Неожиданная Россия. XX век

Глава 45. Суды и судьи в блокадном Ленинграде

XX век для российской судебной системы был, мягко говоря, бурным – от царского абсолютизма через революционный потрясения и террор к телефонному праву брежневского застоя и дикому капитализму конца 90-х. Но даже на таком фоне самым экстремальным выглядит суд в блокадном Ленинграде. Это, без сомнения, уникальный опыт для всей истории человечества – почти три года работы судебной системы в крупном мегаполисе в условиях страшного голода и военной блокады.

Блокада Ленинграда ассоциируется у нас со многим – голодной смертью и боевым героизмом, поражениями начала войны и беспримерной стойкостью, позором одних и страшной судьбой других – но уж точно не ассоциируется с работой судов. А между тем все 872 дня блокады в городе ни на сутки не прекращали работу суды, ежедневно рассматривая дела, вынося решения и приговоры.

Выборные судьи

История такого блокадного суда достойна рассказа. И начать следует с довоенной судебной системы 30-х годов XX века. Для нашего современника на слуху «особые тройки» и «особые совещания» периода политического террора. Но подавляющее большинство дел, административных, гражданских и уголовных, рассматривали обычные суды.

При этом по «сталинской» Конституции 1936 года все судьи были выборными, избираясь на пять лет – к примеру суд Ленинградской области избирался областным Советом депутатов, а городские и районные судьи избирались голосованием жителей Ленинграда. При всей декларативности и контроле со стороны коммунистической партии эта система работала и все судьи, пережившие Великую Отечественную войну и блокаду, как раз были избраны в конце 30- годов.

Сам городской суд Ленинграда возник только в декабре 1939 года, когда его выделили из суда Ленинградской области. И в январе 1941 года председателем нового суда был избран 40-летний Константин Павлович Булдаков. Биография его показательна для того времени – в начале 30-х годов Булдаков работал мастером по молочному хозяйству, занимаясь производством сыров, сметаны и масла для Ленинграда. Только в 1938 году Булдаков с отличием закончил Ленинградский юридический институт и оказался на работе в судебной системе.

Это, кстати, обычная практика тех лет – считалось, что судьями должны быть не только лица с профильным образованием, но и с достаточным опытом работы в иных сферах жизни. Естественно выдвижению новых судей способствовали и репрессии конца 30-х годов. Так из трёх судей, возглавлявших Ленинградский областной суд в 1930-37 годах двое были расстреляны и лишь одному «повезло» – арестованный в 1937 году, после трёх лет заключения он был судом оправдан, но на прежнее место работы по понятным причинам не вернулся.

С учётом того, что население СССР 30-х годов было фактически первым грамотным поколением в нашей истории, лиц с юридическим образованием хватало только на суды высших инстанций. К началу 1941 года в районных судах города Ленинграда только четверть судей имели высшее юридическое образование и почти половина имела за плечами лишь начальную школу.

председатель Ленинградского городского суда в 1941-50 годах Константин Павлович Булдаков

Первый глава нового Ленинградского горсуда К.Булдаков, имея эталонную «пролетарскую» биографию, получил техническое и юридическое образование (редкость не только для тех лет, но и в наше время). По всем воспоминаниям, он пользовался немалым авторитетом в партийном руководстве города, что способствовало выживанию Ленинградского горсуда во время блокады.

«Не увлекаться расстрелами…»

Уже в первые дни войны часть судей Ленинградского горсуда были мобилизованы в армию, но не в окопы, а в состав военных трибуналов действующей армии. Но в августе 1941 года, когда немцы вышли на подступы к Ленинграду, в состав народного ополчения добровольцами ушли и погибли в боях трое судей. Известны их фамилии – Соколов, Омелин, Лебедев.

При этом суды продолжали работать. За первые шесть месяцев войны они в Ленинграде рассмотрели 9373 уголовных дела. Поразительно, но не смотря на войну, процент оправдательных приговоров очень высок. 1219 (9 %) подсудимых были оправданы, а дела на 2501 человек (19 %) прекращены. В военное время значительная часть мелких уголовных дел прекращалась в связи с призывом подсудимых на фронт.

