Новые испытания

— У нас с Полиной была любовь, — защищался Борис.

Но Сан Саныч слишком хорошо знал жизнь Самойлова.

— И поэтому ты всю жизнь мстил ей за юношеский роман с Виктором? И поэтому ты заводил интрижки со всеми… секретаршами, которые тут… работали? Откуда я знаю? А что я, по-твоему, слепой? Ничего не понимаю в жизни? Борис! Совершив предательство, неужели ты не думал, что оно вернётся к тебе бумерангом? Я стараюсь показать тебе самую суть. В тот момент, когда у твоего друга неприятности, беда, когда его дочка лежит в больнице, ты… Ты думаешь о своих обидах и строишь планы мести! Как тебе не стыдно, Борис!

— Ты, Сан Саныч, со мной, как с мальчишкой, общаешься… — обиделся Самойлов.

— A ты для меня и есть мальчишка, — подтвердил Сан Саныч. — Вы с Виктором на моих глазах выросли. И если я ругаю тебя, то только потому, что переживаю, как за родного сына. Я вижу, Борис, что ты стоишь на краю пропасти и балансируешь на самой грани. И даже не замечаешь этого. Очнись, Боря, перестань думать только про деньги, да про обиды, иначе ты погибнешь! Как личность погибнешь. Я тебя не пугаю, а просто предупреждаю. И ещё. Этим делом, — тут Сан Саныч щёлкнул пальцем по горлу, — ты не увлекайся. Не пей.

Сан Саныч высказался и решил, что Самойлову надо дать время для осознания сказанного.

— Ну, пошёл я. Сердце не на месте, надо в больницу сходить…

Сан Саныч ушёл, а Самойлов в смятении заметался по кухне:

— Значит, я на краю пропасти, да? А что же делать? — спросил он сам себя. Но знакомое решение проблемы уже ждало его в холодильнике. Он достал бутылку, открыл её и выпил, не закусывая.

Косте так и не удалось дозвониться Кате, потому что смотритель решительно отобрал у него мобильник.

— Чёрт, Костик, что это ещё за самодеятельность? — сурово спросил он.

— Я позвонить хочу, позвонить, ты понимаешь! — закричал Костя. — Это же дело одной минуты!

— Нет. Ты, дурачок, не должен отвлекаться по пустякам. И должен слушаться меня во всём. Понял?

— Мы так с тобой не договаривались. Я не могу вот так, разом, взять и от всего отречься ради мифического золота!

— Ничего не знаю. Когда мы договорились, что идём вместе, подразумевалось, что ты во всём меня слушаешься. Раньше надо было сомневаться, на берегу. А сейчас — поздно! И вообще — что это за бардак? Почему самые простые вещи тебе приходится повторять по сто раз?

— Макарыч, перестань! — взмолился Костя. — Мне нужно только один раз позвонить. Узнать, как Катя себя чувствует.

— Ага. Я тебе про Фому, а ты мне про Катю. Мобилку не отдам! Пусть эта штуковина поживёт у меня. Так всем будет спокойнее. У нас сейчас другая цель. А если ты позвонишь своей Катьке, она загрузит тебя своими бабскими проблемами, и — пиши, пропало. Будешь думать о ней, а не о том, как ловушки ликвидировать.

— Да устал я уже, устал! — признался Костя. — Ловушки, сундуки, монеты. Ползаем под землёй, как кроты, немытые, слепые, света белого не видим!

— А ты что же, хотел блюдечко с голубой каёмочкой?

— Я уже ничего не хочу. Всё. Отхотел, — сдался Костя.

— Да, кстати, о Кате. А ты в курсе, что над тем местом, где осталась необезвреженная мина, находится дом твоей Катерины?

— Не верю! — оторопел Костя.

— Ну, тогда читай. — Смотритель достал из кармана письмо Сомова, которое якобы было отравлено. — Это то самое письмецо с чернилами, из-за которого ты чуть не наложил в штаны, Костик!

Костя взял письмо и стал читать вслух:

— «…Я уверен почти на сто процентов, что до этого письма может добраться только местный, хорошо знающий катакомбы человек. Поэтому хочу тебя предупредить: некоторые места тщательно заминированы и над этими минами находится город. Если ты не дорожишь своей жизнью, то подумай хотя бы о других, близких тебе людях!»

— Ну, что скажешь? — мрачно поинтересовался смотритель. — В общем, ты сам решай, Костяш. А я пошёл. Только запомни: мне терять нечего.

Косте некуда было деваться.

Пока смотритель и Костя вели этот разговор, к маяку вернулся Андрей. Он зашёл в свою каморку и заметил, что внутри кто-то был. Он прислушался: из подвала доносился странный шум. Андрей тихо вышел из комнаты. Он спустился в подвал и увидел мужчину, готового уйти в катакомбы. Костя уже скрылся в темноте катакомб, и Андрей его не увидел.

— Кто вы? И что вы здесь делаете? — спросил Андрей у постороннего.

— А я это… Из порта. Инспектор, — не моргнул глазом смотритель. — Вот смотрю, что по времени пора, а у вас, дорогой товарищ, до сих пор не включён маяк.

— Что? — оторопел Андрей.

— Маяк, говорю, не горит. Внимательным надо быть и выполнять свои обязанности добросовестно, — сказал смотритель и скрылся в катакомбах, оставив изумлённого Андрея размышлять о том, кто же это был.

Только вернувшись в каморку, Андрей вдруг вспомнил, что он видел это лицо на фотографии, которую показал ему следователь Буряк! Это был смотритель! Андрей стал отчаянно искать фонарь, чтобы отправиться в погоню за опасным преступником, но фонаря не было. Тогда он взял свечу и опрометчиво бросился в катакомбы следом за смотрителем. Идти со свечой было трудно, и шансов догнать смотрителя у него практически не было. Чтобы не заблудиться, Андрей стал коптящей свечой оставлять на стенах пометки.

Алёша повернулся к Маше, которая по-прежнему спала.

— А она точно… спит? — спросил он у лежащей на соседней кровати Кати. — Может быть, ей плохо?

— Ой, я не знаю. Она никак не реагирует?

Алёша решил, что надо позвать врачей. Оказалось, что у Маши взяли слишком много крови. Кате она помогла, но у самой Маши резко упал гемоглобин.

— Скажите, а что делать? — спросил Алёша.

— Молодой человек, а вам здесь не стоит находиться. Вы бы лучше подождали в коридоре, а ещё лучше — шли бы домой, — посоветовал врач.

