Часть восьмая. Каланчик Упль или восмилапые бандиты

Конечно же, друзья вернулись на негостеприимный океанский берег. Лакки шустро прочесал все закоулки между мокрых камней и крикнул:

— Мурр, сюда! Я нашел его… Кажется, еще дышит!

Котенок поспешил на зов друга и увидел, что на песке, наполовину в воде, лежит, закрыв глаза, совершенно мокрый мохнатый зверек с короткими широкими лапами, длинным слипшимся хвостом и усатой симпатичной мордой.

— Эй! — Мурр пошевелил незнакомца лапой: — Это ты звал на помощь?

Мокрый зверек открыл один глаз, посмотрел на котенка, потом на нетерпеливо перебирающего лапами от любопытства Лакки, приподнял голову и сказал, смешно присвистывая:

— Я совсем промок. Мне надо сушится… Срочно!

И снова без чувств уронил голову в воду.

— Та-а-ак… — Мурр перепрыгнул через незнакомца, намочил лапы и зашипел: — Лакки, хватай его за ту лапу, а я возьму за эту, и потащим!

— А может, лучше за хвост, но вдвоем? — с сомнением спросил Лакки: Он же весь мокрый, тяжеленный, как бы лапы не оторвать…

— Ты что, серьезно? — Мурр посмотрел на друга: — Где это ты видел, чтобы лапы отрывались, когда за них тащат кого-нибудь? А вот хвосты отрываются только так! Ра-аз! — и нету. Так что давай, хватай, и потащили, а то еще случится чего…

С большим трудом уже в полной темноте друзья вытащили тяжелого и мокрого незнакомца к подножию холма и сели, тяжело дыша, в густую траву.

— Мурр, а может он того… Помер, а? — Лакки наклонился к самой морде неведомого зверька, прислушался: — Не, вроде дышит! Кто же это такой?

— Я… Упль! Я из Мохнатого Народа Моря! — вдруг просипел спасенный. Он приподнялся, опершись на лапы, повертел головой вокруг, с наслаждением вдохнул запах цветущих трав и добавил: — Не волнуйтесь, я сейчас спою Бодрую Песню, и приду в себя, а потом высохну — и стану совсем живой.

— Погоди, Упль! — Мурр с любопытством разглядывал нового знакомого: Прежде чем ты начнешь петь, скажи — Мохнатый Норд Моря — это кто?

— Нас называют каланами, не слыхали?

— Не-а! — в один голос ответили Мурр и Лакки.

— Ну, или еще… морскими бобрами…

— А-а-а! Так ты бобер! — улыбнулся Лакки: — Так бы стразу и говорил.

— Я Упль, сын старейшины Амьа! — гордо вскинулся каланчик: — Мы Мохнатый Народ Моря, а на бобров мы обижаемся. Все, сейчас мне надо петь, иначе я совсем ослабну. Это Бодрая Песня, называется «Четыре лапы и хвост», я ее сам сочинил…

И Упль запел, подвывая, рыча и фыркая, словно морской прибой:

Когда приходит ураган,

Когда бушует океан,

Когда девятый вал — до самых звезд!

Я прочь от берега плыву.

Они меня не подведут

Мои четыре лапы и хвост!

Голос каланчика окреп, он сел и запел громче:

Бросаю вызов я волнам.

Давай сильнее, океан!

Могуч ты, но и я совсем не прост!

Ведь от отца достались мне

Назло бездонной глубине

Мои четыре лапы и хвост!

Мурр с удивлением заметил, что Уплью стало намного лучше. Еще минуту назад каланчик еле-еле шевелился, а теперь он уже бойко отбивал такт своей задорной песенки лапой по мокрому животу:

Пусть океан, как зверь ревет,

Пусть пеной мне в глаза плюет,

Пусть тучи в клочья рвет лихой норд-ост!

Мне помогают песню петь,

И шторм коварный одолеть

Мои четыре лапы и хвост!

— Ух ты, здорово! — Мурр подскочил на месте, и размахивая лапами, пропел: — Тара-рара-тара-рара, Тарим-пам-пам-пам-пам-пам-пам, мои четыре лапы и хвост! Я обязательно выучу эту песенку! Только мне не понятно: норд-ост, который тучи рвет — это великан такой, до неба, да?

— Эх вы, салаги сухопутные! — презрительно бросил каланчик: — Каждому из Мохнатого Народа Моря известно, что норд-ост — это такой сильный-сильный северо-восточный ветер. Когда дует норд-ост, случаются самые ужасные штормы…

— Н-да, песенка хорошая… — задумчиво проговорил Лакки, обходя мокрого каланчика, который передними лапами выжимал свой хвост: — Только я не понял — если ты такой замечательный плавун, чего ж ты почти утонул у самого берега?

— Я не утонул! — обиженно вскинулся Упль: — Мы, каланы, Мохнатый Народ Моря, самые лучшие пловцы среди всех, у кого есть лапы! Просто я перемок, потому что Одноглазый пират не пускает нас на берег…

Мурр насторожился. Одноглазый пират — не пахнет ли тут дело живодерством? Котенок сел на хвост и сказал:

— Так, Упль. Давай-ка выкладывай все по порядку…

И каланчик рассказал друзьям печальную историю своего народа.

Оказалось, что каланы почти все время проводят в воде. Там они кормятся, ныряя за ракушками на самое дно, там они спят, обмотавшись для лучшей плавучести водорослями, там они играют и веселятся.

Мех каланов очень красивый и особенный — он долго-долго не намокает, защищая своего владельца от воды и от холода. Но иногда, каланам нужно выходить на берег, чтобы высушить и расчесать шерстку, иначе они могут утонуть.

Долгие годы все было нормально — Мохнатый Народ Моря жил себе, как жилось, и не знал горя. Но потом тут, у здешних берегов, появились люди на больших железных кораблях. Они начали за каланами настоящую охоту — из-за меха, конечно.

Мохнатый Народ Моря почти истребили, но потом пришли другие люди, тоже на железных кораблях. Они называются пограничники, и они прогнали плохих людей.

С тех пор прошло много лет. Под защитой пограничников каланы вновь расплодились и зажили безбедно, весело кувыркаясь в океанских волнах.

Но потом пограничники на своих железных кораблях стали появляться в этих местах все реже и реже. Отец Упля, старый калан Амь, говорил, что у них теперь стало мало топлива. А еще он сказал, что раз «порядка стало меньше», то наступают тяжелые времена. Так и вышло…

Однажды, не так давно, в старом, заброшенном маяке на мысу появился новый житель. Каланы страшно любопытны, наверное, даже любопытнее кошек, и они подплыли к маяку, чтобы получше рассмотреть незнакомца.

Это был самый настоящий пират! Ну, так скажем, пират на пенсии… Все приметы сходились: у него был большой сундук, наверное, с сокровищами, была помощница — злобная Корабельная крыса, и не было одного глаза!

Пока каланы рассматривали из воды своего нового соседа, Одноглазый пират тоже заметил Мохнатый Народ Моря. Заметил — и обрадовался! «Вот где денежки плавают!» — радостно потирал он свои синие от татуировок руки: «Вот кого я буду ловить, вот чей мех я буду продавать!»

И для каланов настали черные дни. Одноглазый пират оказался очень хитрым и коварным человеком. Охотится на каланов он не стал — выстрелы из ружья могли бы привлечь пограничников, которые время от времени все же приплывали к Старому маяку, проверить, все ли в порядке.

Но Одноглазый знал, что каланам нужно выходить на берег — сушить мех. И тогда он каким-то образом, наверное, через Корабельную крысу, договорился с восмилапыми бандитами — крабами, и те стали служить пирату.

