Ночной обман

Глава 4

— Трейси, это совсем не смешно!

Наташа расхаживала взад-вперед вдоль окна, и телефонный провод волочился за ней по полу. Беспечный смех Трейси на другом конце линии привел ее в бешенство.

— Прости, дорогая, — извинилась Трейси. По телефону ее южный акцент был заметен еще сильнее. — Я рассмеялась только из-за того, что вы с Марком провели ночь вместе. Ты не представляешь, как я рада — более подходящей пары просто невозможно придумать.

— Ты же ничего не поняла! — Наташин голос сорвался на визг, она раздраженно запустила пальцы в сбившиеся после такой ночи волосы. — Это настоящая катастрофа! Он только что ушел, прихватив с собой картину стоимостью в четыреста тысяч долларов! На карту поставлена вся моя карьера, ты не знаешь Якоба — возможно, я даже попаду в тюрьму как соучастница.

В трубке повисло долгое молчание.

Наташа знала, что ведет себя как истеричка, но она и вправду была близка к этому состоянию. Вдобавок ко всему в животе противно ныло, а в голове стоял звон. Она обессиленно опустилась на стул, но через секунду вскочила снова, слишком взвинченная, чтобы сидеть спокойно.

Отказываясь верить собственным глазам, она глупейшим образом потеряла целый час драгоценного времени. Наташа в полной растерянности рухнула на кровать, не в состоянии смириться с фактом, что мужчина, с которым она провела ночь, оказался вором. Мысли путались. Немного погодя, все же собравшись с силами, она приняла душ и надела джинсы и просторный свитер ажурной вязки, наивно надеясь в глубине души, что, когда она вернется в гостиную, весь происшедший кошмар волшебным образом рассеется сам собой.

Но это был не сон. Стена над диваном все так же зияла пустотой. От фактов никуда не деться: Марк Ушел, а картина исчезла. В еще большую панику Наташу повергла мысль, что, возможно, со времени его исчезновения прошло уже несколько часов, тогда он может уже находиться на борту самолета, направляющегося в Европу. На то, чтобы немного взять себя в руки и вновь обрести способность хоть как-то мыслить рационально, ушло еще полчаса. Именно тогда она и позвонила Трейси.

— Наташа, милая, я просто не могу поверить своим ушам! Марк Дюшен никогда не стал бы воровать картину. И потом, откуда у тебя Матисс? Я что-то не совсем поняла, как он у тебя оказался?

Стараясь говорить как можно спокойнее, Наташа повторила свой рассказ о том, каким образом в ее квартире оказалась столь ценная картина.

— Уж не из-за нее ли ты так дергалась вчера весь вечер?

— Из-за нее, но ты же понимаешь, я не могла тебе все рассказать! Теперь я ужасно жалею, что не поделилась с тобой: ты бы не позволила мне сделать такую глупость, как привести в дом незнакомца!

— Радость моя, Марка Дюшена вряд ли можно считать незнакомцем. Я знаю его не меньше двух лет и смею тебя уверить, если кого и можно без опаски привести к себе домой на ночь — то это Марка.

Наташа побледнела, радуясь, что по телефону этого не видно.

— Ты хочешь сказать, что он и тебя соблазнил?

— Ни в коем случае, — запротестовала Трейси. — Ты знаешь, какие мужчины мне нравятся. Марк бесподобен, признаю, но он не совсем в моем вкусе. А вот тебе он очень подходит. Поэтому-то я и была так рада, когда однажды он позвонил и поинтересовался, не могу ли я познакомить его с тобой.

— Он… что?!

— Разве он тебе не рассказывал? От него не было никаких известий несколько месяцев, а потом он вдруг как с неба свалился. Кажется, это было в четверг. Марк позвонил и заявил со своим очаровательным акцентом, что хотел бы познакомиться с некой Наташей Бэррон. Разумеется, я ему ответила: «Нет проблем!» Я знала, что ты собиралась прийти на мою вечеринку, и потому недолго думая пригласила и его.

Наташа в голос застонала от бессильной ярости и презрения к своей непроницательности: метод этого проходимца ясен. Интересно, скольких еще жертв невольно подсунула ему Трейси? И как можно, зная его в течение двух лет, даже не заподозрить, что Марк — профессиональный вор? Конечно, нельзя сбрасывать со счетов его коварное обаяние. Наверняка это помогло ему облапошить сотни легковерных женщин, а не только ее одну!

— Трейси, мне неприятно сообщать тебе об этом, но Марк Дюшен — жулик, причем очень ловкий.

Трейси все еще отказывалась ее понять, и Наташу это уже начинало бесить.

— Но Марк ни за что бы не поставил под угрозу свой бизнес такой глупостью, как кража картины!

— Бизнес? — скептически переспросила Наташа.

— Голубушка, ты что, вообще не задавала мужику никаких вопросов? Он занимается оценкой произведений искусства. Во Франции половина коллекционеров и все музеи платят ему баснословные гонорары за экспертизу. Говорят, ему случалось распознавать подделки там, где десятки экспертов чуть ли не под присягой клялись, что имеют дело с подлинными произведениями. Можно сказать, что Марк — знаменитость.