— Я не могу пойти домой, пока не узнаю, что с моей невестой и как я ей могу помочь, — не согласился Алёша.

— Кто ваша невеста — Катя или Маша? — спросил врач.

— Маша!

— А пришли вы к Кате, так?

— Да какое вам дело! — возмутился Алёша.

— Никакого. Точно так же, как вам нет дела до наших медицинских мероприятий. Это реанимационное отделение, поэтому, пожалуйста, покиньте помещение! Идите. Мы всё равно скоро переведём Катю в обычную палату. А Маша немного отдохнёт, и мы её отпустим домой.

Алёша не хотел уходить, но Катя попросила его:

— Алёша, не спорь с ними, пожалуйста. Врачам не нужно мешать. Лучше подчиниться. И ждать. Всё будет хорошо, Алёша, подожди там.

Римма предложила Таисии рассказать Кириллу, что она родила от него ребёнка. Но Таисия сомневалась, стоит ли это делать:

— Римма, я к твоим советам всегда относилась с уважением. Но сейчас ты предлагаешь невозможное! Ещё неизвестно, как он воспримет такую новость. Может, никогда мне не простит обман. У меня столько сомнений. Вдруг мои слова причинят Кириллу боль, изменят его судьбу, сломают его. Римма, он может просто испугаться и оттолкнуть меня.

— Я тебя не понимаю, Таисия. Ты хочешь усидеть на двух стульях. Рыбку съесть и косточкой не подавиться. Хочешь с ним жизнь новую начать и тайны все скрыть. Ты только одного не понимаешь: если ты всю жизнь с Буравиным девочку свою вспоминала, то с Кириллом она между вами постоянно стоять будет. И, глядя на Кирилла, ты будешь только мучиться, — настаивала на своём Римма.

— Страшно, Римма. Боюсь, что Кирилл меня не простит.

— Ну что ты про него заладила! Простит он тебя или не простит — это уже второстепенное. Главное, как ты сама к себе относишься. Ты сама себя простила? — вкрадчиво спросила Римма. — Ты пойми одно: можно жизнь прожить, наполненную только страданиями, болью и воспоминаниями. И не занимайся ты душевным мазохизмом. Это сколько же сил уходит в космос! Ты не представляешь, сколько там растворено боли и страдания. Ужас! Ты же всегда была такая уверенная, пробивная, ну что с тобой случилось? Почему раскисла?

— Потому что я первый раз за много лет не знаю, как поступить, — призналась Таисия.

— Зато я знаю, — уверенно сказала Римма. — Хватит болтать впустую, посыпать голову пеплом, терзаться и сырость здесь разводить. Надо действовать. Исправлять свои ошибки. Это, между прочим, самый действенный способ изменить свою жизнь.

— А вдруг я найду дочь, и она узнает правду обо мне? — обмерла Таисия.

— И что? Правду знать полезно.

— Но она может меня возненавидеть.

— За что, Тая?

— Ведь получается, что я её… предала… Я столько лет её не искала, она уже выросла. И вдруг пришла мамаша: здравствуйте!

— Я твоя подруга, и, как понимаешь, только подруга может тебе правду в глаза сказать. Ты, Таисия, просто глупеешь на глазах! Вот! Шоковая психотерапия! Подействовало! Чувствуешь, как всё внутри закипело, и пошёл протест?

— Почувствовала… только зачем?

— Чтобы мысли, наконец, на место встали! Потому что ты рассуждаешь, словно безнадёжно проиграла свою жизнь. А это не так! — настаивала Римма.

— Тогда расскажи мне, Римма, как мне действовать, — попросила Таисия.

— Значит, с Кириллом мы разобрались. Сообщаем ему. Теперь дочка. Мне сразу пример с детдомовскими детьми приходит на ум. Спасибо космосу — поставляет гениальные мысли регулярно! Эти дети, заметь, брошенные дети, мечтают вернуться в семьи. Им всё равно, что мамаша алкоголичка, а папаша в тюрьме сидит. Они мечтают о родном доме с мамой и папой. Поэтому заранее простили своим родителям все грехи. Поэтому не лишай себя дочери, а ребёнка — матери. Да и Катя, вот увидишь, обрадуется появлению сестры.

Таисия слушала Римму и думала о том, что, возможно, она и права.

— Ладно, подруга, иди! — закончила свою речь Римма. — Мне ещё собираться надо!

— Ой, Риммочка, и, правда, уже поздно! — спохватилась Таисия. — Мне ещё к Катюше надо забежать в больницу. Проверить, как у неё дела.

— Не забудь зайти к Маше с утра, — напомнила Римма. — Пусть придёт ко мне.

— Обязательно! — пообещала Таисия.

Когда Таисия ушла, Римма присела в кресло, закрыла глаза и тихо сказала:

— Спасибо, мамочка и папочка, что подарили мне такие светлые мозги!

Сан Саныч отправился в больницу. Но до своего врача он так и не дошёл, потому что встретил в коридоре больницы Алёшу.

— Алёшка! Расскажи толком, что здесь происходит? Что с Катей? Как она сейчас? — спросил Сан Саныч.

— Давай отойдём в сторонку, всё тебе сейчас расскажу, — предложил Алёша. Кате стало плохо, и она потеряла сознание на пороге собственного дома. Там её нашёл Виктор Гаврилович, привёз в больницу. Сначала всё было очень плохо, но врачи постарались. И ещё… Машенька постаралась. Она потом дежурила всю ночь у её кровати. Кровь ей свою дала.

— Даже кровь дала? — ахнул Сан Саныч. — Надо же, Машенька наша и вправду святая. Так отнеслась к девушке, которая… портила ей жизнь.

— Маша не злопамятная. И мне ещё показалось, что Маша посчитала помощь Кате своим долгом.

— А что с ней самой, с Машенькой? Она же не донор какой-нибудь, сама девочка слабенькая. А ты говоришь — кровь свою дала.

— Это потому что в больнице не было запасов третьей группы крови. И кризис у Кати случился внезапно. Так что вопрос о её спасении решался мгновенно.

— А что, у них группы крови совпадают?

— Да. Представляешь, группа крови редкая, но у них она оказалась, одна. В общем, Маша сама приняла такое решение, а врачи посчитали его единственно верным.

— Алёшка, знаешь, о чём я тебя спрошу? Мне кажется, что ты за обеих девчонок переживаешь одинаково сильно. Так? — догадался Сан Саныч.

— Да, так. За Катю я волнуюсь ещё и потому, что она ждёт ребёнка.

— Случайно не твоего, Лёш?

