под Жабой ходит, а Данга еще и младше его на год.

Нет, решил Умарс, это слишком мелкая и жалкая месть, он не Хвост, чтобы такое проворачивать. Когда-нибудь это всплывет и без его участия.

Первым помощником вообще была девчонка — рыжая нахальная Белка с щербинкой между зубов. Умарс в жизни не видел девчонки, которая улыбалась бы противнее. Ну, может, Мрыкла очередному парню, но это другое.

Она-то ему и врезала. Ногой.

Вспоминалось плохо: вот он вышел из школы, вот его окружили; стрясли деньги. Обычно деньги отбирали с утра, но Умарс как-то удачно в тот раз проскользнул… еще радовался своему везению, наивняк. Хорошо хоть давно догадался перепрятывать большую часть денег во внутренний карман рюкзака, а в кошельке оставлять сумму на пачку молока и печенье. Конечно, Яйла, заботливая мамочка, давала куда больше, и Умарсу потом хватало на обед.

Но Данга не проверял. Ему было важнее сам факт того, что он и его банда отобрали деньги, то, что ему деньги отдают, и отдают безропотно, а не сумма. У Данги тоже была заботливая мамочка, в конце концов.

А потом, хотя Умарс и не делал ничего, и не сопротивлялся — просто отдал и все — Белка раз! Ногой и в глаз.

В подкованном тяжелом ботинке.

— Говорила же, умею, — сказала она, — А ты «не можешь, не можешь, девчонки не могут». Гони мое, я выиграла! Видишь? Не слабо!

— Угу, — согласно буркнул тот самый Буур, который еще три года назад был у Умарса на дне Рождения в коротеньком списке гостей месте этак на втором.

Сейчас Умарс даже не смог бы составить списка. Не было подходящих имен.

Умарс не видел, как подошел Данга: оба глаза слезились, и он зажимал руками поврежденную бровь, не до оглядывания по сторонам. В горле стоял ком, но Умарс старался не реветь. Так гадко ему еще не было.

Раньше его хоть не били. Не осмеливались. Какой-никакой, а Кот. А теперь…

Данга похлопал его по плечу.

— Извини, родной. Больно, да, Умочка? Поплачь, поплачь, будет полегче. Вот видишь, теперь твоему братику есть, из-за чего беспокоиться. Теперь я и правда злодей.

— Раньше ты просто забирал деньги. Был вор, а стал грабитель, — буркнул Умарс.

Ему было больно, унизительно больно, и раз уж его начали бить — какой смысл придерживать язык? Все равно сделают, что захотят.

— А ты ждал, что я позволю, чтобы деньги забирали у меня? — Хмыкнул Данга, и сплюнул на дорогу, — Хватит с тебя на сегодня. Пшел.

Смачный поджопник, и Умарс действительно пошел. Домой. А что еще оставалось? Скрываться в катакомбах, пока не заживет?

Мама, конечно, распереживалась. Засуетилась, захлопотала, позвала доктора, сама на рану пошептала. Хоть не было в ней ни капли целительства, Умарс не возражал: пусть успокоится, если это ее успокаивает.

Ким, как увидел, сразу же запрыгнул в машину и унесся: Умарс, кажется, знал куда и зачем. Хорошо, что не знала мама.

Она подозревала Буура. Все сначала подозревали Буура.

Никто же не подумает, что это — один единственный удар с ноги какой-то там Белки, которая в детском саду решила почему-то заняться боевыми искусствами вместо танцев? Умарс даже лица ее не запомнил, только щербинку.

Зашивать рану, оставленную Медведем куда почетнее. Неужели сыночка начал проявлять лидерские качества и драться за место в стае? Умарс не удивился бы, если бы Яйла думала так.

Хотя он никогда не мог понять, о чем думает мама. Она как будто думала обо всем сразу и ни о чем конкретно. Вот папа был солидный, вальяжный Кот, настоящий бизнесмен, надежный, уверенный в себе. У него в голове крутились столбики финансовой аналитики.

А мама…

Умарс иногда думал, что совсем не знает свою маму.

— Умка, — сказала сестра, и в ее устах это имя совсем не казалось унизительным — ласковым скорее, — если ты мне расскажешь, я могу устроить сладкую жизнь любой девчонке в школе, уж поверь.

Умарс старательно не думал о рыжей с щербинкой, как будто сестра могла прочесть его мысли.

— Камень. Это был камень, вот и все. Уж поверь.

Мрыкла пожала плечами, позвонила в колокольчик, чтобы убрали со стола.

— Помочь тебе собраться?

— Я не болен! — Излишне резко ответил Умарс, — Разберусь!

Она только головой покачала.

— Ким мог бы подвезти тебя…

— Сам дойду, — упрямо буркнул Умарс, старательно не смотря на сестру, — оставь меня в покое!

И правда — сам дошел. Ну, почти.

В знакомой подворотне мелькнула рыжая голова, и Умарс подумал: вот, опять.

И ему так отчаянно не хотелось идти в школу, прятаться за партой, как за щитом, старательно избегать взглядов Данги и компании, отвечать на расспросы про фингал… Ему так надоело отвечать про повязку; все почти улеглось, и снова…

Поэтому он развернулся и пошел обратно. Не домой, конечно.

Но и не в школу. К реке.

Первый раз в своей жизни Умарс сознательно решил прогулять школу.

Бинка — вздорная девчонка, глупая. Взрывная. Сила есть — ума не надо, это про нее.

Данга ничего не боялся. Не боялся грозы, не боялся собак, не боялся пауков, даже самых страшных на свете существ не боялся — людей.

Но когда Бинка взмахнула ногой — балетное па, впечатляющая растяжка, а Умарс не успел увернуться, закрыться, даже понять ничего не успел, Данга испугался. Не чего-то. За.

За Бинку. За Умарса.

Не рассчитай Бинка удар, могло кончиться куда хуже. Умарс отделался царапиной. Везунчик: Бинка на спор проламывала на стройке бетонные плиты, что уж говорить о хлипком черепе подростка.

Первым делом Данга отправил Умарса подальше.

Потом отослал всю мелюзгу: остались Бинка и Буур, зачинщики сегодняшнего спектакля.

— Совсем дебилы, а? — Рявкнул он, — У него брат — адвокат, мамка председатель родкомитета, отец такими деньжищами рулит… Твой папашка, Буур, будет платить, чтоб тебя отмазать, а Пашт будет платить, чтобы наоборот. Как думаешь, у кого — больше?! Решил померяться?!

— Я не думала… — растерянно пробормотала Бинка, — ну что могло случиться, я же знаю свой удар…

— А если бы он споткнулся и вперед полетел? А если бы уклонился неудачно? — Данга обнаружил, что вот-вот сорвется на визг, а этого делать было никак нельзя, так что он понизил голос до угрожающего полушепота, — Бинка, белочка ты наша, тебя-то вообще никто не будет отмазывать. Твои на поездку на море наскрести не могут — что Пашты, что Нут раздавят вас и не заметят. — Он обернулся к Медведю, — ты нас всех подставить захотел, а?

— Это был просто спор, — сказал Нут настолько беззаботно, что Данга вдруг понял: хотел.

И прекращать это надо сейчас, пока Данга еще уверен в своей силе. Пока Бинка с ее мощными ногами и сильными руками — такая же жертва манипуляций, как Умарс.

— Мне безголовые не нужны, — сказал он тихо, — уходи.

Буур улыбнулся во все клыки.

У Буура все было под контролем.

Может, и правда — генетическая память предков помогает побеждать в таких битвах? Может, Медведи созданы, чтобы брать в свои лапы власть, и Данга все это время правил песочницей с его позволения?

Ну нет, нельзя верить в беззаботность этой улыбки. Ведь и сам Данга сейчас буквально сияет, как ангелочек, сидящий у ног несравненной Живицы.

Тот, кто первый поверит чужой улыбке — проиграл.

— Боюсь, никто не последует за истеричкой, Данга. Думаешь, никто не заметил? Ты боишься крови. Ты не забираешь все деньги. Ты мягкосердечный, как и всякая Жаба. Сердце-желе, вместо костей — хрящ. Да тебя легко раздавить велосипедом!

Кто первый ударит — тоже проиграл. Потому что тогда вмешается Бинка и встанет на защиту: вот она, рыжая дурочка, губешки облизывает, глазками бегает… Худая, высокая, но еще совсем плоская, как доска, и мозги детские. Мускулы — и те скрыты курткой, нет ничего обманчивее девичьей хрупкости.