Одноглазый ловил для них рыбу и раскидывал ее на берегу. Крабы ели рыбу и нападали на каланов, которые приплывали к берегу, чтобы посушиться. Так Мохнатый Народ Моря лишился права выходить на сушу. Обессилившие, они плавали вдоль берега, жалобно крича, и чтобы не утонуть, оборачивались водорослями, а пират плавал на своей небольшой лодке и спокойненько собирал ослабевших зверьков…

— Так ночью же эти, восмилапые, спят! — удивился Мурр: — Ну, и сушились бы вы по ночам!

— По ночам мы тоже спим, обернувшись водорослями, я же уже говорил. покачал головой Упль: — Так велит Закон Моря! Я единственный из каланов, кто нарушил Закон и поплыл к берегу ночью… Дело в том, что вчера Одноглазый сумел поймать моего отца, старейшину Мохнатого Народа Моря, Амьа.

— Ну и дела у вас тут творятся… — протянул Лакки и повернулся к котенку: — Мурр, чего делать-то?

— Этот Одноглазый пират — он же живодер, самый настоящий! — уверенно сказал Мурр: — А раз так, то я объявляю ему войну!

— Что значит «я объявляю»?! — возмутился Лакки: — Мы объявляем! Ну-ка, Упль, показывай, где тут этот Старый маяк! Сейчас мы ему зададим жару!

* * *

Однако все оказалось ох как не просто… Упль, который совсем обсох и даже причесался, конечно же проводил друзей к жилищу Одноглазого пирата. До Старого маяка они добрались уже к полуночи, и сразу стало ясно — никакого жару тут никому задать не получится.

Во-первых, у пирата было ружье. Во-вторых — Корабельная крыса, которая сидела у дверей и караулила вход в маяк. Чуть что — и она подняла бы тревогу. В третьих, сперва нужен был план, и понаблюдав за живодером, который то и дело показывался в окнах маяка, Мурр, Лакки и Упль отползли в густые заросли у подножия прибрежных скал — подумать и поспать заодно.

Упль все порывался идти к воде и плыть к своим, потому что если он будет спать на берегу, это уже второе нарушение Закона Моря, а ему и за первое попадет очень сильно.

Но Лакки решительно рубанул лапой воздух и сказал:

— Ваш Закон Моря, Упль — дурацкий! Ты не обижайся, но если из-за этого Закона Одноглазый пират берет вас голыми руками, мокреньких, то такой Закон не нужен, и его пора отменять!

— По Закону Моря наши предки жили тысячи лет… — с сомнением покачал головой Упль. Каланчик сильно переживал, но все же остался вместе с друзьями в зарослях до утра.

Утром, как водится, взошло солнышко. Мурр, Лакки и Упль, проснувшись, выползли из своего укрытия и спрятались среди камней неподалеку от маяка. Никакого плана они так и не придумали, и поэтому пока решили понаблюдать.

Одноглазый пират тоже проснулся. Он вышел из маяка, вынес сети, вытащил из кустов спрятанную там от зорких глаз пограничников лодку, спустил ее на воду, крикнул Корабельную крысу, посадил ее на плечо и отплыл от берега.

— Пошел сети ставить, чтобы рыбы для восмилапых наловить. — с ненавистью в голосе сказал Упль: — А потом будет наших, обессиленных, собирать. Ух, гад!

— Точно — гад! — поддержал нового знакомого Мурр: — Слушайте, друзья, а давайте-ка пока проберемся во внутрь, поглядим, что там и как, а?

— Ага, и сделаем для начала какую-нибудь ловушку или западню! радостно потер лапы Лакки.

На том и порешили…

Дверь в маяк оказалась запертой на ключ, но шустрый Лакки углядел над дверью большую щель, можно даже сказать — дыру, и проворно вскарабкался по неструганным доскам.

Мурр тоже, хотя и с трудом, но сумел взобраться наверх, а вот Упль, как ни старался, так и не смог одолеть даже половину пути. Лапы калана были хорошо приспособлены для плавания, а вот для лазания совсем не годились.

— Ладно, Упль, не мучайся. Тебе поручается самое важное задание… важно распорядился Мурр, сидя на двери: — Мы с Лакки пошуруем внутри, а ты будь на посту и следи, чтобы этот живодер не застал нас врасплох, понял? Свистеть умеешь?

— Нет. — покачал головой Упль.

— Ну тогда в случае чего ори погромче, хорошо? Да, и спрячься, не торчи на открытом месте, тебя же заметят! Ну все, пока…

И Мурр, протиснувшись в дыру, следом за Лакки сиганул в царящий внутри маяка полумрак.

Первое, что сразу понял Мурр, которые не смотря ни на что, всегда и везде оставался Лисьим Нюхом, — в маяке плохо пахло. Нет, не в смысле гнилью там или тухлятиной, но стоял в воздухе какой-то странный и отвратительный запашок, который котенку очень не нравился.

Сразу от входной двери вверх маяка уводила винтовая лестница, и Лакки уже помчался по ней, перепрыгивая через две ступеньки. Мурр глянул под лестницу — что там? Оказалось — вход в подвал, закрытый на щеколду.

«В подвал мы еще успеем», — подумал котенок и побежал догонять Лакки.

Лестница вывела друзей на самый верх маяка. Когда, когда маяк еще не был Старым, тут стояли огромные лампы и зеркала, чтобы отражать их свет и направлять его вдаль. Благодаря этому свету корабли в океане знали, куда им плыть, чтобы не сесть на мели и не напороться на рифы.

Теперь здесь царило запустение и Одноглазый пират. Все лампы оказались разбиты, зеркала — в пыли, а в углу друзья увидели кровать, застеленную грубым флотским одеялом. Рядом у стены стояло ружье. На веревке, натянутой между выбитых окон, висели и сушились на ветерке драные тельняшки, штаны и носки.

В углу кучей громоздились пустые консервные банки. Мурр вспомнил, как когда-то он называл их «Блестящими Гремелками, Пахнущими Едой», и улыбнулся, но Лакки толкнул его в бок:

— Ты чего веселишься? Смотри, какой ужас!

Мурр посмотрел — и обмер. И вправду — ужас! Под потолком, над тем самым сундуком, о котором Упль говорил, что в нем сокровища, котенок увидел чучело большой океанской птицы с широко раскинутыми крыльями. Открыв клюв и выпучив стеклянные глаза, птица, казалось, кричала о чем-то, вот только никто и никогда ее больше не услышит…

— Она же живая была… — грустно протянул Лакки: — Она летала. А он ба-бах — и чучело сделал…

— Ну, я не я буду, если не отомщу этому Одноглазому за все! — свирепо оскалившись, пообещал Мурр.

Осмотрев верхнюю комнату маяка, друзья приготовили пирату несколько милых сюрпризов: Лакки осторожно, чтобы не порезаться об острые края, перетаскал на кровать и спрятал под одеяло несколько особенно грязных консервных банок, а Мурр отгрыз у ружья кожаный ремень, и подумав, привязал его между кроватью и колченогим столом — вдруг пират споткнется?

— Ну, теперь пошли поглядим в подвале. — предложил котенок другу, и Лакки аж взвился от негодования:

— Что ж ты раньше не сказал, что тут подвал есть? В подвалах же всегда все самое интересное хранится! Побежали быстрее!!

С большим трудом друзьям удалось отодвинуть щеколду и открыть тяжелую подвальную дверь. «Ого, вот это откуда пахло!», — вдохнув подвальный воздух, понял Мурр, а Лакки сунувшись было вниз по ступенькам, стремглав вернулся:

— Мурр! Там кто-то есть! Правда-правда! Я слышал!