— Да, Сан Саныч. Ты прав. Катя ждёт моего ребёнка, — признался Алёша. — Но… откуда ты знаешь, Сан Саныч? Кто тебе сказал?

— Никто, Алёша. Интуиция и опыт. Я ведь не первый десяток лет живу на свете. Теперь, Алёшка, перед тобой стоит непростая задачка, которую ты обязан решить один, без посторонней помощи.

— Я понимаю, о чём ты говоришь, Сан Саныч, — вздохнул Алёша. — Но я уже давно всё решил. Я люблю Машу и женюсь на ней. А Кате и ребёнку буду помогать.

— Ох, ох… Решил он. Погоди, Лёш, о помощи-то ещё рано говорить. Ты ведь ещё сам не крепко стоишь на ногах, работы вот у тебя нет, — напомнил Сан Саныч.

— С работой уже всё устроено. Я прошёл медкомиссию, скоро заступаю на службу.

— Да ты что? Тебя аттестовали как моряка? — обрадовался Сан Саныч.

— Нет. В моряки рано мне пока. Не получилось. Но я выхожу на работу в милицию. Стажироваться буду у Григория Тимофеевича.

— Что же, Лёшка, это хорошая новость, согласился Сан Саныч. — Поздравляю. И под Гришиным началом работать… Всё правильно, хорошо.

— Так что всё складывается хорошо. Буду работать, женюсь…

— Стоп. А свадьба-то у вас с Машей когда?

— Ой! Чуть не забыл! — спохватился Алёша. — У нас же с Машей свадьба в эту пятницу!

За всеми этими событиями Алёша и Маша совсем забыли о своих делах.

Таисия пришла к Кате в палату, думая, что ей нужна помощь и поддержка. Но Катя встретила маму беспечной улыбкой.

— Мам, у меня всё хорошо!

— Что было, дочка?

— Мама, ты знаешь, Маша опять меня спасла.

— А что с тобой было, что?

— Ты понимаешь, я распсиховалась, как дура, а потом у меня пошла кровь из носа. И не останавливалась. А потом всё закружилось. Мама, не плачь, пожалуйста, потому что всё уже прошло.

— А как тебе Машенька-то помогла? Опять с помощью своего дара, да?

— Нет, мама. С помощью своей крови, — просто ответила Катя.

— Как? Она тебе дала свою кровь? Что… значит… Боже мой, но у тебя же редкая группа крови. Боже мой, такое совпадение! А где она сейчас, где Машенька?

— Мама, к сожалению, Маша тяжело перенесла потерю крови. Видимо, эта кровь была у неё не лишняя. И Алёшка её, наверное, забрал домой — отдыхать, — объяснила Катя.

— Боже мой. Она спасла тебя.

— И моего ребёнка.

— Надо же. Как жизнь устроена! Я никак не могла представить, что Маша, которую мы презирали, к которой так… ужасно относились, будет твоей спасительницей! — недоумевала Таисия.

— Мама, я теперь ей всю жизнь буду благодарна. Она мне теперь — как сестра, — неожиданно призналась Катя.

У Таисии на глазах появились слёзы, потому что она вспомнила о своем первом ребёнке.

Поскольку Андрей отправился в катакомбы, так и не зажигая маяка, то вскоре на это обратили внимание. В кабинет к Буряку явился милиционер и доложил, что пропал смотритель маяка.

— Я прекрасно знаю об этом, давно ведутся поиски… Странно, что ты не в курсе… — не разобрался сначала Буряк.

— Нет, я не про того смотрителя говорю, не про Михаила Родя. Я про другого — нового.

— Как? Москвин? — следователь встал.

— Из порта позвонили, сказали, что маяк не работает. Видимо, и смотрителя нет, и электронику кто-то из строя вывел. Он же, маяк-то, должен на автомате включаться, если что…

— А… что ещё известно?

— Они выслали туда человека, маяк включат. А вот Москвин… С ним что-то случилось, наверное.

— Значит, Андрей пропал. Эх, лучше бы в больнице отлеживался, говорил я ему… А вы, почему только сейчас мне докладываете? Время-то уже позднее.

— Мы сами только что узнали. Маяк днём-то не горит.

Следователь стал собираться.

— Вот что. Звоните в порт, пусть ищут замену Андрею. И ещё. Формируйте поисковую группу. Ждите моего звонка. Я сейчас сам съезжу на маяк, разберусь и осмотрюсь, а потом позвоню сюда, дам знать. Группа пусть находится в состоянии полной боевой готовности. Ясно?

— Понял, товарищ майор!

— Кажется, я догадываюсь, куда он мог пропасть. Романтик! — пробурчал следователь.

Павел Фёдорович позвал Алёшу и сказал:

— В общем, так, Алексей. Обращаюсь к вам, потому что этой барышне говорить об отдыхе бесполезно. Маша сильно ослаблена, поэтому её немедленно нужно уводить, увозить или уносить из больницы. И чтобы в течение ближайших трёх дней она здесь не появлялась!

— Но, доктор… — запротестовала Маша. — У меня же масса дел! Я заказала партию тонометров для кардиологического отделения…

— И слушать не хочу! Какие тонометры? Ещё не хватало мне заполучить вас как пациентку кардиоотделения! Алёша, вы слышите, я к вам обращаюсь!

— Слышу. Немедленно уношу, увожу, — по-армейски доложил Алёша.

— Я оформлю Маше больничный на несколько дней. И запомните, Маше необходим отдых. Полноценный отдых.

— Она будет лежать, если скажете.

— Я не хочу лежать! — запротестовала Маша.

— Ну, лежать не обязательно. Но вот нагрузок никаких сейчас. Только сон, свежий воздух и забота любящего человека!

— Это я вам гарантирую, Павел Фёдорович! — улыбнулся Алёша.

Он взял Машу на руки и понёс из палаты по больничному коридору.

— Алёша, отпусти, я же не настолько слабая, чтобы меня надо было нести на руках. Я и сама дойду, — слабо сопротивлялась Маша.

— Я несу тебя на руках не потому, что ты слабая.

— А почему?

— Потому что я люблю тебя, глупенькая! А через несколько дней ты станешь моей женой.

Говорят, что утро вечера мудренее, но бывает и наоборот. Маша проснулась пораньше, когда Алёша ещё спал, и достала из-под подушки куколку-морячка. Она попыталась снять свой браслетик с пояса морячка, но не успела этого сделать, потому что Алёша проснулся.

— Доброе утро!.. — сказал он потягиваясь.

— Доброе утро, Алёшка!

— Маша, зачем ты так рано поднялась? Доктор велел тебе отдыхать побольше, высыпаться!

