17

Наутро пятого дня они наконец вышли на беглый табун, и охота началась. Как и прежде, погоня была организована посменно, и в ней участвовали все по очереди, включая Диану. На этот раз мустанг отказывался покидать кобылиц и неустанно подгонял их, принуждая к стремительному бегу и не позволяя преследователям приближаться к своему гарему.

Уже перевалило за полдень, и Диана не уставала поражаться выносливости, которую демонстрировали беглецы под предводительством дикого иноходца, а в особенности неутомимости самого мустанга. Он покрывал расстояние по крайней мере вчетверо большее, чем его подруги, летая из стороны в сторону поперек общего направления их движения и не давая ни одной из кобылиц отбиться от общей группы и отстать.

Диана была позади них на расстоянии примерно полумили, когда иноходец сделал резкий рывок вперед и, пронзив своим белым корпусом строй своих подопечных, ворвался в голову группы, чтобы напором своего тела заставить пегую кобылицу изменить курс и принять нужное ему направление. Сделав свое дело, он вновь вернулся в хвост табуна и продолжал поддерживать в рядах беглецов необходимый порядок. Диана была восхищена тем неукоснительным повиновением его воле, которое жеребец сумел привить своему гарему.

Подтверждением тому послужил момент, когда жеребенок, не выдержавший бешеного темпа гонки, без сил свалился на землю. Его мать, потеряв надежду на спасение, решила остаться со своим чадом, но мустанг безжалостными ударами копыт и яростными укусами заставил ее продолжить бег.

Когда Диана подъехала к отставшему жеребенку, тот все еще пытался догонять уходящий табун.

Его тонкое жалобное ржание умоляло мать не бросать его одного посреди раскаленной пустыни. Испуганный и слишком утомленный, чтобы увернуться от своей преследовательницы, он остановился на широко расставленных дрожащих ногах и покорно ждал приближения Дианы.

Она знала, что через милю ее должны были сменить, но оставлять малыша одного не хотелось. Придержав свою лошадь, она соскочила на землю и медленно пошла к покинутому жеребенку, ведя на поводу своего скакуна и мягко разговаривая с тревожно прядавшим ушами детенышем. При первом ее прикосновении он испуганно дернул головой, но вскоре покорился движениям ее рук.

Диана попыталась взвалить жеребенка на седло, но эта работа оказалась ей не под силу. Опустив его на землю после нескольких бесплодных попыток, она стала искать другой выход из затруднительного положения, в котором они оба оказались.

Позади Дианы раздался гулкий топот множества копыт. Уперев кулаки в бока, она повернулась к приближавшемуся к ней Холту, который вел за собой двух свежих коней. Он остановился рядом. Лицо его выражало крайнюю озабоченность, на почти почерневшем от солнца и пыли лбу залегли глубокими складками морщины.

– Что произошло? – Он заметил жеребенка, только когда уже задал свой вопрос. – Он ранен?

– Нет, просто выбился из сил.

Быстро оценив ситуацию, Холт оставил своего скакуна.

– Я заброшу его к тебе на седло. – Диана вновь уселась верхом и ждала, пока Холт поднимет жеребенка и положит поперек корпуса ее лошади перед передней лукой. – Отвези его в лагерь. Он, вероятно, не только устал, но и голоден. Если у тебя осталось сухое молоко, то разведи и напои его. Если не осталось, то дай ему просто подслащенной воды. Кто должен тебя сменить?

Жеребенок вздрогнул всем телом, но вновь затих под рукой Дианы.

– Кажется, Дон. Он должен ждать где-то в миле отсюда.

– Будем продолжать гнать табун до заката. – Холт вновь взобрался в седло. – Займись жеребенком. Я хочу доставить Майору хотя бы одного из двух в добром здравии. – Он пустил коня вскачь, а Диана, повернув коня, шагом направилась к лагерю.

Когда четверо мужчин возвратились к биваку, было уже темно. Ужин ждал их и томился над углями костра. Диана устроилась поближе к теплу. Гнедой жеребенок покорно стоял за ее спиной, словно верный пес, положив голову ей на плечо, и безмятежно дремал.

– Как он теперь? – спросил подошедший Холт и присел рядом с ними на корточки.

– Похоже, что вся эта передряга никак ему не повредила. – Диана постаралась отвечать столь же безразличным, но более мягким тоном.

– Думаю, он решил, что мать ему теперь не особенно нужна, когда у него есть ты, – наблюдательно отметил Гай.

– Удивительно, как все проявляют полную готовность есть из твоих рук, – съязвил Холт вполголоса, но Диана прекрасно его расслышала.

– Ему повезло, что он не сломал сегодня свои тонкие ножки на этом твердом, как камень, грунте, – заметил Дон, протягивая руку к дымящимся тарелкам с едой, которые Диана уже расставила у костра. – Ничего, если мы приступим к ужину?