Данга-Буур, Данга-Буур: кого ты любишь больше?

Хрупкого и прекрасного Дангу, возможно, чуть-чуть холодноватого и порядком отдалившегося от тебя за последний год, или Буура, увальня, рубаху-парня, всегда покупающего ребятам газировку за свой счет?

Данга вдруг понял, что выбор-то не так прост и очевиден, как можно подумать. Пусть только попробует предпочесть Буура! Уроет дуру!

— Зато я друзей не подставляю, Буур, — тут, главное, не ляпнуть, какая же Бинка дура, — не рассекаю бровей сынульке Паштов чужими ногами. — дура, дура, дура! — Если у меня есть счеты, у меня есть кулаки.

— То-то ты злого гения корчил, — хохотнул Буур.

— Потому что я мог бы замять, если что, — как нельзя увереннее сказал Данга, — у меня есть знакомства: мой брат дружит с его братом. Я взял на себя ответственность за твою, Буур, лажу, потому что не хочу, чтобы с Бинкой что-то случилось. Каждый из нас делал глупости.

На самом деле он просто спасал Умарса, но это тайна, которую он унесет в могилу. Да, котенок ничем не заслужил такого удара: но по мнению стаи ты заслуживаешь всего, что позволяешь с собой сделать. Дангу и так считали излишне сентиментальным вожаком, но молчали: любили за справедливость.

— Но выгоняешь ты меня?

— Потому что только ты оказался способен на подлость. Хочешь стать главным? Брось мне вызов. Но ты ж не сможешь, косолапый. Бинка свидетель.

Еще год назад Данга сделал Буура в честном бою. Но тогда Буур был совсем не такой, как сейчас — костлявый, не до конца переломавшийся подросток, он не мог даже толком выпустить когти, и в результате договорились обходиться без трансформации, чтобы не дать Данге мнимого преимущества.

Сейчас так не выйдет.

Буур набрал вес, вытянулся и подружился с медведем внутри себя. Очевидно, что если дело дойдет до трансформации, Данге не жить, или, хотя бы, не жить красавчиком, но у Буура должно быть достаточно сторонников, всех этих волчат, телят и прочих, пусть не открыто, но все же недолюбливавших вожака-Жаба, чтобы стая закрыла глаза на очевидное.

Но у Данги не было выбора. Либо блефовать — либо сейчас же встать на место Умарса и покорно выворачивать кошелек.

Буур переступил с ноги на ногу. Простое движение, никакой угрозы — но Бинка моментально оказалась рядом с Дангой, касаясь костлявым плечом его плеча.

Данга с трудом удержался от вздоха облегчения. Ну, хоть что-то.

Может, и не дура. Все делают глупости… Бинка вечно пытается доказать всем, что она — единственная девчонка в их мужской стае, — сильнее всех мальчишек вместе взятых. Ее так легко взять на слабо… это все знают.

И Буур.

И она сама.

Раскаялась уже, наверное. Она тоже не любила лишней крови. Ее учитель вечно вбивал ей истины про силу и ее использование. Просто спор — спор он всегда сильнее, пока разок не нарвешься…

— Решай, — сказала она сухо, — либо уходишь, либо бросаешь вызов вожаку. Ты знаешь правила.

— Влюбилась, что ли? — Буур покрутил пальцем у виска, — Тоже мне, защитница слабых и…

Раскрытая ладонь оказалась в миллиметре от его курносого носа и без того чуть свернутого набок. Буур сглотнул.

— Продолжай, — предложила Бинка, — я жду.

Да уж, если раньше и был какой-то шанс, что Бинка переметнется на сторону Буура, то теперь он растворился, как мираж в пустыне. Бинка терпеть не могла, когда к ней относились как к девчонке. Слово «влюбилась» превращало ее в фурию. Она не может влюбиться! Мальчишки ей нужны, чтобы их бить! И так далее.

Данга раньше считал это забавной особенностью и только посмеивался, когда его суровая заместительница раздавала мальчишкам пинки и подзатыльники. Но он сам никогда не допускал этой глупости; он ее не дразнил.

Если девчонка действительно сильнее — сильнее их всех, даже самого Данги, — то дразнить ее чревато. Это было то самое признание, которого Бинка хотела.

Поэтому она никогда не бросала Данге вызов, хотя могла бы.

Поэтому она встала на его сторону сейчас.

— Я бросаю вызов вожаку. Мы все знаем правила, Бинка — ты ему не поможешь.

Но глаз от ладони так и не отвел.

— Я сообщу стае, — сказала Бинка, пряча руки в карманы, — мы решим насчет правил и времени. И всего такого. И, Буур… если… если вдруг Окос выкопается из-под земли, а реки потекут вспять, и ты победишь… ты же понимаешь, что ничто не помешает мне бросить вызов?

— А ты уйдешь как подруга вожака, — прищурился Буур, — я знаю правила.

Бинка растерянно оглянулась на Дангу.

— Извини, — Данга развел руками, — это ничего не значит, но… вот так вот. Тебе придется уйти, как подруге вожака — если Буур так решит. Ты самая главная из девчонок, чисто технически… ну, кроме тебя девчонок у нас же нет… поэтому.

Он надеялся, что не покраснел. Что-то Буур уже совсем берегов не видит. Не любил Данга все эти тонкие материи. Еще больше, чем Бинка, не любил. Но, как и всякую слабость, старательно скрывал.

— Мамка твоя с козлом согрешила, Буур, — сплюнула Бинка и, развернувшись, деревянно зашагала в сторону школы.

Очень прямая, очень обиженная. Это была единственная стая, куда до сих пор принимали девчонок. Бинка нашла здесь свое место, и у нее на примете была парочка младшешкольниц, занимавшихся у того же Учителя… Такого краха надежд она не простит никому.

Ни Бууру, ни Данге.

Данга обнаружил, что ее обида тревожит его куда больше, чем свирепый взгляд напыщенного медвежонка напротив. Он отсалютовал ему средним пальцем, развернулся спиной и пошел, как ни в чем не бывало, медленно, чуть ли не насвистывая.

«Ты так слаб, что я не боюсь показать тебе свою спину», — вот, как перевела бы это мама со звериного. Благодаря маме Данга вообще очень хорошо читал все те знаки, которые остальные подавали непроизвольно.

Буур не был уверен в победе. Нет, не был — либо проконсультировался с какой-то другой звероязыкой. Но это вряд ли: Буур никогда не был особо умен или хотя бы предусмотрителен. Этот нелепый план был его максимумом. Наверняка он лелея его месяцами. Если бы Данга боролся за власть, он проделал бы все гораздо изящнее, без ненужных жертв и крови. Но, хоть он и куда умнее, ошибку он сделал: это ж надо, проглядеть Буура!

Расслабляться нельзя, подавленный противник — лишь полдела. Вторая половина — хорошие мозги и гениальная идея.

У Данги было время. Такие вещи быстро не решаются: пока стая перетолкует, переварит новости, пока разобьется на лагеря, пока выберет время, пройдет неделя — а то и две, а если они не успеют до конца выходных — так и еще одна капнет.

Всякая травоядная мелкотня радовалась: теперь на одну стаю малолетних отнимателей денег и пенделеотвешивателей стало меньше, да и другие взялись за передел территорий… Данга иногда думал, сколько это придется разгребать, и в шутку предлагал Бинке сдаться. Она всегда совала ему под нос кулак, и приходилось отказываться от светлой идеи.

Хотя до конца не получалось: даже кулак не помогал.

Зато следующая идея показалась Данге поудачнее. Это потому, что он не успел ее толком обдумать.

Они с Бинкой стояли в подворотне в паре кварталов от школы. Она рассказывала ему последние новости. По правилам, ни вожак, ни претендент до боя со стаей общаться не имели права — чтобы не было соблазна подговорить верных людей загрызть соперника. Только свидетель носил информацию туда-сюда, как челнок.

Пусть Бинка и не скрывала своей верности Данге, люди верили в ее честность.

Это было… скучно слушать. Бесполезно. То же самое Бинка рассказывала вчера и позавчера, теми же словами. Спасибо, он уже понял, что собрал вместо стаи тупое стадо. Может, хватит сыпать соль на раны?

Поэтому Данга озирался по сторонам, желая отвлечься хоть на что-нибудь.