— Алёша, я уже выспалась, всё хорошо.

— Но я обещал доктору проследить за тобой!

— И ты следишь. Даже во сне, — улыбнулась Маша.

— Но мне не спится без тебя, — признался Алёша.

— A мне вообще не спится.

— Почему?

— Так, мысли всякие лезут в голову.

Вот это Алёше не понравилось. Он обнял Машу и сказал:

— Всё, Машка! Больше никаких мыслей, только чувства!

Маша мягко от него отстранилась.

— Машенька, что-нибудь не так?

— Не знаю…

— Машенька, ты на самом деле очень устала. Я вижу. Если не хочешь спать, давай мы сейчас оденемся и пойдём, погуляем. Подышим морским воздухом.

— Нет, нет. Извини. Но я сейчас не хочу… морского воздуха.

— Но ты бледненькая такая…

— Я всегда такая, Алёшка, разве ты не замечал?

— Нет, обычно ты румяная и…

— Толстая… — продолжила Маша, смеясь.

— А что? Тебе пойдёт быть румяной и толстой. Но это потом. А сейчас я хочу, чтобы моя невеста была румяной, весёлой и здоровой. Я беспокоюсь о том, как моя невеста будет чувствовать себя к концу недели.

— А что у нас в конце недели? — спросила Маша.

— А-а-а! Я так и знал, что ты забудешь! Я так и знал!

— Лёшка, Лёшка, о чём ты?

— О нашей свадьбе, Машенька. В пятницу у нас с тобой назначено бракосочетание.

— Как?

— Вот так. Кажется, ещё вчера мы с тобой подавали заявление в ЗАГС, а время пролетело так незаметно! Представляешь, я сам чуть не забыл, а Сан Саныч мне вчера напомнил. Спрашивает: «Лёшка, а когда свадьба-то у вас назначена?» Я — оп, в эту пятницу! А у тебя ещё платья нет, и вообще… Представляешь, сколько нам нужно дел сделать? Но ты не беспокойся, Машенька. Я все хлопоты возьму на себя. Тебе останется одно — выбрать себе платье к самому главному дню в твоей жизни.

— Не будет у меня этого дня, Алёшка… — тихо сказала Маша.

— Почему? Ты что такое говоришь?

— Ты, Алёша… должен будешь жениться… на Кате.

От неожиданности Алёша даже ахнул:

— Какая муха тебя укусила, Маша?

— Алёша, я долго думала… сегодня утром. И вчера вечером. И пришла к выводу — ты должен жениться на Кате. Во-первых, у ребёнка должен быть достойный отец. А твой брат пока на эту роль не годится.

— С чего ты взяла? Катя же любит Костю…

— Подожди. Ты спросил, позволь договорить. Во-вторых, ребёнка должен воспитывать родной отец. А родной отец — ты.

— Так я же не отказываюсь принимать участие в судьбе ребёнка! Но почему для этого я должен жениться… Нет, нет, ни за что! Я женюсь на тебе, ты моя невеста!

— И в-третьих, и это самое главное, Алёша. Теперь я просто не смогу жить с тобой, — твёрдо сказала Маша.

— Ты что… отказываешься выйти за меня замуж? — оторопел Алёша.

— Да, Алёша, отказываюсь.

— Нет, нет, не понимаю… Бред какой-то. Почему?

— Это невозможно, Алёша. Наша семья не сможет быть полностью счастливой, если твой ребёнок будет в другой семье!

— Но… у нас будут свои дети, Маша!

Маша подумала, говорить или не говорить Алёше, что у неё уже не может быть детей, и решила не говорить, во всяком случае, сейчас.

— Пока у нас с тобой нет детей. Это к лучшему. Так что лучшим выходом для тебя, Алёша, будет полностью взять на себя ответственность за судьбу своего родного ребёнка!

Тендер уже состоялся, но Самойлов не знал его результатов. Он долго терпел, ожидая звонка с поздравлениями, и наконец, не выдержал, позвонил сам.

— Привет, Кирилл Леонидович. У тебя есть для меня новости? Порадуешь наконец-то чем-нибудь?

— Новости есть, но, боюсь, они тебя не порадуют, — не сразу ответил Кирилл.

— Как это? Подожди, не понял… Решение по тендеру… ещё не принято?

— Уже принято. Ты проиграл, Борис Алексеевич. Я сочувствую.

— Что-о-о? Не может этого быть!

— К сожалению, это так. Мне лично очень жаль, что я ошибался в прогнозах, и напрасно обнадёживал тебя. Комиссия большинством голосов — подавляющим большинством, Боря, выбрала другого претендента. Борис, ты сам понимаешь, о ком идёт речь. Тендер выиграл Буравин. Ещё раз моё искреннее сочувствие.

Самойлов бросил трубку и бросился в мэрию, чтобы поговорить с Кириллом лично. В кабинет ему пришлось прорываться с боем, который он выиграл.

— Я не понял! Тут что у тебя, по записи? Тоже мне, салон красоты! — возмущался Борис. — Почему я не могу зайти и поговорить с тобой сразу?

— Мэрия, конечно, не салон красоты, но функции выполняет не менее важные, Боря. Конечно, у нас всё по записи. А зачем ты пришёл?

— Я требую немедленных объяснений, Кирилл! Если ты пошутил, то так и скажи! А то бросаешь всякую чушь в трубку — мол, комиссия, большинством, голосов, Буравин… Что за ерунда?

— Никаких шуток, Борис. Такими вещами не шутят. Просто ты не хочешь поверить в правду. Ты проиграл, Борис.

— Но ты же сам убеждал меня в том, что дело в финансовой состоятельности компании, и если я найду дополнительные деньги, то тендер будет мой.

— Нет, Борис, я говорил не так, — поправил его Кирилл. — Это ты слышал лишь то, что хотел услышать. А я тебе никаких гарантий не давал.

— Но ты же сам говорил, что мои шансы стали выше, чем у Буравина, когда я нашёл, эти чёртовы деньги! Так что же произошло, почему заказ отдали Буравину? Может быть… Может быть, мало денег? Так я ещё достану.

— Всё уже решено, Борис. Поздно. Ты проиграл. Решение комиссии базировалось, как ты знаешь, на нескольких китах. Финансовая стабильность компании — это одно. Но проект — сам проект, его содержание — вот что было главным при рассмотрении и вынесении решения. По мнению комиссии, тендер — не комсомольская стройка, где главное — масштаб. И если уж анализировать ошибки, то я тебе скажу. Ты и в самом проекте сделал ставку на деньги, но они — не главное.

