На перевале Перевод И. Кивель

Целых три недели — непрекращающаяся жара; выжженная солнцем растительность на побережье. И вдруг эти потоки воды в Лигурийских горах. Земля — черная от влаги. Капли, падающие с олив. Мы чуть не утонули под струями ливня.

Стеклоочистители не справлялись с дождем.

Потом — давящая духота в долине реки По.

Мы проехали через Милан и сделали небольшой крюк от Бергамо к озеру Изео.

Там мы заправились. Пока в бак заливали бензин, я прошлась по улице городка. По дороге заметила вывеску мороженого. Взяла две порции ванильного в очень вкусных вафельных стаканчиках. Одну порцию для себя, другую — для дочки, дожидающейся на заднем сиденье.

Полдень, но становится прохладнее. Жара спала.

Забираюсь в машину, усаживаюсь.

Через некоторое время, уже по дороге от Тирано на Бормио, я неожиданно спохватываюсь: Как прекрасно было в долине Адды! Он сидит рядом, разложив на коленях карту.

Маршрут нам давно известен.

Что же изменилось? — спрашиваю я.

Что могло произойти за четырнадцать лет?

Он перечисляет новые гостиницы.

Время от времени я чувствую, что он смотрит на меня. Мы не разговариваем. Когда я вытаскиваю очередную сигарету, он обращается ко мне, дает прикурить.

Четырнадцать лет назад ему было двадцать три. Он был долговязый, худющий и вечно голодный. Теперь он поправился, носит бакенбарды, очки в тонкой золотой оправе. Однако он еще неплохо выглядит, особенно благодаря загару. Он загорает обычно до черноты, если долго находится на солнце.

Он мне нравится.

Когда мы добираемся до Бормио, он сует мне в рот новую сигарету. На миг я отвоевываю его у руля, к которому он прикован, и касаюсь его мягкой, теплой ладони.

Останавливаемся в той же гостинице, что и четырнадцать лет назад. У Анны отдельный номер рядом с нашим. Она уже достаточно взрослая. Во время поездки она почти не разговаривала с нами. Теперь она разглядывает гостиницу, посматривая на нас. Смотрит немного свысока.

Гостиница неплохая. Четырнадцать лет назад она была лучше. Очень старая и роскошная. Видно, что под листьями дикого винограда, вьющегося по стенам, отвалилась штукатурка. Как будто ничего и не изменилось.


Тогда все было почти так же, как теперь.

Тоже три недели не было дождя. Лишь иногда собирались тучи над вершинами гор, а ветер уносил их в сторону моря. Жара и запах масла для загара на пляже…

Потом эта гостиница на обратном пути. Звяканье тарелок и чашек, запахи еды, доносящиеся с кухни. Одно окно выходит во внутренний дворик и открыто, другое — на улицу — закрыто.

Через день мы оказались в горах. Побережье осталось позади. Комнатка неплохая. Только какая-то неполадка с краном в ванной. Все время шумит вода.

Забираюсь на кровать с ногами и прислушиваюсь к этому шуму.

Освещение ужасное: слабая лампочка под стеклянным плафоном. Может, хоть кровать деревянная? Нет, я случайно стукаюсь об нее коленкой и слышу металлический отзвук. На полу — линолеум и огрызок ковра. На одну ночь и это сгодится.

Наш отдых подходит к концу.

Муж расположился на кровати, закинув ногу на ногу.

Хочешь есть? — обращается он ко мне.

Я голодная.

Внизу жарится мясо. Запах доходит до нашего номера.

Синьора в черном осведомляется, чего бы мы хотели поесть.

Спасибо, отвечаю я, мы уже поели.

На самом деле — нет.

Для начала надо узнать, сколько стоит номер.

Прикинув, я говорю, что денег хватит, еще останется на обратную дорогу.

Он принес из машины транзистор и ищет немецкую станцию.

Сейчас должны передавать новости, бурчит он и смотрит на часы. В ванной шумит вода, а я почему-то боюсь протянуть к нему руку, дотронуться до него. Он злится. Это вылилось бы наружу, если бы я не сдерживалась.

Я так устала.

Но все-таки надо с ним заговорить.

Хочешь есть? — спрашиваю, ощущая пустоту в собственном желудке.

Он все возится с транзистором. Встаю, подхожу к окну.

Закрой окно! — приказывает он.