– Конечно, конечно, – спохватилась Диана, – я уже поела.

– Малыш счастливо отделался. – Руби присоединился к остальным сидевшим у костра. – Старые ковбои рассказывали, что мустанги часто убивают жеребят, чтобы те не были для табуна обузой. Это, конечно, не закон, но так не раз бывало. А уж от нашего иноходца можно чего угодно ожидать, это точно.

– Завтра все закончится, – вставил Дон. – Если завтра мы погоняем табун так же, как и сегодня, то к концу дня вернем наших кобылиц.

– К утру их может и след простыть. – Диана утомленно наблюдала, как мужчины тщательно вычищают опустевшие тарелки.

– Маловероятно. У жеребеца-то, возможно, силенок еще хватит, но кобылы скорее всего так устали, что не могут теперь ни есть, ни по-настоящему отдыхать. Завтра мы их найдем не дальше чем в нескольких милях от того места, где оставили, – с уверенным видом предрек Руби.

И он оказался прав. Они настигли табун примерно в двух милях от той точки, в которой вчера повернули назад к лагерю. Не выказывая ни малейших признаков усталости, белый жеребец быстро собрал кобылиц в тесную группу и опять пустил их вскачь через каких-то несколько секунд после того, как завидел приближающихся всадников.

Казалось, что вчерашний день начинает повторяться во всех его деталях. Но вскоре Диана стала замечать, что каждый последующий преследователь начинал подбираться к табуну все ближе и ближе. Кобылы совершенно очевидно были слишком измотаны продолжительной гонкой, и только тирания предводителя заставляла их неуклонно двигаться вперед и вперед. Жеребец по-прежнему отказывался отделяться от своего гарема. Он будто бы догадывался о том, что люди охотились именно за лошадьми, которых он у них похитил.

Солнце безжалостно палило, неподвижно застыв в зените. Диана несла уже третью за этот день смену и гнала табун по неширокой горной долине. Они приближались теперь к тому месту, где к основной ложбине должна была примкнуть другая, менее просторная. Пегая кобыла явно намеревалась принять левее и войти в пересохшее русло реки, где почва была более каменистой, что неизбежно заставило бы всадников поотстать. Однако именно там и должен был сменить Диану Руби, который планировал заставить взмыленный табун двигаться несколько в другом направлении.

Приближаясь к отрогу примыкающего к долине ущелья, Диана замедлила ход своей лошади. Почти немедленно перед беглецами вырос силуэт Руби, который собирался привести в исполнение свой план. Завидев его, лидирующая кобылица резко приняла в сторону, и остальные лошади немедленно последовали за нею, найдя в себе силы перейти на еще более резвый галоп. Руби бросил коня им наперерез, принимая от Дианы эстафету нескончаемой многодневной гонки и стараясь развернуть табун.

Притомившаяся лошадь Дианы охотно послушалась повода и перешла на тяжелый шаг, тряся головой и разбрасывая вокруг белые хлопья мыла, слетавшие с ее вороной шеи. Диана отметила, что белый мустанг, безусловно, заметил появление нового свежего преследователя и, кажется, разгадал его маневр. С развевающейся, словно белое пламя, гривой иноходец начал совершать плавный разворот, и воздух сотрясся от его раздирающего душу громкого ржания. Глаза Дианы непроизвольно расширились, когда она увидела, как белоснежный жеребец бросился вдруг на своего противника. Шея коня была вытянута параллельно земле, уши плотно прижаты к голове.

– Руби! – предостерегающе вскрикнула Диана.

Но Руби и сам уже заметил столь внезапную атаку и натянул поводья. Его лошадь, почуяв грозившую ей опасность со стороны надвигавшегося жеребца, в ужасе встала на дыбы, вырывая поводья из рук седока. Диана видела, как Руби что-то кричал и махал рукой, пытаясь отогнать взбесившегося иноходца. Она пришпорила лошадь и бросилась на подмогу.

Подобно белому смерчу разъяренный мустанг налетел на бедную лошадь Руби. Тот пытался избежать столкновения и отвернуть своего скакуна, но лошадь вдруг стала совершенно неуправляемой и, пятясь, присела на задние ноги. Руби с ловкостью акробата взобрался ей на шею, но тут конь потерял равновесие и завалился на спину, придавив наездника.

Мустанг не удовлетворился падением своего недавнего преследователя, и, оскалив зубы, напал снова. Лошадь Руби вскочила на ноги и стремглав бросилась прочь. Ее хозяин попытался последовать ее примеру, но жеребец ударами копыт сбил его с ног.

