Глава 18

Дочерей Императора встречает лично комендант дворца в расшитой золотом парадной форме. Марина с трудом сдерживается от хихиканья. Дело не в человеке, и даже не в форме. Вспомнилось прозвище данное этой должности высшим офицерством. Система званий в стране едина, МИДв считается военизированной структурой, многие служащие имеют звания, аналогичные армейским. Носят мечи и погоны.

Вот только армейские и флотские офицеры категорически отказываются признавать их равными себе, придумывая различные смешные прозвища и отказывая в армейском приветствии.

Комендант дворца носит погоны генерал-майора, за что и прозывается «колбас-генералом». Отвечает за снабжение дворца всем необходимым. Организация обычных и торжественных обедов тоже к его обязанностям относится.

Марина даже не уверена, от Сордара или нет узнала о прозвище. Бывавшие у Саргона военачальники несколько раз под страшным секретом сообщали девочке, как дворцовый комендант называется. Особо отмечали, настоящие генералы это как раз они, а он игрушечный, вроде куклы большой. И как та кукла, с головой пустой.

Император хотел было лишить дворцовый персонал права ношения мундира, переведя их всех в гражданские чины с полным сохранением прежнего содержания. Чуть было не вспыхнул самый настоящий бунт, вместо раздражения Саргона и репрессий к участникам, почему-то развеселивший императора, оставившего в итоге всё по-прежнему.

— Вас сегодня просили провести ночь здесь. В школу можете возвращаться в соответствии с билетами, — комендант прозвищу вполне соответствует, из-за излишнего веса напоминая самую настоящую сочащуюся жиром колбасу.

— Ладно. Гостей пригласить можно?

Ответ после некоторого замешательства, вызванного, видимым снижением скорости прохождения нервных импульсов к заплывающим жиром мозгам.

— Да. Не свыше пятидесяти человек без учёта обслуживающего персонала.

Задержка в ответе явно вызвана мучительным выискиванием в десятках тысяч пунктов наверняка заученных наизусть инструкций МИДв соответствующего.

— Вообще-то, мы только одного хотели позвать.

— Приём официальный или частный?

Сёстры переглядываются. Софи про «генерал-колбасу» тоже известно. Военные лётчики слывут главными острословами страны.

— Пожалуй, ограничимся частным.

Судя по виду, жизнь у Хейс прекрасно складывается.

— Вот уж не ожидала приглашения ко двору. Пару дней мне проходу не будет. Знаете, на чём за мной приехали? Притом, как раз к окончанию занятий, когда все на улице, но ещё не разошлись.

— Догадываемся. Но тебе впечатление производить совсем не в новинку.

Совершенно эти залы не приспособлены к нахождению небольшого числа людей. Здесь должны блистать сотни и сотни первых людей Империи. В данном случае величие просто давит. День у сестёр выдался нервный. Да и Хейс не прохлаждалась. Всем троим в залах как-то неуютно.

— Где сейчас народ расслабляется? — выражает общее мнение Софи.

— Тебе кто потише или пошумнее? С деньгами или без?

— Можно подумать, ты в этом всём теперь разбираешься.

— Живя в столице, сложно совсем ничего не знать. Чего тебе хочется? Учтите, в некоторых вещах я потакать вам не буду.

— Ну, тогда давай из допустимого списка. А то у меня над головой сегодня рвануло что-то, калибром не меньше двух с половиной. Ещё одно такое же — в непосредственной близости от места, где я была, а третье похоже раскурочило мне машину. Так что для начала хотелось бы чего-нибудь спокойного и умиротворяющего.

В разговор влазит Марина.

— Я уже предложила ей успокоительного попить, тут есть, даже врач-невропатолог в штате имеется. Позвать? — хватает трубку телефона, сделанного словно в прошлом веке.

— Хоть что-то на свете не меняется — твои шуточки, Марина.

— Стараюсь.

— Насчёт доступного умиротворения — Новые Большие Бани, что так и не сподобились до войны назвать, устроят?

— Там же от бань одно название «Дворец воды» будет правильнее, — замечает Софи, интересующаяся и новинками архитектуры.

— Так туда не мыться ходят. Поплавать, расслабиться, посидеть да поболтать. Бассейны — не хуже школьных, причём вода пресная, солёная, и та и другая и с подогревом, и так есть. Ванны под горячие источники сделанные есть, как в Приморье.

— Предложения в эти ванны съездить знаешь, что обычно означает?

Хейс невозмутимо пожимает плечами.

— Прямое предложение переспать. Только это к загородным ваннам относится. Я уже большая девочка. Там с открытия никаких происшествий. Большую часть времени работают только для женщин. Причём ограничения по возрасту на посещение теперь нет.

— Сейчас поедем. Тут купальник можно найти?

Марина хмыкает над глупым вопросом. Любая одежда на их размер тут имеется. Уже в их комнатах в шкафах разложена.

— Там сейчас принято так ходить, максимум в полотенце.

— Ну, так тебе и не только там можно так ходить.

— Да и вам, в общем-то, тоже. Хотя, там сейчас народу многовато, нерабочий день всё-таки.

— Мне как-то на людей глянуть охота. Благо, в таком виде излишне сильно отличаться не должны.

— Как сказать. Украшения многие носят. Только не у многих они имеют статус «национальных сокровищ». Сейчас все после зимы, беленькие, по следам от загара не отличишь, кто чем занимается.

— Ладно, хватит болтать, — снова влезает Марина, — я хотя и потомок стратегов, но они тоже временами говорили, «сначала в драку ввяжемся, а потом поглядим». Как известно, всегда получалось. И надо распорядиться, чтобы обычного вида машины подали, а то знаю я, что они обычно подают.

Здание неимоверно огромно. В общем-то, издавна повелось, все бассейны, бани и любые места, где поплавать можно, строятся самых впечатляющих габаритов, Саргон эту традицию нарушать не стал. «Дворец воды» куда больше подходит как название. У потомков жителей огромного Архипелага тяга к воде, наверное на генетическом уровне осталась. До сих пор один из синонимов «дурака» «не умеющий плавать».

«Новые бани» — самое большое сооружение подобного типа в Империи. Именно бани там минимум. Бассейны горячие, тёплые и холодные, с морской и пресной водой. Есть кинозалы, телевизионные комнаты. Множество парикмахерских, косметических и массажных салонов. Причём, получить там можно именно то, что указано на вывеске.

Отделано мрамором разных цветов, украшено мозаиками и статуями.

В центральной части здания планировалось открыть множество модных магазинов, сама «Красная кошка» сняла большие площади. Из-за войны, эта части здания не работают.

— За вход кто платить будет?

— Сколько? — интересуется Марина, плохо знакомая с ценами на основные городские развлечения.

Софи хихикает. Проследив за взглядом сестры, Херктерент обнаруживает мраморный список расценок на стене.

— Инфляция не повлияла?

— Пока нет.

Деньги действительно, небольшие.

Стены и потолок раздевалки с огромными световыми окнами расписаны фресками различными сценами с обнажёнными женщинами у естественных водоёмов, прудов и купален, одна композиция плавно перетекает в другую. Художники мастерски подчеркнули красоту и обаяние женщин различных возрастов. Судя по размеру помещения, фигур тут должно быть несколько сотен. Сколько смогла Марина рассмотреть, ни одна не повторяется. Позы некоторых весьма откровенны и двусмысленны.