И поэтому он увидел Умарса. Без повязки.

Шов выглядел просто чудовищно. Красный, распухший… Поднимался к волосам. Бинка тоже посмотрела в ту сторону и охнула.

— Окос… ничего себе я… Они ж меня уроют, Данга! — Впервые за все годы знакомства Данга услышал в ее голосе испуганные нотки, — Я б себя точно урыла за такое… Он же… такой красивый был, породистый…

— И будет, — отмахнулся Данга, — синяк сойдет и будет. Хватит тебе бабиться, мне сородич нужен, а не сопля.

Жестковато, но подействовало.

Умарс, кажется, тоже их заметил. Развернулся и пошел прочь.

И тогда-то Дангу и осенило.

— Знакомься, Бинка! Это наш новый вожак, — Данга потер руки, — замечательный вожак… Ну, если согласится, конечно.

— Зачем?! — Удивилась та, — Какой из него вожак? Ты на него посмотри: мелкий, хилый, против Буура ничто.

Данге больше понравилось бы нечто вроде: «Ты что? Только ты достоин быть нашим вожаком!» Но приходилось мириться с реальностью. Не самая неудачная реакция, значит, и остальные примут более-менее спокойно.

Отчаявшийся, загнанный в угол Кот — вот какой выйдет вожак. Идеальный. Данга помнил его ответ. Для такого нужна смелость определенного толка, смелость смертника. А это было именно то, что надо. Потому что Данга такой не обладал. Он вообще не хотел становиться смертником, а именно это ждало его, выйди он против Буура прямо сейчас.

— А я против Буура — желе, — пожал плечами Данга, — но в меня ты веришь.

Его смерили взглядом с ног до головы. Прямо рентген.

— Ну, ты умный, — с толикой сомнения в голосе наконец резюмировала Бинка, — и ты собрал нашу стаю.

— В холода я тупею. А сейчас осень. Нужен теплокровный и породистый, которым я смогу управлять. Умарс. Ну и… объясним ситуацию. Пусть, если что, стучит на Буура, а не на нас.

— Я же тоже виновата… — У Бинки задрожала губа.

Данга ткнул ее в спину.

— Молодец, то же самое Умарсу и скажешь. Главное — выражение лица! Сохрани его!

И они пошли.

В конце концов, они уже давненько не вербовали сородичей лично; пора было восстанавливать навык.

Бинка была в стае Данги с самого начала. Она была второй… или третьей вступившей. Она пошла с ним в один класс, и сидела за соседней партой, так что она — живой свидетель всех хоть сколько-нибудь крупных событий в его стае. И не только.

Во втором классе младшей школы Данга столкнулся со шпаной на пару классов старше. Ничего серьезного, даже не побили. Поржали, погоняли по раздевалке, открыли портфель и порвали учебники — мелочи жизни, для головастиков привычные. Но…

Бинка знала и Дангу «до» и Дангу «после», и это были совершенно разные люди.

Данга «до» был куда мягче, честнее и смешливее Данги «после». Он даже умел плакать. Не то чтобы Бинка по нему скучала: они тогда почти не общались. Но иногда она волей-неволей ловила в нем-сегодняшнем того, старого, и почему-то радовалась ему, как доброму знакомому.

В следующий раз Данга не раздумывая воткнул в обидчика ножницы; новость облетела школу, Вааров даже вызвали к директору. Но никого так и не наказали: Ваары, вместо того, чтобы покаянно рыдать и извиняться, поддержали своего сына, а родители того волчонка поддержали своего, и наказание спровоцировало бы межродовую распрю. А нынешний директор не случайно уже сорок лет сидел на своем месте: он как никто умел заминать такие случаи и успокаивать родителей.

Сначала вокруг Данги-после собирались только слабые, которым надоело быть слабыми. Он не искал их специально, но, услышав его историю, они стекались к нему, как железные опилки к магниту. Пара песчанок, Козел, сама Бинка… И через пару лет, увидев, как разрослась его компания, Данга предложил объявить себя стаей. А уже в стаю… начали приходить и сильные.

Бык. Хромоножка, но все ж таки Волк. Буур.

Это были слабейшие из сильных, которых не брали в их стаи, и с которыми сильнейшие из слабых вполне могли держаться на равных.

Их главным преимуществом перед другими была численность и сплоченность.

Но время шло, и те, кому суждено было вырасти в обладателей более мощной трансформации, росли. Бинка однажды с ужасом поняла, что Буур сильнее ее — просто потому, что парень и Медведь. Для того, чтобы опрокинуть его на пол, ей все еще требовалась всего пара точных движений, но этого ощущения забыть она уже не могла.

Все менялись, и только Данга оставался тем же. Спокойным, уверенным в себе, несмотря на свою почти девичью хрупкость и одну из самых слабых трансформаций Тьмаверста. Даже зимой, вялый, сонный и ленивый, он был куда умнее всех своих подчиненных.

Оглядываясь назад, Бинка не могла вспомнить ни одного случая, когда дело доходило бы до крови (если, конечно, не считать бесчисленных царапин) и серьезных травм. Данга всегда осаживал сородичей, не давал им переступить одному ему ведомую черту. Они были шпаной, и их даже другая шпана опасалась, но это было… как игра. Дележка территорий и споры с другими такими же «стаями» заканчивалась максимум, разбитыми коленками, внутристайные разногласия решал Данга, а все те первобытные обычаи, вроде посвящения новичков, он не отменил, но обошел, сделав их выполнение для своей стаи, в которой почти не было хищников, простой формальностью.

Все показалось серьезным лишь однажды: когда Буур в первый раз бросил Данге вызов. Тогда же пролилась первая кровь: у Данги она была темная, вишневого цвета, и капала медленно, хоть рана и была серьезной, и бледный, бледнее обычного, Данга снял тогда футболку, скомкал и прижал к рассеченному когтями боку. Буур в тот момент зажимал хлещущий из сломанного носа алый фонтан обоими руками и выл, испуганный. Он проиграл, когда выпустил когти: договаривались без трансформаций. Но сломанный нос послужил ему уроком.

Буур думал, что ему достаточно выпрямиться во весь свой немалый для одиннадцатилетки рост и наброситься, чтобы Данга-дрыщ испугался. Он ошибся. Данга не испугался, даже когда его зацепила лапа (на адреналине Буур не удержал контроля и пошел, по медвежьи широко распахнув объятья), ударил резко в нос, всего себя вложив в удар-прыжок, и только потом вывернулся и отступил в сторону — безразличный и невозмутимый. У Медведей нос самое чувствительное место, вот что он потом сказал Бинке. Главное — знать, куда бить. Она запомнила.

А еще он в тот холодный осенний день пришел биться в летних шортах, чтобы все видели — уж он-то не жульничал и ни на секунду не терял контроля. Его ноги оставались полностью человеческими, обычными худыми мальчишескими ногами с острыми коленками, даже когда хлынула вишневая кровь. Данга держал своего зверя куда крепче многих взрослых, и продемонстрировал свое искусство всем желающим. И это Бинка тоже очень ясно запомнила.

Иногда Данга ее пугал.

Немножко.

Хотя она никогда бы себе в этом не призналась.

Когда она ударила Умарса, она ликовала.

Это оказалось так… легко. Взмах — и течет струйкой алый ручеек из рассеченной брови. Вовсе не слабо. Она — может. Такое окрыляющее чувство, и она ждала одобрения — классно же вышло! Красиво! Изящно! Точно!

И стая одобрила: кто-то присвистнул, кто-то заулюлюкал, Буур полез за деньгами… Ее воспринимали, как бойца: от одной мысли петь хотелось.

Но потом она заметила, что у Умарса лицо стало такое же бледное, как у Данги, когда тот прижимал к боку окровавленную футболку. И кровь, много крови… Противно засосало под ложечкой. Чистая радость вдруг загорчила, превращаясь во что-то другое…

Данга встал рядом с опозоренным котенком, а на Бинку даже не взглянул. И Бинка едва удержалась от того, чтобы крикнуть, предупредить — лишь потому, что верила, что Данга всегда сильнее.

И котенок слишком жалкий, чтобы броситься, целясь когтями в лицо.

Данга защищал ее, хотя она не просила. Но обижаться на него за это было бы слишком… по-девчачьи. Вожак всегда защищает, на то он и вожак. Вместо этого она встала с ним плечом к плечу, признавая, что сделала большую глупость.

