Глава 12 МЯГКАЯ ЗАЧИСТКА


Утро все изменило. Рассвет обычно все ставит на свои места. И раскладка была уже другая. Даташ-юрт блокировали тремя бронетранспортерами внутренних войск. Все ходы и выходы перекрыли. Предстояла кавказско-русская народная забава под названием зачистка.

— Просматриваем бегло дома. Особенное внимание тому сектору, откуда велся обстрел, — инструктировал Алейников своих подчиненных, оперов, собровцев и взвод спецназа внутренних войск. — Оружие вряд ли найдем — хоронят его здесь умело. Всех, у кого документы хоть немного не в порядке, — за шкирман. И вообще, задерживаем людей на любых основаниях…

Душманы научились прятать оружие так, что его нелегко отыскать даже с помощью специально натасканных собак и металлоискателей. Но иногда везет. Неделю назад на зачистке накрыли небольшой склад — три автомата и пять цинков с патронами. И чем больше народу выдернешь в отдел после зачистки, тем больше шансов скачать какую-то полезную информацию.

Алейников мрачно посмотрел на село, которое будто вымерло — жители схоронились по своим домам. Он терпеть не мог эти мероприятия, когда идешь по лезвию бритвы, где с одной стороны граната или пуля душмана, а с другой — прокурорские работники с кодексом, как с топором, страшно озабоченные соблюдением прав бандитствующих чеченских обывателей. И все это под улюлюканье журналистов и европейских комиссий по борьбе с геноцидом. То ли дело адресная ювелирная работа, когда знаешь, кого и где брать…

— Начали. — Алейников дал отмашку.

Загудели двигатели, машины двинулись вперед, будто сжимая с двух сторон село в клещи.

Алейников сидел в медленно движущемся «уазике» как на иголках. Ему не нравилась тишина в селе. Он знал, что в этом ваххабитском заповеднике им не дадут работать спокойно. Что-то здесь приготовили непрошеным гостям…

Опасения его оправдались достаточно быстро. Стоило бронетехнике проехать с сотню метров по селу, как отовсюду начали стекаться женщины. Они двигались целенаправленно, перекрывали дорогу, и на их лицах читалась отчаянная решимость.

— Мы мирные люди! — послышались визгливые голоса.

— Зачем приехали?!

— От бандитов житья не было! Военные такие же бандиты!!!

Людской поток запрудил улицу. Техника, естественно, встала. Начинался привычный концерт.

— Вот шалавы мерзкие! — в сердцах воскликнул Мелкий брат.

— Засадный полк. Боевая сила душманов, — усмехнулся Алейников.

Женщины в Чечне были достаточно серьезной силой у бандитов, относящихся к ним как к бессловесному скоту. Это тянулось еще с первой чеченской войны, когда эти рвущие на себе космы, визжащие ведьмы, за которыми маячили собранные угрюмые бородачи, останавливали своими телами танковые колонны. Так и пошло с той поры — стоит выехать на любое мероприятие в город, поселок, на рынок — тут же скликается эта женская боевая сила. Они отбивают задержанных, ложатся на пути бронетехники. Из-за таких живых щитов удобно стрелять из автомата, потому что душман знает, что русский солдат воспитан как защитник, а не убийца, и женщин он не тронет. И не будет стрелять в ответ, принимая на грудь пули. А если и ответит, а еще лучше кого-то убьет, так для бандита это праздник. Как же! Оккупанты открыли стрельбу по мирным жителям! Где прокуратура. Совет Европы, мировая общественность и трибунал в Гааге?!

Алейников вылез из кабины «уазика». Оглядел толпу. Здесь были молодые и пожилые женщины, одетые в длинные платья, затянутые в платки. Их мозолистые ладони привыкли к тяжелой работе. Одна держала на руках ребенка. Другие сжимали сухие кулаки. И в глазах была какая-то противоестественная решимость…

Ну конечно же, вон за женщинами маячит пара мужчин. Куда без них, вдохновителей?! Алейников кивнул собровцам, спрыгнувшим с брони остановившегося сзади БТРа:

— Взять тех уродов!