— Ради Бога, Трейси, неужели ты поверила? — возмутилась Наташа.

— Я услышала все это отнюдь не от самого Марка. О нем очень много говорят, в том числе и те, кому положено знать…

Но Наташа уже не слушала подругу. Она заметалась по комнате, чувствуя нарастающую потребность предпринять что-то незамедлительно.

— Трейси, ты не знаешь, где он остановился? Вероятнее всего, Марк уже далеко, но нельзя пренебрегать возможностью разыскать его.

— Я не спрашивала. — Трейси тоже начинала терять терпение. — Марк Дюшен — это «Летучий голландец», и я только рада, что, оказываясь в Нью-Йорке, он иногда вспоминает о моем существовании.

— Черт!.. Ладно, Трейси, я должна заканчивать разговор. Мне пора отправляться на поиски.

— Хорошо, дорогая, но только держи меня в курсе дела. Но несмотря ни на что, я уверена, что этому недоразумению найдется какое-то логическое объяснение.

Еще бы, объяснение есть, и Наташа в конце концов с ним смирилась. Поспешно попрощавшись, она повесила трубку, потом сразу же сняла ее опять. Но тут она замялась. Кому она собирается звонить? В полицию? При обычных обстоятельствах это было бы самым разумным решением, но в мире искусства свои законы.

Когда дело касается полиции, всегда есть вероятность, что история попадет в газеты. Для торговца картинами вроде Якоба последствия дурной рекламы могут оказаться просто катастрофическими. Многие из работ, которые он продавал, поступали из личных и общественных коллекций на условиях консигнации. Если распространятся слухи, что в галерее Нокса случаются кражи картин, то этот выгодный источник дохода наверняка иссякнет.

Нет, звонить в полицию слишком рискованно. Пожалуй, нужно обратиться за инструкциями к самому Ноксу — позвонить ему в Калифорнию. Возможно, он захочет решить вопрос частным порядком. Номер телефона, по которому можно с ним связаться, был записан на бумажке, которая лежала у Наташи в кошельке, но когда она стала его доставать, руки задрожали. Нет, она просто не в состоянии предстать перед боссом с таким сообщением, даже по телефону!

Якоб Нокс никогда не отличался великодушием. Не важно, в чем он заверял Наташу, когда навязывал ей Матисса, все равно он будет винить девушку в краже картины. С должностью в его галерее можно сразу же распрощаться, вполне возможно, что ей вообще больше не придется работать в художественном бизнесе Нью-Йорка. Нокс запросто может об этом «позаботиться».

Наташа в задумчивости отошла к окну, терзаясь сомнениями. Черт бы побрал этого француза! Да и сама она хороша — как можно быть такой доверчивой дурочкой! Она покорилась ему с готовностью сгорающей от желания кошки! Продолжая корить себя, Наташа невидящим взглядом уставилась в окно. На улице было прекрасно — погожий осенний денек. Безоблачное небо было пронзительно синим, деревья в парке Риверсайд полыхали багрянцем и золотом. Вдали, в водах Гудзона, играло солнце. Вверх по реке медленно полз буксир, толкая перед собой баржу, а высоко в небе маленький невидимый самолет оставлял за собой длинный белый след. Наташе захотелось плакать.

Однако сейчас не время поддаваться своим слабостям. Один раз она уже сделала это, нарушив собственные правила, и вот результат. Время идет, и с каждой секундой Матисс ускользает все дальше. Вытерев взмокшие от пота ладони о джинсы, Наташа вернулась к телефону.

Не успела она набрать весь набор цифр кода Калифорнии, как вдруг замерла, услышав позади себя какой-то царапающий звук. Она стремительно развернулась я поняла, что это было: в ее двери поворачивали ключ! Наташа выронила трубку и, остолбенев, безмолвно наблюдала, как дверь медленно открывается. Сердце пропустило несколько ударов — с ее собственным ключом в руках в квартиру входил Марк Дюшен собственной персоной.

— Ты?!

— Bon jour, ma mie. Как жаль, что ты уже проснулась.

На несколько мгновений Наташа потеряла дар речи от удивления и стояла как истукан, уставившись на него округлившимися глазами, не в силах вымолвить ни слова. На Марке были джинсы, вельветовая куртка — явно дорогого модельера — и американские кроссовки. Под глазами у него залегли темные круги, небритые щеки запали. Он держал в руках деревянный футляр для картин и длинную белую коробку из цветочного магазина. Под мышкой у него она заметила одно из своих банных полотенец. В голове вяло шевельнулась мысль, что, наверное, он воспользовался им, чтобы завернуть картину, когда уходил.

— Ты принес картину обратно. — Это был не вопрос, а холодная констатация факта.

— Конечно. Надеюсь, ты не подумала, что я ее украл.

Он повернулся, чтобы закрыть дверь, поэтому ему не довелось наблюдать, как у Наташи в прямом смысле отвисла челюсть.

