Невеста для Зверя

Азат. Моя

Когда мне говорили, что женщина – корень всех бед мужчины, я только смеялся. Разве это возможно?

Мужчина, если он уважает себя, всегда спокоен и не позволит ни одной женщине затронуть это внутреннее спокойствие.

Женщин можно хотеть, да. Почему нет? Для того они и созданы.

Женщин можно уважать. Конечно. Я уважаю женщин. Не всех. Пожалуй, только одну. Мою маму. Она – поистине достойна уважения. А всем остальным нужно его еще заслужить.

В моей жизни было много женщин. Наверно, даже слишком много. Я не считал нужным себя ограничивать, особенно до женитьбы. Да и после, на самом деле, тоже думал, что не буду. Думал, да. Раньше.

Конечно, у нас официально мужчина не может брать нескольких жен, но, в принципе, это не возбраняется. Все закрывают глаза. О чем говорить, если даже мой дядя, президент… ну да не будем об этом. Даже думать не стоит на такие темы.

В любом случае, я всегда знал, как себя вести и как относится к женщинам. Знал, что женюсь не по любви. Какая любовь, о чем вы?

Ну да, дед что-то мне говорил про Перозовых, про то, что сын его друга уехал в Европу, хорошо там живет, дочку растит. Невесту мне.

Я не особенно вникал. Ну, живет и живет. Ну, растит и растит… Когда это еще будет? У меня дел полно.

Потом умер отец, и дед как-то очень резко сдал. Моментально, не успели земле тело отца предать, как через сорок дней…

Меня это подкосило тогда. Я отца, кажется, так не любил и не уважал, как деда. И его потеря была дикой неожиданностью, бедой.

Но горевать было некогда, бизнес, построенный отцом, требовал внимания. В одночасье я из бездельника с планами погулять, поездить по миру, развлечься, превратился в наследника, вынужденного защищать свое от зубов хищников. Ох, родственники засуетились! Сразу выяснилось, что отец кому-то что-то был должен, кто-то ему в каком-то лохматом году помогал, и теперь хорошо бы должок отдать.

Я сцепил зубы… И раздал. Всем все раздал. Да так, чтоб нажрались, а кое-кто и захлебнулся до смерти.

Буквально через полгода после полноценного вступления в наследство, на меня уже смотрели с опаской, как на непонятного хищного зверя, который неизвестно что сделает в следующую минуту: отойдет в сторону, оскалится, а то и зубами глотку перервет.

Не скажу, что это было просто. Но поддержка семьи в этот момент, поддержка дяди, братьев двоюродных, друзей-побратимов, с которыми мы с детства вместе были, очень помогла. Вытащила из беды.

Надеюсь, и теперь поможет. Надеюсь, нас уже ищут.

Я лежу, закинув одну руку за голову. Вторую не могу. На ней жена моя спит. Слово какое странное. К ней не применимое. Жена. Моя жена. Моя.

Когда я говорил в узком кругу, что не понимаю, как может слететь крыша из-за женщины, усмехался в ответ на рассказы других мужчин, то совершенно был уверен, что со мной такого не произойдет.

Не тот характер, не тот склад ума.

Не умею очаровываться, все вижу кристально ясно, ярко. Как можно смотреть ясно и при этом очаровываться? Это же бред. Слабость. Правильно, я это все слабостью считал.

А понимающие, опытные мужчины, старшие, слушали мои дерзкие слова и многозначительно переглядывались. Дескать, все еще впереди у тебя, парень. Все еще будет.

А я смеялся, дурак.

И их считал недалекими.

Вот и поплатился.

Тогда, у ночном клубе, я не знал, что она – Перозова.

Просто увидел в разноцветной толпе невероятно красивую, нежную девушку. Она танцевала, мягко поводя бедрами, встряхивая длинными темными волосами, мантией закрывающими ее до ягодиц, и, когда свет стробоскопа попадал на ее лицо, я видел полузакрытые глаза, нежные пухлые губы, бледную, фарфоровую кожу. Я тогда, помнится, замер в своем кресле, спихнул с коленей какую-то девку, уже успевшую порядком надоесть своим развратным шепотом, и подался весь вперед, словно хищник в засаде следя за плавно двигающейся на танцполе девушкой.

Одета она была пошло и отвратительно. Какие-то блестящие джинсы, слишком обтягивающие круглую попку, какая-то блуза, слишком оголяющая плечи и немного показывающая мягкий подтянутый животик, когда девушка поднимала руки в танце.

