Но в снах своих ты размышлял...

Катрин Перевод Н. Литвинец

Я родила ему детей. Я приспособилась к обстоятельствам. Я научилась глядеть на него так, как мама моя глядела когда-то на мужа. Я замечательно умею стирать пеленки, быстро утешаю детей и поддерживаю образцовый порядок в доме.

Когда-то я учила математику и латынь, французский и физику. Я была средней ученицей. Ему позволено было ласкать меня, но и бить тоже. Как-то я попробовала дать сдачи; вот тут-то я и убедилась, что он сильнее.

Я наблюдала, как во время беременности раздается мое тело. Я терпеливо перенесла роды; на то ты и женщина говорила я себе. Я убеждала себя, что счастлива. Провожала его на работу, готовила еду.

Я видела, как он испугался, когда у меня начался жар и температура никак не хотела падать; я видела, как раздражал его плач ребенка.

Я не посмела возразить, когда он отправил домой маму, ему не нравилось, что в тесной однокомнатной квартирке она сушила пеленки перед печкой, а молоко остужала на подоконнике. Я усвоила, что только он имеет право голоса: представь, что подумают о нас люди? Этого я не знала. Но с самой мыслью свыклась.

Я постоянно спрашивала, чем он недоволен. Я научилась молча выслушивать; первой здоровалась с его шефом, радушно принимала его коллег.

С благодарным видом выслушивала поучения его матери.

Держалась подчеркнуто дружелюбно. Я узнавала его привычки и вкусы. Старалась им соответствовать. Я позволяла свекрови поучать, как надо воспитывать детей. И я научила детей говорить «спасибо» и «пожалуйста», кланяться и вежливо приседать, красиво подавать ручку и петь рождественские песенки. Я хорошо изучила ее сына. Временами мне делалось страшно.

Я старалась быть всепонимающей, терпимой. Искала во всем собственную вину. Как мне хотелось, чтоб он был для меня еще и вроде старшего брата. Но об этом я ему никогда не говорила.

Зато говорила, как я его люблю. Я училась быть нежной; заслоняла детей, когда он был во гневе. Я усвоила, что он имеет право на гнев. Я даже научилась оправдывать его. В отчаяние я не впадала. Я убеждала себя, что счастлива.

И я действительно была счастлива, когда он обнимал меня, будучи в хорошем настроении. Я научилась утешать его, научилась подбадривать. Я всегда мечтала, чтобы муж у меня был ласковый. Иногда я рыдала в своих четырех стенах. Я узнала, что депрессия это болезнь. Я чувствовала себя одинокой. Пыталась приободриться. Замечала, что руки у меня все больше становятся похожи на материнские. Пыталась убедить себя, что каждодневные стычки с мужем никак не сказываются на моей любви. Я не задавала себе лишних вопросов.

Начало мы преодолели. Я научилась справляться с его ночными кошмарами. Будила, когда во сне он кричал, говорила: не бойся, это я. Он принимался рассказывать мне свой сон. Я выслушивала. Училась быть еще и сестрой милосердия. Соглашалась, будто во мне есть что-то общее с его матерью. Я верила, что должна быть теплой, мягкой, как только что родившая детенышей самка, верила, что должна быть медведицей в своей берлоге. Я любила наших детей. Вот мое прибежище, думала я. Мне хотелось отдать им все, что имею, но этого я не смогла. И чувствовала угрызения совести.

Мне казалось, что со временем, когда мы станем старше и спокойнее, все утрясется. Я осознала, что мужчину уже не изменишь. И я не пыталась.

Я начала забывать латынь и высшую математику.

Я подбадривала его, когда он лишился работы. Я научилась хорошо упаковывать вещи при переездах, обставляться и устраиваться на новом месте, обходиться теми деньгами, которые есть. На своих плечах я вынесла болезни детей. Когда-то мне снились сны.

Я принимала таблетки от головной боли и от бессонницы, от болей в спине, от малокровия. Иногда во сне я бродила по дому.

Я научилась возражать, вести позиционные бои. Я отказывалась подчиняться, я просто с ним не разговаривала. Я злилась, когда начинал злиться он. Мне хотелось, чтобы дети быстрее выросли.

Я сдалась, я перерезала себе вены, но я не хотела умирать. Я позволила ему перевязать раны, вызвать врача и изобрести какой-нибудь невероятный несчастный случай. Я надеялась, хоть врач спросит меня, что произошло.

Я спросила себя сама.

Это мы пережили. На праздники я желала ему успехов по службе. Вела изнурительную борьбу за два места в садике, осыпала старшую воспитательницу бесконечными подношениями. Я принимала противозачаточные таблетки. Убеждала себя, что больше мне нечего бояться. От собственных чувств я была теперь защищена, здесь я провела границу. Больше я никому не позволю ранить мне душу.

Я научилась печатать на машинке, освоила стенографию. Я поступила на работу. Мне хотелось заново поверить в себя. Я приносила в дом деньги. На рождество у меня случился гипертонический криз.

Из-за детей я работала неполный рабочий день.

Теперь мы могли позволить себе поехать в отпуск, покупали новые вещи. Мы выбились на поверхность. Я не считалась со временем. Себе я сказала: ничего, и от девяносточасовой рабочей недели ты не помрешь.

Я не отказалась от своих надежд, я просто их растеряла.

Мы построили дом; мы послали детей в гимназию. Стали членами родительского совета. Мы отстаивали свои права там, где видели им реальную угрозу. Мы избегали вспоминать прошлое. Я как-то приспособилась, научилась укрощать собственный темперамент. Не опустилась. Я заново выучила латынь и математику вместе с детьми.

Я не переставала убеждать себя, что счастлива. И была упорна. Немного счастья для себя я все же сберегла. Нашу дочь я воспитала в духе протеста.

Вчера я встретила дочь в обществе молодого человека. Я сказала об этом ему. И добавила: она больше твоя дочь, чем моя. Про себя я подумала, не лучший ли это для нее вариант.

© Deutsche Verlags-Anstalt GmbH, Stuttgart, 1976