Она была ошеломлена. Ведь девушка думала, что если когда-нибудь ей доведется увидеть Марка еще раз — может быть, в зале суда, — то его черты будут восприниматься по-другому, обнаружится какой-нибудь предательский изъян, станет заметен явный дефект в характере — нечто такое, чего она в своем ослеплении не заметила при первой встрече в ночь Хэллоуина. Однако лицо его оставалось по-прежнему безупречным, по-прежнему сокрушительно красивым. Даже не верится!

Но больше всего Наташу поразило другое — то, с Каким видом он переступил порог ее квартиры. В выражении его лица не было ни следа вины, ни малейшего намека на извинения. Марк выглядел хотя и явно уставшим, но таким же холодно-самоуверенным, как вчера.

Наташа с ужасом осознала, что, хотя она и была близка с этим человеком, в то же время она совершенно его не знает. Они провели вместе ночь, отдав друг другу тело и, как ей казалось, душу так беззаветно, как это только возможно между двоими. Но при этом они остались почти чужими. Придется начать все с начала и полностью пересмотреть свое отношение к этому мужчине.

С внезапно встрепенувшейся злостью Наташа наблюдала за тем, как Марк не торопясь положил на кухонный стол коробку с цветами, потом, открыв деревянный футляр, вынул из него Матисса. Ловким движением, словно он проделывал это уже много раз, Марк водворил картину на прежнее место над диваном.

Наташины руки, засунутые в карманы, сжались в кулаки.

Отряхнув пыль с ладоней, Марк поднял на нее глаза.

— Наташа, дорогая, не надо на меня так смотреть! Как видишь, я вернул полотно в целости и сохранности.

— Это я заметила, — откликнулась она ледяным тоном. — Но тебе предстоит объяснить еще очень многое.

— Разумеется, но прежде всего… — Он с улыбкой направился к ней.

Наташа отпрянула от него как ужаленная.

— Нет!

Марк явно не ожидал такой реакции.

— Дорогая, что случилось? Ты ведь не забыла, что произошло между нами ночью?

Наташин голос сорвался почти на визг:

— Я просто не могу поверить! Ты всерьез воображаешь, что можешь отправиться погулять с картиной стоимостью четыреста тысяч долларов под мышкой, а потом как ни в чем не бывало вернуться обратно и продолжить отношения, будто ничего особенного не произошло?

На минуту, пока Марк осмысливал происшедшую в Наташе перемену, в комнате повисло тягостное молчание. Судя по мелькнувшему на его лице удивлению, он не ожидал такого враждебного приема. Но, надо отдать ему должное, в любой неординарной ситуации Марк действовал весьма уверенно.

— Ну хорошо. — Марк пожал плечами с легкой досадой. — Что я должен сделать?

— Объясниться. И сейчас же!

Казалось, его забавлял огонь в Наташиных глазах.

— Конечно, а потом, может быть, мы вернемся в твою необыкновенно уютную кроватку и посмеемся от души над тем, что случилось.

Наташа еще никогда в жизни не была так далека от желания смеяться. Она с трудом сдерживалась, чтобы не запустить в него первым что попадется под руку. Ее лицо раскраснелось от едва сдерживаемого гнева. Указав на диван, она сурово приказала:

— Садись!

Марк подчинился, но в уголках его рта все еще таилась усмешка.

— Прежде чем ты приступишь к допросу, ma mie, могу я попросить чашечку кофе? Я совершенно выдохся.

— Нет, не можешь! — Будь она проклята, если сделает для него хоть что-то, особенно когда за его просьбой скрывается ловкая попытка снова взять первенство.

— Понятно. — Он вскинул брови. — Ну а закурить мне по крайней мере позволят? Или ты предпочитаешь сначала подвергнуть меня экзекуции?

Наташа безразлично пожала плечами и стала с нескрываемым нетерпением дожидаться, пока Марк достанет из кармана куртки золотой портсигар. А он, словно нарочно, тянул время, неторопливо извлекая короткую французскую сигарету и закуривая.

Девушка принялась нервно расхаживать по комнате. Гладкий деревянный пол холодил босые ступни, но она не обращала на это внимания. Все ее мысли были сосредоточены на Марке.

— Так с чего я должен начать? — произнес он наконец.

— С имени. Со своего настоящего имени.

— Но ты его уже знаешь, cherie.

Она бросила на него недоверчивый взгляд.

— Правда, Наташа. Я не лгал тебе ни по этому поводу, ни по какому-либо еще. Однако, похоже, ты решила, что я какой-то мошенник?

Наташиным ответом было ледяное молчание.

— Я польщен. У тебя сложилось весьма романтическое представление о моей персоне! К сожалению, реальность вполне прозаична, как я и говорил… — Он замолчал на полуслове, словно его вдруг осенила какая-то неожиданная мысль. — Подожди-ка, ты случайно не сообщила о пропаже в полицию?

— Пока нет.

— Пока?.. Я понял.