На этом фоне куда жёстче выглядит практика военных трибуналов. Так за тот же период июля-декабря 1941 года военные трибуналы Ленинградского фронта вынесли менее процента оправдательных приговоров. В первые полгода войны на Ленинградском фронте каждый месяц за трусость и дезертирство расстреливалось свыше 200 человек, из них половину – публично, показательно перед строем однополчан.

В итоге сам глава Ленинграда и ближайший сталинский соратник Андрей Жданов не однократно просил председателя военного трибунала Ленинградского фронта Ивана Исаенкова «не увлекаться расстрелами». «Не увлекаться расстрелами» – это не гипербола, а прямая цитата.

Председатель Трибунала Ленинградского фронта и трибунала Ленинградского военного округа в 1940-49 гг. Иван Фролович Исаенков

Стоит привести одно из показательных расстрельных дел Ленинградского военного трибунала, который тогда стал главной частью судебной системы города.

В ноябре 1941 года командиры 80-й стрелковой дивизии Ленинградского фронта, во время первой попытки прорыва блокады, вовремя не выполнили рискованную боевую задачу, сообщив в штаб фронта, что дивизия после боёв слаба и к наступлению не готова. Данная часть была сформирована летом в Ленинграде и первоначально называлась «1-й гвардейской Ленинградской дивизией народного ополчения». Вероятно, прежнее почётное звание дивизии усугубило суровую реакцию командования фронта и партийного руководства. Командира и комиссара дивизии арестовали и предали суду военного трибунала. Фронтовой прокурор М.Г.Грезов обвинил их в измене Родине, потребовал расстрела. Но трибунал пришёл к выводу, что формально измена Родине в составе преступления отсутствует.

Уже после войны председатель фронтового трибунала Исаенков так вспоминал то дело: «Мы, судьи, разбирались со всеми обстоятельствами дела и нашли, что такого преступления, как измена Родине, в поступках этих людей не усматривается: были – халатность, еще что-то, но жизни их лишать не за что. Прокурор Грезов отреагировал жалобой на «либерализм» трибунала. Жданов меня вызвал и начал с разноса. Но я ему сказал: «Андрей Александрович, вы ведь сами всегда инструктировали нас: судить только в строгом соответствии с законами. По закону, в действиях этих лиц «измены Родине» нет». – «У вас есть с собою Уголовный кодекс?» – «Есть…» Полистал, показал другим: «Вы поступили правильно – в строгом соответствии с законом. И впредь поступать только так. А с ними, – добавил загадочную фразу, – мы разберемся сами…»

В итоге высшее государственное руководство приняло решение о казни «во внесудебном порядке», прямо приказав трибуналу утвердить смертный приговор. Командующий и комиссар не выполнившей приказ дивизии – полковник Иван Фролов и полковой комиссар Иванов – были расстреляны.

Суть их преступления заключалась в следующем – дивизия в ночь с 27 на 28 ноября 1941 года должна была атаковать немецкие позиции во взаимодействии с лыжным отрядом морской пехоты, который по льду Ладожского озера вышел в тыл к немцам. Отрядом лыжников командовал Василий Маргелов, будущий «десантник № 1», создатель Воздушно-десантных войск. Тогда полк, которому не пришла на помощь злосчастная дивизия, был почти уничтожен, сам Маргелов тяжело ранен и чудом вынесен с поля боя. 2 декабря 1941 его на носилках принесли в качестве свидетеля на судебное разбирательство в трибунале фронта. Спустя много лет Маргелов рассказал, как приговоренные к расстрелу комдив и комиссар просили у него прощения за гибель отряда морских пехотинцев…

Суд на казарменном положении

4 декабря 1941 года по приказу Жданова (оформлено это было как приказ Военного совета Ленинградского фронта) городской суд Ленинграда был преобразован в Военный трибунал города. Если первые три месяца блокады ленинградские суды действовали, фактически, в обычном режиме, то с декабря их перевели на военное положение.

Все районные суды города отныне подчинялись Военному трибуналу Ленинграда (бывшему горсуду), а самой высшей кассационной инстанцией стал Военный трибунал Ленинградского фронта. То есть с 4 декабря 1941 года блокадный город не только фактически, но и де-юре был подчинён фронту.