Мне не нравилось, как она одета, я бы ни за что не позволил… Да что там! Я бы не позволил своей женщине даже показаться в таком месте! Неважно, в каком виде!

Здесь терлись девки особого толка, доступные и простые в общении.

И то, что такая сладкая девочка здесь, означало… Что она – одна из них. Из таких вот.

Понимание этого больно ударило в сердце, я даже оскалился невольно и схватился за кальянную трубку, чтоб немного успокоить бешено бьющееся сердце.

Глаз я с русалки сладкой не сводил и все думал, что делать? Позвать ее за столик? Если пойдет… Пойдет, конечно. Для того сюда и пришла!

И только я собрался передать через официанта приглашение, как она неожиданно посмотрела в мою сторону и замерла.

И я замер.

Она совершенно точно видела меня, совершенно определенно разглядела в темноте моей засады.

Я неотрывно смотрел на нее, даже не стремясь пригасить жажду во взгляде. Пусть видит. Сговорчивей будет. А уж когда узнает, кто я, из какой семьи…

Я уже собрался, не привлекая официанта, просто подозвать красотку жестом, но тут ее подхватила и уволокла за собой к бару другая девчонка, тоже темноволосая, и тоже вульгарно одетая.

Я разочарованно выдохнул, отставил кальян и встал, высматривая официанта.

Обычно они к вип-клиентам сразу подбегают, а тут что-то запропастился…

Казалось, отвернулся буквально на мгновение, а девушку из вида потерял…

Когда вновь нашел, то почувствовал, что все внутри стало каменным, холодным. Моя русалочка шла, пошатываясь, с двумя мужиками, в сторону кабинетов.

И от осознания того, что та, что мне до безумия понравилась, такая же, как и все остальные, накатила дикая ярость. Безумие какое-то.

Тренер, когда я так увлекался, меня вырубал сразу, потому что по-другому не остановить было.

Правда, за все время занятий кикбоксингом такое случалось всего пару раз. Но для большого спорта я все же оказался непригоден. Мало ли, когда планку могло рвануть?

Вот в тот раз и рвануло. Мощно.

Сразу в голове застучало: «Моя. Моя. Какого хрена? Какого хрена с ними? Я первый увидел! Я первый буду ее..!»

Я пошел следом, стараясь ступать как можно бесшумней и радуясь, что мои друзья успели рассосаться по делам, и никто меня не задержит. Повеселюсь, значит…

То, что я неправильно оценил ситуацию, стало понятно практически сразу. Потому что девчонок, а компанию русалочке составляла та самая малышка, что увела ее с танцпола, явно чем-то накачали. Шли они неуверенно, но не как пьяные, моторика была другая. И русалка пробовала даже сопротивляться.

У меня от одной мысли, что могло бы случиться с девочками, если б я не успел сейчас, в голове что-то щелкнуло.

И включилось то самое безумие, которое только тренер умел останавливать.

Но здесь тренера не было. И хорошо.

Переломанные придурки надолго запомнили, каково это – быть беспомощными и ничем не управляющими. А я, когда закончил с ними, вызвал Рашидика, он как раз на смене был у себя в отделении. И передал с рук на руки.

А сам все это время, пока с полицией общался, на руках русалочку держал. Маленькую такую, хрупкую. С нежными губами, вкус которых я все же позволил себе ощутить.

И ни от одной женщины меня так не торкало, как от нее, этой, пошло одетой, пошло пахнущей дешевыми духами, но такой вкусной, такой чувственной, сладкой девушки.

Я уже решил, что с нею буду делать, когда решу вопрос с полицией и второй девчонкой, тоже валяющейся без сознания в полицейской машине.

Я увезу эту русалочку к себе, дождусь пробуждения… А затем сделаю ей предложение, от которого она точно не откажется.

При одних только мыслях, что именно я буду потом с ней делать, все внутри бурлило от предвкушения.

Почему-то она зацепила меня. Сам не понимал тогда, почему.

И сейчас не понимаю.

Она лежит у меня на груди, маленькая, вкусно пахнущая, волосы, заплетенные в косу длинную, растрепались. Я растрепал.

Губки нежные, зацелованные, поджимает. Я зацеловал.

Вздыхает сквозь остаточные невольные слезы. Я – причина этих слез.

Я – ее первый мужчина. И все сделал так, как хотел. Вот только вышло в разы лучше, чем я тогда себе представлял, держа ее на руках на заднем сиденье своего мерса и думая, что она – продажная.

Все вышло лучше. И с нею теперь все хорошо у нас будет.

Да, не с того начал. Но никогда не поздно поправить, ведь так?