Удостоверившись, что ему не угрожает непосредственная опасность, Марк вытянул свои длинные сильные ноги и расслабился. Наташу бесило, что даже после всего случившегося она ощущала на себе действие его мужской притягательности. Окружавшая Марка аура чувственности была почти осязаемой, даже несмотря на то, что Наташа находилась в другом конце комнаты.

Марк окинул ее ленивым взглядом отдыхающего хищника. Наташа догадалась, что сквозь ажурный свитер, должно быть, видна ее грудь, но с вызовом тряхнула головой, отбрасывая назад волосы и не позволяя себе поддаться смущению.

Марк улыбнулся.

— Знаешь, ты сейчас выглядишь совершенно обворожительно, особенно когда волосы еще спутаны после…

— Прекрати! — коротко приказала Наташа. — Мне не нужна лесть — только информация.

Он вздохнул, как бы смиряясь с неизбежным.

— Что ж, будь по-твоему. Но предупреждаю, когда я закончу, тебе будет стыдно за свой гнев.

— Это мы еще посмотрим.

Марк как-то странно посмотрел на нее — с любопытством, склонив голову.

— Посмотрим. Я начну с фактов, которые ты считаешь столь важными. Моя профессия — оценка произведений искусства. Этому делу я учился в университете и в галерее моего дяди…

При упоминании имени известного парижского знатока живописи, имеющего свой бизнес в этой сфере, Наташа вздрогнула от удивления. Этот человек практически сам представлял собой целое учреждение! В международных кругах, связанных с искусством, вряд ли можно было найти второго такого уважаемого и авторитетного специалиста. Если Марк хотел добиться эффекта разорвавшейся бомбы, то он выбрал для этого самое подходящее оружие.

В голове пронеслось несколько мыслей одновременно. Во-первых, Трейси была права. Вторая мысль оказалась пострашнее, от нее по спине пробежал неприятный холодок: с такими связями, как у него, Марк мог при желании навредить ее карьере гораздо больше, чем даже Якоб. Возможно, ей стоит отбросить вызывающую позу и просто принять то, что уготовано судьбой. В конце концов с картиной-то ничего не случилось.

Но нет. От того, кто он, ничуть не меняется то, что он сделал. Марк все еще задолжал ей объяснение.

— Я вижу, ты слышала о моем дяде, — кивнул Марк, наблюдая за сменой выражения ее лица. — Теперь по крайней мере ты знаешь, что я происхожу из семьи, которая давно и заслуженно пользуется честной репутацией в нашем бизнесе. — Он помолчал, затягиваясь сигаретой. — Так или иначе, в число моих клиентов входит и «Такамура Групп». Узнаешь название?

Еще бы не узнать! Это тот самый японский инвестиционный консорциум, которому Якоб собирался продать Матисса. На этот раз неодобрение, промелькнувшее в Наташиных глазах, было несомненным, и Марк его заметил.

— Я понимаю, о чем ты думаешь. Мне тоже не нравится, что шедевры европейского искусства оказываются похороненными в сейфах японских толстосумов. Но, как бизнесмен, я обязан предоставить свои услуги любому клиенту, который хочет за них заплатить.

Наташа беспокойно переступала с ноги на ногу. Нельзя допустить, чтобы ее праведный гнев утих под действием этого бархатного, успокаивающего голоса!

— Мой контракт с «Такамура Групп» касается оценки одного-единственного предмета: картины, что висит сейчас у меня за спиной. Экспертиза завершена сегодня утром при великодушной помощи моего знакомого профессора химии. Я носил картину в его лабораторию. Там провели анализ пигментов и спектрографию — думаю, с этими безвредными тестами ты хорошо знакома.

Наташа кивнула. Речь шла о достоверных, но довольно сложных и редко применяемых методах проверки подлинности картин.

— Строго говоря, в них не было особой необходимости, — продолжал Марк. — Все, что мне нужно было узнать, я уже выяснил, рассматривая через увеличительное стекло характер мазков. Анализы всего лишь подтвердили мои заключения.

Наташа тоже знала, что характер мазков индивидуален для каждого художника, и поэтому их анализ служит главным методом, с помощью которого устанавливается авторство в спорных случаях. Сама того не желая, она почувствовала уважение к Марку: для такого анализа нужен точный глаз и энциклопедические знания о технике художника. При других обстоятельствах она бы с удовольствием продолжила беседу на эту тему, но сейчас предстояло получить ответы на более неотложные вопросы.

— Но почему, скажи на милость, ты взял картину из моей квартиры тайком, как воришка? Почему, если нужно было провести экспертизу, ты не обратился прямо к Якобу Ноксу?

— Это первое, что я сделал — позвонил ему в начале прошлой недели. Но он мне отказал.

— Что?! Не может быть!

Марк возмутился.

— Ты должна мне поверить! Я говорю правду. Нокс к тому же был явно не в восторге от моей просьбы.

Теперь уже защищаться пришлось ей.

— Но договор с покупателем предполагает экспертную оценку по его желанию — обычно так и поступают.