С этого дня ленинградские суды превращались в военные части. Судьи переводились на казарменное положение, отныне они жили прямо в кабинетах и подсобных помещениях бывшего горсуда (набережная Фонтанки, дом 16). Устанавливались круглосуточные дежурства судей, им всем выдали военную форму и личное оружие, винтовки и пистолеты. Вся судебная работа тоже переводилась на круглосуточный график, как у штабов воюющих армий.

В первую очередь это было связано с желанием властей ужесточить контроль за всеми сферами городской жизни в условиях вражеского окружения, в том числе за судопроизводством в городе, где на момент начала блокады находилось ещё свыше 3 миллионов гражданских жителей. Но был и один «бытовой» момент, связанные с превращением городского суда в военный трибунал – именно с декабря 1941 года в Ленинграде начался настоящий голод, а работники суда, став военнослужащими трибунала, получали право на армейский паёк. В первую блокадную зиму войска Ленинградского фронта также испытывали трудности с продовольствием, но всё же армейские питание всегда было лучше городского. Тем самым ленинградские судьи спасались от скудной тыловой пайки и голодной смерти – никто из судей Ленинградского военного трибунала не умер от голода за время блокады.

Впрочем, и с военным пайком блокадный быт судебных работников не был лёгким. Круглосуточно работать и жить приходилось в почти неотапливаемых помещениях горсуда под регулярным артиллерийским обстрелом немецких орудий. В судебных кабинетах установили печки-буржуйки, а нормированные порции дров судьи сами везли со складов, пилили и кололи. Отсутствовало электричество, а поскольку керосин тоже отсутствовал, то в первую блокадную зиму многие судебные заседания велись в прямом смысле при свете самодельных лучин.

Здесь надо пояснить тот факт, что в период блокады город Ленинград был отрезан не только от источников продовольствия, но и от источников энергии – в то время это был уголь, обеспечивающий всё отопление и свет (так как все городские электростанции тогда работали на угле и торфе). И если минимальные поставки продуктов можно было обеспечить по ледовой «Дороге жизни» через Ладожское озеро, то обеспечить по ней транспортировку угля, достаточного для 3-миллионного города, было физически невозможно. Поэтому в блокадном Ленинграде отсутствовало отопление и электроосвещение, и в первую блокадную зиму людей убивало именно сочетание голода с холодом.

Один из очевидцев позднее так вспоминал как выглядели коридоры и помещения Ленинградского суда на Фонтанке, 16 во время блокады: «…отсутствует свет, на лестнице выбиты стекла, в коридорах и кабинетах дым от печей… кругом грязь, холод и темнота…»

Ему вторит другой очевидец, переживший блокаду: «Личный состав трибунала находился на казарменном положении, работали и спали в тех же помещениях. Температура зимой в комнатах доходила до минус 4–8 градусов… В декабре 1941 года были случаи, когда и обвиняемые и конвоиры, обессиленные голодом, падали и их приходилось вместе отправлять в госпиталь…»

Блокадная Фемида

Во время блокады делопроизводство в ленинградских судах было упрощено до пре¬дела. Почти все материалы составлялись от руки, так как в городе банально не хватало запчастей для печатных машинок. Дефицитом стали и все бланки, журналы и прочая судебная канцелярия. Протоколы и материалы судов зачастую писали на обрывках бумаг.

1942 год стал самым сложным за время блокады, это было время наиболее страшного голода и связанного с ним всплеска преступности. За один месяц, в феврале 1942 года в городе умерло свыше 96 тысяч человек. Значительное распространение получили такие преступления, как убийство и по¬кушение на убийство с целью овладения карточками на продовольствие и продуктами питания. Только за первые шесть месяцев 1942 года по обвинению в этих видах преступлений было арестовано и осуждено 1216 человек.

В условиях страшного голода появились факты людоедства и трупоедства. Только за январь и 15 дней февраля 1942 по подозрению в преступлениях такого рода было арестовано 860 человек. В действовавшем тогда Уголовном кодексе, статья о людоедстве отсутствовала, и такие дела квалифицировались по статье «бандитизм», как «покушение на граждан при особо отягчающих обстоятельствах». В материалах судов, прокуратуры и органов внутренних дел людоедство и трупоедство именовались «особый вид преступности».