Озираясь и прижимаясь к стенам, друзья осторожно спустились в подвал и замерли, прислушиваясь и принюхиваясь — мало ли что, может, тут у Одноглазого пирата целое войско Корабельных крыс в засаде сидит!

Но это оказалось ни какое не войско. Это были несчастные каланы…

Когда глаза Мурра и Лакки привыкли к темноте, они увидели в углу, в двух больших деревянных клетках, обтянутых железной сеткой, Мохнатый Народ Моря, который, видимо, уже совсем смирился со своей судьбой, и только жалобно смотрели на друзей черные блестящие глаза и по толстым, смешным усатым мордам текли слезы отчаяния…

— Эй, да вы чего?! — завопил Лакки: — Ой, Мурр, я сейчас сам заплачу! Мы же пришли спасать вас! Давайте, вас же много — ломайте клетки, ну! Давайте же…

Каланы молчали. Мурр подбежал к сетке, ударил по ней лапой и крикнул:

— Друзья! Я, Мурр Лисий Нюх, Рваное Ухо, Победитель Крыс, и мой друг Лакки, который умеет сверкать, как молния, пришли освободить вас! Что же вы молчите? Мы вам поможем справится с Одноглазым пиратом, слышите?

Каланы молчали. И тогда Мурр запел Бодрую Песню Упля, надеясь, что морские жители взбодрятся и перестанут плакать:

Пусть океан, как зверь ревет,

Пусть пеной мне в глаза плюет,

Пусть тучи в клочья рвет лихой норд-ост!

Мне помогают песню петь,

И шторм коварный одолеть

Мои четыре лапы и хвост!

Каланы зашевелились. Кто-то из них всхлипнул, кто-то шепотом начал подпевать, и вот уже нестройный хор зазвучал в подвале:

Мои четыре лапы и хвост!

— Мурр! — Лакки подскочил к лестнице, ведущей из подвала наверх и прислушался: — Мурр, слышишь, там тоже поют! Это Упль… Это сигнал, Мурр!!! Опасность!

Котенок перестал петь и тоже прислушался — точно! Каланчик, который не умел свистеть, во все горло распевал свою Бодрую Песню, подавая друзьям знак, что Одноглазый пират возвращается.

Думать было некогда.

— Мы еще вернемся! — пообещал Мурр приободрившимся каланам, и увлекая за собой Лакки, бросился прочь из подвала.

Кое-как затворив тяжелую дверь, друзья, словно две мухи, взлетели вверх по винтовой лестнице, забежали в жилище Одноглазого пирата и спрятались за все тем же сундуком с сокровищами. И вовремя, потому что уже заскрипела внизу входная дверь, и на винтовой лестнице послышались тяжелые шаги.

Хозяин Старого маяка вернулся…

* * *

Осторожно выглянув из-за сундука, Мурр наконец-то вблизи разглядел Одноглазого пирата. Не молодой, но и не очень пожилой, он чем-то напомнил котенку старого знакомого — живодера Резиновые ноги.

Тот же красный нос, та же рыжая щетина под носом. Вот только Резиновые ноги был с двумя глазами, а у пирата один глаз закрывала черная повязка. Еще Одноглазый имел большую рыжую бородищу, серьгу в уже и курил черную кривую трубку, от вонючего дыма которой Лакки едва не закашлялся.

И самое главное — Резиновые ноги терпеть не мог всех зверей, а на плече у пирата сидела здоровенная, серая, красноглазая Корабельная крыса, которая зыркала по сторонам и помахивала голым, розовым, противным хвостом.

Ворча себе под нос, Одноглазый прошелся по комнате, пнул ногой табуретку, сел за стол, опершись локтями, и сказал, обращаясь к спрыгнувшей на стол крысе:

— Ну что, Вонючка, сто пятьдесят семь минтаев тебе в ухо? Жрать, небось, хочешь? А от рыбы-то тошнит уже? Ничего, Вонючка, ничего… Вот послезавтра обдерем мы этих морских бобров, положим шкурки в мешок да и поплывем себе потихонечку вдоль берега в порт. Там за такие меха один человек знаешь какие деньги отвалит? Не знаешь… Где уж тебе, корабельная холера. А я знаю! Будем мы с тобой, Вонючка, сладко есть, вкусно пить, мягко спать, и, якорь им всем в глотку, никакие погранцы нас не достанут руки у них, хе-хе, коротки…

Он еще что-то говорил, а Мурр буквально обмер от ужаса — выходит, послезавтра Одноглазый убьет всех каланов! Ой-е-е-ей! Надо же что-то делать, и делать быстро!

Лакки подобрался поближе к Мурру и прошептал:

— Слыхал? Послезавтра всех бобров ободрать хочет… Эх, жалко, я не саблезубый тигр, я бы ему показал.

Мурр вспомнил, как они с Борей боролись с Резиновыми ногами, вспомнил, как он тогда жалел, что не снежный барс, и решительно покачал головой:

— Нет, Лакки, силой тут ничего не сделаешь, видел же сам — у него ружье! Тут нужно головой думать, как Боря.

— Для начала нам надо отсюда выбраться… — прошипел Лакки и ткнул друга лапой: — Смотри! Никак крыса чего-то учуяла?

Корабельная крыса Вонючка и впрямь насторожилась. Возможно, до ее чуткого слуха долетел острожный шепоток друзей за сундуком, а может, еще что, но она вдруг стремглав спрыгнула со стола и с противным писком бросилась к сундуку.

Друзья замерли. Крыса вспрыгнула на крышку сундука, подобралась к самому краю и глянула вниз, принюхиваясь и злобно шипя.

— А ну брысь отсюда! — рявкнул Мурр и вскочил на задние лапы, передними стараясь дотянуться до крысы.

— Ага! — злорадно завопила Вонючка: — Гости к нам пожаловали! Сейчас мы с хозяином вам покажем! Сейчас я хозяина позову… Сейчас…

Крыса отскочила от края сундука, чтобы Мурр не зацепил ее когтем, и принялась скакать по окованной стальными полосами крышке, громко вереща.

— Что еще? Вонючка! Ты чего, девяносто скумбрий тебе в бок? Одноглазый пират нехотя поднялся, шагнул к сундуку, но тут его нога зацепилась за натянутый Мурром ремень, и нелепо взмахнув руками, пират плюхнулся на кровать.

— А-а-а! Триста тридцать три камбалы тебе в пасть! — заорал он во все горло, вскакивая и потирая задницу — острые края консервных банок, которые Лакки натолкал под одеяло, больно искололи задницу Одноглазого.

Вонючка опрометью бросилась прочь с сундука, спряталась за ножкой стола, и как раз вовремя, потому что разгневанный пират уже швырнул в крысу тяжелый флотский башмак.

— Он что, когда злится, в свою же крысу кидает, что не попадя? удивился Лакки, а Мурр кивнул:

— Выходит, так! Он же — пират и живодер.

— Ну что, вроде пронесло нас, а? — Лакки осторожно выглянул из-за сундука: — Мурр, он банки достает из-под одеяла, хи-хи! А теперь ремень отвязывает… Ой!

Лакки быстро спрятался за сундук, а пират тем временем, отшвырнув ремень, подошел к столу и воткнул в него здоровенный нож:

— Так, Вонючка! А ну вылазь! Тут у нас кто-то побывал. Значит, бобров будем резать сегодня. Лучше хоть что-то, чем вообще ничего, а то застукают нас с тобой, и тогда плакали наши денежки, сорок четыре окуня им в глотку!

Пока пират говорил, Лакки округлившимся от страха глазами смотрел на Мурра, а котенок в бессилии драл когтями стенку сундука.