И согласилась с его дурацким планом. Хотя… ну какой может быть вожак, если не Данга?

Она не решилась этого сказать. Потому что была виновата в его падении.

Бинка вообще все портила. Сама по себе. Ее родители развелись, когда ей было два — из-за нее; ее сестры знать ее не хотели из-за того, что она получилось такой вот… неудачной. Летягой. И мама…

Из нее не выйдет ни хорошей Белки, ни хорошей женщины, вот так.

Бинке много раз говорили, что ей нельзя заводить семью. Чтобы таких же уродов не плодить. И вообще никто ее такую замуж не возьмет. Никогда.

Мама хотела сдать ее в Дом Хвостатых, когда она родилась. Но отец забрал Бинку и вернулся в дом своей матери, отказавшись ее отдавать и доказав, что это хоть и редкая, но нормальная трансформация, которая встречается в его роду. Потом был долгий и болезненный бракоразводный процесс: утверждая, что отец перед свадьбой скрыл от нее родовой Хвост, мама тянула время и просила все больше и больше денег.

Конечно, Бинка не помнила, но сестры с удовольствием расписывали происходившее в красках.

Они остались с матерью, и в короткие встречи демонстрировали самую настоящую родственную ненависть. А что еще ожидать, если встречались они в основном на поминках и, гораздо реже, на свадьбах?

Данга сказал однажды, что это малая цена, которую стоит заплатить за возможность летать. Бинка так не считала, вряд ли он смог бы понять. У него были родители, которые его обожали, и старший брат пусть частенько на него ворчал, но все равно Дангу любил. А у Бинки был только вечно уставший отец, сутками пропадавший на работе, и бабушка, которая никогда не винила ее в разрушении брака сына прямо, но частенько вздыхала, как же Бинке не повезло.

Но все равно, Бинка была ему искренне благодарна за неподдельное восхищение ее трансформацией. Он вожак, и это многое значило. В стае Бинку никто никогда не дразнил, и это было единственное место, где она не боялась дать себе волю.

Благодаря ей и только ей у стаи была база на небольшом островке посреди реки. Туда никто не мог добраться без помощи Бинки и мотка веревки, нужного, чтобы Данга спустил по нему стальной трос, а потом, когда с обеих сторон завязывались узлы и проверялись крепления, стая спускалась, как по канатной дороге с помощью натасканных на стройке арматурин — «коромысел». Другие стаи за глаза звали их «стая Хрен-камня» из-за торчащего посреди их островка-убежища высокого обломка скалы, хорошенько обтесанного ветром.

— Умарс! Я реально извиниться хочу! — Нетерпеливо рявкнул Данга, нагоняя котенка уже у самой реки, — Вот ведь трусливая кошатина!

Он запыхался: все-таки они гнали Умарса к реке полчаса, кто же знал, что он так припустит. Раньше за ним такой резвости не водилось, он всегда покорно ждал. Жабы не приспособлены к долгой погоне; белки, впрочем, тоже не особо.

— Я не стукач, — коротко бросил Умарс, — но хватит с меня.

Он снял рюкзак и сунул руку в передний карман — похоже, за телефоном.

Данга протянул вперед пустые ладони и склонил голову.

— Сдалось нам тебя бить, — насмешливо фыркнул он, — тоже мне, цаца. Бинка лажанула, да, было дело. Вечно будешь припоминать свою царапину? Она попросит прощения. Прямо сейчас.

Царапина… не такая уж и царапина. Сейчас, глядя на дело ног своих, Бинка очень хотела извиниться. Искренне. Данга был прав: достаточно было небольшой ошибки, ее ли, Умарса, чтобы парень остался без глаза, а ее отвели за ручку в суд.

— Мне… — сглотнула она, в красках представив, как на ее запястьях защелкиваются наручники, а со скамьи потерпевшего на это таращится пустой глазницей Умарс, а второй, здоровый глаз, горит окосовским зеленым, — жаль. Правда.

— И? — Опасливо спросил Умарс, даже попятившись немного, — что вам от меня надо-то? Нужна груша для другого спора? Я набираю брата.

Данга не пошевелился. Все та же склоненная голова и пустые ладони. Он был чуть ниже Умарса, но раньше Бинка этого не замечала. А теперь видела ясно, потому что Данга хотел показаться ниже.

— Набирай.

— Это шутка такая?

— Нет. Ты прав. Мы ударили, и мы извиняемся, и только ты можешь решить — принимать ли извинения, — и, совсем чуть-чуть жалостливо, — но, может, не надо? Или хотя бы пусть твой брат убьет меня, а про Бинку молчок, лады?

— Твоя стая нарвалась на кого-то, кто не смолчал, что ли? — Обескураженный Умарс даже спрятал клыки, — снижаешь вероятность группового иска?

— О чем ты? — Невинно переспросил Данга, — Нет у меня никакой стаи. У Буура скоро будет, а я его поздравлю, так сказать, но у меня… у меня нет.

— Я поспорила с Бууром… — вмешалась было Бинка, но осеклась, стоило Данге неодобрительно цокнуть.

— Ты слышал. Она поспорила с Бууром, потом я поспорил с Бууром, и теперь у меня нет стаи. Зато есть глупая подружка. Я теперь как ты… почти. Ну, глупая подружка — дело наживное, можешь сестру позвать, — «раскололся» Данга, — так что нашу дружбу ждет еще одно испытание.

Бинка обиженно засопела. Вообще-то мог вслух и не говорить. Ну да, не самый умный поступок, но он же сам сказал: все делают глупости! Дурак.

— Какую, к Окосу, дружбу? — Рявкнул Умарс, — Отвянь ты от меня! Че я тебе сдался!

— Да вот что-то меня к тебе так и тянет, — хмыкнул Данга, — вот, думаю, придет Буур мне морду бить, а ты меня защитишь. Придет Буур тебе морду бить, а я тебя защищу. Больше-то некому, Умка. Кто встанет на твою сторону, кроме друга? У меня ж стая — одно название, то еще стадо… Только глупая подружка и остается. И ты беззащитнее меня: у тебя такой нет.

Да что же это такое!

Бинка скрестила руки на груди и надулась.

И с чего это он решил, что Буур вообще про Умарса вспомнит? Сдался он ему! А, наверное, пугает, чтобы согласился, точно.

— Я тебе не верю, — сказал Умарс.

— Бинка, давай его похитим? — Кровожадно предложил Данга, резко выпрямляясь.

Она послюнила палец, подняла вверх.

— Не. Ветрено. Опасно.

А она все еще обижена.

— Ну пожа-а-алуйста.

— Я простужусь к Окосу!

— А разве не к Оле простужаются? — неловко спросил Умарс, который уже почти отступил и сбежал, но, похоже, не удержался.

Бинка вспыхнула.

— Тоже мне разница. И то, и то бог. Не буду я.

— Ты ее обидел, — Данга вздохнул, — теперь полчаса ломаться будет. Вот кто тебя просил?

Бинка знала эту схему. Данга мог общаться запанибрата даже с совершенно незнакомыми людьми, настолько уверенно и дружелюбно, что в какой-то момент те откликались. Вот у Умарса лицо прямо вытянулось — он такого не ожидал и просто не знал, как реагировать и что будет дальше.

А еще Данга мог сказать те же самые слова с другой интонацией — и они уже звучали, как неприкрытая угроза.

Сейчас Умарс был Данге нужен — и он включил свое очарование не полную мощность. А Умарс… конечно, битому жизнью котенку льстило, что к нему обращается гроза класса. Да не зачем-нибудь — за помощью. Он был обескуражен, сбит с толку — этого Данга и добивался. Бинка давно заметила этот его финт и поняла: такими куда легче управлять.

По крайней мере, Данга Умарса заинтересовал. Бинка это видела. Она и не сомневалась, что Данга сможет добиться всего, чего захочет, не мытьем, так катаньем. Но идея ей все еще не нравилась.

Она не могла понять, чем этот мелкий, хилый, трусливый котенок может помочь против Буура — крупного подростка, коренастого и сильного, который границ не видит. Заломают же его, заломают моментально!

— Давай ее похитим? — не менее кровожадно, чем в прошлый раз, предложил Данга уже Умарсу, — дотащим до шкита и спихнем в реку, вот весело-то будет!

— Она ж утонет, — опешивший Умарс ответил, потому что понятия не имел, как еще отреагировать.