Двое бойцов послушно рванулись в толпу, уверенно ввинтились в нее, орудуя локтями и прикладами, сопровождаемые истошным визгом, сумели схватить одного из бородачей, прижали его щекой к броне БТРа, заломали руки, защелкнули наручники.

Толпа загудела, визги стали еще истошнее:

— Вон!

— Гестапо!

— Уходите!

Толпа надвинулась.

Алейников смотрел на эту толпу спокойно. Он немало повидал таких толп на своем веку. И отлично знал, что личность в них теряется. Толпа — это своеобразный единый организм, стремящийся разрядить свою хлещущую через край энергию, переработать ее в агрессию и разрушение… Но он знал и слабости толпы. Шагнув вперед, он резко взметнул руку и гаркнул со всей мочи:

— А ну тихо!

Окрик на некоторое время возымел свое действие.

— Здесь проводятся оперативно-профилактические мероприятия силами подразделений МВД России. В случае воспрепятствования их проведению я имею полное право применить силу…

— Ты кто такой?

— Фашист!

— Отдай Ахмата!

Толпа, замешкавшаяся на миг, снова приобрела единую целеустремленность и хлынула вперед.

Алейников едва успел уклониться от полетевшего в него камня. Камень стукнулся в борт БТРа. Нахмурившись и сжав губы в тонкую нить, начальник криминалки кивнул собровцу. Тот лениво выступил вперед и выпустил очередь чуть выше голов женщин. Другой собровец угостил пинком вырвавшуюся вперед особенно горластую чеченку.

Толпа отхлынула. Одержимость жаждой разрушения в толпе очень быстро перерастает в ужас и панику, и тогда толпа распадается. Но сейчас она балансировала на грани страха и агрессии. Начался обычный базар:

— Управы нет, да?

— Напишем…

— Ты кто такой?

— Кто я? — усмехнулся Алейников, поправляя автомат. В отутюженном камуфляже, рослый, массивный, с грубым волевым лицом, с кобурой на боку, в которой устроился «стечкин», он очень напоминал натасканного пса войны и был сейчас в глазах собравшихся олицетворением той мощной силы, которая пришла с севера и перекорежила устоявшийся здесь бандитский мирок. От этого русского веяло спокойной уверенностью в своей силе и правоте. — Я не скрываю. Подполковник Алейников. Начальник криминальной милиции Нижнетеречного района. Запомнили?

Гомон стал тише. В этом селе половина жителей перебывала в ополчении и в разных бандах, и здесь отлично знали героев этой войны, как с одной, так и с другой стороны. А слава о бывшем заместителе командира СОБРа Алейникове еще с первой войны разнеслась по всему району. И случай трехгодичной давности в станице Левобережной все помнили отлично. Тогда во время проведения операции сложилась примерно такая же ситуация, вот только толпа была побольше и поагрессивнее, и она сумела засосать в себя сотрудника патрульной службы, которого едва не разорвали на части. Тогда собровец недолго думая пальнул в толпу из подствольника. У парня заклинило в голове, позже его перевели в другое подразделение, поскольку психов в СОБРе не держат. Но этот случай сыграл им на руку — подопечные Алейникова и он сам заработали репутацию отмороженных, с которыми бодаться — себе дороже.

Алейников отлично запомнил разговор с заместителем командира вновь созданного чеченского ОМОНа.

— Вы сами не сможете нормально бороться с нами. Не знаете наших обычаев, чем нас испугать, где прижать. Где показать силу. Женщины высыпали толпой, для вас они — слабые существа, вы с ними церемонитесь. А для нас они — никто. Чтобы женщина встала поперек мужчины? Сразу и получит прикладом по черепу. С ними нельзя обращаться так, как принято у вас. А мы умеем…

Да, они умели. И Алейников многому научился за время этой проклятой войны. Поэтому, кинув взгляд на стремительно деморализовывавшуюся толпу, из которой второго бородача как ветром выдуло, он демонстративно посмотрел на массивные часы на руке — и произнес:

— Минута на то, чтобы всем разойтись по домам… Потом — не обижайтесь…

И толпа начала рассасываться, как несостоявшаяся грозовая туча на летнем небе. А через пять минут Алейников, усаживаясь в «уазик», приказал двигаться вперед…

При свете дня предметы выглядят совершенно иначе. Вот и место, где разгорелся ночной бой. Дом, в темноте излучавший угрозу, теперь выглядел неопрятным покосившимся курятником. За забором тихо и пусто. В доме никого. Кто-то забрал трупы. О недавней кровопролитной схватке напоминали многочисленные следы от пуль, искореженная мебель, выбитые стекла и осыпавшаяся штукатурка.