Мысли в его голове скакали, как кузнечики: «Все пропало! Одноглазый пират собрался убивать каланов прямо сейчас, и помешать ему мы не в силах. Если бы не наши пакости с банками и ремнем, ничего бы и не было! У нас в запасе оставалось бы еще пара дней, чтобы освободить каланов, а теперь все, конец! И во всем виноваты мы сами… Ну что же, тогда остается только одно…»

— Лакки! — Мурр сел на хвост и посмотрел другу прямо в глаза: — Раз мы виноваты, давай погибнем с честью!

— Это как? — пролепетал Лакки.

— Это значит — чтобы потом никому за нас не было стыдно. — пояснил Мурр.

Лакки кивнул, сузил глаза и щелкнул клыками:

— Мурр, никому за нас стыдно не будет! Я готов!

И тогда Мурр вздыбил шерсть на загривке и промяукал клич племени Боевых Котов: — У-у-а-а-я-м-я-а-у!!!

Друзья выскочили из-за сундука и бросились вперед, на Одноглазого, оскалив клыки. Но они опоздали — пират с ножом в руке и крысой на плече уже был у дверей. Он с удивлением поглядев на невозмись откуда возникших зверьков, но возвращаться не стал, а только махнул рукой, захлопнул дверь и закрыл ее на замок с той стороны.

— А вот это даже хуже, чем смерть… — упавшим голосом пробормотал Мурр и сел перед запертой дверью на хвост.

* * *

— Ну же, Мурр! Ты же умный, почти как Боря! Давай, придумай что-нибудь! Ну нельзя же вот так сидеть, когда… Когда их там… — в голосе Лакки послышались слезы и он отвернулся.

Мурр, по прежнему сидя у запертой двери, лихорадочно соображал, готовый ухватится за любую соломинку, лишь бы она, эта соломинка, смогла помочь несчастным каланам. Сперва котенка охватило отчаяние, потом он готов был бросится из окна маяка, лишь бы только не чувствовать себя виноватым. Наконец, поняв, что так ничего не исправить, Мурр немного успокоился и мысли его перестали метаться.

«Нам нужно позвать кого-то, кто смог бы отвлечь Одноглазого, хотя бы ненадолго!» — решил в конце концов Мурр: «Но кого звать, если вокруг — ни души? Каланчик Упль не в счет, пират поступит с ним так же, как и с остальными каланами. Жаль, у меня нет рук, я бы выстрелил из ружья Одноглазого. Ну, что же делать? Что?»

И вдруг Мурр вспомнил — заповедное слово рысеней! Конечно, Рыцари лесов далеко отсюда, но вдруг что-нибудь получится!..

— Мурр! — закричал Лакки, прижавшись ухом к двери: — Я слышу — он уже внизу и открывает дверь подвала!

— Сейчас, Лакки! — котенок бросился к окну, высунулся наружу, и прямо в налетевший порыв ветра прошептал, как учил его седой вожак рысеней:

— Р-а-х-х-а-с-сь!

Сначала вроде бы ничего и не произошло. Все так же шумел внизу океан, все также ярко светило солнышко, гнулись травы на прибрежных холмах…

Но вот ветер ударил в окна маяка так, что остатки стекол задребезжали и со звоном посыпались вниз. Небо в одно мгновение заволокло тучами, жалобно закричали чайки в вышине, сама земля содрогнулась, и в тот же миг дико заорал Одноглазый в подвале:

— А-а-а! Ой, отойди! Ой, не трогай! А-а-а!

Еще не веря в удачу, Мурр спрыгнул с подоконника, а Лакки, сидящий у двери и прислушивающийся, повернул к другу удивленную мордочку:

— Мурр! Что-то произошло! Он, кажется, убежал… И еще — сюда кто-то идет, Мурр! Кто-то сильный и четырехлапый!

Котенок подбежал у двери и тоже приник ухом к потемневшим от времени доскам — точно! Вверх по лестнице поднимался какой-то зверь. Вот он ближе, вот еще ближе. Вот уже слышно, как когти скрежещут о камень ступеней.

«Это не рысень, у них, как и у меня, когти втягиваются», — подумал Мурр: «Кого же вызвало заповедное слово?»

Дверь вдруг потряс страшный удар. Полетели щепки, затрещали доски. Друзья отскочили в сторону, испуганно шипя, а новый удар уже расколол дерево, и в образовавшейся дыре появилась жуткая оскалившаяся морда!

— Ну, кто тут произнес Великое Слово Помощи Земляного Королевства? пророкотал страшно знакомый голос.

— Д-да эт-то же… — заикаясь, прошептал Лакки.

— Это Ца!!! — тоже узнал старого друга Мурр: — Эй, Ца! Это мы! Мы тут!

* * *

Это действительно оказался Восточный Рыцарь Ца. Он неожиданно возник в подвале, где Одноглазый пират уже занес нож над первым из каланов, собираясь снять с него шкуру, и так напугал живодера, что пират с криками убежал прочь.

Ни Мурр, ни Лакки пока не смогли взять в толк — как, откуда взялся Ца? Но это, в общем-то, было не так важно. Главное — Мохнатый Народ Моря уцелел, и его надо было срочно выводить из подвала.

Мурр в двух словах обрисовал Ца ситуацию, и Восточный Рыцарь щелкнул хвостом:

— Ах вот в чем дело! Ну, тогда нельзя терять ни минуты! Вперед, друзья!

Они вихрем слетели вниз по лестнице и ворвались в подвал. На земляном полу валялся нож Одноглазого пирата, клетки были открыты, но перепуганные каланы никуда не уходили, а робко жались по углам, плача от страха горючими слезами. Мурр поморщился — надо же, какие трусы! — и скомандовал, взмахнув лапой:

— Мохнатый Норд Моря! Вы свободны! Давайте быстрее, выходите! Ну!

Каланы, еще не веря в свое счастье, начали по одному пробираться к выходу, испуганно кося заплаканными глазами на Ца. Мурру показалось, что грозного Восточного Рыцаря мохнатые зверьки боятся даже больше Одноглазого.

У выхода из подвала каланов встречал Лакки и деловито сообщал им:

— Ну, бобры, теперь вы свободны. Быстренько — во-он в те кусты, вас там дожидается ваш друган Упль! Ну быстрей, быстрей, шевели лапами! А то сейчас вернется этот… гад Одноглазый, и тогда ку-ку — из всех нас чучел понаделает!

Вереница каланов вскоре исчезла в кустах. Мурр и Ца выбрались из подвала, и котенок с наслаждением вдохнул свежий морской воздух. Уф! Успели, спасли! Теперь можно и отдохнуть…

* * *

Проводив каланов до океана и попрощавшись с очумелыми и до конца еще не верящими в свое чудесное спасение зверьками, Мурр, Лакки и Ца развалились на травке под защитой кустов и отдыхали.

Котенка больше всего волновал вопрос — как Рыцарь Ца оказался в подвале и почему он откликнулся на волшебное слово рысеней.

— Дело в том, Мурр, что я — Рыцарь Земляного Королевства. — начал объяснять котенку Ца: — У Его Величества Скриба Седьмого много воинов, и ты в том числе, и есть несколько отрядов Рыцарей — ну, если можно так сказать, лучших воинов.

Есть Рыцари Полей — волки, есть Рыцари Лесов — рысени, есть Северные Рыцари — белые медведи, Южные Рыцари — гепарды, Западные Рыцари горностаи, Горные Рыцари — барсы. А вот из Восточных Рыцарей я остался один…

Все мы служим великому делу охраны зверей. У нас есть правило — если друзья в беде, то любой из Рыцарей Земляного Королевства по первому зову, по Великому Слову Помощи, которое мы слышим в любом уголке Земли, бросив все дела, спешит на выручку.