Высовываюсь наружу. Дворик узкий. Перегнувшись через подоконник, заглядываю вниз, вижу кухню. За широкими окнами — женщина.

Мне не хватает воздуха, заявляю я.

А мне холодно, возражает он. Наконец-то, кажется, нужная волна найдена. Он вслушивается в передачу, улегся и курит уже третью сигарету, не предлагая мне присоединиться.

Дай сигарету, прошу я.

Он хватает пачку и бросает ее на мою половину кровати, даже не повернув головы. Конечно, он в ярости. Потому что машина сломалась.

Сцепление могло сломаться и по другой причине, заявляю я.

Молчит.

Для итальянской кровати он слишком длинный. Головой и ногами упирается в спинки.

На одну-то ночь в отеле мы наскребем. Я говорю это уверенным тоном.

Наконец-то он поймал какую-то музыку. Достаю сигарету из пачки и закуриваю.

Спрашиваю у него: Ты хоть знаешь, как ехать дальше, по какой дороге, когда завтра починят машину?

Кивает.

Ты что, даже не взглянешь на карту?

Он с силой раздавливает окурок в пепельнице, стоящей рядом на тумбочке, и встает. Начинает раздеваться.

От долины Адды вернемся до Тирано, отвечает он, а потом — через Бернину.

На меня он не смотрит.

Почему ты не желаешь со мной разговаривать? — перехожу я в наступление.

Мне захотелось вдруг стать совсем маленькой девочкой. Я соскучилась по дому.

Разве я виновата, что сорвалось сцепление?!

Он открывает чемодан и вытаскивает пижаму. Он сильно загорел. Ноги длинные, стройные, щиколотки тонкие.

Натягивает на себя пижаму и снимает с руки часы.

Делает все автоматически, по привычке. На руке остался белый след от ремешка.

За одну ночь, оправдываюсь я, мы заплатим не так уж много. Завтра отправимся в путь, а когда-нибудь еще будем с удовольствием вспоминать нашу поездку.

Закрой окно, слышу приказ, и он с головой забирается под одеяло. Повернулся ко мне спиной. Боюсь до него дотронуться, а так хочется его погладить.

Прислушиваюсь: он дышит так, как будто уже засыпает. Неожиданно он произносит: Штильфзер-перевал — это твоя идея. Если бы к тому же ты не ошиблась на целый километр, мы скоро были бы дома.

Оправдываюсь: С каждым может такое случиться. Цифры на карте такие мелкие. И указателя не было. Или ты видел указатель? Ведь они же должны были как-то дать знать, что перевал еще закрыт, потому что наверху лежит снег, или как?

Под одеялом никакого движения.

Ты спишь?

Не желает больше со мной разговаривать.

Поднимаюсь, выключаю свет, подхожу к окну, открываю его. Мне нечем дышать, я задыхаюсь.

Он продолжает молчать. Раздеваюсь в полной темноте.

Из ванной опять доносится звук воды. Муж не двигается и тогда, когда я голышом шмыгаю под одеяло.

Ничего я не смыслю в этих проклятых машинах, ни разу даже не садилась за руль, надеюсь — это меня никогда не заинтересует.

Конечно, я знаю, например, что мотор автомобиля соответствует шестидесяти шести лошадиным силам.

Ты хороший водитель, шепчу себе под нос, в этом я не сомневаюсь. Вслух говорю: Спокойной ночи.

Он — в ответ: Спокойной ночи.

Я начинаю вспоминать, как было хорошо! Три недели непрекращающейся жары. Никак не могу заснуть. Каждый раз, как раздается шум воды в ванной, я прижимаю к ушам подушку, вжимаюсь в нее.

Он, кажется, заснул.

У меня не выходит из головы происшествие на перевале.

Когда мы поднялись по горной дороге, оказалось, что перевал закрыт и придется возвращаться в Бормио. Солнце уже садилось, и надо было поспеть до темноты.

Неподалеку от Бергамо мы свернули из долины По в горы. В Изео заправились, а я съела мороженое с ванилью. Каждый раз он поучает меня, что я испорчу желудок.

И мы решили попробовать новый маршрут.

Раскладываю карту на коленях.

Как только мы забираемся в горы, воздух становится прохладнее.

После обеда я вдруг ни с того ни с сего говорю: Как красиво в долине Адды!