— Ага. Это те самые фрески, что несколько лет назад призывали замазать за непристойность. Догадываешься, кто не дал?

Марина хихикает.

— Самый известный любитель красивых женщин у нас в стране. Интересно, а что за росписи на другой половине? Может, сходим, поглядим?

— Не пущу! — Хейс не поворачиваясь расстёгивает юбку — Мала ты ещё для такого. Хотя, можешь сходить, попробовать. Всегда мечтала посмотреть, как тебе уши надерут. Несовершеннолетних туда не пускают. Женщины с детьми туда не ходят.

Софи в одном кружевном белье, недвусмысленно подводя бёдрами, подходит к Марине.

— Частично могу твоё любопытство удовлетворить. Как уже заметила, ни одной повторяющейся фигуры здесь нет. Там тоже. Но тебя, определённо, интересует качество и количество изображённых органов. Это просто… О-о-о!!! Там та-а-акие!!! Всех возможных типов и размеров. Кто-то пошутил, какого бы размера не был у мужика, придя туда точное изображение своего он найдёт.

— Сама-то откуда всё знаешь?

— Альбом с эскизами фресок есть у ЕИВ. Подозреваю, он первую часть очень тщательно отсмотрел, а во вторую даже не заглянул, но не запретил ничего.

— Стал бы он тебе такое показывать, тем более, тогда.

— Представляешь, не только ты умеешь книги из секретных отделов библиотеки ЕИВ без спроса вытягивать.

— Хочешь сказать, тут и женских фигур все типы есть?

— Все-не все, но твоя задница там есть точно, и даже, могу сказать, где.

— А твоя… Противоположная заду часть тела?

Софи с хитренькой-прехитренькой ухмылочкой часто-часто моргает.

— Поищи, может, найдёшь.

— А в глаз?

Из-за дверцы шкафчика уже безо всего выходит Хейс.

— Софи права. Я тоже читала, тут любую фигуру, причём в трёх-четырёх разных возрастах можно найти. Как-то раз специально пришла, себя поискать. Нашла быстро.

— Ну, и где она? — Марина недоверчиво озирается по сторонам.

— Да мы почти под ней стоим! — со смехом показывает рукой, — Можешь даже сравнить. Даже размер сосков совпадает.

Марина выразительно переводит взгляд с нарисованной девушки на живую, потом обратно. Они даже стоят одинаково.

— Ты им не позировала?

Смешно уже Софи.

— Когда это писали…

— Мне было одиннадцать лет, — заканчивает бывшая староста, — кстати, девочка похожая на меня в этом возрасте, тут тоже есть, но где именно — не скажу.

— Свой зад я как-нибудь потом поищу.

— Логично. Не за этим пришли. Так что, давай скорее. Полотенце бери и пошли. И вот ещё: ножны сними. Тут с оружием никто не ходит.

— Ключ от шкафчика куда деть?

— На браслет повесь.

Марина хихикает, за Хейс наблюдая. Та превратилась в монумент самой себе, причём в монумент, изваянный скульптором, мастером облагораживания. Хотя ничего такого в принципе не может быть. У Хейс всё своё. И, кажется, рост этого самого всего, наконец, прекратился.

Улыбнувшись, Хейс замечает.

— Из-за твоих ножек, Софи, много кто голову потеряет.

— Начали уже. Сама видишь, так одеваться стараюсь, чтобы лучшее во мне привлекало внимание.

— Про меня что-нибудь хорошее сказать можешь? — интересуется Марина.

— Ты главное впечатление будешь производить особенностями своей личности, а не тела.

— В жизни чаще получается наоборот.

— Тогда, на тебя лучше всего смотреть сзади.

— Зато, я со всех сторон хороша! — упирает руки в бока Софи.

— Особенно, если самого интересного выше талии и ниже глаз пристально не рассматривать. А то и пропустить можно, особенно на ощупь, а так — совсем ничего выдающегося, — Марина демонстративно совсем немного сжимает пальцы в горсть, показывая, сколько можно обхватить.

— Зато, у меня глаза большие! — хохот в ответ.

— Холод, тепло, бассейн или помыться?

— Так тут же отдельные купальни снять можно, где всё это с расчётом на небольшой круг лиц.

— И где всё это? — Софи выразительно смотрит в сторону бассейна, видимого через двойной ряд колонн.

— С другой стороны раздевалки отдельная касса. Там тоже проход есть.

— Я за деньгами не пойду. Мне и тут уже хорошо.

— У тебя же всегда деньги есть.

— И где они? — Херктерент вертится перед сестрой, напрашиваясь на нецензурный ответ.

Софи, чьё одеяние состоит только из знаменитой сумочки на золотом шнуре с русскими буквами СС, выразительно тычет ей Марине в нос.

— Всё моё ношу с собой. Представляешь, я тоже умею деньгами пользоваться.

Софи заказывает самую дорогую купальню.

— На сколько брать?

— А без ограничения времени можно?

— Конечно. Без ограничения, значит на сутки, можно продлить. Есть университетская легенда, предвоенный выпуск тут на две десятки застряли. Тут ещё напитки и закуски всякие заказать можно. Прямо туда принесут. Там и телефон есть.

— Пива можно? — зачем-то ляпнула Марина, не особо любящая этот напиток.

— Какого? — настолько задорной Хейс давно не видела. Спиваться что ли она начинает?

Марина расценки изучает. М-да. В этой части расценки не очень. В смысле, рассчитаны на доходы подобным Софи.

Обстановка — сомнительно, во Дворце Грёз аналоги можно найти. Хотя, Дворец Мариной так до конца и не изучен.

Тут словно естественный грот, лишь слегка облагороженный человеческой рукой. Бассейн словно кусочек побережья. Без песочка, зато с фонтаном, куда можно залезть. За прибрежной скалой — вход в самую жаркую парную. Большой грот окружён гротами поменьше, в каждом своя температура, вплоть до полярного холода.

Парная не слишком любимое Мариной место, но Хейс направляется сразу туда. Заходит, даже не взглянув на показания термометра у двери.

Хейс сразу ложится на спину, закрыв глаза. Марина рядом немного посидев, встаёт и в дверном проходе становится.

— Как ты такую жару выдерживаешь?

— Привыкла, — ответ с непривычно ленивой интонацией, — я в горячей даже сплю иногда.

— Зачем?

— Отдыхаю. Если потом в общую пойдём, увидишь, многие так делают.

— Угу. Помню тебя в школе после экзаменов.

— Кинуть бы в тебя чем-нибудь, да нечем.

— Всё равно не попадёшь.

— Это верно, — Хейс словно засыпает. Только же пришли! Кто-то тут сутки отмокать собирался.

— Ты тут раньше бывала? Заметила, ходишь, как по знакомому месту.

— Пару раз. Девчонки обожают тут сдачу экзаменов отмечать. Цены — видишь какие, приходится скидываться.

— У тебя же есть.