Я в здешних краях выполняю важное поручение Его Величества. Поручение, как бы это по проще объяснить… подземное, короче говоря… Я как-нибудь потом о нем расскажу поподробнее. Ну, и по счастливой случайности пробирался я подземным ходом, который как раз имеет выход в подвале этого маяка. Тут ты и произнес Волшебное Слово. Я его услышал, вылез, и как раз вовремя — Одноглазый уже занес руку с ножом над первым каланом. Он напугался меня, признаюсь без ложной скромности, я могу быть страшным, особенно когда это нужно. Но боюсь, это ненадолго и скоро пират вернется…

— Уже вернулся! — сообщил Лакки, выглянув из кустов. Ого, а вернулся-то он не один!

Друзья, прячась за ветвями, пригляделись — и точно! Одноглазый пират широко шагал вдоль берега, размахивая руками, громко ругался и разбрасывал вокруг себя дохлую рыбу, а за ним катилась по прибрежному песку, щелкая клешнями, настоящая волна восмилапых бандитов.

— Так-так-так… — задумчиво процокал Ца, щелкнул хвостом, сбил несколько листиков с ветки и добавил: — Не иначе, Одноглазый решил бросить против нас крабов. Что ж… Этих врагов наскоком не одолеть. Тут нужно подумать. Друзья, пока придется отступить! За мной!

И они отступили вверх по склону высокого холма, укрывшись между камней и трав.

Отсюда маяк был виден, как на ладони. Пират разбросал вокруг входа в свое жилище остатки рыбы и скрылся внутри. Вскоре он вернулся, держа в руках ружье и отчаянно ругаясь.

— Ха-ха, видать, заглянул в подвал, а бобры-то — тю-тю! — злорадно усмехнулся Лакки.

— Не называй их бобрами, они обижаются. — сказал другу Мурр, но Лакки топнул лапой:

— Ну и пусть обижаются! Раз они такие трусы, им и название должно быть обидное!

— Ну, Упль же вон не трус. — возразил Мурр.

— Упль — это да, он вроде ничего. Как там у него: Трам-пам-пам, трам-пам-пам, мои четыре лапы и хвост! Поэтому пусть Упль будет каланом, а вот все остальные — бобры! — упрямо стоял на своем Лакки.

Они бы еще долго спорили и пререкались, но тут Рыцарь Ца поднял свою когтистую лапу и прошипел:

— Т-с-с-с! Тихо! Крабы близко! Они обшаривают каждый камень… Давайте-ка отойдем еще подальше от маяка.

Весь остаток дня друзья провели на самой вершине холма, под защитой скал. Караулили по очереди: один на посту — двое спят. Мурр, когда пришло его время идти в дозор, вспомнил, как они пугали уснувшего на посту Суслик-зона, когда собирались биться с крысами. Ох, как же давно это было!

Тогда все больше походило на игру, а сейчас вокруг рыскают голодные крабы, у которых твердые панцири и грозные клешни, в маяке засел злобный живодер с ружьем и Корабельной крысой на плече, и против всей этой армии их, пусть и смелых, и отважных, но всего лишь трое… Да-а, тут уже не до игр!

Наконец день кончил тянуться, солнце закатилось за скалистый гребень дальних гор, и наступила темная-темная южная ночь. Крабы ушли, Одноглазый заперся в маяке. Взошла большая луна тревожного красноватого цвета.

Лакки, карауливший последним, разбудил Мурра и Ца, друзья привели себя в порядок, и Восточный Рыцарь объявил военный совет.

Рассевшись на небольшой полянке у подножия кривой южной сосны, освещаемые неверным светом ночного солнышка, Мурр и Лакки чувствовали себя немножко… ну, неуютно, что ли… Словно бы все вокруг было какой-то страшной сказкой, и еще совсем не известно, что за конец будет у этой сказки.

Рыцарь Ца деловито скрестил передние лапы, щелкнул хвостом и заговорил:

— Положение наше трудное. Уйти отсюда просто так мы не можем Одноглазый опять начнет ловить каланов. Он жадный, и не успокоится, пока не переловит их всех. Значит, нам нужно заставить его прекратить свой промысел.

Но у него ружье — это раз! Он прикормил целое войско крабов — это два! Он хитрый и у него есть лазутчик — Корабельная крыса — это три! Кстати, держите ухо востро, даю коготь на отсечение, это ночью крыса рыскает по окрестностям, вынюхивая и выслеживая нас.

Задача перед нами, говоря военным языком, стоит следующая: нужно разгромить крабов, изловить крысу и изгнать Одноглазого из этих мест. Какие буду предложения?

Мурр и Лакки переглянулись. Ца говорил очень по-взрослому, серьезно, и отвечать нужно было тоже серьезно, без шуток. На военном совете ведь как если тебе нечего сказать, то лучше сиди и молчи, глядишь, и за умного сойдешь.

Ну, поэтому-то сидели и молчали. Долго молчали. Мурр все думал-думал, а потом скосил глаза на Лакки и увидел, что друг его просто взял да и уснул!

«Хорош боец! Хотя чего ему. Лакки знает одно — если за друга надо в бой — значит, вперед, в бой! А придумывать, как этот бой начать и выиграть — это не для него…», — подумал котенок и вдруг ему на ум пришла такая замечательная мысль, что он даже подпрыгнул на месте от радости.

Все встрепенулись, и Ца кивнул:

— Говори, Мурр! Что ты придумал?

Котенок собрался с мыслями и заговорил, стараясь ничего не перепутать:

— Упль рассказывал нам, что раньше тут постоянно плавали пограничные катера, и тогда никто не смел тронуть каланов. А теперь эти самые пограничники появляются очень редко, у них стало мало этого… как его… топлива какого-то, вот!

Одноглазый сидит в маяке и сверху издалека видит, когда появляется пограничный катер. Тогда он прячется, и ждет, пока катер не уплывет назад. Ну, если нам подать какой-нибудь сигнал, чтобы пограничники приплыли и застали пирата врасплох, а? Они же его обязательно тогда заберут с собой, так?

Ца задумчиво почесал длинным когтем макушку:

— Ну, допустим, так… А сигнал… Сигнал можно подать дымом! Точно! Нужно поджечь маяк! Молодец, Мурр, это блестящий план!

Мурр, очень довольный собой, скромно шаркнул лапой по земле и добавил:

— Но вот как разгромить восмилапых бандитов, я не смог придумать…

— А чего тут думать! — решительно вступил в разговор проснувшийся Лакки: — Давайте, как раньше: заманим их какой-нибудь тухлятиной в узкое место между камней, Ца встретит их с одной стороны, а мы с тобой, Мурр, — с другой. И всех делов!

— А что… — пророкотал Ца: — В общем-то план тоже очень не плох! Только нам бы еще кого-то, кто нанес удар по крабьему войску сверху…

— Да это запросто! — развивая свой успех, заверил друзей Лакки: Соберем бобров, они натаскают камней и сверху сбросят их на восмилапых!

«Нет, не прав я был насчет Лакки», — подумал Мурр, с уважением глядя на своего друга: «Видать, он на своей войне с плешивыми куницами опыту поднабрался — вон как здорово все придумал!»

— Ну что, друзья! — тем временем подвел итоги военного совете Рыцарь Ца: — Значит, начинаем подготовку к битве с крабами и параллельно пытаемся поймать крысу…

— Да зачем она нам нужна… — беспечно отмахнулся Лакки, но Ца покачал головой:

— Не скажи, ой, не скажи. Если она пронюхает о наших планах и доложит крабам, то все пропало. Ее нужно поймать обязательно!