Проехали от Тирано к Бормио. За Бормио надо подняться к перевалу. Сажусь на переднее сиденье, рядом с ним.

Время от времени поглядываю на него. На носу у него очки в грубой роговой оправе, которые отнюдь не украшают. Но все-таки он прекрасно выглядит даже в этих уродских очках.

Кожа на шее у него шелушится.

Заметно, что он побаивается. Проезд узкий. Дальше наверху сплошные камни, никакой растительности. Дорога крутая. Его лицо скрыто тенью, отбрасываемой горами, нависшими над дорогой. Он как будто нарочно уклоняется от моего взгляда. Положив руку на его колено, чувствую, что он совершенно мокрый от пота. Он избегает смотреть на меня.

Далеко еще? — спрашивает — долго еще подниматься?

Отыскиваю перевал на карте, тыча в нее пальцем.

Тысяча семьсот, говорю я, и мы доберемся до снежных вершин.

У него даже побелели костяшки пальцев — так крепко он вцепился в руль.

Боишься? — спрашиваю я.

Он кивает головой в сторону снегов и произносит: Ты, должно быть, ошиблась. Наверняка.

Признаюсь: я перепутала. Для меня высота одинаковая — что мне лишняя тысяча метров!

Воздух разреженный и холодный. Вспомнишь тут побережье. Выжженный солнцем ландшафт.

Добравшись до самого верха, мы вынуждены повернуть назад. Перевал засыпан снежной лавиной. В здешнем отеле места только для рабочих, занятых на расчистке.

Путь будет открыт лишь в июле, сообщает нам один из рабочих.

Высота обозначена на табличке: 2700.

На такой высоте снег лежит долго. Дорога скользкая. На спуске это и случилось. Сорвалось сцепление. На серпантине ему еще удавалось удерживать машину с помощью тормозов. Он молча ехал, аккуратно спускаясь по серпантину. Казалось, это будет продолжаться бесконечно.

Прямо на выезде из ущелья мы наткнулись на авторемонтную мастерскую. Гостиницу напротив не заметили.

Молодой механик встретил нас приветливо. Запасные части они вынуждены возить из Тирано, на сегодня работа окончена, отложим до завтра. Он и посоветовал обратиться в отель напротив. Помог донести чемоданы.

Мне подумалось: в сезон здесь, наверное, уйма народу. Я пыталась успокоиться.

Гостиница была совершенно пустая. Мы увидели только двух женщин.

Та, что помоложе, беседовала с механиком. Когда мы поднимались в номер, мне показалось, что снизу послышался смех.

Я сказала об этом мужу.

Об этом и говорить не приходится, пробурчал он.

Наутро, за завтраком мы опять оказались в одиночестве. На террасе всего два накрытых стола, остальные стоят с прислоненными к ним стульями.

Девять часов. В тени каштанов прохладно.

Он пьет кофе с большим количеством молока и сахара.

Я непрерывно поглощаю белый хлеб, которого на столе полная плетенка.

Подглядывая через край чашки, наблюдаю за вчерашней девушкой. Облокотившись на перила с другого конца террасы, она что-то кричит через улицу. На той стороне — механик. Он машет рукой. Смеется. Видно, они хорошо понимают друг друга.

Какие смешные, говорю я как ни в чем не бывало: не хочется выглядеть расстроенной. Он и не подумал взглянуть в их сторону, проглотил кофе и рассматривает дом.

Гостиница очень старая и очень роскошная. Видно, что под листьями дикого винограда, вьющегося по стенам, отвалилась штукатурка. Я предлагаю ему посмотреть карту города, но он даже раскрыть ее не желает.

Тебе весело? — спрашивает он меня.

Их разделяет только улица, отвечаю я, у них завидное взаимопонимание.

Он все еще злится, и это выбивает меня из колеи. Я надеюсь про себя, что вот он встанет, обойдет стол и обнимет меня. Так хочется разрушить стену, вдруг выросшую между нами. Садясь за стол, он предупредил девушку, что мы больше не нуждаемся в номере. Она, улыбнувшись, кивнула.

Машина должна быть готова после обеда.

Давай осмотрим окрестности, предлагаю я. За завтраком между нами намечается некоторое потепление.

После обеда механик сообщает, что автобус, который раз в день приходит в Бормио из Тирано, сегодня не привез запчастей.

Возвращаемся в комнату.