Всего за время блокады в Ленинграде по делам о людоедстве и поедании умерших было 1979 подсудимых. Четверть из них, 482 человека, не дожили до окончания судебного процесса – большинство были так ослаблены голодом, что не дожили до судебного приговора, а кого-то просто убили сокамерники, не считавшие людоедов за людей. 20 человек, обвинявшихся в людоедстве или трупоедстве, были освобождены от уголовной ответственности, как невменяемые, и отправлены в психбольницы. 569 людоедов было расстреляно по приговорам ленинградского трибунала, а 902 трупоеда получили различные сроки заключения.

Есть в делах такого рода и 8 довольно необычных исключений – так один подсудимый получил по ним условный срок, а еще семеро, как значится в сохранившихся документах, «выведены из процесса по опера¬тивным соображениям». Можно только гадать, что скрывается за этими делами и формулировками.

Не менее значимыми во время блокады были дела, связанные с организованными хищениями продовольствия. В ряде случаев вскрывались целые ОПГ. Например, в 1942 году в городе нашли 2 подпольные типографии, изготовлявшие поддельные карточки на продовольствие. Под судом тогда оказалось свыше 40 человек. Высоким оставался и уровень умышленных убийств. По одним сведениям, в 1942 году их в блокадном Ленинграде было совершено 435, по другим больше – 587.

Но большинство судебных дел блокады, как и в мирное время, были связаны с мелкими кражами и незначительными бытовыми преступлениями. Впрочем, это до войны хищение нескольких банок сгущёнки или пустых подсумков для гранат было мелочью, а в условиях войны и тем более блокады подобное становилось тяжким преступлением с санкциями от 5 до 10 лет заключения.

Многие примеры судебных дел, обыденных для времени блокады, чудовищно страшны для нашего мирного времени. Так в 1942 году в двух инстанциях долго рассматривалось дело гражданки Назаровой, обвинявшейся в том, что она убила свою 4-летнюю дочь и сожгла её труп в печи, чтобы оставить себе паёк, получаемый по карточке на ребёнка. Такие дела, то есть убийства с целью завладения едой или продовольственными карточками, во время блокады в Ленинграде квалифицировались судом по статье «бандитизм» и влекли приговор вплоть до расстрела. Но кассационной инстанцией, то есть Ленинградским военным трибуналом, было установле¬но, что трупик мать сожгла уже после естественной смерти ребенка. Поэто¬му Назарову осудили по более мягкой статье, приравняв сокрытие трупа с целью получения пайка на умершего к убийству по неосторожности.

Судебная статистика блокады

Вся статистика по судебным делам периода блокады до сих не опубликована, рассыпанная по страницам разных документов он поныне скрыта в архивной пыли. Но отдельные ключевые цифры известны.

Например, с июля 1941 года по август 1943 года военный трибунал города осудил 2104 человек за бандитизм, 435 (20 %) из них были приговорены к расстре¬лу. За весь 1942 год районные суды, подчинённые военному трибуналу, рассмотрели уголовные дела на 19805 человек. Из них 4472 (22 %) были оправданы, либо их дела были прекращены. Ещё почти 25 % осужденных по уголовным делам получили приговоры, не связанные с тюремным заключением – исправительные работы или условные сроки.

Вообще Ленинградский горсуд и подведомственные ему районные суды города и в довоенное время славились своим «либерализмом», имея самый высокий процент оправдательных и мягких приговоров в СССР. Удивительно, но эта же тенденция сохранилась даже в страшных условиях блокады. Толь¬ко за 1942 год военный трибунал Ленинградского фронта отменил оправдательные приговоры городского трибунала в отношении 11 человек.

По тяжким преступлениям военного времени – бандитизм, дезертирство, людоедство и т. п. – количество смертных приговоров за время блокады составило почти 20 %. Но одновременно по уголовным преступлениям средней тяжести 33 % осужденных получили исправительные работы, не связанные с лишением свободы, а 13 % условные сроки. То есть уголовное преследование, даже в условиях войны и блокады, не было тотально карательным.