Соседи мрачно, с бессильной злобой смотрели на пришельцев, вторгшихся в их мир. На скамейке перед забором соседнего дома приютился старик в кургузом пиджаке и папахе, равнодушно наблюдавший за происходящим.

— Кто здесь живет, отец? — спросил его Алейников.

— Резвана дом был, — ответил старик. — Уже год никто не живет…

— Где сам Резван?

— Ушел. Многие ушли… Мы остались.

— Кто здесь последние дни жил?

— Никто.

— А кто в нас стрелял вчера?

— Они пришли. Ушли. Мы не спрашиваем.

— Что, неинтересно?

— У них оружие Они сами спрашивают.

— И часто с оружием бывают?

— Сейчас редко… Но бывают… Эх, солдат, раньше все правильно было. Какая страна была…

— Мало тебя Сталин в степь казахскую выселял! — зло крикнули с соседнего двора.

Алейников оглянулся и увидел выглядывавшую из-за забора напротив женщину лет сорока. Поймав его взгляд, она сплюнула и скрылась в доме.

— Выселяли, — кивнул старик. — Нас наказали. Мы виноваты были. Нас сослали Та власть справедливая была. А сейчас… Эх, сейчас вся страна наказана. Только непонятно, за кого и за что…

Он поднялся с лавки и, тяжело шаркая подошвами, побрел, сгорбившись, прочь.

Когда осматривали дом, к Алейникову подошла та самая женщина, которая ругалась на старика, и негромко произнесла:

— Слушай, русский. Загляни в дом двадцать, за разрушенной школой… Там прячется.

— Кто прячется?

— А я знаю? Прячется. Ты его самого спроси… Только у него оружие…

Больше добиться от нее ничего не удалось. Она резко обернулась и пошла прочь…

Алейников взял рацию и велел:

— Дом двадцать за школой. Блокируем.


Школа была сожжена еще в девяносто четвертом году, и, похоже, это мало кого трогало. Село было ваххабитским, а ваххабиты давно рассудили: чему надо — научит мулла. Выросло поколение детей, которые не видели в своей жизни учебников, многие не умели читать и писать.

Дом располагался сразу за развалинами школы. Он был неказистый. Из тех, в которых обычно местные жители не живут, а содержат скот, инвентарь, используют, чтобы без особого комфорта провести ночь. Обычно у чеченцев несколько таких домов в селе и окрестностях.

Алейников махнул рукой, и бойцы рассыпались вдоль забора. Улицу перекрывал БТР, его крупнокалиберный пулемет вполне мог превратить это ветхое строение в несколько секунд в кучу разбитых обломков.

— Осторожнее, — приказал Алейников. — Куда попало — не палить.

Что-то ему не нравилось в этой наводке. Это вполне могла быть какая-то провокация, на которую так щедры туземцы.

— Пошли…

Собровцы рванули вперед, к дому.

— А-а-а, — послышался истошный женский крик.

Собровец едва не нажал на спусковой крючок, когда навстречу устремилась выскочившая из дома высокая чеченка с каким-то безумным выражением на лице Она попыталась вцепиться в собровца. Тот отпрянул, резко толкнул ее, сшибая с ног и ожидая чего угодно — выстрела, взрыва. Женщина вполне могла оказаться камикадзе, начиненной взрывчаткой.

Но это была просто женщина с глазами, полными слез.

— Уйди! — заорал собровец, прижимаясь к стене дома рядом с низким окном. Еще два бойца уже заняли свою позицию.

Но женщина не двинулась с места. Она сидела в пыли, обхватив руками голову.. Она плакала.

— Убрать, — кивнул Алейников. Боец кинулся, пригибаясь, к женщине, рванул ее за руку, поставил на ноги. Она попыталась ударить его кулаком в грудь, но он просто взвалил ее на плечо и кинулся под защиту БТРа.