— Не, ты ее не знаешь. Она полети-и-ит! — Данга мечтательно полуприкрыл глаза и описал рукой что-то вроде гиперболы, — Красиво. Ладно вам, харе ломаться. Вы б еще в школу сходить отпрашивались, а, на уроках посидеть, домашку сделать, чтоб не заругали… Пошли!

За это «красиво» Бинка могла простить Данге что угодно. И он это знал. И пользовался. А она ничего не могла с собой поделать.

Так что они пошли.

Бинка знала, как чувствует себя Умарс — как дурак. Рядом с Дангой частое ощущение. В первый раз она тоже не знала, зачем прыгает — ее Данга уговорил, хотя она была очень, очень против. Но — прыгнула прямо с обрыва в реку.

И полетела…

Кто-кто, а Данга всегда верил в свои идеи.

Они дошли до места.

— Отвернитесь, пожалуйста, — суховато сказала Бинка.

Ей было неловко, хотя она и знала, что Данга никому не позволит подглядывать. Одному такому он уже разбил скулу и выгнал из стаи к Окосу, так что это был доказанный факт.

Она совсем не стеснялась своей человеческой наготы, зверозыки вообще часто теряли одежду из-за зверя, так что в их культуре это было вполне нормально, но ее беспокоила трансформация. Сколько себя помнила — она всегда ее стыдилась. Все детство, пока она не научилась сдерживаться, взрослые относились к ней, как к чему-то мерзкому и гадкому. Даже отец не мог скрыть отвращения…

Даже Данга, она надеялась, не видел ее вблизи. На это, наверное, очень противно смотреть.

Она аккуратно сложила вещи. Тело давно покрылось шерстью, ноги чуть укоротились, изменились руки, став скорее жилистыми, чем мускулистыми, от коленей к локтям протянулись теплые кожные складки, покрытые нежной серебристой шерсткой. Даже между пальцами теперь перепонки. И жесткая «щеточка» от локтя до запястья, этакие закрылки, позволяющие ей превращаться из глайдера в парашют во время приземления.

Порыв ветра чуть не сбил ее с ног: она стала куда легче и гораздо более… плоской. Но Данга крепко держал конец веревки, обвязанной вокруг ее запястья, в самом крайнем случае она просто превратится в самого большого в мире воздушного змея, и все. Уж вдвоем-то они ее удержат.

Но не хотелось бы: стыдно. На всякий случай она плотно прижала локти к телу.

Бинка не позволяла себе оглянуться назад: не потому, что боялась свидетелей, а потому, что сзади у нее теперь был шикарный пушистый хвост, такой же плоский, как и она сама. Когда она его видела, ей хотелось провалиться под землю.

Он не делал ее Хвостом, потому что это была трансформация, в которой хвост необходим: как летать без руля? Но сам по себе хвост был… позором.

Поэтому она переводила тонны хны на волосы: она так хотела быть просто Белкой. Или хотя бы, чтобы никто не догадался…

Солнечный свет больно резал приспособленные к ночи глаза.

— Данга…

Он протянул ей, не поворачиваясь, солнечные очки.

Она встала на самый краешек скалы. Вроде бы отработанная схема: сначала она протягивает веревку с высокого правого берега на остров, потом, когда надо возвращаться, с Хрен-камня точно так же прыгает на левый берег. Это далеко не первый ее прыжок навстречу холодной воде.

Под ногами текла река, глубокая, темная. Бурлила на камнях.

Не очень широкая, левый берег отсюда прекрасно видно, метров сто всего, но все равно дышащая первобытной мощью.

Бинка отступила, разбежалась и прыгнула, распахнув объятья ветру.

Каждый раз — как в первый.

— 50 год после Объединения, Мийла!

— Ыхтыш из рода Дафла совместно с Елсеном из рода Улы повели свою объединенную армию по правому берегу Акки. Согласно летописи, поход продолжался тридцать лет; в пути они присоединяли мелкие племена и включали их воинов в состав своего войска. Им пришлось остановиться у земли зверозыков. Люди силы Земли армии Дафла не знали, как управлять джунглями, а одной Воды было недостаточно. К тому же, Олуус, Хитрый Змей, надел на себя форму убитого врага и, пробравшись в лагерь, посеял смуту среди воинов разных племен, а Старый Волк Урру ценой своей жизни разнес по лагерю семена желтой лихорадки. Ыхтыш принял решение отступать.

Учитель одобрительно кивнул. Мийла изящно села на место, загадочно улыбнувшись, будто ничего иного не ожидала. Истинная маленькая кошка. Умарс немного завидовал тому, как просто Мийла нашла свое место в этом классе. На перемене к ней сбегутся все девчонки: сейчас у них как раз бум обмена наклейками, и, конечно же, у Мийлы самая богатая коллекция.

Бум сойдет на нет, когда Мийле надоест. Достойная замена для Мрыклы.

Отец когда-то тоже привозил ей переливашки из самого Тьена.

— Что такое «Объединение», Такки?

— Уууу… — протянул волчонок, — ну, типа, они… это… корня Улы и источника Дафла, им надоело воевать и они основали Тьен…

— Источника Улы и корня Дафла, — поправил учитель, — сколько раз повторять: они не воевали изначально, они выгодно сотрудничали, и их дети не рождались с Хвостами, поэтому Объединение прошло так гладко. Я натяну тебе шестерку, Такки, если ты скажешь, когда на зверозыков напали во второй раз?

— Э-э-э… в Медном веке, — пробормотал Такки, навострив уши и изо всех сил вслушиваясь в подсказки соседки, — В 521 году ПэПэ.

— Ладно, — отмахнулся учитель, — садись уж, Пэпэ. Исси, хоть подсказывай правильно: это была уже пятая война. И последняя.

— Нас разбили, земли присоединили к Кетту, а выживших женщин и детей к Окосу на болота сослали! — Вскочила сестренка Такки.

Она Умарсу нравилась куда больше брата: честная и искренняя, очень прямодушная. Она могла себе это позволить. Благодаря брату-близнецу, сорвиголове с самыми крепкими в их классе клыками, к Исси и подойти со злой мыслью боялись.

Умарсу в плечо ударила бумажка.

— Данга! — строго сказал учитель, — У тебя что, дел других нет, раз жеваной бумагой плюешься? Ну-ка, кого встретили зверозыки на болотах?

— Моего дядь Кееха? — Поднял Данга на учителя наивные глаза.

Класс грохнул. Прыснула в кулачок благовоспитанная Мийла, заржал Такки, Исси легла на парту — только плечики дрожат, в голос смеется Бинка…

Умарс поднял бумажку: «2-30, у шкита», вывел Данга корявым почерком. Умарс едва разобрал.

Данга с первого класса был последним по прописям: рассказывал всем с тем же невинным лицом, что и всегда, что ему перепонки мешают. Только кеттянка не верила. Эта древняя змеюка однажды победно выложила перед Дангой сначала идеальные прописи его старшего брата, потом — отца, а потом, как последнюю свечку на торт — деда.

Конечно, вдохновляющие примеры не помогли. Умарс вообще не видел, чтоб они помогали.

И почему Умарс вечно запоминает такие мелочи? Про Мийлу, про Такки, про Дангу… Одноклассники ему, по сути, никто.

И Данга никто. Даже враг. Вот не придет он в 2-30 к шкиту, и что? Придется Данге самому выкручиваться с Бууром.

Только вот сможет ли Умарс себе такое простить? Даже если врага предаешь, это же все равно предательство.

Как только Данге что-то от Умарса понадобилось, он чудесным образом преобразился. Стал таким хорошим: от переизбытка дружеской поддержки непривычного к ней Умарса просто мутило. А может, потому что он знал — станет не нужен, все вернется на круги своя. Умение Данги лицедействовать не могло компенсировать скептически-презрительного взгляда Бинки, поэтому Умарс ни на секунду не обманывался.

А, пожалуй, не отказался бы обмануться. Тогда это могли бы быть самые счастливые дни в его школьной жизни.

Тогда, на берегу, пока Бинка летела, Данга сказал:

— Я же говорил — красиво.

И Умарс кивнул провожая взглядом серебристую спинку. Каково это — парить?

Она казалась такой маленькой и смелой на фоне бушующей внизу мощи воды.