Всего за годы войны судами Ленинграда было рассмотрено свыше 103 тысяч уголовных дел. Из 87 тысяч привлеченных к уголовной ответственности большинство, почти 50 тысяч, были осуждены за кражи. Основным видом преступления в Ленинграде 1941-45 годов были именно кражи из квартир, хозяева которых эвакуировались из города или умерли от голода.

Во время блокады судебные дела рассматривалось по-военному в крайне сжатые сроки, 80 % разбирательств по уголовным делам шли менее 5 суток.

Ленинградский суд в конце войны

За время блокады ленинградские судьи показали себя очень по-разному. Так судья горсуда (городского военного трибунала) Степанова почти две недели получала продукты по карточкам своей умершей свекрови. Этот факт стал известен, но председатель суда Булдаков замял это дело. Вообще удивительно, но в годы войны и блокады председатель горсуда во внутренних делах его подчинённых пользовался полной автономией от государственных властей.

Никто из ленинградских судей за время блокады не был осужден или отстранен от исполнения своих обязанностей. Даже в самом горсуде о той же судье Степановой шептались, что она приговаривает к расстрелу людей за то, что совершила сама. Впрочем, были и противоположные примеры поведения – так судья Петрушина лично сдала в милицию и добилась осуждения своего сына, когда узнала, что он замешан в квартирных кражах.

После того как блокада была окончательно снята, а немцы отброшены далеко от Ленинграда, 22 января 1944 года высшая государственная власть приняла постановление «О развоенизировании Военного Трибунала г. Ленинграда». Использовался именно такой неуклюжий термин «развоенизирование», а городской военный трибунал вновь стал обычным гражданским судом высшей инстанции.

За время войны заметно изменилось лицо судебной системы и Ленинграда и всей страны. Если до 22 июня 1941 года среди судей и других работников судебной системы преобладали мужчины, то к 1945 году из-за войны и призыва в армию большинством судей стали женщины. Именно Великая Отечественная война надолго, вплоть до наших дней, сделала лицо российской фемиды преимущественно женским.

Победный 1945 год принёс в жизнь ленинградских судов новый вид преступников. Из почти 14 тысяч подсудимых в том году в Ленинграде оказалось свыше 200 инвалидов войны – искалеченные на фронте и не способные к труду, они добывали средства на жизнь преступными промыслами.

Появилось и получило распространение еще одно специфическое преступление, характерное для послевоенного Ленинграда. Блокадная смертность от голода оставила пустующими массу квартир, и с 1945 года в город потянулись со всей страны не только возвращавшиеся из эвакуации ленинградцы, но и те, кто там раньше не жил.

Чтобы прекратить самовольное занятие пустых квартир, власти решили ограничить въезд в город и ввели специальные разрешения на работу и проживание в Ленинграде тем, кто не жил в городе до войны. И городские чиновники тут же начали выдавать эти разрешения за взятки. Первый судебных процесс 25 таких чиновников-взяточников начался уже весной 1945 года.

Впрочем, финальный аккорд в военной истории судов города Ленинграда поставило не дело взяточников, а процесс над военными преступниками. В декабре 1945 года Военный трибунал Ленинградского округа рассматривал дело 12 немецких военных преступников во главе с генералом Ремлингером, в 1943-44 года руководившем карательными операциями на территории Ленинградской области.

Процесс шёл по всем судебным правилам, с прокурорами и адвокатами для подсудимых. Судебные заседания были открытыми и проводились под кинокамерами в одном из Ленинградских домов культуры в присутствии почти 2 тысяч человек. Заслушав выживших свидетелей, подсудимых признали виновными в убийстве 52355 человек, в том числе сожжении заживо нескольких тысяч людей в десятках уничтоженных сёл.

Ещё во время войны был принят закон, по которому таких виновных в наиболее тяжких военных преступлениях – массовых пытках и убийствах – казнили через повешение. И 5 января 1946 года почти в центре Ленинграда 12 немецких военных преступников были публично повешены.

Кадр из кинохроники: Ленинград, виселица для немецких военных преступников на площади перед кинотеатром "Гигант", утро 5 января 1946 года перед началом казни.