— Разумеется, твой босс очень умен. Нокс не отказал мне напрямую — он всего лишь ясно дал понять, что в обозримом будущем нам с ним не удастся согласовать время, удобное и для него, и для меня, чтобы осуществить экспертизу. Видишь ли, подразумевалось, что к оценке картины может быть допущен другой эксперт, но только не я.

Наташа покачала головой.

— Не понимаю.

— Что ж, я объясню. Якоб Нокс стремится выполнить условия сделки о продаже — вряд ли он может поступить иначе, если рассчитывает и дальше заниматься своим бизнесом. Однако он, по всей вероятности, считает, что если экспертизу буду проводить я, то это чревато для него неприятностями. У меня, как эксперта, определенная репутация.

У Наташи мелькнула смутная мысль, что, кажется, Трейси упоминала о чем-то в этом роде, но прежде чем она успела вспомнить, что именно, Марк продолжил свой рассказ:

— Страх твоего босса меня заинтриговал, поэтому я решил так или иначе добиться своего… скажем так, окольным путем. В конце концов, вкладывая четыреста тысяч долларов, даже «Такамура Групп» имеет право на самую надежную экспертизу.

Наташа наконец уселась напротив него в одно из своих антикварных кресел. Они смотрели в лицо друг другу, как прокурор и обвиняемый в зале суда. Почему-то она подозрительно напоминала самой себе как раз подсудимого и, чтобы избавиться от этого неприятного чувства, решила перейти в наступление.

— Говоришь, ты решил добраться до цели окольным путем? Не ты ли случайно попытался проникнуть в галерею во вторник ночью, а потом еще и в среду?

— Non! — Марк поднялся. — Я уже говорил, что никогда не пошел бы на это.

Его ответ прозвучал так убедительно, что Наташа не усомнилась в его правдивости. Она кивнула, мысленно отодвигая на будущее нерешенную проблему со взломщиками.

— К тому же, — продолжал Марк, — под рукой был гораздо более простой способ. Объясняя, что не сможет назначить мне встречу, твой босс упомянул, что в ближайшее время собирается на две недели в Калифорнию. Для меня это была просто невероятная удача! План родился сам собой… и он предполагал участие некой ассистентки, которая, как я слышал, работает у месье Нокса. По всеобщему мнению, хитрый плут нанял ее специально для того, чтобы завлекать богатеньких клиентов мужского пола!

Да как он смеет так о ней говорить! Наташины глаза угрожающе сузились, когда Марк совершенно хладнокровно поднес ко рту сигарету и затянулся. Она знала, что эффектная внешность действительно была одной из причин, по которой Нокс взял ее на работу, но это не давало Марку права так цинично об этом заявлять.

— Как ты вообще узнал о моем существовании? — воскликнула она.

— Твое имя прозвучало в одной из моих первых бесед с мистером Шимазу представителем «Такамура Групп». Думаю, ты встречала его в галерее? — Наташа кивнула. — Невероятно, но при одном упоминании твоего имени его глаза начинают словно танцевать, что крайне необычно для невозмутимого японского бизнесмена!

Наташа проигнорировала этот выпад.

— А как ты узнал, что картина находится у меня в доме?

— Этого-то я и не знал. Слушай, и ты все поймешь. Я собирался появиться в галерее под видом коллекционера, интересующегося творчеством Матисса. Думаю, не составило бы большого труда выудить информацию, что в галерее есть работа этого художника. Потом, с помощью соответствующих комплиментов, было бы не сложно убедить тебя показать мне картину.

Самоуверенная свинья!

— Понимаешь, — продолжал объяснять Марк, не замечая, что она вперила в него взгляд, полный ненависти, — мне нужно было провести рядом с картиной всего лишь несколько минут, чтобы я понял, нужна ли дальнейшая экспертиза. Если так, я бы по крайней мере проинформировал своего клиента…

— …и все равно получил бы свой гонорар! — закончила вместо него Наташа, и ее губы презрительно скривились:

— Чем дальше, тем хуже!

— Частично — да, — кивнул Марк. Неожиданно он усмехнулся. — Потом мне пришло в голову усовершенствовать замысел. Поскольку на осуществление моей затеи у меня было в запасе две недели, я подумал, что план сработает еще вернее, если я подстрахуюсь — сначала познакомлюсь с тобой в другой обстановке. Поэтому я позвонил приятельнице, которая, как я был уверен, сможет организовать встречу.

— Трейси, — обреченно выдохнула Наташа.

— Да.

Наташа вскипела.

— Ах ты, хладнокровный ублюдок! — прошипела она. — Значит, ты решил меня соблазнить, зная, что потом я не устою и предоставлю тебе возможность осмотреть картину! Ты готов на все, лишь бы получить свои грязные деньги!

Похоже, эта мысль встревожила Марка.

— Нет! Это совсем не входило в мои планы! На вечеринке я всего лишь хотел произвести на тебя хорошее впечатление. Позже, придя через несколько дней в галерею и «неожиданно обнаружив», что ты там работаешь, я мог бы изобразить удивление. Поскольку ты тоже была бы удивлена — надеюсь, приятно, — ты с меньшей настороженностью отнеслась бы к идее показать мне картину.