Днем работать несравненно лучше. Правда, легче не только штурмовать объект, но и держать оборону, так что шансы все равно уравниваются.

Алейников преодолел расстояние, отделявшее его от стены дома, где засел неизвестный бандит или целая компания — поди узнай.

Нет проблем забросить внутрь парочку гранат, а потом зайти и посмотреть, кто там остался живой. Самый легкий вариант, который может сберечь массу здоровья, а то и жизни.

— Э, бандит, — крикнул Алейников. — Минута тебе на то, чтобы выйти с поднятыми руками. Понял?.. Ответом было молчание…

— Отсчет пошел. После этого снесем дом БТРом.

— Не напрягайтесь. Выхожу, — послышался глухой мужской голос.

Появившуюся в дверях мощную фигуру атлета взяли на прицел несколько стволов.

— Не бойтесь. Я без оружия, — усмехнулся человек, поднимая руки.

— На колени, — приказал Алейников. — Руки на затылок. И плавно, чтобы каждое движение видели…

Тоже вполне могло статься, что этому человеку терять нечего и он сейчас взорвется, стремясь унести на тот свет побольше неверных.

Человек опустился на колени, положил руки на затылок.

К нему подскочил сзади боец СОБРа. Тычком в спину распластал на земле, завел руки за спину, защелкнул наручники. Пробежал ладонями по телу.

— Чистый, — собровец перевел дыхание. — Не начинен.

Алейников вытер пот.

Пленного поставили на ноги. Алейников подошел к нему и внимательно посмотрел ему в лицо.

— Алейников, — кивнул задержанный.

— Вот это встреча, — вспомнил Алейников. Он с этим человеком встречался еще в первую войну.

— Странно встретились, — вздохнул задержанный. — Но лучше вы, чем они.

— Чем кто?

— Кровники… В доме лежит пистолет… Сразу, чтобы время не тратили, из него я убил двоих… Просьба. Женщину не трогайте. Она ни при чем…

— Обещаю, — кивнул Алейников.

Действительно, в доме лежал на полу пистолет «ТТ». Патрона в патроннике не было, так что пленный, похоже, отстреливаться не собирался.

— Лев Владимирович, а что это за типа мы взяли? — спросил Мелкий брат.

— Майор милиции Джамбулатов, — ответил Алейников.

— Серьезный зверь?

— Серьезный… человек…


— Курить будешь? — спросил Алейников, глядя на сидящего напротив него Руслана Джамбулатова.

— Буду, — кивнул тот, потянувшись к пачке. Он размял сигарету «Ява», закурил. И оценил:

— Дрянь сигареты.

— К «Мальборо» привык? — хмыкнул Алейников.

— Привык. Было время. Дешевые сигареты менту считалось просто неприличным курить… Давно было. В другой эпохе…

— Времена не выбирают.

— Да. Времена выбирают нас, — кивнул Джамбулатов. — Кстати, ты кто сейчас по званию?

— Все еще подполковник, Руслан.

— Папаху не дают. Что так?

— Видимо, не заслужил.

— Ну да, — хмыкнул Джамбулатов. — Не умеешь выслуживаться, что ли?

— Не обучен.

— Правильно. Ты, Алейников, воин… И я воин. Мы только и умеем, что воевать. А ордена и звания — для других… А знаешь, это ведь мой кабинет был, — Джамбулатов обвел рукой кабинет начальника криминальной милиции. — Только в те времена, понятно, он выглядел получше… Но что-то осталось. Вон тот шкаф мой остался. Хороший шкаф. Добротный. Мне его председатель колхоза имени Ленина десять лет назад подогнал.

— Точно.

— В нем картотека, в правом ящике. На проституток района. Сейчас там?

— Осталась.

— Я ее сам формировал… Как, помогла тебе?

— Немножко.

— Правильно. Шлюхи — лучший источник оперативной информации. — Джамбулатов вздохнул. — Жизнь прошла в этих стенах. А теперь кто я? Никто!.. Ох, как же нас поломало всех!