— Во-первых, не у меня, а у твоего брата. Во-вторых, я ими не злоупотребляю. В-третьих, могу привыкнуть, а доступ и закончится.

— Представляю, что за девчонки тут с тобой бывали!

— Нормальные. Туда, знаешь ли, идут только те, кто знают, чего хотят, идут чтобы учиться, а не поскорее замуж выскочить.

Подкравшись сзади, Софи резко обливает сестру ледяной водой.

— Прибью!

Сразу не поймала, а потом Хейс между ними оказалась. И куда только расслабленность делась? Поневоле вспоминается, драться она умеет.

— Просто классическая гравюра «Драка женщин в бане».

— Их там гораздо больше! — замечает Софи из-за спины рослой красавицы.

Марина, сообразив, что при прямом столкновении ей не светит, демонстративно усаживается на бортик бассейна. Нет, она ничего не забыла и непременно отомстит, но месть — такое блюдо, что вкуснее подостывшим.

— Драться больше не будете?

— Не я начала.

— Уж и пошутить нельзя.

— За такие шутки… Зубов лишних много?

— Марин, вон там, в фонтане, водичка ледяная. Может, остынешь?

— Я ещё не нагрелась.

— Я, вообще-то, тоже, — замечает Хейс, — хотя именно за этим сюда и пришла.

— Тогда пошли вместе, а ты, Марина либо иди с нами, либо не мешай.

— Смотрите, не сваритесь.

Хейс снова ложится. Софи устраивается рядом.

— Разве не была в купальных павильонах? Тут же им подражать старались.

— Нет. Они законсервированы. Во «Дворце Грёз» всё на мирренский лад. Такие бани отцу не нравятся. Он, если где и плавает, то только в естественных водоёмах. Он даже две резиденции в своё время продал — там ни реки, ни озера и от моря далеко.

— У богатых — свои причуды. Я бы отсюда ещё долго не вылезала.

— Так времени полным-полно.

— Не скажи. Я-то привыкла, а ты можешь перегреться. Марине тут не слишком понравилось.

— Так то Марина…

— Вот только не надо в детские игры играть, стремясь сделать то, чего сестра не может.

— Я всегда жару лучше, чем она переносила.

Софи лёжа дурачится, объедая виноград с ветки. Марина косится, свесив ноги в бассейн.

— Знала бы, как сейчас выглядишь…

— Конечно, знаю. Классическую живопись изучала получше тебя.

— Они там обычно постарше.

— Не всегда, знаешь-ли.

— Тогда УК не такой жёсткий был.

— Возраст для позирования и сейчас неограничен.

— Только я чего-то на школьных выставках не вижу.

— А ты на старшие классы по рисованию не ходишь. Там много чего интересного увидеть можно. — Софи неожиданно показывает сестре язык.

— Вообще-то, там Эр бывает. — Марина отвечает сестре тем же, — И всё мне показывает. У неё даже Эорен голая есть.

— У меня тоже. Причём, вид с другой стороны.

— Как вы её только уговорили?

Софи загадочно улыбается. Хейс приподнимается.

— Эорен… Эорен… Я такую вроде, не знаю. Новенькая?

— Ага. В выпускном классе.

— Как попала… Хотя, понятно, без вас двоих тут точно не обошлось. Кто хоть она?

— Представляешь, соправителя дочка.

— И её любимого Яроорта сестра родная, — наябедничала Марина.

В глазах Софи играют мстительные огоньки.

— Эр мне только рисунок показывала. Сама я Эорен в классическом виде, не видела. Ты её точно ничем не запугивала?

Хейс изображает глубочайшую заинтересованность. Мирные перепалки Херктерент всегда интересны, да и разнимать их, в любом случае, больше не надо.

— Эриде, вообще-то, интересно только когда по доброй воле своё тело показывают. Она не миррен, сцены пыток, казней и вообще издевательств писать никогда не станет. Да и как она может напугать кого-то?

— Легко. Если меч возьмёт, а противник её не знает.

— Она ведь тебе, наверное, не только Динкину сестру показывала?

— Там много кто был…

— У неё мечта — всех, кто ей хоть немного нравится, в таком виде изобразить. Смотри, Хейс, и к тебе может обратиться.

— Я подумаю, — томно растягивает Хейс слова, — сама по себе я весьма живописна, а Эрида уже вполне сформировавшийся с профессиональной точки зрения, художник.

Марина прыскает. От показного занудства Хейс временами даже смешно.

— Ну, с чем у тебя плохо, сама знаешь. Мужчины не любят тех девушек, кто сильно выше, а уж как разберутся, насколько выше…

— Мужчины они разные бывают. Насколько мне известно, большим поклонником высоких девушек как раз ЕИВ является. К тому же, он известен не слишком строгим отношением к соблюдению брачного законодательства…

— Э-э-э… Ну всё-таки не настолько, чтобы с собственной внучкой спать.

Хейс неожиданно показывает язык.

— А при любом раскладе быть любовницей Императора совсем неплохо.

— Наверное, с тех пор как стали жить далеко от моря, предки и старались при каждом удобном случае, игрушечное море, чтобы поплавать, вырыть.

— Бассейны с морской водой даже Еггты в городах строили.

— Им легко было; сколько лет у них монополия на соль была?

— Ни-ско-лько! — Марина смеётся, — Ошибочка распространённая. Юридически её никогда не было. Некоторые месторождения с шахтами до сих пор Еггтам принадлежат, но это больше для смеха — добыча розовой соли. Копи, где рассол выпаривали — да одно время все нашими были, но мы же почти всю геологоразведку и оплачивали. Значит, нам и всё самое вкусное доставалось. Под «отменой соляной монополии» понимают продажу копий, после которой, кстати, цены так и не снизились.

— Зануда ты, Марина. Побить бы тебя, да вылезать лень.

Херктерент прыгает обратно, полностью обрызгав Хейс. Та, похоже, даже глаза закрывать поленилась.

— В соляных шахтах, вроде, часть золотого запаса лежит.

— Что-то секретное там точно лежит. Точно знают только те, кто клали, а они уже все давно поумирали.

— Тут соляная пещера тоже есть. Можем посидеть потом.

Софи лежит на животе, болтает ногами. Перед ней блюдо со всякими кондитерскими изысками. Конфеты от жары не тают. Где таких умельцев-кондитеров нашли? Марина украдкой пробегает глазами по фигуре сестры. Не к чему придраться при всём желании, разве что несколько маленьких родинок на спине. Кажется, первый случай, когда Марина видит вещь, называемую профессиональным искажением личности. Софи сидит, лежит или стоит, в одежде или без, сразу в голову лезет какая-нибудь известная картина. Сестрёнка даже не думая, позы с них принимает.

Рассказывает, треская сласти. И как только ухитряется не полнеть, и зубы имеет идеальные.

— Не удержался, всё-таки ЕИВ мирренов проучил. Как почти всегда, чужими руками. В данном случае, воспользовался нами с матерью и Кэрдин.

— Вместе?

— Для одного дела, но по-разному. Бестия — отдельная песня. Фото нашу видела, ну где мы вчетвером стоим?

— Помню. Вы там все такие довольные.