— Интересно, что же может быть главнее денег? — с иронией спросил Самойлов.

— Комиссия посчитала, что идеи Буравина лучше, чем твои. Его проект был не таким амбициозным, но он был… более патриотичным, что ли.

— А мой проект — полное дерьмо, да? — завёлся Самойлов.

— Нет, нет, я так не считаю. В комиссии был… один голос, не могу назвать какой, это уже неважно. Так вот, этот человек всем упорно доказывал, что твой проект по некоторым направлениям интереснее Буравинского.

— Наверное, этим человеком был ты, Кирюша, и был не очень убедителен.

— Нет, нет, — что ты. Я же председатель комиссии и должен быть над схваткой, понимаешь?

— Понимаю. Что ещё?

— Если грубо сравнивать ваши две концепции, то можно сказать, что Буравинский проект направлен именно на имидж города, на историческую перспективу, а твой — на скорую, прибыль и скоростной бренд. Понимаешь?

— С трудом. Но скажи, Кирилл, а что, городу не нужны деньги?

— Никто этого не говорит, просто сейчас важнее перспективное развитие, а не сиюминутный доход. А вторым фактором победы Буравина стало то, что его опыт в данной области более значителен, чем твой.

— Как? — удивился Самойлов. — Мы же ровесники и одинаково… работали всегда одинаково, вместе начинали… ты что, не знаешь!

— Да, но Буравин все эти годы руководил и принимал важные решения, а ты был всего лишь его компаньоном. Помощник это важно, но помощник — это не босс. Ответственность другая.

— Ладно, я услышал набор беспомощных фраз, которыми ты прикрыл истинное значение интриги. Но скажи честно о главном: окончательное ли это решение? Можно сейчас что-то изменить?

— Увы, Борис, ничего изменить уже нельзя, — развёл руками Кирилл.

— Я всё понял, Кирилл Леонидович, а теперь послушай ты, что я тебе скажу.

— Уж не угрожать ли ты мне решил?

— А ты боишься? — усмехнулся Самойлов. — Нет. Я тебе не собираюсь угрожать. Но я предъявляю тебе обвинения. Не уголовные, не по закону. А по чести и совести. Ты, Кирилл, с самого начала водил меня за нос. Обращался со мной, как кошка с мышкой.

— Погоди, погоди, сядь, успокойся.

— Сам сядь, а мне пока не за что! — повысил голос Самойлов. — Я теперь всё понимаю, ты не захотел мне помогать, отказался взять у меня деньги, говорил о какой-то там честной игре… А на самом деле… Ты врал, Кирилл. Ты просто взял деньги у Буравина! Да, точно! Он, небось, предложил тебе больше, вот ты и не встал на мою сторону.

— Что ты несёшь, я сообщал тебе по дружбе информацию, которую не имел права разглашать… А ты ещё меня обвиняешь в чём-то.

— Я не прокурор, чтобы тебя обвинять, но то, что ты взяточник, известно всем и без меня! — с этими словами Самойлов вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

Следователь подошёл к каморке, в которой обитал Андрей, убедился, что там никого нет, и посмотрел на часы.

— Группа отправилась на поиски достаточно давно. Странно, до сих пор ни слуху, ни духу.

— Вы же сами говорили, Григорий Тимофеевич, что в наших катакомбах можно блуждать всю жизнь… — отозвался сопровождающий его милиционер.

— Так что это значит? Наплевать и на наших, и на Андрея?

— Вы не сердитесь, пожалуйста, Григорий Тимофеевич. Но — можно сказать?

— О чём? Говори!

— А вдруг Андрей этот вовсе не в катакомбах? Это же ваше предположение.

— Это предположение, которое я сделал не с бухты-барахты, как ты думаешь. Нет, я точно знаю, зачем и почему Андрей Москвин мог отправиться в катакомбы, — уверенно сказал Буряк.

— Считаете, он напал на след смотрителя маяка?

— Думаю, да. Одно меня тревожит. Андрей в одиночку пошёл в катакомбы. Он даже, забыл включить маяк. Очень срочно ушёл, понимаешь?

В это время из подвала выбрался запыхавшийся милиционер.

— Вот, Григорий Тимофеевич, нашёл недалеко от входа. Было припрятано, — сказал он, протягивая следователю пакет с окровавленными бинтами.

— Я же говорю, смотритель был здесь! — воскликнул Буряк.

— Разрешите ещё в подвале всё хорошенько обыскать?

— Пока не надо. Достаточно и этого. Кстати, выяснили, почему вечером не сработала автоматика на маяке? — поинтересовался следователь.

— Произошёл технический сбой. Сейчас уже всё наладили.

— Хорошо, — сказал следователь, — пока все свободны. — Он присел на табуретку и стал размышлять вслух:

— Выходит, Миша, ты опять был здесь. Но зачем?

Подумав, следователь вздохнул и стал спускаться в подвал.

Смотритель и Костя продолжали свой путь по катакомбам. Андрей почти догнал их. По крайней мере, Костя услышал какие-то звуки и спросил:

— Макарыч, ты слышишь шаги? Или это мне кажется?

— Да слышу я, слышу! И уже давно, — отозвался смотритель.

— А кто это? Может быть, милиция вышла на наш след? — предположил Костя.

— Не бойся, сынок, это не милиция. Это другая служба, — усмехнулся смотритель.

— Какая служба? Ты что-то знаешь? Почему молчишь?

— Это тот парень, что на маяке теперь вместо меня работает. Он, когда мы спускались в лаз, за нами полез, — объяснил смотритель. — Заблудится, бедняжка!

— Значит, ты… знал? Видел?

— Знал, видел… Костя, ты волнуешься, как барышня! — заворчал смотритель.

— Как не волноваться. Ты говоришь, он заблудится. А шаги мы уже слышим.

— Ну и что?

— А что будет, когда он нас догонит?

— Костя, нам надо меньше болтать и больше шевелиться — тогда всё будет о’кей. А если так и будем стоять и трепаться, то этот молодой здоровый чувак обязательно нас догонит.

— Хорошо, пошли, — согласился Костя. — Только побыстрее.

— А кто тормозит-то? — хмыкнул смотритель.

Они пошли быстрее. Через несколько минут на том месте, где они стояли, появился Андрей. Он прислушался. Потом оглядел пол и увидел свежие следы. Пока он рассматривал след, свеча погасла. Андрей тихо выругался.

Маша приготовила завтрак, но Алёше кусок в горло не лез. Он всё переживал по поводу Машиного глупого решения.