Я голодная, заявляю я.

В кухне жарят мясо на оливковом масле.

Для кого они готовят? — спрашиваю — ведь, кроме нас, никого нет. Он ложится на кровать, закуривает, уставившись в потолок. Раздеваясь, жалуюсь, что всю ночь не могла уснуть из-за шума воды.

Он молчит, и я начинаю фантазировать, придумывать — как ребенок — тайный код для общения.

Как только я ложусь рядом с ним, он поднимается с кровати. Он в затруднительном положении, ему трудно ко мне подойти.

Мне вдруг вспоминается один рассказ — о кораблекрушении.

Три недели мы вместе провалялись на пляже.

Иногда море пахло нефтью. Нам было хорошо в послеобеденные часы, солнце разнеживало нас.

Теперь мне приходится вести беседу, иначе он совсем замкнется.

На следующее утро — снова завтрак под каштанами, снова время тянется в ожидании автобуса из Тирано. Но и на этот раз запчастей не привезли.

Девушка улыбается, когда муж подходит к ней, чтобы оставить номер за нами на третью ночь. Она кивает и кричит что-то через улицу. Механик удовлетворен. Они радуются.

Ты понимаешь, что они говорят? — спрашивает он.

Мы в западне.

Нам страшно.

Поднимаемся в номер. Он — с транзистором через плечо.

Как только дверь за нами захлопывается, слышится шум воды в ванной.

Он говорит: Мы полностью в их распоряжении.

На другой день он решил обратиться в полицию.

У нас трудности из-за незнания итальянского.

Да, трудности.

Сгорбившись, он сидит на кровати.

Я уверена, что сильный человек всегда найдет выход из положения.

Встаю, обхожу вокруг постели, обнимаю его за плечи.

Трудно это выразить словами, но прикосновение к нему дает мне силы.

Потом мы лежим рядом.

Я люблю тебя, говорю я.

Он поворачивается ко мне, и в его глазах читается страх сродни моему.

Однако я чувствую себя все-таки защищенной, когда он так смотрит на меня.

Ищем новости по транзистору.


По-прежнему шумит в ванной вода. Синьора состарилась. Девушка вышла замуж за механика. И никто из них не узнал нас.

Я устроилась на кровати, подложив руки под голову.

Внизу на кухне жарится мясо.

Стук в дверь. Входит Анна. Зимой ей исполнится тринадцать. Она похожа на отца. Через плечо у нее транзистор, передают какой-то итальянский шлягер.

Прежде чем войти, она на минутку приостанавливается и оценивающим взглядом окидывает нас и нашу комнату.

Из наших обрывочных рассказов она уже знает всю историю. Ей совсем не хотелось сюда приезжать.

И как ты тут лежишь? — укоряет она меня.

Обратившись к отцу, спрашивает, можно ли ей спуститься вниз подышать воздухом.

Муж стоит у окна и смотрит на улицу.

Все выглядит так, говорит он, как будто время остановилось.

Сколько мы здесь пробудем? — интересуется Анна, видно, ей уже невтерпеж.

Три дня, отвечаю я.

Я вас не понимаю, заявляет дочь, вас привела сюда пошлая сентиментальность.

Иди, но ненадолго, говорит ей отец и смотрит, как она с транзистором через плечо выходит в прихожую и захлопывает за собой дверь, даже не обернувшись.

Перевал открыт, говорю я, ты видел указатель? Aperto, говорю я по-итальянски. Я выучила язык.

Он подходит к кровати и начинает раздеваться. Он полноват, но ноги еще стройные.

Кто поведет машину, ты или я? — спрашиваю.

Он улыбается. Я уверена, что на этот раз мы обязательно справимся с задачей.

С улицы доносятся звуки транзистора.

Я буду трястись от страха — так же как и ты, говорю я.

Он залезает под одеяло. Больше он не командует: «Закрой окно!»

Мы привыкли спать с открытыми окнами.

Чтобы ездить как следует, надо уметь управлять.

Я гляжу на него.

Ты красивый, говорю я и глажу его по голове.

Мне теперь ничего не страшно.

С улицы раздается свист. Поднимаюсь, выглядываю в окно.

Внизу, на перилах террасы, восседает Анна. Она свистит вслед какому-то мальчишке.


© Bertelsmann Verlag GmbH. München, 1976

Загрузка...