— Это последний раз, когда они были довольны друг другом и нами. Помнишь, кто как одет был?

— Софи — в платье, похожем на школьное, но очень короткое, ты — почти как всегда.

— Ага. — замечает Софи, — Еле убедили меня такое надеть. И не надо такое лицо делать, вовсе не в длине дело, покрой просто не по мне.

— В тот день состоялось посещение главного собора их веры. Того, что спалили недавно. Там же строгие правила, в чём можно приходить, в чём нельзя. Под запретом короткие платья, штаны на женщинах, непокрытые головы у них же.

Помню, как он тебе сказал, ты была втрое кислее обычного.

«Отлично, Софи. Марина, тебя еле нашли».

«Я такое не надену!»

«Ничего. Ты и сама отлично справилась!»

Тут я и поняла, он опять какую-то игру затевает.

— Я тоже что-то заподозрила, когда попросили волосы распустить.

— Хм. Мне кажется, на фото платье её величества выглядит весьма строго.

— Выпускной вспомни. Это платье того покроя, где при шаге нога почти целиком наружу выходит. У неё застёжка специальная, чтобы в зависимости от ситуации или так или эдак выглядеть. А уж чулочки ажурные, как сейчас помню, с цветочками и подвязками. Ножку её тогда многие запомнили. В общем, как уже говорила, после посещения собора был последний раз, когда в императорской фамилии царила искренняя любовь и дружба. Недолго, правда, но самого факта это не отменяет.

Потом ещё отчёт из Министерства внешней торговли пришёл — экспорт чулков этой марки вырос чуть ли не на пятьсот процентов. Да и сбыт туфелек хорошо подскочил.

Перед отправлением, да и в ходе визита, очень тщательно следили, что бы ни на одной из нас ни оказалось никакой мирренской вещи.

— Думаю, что вам это не слишком понравилось. Одно дело в таком виде добровольно стоять, другое — не совсем, пусть и среди знакомых.

— Половина из них мне ещё и не нравилась.

Софи снова за виноград взялась. Прям, как на картине, с ветки объедает. Марина изучает пивную кружку. Дно уже просматривается. Тут ещё несколько есть, нагреться не успеют, такая доза на неё серьёзно не подействует. Странно, что Хейс никак не отреагировала. Или просто хорошо соображает, жизнь за стенами школы совсем по другим законам идёт. Сордар говорил про пивные кружки с названиями и силуэтами кораблей, имеющиеся в портовых барах. У экипажа каждого крупного корабля в главных базах есть излюбленный кабак, где отмечают окончание кампании, государственные праздники и важные события в чьей-либо жизни. У каждого моряка есть одно или несколько фото с корабельной кружкой.

Вот и Марине захотелось чего-то подобного. Морских кружек нет. На принесённых — гербы городов столичного региона. Мелко, но разобрать можно. Находятся гербы «Сордаровки» и «Кошачьей», считающихся отдельными административными единицами. Ладно, хоть какое-то сходство с кораблём и экипажем, при наличии богатой фантазии, можно рассмотреть.

— Как и говорила, Кэрдин — отдельная песня. Ты про Ожерелье Ягров знаешь?

— Первой ученице, да не знать Национальных сокровищ! Это даже не смешно.

— Помнишь, из чего оно сделано?

— Тебе вес, пробы, количество камней или ещё что?

— Нет. Характер предметов, из чего оно изготовлено.

— Золото для меня представляет ценность только как химический элемент. Заметь, никогда не пыталась им как-то подкорректировать свой статус.

— Так ты одним своим видом много кому представления о мире и так уже откорректировала. Про ожерелье, переводя на грэдский, просто не знаешь. А стоило бы. — Марина победоносно сияет. Чуть ли не впервые в жизни подловила Хейс на незнании.

Та только флегматично делает глоток. Её высоты и достижения только ей самой и ведомы.

— Ожерелье создано во времена Дины II, — Софи продолжает скучным учительским тоном, у Марины зла иногда не хватает, сколько интонаций сестрёнке ведомо, — На него пошли хранилища мощей самых чтимых святых, захваченных при разгроме Храатской Империи. Плюс перстни самых знатных вельмож. Говорят, пальцы некоторым сама Осень Ягр резала.

— Верю, — кивает Хейс, — читала её «Дневники» и «Воспоминания». Гений, но напрочь лишённый эмоций, человек. Такой — что лес рубить, что глотки резать — никакой разницы.

— Часть святынь ещё с погибшего Архипелага происходит, — в голосе Софи прорезается искренняя гордость за предков и страну, — И всё это великолепие не первое столетие красуется на шеях непримиримых врагов любой церкви.

Я потом так хохотала, когда расшифровала отцовскую фразу. «Чего у них такие рожи? А представь, в Собор Святого Петра в Риме входит самая настоящая родственница Сатаны, с ожерельем из реликвариев, в каждом из которых по части тел от кого-нибудь из апостолов и ещё подвеска с крайней плотью Христа болтается. Да мы все на её фоне даже на чертей не тянем, так чертенята, да бесы мелкие». Это он маму поддевал вообще-то, ибо ей родной язык отца после брака стал не интересен. Он по-русски сказал, а она целой кучи слов не знала. Я тоже, но мне на тот момент простительно было. Сама-то всё поняла?

— Представь себе, да, — серьёзен взгляд, ответ тоже на родном языке отца Марины, — только сейчас окончательно убедилась, насколько министр страшный человек.

Во взгляде Младшей Херктерент зреет что-то нехорошее.

— Что теперь скажешь насчёт статусности?

Хейс задумчиво трёт подбородок.

— Скажу, по степени воздействия, ваш отец с несколькими танковыми дивизиями на этой площади выглядят, вряд ли ярче.

— Ага. Блёкленько прямо скажем, на фоне Кэрдин, даже въедь отец на танке под личным стягом в здание, протарань иконостас и насри в святая святых.

— Может, и так. Но одновременно многим мирренам и верующим в этого божка стало ясно — со злом надо бороться, ибо оно не где-то там, в дебрях ада. Оно уже вырвалось оттуда и ходит по земле, и в любой момент может и за тобой прийти.

— Думала, ты хуже мифы знаешь.

— Это не мифы, это политическая экономика, знать надо, как враг думает.

— Тады понятно. Они потом чуть ли не впервые в истории собор закрыли. Чуть ли не языками вылизывали, где Кэрдин шла, что очисть. Одымляли, да обливали. Может, и дегазацию провели, она же святым духом тоже дышала.

— Ты фотографии с их Великого Императорского бала помнишь?

Хейс демонстративно плюхается спиной в бассейн. Выныривает и отфыркивается.

— Ввек бы не вспоминать! Из-за них столько писку было в спальнях у младших девочек.

— Младшие они того… Разные бывают, — недовольно цедит сквозь зубы Марина.

— А, — машет рукой бывшая староста, — ваш набор куда взрослее выглядел. Как чувствовали все, что скоро начнётся. Те же совсем детьми были. И вели себя соответственно. Такой вспышки воровства я не припомню.

— О как! — недоумевает Софи, переглядываясь с Мариной. Хейс, словно не заметив, продолжает.

