ГЛАВА XXI ПЕРЕДЫШКА

В последнем разговоре с Робеспьером перед отплытием в Англию Шовелен просил абсолютной власти, дабы иметь возможность реализовать план поимки Сапожка Принцессы, который он лелеял в своем мозгу. Теперь, по возвращении во Францию, у него не было причин упрекать революционное правительство в том, что оно отказало в его просьбе.

Абсолютное подчинение встречал он повсюду, где бы ни появился.

И едва услышав об аресте женщины, предъявившей паспорт на имя Селины Дюмон, он сразу же понял, что Маргарита Блейкни, благодаря своей порывистости, попалась-таки в ловушку, которую он приготовил для нее при содействии девицы Кондей.

Так что это его не удивило. Он слишком хорошо знал человеческую природу вообще, и женскую в частности, чтобы хоть на мгновение усомниться в порыве Маргариты – отправиться вслед за мужем, совершенно не задумываясь о возможных последствиях.

Боже правый! Какая ирония! Да ее ли называли «умнейшей женщиной Европы»? Не сам ли Шовелен еще недавно уверял ее в этом в те золотые дни, когда они не были смертельными врагами и он в компании множества поклонников вращался вокруг звезды Маргариты Сен-Жюст? А этой ночью, когда сержант городской гвардии доставил ему известие об аресте, он только злорадно ухмыльнулся: как глупо вляпалась в расставленную ловушку «умнейшая женщина Европы».

И вновь она предала своего мужа тем, кто во второй раз уже не позволит ему ускользнуть. И теперь она сделала это совершенно сознательно, с любящим и страстным сердцем, воспламененным самопожертвованием, однако добилась лишь того, что поставила его в ситуацию еще более безнадежную, чем прежде.

Сержант ждал приказаний. Гражданин Шовелен, появившийся в Булони, обладал властью более полной и авторитарной, чем какой-либо другой слуга новой Республики. Губернатор города, начальник гарнизона, форт и муниципалитет – все пресмыкались перед ним, подобно рабам.

Едва разместившись в предоставленной ему муниципалитетом городской квартире, он затребовал список всех заключенных, по тому или иному поводу находящихся в данный момент под следствием.

Принесенный ему список оказался очень длинным; в нем было множество совершенно не представлявших никакого интереса имен, которые он нетерпеливо пропускал.

– Тотчас же все привести в исполнение!

Ему хотелось не только максимально освободить имеющуюся в городе стражу, но и хорошенько порасчистить загроможденные переполненные тюрьмы. Ему были необходимы жилище, пространство, воздух – все силы и весь ум города только для одного ареста, который был для него вопросом жизни и смерти.


«Обнаружена женщина; имя не установлено; на руках имела подложный паспорт на имя Селины Дюмон, горничной гражданки Дезире Кондей; пыталась высадиться на берег; при задержании оказала сопротивление и отказалась давать какие-либо показания о себе, помещена в камеру № 6, тюрьма Гейоль».


Только это имя, одно из последних в списке, имело для Шовелена значение. Закончив читать, он даже вонзил ногти в ладони рук от неимоверного усилия скрыть от сержанта хотя бы малейшее проявление испытанного им возбуждения. На мгновение он прикрыл ладонью глаза, почти тотчас же в его голове созрел план, и он был готов отдать приказание.

Он потребовал список заключенных, находящихся во всех фортах крепости. Его внимание сразу же привлекло имя аббата Фуке, сидящего вместе с племянницей и племянником. Расспросив о них более подробно, он узнал, что мальчик – единственный сын некой вдовы, последняя поддержка ее угасающей жизни, а девочка, совсем недавно заболевшая чахоткой, еще и слепа от рождения.

Черт побери! Да это же все, что нужно! Аббат, друг Джульетты Марни, тот самый трогательный старичок, о котором сейчас так беспокоится Сапожок Принцессы! И эти два малыша! Дети его сестры! Один – слепой и больной, другой – полный сил и стремлений.

Гражданин Шовелен мгновенно сосредоточился.

Несколько отрывочных приказаний сержанту охраны, и этот беспомощный и деликатный аббат Фуке станет самым безжалостным тюремщиком для Маргариты, более надежным охранником, чем целый полк самых преданных гвардейцев.

После этого, отправив в Комитет общественной безопасности гонца, Шовелен прилег отдохнуть. Судьба не обманула его. Он думал, прикидывал, соображал. События вырисовывались перед его мысленным взором буквально с физической осязаемостью, и факт, что Маргарита Блейкни в данный момент была его пленницей, являлся самым счастливым итогом всех его вычислений. Что же касается Сапожка Принцессы, то Шовелен не мог даже представить себе, что он теперь будет делать. Дуэль на валу окончательно превратилась в фарс; вряд ли она сможет состояться до тех пор, пока жизнь Маргариты в опасности. Этот отчаянный авантюрист попал наконец в такую ловушку, из которой уже никакая сила, ловкость и наглость, никакая его удивительная изобретательность не помогут ему выбраться.

Но для Шовелена это было еще не все. Самым сладчайшим его предвкушением была месть – единственное, что действительно ласкало его уязвленную гордость. Он все еще не испил до дна эту пьянящую чашу радости. Однако с каждым часом чаша эта делалась все полней и через несколько дней грозила совсем переполниться. Тем не менее ему приходилось ждать. Часы текли один за другим, а от Сапожка все еще не было никаких известий. О Маргарите же он ничего, кроме того, что она под хорошей охраной, не знал. Дозор, курсировавший мимо шестого номера, в середине дня слышал голоса ее и аббата Фуке.

Шовелен ради такого трудного дела обратился за помощью в Комитет общественной безопасности, но, по крайней мере суток двое, ему придется ждать. Сорок восемь часов, в течение которых его может настигнуть рука убийцы и не дать ему довести до конца вожделенную месть. У него была только одна мысль, действительно беспокоившая его. Он никак не хотел умереть прежде, чем увидит Сапожка Принцессы в унизительнейшем положении, презреннейшим существом с раздавленной честью, уничтоженным в самой сути своей настолько, чтобы у него не осталось даже тени возможности славной смерти. И теперь он боялся за свою жизнь лишь потому, что она была так необходима ему для завершения планов. Он знал, что никто другой не имеет настолько сильной ненависти к этому врагу Франции, чтобы в полной мере довести до конца задуманное им.

Робеспьер и все остальные стремились лишь уничтожить того, кто воевал против царства террора. Его смерть на гильотине, даже в ореоле мученического венца, совершенно удовлетворит их. Шовелен же смотрел гораздо дальше. Он ненавидел! Он перенес от этого человека личное унижение! Он стремился сделать его объектом презрения, а не просто ненависти. И в предвкушении счастливого момента он стерег сам себя; он не покидал все эти двое суток до самого прибытия Колло д'Эрбуа своей квартиры в отеле де Вийе, к тому же потребовав на всякий случай специальный эскорт из самых проверенных гвардейцев, дабы они повсюду сопровождали его.

Вечером 22-го, сразу же по прибытии гражданина Колло, он приказал доставить к нему на первый этаж форта Гейоль женщину из камеры № 6.

Загрузка...