Холодная злость в глазах Наташи не оставляла сомнений, что она отвергает эту ложь.

— Наташа, ты должна мне поверить! Это правда, клянусь! Я не собирался причинять тебе ни малейшего вреда. Если бы мой план удался, ты бы даже не узнала, что тебя обвели вокруг пальца.

— Если таков был твой план, то зачем ты устроил весь этот невероятный спектакль сегодня ночью? У тебя не было необходимости соблазнять меня любой ценой, и все же ты это сделал!

Марк раздавил сигарету в пепельнице и запустил пальцы в свои густые спутавшиеся волосы. Жест выдавал растерянность и тревогу. По какой-то непонятной причине его высокомерный фасад вдруг рухнул. В первый раз за все утро он показался девушке изможденным. Он потер лицо руками, словно пытаясь собраться с мыслями.

— Ты помнишь, что я говорил тебе, когда мы только встретились? — начал он. — Я сказал, что меня весь день тревожило странное предчувствие. Интуиция подсказывала, что на этом глупом маскараде я встречу кого-то необыкновенного. На то, чтобы разглядеть тебя в толпе, потребовалось несколько минут, но когда это случилось, я понял, что наконец нашел свою Клеопатру — женщину, которую, казалось, ждал две тысячи лет! И это правда!

— Ха!

Наташин возглас прозвучал насмешливо, но сердце ныло от тоски. Если бы она могла ему поверить! Но все эти слова — лишь затасканная лесть, им нельзя верить больше, чем звонкой болтовне ярмарочного зазывалы. То, что Марк опустился до такой дешевой тактики, одновременно и злило Наташу, и надрывало ей душу. Она отвернулась.

Марк продолжал, тщетно пытаясь пробиться сквозь стену ее недоверия:

— Сначала я даже не знал, кто ты такая. Только когда я спросил твое имя у Трейси, оказалось, что ты та самая Наташа Бэррон — женщина, которую я собирался одурачить. Поверь, мне становилось не по себе от одной только мысли, что я намеревался тебя обмануть.

— Но тем не менее это тебя не остановило, и ты продолжил игру, и даже пошел дальше. Ты унизил меня еще сильнее!

— Non! Наоборот, я совсем отказался от своего замысла. Я понял, что мои обязанности по отношению к «Такамура Групп» ничто по сравнению с редкой, удивительной возможностью узнать тебя и… по сравнению со счастьем заняться с тобой любовью.

У Наташи появилось ощущение, что она тоже становится не в силах и далее поддерживать фасад холодного гнева. Как слабая плотина под напором воды, он стал давать трещину, в которую просачивались переполнявшие ее напряжение и боль. Отвернувшись и сердито смахивая рукой непрошеные слезы, она прокричала:

— Как бы я хотела, чтобы ты тогда просто оставил меня в покое!

Марк невесело покачал головой.

— На это я способен не более чем на то, чтобы позволить отрубить себе руку. Я должен был, понимаешь, должен сделать тебя своей, Наташа! Навсегда.

Девушка вдруг с содроганием вспомнила, что, когда они занимались любовью, ей подумалось, что теперь она навсегда в каком-то смысле принадлежит ему. Теперь девушка поняла, что так оно и есть. Каждую минуту, каждую подробность этой ночи она, пожалуй, не забудет никогда. Его стройное загорелое тело на фоне белоснежных простыней, его лицо, любовно склоненное над ней в неясном свете свечи, дрожь наслаждения, пробегающую по ее телу… Воспоминания, которые Наташа гнала от себя с той самой секунды, как он вернулся, теперь обрушились на нее ошеломляющим, приводящим в смятение потоком. Да, она ненавидит Марка, но ночь, проведенная с ним, перевернула всю ее жизнь. Однако с его стороны все было сплошным притворством, и от этой мысли сердце разрывалось на части. Наташе потребовалось собрать всю силу воли, чтобы сдержать предательскую дрожь в нижней губе.

— Все твои действия — недостойные! — бросилась она в наступление.

— Я так не думаю. Там, на вечеринке, ты повернулась ко мне, и, увидев твой нежный, вопрошающий взгляд, я понял, что принял правильное решение.

— Почему, ну почему ты не мог просто оставить меня в покое?! — Этот мучительный вопрос звучал в ее голове снова и снова.

Теперь уже Марк вскочил с дивана и заходил взад-вперед. Но ограниченное пространство небольшой комнаты позволяло ему делать только по три шага туда и обратно. Он был похож на тигра, посаженного в тесную клетку.

— Наташа, я слишком устал для долгих объяснений и умных споров. Просто выслушай правду: все, что произошло между нами этой ночью, было настоящим и касается только нас двоих.