— Да ничего серьёзного. Вещей не портили, ценностей не трогали. Без конца таскали друг у друга фото красавиц да красавцев с этого бала, да выкройки платьев, будто кто-то из них шить на подобном уровне умел. К счастью, все состоятельные были ограничены родителями в размерах трат, а не то, закажи кто подобное, её бы точно убили. Причём, убивали бы все вместе. Хорошо, хоть к Новому Году унялись. После этого меня уже все звали только Страх-И-Ужас и никак иначе.

— Да уж, извиняюсь пред тобой, Хейс, — морщится Марина, — не знала, что эта отцовская шуточка ещё и тебе боком выйдет.

— Ты о чём?

— МИДв по инициативе Императрицы издал фотоальбом про тот бал, отдельно издали портреты при полном параде участников. Потом был очередной скандал, Императрица хотела распродать чуть ли не с аукциона всё это, а собранные деньги пожертвовать на благотворительность. ЕИВ распорядился весь тираж бесплатно распределить по учебным заведениям. А ожидаемую выручку просто пожертвовал из свободных средств. Подозреваю, эти портреты в основном друг у друга и таскали. Там часть тиража, особо дорогая, цветными печаталась.

Хейс устало вздыхает.

— Марина, я даже сейчас с лёгкостью перечислю, где чей портрет, рисунок или выкройка платья публиковались и сколько раз. Всю северную и южную прессу из глупеньких маленьких девочек вызубрила. Чуть не плакала от счастья, когда следующий набор куда взрослее оказался. Ещё полгода такого — и меня саму в комнате с мягкими стенами закрыли бы.

— Как наша мама и Кэрдин выглядели не запомнила?

— Да я теперь до смерти не забуду, кто как там выглядел! Словно сама побывала.

— Кончится это всё — побываешь, — Софи совершенно серьёзна, — Считай официальным приглашением.

Поднявшись, Хейс шутливо склоняет голову, прижав к сердцу правый кулак.

— Благодарю, Ваше Высочество Ненаследная…

— Дальше не надо, — прерывает Софи, — я и так знаю, помнишь мой титул.

— Они выглядели словно две кошки-леопарда, платья, сумочки, перчатки, всё пятнистым было. Даже я удивилась, хотя и не до этого было.

— Можешь дальше удивляться. Шляпки, летние плащи, туфли, даже бельё и чулки у них такой же расцветки были, причём очень похожие. Они даже собирались вместе.

— Вот это да! — в один голос Марина и Хейс удивляются. Всем известно о «дружбе» императрицы и министра. Даже поговорка о ненависти успела появиться «Живут, как двуногие змея и пантера».

Софи наслаждается произведённым впечатлением.

— И что это тогда было? Я до сих пор не набралась смелости у Кэрдин спросить, настолько тогда обалдела.

— Да вот ту весёлую картиночку с красным зверем и тобой вспомнила. Там же не один зверь из бездны к людям искушать ко злу приходил. Два или три ещё отметились. Угадай, какая у одного из них окрасочка была?

— Как бы очевидно, леопарда.

— Гепарда, если той книжечке верить. Да ещё не помню со сколькими головами. У них на двоих, естественно, две, да обе не пустые. Вот и решили мирренов на высшем уровне проучить. Ещё здесь сговорились.

— Первый, и, подозреваю, последний раз на моей памяти. Они же ненавидят друг друга.

— Но миррены им обеим смертельный враг. Тут общее намного выше личного встаёт. Помнишь, как у нас проверяли, нет ли какой вещи с Юга? Им ведь тоже предлагали прийти на Бал в мирренских шелках. Даже в подарок прислали, одной от лица Императора, другой — от лица кронпринца. Отказать нельзя по протоколу. Приняли, но пришли во всём сделано исключительно у нас. Как все на них смотрели! На дрова для костра ведьмам родовые кареты сами бы порубили. Но нельзя. Улыбаться надо.

— Теперь уже я не понимаю, что все там из-за пятнышек разошлись? У меня в детстве рысья безрукавка была, — откровенно дурачится Хейс.

— Мирренки великих родов, да и невеликих тоже не носят пятнистого. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Расцветка считается намёком на конец света, зверей, что пред ним придут и вообще, отсылкой ко всему нехорошему. В низших слоях общества отношение попроще, но и там «пятнистая кошка» обозначает колдунью-проститутку.

Все всё поняли, они издевались. Но ничего не сделаешь из-за их статуса и уровня визита. И после ничего не напишешь, так как всем станет понятно, как в лужу посадили.

Хейс сидит на бортике, задумчиво болтает ногой в воде.

— По-моему, они обе старательно провоцировали войну. Естественно, не по своей инициативе, но больно уж удачно совпало.

— Миррены и должны были тоже самое подумать. Женщина у них сосредоточение всего плохого. И всё зло от них происходит.

— Так бы и сидела тут всё время. — Софи усаживается, обхватив колени, — Никуда не надо идти, ничего делать не хочется. Полное умиротворение.

— Сказала Дина на берегу океана, вытирая меч от крови.

— Марин, её бани в Замке ведьм до сих пор прекрасно работают. Сама знаешь, она там часто бывала, иногда говорят, в бане и умерла.

— Угу. Только в той, что от Замка через пол материка. Как раз где-то в Старой Крепости. Да и то, сейчас больше болтают, сколько народу она там потопила или паром до смерти обварила.

Софи последней фразы словно не слышит.

— Там с той поры столько всего надстроили перестроили, а вот Прародина Ведьм почти без изменений сохранилась.

Хейс, раскинув руки, лежит в воде лишь чуть пальцами пошевеливает.

— Такое ощущение спокойствия, когда вы обе лаетесь. Значит, можно не сомневаться, во всей остальной школе тишина и покой. В прошлое бы вернуться.

— Что-то быстро ты стареть начала.

— Возраст не в удостоверении, он в голове. Пару лишних лет вместе с вами провести не отказалась бы.

— Вообще-то, я тоже, — со странной интонацией Марина плюхается в бассейн. Не признаваться же, что глаза предательски щиплет.

Софи позы так и меняет, кажется вот-вот совсем растекаться по камню начнёт как подтаявшее на жаре мороженое.

Марина довольно сильно брызжется. Сестра даже не шевелится. Совсем на земноводное сзади в такой позе похожа. Тем более, квакушки с волосами бывают.

— Перепонки скоро отрастишь и заквакаешь, как лягушка.

— Не заквакаю. Лягушка тут, скорее сварится. Они больше сухопутные хищники.

— Ну тогда, плавники отращивай в рыбу превращайся. Будешь на Островной резиденции в каком-нибудь аквариуме сидеть и икру метать. Фигуру точно не попортишь.

— Пошлячка, — Марине не видно, но иногда эмоции человека даже по спине заметно, — я бы дельфином скорее, стать согласилась. Они полностью трёхмерные, всё вокруг сонаром видят, способны любить. Наверное, и говорить умеют в другом звуковом диапазоне.

— Одно только плохо, конечностями своими создавать ничего не могут. Ты же без этого не можешь. В биологии такой закон — если что-то утрачено, вновь это не появится никогда. Не светят морским млекопитающим способные творить конечности. В противном случае, воевали бы мы с ними. Да и так, крупные дельфины вовсю жрут мелких.