— А она думает, что я ей вру, — Данга развел руками, — и попробуй, поспорь — как осел упрямая. Я противная! Я страшная! Мерзкая белка-летяга! — Передразнил он, очень похоже на нее надув губы, — Тоже мне. Но не смей смеяться! Ты такой же. Вас таких много. Пока не пнешь — не полетите. И вот, честно: достало пинать.

Он держал веревку голыми руками. Глупо — она разматывалась и должна была стирать руки в кровь: однажды Умарс хотел съехать по канату, как в фильме, и еще долго берег покрасневшие ладони, так что знал на собственном опыте.

— Но ты мне нужен, поэтому впитывай давай мотивирующие речи. Перед тобой Жаб, который рулит стаей. Так с чего ты позволил себе решить, что сдачи дать не можешь? Я б на твоем месте меня сейчас в реку скинул.

— У тебя веревка в руках, — возразил Умарс.

— Ну так не твоя ж глупая подружка на другом конце, — пожал плечами Данга, — значит, это моя проблема. Смотри, как удобно: я стою на краю, сбросишь, полетим с ней вместе, да в воду. Я Жаб, я выплыву, она привязана, тоже выплывет. А ты отомстишь. Ну?

Умарс пожал плечами.

— Не хочу.

— Вот это и есть твоя проблема, — вздохнул Данга, — не хочешь. Вот как сделать из человека бойца, если он не хочет им быть? Ладно. Вали давай. Надоел.

И отвернулся.

Умарс правда хотел уйти. Его же отпускали. Чтобы не иметь никаких дел с Дангой и его компанией. Это было бы умно, и это то, что он должен был сделать. Жить себе спокойно. Ну, может, иногда показывать портфель и подставлять левую щеку…

Он бы хотел сказать, что ноги прыгнули сами, или что в нем не вовремя заворочался недовольный Кот, но что уж душой кривить: сам повелся.

Умарс прыгнул, хоть он и не понимал до конца, зачем прыгнул, просто — и был от души встречен ударом в лицо.

— Теперь ты симметричный, — по весь рот улыбнулся Данга, протягивая руку, — давай обойдемся без исков?

— Вот оно что, — заметил Умарс, руку приняв, — все-таки зарастаешь. Не рановато?

Данга напрягся.

— Это мозоли. Просто мозоли. Смотри — не зеленые!

А вот Умарс все-таки кожу на ладонях содрал — кинулся ловить упущенную во время демонстрацию «человеческих» ладоней веревку.

— …Умарс! — Голос учителя звучал над самым ухом, и в нем пробивались шипящие нотки, — Ты где витаешь?

— Да? — Он оторвался от разглядывания собственных рук и посмотрел, наконец, на учителя.

— Повтори, что я только что сказал?

— Умарс, ты где витаешь? — Брякнул тот, сам удивляясь своей дерзости.

Интересно, как скоро домой сообщат о его систематических прогулах? Мама, наверное, обрадуется, и Мрыкла — мальчики в его возрасте должны прогуливать и драться, и пока он был тихий, прилежный и без синяков, он казался им ненормальным.

Только Ким не поймет, чему они радуются. Он неделю назад, увидев второй фигнал, чуть снова к Герке не сорвался — удержался, выдохнул, но был очень недоволен. Может, позвонил? Умарс не слышал, но кто знает.

Но Умарсу нравилось быть тихим. И не нравилось драться. Все, чему его учил Данга — защищаться, вот уж кто отлично его понимал.

И платой за уроки будет небольшая помощь. Просто постоять у шкита сегодня в 14-30, пока Данга будет разбираться с Бууром, как будто они с Дангой закадычные друзья. И все. Ну, может, к Хрен-Камню со всеми смотаться.

Где-то на середине этих размышлений он обнаружил, что учитель выводит его из класса за ухо. Сидящий на подоконнике Данга подмигнул, а потом мигом принял покаянный вид, стоило учителю тоже выйти в коридор.

— Только попробуйте переговариваться! — Зашипел учитель и прикрыл дверь.

Ухо горело.

— Пошли? — Спросил Данга.

И они пошли.

К Хрен-Камню собрались только часам к четырем. Пока Бинка летела, пока крепили трос… прошло много времени.

Данга командовал, но Умку держал поблизости: так было надо. Необходимо чтобы все хорошенько рассмотрели котенка. Данга даже попросил Умку иногда шептать что-нибудь ему на ухо. Потом скажет, что это были приказы.

Честно говоря, Данге не очень нравилась идея использовать Умку в темную. Никогда не знаешь, как он взбрыкнет: в тот раз Данга уже почти поверил, что котенок уйдет домой, и придется выкручиваться как-то иначе. Есть такие люди, которыми сложно манипулировать: слишком запуганные, нерешительные и недоверчивые. Казалось бы, почему бы просто не пригрозить? Но Данге нужен был смелый и уверенный в себе Умарс, а не Умка-сопля.

Нетривиальная задача. Нельзя облажаться так же, как с Бууром.

Буур смотрел тяжело, злобно. Будь на то его воля, он давно бы просверлил взглядом во лбу у Данге маленькую звездочку-дырочку, чтобы обойтись без боя. Маленькие темные глазки под массивными надбровными дугами еще никому не добавляли симпатичности, но раньше Данга не обращал на это внимания. А теперь этот грузный хмурый мальчишка беспокоил его — особенно, когда он сравнивал его с Умкой, на которого поставил все.

Почти все, конечно. Данга никогда не клал все яйца в одну корзину. Но, тем не менее, Умка мог проиграть слишком многое.

Одно радовало: несмотря на очевидное преимущество, Буур Дангу все-таки побаивался. Хоть и старался этого не показывать, но у Данги-то глаз наметан.

И почему Бууру не сиделось на месте приближенного помощника? Разве Данга плохо с ним обходился? Вовсе нет. Он даже считал его приятелем — не так уж много на свете людей, с которыми Данга настолько сближался.

Да, Данга сломал ему нос — ну так и Буур оставил ему несколько не самых приятных шрамов. К тому же, он тогда сам нарвался.

Хотя вряд ли сам Буур думает, что нос ему сломали заслуженно. Скорее уж считает Дангу выскочкой и рвется восстановить «правильное» положение вещей.

Данга так привык к своей хмурой и богатой тени, так привык на Буура полагаться, что совсем забыл про такую препротивную штуку, как уязвленная гордость любого хищника, которому необходимо подчиняться Жабе. Иногда Данга жалел, что не родился хотя бы Быком: было бы куда проще.

И не так обидно. Чтобы Данга не делал, он все равно оставался Жабой, хотя видят боги — он старался, он очень старался, чтобы его стадо увидело в нем в первую очередь вожака, а не горизонтальные зрачки и слабую трансформацию.

В чем-то Буур прав: видать, плохой вышел из Данги вожак, раз не сумел он за эти годы сделать из тупого стада — стаю. Если бы Данга хоть на секунду поверил, что медвежонок справится… Но нет. Не Буур.

Может, такое не по силам Жабу, но и Медведю проблем бывших Данговых подчиненных не понять. Только натопчет…

У него нет брата, приходившего поздним вечером, без денег и избитым; у него нет брата, отпрыгавшего осенние попрыгушки в одиннадцать — своего рода рекорд! Но до сих пор вжимавшего голову в плечи перед любой швалью. Буур не когда не боялся дать сдачи и никогда не верил, что он слаб — он просто предпочитал бои, в которых заведомо не может проиграть.

Данга почувствовал злорадство, разглядывая кривоватый нос бывшего приятеля. Вот тебе подарочек, медвежонок: до конца своей жизни, подходя к зеркалу, ты будешь вспоминать хилого мальчишку — щелчком пришибить можно, — который дал тебе сдачи. И, более того, когда мальчишка вырастет, он вовсе не собирается давать тебе спуску: что значит тупая сила против хороших мозгов? Никто не ожидает от жабы агрессии в бизнесе. На этом виртуозно играл отец, и Данга с удовольствием слушал его уроки и впитывал все, как губка.

Данга ненароком потер ладони. Мозоли. Обычные мозоли. Умарс просто хотел его задеть и все.

Раньше Данга не понимал Герку, который одно время мог пялиться в зеркало по полчаса, выискивая первые признаки жабьей кожи. Но, похоже, пришло и его время стесняться перепонок между пальцами и понимать, почему стоит стыдиться той невинной шутки, которая для брата обернулась кризисом.