Наташа изо всех сил боролась с собой. Каждая клеточка ее тела до боли жаждала его прикосновения. Отчаянно хотелось почувствовать его губы на своих, чтобы сокрушительный поцелуй стер из ее сознания жестокую истину о том, что Марк ее просто-напросто использовал. Но она не пустоголовая дурочка — ей удалось справиться с собой и постепенно на нее снизошло могильное спокойствие. Физическая боль уступила место холодной целеустремленности.

— Так ты утверждаешь, что прошедшая ночь была настоящей? — произнесла Наташа с вызовом. — Что нас свела вместе взаимная страсть? Но теперь я уже не смогу в это поверить. Факт остается фактом: чувства не помешали тебе забрать Матисса.

Казалось, Марк испытал чуть ли не облегчение, словно уж это-то обстоятельство должно ее волновать меньше всего.

— Естественно! Разве ты не понимаешь, что полотно все равно бы рано или поздно попало на экспертизу. Кроме того, твоему боссу не стоило пытаться отказывать мне. Как консультанту, назначенному клиентом, мне должно быть предоставлено право свободного доступа.

— Наверное, ты здорово удивился, обнаружив картину на моей стене. — В глубине ее оливковых глаз застыли льдинки.

Марк устало прислонился к подоконнику.

— Я был более чем удивлен! Я испытал громадное облегчение, потому что у меня появилась возможность осмотреть полотно, не создавая тебе проблем своей просьбой. Поэтому я поднялся сегодня в несусветную рань и взял картину, а заодно прихватил и ключи от квартиры. Я надеялся вернуться до того, как ты проснешься.

Теперь уже Наташа ловила каждое его слово с напряженным вниманием.

— Я позвонил из телефона-автомата своему другу, профессору химии. Он очень интересуется подобными вопросами, поэтому, несмотря на ранний час, согласился встретиться со мной в своей лаборатории. Дело заняло больше времени, чем я рассчитывал, поэтому на обратном пути мне пришлось поторопиться. Я даже заплатил таксисту двойную плату за то, что он довез меня до твоего дома за десять минут. Мне так не хотелось волновать тебя!

— Однако, как я вижу, ты все же нашел время переодеться.

— Да, пока мой друг занимался экспертизой, я съездил на такси в свой отель. В конце концов не могу же я продолжать разгуливать по Манхэттену, вырядившись древнеримским полководцем!

— Но ты ведь понимал, что, увидев тебя в другой одежде, я догадаюсь о твоей отлучке.

— Да, но тебе и в голову бы не пришло, что я брал с собой Матисса: к тому времени картина бы как ни в чем не бывало висела на своем месте, понимаешь?

Наташа не обратила внимания на его вопрос. В эту минуту она размышляла о профессоре химии: интересно, не показалось ли тому странным, что Марк примчался с Матиссом под мышкой в такой час, да еще и одетый в римскую тогу? Объяснил ли ему Марк, как именно ему удалось заполучить картину? Наташа с содроганием представила себе, как эта парочка, перекидываясь шутками, хохочет над рассказом о его похождениях.

— Интересно знать, что это за профессор?

Марк покачал головой:

— Я бы предпочел сохранить его имя в тайне — если можно.

— Ну конечно, ты так благороден, не хочешь, чтобы еще кто-то нес ответственность за твои поступки!

Услышав слова «нести ответственность», Марк нахмурился, но вскоре его черты снова разгладились.

— Наташа, в том, что я сделал, нет ничего предосудительного. Мой клиент — компания «Такамура Групп» — имеет право на то, чтобы их предстоящую покупку оценил эксперт, которого выбрали они сами.

Наташа кивнула, не произнося ни слова. Марк воспрянул духом.

— Рад, что ты понимаешь. Когда я вернулся и увидел, что ты уже проснулась, у меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Перед моим уходом ты спала так крепко, что я был уверен, ты проспишь полдня.

Наташа ответила чисто механически, не задумываясь:

— Обычно я встаю рано.

— Гм! Похвальная добродетель, которой я, к сожалению, не обладаю особенно после такой страстной ночи.

Наташа прищурилась. Интересно, сколько подобных ночей у него было? В ее жизни такая ночь была всего одна — прошедшая — и, наверное, она навсегда останется единственной.

— Это стало еще одной причиной, по которой я спешил вернуться, заметил Марк со смешком. — Знаешь, Наташа, ты необыкновенная любовница! Как восхитительно было ощущать, что ты оживаешь в моих руках, слой за слоем сбрасывая оболочку холодной изысканности, которой ты себя защищала. Это невозможно забыть! Я так надеялся, что успею разбудить тебя поцелуем, и сегодня это повторится еще много раз!

Наташе пришлось поспешно опустить глаза, чтобы скрыть, какую взволнованную реакцию вызвали у нее слова Марка.