Диана изо всех сил подгоняла свою лошадь ударами повода – та устало путалась ногами в переплетении высокой травы и шалфея. Когда они подоспели, жеребец развернулся навстречу новой угрозе. В какой-то весьма неприятный момент Диане показалось, что он сейчас бросится и на нее, но кровавые глаза обратились в направлении удалявшихся кобылиц, которые начали разбегаться в стороны, избавившись от жестокого прессинга со стороны их неутомимого повелителя. Сделав огромный прыжок, мустанг припустил своей неподражаемой иноходью вслед вышедшему из повиновения гарему.

Подъехав к распростертому на земле телу, Диана резко натянула поводья. Лошадь остановилась как вкопанная, подогнув колени от неожиданности и захрапев от боли в окровавленных губах. Ошеломленная всем произошедшим, Диана не удержалась в седле и кубарем скатилась на землю, крича от страха и отчаяния. Приземление было довольно болезненным, но она ничуть не поранилась и, вскочив на ноги, бросилась к Руби, пошатываясь от пережитого шока. Он лежал на боку и стонал.

– Руби, – позвала Диана, осторожно перевернув его на спину.

– Не трогай меня, – еле проговорил тот и тут же закашлялся кровью.

– О Господи! – Она не замечала слез, струившихся из ее глаз. Резко поднявшись на ноги, Диана побежала к его лошади. Выхватив из чехла ружье, она трижды выстрелила в воздух. Затем снова бросилась к Руби, швырнув ружье на землю рядом с собой.

– Проклятый жеребец, – продолжая отхаркиваться, простонал тот.

– Не двигайся. Пожалуйста, Руби, лежи спокойно. Сейчас придет подмога.

Руби умолк, по-видимому, потеряв сознание. Не зная, что можно было для него сейчас сделать, Диана достала из сумки флягу с водой. Смочив платок, девушка принялась стирать кровь с губ Руби. Рубашка его была разорвана, и на груди виднелись многочисленные кровоподтеки, оставленные копытами разъяренного дикаря.

Казалось, прошла вечность, прежде чем она наконец услышала топот приближавшихся коней. Холт, Дон и Гай прибыли на место трагедии с интервалом в несколько секунд. На ослабевших ногах Диана поднялась с земли им навстречу.

– Что случилось? – выдохнул Холт, бросившись мимо Дианы к раненому и опустившись рядом с ним на колени.

Диана не была уверена, что он слушает ее подробный рассказ о происшествии. Она сама удивлялась относительному спокойствию собственного голоса, учитывая, что ей только что пришлось пережить. Хотя слезы на ее щеках еще не просохли, плакать она уже перестала. Она следила за тем, как Холт пытался определить тяжесть полученных Руби повреждений – прощупывал его пульс, проверял рефлексы. Руби был жив. Холт медленно поднялся, и пальцы его сжались в кулаки. Он продолжал мол-^ ча смотреть на распростертое на земле тело старого ковбоя.

– Черт бы тебя побрал, Руби, – проговорил он чуть слышно, обращая свои слова главным образом в адрес собственной беспомощности и вызванной этим растерянности.

Глаза раненого оставались закрытыми, но губы тронула чуть заметная улыбка.

– Здорово я набрался, да, Холт? – И он опять начал кашлять и харкать кровью.

– Все обойдется, только держись. – Это был приказ, резкий и не терпящий возражений. Когда Холт выпрямился, глаза его сверкали гневом. Он обратил свой напряженный взгляд по очереди на Дона и Гая. – Забери лошадь Руби и скачи на ранчо. Пусть пришлют помощь. А ты, Гай, возвращайся в лагерь и привези сюда несколько одеял. Ты поезжай с ним, Диана.

– Нет! – У нее было ужасное чувство, что он специально отсылает ее, чтобы она не присутствовала здесь, когда… Диана запретила себе строить дальнейшие предположения. Дон был уже в седле и пришпоривал своего коня, поворачивая в сторону далекого ранчо.

– Пусть она остайется, Холт, – неожиданно раздался в ее защиту слабый, хриплый голос Руби. Его правая рука безвольно приподнялась, словно хотела коснуться Дианы. Она немедленно бросилась на колени рядом с ним, принимая эту протянутую руку, словно чувствуя, что несчастный желает именно этого. Ему потребовалось приложить немалое усилие, чтобы просто открыть глаза. Они смотрели на нее, исполненные боли.

– Твои глаза голубые, как небо. Все собирался сказать тебе это еще с тех пор, как ты была маленькой девчушкой. Да, голубые, как небо. – Он снова закашлялся. Диана поискала в карманах платок и вытерла струйку крови на его подбородке. Слезы снова душили ее. – Там, вероятно, ангелы меня не ждут, так что пусть хоть один ангелочек посидит теперь со мной по эту сторону могилы.

– Давай же, Гай, – нетерпеливо проговорил Холт. – Отправляйся наконец!