— А как же этот Одноглазый живодер? — спросил Мурр.

— Как только мы разделаемся с крабами, придет и его черед. Ну, а пока предлагаю спустится к океану, осмотреть, так сказать, театр боевых действий, заодно поискать какую-нибудь еду…

— И нашего друга Упля. Я уверен — он сегодня ночью обязательно приплывет. — закончил за Ца Лакки и добавил: — А то без него как с бобрами-то договоримся, они же далеко, в воде… Я, например, плавать умею, но не люблю — ужас!

* * *

Друзья шли вдоль полосы прибоя, изредка перекликаясь. Рыцарь Ца поймал пару здоровых рыбин, которые по-братски поделили на троих, Лакки отыскал между прибрежных скал отличное место для битвы с восмилапыми, сразу окрестив узкую теснину Победным ущельем.

Мурр отстал от друзей и не спеша брел, моча лапы в теплой воде. Котенок вновь размышлял о своей семье, и мысли его были невеселыми: «Эх, увижу ли я их когда-нибудь? Земля так велика, на ней живет так много всяких разных животных… Быть может, вся моя жизнь пройдет в поисках, но я так никогда и не найду своих маму, папу, сестренок и дедушку Урра…»

Мурру стало так грустно, что он едва не заплакал, как вдруг боковым зрением котенок заметил какое-то шевеление у большой кучи подсохших водорослей, выброшенных на берег давним штормом.

«Так-так-так…» — подумал Мурр: «Не иначе, старая знакомая Корабельная крыса Вонючка. А ведь прав был Ца — она следит за нами!»

По прежнему делая вид, что он бредет вперед, понуря голову, Мурр весь напрягся, едва уловимо качнулся, взмахнул хвостом и резко прыгнул в бок, прямо на то место, где он заметил шевеление.

— Ми-я-я-у! — взвизгнул котенок, почувствовав, как его когти вцепились в что-то мягкое.

— А-а-а! Отпусти, больно! — заверещала застигнутая врасплох Вонючка: Да пусти же! Ам!

— Ми-я-я-у!! — снова взвыл Мурр, но на этот раз от боли — мерзкая крыса своими острыми зубами вцепилась котенку в лапу.

Наверное, Мурр не смог бы удержать Вонючку — Корабельная крыса была большой, сильной и хорошо откормленной. Но, по счастью, на шум схватки уже спешили Лакки и Ца, и вскоре Вонючка уже грустно сидела на песке, зализывая покусанный лаской хвост, а с трех сторон ее окружали грозные Ца, Мурр и Лакки.

Бежать крысе было совершенно некуда, и тогда, с опаской поглядывая на Ца, она начала поскуливать, надеясь разжалобить друзей:

— О-е-е-й! Бедный мой хвостик… О-е-ей! Бедные мои лапки… А уж головушка моя какая бедная… Вот сейчас съедят меня, горемычную Корабельную крысушку, и даже косточек не оставят…

— Да никто тебя, заразу кусучую, есть не собирается! — сердито рявкнул на Вонючку Мурр: — Перестань подвывать, а то у меня аж зубы сводит от твоего нытья. Ну, кому говорю?!

— Да-а! — все тем же плаксивым голосом протянула крыса: — А зачем же вы меня тогда ловили, зачем кусали? Нет, пропала я, бедненькая, совсем пропала…

— А то ты не знаешь, любезная, для чего тебя поймали! — вступил в разговор Рыцарь Ца: — Ведь ты же здесь явно выслеживала кого-то…

— Да не кого-то, а нас она выслеживала! — фыркнул Лакки и гордо блеснул своими острыми клычками: — Эй, Вонючка, ну-ка давай, выкладывай, чего тебе твой хозяин велел!

Может быть, крыса бы и не стала ничего говорить друзьям, не будь с ними Ца. Но Восточный Рыцарь внушал Вонючке настоящий ужас, и она рассказала все.

Дела обстояли таким образом: Одноглазый заперся в маяке, зарядил ружье и чинит сети, а поутру выйдет на своей лодке в море на ловлю рыбы. Он решил поймать ее побольше и раскидать не только вдоль берега, но и вокруг маяка, чтобы крабы отпугнули всех незваных защитников каланов.

Через пару дней каланы снова перемокнут, и можно будет брать их голыми руками в воде. Одноглазый решил сразу, прямо в лодке, обдирать шкурки, чтобы снова не вышло так, что каланы убегут из подвала.

Эта новость вызвала у всех настоящую ярость. Лакки рычал, Мурр шипел, а Ца, щелкая хвостом, пророкотал, обращаясь к крысе:

— Как же ты, сама покрытая шерстью и на четырех лапах, можешь прислуживать этому убийце?!

— Она меня кормит… — потупила глаза Вонючка.

— Значит, так: больше ты к этому живодеру не вернешься. Сейчас ты пойдешь с нами, а утром отправишься к крабам и скажешь им, что твой хозяин приготовил богатое угощение вон там, между скал, место я тебе покажу. И смотри… — Восточный Рыцарь выразительно оскалил свои длинные острые зубы: — Если ты нас обманешь, я тебя достану из-под земли, и тогда твоей участи не позавидуешь! У меня, если ты заметила, длинные лапы и острые когти! Ты все поняла?

Крыса шмыгнула носом и кивнула…

После полуночи к берегу действительно приплыл Упль, да не один, а вместе со своим отцом Амьом и еще двумя каланами.

Мохнатый Народ Моря постепенно пришел в себя, и теперь каланы прибыли по-настоящему поблагодарить своих спасителей.

Они принесли с собой богатые дары — рыбу, моллюсков и еще какую-то диковеную морскую еду, которой ни Мурр, ни Лакки даже не знали названия.

Лакки, по прежнему считавший каланов трусами, ни смог не съязвить. Подражая Рыцарю Ца, он сказал, как бы между прочим:

— Как это вы, любезные, не побоялись нарушить ваш глупый Закон Моря и приплыли сюда ночью?

Старый калан Амь покачал в ответ головой и тихо сказал:

— Видимо, пришло время менять древний Закон. Ведь если бы мой сын Упль не нарушил его, он бы не встретил вас, чужеземцы, и тогда наш народ погиб бы под ножом Одноглазого убийцы… Мы многое поняли за минувший день. Теперь все переменится.

Рыцарь Ца объяснил каланам, что они должны сделать, показал, какие камни лучше брать и проводил их к месту засады.

Лакки и Мурр тем временем от пуза угощались дарами Мохнатого Народа Моря, и весело причмокивая, котенок проговорил с полным ртом:

— Никогда не думал, что на свете бывает так много всякой разной вкусной еды! Эй, Вонючка! Иди сюда, перекуси. Слышишь?

Корабельная крыса, грустно сидевшая в сторонке, отмахнулась — отстань, мол…

Вонючка переживала. Ей стало очень обидно, что ее, старого и бывалого моряка, обвинили в том, что она служит живодеру и убийце. Но обиднее всего было то, что обвинили правильно, и Вонючке от этого становилось еще хуже.

Крыса украдкой вытирала хвостом слезы, смотрела на отражавшиеся в темной воде океана луну и звезды и вспоминала те времена, когда ее еще не поймал Одноглазый пират. Тогда она была Свободной Корабельной крысой и ходила на разных судах по всему свету…

* * *

К утру все было готово к битве. На скалах, что с двух сторон стискивали Победное ущелье, расположилась четверка каланов — по два с каждой стороны. У них был приличный запас тяжелых камней и острых раковин, и они ждали лишь сигнала Рыцаря Ца, чтобы пустить все это в ход.