Это как стоять перед огромной волной и ждать, когда же тебя захлестнет. И вот она движется, неотвратимая и жуткая, вот-вот подхватит тебя, ударит о камни, перемелет и выплюнет уже кем-то совсем другим, а ты даже не можешь толком подготовиться, потому что дебилу-помощнику приспичило выбиться в альфы!

Данга был взбешен.

Но никому этого не показывал. Не кричал, не дергался, символизировал спокойствие всем своим видом. Все под контролем. Чем спокойнее Данга, тем больше трясется Буур — ему полезно, хоть похудеет, а то скоро его даже стальной трос выдерживать не будет. Вон, уже опасно прогибается, когда медвежонок, схватившись за «коромысло» несется вниз. Пусть мелочно, но Данга пожелал ему неудачного приземления.

Умарс — идеальный вариант. Он Кот — он хищник. Но он хищник, который был слабым.

Данга за эту неделю вложил в него всю свою ненависть. Если Умарс смог ее воспринять и переварить, то Данге не страшно уходить на покой. Его стадо будет в надежных руках.

Краткий миг скольжения-падения (на деле выходило минуты две, но время будто убыстряется, когда летишь над рекой, и в голове мысль «лишь бы не упасть» смертным боем бьется с мыслью «Вау, кру-у-у-то!») и он на берегу.

Песчаный берег: песок серый, под ногами встречаются и острые камни. Кто бы сомневался, что именно это место выберут для поединка.

Бинка оказалась рядом моментально. Единственная из всех, она так и не сменила школьную форму на что-нибудь более подходящее. Длинная клетчатая юбка была ей по колено: в отличие от других девчонок, она и не думала ее укорачивать.

Ничем не отличается от истинно-мужского килта, если так подумать. Очередное ее заявление: я боец! Ей не нужно было быть бойцом, чтобы Данга ее уважал; но он признавал ее право быть бойцом для самой себя.

Данга не раз видел, как мальчишки пытаются поддеть Бинку. Обычно все заканчивалось тяжелыми подзатыльниками и парой-тройкой болезненных пенделей: Бинка на практике доказывала, что ничуть их не слабей.

Но Буур выгонит Бинку, выгонит не задумываясь. Потому что она такой же плевок в лицо «истинному» порядку, как и Данга-вожак.

Он похлопал ее по горячему плечу. Кажется, она чуть-чуть дрожала — ну, конечно, на улице прохладно, а после излишне «теплой» глубокой трансформации с разогревом тела градусов до сорока, возвращение в чисто человеческую форму неизбежно влечет за собой озноб. Данга где-то про это читал и запомнил формулировку.

Данга скинул куртку: ему-то сейчас явно не грозит замерзнуть. Сунул Бинке в руки. Пусть что хочет, то с ней и делает. Зная ее, он мог побиться об заклад, что так и будет держать в руках, может, сложит аккуратненько на камушек, чтобы не дай боги не попал песок. Но настаивать все равно гиблое дело.

Вообще нельзя на людей давить. Только направлять.

Когда-нибудь Бинка обнаглеет достаточно, чтобы ее надеть; но для этого нужно время, время, время, а его совсем-совсем нет.

Буур разминался. Он скинул ботинки, и теперь старательно пыхтел на песке, показывая всем желающим бугрящиеся под слоем жира мускулы. Данга терпеть не мог такой показухи, но стадо… стадо улюлюкало.

Данга поискал глазами Умарса, поманил пальцем.

— Ну что, готов? — Спросил он, улыбаясь так широко, что заболели уголки губ, — К приключениям?

— Я же просто… — начал было Умка, недоуменно распахивая зеленые глазищи.

— Тс-с-с, успокойся, — Данга приобнял его за плечи, — Короче, народ!

Народ гудел. Данга прибавил громкости и стальных ноток.

— Народ! Это — мой преемник. Я передаю ему все права и обязанности вожака. Такие дела. Прям щас.

В хоровому «чо-о-о-о» присоединился и Умка, и Буур; только Бинка молчала, прижимая куртку бывшего вожака к груди и не высказывая кипящего в ней неодобрения ни словом, ни жестом.

— Струсил?! — Рявкнул Буур.

— Э, не. — Фыркнул Данга, — И не надейся. Просто плачу по счетам.

— Ты должен…

— Тебе?! — Искренне рассмеялся Данга, — Тебе я ниче не должен. Сорян. Вот Умарсу должен. Кровавую месть. Ты ж ему никак из зависти личико попортил, а?

Из притихшей толпы раздались несмелые смешки, быстро превратившиеся в откровенный ржач: красивого в Бууре когда-то была только мягкая копна каштановых кудряшек, и то он их давным-давно сбрил, поведясь на чье-то «волосня — как у девчонки», и щеголял теперь стильным полубоксом и неловко торчащими ушами.

Такого рода шутки над Бууром всегда были популярны.

Теперь Дангу поддерживали.

— Ты-ы-ы… — Побагровел Буур, начиная нехило прибавлять в размере. Затрещала футболка.

Данга присвистнул: да уж, в этот раз когти пропороли бы ему бок до самой печени.

— Йа-а-а, — передразнил Данга, — никогда не отказываю людям в их священном праве и знаю правила. Я тоже виноват в том, что я не остановил вас с Бинкой, я не справился с обязанностями вожака. И, как видите, — он развел руками, — добровольно сложил полномочия на другого парня, который, как мне кажется, может справиться. И, более того, Буур, ты должен быть мне благодарен: ты сможешь искупить свой косяк. Не в суде. Умарс не трус, чтобы звать на помощь брата-адвоката: повезло нам, а? Но здесь он свое возьмет. Ты же хотел бы побороться за мое место с настоящим хищником… а не какой-то Жабой. Ну так боритесь: Медведь против Кота, в полную силу, до настоящей крови!

Он рассмеялся.

Это еще и значило, что Бууру никогда не победить Жабу; но эту тонкость медвежонок осознает не сегодня и даже не завтра, так что у Данги есть фора.

— Я тебе не прощу, — сказал Умарс так тихо, что Данга едва его расслышал за гулом толпы.

— Мне плевать. Но ты можешь уйти. Отказаться. Обойдусь.

Данга не справится. Не осенью, не на холоде, не в трансформации, не против Медведя. Они оба это знают. Но ему неплохо дается уверенный тон. Такой, чтобы никто кроме них двоих — и, может, Бинки, — не заподозрил.

— Житья не дадут.

— А трусам жить вообще противно, — хмыкнул Данга, — поверь уж, я пробовал. Не пошло.

— Я вожаком не буду.

— Дело твое. Я тебя не держу. Никто не держит, — шепнул Данга, стараясь не шевелить губами.

В толпе было немало людей с замечательным слухом.

Умарс зашипел, сверкая зелеными глазами, весь перекривился, досадливо дернул ухом… и сел расшнуровывать ботинки.

Данга смотрел на него с гордостью. Хороший попался ученичок, сделает этого неповоротливого бугая легко и просто, это точно. Мозги-то у него на месте, и живенький он, быстрый, куда быстрее Буура. Покажет когти и клыки, которых так не хватает Данге…

А что зол — так хорошо, не так трястись будет.

Данга легко запрыгнул на стоявший чуть поодаль камень — обломок скалы когда-то упал на пляж и возвышался теперь троном. Все привыкли, что это место Данги, и даже сейчас никто и не пытался туда залезть или запретить ему смотреть на битву с высоты.

Кто-то принял у Умарса ботинки; прежде, чем Буур успел возразить хоть что-то, Бинка вскинула вверх кулачок.

— На правах связной! — Крикнула она, и тонкий голос неожиданно звонко разнесся в воцарившейся тишине, отразился от скал…

«Ой… Ой… Ой…»

Шумели речные волны, набегая на серый берег, скрипел песок под ногами, все затаили дыхание. Умарс напрягся — такой маленький рядом с громадой-Бууром.

Данга сжал кулаки. Он верил в своего протеже, но, все же… зазудели старые шрамы; стоило просто проиграть и получить новые, а не подставлять беднягу.

Но уже поздно.

Данга подался вперед, и одновременно с этим Бинка выкрикнула:

— Бой!

А потом легко отбежала и неловко вскарабкалась по камню, заставив Дангу потесниться. Он не обратил внимания — только отметил машинально его куртку на ее плечах.