Диана повернула голову, чтобы взглянуть на удаляющегося в направлении лагеря Гая. Холт принялся снимать седла с трех оставшихся с ними лошадей. Он складывал седла на землю, а попоны собирал, чтобы укрыть ими зябнувшего Руби.

– Зря только время тратишь, Холт. – Коричневое, иссохшееся от ветра и солнца лицо Руби исказила гримаса боли.

– Тише. – Диана коснулась пальцами его губ, которые были липкими и теплыми от свежей крови. – Не надо разговаривать, Руби. Побереги силы.

– Не затыкай мне рот, детка. Все говорят старому Руби, чтобы он заткнулся. – Голос его прозвучал горько от долго копившейся обиды. – Когда человек умирает, у него есть право хотя бы поговорить. А другие пусть в этот раз послушают, а не отмахиваются, как от назойливой мухи.

– Мы слушаем тебя, Руби, слушаем, – попыталась успокоить его Диана, смахивая слезу со щеки. – Но ты вовсе не умираешь.

На его губах появилась слабая усмешка, но он не стал возражать против ее последнего утверждения. Вместо этого Руби закрыл глаза и, казалось, решил немного перевести дух, словно последняя тирада окончательно лишила его сил. Холт присел по другую сторону от старика, и лицо его при этом не выражало ни малейшего оптимизма по поводу состояния раненого. Диана чувствовала, как подрагивает ее подбородок, но ничего не могла с собой поделать.

– Это даже хорошо, что я никогда не был женат, – вновь заговорил Руби. – Все равно моя дочь ни за что не была бы такой же красивой, как ты. Я иногда представлял себе, что ты моя дочка. Забавно, верно? – Он попытался засмеяться, но лишь захлебнулся собственной кровью. Только через некоторое время он смог закончить свою мысль: – Подумать только, что я воображал себя Майором.

Диана закрыла глаза и крепко их зажмурила, все равно чувствуя, как слезы обильно потекли по ее щекам. Ей и в голову не приходило, что старый Руби мог вот так относиться к ней. И почему люди узнают про других такие вещи только тогда, когда бывает уже слишком поздно?

– Ты хороший, Руби. – Ее голос звучал тихо и готов был вот-вот ей изменить – задрожал, сорвался. Она торопилась, пока это не произошло. – Очень верный и добрый. Майор всегда так говорил о тебе.

– Ну и лгунишка же ты, Диана. – Руби улыбнулся, и выглядел довольным, несмотря на страдания, явственно отпечатавшиеся на его лице.

– Почему бы тебе действительно немного не отдохнуть, Руби? Поговорим обо всем чуть позже, – предложил Холт.

– Да, пожалуй, поговорим позже, – согласился наконец старик и вздохнул, словно очень, очень устал. Его скрюченные пальцы продолжали сжимать руку Дианы, и она не пыталась высвободиться. Когда его молчание продлилось несколько минут, Холт приподнял веко на лице старого ковбоя.

– Ведь он не умер? – Она схватила Руби за запястье и посмотрела на Холта.

– Нет. Он без сознания. – Диана с трудом перевела дух.

– У него внутреннее кровоизлияние, ведь так?

– Да. – Холт поднялся на ноги.

– Мы можем что-нибудь сейчас сделать?

– Нет. Мы ничего не можем. – Он с досадой отвернулся и наклонил голову, потирая шею.

Диана не оставила своего поста у изголовья раненого и продолжала держать его руку, лишь немного сменив неудобную позу. Ее спину и плечи свело, а ноги затекли. Когда появился наконец Гай, они сняли с Руби попоны и прикрыли его одеялами, которые вытащили из привезенных спальных мешков.

Руби пошевелился и опять закашлялся.

– Мне холодно. Неужели… никто так и не… разведет огня? – Он, казалось, проявлял нетерпение и претендовал на большее внимание к себе.

– Гай сейчас же займется этим, – попыталась успокоить его Диана. Но Руби, похоже, снова провалился в забытье. Диана даже не поняла, услышал он ее или нет.

Костер был сейчас совершенно бесполезен, однако Гай все же развел его, просто чтобы чем-то себя занять и, может, порадовать Руби, когда тот очнется.

Но спустя два часа Руби умер, умер тихо и незаметно. Диана высвободила руку из его похолодевших пальцев. Она уже не плакала. Холт прикрыл лицо старика одеялом.

Какой-то неестественной походкой Холт направился к огню. Диана чувствовала себя опустошенной и наконец поняла, что озябла. Кто-то, подойдя сзади, обернул одеялом ее плечи. Кто это сделал, она не видела, да ее это и не интересовало.

Еще через час тишину пустыни разрезал нестерпимо громкий треск приближавшегося к ним вертолета. Диана вернулась на ранчо, сопровождая тело Руби, и ни у кого это не вызвало ни удивления, ни вопросов.

Загрузка...