Прогоревавшая всю ночь Вонючка на рассвете заявила, что решила порвать со своим преступным прошлым и поэтому не пожалеет ни лап, ни хвоста ради победы правого дела. После этого Корабельная крыса причесала шерстку и оправилась к восмилапым бандитам — заманивать их в западню.

Рыцарь Ца, Лакки и Мурр сидели перед входом в Победное ущелье и коротали время перед боем. Лакки разминался, прыгая и переворачиваясь в воздухе, Ца точил когти о черный камень, а Мурр просто прилег в сторонке, в теньке, и как обычно, размышлял…

«Интересно», — думал он: «Вот раньше я бы и волновался, и боялся чуть-чуть, а сейчас я так спокоен, что даже самому удивительно. Наверное, за последнее время мне пришлось столько постранствовать и участвовать в стольких драках, что я просто привык! Эх, жаль, с нами нету Бори. Он страсть как любит такие приключения…»

Додумать Мурр не успел. Рыцарь Ца поднял голову, прислушался и взрыл когтями песок:

— Идут! Ну, друзья, по местам! И помните — наша победа конечно же зависит от силы наших лап, от крепости наших зубов, от остроты наших когтей, но больше всего — от нашей смелости и отваги! Не посрамим же своих предков и будем помнить — мы бьемся за правое дело!

Сказав так, Ца поспешил в глубину ущелья, чтобы встретить восмилапых там, а Мурр и Лакки спрятались за камнями у входа.

Восмилапые появились внезапно. Щелкая клешнями и размахивая своими уродливыми шипастыми лапами, они толпой подбежали ко входу в ущелье и остановились, шевеля бусинами глаз на длинных стебельках.

Корабельная крыса Вонючка выскочила вперед и завопила, крутя хвостом:

— Вперед, вперед! Там еда, там замечательная тухлая еда, которую приготовил для вас мой хозяин!

— Еда, еда! — заскрежетали восмилапые бандиты и всей гурьбой устремились в узкий проход между скал.

— Ого! Смотри, как их много. — прошептал Лакки Мурру. Котенок начал считать врагов, но вскоре сбился — все восмилапые были похожи один на другого, и понять, считал он уже их или нет, не было никакой возможности.

Крабья банда, ведомая Вонючкой, наконец втянулась в ущелье. Мурр и Лакки выбрались из своего укрытия и осторожно пошли следом. Главное сейчас — чтобы восмилапые не почуяли подвоха, иначе все пропало — они повернут назад, и Мурр с Лакки не смогут их остановить. А вот когда восмилапые дойдут до конца ущелья и увидят Ца, можно будет и пошуметь, чтобы нагнать на врагов побольше страху.

В Победном ущелье лежали густые тени. Каждый шорох тут отражался от каменных стен гулким эхом, и поэтому, когда крабы увидели Восточного Рыцаря во всей его боевой красе, Мурр и Лакки сразу услышали это.

— А вот и угощение! — крикнула Вонючка, а Ца выступил вперед, щелкнул хвостом и густым басом рявкнул:

— Ну, что, друзья мои?! Как вам такое угощение? Не слышу!!!

— Бей его! — противными голосами заскрежетали восмилапые бандиты, и ринулись на Восточного Рыцаря.

Ца чуть отступил назад, уперся задними лапами в скалу, которая запирала выход из ущелья, и громко свистнул, подавая знак притаившимся на вершинах скал каланам.

И в тот же миг победные крики крабов сменились воплями ужаса и страха:

— А-а-а! Помогите! Ой-е-й! Караул! Спасите! А-а-а!!!

Каланы, мстя за унижение и страх, с громкими криками и фырканьем швыряли и швыряли во врага тяжелые камни. А когда камни кончились, вперед выступил Восточный Рыцарь Ца, и его тяжелый хвост принялся крушить шипастые панцири восмилапых.

Крабы не выдержали такого натиска, дрогнули и побежали. Мурр и Лакки, услыхав, как по ущелью в их сторону катится вал восмилапых, встали в боевые позиции и приготовились к битве.

И началось! Мурр, еле успевая уворачиваться от острых крабих клешней, молотил врагов лапами, кусал зубами, сбивал грудью на песок. Лакки, оправдывая свое прозвище, пестрой молнией носился туда-сюда, а вокруг словно сами собой летели во все стороны клешни, лапы, осколки панцирей и прочий крабий мусор.

Вскоре Мурр понял, что им не выстоять. Восмилапых было слишком много, они все напирали, а кроме того, панцири крабов оказались очень твердыми. Отгрызть от них кусок котенок мог, а вот прокусить или процарапать — нет.

Острые края клешней и когти на концах лап крабов в момент прорывали шкурку котенка, да и Лакки приходилось не легче. Кровь двух отважных бойцов обильно оросила место битвы, и вскоре Мурр почувствовал, что у него начинает кружится голова и слабеют лапы.

«Еще немного — и я просто упаду от потери крови!», — с тревогой подумал котенок, а сам тем временем продолжал кромсать и кусать врагов.

Друзьям пришлось бы совсем худо, если бы им на помощь вдруг не пришли каланы! Спустившись со скал, Мохнатый Народ Моря смело бросился в битву со своими мучителями, и по Победному ущелью пошел такой треск и вой, что хоть уши затыкай!

В довершении всех крабих бед Рыцарь Ца прорубился через строй восмилапых и встал бок о бок со своими друзьями. Несколько минут крабы еще пытались пробиться к выходу из ущелья, некоторые наиболее отчаянные пробовали даже перепрыгивать через головы друзей, но тщетно.

И тогда крабы бросились наутек. А поскольку утекать было особо некуда, то тут им и настал конец. Лишь немногие самые прыткие и верткие сумели выскользнуть из Победного ущелья и уковылять прочь, теряя клешни и подволакивая лапы.

Так закончилась эта битва.

Мурр, Лакки, Рыцарь Ца и каланы, все израненные и окровавленные, уселись на мокрый песок. Все так устали, что ни у кого даже не осталось сил радостно вопить: «Победа!!»

Все дно Победного ущелья оказалось завалено поломанными клешнями, суставчатыми лапами, разбитыми панцирями и прочей шелухой, которая осталась от восмилапых. Любопытные чайки уже слетелись на окрестные скалы и с большим удивлением наблюдали за всем происходящим.

— Ну что, пошли, что ли, отсюда… — устало выговорил наконец Лакки, приподнимаясь на лапы: — Лечится надо, зализываться, а то я весь дырявый, как лист лопуха в конце лета…

Друзья начали подниматься, и вдруг Мурра обожгла тревожная мысль, и он крикнул:

— Эй, стойте! А Вонючка! Где она?!

— И верно! — подал голос Рыцарь Ца, морщась от боли в пробитых клешнями лапах: — Она же была в самой гуще крабов, когда полетели камни!

— Наверное, она погибла… — грустно сказал старый калан Амь.

Друзья отправились искать Вонючку и вскоре нашли ее под кучей клешней и панцирей. Корабельная крыса лежала на спине, закрыв глаза и поджав розовые лапки, и не дышала.

— Она действительно погибла… — склонил голову Ца: — Честь ей и хвала. Она искупила свое предательство перед всеми животными ценой собственной жизни.

Лакки тем временем, кряхтя, опустился на песок и ухом приник к груди крысы.

— Нет, она жива! — радостно крикнул он, поднимаясь: — Сердце бьется! Я слышал, правда — бьется!

* * *

Закат догорал. Со стороны океана накатывали густые сумерки, в вышине уже зажигались первые звезды.

Усталые друзья отдыхали после тяжелой битвы, и вечерний ветерок приятно холодил их раны.

Очнувшаяся Вонючка, которая, как выяснилось, пострадала меньше других — ее оглушило камнем, и она всю битву провалялась на песке, под лапами дерущихся — пыталась развеселить друзей, рассказывая им истории из своей корабельной жизни.