— Маша, я хочу тебе ещё раз сказать, что твоё решение — неправильное, — наконец сказал он.

— Правильное, — упрямилась Маша.

— Нет, потому что ты опять готова пожертвовать собственным счастьем ради других. Это твой способ общения с миром. Ты так привыкла. Но сейчас… сейчас такая жертва никому не нужна.

— Алёша, послушай! Я приняла решение и не буду его менять. Оно мне кажется единственно верным в данной ситуации. Если ты хочешь знать, трудно или легко, мне было решиться на такое, я тебе отвечу честно — трудно. Но это не значит, что я откажусь от правильного решения потому, что оно для меня трудное.

— Конечно… Лучше пусть все мучаются. Но от принятого… вдруг, ни с того ни с сего, после ночных размышлений решения ты не откажешься! Умру, но не сдамся, так?

— Алёшка, прекрати издеваться. Мне и так несладко.

— А мне? — повысил голос Алёша. — A мне хорошо, замечательно, здорово, да? Я просыпаюсь — и мне моя невеста объявляет, как серпом по желудку, что она, видите ли, решила пожертвовать личным счастьем ради…

— Ради счастья твоего родного ребёнка, — перебила его Маша.

Разговор приобретал всё больший накал, но тут в дверь позвонили, и Маша пошла открывать. Оказалось, что пришла Таисия.

— Доброе утро, — сказала она. — Я вам не помешала?

— Нет, конечно. Доброе утро, Таисия Андреевна, — ответила Маша.

— Доброе утро, — угрюмо поздоровался Алёша.

— Ой, простите. Действительно, помешала, я сама вижу, — смутилась Таисия.

— Да нет же, я правду говорю. Мы с Алёшей уже обо всём поговорили, — сообщила Маша. — Вы были у Кати? Как она?

— Катенька в порядке. Спасибо тебе, Машенька! Я так тебе благодарна, ты себе не представляешь!

— Кате действительно лучше? — спросил Алёша.

— Да, да, правда. Это просто чудо какое-то. Она выглядит и здоровой, и отдохнувшей. Маша, мы с Катей тебе обязаны. И ещё… Маша! У меня к тебе есть дело.

— Какое?

— Я… — тут Таисия с опаской посмотрела на Алёшу, — чуть попозже тебе скажу.

— Да, я как раз собирался идти, — сказал догадливый Алёша. — Вы можете без меня поговорить спокойно. Я думаю, что когда вернусь, моя невеста изменит своё мнение.

— Нет. Скорее ты, Алёша, подумав хорошенько, поймёшь, что я права, — ответила Маша.

Таисия не понимала, о чём они говорят, и предпочла помолчать. Когда Алёша ушёл, женщины сели пить чай.

— Машенька, милая! Мы с Катюшей твои должники. Проси у нас всё, что хочешь.

— О чём вы говорите, Таисия Андреевна! Ничего героического я не совершила. Я поступила так, как должна была поступить. И давайте не будем больше возвращаться к этому. Лучше чаю попьём, хорошо?

— Да, да… Катя сказала, что ты ей теперь как сестра.

— В каком-то смысле — да, — усмехнулась Маша. — И группа крови у нас одна и та же.

Тут Таисия вспомнила о поручении Риммы.

— Чуть не забыла! Я пришла к тебе по поручению Риммы. Она срочно хотела тебя увидеть. Срочно!

— Зачем, вы не знаете?

— Римма сама тебе всё объяснит!

— Таисия Андреевна, расскажите, пожалуйста, хоть немного. А то вы ведёте себя так странно, как будто… интригуете. Вы ведь знаете, зачем меня хотела видеть Римма?

— Маша, солнышко, дело не в интригах. Просто новость, которую хочет тебе сообщить Римма, — это дело вас двоих. Можно сказать, что это сюрприз. И я не хочу этот сюрприз портить.

— Тогда расскажите, пожалуйста, как она вообще поживает, — попросила Маша.

— Ладно! Немножко расскажу. У Риммы значительно изменилась жизнь. Она скоро станет матерью. Лёва был некоторое время в бегах, но сейчас вернулся, и у них с Риммой всё хорошо.

— Я уверена, что Римма будет отличной матерью, — сказала Маша. — Она очень заботливая. И настоящий друг.

— Но это ещё не всё. Римма собирается уезжать за границу. К родителям Лёвы. Там она и будет рожать малыша. Варенье очень вкусное, Машенька, — заметила Таисия.

— Бабушка варила. Ещё вот это попробуйте.

— Попробую, но быстро. Мне уже бежать нужно. Машенька, прости, если я вмешиваюсь не в своё дело. Но мне показалось, когда я зашла, что вы с Алёшей ссорились…

— Не ссорились, а немножко поспорили, — грустно заметила Маша. — Наш с Алёшей спор, Таисия Андреевна, касается и вас тоже. Я долго думала и решила, что вынуждена отказаться от свадьбы с Алёшей. Но это ещё не всё. Главное — самым лучшим вариантом будет, если Алёша женится на Кате.

— Маша, мне кажется, ты погорячилась — такое предлагать Алёше…

— Что вы! Это взвешенное решение и, можно сказать, холодное, — заметила Маша.

— Но ведь так нельзя! Алёшка любит тебя! А ты… его. Ты ведь любишь его, правда? Ты его не разлюбила оттого, что узнала про Катеньку?

— Нет, я его не разлюбила, — покачала головой Маша. — Но любовь — это одно. А жизнь — это совершенно другое. И необязательно все поступки в жизни мы совершаем по любви.

— И напрасно, — не согласилась Таисия. Поступки по любви — самые верные.

— А кто сказал, что любовь к ребёнку — меньше, чем любовь к мужчине или женщине? Ребёнок имеет больше прав на любовь, чем мы, — возразила Маша.

— Но без любви мужчины и женщины в семье и ребёнку плохо. Алёшка любит тебя, а не Катю. Поэтому им не будет уютно вместе…

— Алёша любил Катю давно и долго. Катя — его первая любовь. А первую любовь можно восстановить, возродить. Разве нет?

Таисия вспомнила о своей ситуации и согласилась:

— Да, иногда первая любовь стучится к нам в сердце через годы.

— Вот видите, если я отойду в сторону, им будет легче восстановить те отношения, которые у них были до меня. И воспитывать общего ребёнка.

— И всё-таки, Машенька, я с тобой не согласна. Хотя бы потому, что тебе самой не стоит отказываться от своего счастья ради других.