— Заметь, других видов. У нас никого не наказывают за охоту на обезьян.

— Смотря, каких видов, — хмыкает Марина.

— Какая же ты приземлённая.

— Ага, я вроде мичмана Глетта. Девушка спрашивает.

«Мичман, хотели бы вы быть лебедем?»

«Нет, не хотел бы. Голым задом в мокрую воду. Бр — р — р!»

— Почему-то я чаще слышала истории, где он не мичманом, а пехотным лейтенантом был.

— Весь вопрос в том, от кого слышать, — Софи так и не соизволит пошевелиться.

— Так нет же никакого противоречия. Это же его комиссовать с линкора по неизвестной болезни хотели, ибо весь корабль от мичмана тошнило. Видимо, так и не комиссовали, война как-никак, лишних офицеров не бывает. Просто на берег списали, а на берегу мичманов не бывает, прошёл переаттестацию и стал лейтенантом.

— Всё-то ты перевернёшь, — Хейс по-прежнему почти не шевелится, глаза полуприкрыты, — От него уже и мирренов затошнило.

— Это как? — заинтересовалась Марина, даже Софи чуть голову поворачивает.

— Да, повязали мирренские разведчики сонного да пьяного лейтенанта Глетта. Утащили к себе. Наши уж с облегчением вздохнули. Но он через три дня назад пришёл. С запиской от командующего армией. «Ваше Величество Император Саргон! Отправьте это… далее много всего непечатного на нескольких языках… домой. Мне даже патрона на него жалко. Как офицер он бесполезен для вас. Как „язык“ — для нас. Отправьте его домой!»

— Ну и как? Отправили?

— История умалчивает, — важно заканчивает Хейс.

Софи от смеха чуть в воду не падает.

— Ты мне потом шепни на ушко, что там командарм про мичмана писал, — жалобно просит Марина, — а то у некоторых тут ухи нежные, от крепких слов завянуть могут.

— Мне сейчас материться не хочется, потом как-нибудь. За сохранность ушей спокойна, я знаю, вы обе одинаково хорошо ругаться умеете.

Хейс поднимается, сладко, аж с хрустом выгибается дугой.

— Как хотите, а я в общий бассейн схожу. Память мне, если не изменяет, он самый большой в стране.

Марина и Хейс переглядываются. Можно подумать, запрет кого-то из них Софи остановит.

— Память тебе изменяет. Самый большой — в Островной резиденции.

— Она же наша.

— Большая часть уже нет. Разжаловали до курорта для самых богатых. Какое-никакое, а общество. Там ещё на соседнем острове заповедник для черепах. Вовремя спохватились, а то бы их уже не было.

— Так черепахового супа и не попробовала? — плотоядной ухмылке Софи и акула позавидует.

— Сордар говорил, настоящий вкус черепахи знает только тот, кто их сам ловил.

— Выкрутилась. Вот летом и поймаю.

— Кто тебя пустит?

— А кто запретит? Я сомневаюсь, что там сейчас нет посетителей. Думаю, все, кто военное время не любит сейчас там. Трансокеанские ходят по-прежнему. Так что, Хейс, если на лето планов нет, предлагаю с черепахами голенькой поплавать. Не приходилось раньше?

— Так тебе и самой не приходилось, — встревает Марина, — сама-знаешь-кто терпеть не может отцовской привычки через океан на крейсере гонять. Летать вообще ненавидит, в отличие от тебя.

— Ненормальные обе, — невозмутимость Хейс не зря в школьную поговорку и сейчас входит, только теперь говорят, «как Хейс невозмутима», — Куда в следующий раз позовёте? Может, в космос?

— Может быть, — хитро склоняет голову Софи, — Островная — самая роскошная резиденция нашей страны, туда вся школа мечтает попасть без различия пола, а ты…

— А я знаю, что вы прошлым летом устроили. И обе в выходках не повторяетесь.

— Ладно, пока черепах нет, пойдём просто поплаваем.

— Вы обе и «просто» — несовместимые понятия, — Хейс даже шутить умудряется с непробиваемой интонацией.

Марина исподтишка по сторонам посматривает. Вроде, сюжет тот же самый, что и в раздевалке, только вживую, но отличий хватает. Главным образом, представлено значительно большее разнообразие форм.

Многие на стенах раздевалки просто отсутствуют. Стандарт красоты на то и стандарт, мало кто ему полностью соответствует. Большинство старается стремиться соответствовать с разной степенью успешности. Тут хватает и вовсе не стремящихся в силу самых разных причин. Лень и обжорство среди них присутствуют.

— Отец с Кэрдин там встречался по молодости. Говорят, и не только с ней.

— Он тогда уже не молод был.

— Она тоже не девочка.

— Вообще-то, там на половине островов базы, аэродромы. В том числе, и для баз гидросамолётов. Трансокеанские перелёты на первых парах без аэродромов подскока были бы невозможны. Да и сейчас там стратеги сидят. Подозреваю, и ракетами палят оттуда.

— И кто тут главная зануда? — Хейс и Софи умудряются в унисон.

— Чем дольше с вами общаешься, тем больше всего неоднозначного про вашу семью узнаешь.

— Ага. У нас со времён Еггтов знаешь сколько скелетов по шкафам распихано?

Обходят бассейн по кругу, отыскивая, где посвободнее. Свободное места у огромного бассейна с вышками и водяными горками распределено крайне неравномерно. Софи как-то не привычно ощущать себя эсминцем в свите линкора. И дело тут не в разнице в размерах.

Почти в открытую шепчутся: «Смотрите, как девочка на Её Величество похожа».

Кто-то осторожно спрашивает, не родственницы ли они.

— Дальние, — с милейшей улыбочкой отвечает Софи. Малознакомым покажется — искренне.

Как место находят, Софи плавать сразу отправилась, Марина и Хейс просто сидят. Пол приятно подогрет.

— Знакомых ищешь? — у Хейс глаза полуприкрыты, но всё-то она замечает по многолетней привычке.

— Нашла уже. Туда вон глянь, — небрежный взмах рукой, чтобы внимания не привлекать, — Видишь?

— Да. Ленн Тьенд.

— Чего так официально?

— Мне с ней делить больше нечего. Все претензии были, по сути дела, детскими. И они полностью удовлетворены.

— Только мне что-то с ней общаться совсем неохота.

— Так далеко сидит. Вообще нас может не заметить. Её тут и раньше видела. Просто сидит, и почти не плавает. Рука попорчена.

— Любовником?

— Мной. Ещё тогда. В этот раз отвертеться от встречи с ней нам не удастся.

— С чего ты взяла? Она сюда даже не смотрит.

— Не туда смотришь. Вон самая высокая вышка. Видишь, кто лезет?

Фигурку Софи не узнать сложно. Ещё проще сообразить, лезет на самую верхнюю площадку самой высокой вышки. На кого впечатление собралась производить? Тут, вроде, женщины одни. Максимум, на её выходку глядя, кто-нибудь парой лет младше туда же полезет. И в лучшем случае, что-нибудь отобьёт, упав. Может и вовсе разбиться.