Буур взревел. Пошел, раскинув лапы-руки. Умарс попятился, согнулся, встал на укоротившиеся… скорее лапы, зашипел, прижимая к голове уши и обнажая удлинившиеся клыки. В нем осталось мало человеческого; Бинка вцепилась Данге в предплечье, прижимаясь горячим боком, охнула:

— Слишком, слишком!

Данга и сам и предположить не мог, что Умарс настолько глубоко уйдет в трансформацию. Даже Буур обескураженно попятился, не ожидая встретить вместо человека — Кота.

Да не просто Кота: под кожей щек выступали яркие характерные полоски.

Буур шагнул вперед, поднимаясь на разом укоротившиеся задние ноги.

— Данга, — коротко сказала Бинка, — Данга. Прекращай. Они сейчас поплывут к Окосу, прекращай! Смотри! Ум… шея!

Умарс и правда примеривался к шее противника: уклонился от смертоносной лапы, едва не задевшей его плечо, прыгнул наискось, рассекая воздух когтями. Буур старался держаться к Умарсу лицом, но значительно проигрывал в скорости; телом он владел куда хуже.

Когда клыки клацнули в опасной близости от поросшего бурой шерстью мощного загривка, Данга отцепил пальцы Бинки и соскользнул с камня.

— Вода. — Коротко пояснил он.

На руке расцветали синяки, но сейчас было не до этого.

Он не ожидал, что эти двое настолько увлекутся. Это не был бой людей — звери взяли все под свой контроль, и они явно бились насмерть: сомкнулись на плече у Буура клыки, в миллиметре от артерии, а когти медведя пропахали Умарсу бороды на спине — и так треснувшая по швам рубашка превратилась в ало-бурые ленточки. На секунду звери расцепились, чтобы оценить обстановку. Буур стоял на задних лапах, стараясь казаться больше, Умарс прижался к земле…

Кровь лилась на песок.

Данга наконец нашел в кустах ведро, уже год как припасенное как раз на этот случай и, смутно надеясь, что оно пусть проржавевшее, но не дырявое, скакнул в своем рекордном прыжке прямо в реку. В рваных кроссовках, прыжками — шагать не удавалось, дотащил полное ведро до берега, стараясь не расплескать.

Страшно клацнули зубы, Умарс едва вывернулся, не подставил таки загривок, в свою очередь вцепился Бууру в ухо…

Данга подошел на негнущихся ногах, вознес молитву всем богам сразу и опрокинул ведро на головы увлекшимся бойцам. А потом драпанул в реку так, как будто от этого зависела его жизнь. Так и было.

Ведро глухо звякнуло.

Как по сигналу стая кинулась в рассыпную, и только Бинка застыла на камне, слишком, слишком близко от ошарашенных зверей.

Буур отвлекся на ее рыжую макушку — и Умарс прыгнул, защелкнув челюсти на холке Медведя. Данга ждал хруста — даже Буур замер, ожидая хруста. Но Умарс только обозначил укус и скатился со спины противника уже мальчишкой, отплевываясь от клочьев шерсти.

— Брррур! — Рыкнул Буур, отфыркиваясь и тряся кудлатой головой.

Несколько секунд, и на месте почти что медвежонка снова стоял толстый угрюмый парень с бритым затылком.

— Тебя опять подвела выдержка, — вздохнул Данга сочувственно, стараясь не сильно дрожать в коленях.

Из воды вылезать вот вообще не хотелось. Река держала в прохладных объятьях, успокаивала…

— Пошел ты, Жаба! — Рявкнул Буур, — Выкопал же гада…

— Я могу разглядеть тигра под носом. Ты — нет. Так что так се из тебя вожак.

— То есть я выиграл? — Уточнил Умарс, устало присев на песок, — где мои ботинки?

— В траве поищи, — вздохнул Данга и добавил, — Бинка! Бинт в кармане куртки!

Бинка с камня просто рухнула. Кулем.

— Ты знал? — Спросила она, дрожащими руками примериваясь, куда накладывать повязку.

«Вот ведь дура», — почти ласково подумал Данга.

Он наконец-то смог вылезти из воды и даже забрал из рук Бинки бинт. Помнил, как она его в такой же трясучке заматывала, как мумию в туалетную бумагу на день всех Мертвых.

Первым делом стоило заняться Бууровым плечом: раны на спине Умарса, вроде бы не очень глубокие.

— Выплюни ухо-то! — Насмешливо предложил Данга, недосчитавшись у бывшего помощника мочки.

Конечно, он не ожидал, что эти двое так озвереют. Он вообще такой глубокой трансформации у хищников раньше не видел. Чуть не поседел тут. А может и поседел — хоть проси глупую подружку найти седые пряди в светлых волосах…

— Я… — Протянул Умарс растерянно, а потом добавил, так решительно, будто в пропасть прыгает, — вожак.

— Правда. — Согласился Данга.

Адреналин потихоньку кончался, и он уже ощущал все прелести мокрой одежды на холодном осеннем ветру. В кроссовках противно хлюпало.

— Могу что угодно.

— Ага.

Буур обиженно сопел. Не разревелся он только потому, что Бинка смотрела, это точно.

— Я распускаю вашу окосову стаю.

Данга опешил.

— Что?

— Распускаю стаю. — Твердо повторил Умарс.

Данга уронил бинт. Он подумал, что сейчас сам на него набросится, сам! Рванул. Бинка повисла на руках, повалила, встала между.

— Он имеет право, — тихо сказала она, — ты же помнишь правила.

«У меня стадо!» — хотел сказать Данга.

«Поодиночке они не выживут!» — хотел добавить.

— Урод, — сказал.

Безразлично. Устал очень. Сгорбился на песке.

— Делай что хочешь. — сказал.

Умарс отодвинул Бинку, сел с Дангой рядом.

— Ну, врежь мне, если надо, — предложил он, — но так же вечно не получилось бы. Сам понимаешь.

— Понимаю, — согласился Данга.

— Сегодня ты успел с водой, — добавил Умарс после долгого молчания, — спасибо. Мог не успеть. Потом когда-нибудь. Пора.

— Не тебе решать, — огрызнулся Данга.

— Я вожак.

Никогда Данга еще не чувствовал такой опустошенности. Даже неминуемая волна подросткового кризиса больше не пугала его так сильно, нашлась вещь пострашнее: он не хотел, до боли не хотел встречать ее один.

Без стаи.

Бинка завязала аккуратный узелок, откусила заострившимися зубами бинт. И когда научилась?

Буур скосил па повязку глаза. Встал. Пошел… наверное, искать ботинки.

— Я подогнала лодку вчера, — сообщила она, садясь рядом, — как чуяла.

— Угу, — согласился Умарс.

— И протянула трос на левый берег, пока вы с правого канителились, — добавила Бинка.

Нет, не дура. Может, и не семи пядей во лбу, но предусмотрительная. Положиться можно.

Данга не умел долго сидеть в унынии. Он вскочил, взрывая ногами песок, посмотрел на кроссовки:

— Окос!

Ну конечно, они не пережили его резкой трансформации, и теперь сполна зачерпывали песок вместо каши. Жаль. Хорошие были кроссовки. Он надеялся, что парой дыр обошлось. Очередных.

Давно пора было новые купить.

— Ладно, вожак, тебе помочь дойти? — Спросил он насмешливо, — По себе знаю: потом ноги не держат.

— Сам уж, — Сказал Умарс, отряхиваясь от песка типичным кошачьим жестом.

Раньше Данга не замечал в нем таких повадок. Ну да внутренний зверь один раз вышел — и возьмет свое, чему тут удивляться? Можно придумать мелким сказку: раздразнил лягушонок тигра, на медведя натравил. А тигр обиделся — и лишил лягушонка власти…

Так себе сказка, но все равно вся тройня дрыхнет, не просыпаясь — трансформационные перестройки они такие.

Сам он дурак. Знал же — добром не кончится. Как будто смелого и уверенного в себе Умарса легко контролировать, ага. Зачем затеял?

— Тогда ты меня доведи, — попросил-приказал, и признался будто бы по большому секрету, — до сих пор колени дрожат. Психи. Оба.

И, не дожидаясь ответа, оперся на плечо Умарса. То, которое поцелее. Данга не совсем изверг, но и прощать просто так — не собирался.

Если котенок думает, что так просто от него отделается, то пусть мечтает дальше. Сказка номер два: лягушонку понравилось дразнить тигра.

И что потом?

Самому интересно.