Все хохотали до слез, и со смехом постепенно приходили силы. А потом каланы запели Бодрую Песню, и все принялись им подпевать:

Бросаю вызов я волнам.

Давай сильнее, океан!

Могуч ты, но и я совсем не прост!

Ведь от отца достались мне

Назло бездонной глубине

Мои четыре лапы и хвост!

Наступила ночь. Каланы отправились к своим, пообещав приплыть вновь завтра, а Мурр, Лакки, Ца и Вонючка расположились на ночлег в уже знакомых кустах неподалеку от Старого маяка.

— Завтра у нас снова трудный день. — сказал перед сном Рыцарь Ца: Завтра мы будем вызывать пограничников.

— Но для этого сперва нужно, чтобы Одноглазый пират выбрался из маяка, ведь иначе мы не сможем его поджечь! — возразил Мурр.

— Поутру Одноглазый опять поедет ставить сети. — убежденно сказала Корабельная крыса: — Тогда-то мы и проберемся в маяк.

— И верно — будет лучше, если пират будет в лодке, когда приплывет патрульный катер. — согласился с крысой Ца, и добавил: — А то, пожалуй, на берегу он еще попробует сбежать. Ну все, друзья, давайте спать. Как там говорил умный Боря — утро вечера мудренее?..

Утром, как и предсказывала Вонючка, Одноглазый вытащил из маяка сети, сел в лодку и отплыл от берега.

Друзья поспешили к дверям, Рыцарь Ца в несколько ударов смог пробить в досках приличную дыру, и они проникли внутрь.

Вонючка хорошо знала, где ее бывший хозяин-живодер хранил спички. Мурр и Лакки стаскали по стол всякий горючий хлам — одеяло, доски, щепки и тряпки.

Рыцарь Ца сбил замок с сундука и поднатужившись, откинул тяжеленную крышку. Внутри оказались никакие не сокровища, а шкурки разных убитых пиратом зверей, одежда, старые ботинки Одноглазого и патроны к ружью.

Ца когтем вытащил из пары патронов пыжи, высыпал серый порох на кучу хлама и чиркнул спичкой. Полыхнуло так, что все отскочили в стороны. У Мурра от жара затрещали и закурчавились усы, а Лакки опалил кончик хвоста.

Пламя дружно взметнулось вверх, загудело, весело поедая доски стола, потом перекинулось на обшитые деревом стены, заполыхала кровать, пол, и Рыцарь Ца скомандовал:

— Уходим, а то мы поджаримся тут, как шашлык.

— Как кто? — не понял Лакки.

— Ну, как мясо барана на вертеле. — пояснил Восточный Рыцарь.

— А-а, ну если барана, тогда конечно уходим! — кивнул Лакки и все бросились прочь из маяка.

Но едва только друзья выбежали из дверей, как вдруг на них сверху упала мокрая, зеленая, пахнущая водорослями и рыбой сеть!

— Ага! Тысяча ставрид вам под хвосты! Попались! — злорадно завопил Одноглазый пират, стягивая сеть, в которой беспомощно барахтались и Корабельная крыса Вонючка, и Мурр, и Лакки, и даже Восточный Рыцарь Ца: Вот я вас и изловил! Все-е-е туточки, и даже ты, Вонючка, пять китов тебе в зубы! Ну, теперь за все ответите — и за бобров, и за пожар… Теперь я вас, поганцы, утоплю.

И Одноглазый потащил сеть, в которой трепыхались друзья, к лодке.

Вскоре он уже выгребал на середину небольшого заливчика, посреди которого приютился крохотный скалистый островок. Не доплыв до островка метров сто, пират бросил весла, оглянулся на Старый маяк, из которого валил густой черный дым, и зловеще оскалился:

— Вот так, значится… Ух, вы, девяносто девять шпротин и одну кильку вам в печень! Ну, тут вам и конец пришел!

Одноглазый пират своими синими, татуированными руками приподнял сеть и начал переваливать ее через борт лодки.

— Ну все, друзья, похоже, это и вправду конец! — серьезно сказал Ца и попытался через мелкие ячейки хотя бы цапнуть Одноглазого за палец, но сеть не дала этого сделать.

«Это конец. Это конец», — билась в голове Мурра одна и та же глупая мысль. Котенок тоже пытался если не выпутаться из сети, то на прощание хоть оцарапать пирата, но — безуспешно…

И вдруг из-за скалистого мыса в заливчик на всем ходу влетел серый пограничный катер! Противно завыла сирена, с катера взлетела сигнальная ракета и усиленный мегафоном стальной голос проревел:

— Эй, на лодке! Немедленно поднять руки и не двигаться!

Одноглазый пират зашипел сквозь зубы, и принялся судорожно выбрасывать сеть за борт, чтобы избавится от нее.

Друзья оказались в соленой океанской воде и из последних сил принялись бороться за свои жизни, но тщетно — сеть оказалась очень прочной. Вскоре они все скрылись под водой, и вверх пошли пузыри…

Пират тем временем скинул за борт остатки сети, и уже было поднял руки, сдаваясь, но его правая нога запуталась в веревке, которой он стянул сеть. Выхватив нож, Одноглазый рассек веревку, и сеть в воде распустилась.

Это и спасло пленников. Уже почти утонув, они все же не переставали барахтаться, потому что каждый зверь, каждая птица, каждая рыба, словом, каждое животное знает главный закон жизни — пока ты жив — сопротивляйся!

И когда сеть разошлась, друзья отчаянно рванулись на верх, к воздуху, к свету, к солнцу. Первой вынырнула Корабельная крыса — она ведь была настоящим моряком и плавала, почти как рыба. Потом на поверхности одновременно появились Мурр, Лакки, и последним с большим трудом вынырнул Восточный Рыцарь Ца.

Вынырнул — и сразу же вновь скрылся под водой. Еле-еле друзьям удалось помочь тяжелому и большому Ца вместе с ними добраться до скалистого островка.

— Уф-ф! Хлюп! Спасибо… Буль! Ф-р-р-р! Вы спасли мне жизнь!.. оплевываясь и булькая, просипел Ца: — Я совсем забыл вам сказать — я же не умею плавать… Вообще…

И тут едва не утонувшие, израненные, усталые, Мурр, Лакки и Вонючка вдруг, не сговариваясь, так расхохотались, что чайка, сидевшая на вершине скалы, удивленно вякнув, слетела с места и со всех крыльев бросилась прочь.

— Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Хе-хе-хе! — заливались друзья, держась за животы, и Рыцарь Ца, сперва недоумевая, потом тоже весело зацокал — так он смеялся.

* * *

Отсмеявшись, друзья кое-как обсушились, Мурр и Лакки выжали хвосты. Пограничный катер тем временем подошел к лодке Одноглазого, и до островка долетел обрывок разговора:

— А-а! Старый знакомый! Давно мы за тобой гоняемся. Ну, давай, забирайся, в портовой тюрьме для тебя уже приготовлена отдельная каюта с крепкой решеткой! Эй, Сидоров, возьми лодку на буксир, отваливаем.

— А маяк, товарищ капитан?

— Да сам потухнет, кому он нужен, руина древняя! Все, полный вперед!

И пограничники уплыли…

Котенок Мурр важно посмотрел им вслед, зевнул и сказал:

— Я тут это… Ну, стишок сочинил очередной… Вот послушайте:

Мы Одноглазого пирата победили,

И восмилапых банду целую побили!

Спасли каланов от беды,

И вынырнули из воды,

Хоть нас чуть-чуть, чуть-чуть не утопили!

Загрузка...