Раскинув руки, балансирует на кончиках пальцев, явно привлекая внимание. Марина следит краем глаза. Вестибулярный аппарат сестрёнки — какой-то кошмар в хорошем смысле слова, голова не кружится ни при каких обстоятельствах. Интересно, из присутствующих кто-нибудь, кроме Софи умеет «мёртвые петли» на самолёте крутить? Сама Марина их, правда, не видела, но в умении сестрёнки не сомневается.

— Ой! Смотрите, куда девочка забралась! Разобьётся! — женщина рядом с ними, неплохо сохранившаяся для своих лет, тычет в сторону вышки. Только паники нам тут не хватало, тем более, в голосе уже присутствуют истерические.

— Она с моей школы. С Приморья. Плавать научилась раньше, чем ходить. Со скал с детства прыгает. — голос у Марины громкий. Помогла сестрёнке внимание привлечь. Большая часть сказанного — правда, если под скалами «Сказку» считать. Там высоко залезть можно. Краем глаза замечает, большинство взглядов устремлено наверх, вот только Ленн поворачивается в их сторону.

Софи прыгает. Разворот в воздухе, другой, третий. Кто-то испуганно вскрикивает. Фигурка исчезает в воде, почти не поднимая брызг. Через несколько секунд выныривает и приветливо помахав рукой, направляется к берегу. Слышны аплодисменты.

Где Софи собралась вылезать — там уже толпа собралась, тем более, она намеренно плыла не торопясь.

Высокая блондинка не из тех, кто своей фигуры стесняется. Идёт уверенно. Пред ней расступаются. Только и у бассейна столь же горделивая фигурка стоит.

— Ленн, привет! — сзади окликают блондинку.

Та чуть не падает. Марина затем и гаркнула, рассчитывая, что Ленн брякнется и что-нибудь себе отобьёт. Пол хоть и тёплый, но всё равно, каменный. Пусть Тьенд ей в жизни ничего не сделала. Но можно за других отомстить.

Всё-таки устояла. Даже дежурную улыбочку успевает нацепить, к Херктерент направляясь.

Змеино ухмыляясь, Марина приветливо машет рукой. Что-то у бывшей школьной грозы глаза не злые. И не весёлые. Абсолютно никакие.

— Как поживаешь?

— Не ожидала вас… обеих здесь увидеть.

— Тут ещё кое-кто… рада тебя видеть.

Кивает в сторону поднявшейся на ноги Хейс. «Страх-и-ужас» чутьё на намечающиеся ссоры в жизни не подводило. Марина глаза с одной на другую переводит. М-да, изменения на лицо, если их с кораблями сравнивать, то в школе они одного класса были.

Тут ещё и водное пространство обширное, и условия наблюдения идеальные, никакие характеристики не скрыть. Да и те, у кого с ними полный порядок, и сами стараются в центре внимания быть.

То теперь Хейс — линкор, не в смысле размеров, а в смысле, лучше уже и быть не может. Краса и гордость всего чего можно и нельзя. Только что с верфи во всём блеске новейшего корабля.

Ленн — максимум на тяжёлый крейсер тянет. Тоже только с верфи, но не из постройки, а с ремонта, и хорошо, если не капитального.

Если по сторонам внимательнее посмотреть, соответствия почти всем типам судов и кораблей можно найти. От самой натуральной баржи и уродливой колониальных канонерской лодки до изящной императорской яхты и новейшего линкора.

Соньку иначе, чем лёгкий авианосец обозвать не получится. Стремительный, хищный, глаз не оторвать, как по волнам несётся. Только из постройки, всё блестит и сияет, даже краска ещё не высохла.

Себя в нынешнем состоянии Марина только с подводной лодкой сравнить может. Внешне невзрачная, почти не заметная. Но на деле намного более опасная, чем на первой взгляд. Способная, хоть крейсер, хоть линкор из строя вывести.

— Ну, и школьницы нынче пошли сумасшедшие.

Марина небрежно бросает через плечо.

— Жить торопимся. Здесь и сейчас. Потом можем и не успеть. Сегодня бомбили. Мы успели до башни. Могли не успеть.

Редчайший случай — одобрение и страх в глазах Ленн и Хейс одновременно.

Софи не привыкать быть в центре внимания. Говорит отчего вокруг гремят взрывы хохота. Не обращает внимания, когда невзначай касаются. У Марины опять приступ чернейшей зависти начинается.

— Если я ничего не забыла, ты же снова с Ленн вместе учишься.

— Факультет — один. Направления — разные. Почти не пересекаемся.

— Что-то мне подсказывает, это не совсем так, — качает головой Марина, — мне даже кажется, ты знала, что она здесь, и решила по-крупному поддеть Ленн.

— Объяснение, решила совместить приятное с полезным устроит? Она так надеялась, что я, наконец, исчезну из её жизни! Признаю, испытывала аналогичные чувства.

— Сейчас скажешь, не испытываешь ничего?

— Я повзрослела, она — вовсе нет. Хотя уже несколько лет пытается всех убедить, что это не так.

Марина хотела было сказать про изменившееся обстоятельства в жизни Ленн. И промолчала. Тьенд, теперь, похоже, больше не младшая выглядит откровенно жизнью потрёпанной. Не настолько, чтобы ко дну идти, но и для поддержания на плаву требуется всё больше и больше усилий. ЕИВ прав, мусор из дома лучше не выносить, чем меньше народа знает о внутрисемейных конфликтах — тем лучше. Марина понятия не имеет, как Тьенды между собой ладили.

Искренняя любовь там вряд ли водилась, но и ненависти могло вполне не быть. Тему матери Ленн поднимать не будет. Знает из периодически выходящих «Приложений» к «Ежегоднику Великих Домов» о смерти Главы дома второго разряда Тьенд и объявлении новым Главой Ленн. По мрачной ухмылке судьбы, женщина скончалась ровно через два месяца после разговора Марины с Сордаром.

— Ты давно Ленн тут впервые видела? А то с зашкаливающим уровнем презрения к низшим довольно странно её появления тут.

— Бассейн большой, места хватает чтобы на разных сторонах сидеть. Это место одно из немногих, всех объединяющее. С полгода назад её точно заметила.

Понятно только, что ничего не понятно. Хейс просто не знает, бывала ли тут Ленн больше полугода назад, а для дальнейших выводов уже у Марины недостаточно данных. Неужели родственники так быстро ухитрились Тьенд оставить без денег и владений? Что-то слишком быстро у них получилось. Статуса Главы только Император может лишить, а он уже заявил, вплоть до окончания боевых действий данный вопрос будет рассматривать только при обвинении в государственной измене.

Интересно, Ленн убить не пытались? Денег-то должно немало быть, если матушка на врачей-жуликов всё не спустила в последние месяцы. Бывало уже, «завещания» в адрес всяких чудо-целителей обжаловали в судах высшей инстанции. Парочку уже на памяти Марины сам ЕИВ признал незаконными.

Писем от Тьенд не было, за почтой Марина следит тщательно. К Софи тоже писем не было.