— Поломало, — кивнул Алейников. — Ну что, Руслан, Давай. Рассказывай…

— А что рассказывать? — пожал плечами Джамбулатов. — Положил я их… Ваху положил. Джохара.

— Это у мини-завода?

— Да… Еще кое-кого.

— Кого же?

— Братьев Мовсаровых.

— Ну ты разгулялся.

— А сколько еще тварей не достал, — Джамбулатов покачал головой. — Теперь у меня масса кровников. Мы долго, слишком долго играли в солдатики… Слушай, давай так, я пишу явку с повинной. При условии, что отправите меня в Россию.

— Здесь что, не сидится?

— Здесь убьют. Все равно убьют.

— В ИВС?

— А что им ИВС? Они просочатся сквозь эти стены. Купят ваших людей. Возьмут штурмом отдел. Слишком сильно я прищемил их… Жалко только. Хромого не достал.

— Где теперь Хромой?

— Здесь.

— Уверен?

— Уверен. — Руслан глубоко затянулся и выпустил дым, задумчиво глядя на поплывшие клубы. — Ох, плохо все. Плохо… Ты сидишь за моим столом и допрашиваешь меня… Знаешь, я всю жизнь слугой государства был. И всех собак в районе в руках держал. И в Афгане за это государство воевал, и никаких сомнений в правильности пути не было. Да, да, хоть и братьев мусульман крошил, но была уверенность, что за нами правда. Потому что была держава, которой не грех было служить верой и правдой… А сейчас державы не стало…

Алейников задумчиво посмотрел на него, щелкнул зажигалкой и тоже затянулся. И хмыкнул:

— Ну да. Была у меня таможня. Были контрабандисты, как говаривал Верещагин в «Белом солнце пустыни».

— Знаешь, подполковник, когда Россия была рачительным и справедливым хозяином — здесь был порядок. Когда Россия стала проституткой и ее правительство отдавалось за деньги, как вокзальная шлюха, тому, кто заплатит больше, то здесь хозяином стал бандит! Ваши продажные московские шкуры отдали мою землю бандитам…

— Что-то ты разговорился.

— А я не прав? — завелся Джамбулатов. — Ваши проститутки привели к власти безумного Джохара. Потом он кому-то разонравился, и вы бомбили наши города! Когда в девяносто пятом пришли ваши войска, мы вам поверили. Мы думали, что Россия снова стала хозяином. А оказалось, что проститутка захотела новых денег. Получила их и выполнила желания клиента… Вы нас бросили… Удивительно. Я работал начальником розыска при коммунистах. Потом при Дудаеве… Войска пришли, и на вас работал. А потом в этом изоляторе год сидел. За измену ваххабитской Родине. И каждую неделю меня водили на расстрел. Подонки из Грозного приезжали — генералы, министры, и все хотели полюбоваться на мой расстрел. А знаешь, я привык смотреть в зрачок автомата. И никто не видел на моем лице испуга… За себя я отвык бояться… Но отец…

Он судорожно вздохнул и провел ладонью по щеке — наручники с него сняли.

— Они убили его. Теперь у меня никого нет. Не за кого бояться. Я один. Один… Мне нужно было убить их. Всех…

Особенно Хромого. Но не судьба… Если когда-то выйду, то убью.

— Откуда ты знаешь, что Хромой в районе?

— Шила в мешке не утаишь.

— Что ему здесь надо?

— Я эту сволочь отлично знаю. Он хочет слизнуть жирный навар. Иначе никогда бы не вернулся. В селе его люди были…

— Ты за ним туда пришел?

— Да. Я знал, что он появится в Даташ-юрте. И ждал его.

— Хотел одолеть их всех?

— Что смог — сделал бы… Но пришли вы.

— А чего после того, как мы ночью тут шорох навели, ноги не сделал? Что, не додумался, что зачистка будет?

— А, — махнул рукой Джамбулатов. — Думал, что отсижусь у Айзан. Вы же все пятьсот домов наизнанку не вывернете… Вам кто-то меня сдал?

Алейников пожал плечами.

— Сдали, — усмехнулся Джамбулатов. — Столько доброжелателей на свете, что и не знаешь, кому спасибо сказать.

— Не ломай голову.


Загрузка...