Полуденное солнце заглянуло в окно, отбрасывая на полированный деревянный пол сияющий прямоугольник света. Марк стоял у окна, и его фигура выделялась на светлом фоне темным силуэтом. Словно только сейчас вдруг вспомнив, что он все еще в куртке, Марк сбросил ее. Под курткой оказалась рубашка, которая ладно сидела на стройном торсе, облегая широкие плечи. Марк закатал рукава до локтя, обнажая сильные мускулистые руки, и посмотрел на Наташу. Их взгляды встретились. Его глаза уже не выражали крайнюю степень отчаяния, как было всего лишь несколько мгновений назад. Теперь в синей глубине читалась только безграничная, чисто мужская уверенность, которая так околдовала Наташу ночью. И она почувствовала, что снова начинает подпадать под власть этой силы.

Марк оттолкнулся от подоконника. Возвышаясь в полный рост, он шагнул к Наташе, и она в который раз изумилась вопиющей мужественности Марка и неизменной способности заставлять ее сердце биться чаще. Он был воплощением атлетической грации, и его движения завораживали Наташу: Марк навис над ней, и она, как марионетка, которую потянули за ниточки, поднялась с кресла. Ноги не слушались девушку, но ей все же удалось гордо выпрямиться перед ним.

— Наташа, — прошептал Марк, ловя ее взгляд. — Давай забудем все неприятности. Так уж случилось. Так было необходимо. Нет никакого смысла зацикливаться на этих проблемах. Все это ничего не значит по сравнению с той нежностью, которую я к тебе чувствую. Позволь мне доказать, как легко мы можем все забыть! О да! Забыть было бы слишком легко. Если бы она захотела, то могла бы без труда потеряться, растаять в огне его страсти. Но Наташа знала, что все равно — рано или поздно — наступит еще одно одинокое утро. Все равно когда-нибудь ей придется остаться в одиночестве и взглянуть в лицо суровой действительности.

Когда Марк стал неторопливо склоняться к ней, чтобы поцеловать, Наташе казалось, будто время приостановило свой бег. Как в Замедленном кино, словно со стороны, Наташа удивленно наблюдала, как ее собственная ладонь описала в воздухе дугу и врезалась в его щеку звонкой пощечиной. Наверное, этот звук будет вечно отдаваться эхом в ее голове.

— Не смей меня целовать! — прошипела она, с трудом узнавая в холодном злобном голосе свой собственный.

Поразительно, но Марк не дрогнул и даже не удивился. Он продолжал по-прежнему искать что-то в ее глазах, словно ничего не произошло.

— Cherie, мне жаль, если я заставил тебя волноваться. Я жалею больше, чем ты можешь себе представить. Прошу, пожалуйста, позволь показать тебе…

Сделав шаг назад, Наташа угрожающе подняла руку.

— Слишком поздно для извинений! Теперь они ни к чему. Ничто уже не может перечеркнуть тот факт, что ты меня просто использовал! Я тебя ненавижу! — В ее голосе зазвучали нотки истерики, от которой девушку не могли удержать никакие силы.

— Наташа…

— Не приближайся ко мне! Ты больше не коснешься меня даже пальцем!

Марк замер.

— Наташа, это не я тебя использовал, тобой воспользовался твой начальник…

— Нет! Именно ты соблазнил меня, чтобы добиться своей цели! Тебя интересовал только твой гонорар!

И Наташа разразилась рыданиями, выплескивая наружу вместе со слезами всю захлестнувшую ее боль. К боли примешивалась страшная, безумная злость и слепая потребность причинять ответную боль.

Все ее тело дрожало от ярости.

Не решаясь подойти ближе, Марк в беспомощном призыве протянул к ней руку.

— Прошу тебя, Наташа, выслушай…

— Нет, ни за что! Я уже однажды тебя послушала, и вот что из этого вышло! Я больше никогда не смогу тебе поверить!

— Дорогая…

— Убирайся! Я никогда… я больше никогда в жизни не хочу тебя видеть!

Спустя двадцать минут после ухода Марка Наташа все еще смотрела невидящими глазами на закрытую дверь, вздрагивая от бури, бушевавшей в ее душе. Ее кулаки и зубы были крепко стиснуты, а слезы безудержным потоком текли по щекам. Молча посылая вслед Марку тысячи проклятий, она оплакивала конец самой прекрасной сказки в своей жизни.

Наташа начала оглядываться по сторонам — квартира вдруг стала казаться незнакомой, чужой, — заметила лежащую на полу телефонную трубку и вспомнила, что выронила ее, когда услышала шорох за дверью. Она принялась наводить порядок… и успокоилась. С печальной ясностью Наташа вдруг поняла, что жизнь продолжается. Возможно, она станет отныне пустой и бессмысленной, но по крайней мере будет идти дальше, несмотря на случившееся.

Наташин взгляд наткнулся на длинную коробку из цветочного магазина. Подойдя ближе, она открыла ее. Внутри лежали великолепные красные розы, укоризненно смотревшие на нее со своего ложа из белого атласа. Несколько мгновений Наташа колебалась, вспоминая немыслимое счастье, которое она, пусть ненадолго, познала глубокой ночью…

Но лучше об этом не думать. Закрыв крышку, она затолкала белую коробку в мусорное ведро и мысленно поклялась себе, что бесследно сотрет из памяти этого мужчину… а вместе с ним и этот ночной кошмар.