Раз Ленн такая гордая — ей же хуже, видно же, у человека сложности. Еггты никому ничего не забывают, в какую бы эпоху не давались обещания. Попроси помощь — получила бы. Но сама Марина предлагать ничего не будет.

Софи, частично удовлетворив любопытство, частично разогнав самых любопытных, подсаживается к сестре и Хейс. Пару минут понаблюдав за играющими в мелководной части водоёма, детьми, замечает с усмешкой.

— Интересно было бы сюда затащить нашу главную любительницу обнажённого женского тела. С этюдником. Точно заклинит на рисовании мелких. Обожает то, что растёт и цветёт и не собирается увядать.

— Её бы попытались побить, — пожимает плечами Марина, — у матушек, как правило, остро обострённая подозрительность.

— Нет. Художницы здесь довольно часто бывают, сегодня просто ни одной нет. К ним спокойно все относятся. Некоторые даже портреты детишек заказывают.

— Ага, — подтверждает Софи, — У студенток Академии и других учебных заведений здесь наброски делать — считай прямая обязанность.

— Студентов, сюда попасть стремящихся, наверняка было на порядок больше, — хитро щурится Марина.

— Натурщица — вполне себе профессия, — бросает Хейс через плечо, — Не первую сотню лет существует.

— Эриде может плохо стать. Тут полным-полно страшных оскорблений её представлениям о прекрасном.

— После анатомической машины её никаким видом человеческого тела целиком или кусочками нарезанного, не удивишь.

— Это одно из трёх так называемых «Чудовищ Дины», которые национальные сокровища? — уточняет Хейс.

— Ну да. Женщина. Сейчас в её комнате в школе стоит.

— Тогда точно здесь ничему не удивится.

— Но её сюда не потащим, — Марина настолько убийственно серьёзна, что сложно сдержать смешок, — ибо в противном случае, до конца столь насыщенного денёчка мы обе просто не доживём. Её отец нас убьёт.

— Из-за неподобающих видов? — недоумевает Хейс.

— Из-за мирренов, чуть не убивших нас сегодня.

— Лучше бы мирренов убивал, а не принцесс, — с чёрными шуточками у бывшей старосты неплохо.

— Он и так их изо всех сил убивает, а они всё не кончаются и не кончаются, — Софи задумчива, — миррены никогда не бомбили этот район. Возможно, усыпляют бдительность, и в следующий раз именно сюда наведаются. И всех нас тут. Молодых и старых. Мокрых и сухих. Деталями окружающего пейзажа сделают, — чеканит принцесса каждую фразу.

— Сомнительно, что сегодня их ещё принесёт, — Марина косится в сторону выхода, припоминая, сколько обычно проходит времени между сигналом воздушной тревоги и визитом «гостей». И насколько быстро она сама бегает. Громкоговорители на стенах заметила раньше, да и пвошные указатели выхода на месте, — наших летунов наверняка всех в извращённой форме начальство с отца начиная, поимело в грубой и извращённой форме. Сейчас над городом наверняка максимальная концентрация истребителей.

— А где-то их сегодня нет. Туда и могут заявиться.

— Раз уж о мирренах речь, зашла то можно кое-что про их обычаи применительно к данному месту, узнать?

Сёстры переглядываются.

— Они подобного не строят.

— Хочешь сказать, у них и бань нет?

— Есть конечно, но там больше моются, вот так, как мы в водичке полежать да поплавать у них не принято. Да и лезть в их банные бассейны… Бр-р-р… — Софи аж передёргивают.

— Хочешь сказать, миррен может в мыле и грязи залезть в общий бассейн?

— Ну да. У них так принято. Это мы в бане сначала моемся, потом ополаскиваемся, и только потом в бассейн идём. Это у нас куча важных решений во всех областях и на самых разных уровнях принималась в горячей воде сидя.

Вещи важные миррены уже после бани обсуждают. Ладно, хоть сейчас воду стали регулярно менять, раньше в общественные ванны просто горячую подливали.

— Неудивительно, что с такими банями у них столько эпидемий бывало. Как не вымерли только!

— Да уж лучше бы вымерли. У них одно время вообще бани в городских стенах запрещено было строить. Считалось, это источник разврата.

— У нас, в общем-то, тоже так, — хмыкает Марина, — цензурно выражаясь, весёлое времяпрепровождение с противоположным полом и баня — почти синонимы. Если совсем дословно «баня» с древнего диалекта переводить, получится «место, где горячая, чистая вода». Сравни с мирренской свиной лужей. Вулканов у нас сейчас не так много, как на погибшем Архипелаге, а вот любовь к горячей воде с тех пор осталась.

— Ага, и ещё поговорка есть по грязнулю «воняет, как миррен», они ведь в Великую Эпоху вообще не мылись, — добавляет Софи.

— Из-за этой поговорки разговор и завела. Сами этого периода в истории своего быта стыдятся и кучу оправданий придумывают. «Всё было не так!»

— Да сколько угодно писать могут! Факт есть факт, водопровод и канализация наше изобретение. В руинах на Архипелаге уже обнаружена. Причём, в наиболее сохранившейся части города после прочистки труб водопровод заработал снова.

— Их историки очень любят отвечать в стиле, «в руинах наших городов не обнаружена медная проволока, значит наши предки уже тогда знали радиосвязь».


— Не скажи. Даже тут склочницы найдут к чему придраться. На моих глазах случай был — из-за загара разодрались.

— Как это? Он же тут хорошо просматривается.

— В том-то и дело. Сама видишь, сейчас не сезон, и все беленькие, кроме тех, кто от рождения чёрненькие. Летом по следам от одежды можно даже определить, кто чем занимается.

Есть такие — замуж не смогла выйти, или просто послали из-за дерьмового характера. Вот и начинают считать молодых злейшими врагами. Шариков рисовых не давай — дай только молодых позадевать.

Вот и поцапались две. Одна — рыба сушёная, клинический перестарок, другая — меня чуть старше, только росточком — вряд ли тебя выше. Повод — как раз, загорелая кожа одной и бледность другой.

Вообще-то, видно было, да, где-то на южном песочке девушка повалялась. Только валялась она там в армейском белье известного тебе, фасона.

Тётка её шлюхой с юга обозвала, татуировка ей не понравилась, и ещё сифилисной, кажется. Не знаю, на какую реакцию рассчитывала, только забыла, а то и вовсе не знала, не все девочки от обиды плачут. Некоторые могут и в глаз дать. Та ей и врезала. Да ловко так, с пары ударов оба глаза подбила, и не собиралась останавливаться на достигнутом.

— Надо понимать, ты полезла разнимать? — бегло окинув взглядом фигуру, и не заметив явных повреждений, продолжает, — Самой не попало?

Хейс смеётся.

— У меня большой опыт. А зал этот ещё больше. Паскудство у некоторых зашкаливает, но уж совсем клинической дурой надо быть, чтобы на третьем году войны не знать военных татуировок.

— Какая была?

— ПВО флотского подчинения. Там ещё пальма есть.

Марина кивает.

— Её я увела, потом довольно мило посидели, поболтали да пивка попили. Ту грымзу тётки похоже ещё поколотили.

— Армейские?

— Нет, самые обычные. Думать надо, на кого рот разевать.

Загрузка...