— А кто сказал, что я отказываюсь? Счастье ведь не только в том, чтобы привязать к себе любимого человека. Я буду радоваться, зная, что Лёшка — хороший отец…

— Ты рассуждаешь так, как будто тебе сорок лет, а не двадцать! — не понимала её Таисия.

— И вас призываю рассуждать здраво и зрело. Вы, Таисия Андреевна, должны помочь мне убедить Катю выйти за Алёшу замуж.

— Но Катя любит Костю, — напомнила Таисия. — И ты это прекрасно знаешь.

— Знаю. Знаю также, что Костя пропал неизвестно куда, знаю, что у Кати с Костей напряжённые отношения, знаю, что Костя… Да каким бы ни был Костя, неужели вы считаете, что он может быть лучшим отцом, чем родной отец? И куда пропал Костя? И почему?

— Знаешь, Маша, раз зашёл такой разговор… Хорошо, я тебе расскажу. Костя ушёл из нашего дома в тот момент, когда узнал, что Катя ждёт ребёнка от Алёши. Они крупно поспорили… Нет, скорее даже не поспорили, а именно поссорились, потому что Катюшка была в таком состоянии… Которое и довело её до больницы. Больнице и угрозе Катиной жизни предшествовал конфликт Кати и Кости.

— И этот конфликт разгорелся из-за того, что Костя узнал о беременности Кати?

— Да.

— И о том, что эта беременность не имеет к нему никакого отношения? — уточнила Маша.

— Да, — тихо ответила Таисия.

— Вот, что и требовалось доказать. Костя не сможет быть даже полноценным отчимом для Катиного малыша… — сделала вывод Маша.

— Увы, не сможет, — подтвердила Таисия. — Я надеялась на то, что его любовь к Кате — чистая и бескорыстная. Но Костя, к сожалению, оказался безответственным человеком, подлецом и трусом.

— Подождите, подождите. Сейчас вы Костю обвиняете во всех смертных грехах. Но ведь он не обязан с радостью принимать чужого ребёнка, правда?

— Но он говорил, что любит Катю! — напомнила Таисия.

— Любит Катю, но ещё не готов полюбить её малыша. В этой ситуации тем более, Таисия Андреевна, Алёша просто обязан взять Катю в жёны.

— Подожди, подожди, Маша. Ты немного передёргиваешь. Если Костя оказался человеком, мягко говоря, незрелым, это вовсе не означает, что его младший брат должен это компенсировать.

— Никто Алёшке не предлагает компенсировать чужие ошибки. Он должен отвечать за свои поступки. Так будет справедливо. Я не выйду за Алёшу замуж. Понимаете, я не встану на пути к счастью трёх людей. Просто я не смогу так! Алёша должен жениться на Кате и официально оформить своё отцовство.

— Для того чтобы оформить отцовство, Алёше вовсе не обязательно жениться на Кате! Это разные вещи отцовство и брак, — заметила Таисия.

— Но ему нельзя жениться ни на ком, кроме Кати, понимаете?

— Думаю, всё не так категорично, как ты представляешь, Маша. Да, получается, сейчас у Алёши есть два варианта — либо жениться на моей дочери и дать ребёнку своё отчество в браке. Либо не жениться, а…

— Усыновить своего собственного ребёнка так? — договорила за неё Маша.

— Да, по-моему, оформление отцовства вне брака происходит как усыновление.

— Но, вы представляете, какая это дикость — усыновлять своего родного ребёнка?

— Да, второй вариант хуже первого, — согласилась Таисия.

— Вот. Обо всём этом я уже подумала. И теперь я хочу поговорить с Катей. А вы не говорите ей пока ничего, ладно? — попросила Маша Таисию.

— Ладно. Но я сейчас не к Кате иду, — призналась Таисия. — Сначала я должна сделать ещё одно очень-очень важное дело.

Алеша направился к маме, размышляя по дороге о сложившейся ситуации. Он вдруг вспомнил свою последнюю встречу с братом, и его фразу: «Можно даже сказать, что у вас с Катей всё в порядке», и его намёки на сроки: «Несколько меньше, если я что-то понимаю в сроках…» Алёша понял, что Костя уже тогда знал, что Катя беременна, а ребёнок не его, а Алёшин!

Полина и Буравин обрадовались Алёшиному визиту.

— Лёшка, как мы рады, что ты зашёл! — обняла сына мать.

— Да, Алёшка, это здорово. Ты по делу? — поинтересовался Буравин.

— Да, можно сказать и так.

— У Катюши в больнице давно был? Как она? — спросила Полина.

— Кризис миновал. Сейчас дела идут на поправку.

— Да, бедный мой ребёнок, бедная Катюшка, сколько она перенесла! — воскликнул Буравин.

— И сейчас, когда Катя поправляется, нам надо направить все усилия на поиски Кости, — напомнила Полина.

— Зачем это? Мама, Костя заходил ко мне на днях, сказал, что едет по делам в другой город, — сообщил Алёша.

— По каким делам? — спросила Полина.

— Не знаю. Сказал только, что может прилично заработать.

— Ох, Костя, Костя… — вздохнул Буравин. — Неисправимый авантюрист!

— Это точно. Но найти этого авантюриста всё-таки нужно, — заметила Полина. — Он отец ребёнка и обязан знать, что было с Катюшей и как теперь нужно за ней ухаживать.

— Нет, Костя не отец ребёнка, — признался Алёша. — Отец ребёнка — я. Это совершенно точно.

— Боже, я же чувствовала… — охнула Полина.

— А почему «боже», мама?

— Ну, и что ты намерен делать? — хмуро спросил Буравин.

— Я? Я-то собирался жениться на Маше, а Кате… помогать. Я не отказываюсь от ребёнка ни в коем случае! Но… Маша почему-то теперь отказывается за меня выходить замуж. Маша считает, что я обязан жениться на Кате для блага ребёнка. Она не хочет меня слушать, не хочет думать о нашем счастье, её совсем не волнует моё мнение по этому поводу. Да и Катино, по-моему, тоже… Она так решила и заявила об этом. Сегодня, с утра пораньше. Ну, что вы молчите! Скажите что-нибудь!

— Знаете, второй раз в жизни жалею, что не курю, — сказал Буравин.

— Почему? — удивилась Полина.

— Если бы я курил, я бы сказал: дорогая, подожди, мы с Алёшей выйдем покурить, — с этими словами Буравин встал и сказал: — Алёша, пойдём, надо поговорить!

Они вышли на лестничную клетку, Буравин достал сигарету и неумело прикурил.

— Курить бросил ещё в молодости и теперь закуриваю только в исключительных случаях. Сегодня как раз такой, — объяснил он.

— Наверное, вы не поддерживаете моё решение. Но почему? — спросил Алёша.

— Чисто по-мужски я тебя, Лёша, понимаю. А вот по-человечески — нет.

— Почему? Ведь, если я женюсь на Маше, я не забуду про Катю и своего ребёнка, буду им помогать. И это будет честно. А если я буду жить с Катей, а любить Машу… Кому от этого будет легче?

— Да, правда, правда… Но, тем не менее, Маша права — ребёнок должен расти в полной семье.

— А как же наша с Машей любовь? Вы предлагаете взять и забыть о ней?

— Знаешь, Лёша, в молодости я оказался в похожей ситуации, — сказал Буравин, затягиваясь сигаретой. — Я поссорился со своей девушкой, ушёл в плавание. А когда вернулся, она уже была невестой моего друга. Так вот, поначалу я решил, что отобью Полину, во что бы то ни стало. Ведь мы так друг друга любили! Я был уверен — она не могла так быстро меня забыть.

— А почему не отбили? — спросил Алёша.

— Я всё обдумал и решил, что не имею права вмешиваться. — Буравин тяжело вздохнул. — Мне было трудно принять это решение — тем более что я видел, что твоя мама по-прежнему ко мне неравнодушна. Но считаю, что поступил правильно.

— Я вас не понимаю. Разве можно взять и добровольно отказаться от любви? — Алёша заглянул Буравину в глаза.

— Если есть веские причины — да, — выдержал его взгляд Буравин. — Я отступился от Полины только потому, что она уже была беременна Костей. И дело не в том, что я не смог бы полюбить чужого ребёнка, как своего. Я понял, что не имею права лишать малыша родного отца. И только через двадцать пять лет, когда и ты, и Костя уже стали взрослыми, я позволил себе вспомнить о том, что по-прежнему люблю Полину.

— Получается, я появился на свет благодаря вам. Ведь если бы мама тогда бросила отца и вышла за вас, меня бы вообще не было, — заметил Алёша.

— Да. И я думаю, что Маша руководствуется сейчас примерно такими же соображениями. Она женщина, поэтому в некоторых вещах разбирается куда лучше тебя.

— Пожалуй, мне есть над чем подумать, — согласился Алексей.

Буравин вернулся, с лестничной клетки один.

— Витя, почему Лёша ушёл? Что такого ты ему наговорил? — заволновалась Полина.

— Я сказал, что Маша, на мой взгляд, приняла хоть и трудное, но правильное решение. Алексей должен остаться с той женщиной, которая ждёт от него ребёнка.

— Вот как! А почему ты говоришь о Кате в третьем лице?

— Потому что хочу, чтобы ты понимала — я даю Лёше такие советы не потому, что Катя моя дочь.

— А почему? Ты же на собственном опыте знаешь, как тяжело жить с нелюбимой! — напомнила Полина.

— Знаю. Но всё равно не жалею, что в своё время не стал препятствовать вашему с Борисом браку. Я просто не имел на это права.

— Но ведь это была роковая ошибка! За неё мы расплачиваемся до сих пор!

— Мы ошибались, когда поссорились. И я был неправ, что сразу же ушёл в море. Но нашу ошибку можно было исправить только до того, как ты забеременела Костей. Потому что ребёнок, ещё даже не рождённый, уже начинает диктовать свои права и ко многому обязывает. А потом он может вырасти и заявить, что мать его предала, лишив родного отца. Я не хотел, чтобы с тобой и твоим ребёнком случилось такое.

— А тебе не кажется, что дети повторяют наши ошибки потому, что мы, их родители, стремились не решать свои проблемы, а просто уходили от них? — спросила Полина. — Это закон кармы — дети завершают то, с чем не справились родители.

— Карма здесь ни при чём, — отмахнулся Буравин. — Это элементарная психология. Маленькие дети копируют физические действия родителей. А большие, сами того не понимая, — их жизненный сценарий.

— Вот видишь! Если бы наши дети выросли в счастливых семьях, им было бы проще устроить собственное счастье. Но, может, ещё можно исправить ситуацию? Нужно найти Костю. Он очень любит Катю, и его не остановит то, что она беременна от другого. А Лёше с Машей тогда не придётся ничем жертвовать.

— Какое бы решение не приняли ребята, я их поддержу в любом случае. А на Костю, мне кажется, рассчитывать не стоит, — с сомнением заметил Буравин. — Если он сбежал — это неспроста. Значит, что-то почувствовал и испугался ответственности.

— Один бегает от ответственности, другая берёт её на себя столько, что может надорваться, — вздохнула Полина.

— Ты о Маше?

— Да. Мне кажется, она не совсем понимает, что делает. И если сейчас ей ещё не так тяжело, что будет после свадьбы Алёши и Кати? Я просто боюсь за девочку!

— Если хочешь — поговори с ней, — предложил Буравин. — Свое решение она вряд ли изменит, но зато ты успокоишься.

Полина кивнула.

Таисия пришла к Кириллу в кабинет и увидела, что он чем-то озабочен.

— Кирилл, у тебя какие-то проблемы? — спросила она.

— Нет, нет, солнышко. Всё это мелочи. Они решаются в рабочем порядке, — сказал Кирилл, вспоминая тяжёлый разговор с Самойловым. — Кстати, у меня для тебя хорошая новость. Хотя она уже и не новость вовсе, мы все к ней были готовы. Виктор выиграл тендер подавляющим большинством голосов комиссии.

— Отлично. Я рада за него.

— А как Катюша, ей полегче?

— Полегче, и значительно. Слава Богу, и спасибо Маше.

При упоминаний о Маше лицо Кирилла просветлело.

— Да, Машенька однажды спасла меня. И теперь я ей благодарен вдвойне — и за своё восстановленное здоровье, и за Катюшку.

— Но я сейчас пришла к тебе по другому поводу, Кирилл. Извини, я волнуюсь… я должна тебе сообщить нечто важное. — Таисия замолчала, собираясь с духом.

— Тая, что с тобой? Ты с лица спала! Может, с твоей дочкой всё не так хорошо, как ты говоришь?

— Катя здесь ни при чём. Я хотела поговорить с тобой о нашем ребёнке.

— О том, который так и не родился? Ведь я заставил тебя сделать аборт, — помрачнел Кирилл.

— Да, двадцать три года назад перед тем, как уехать в командировку в Венгрию, ты сказал, что сейчас не время думать о детях. Дал мне денег и отправил в больницу.

— Я до сих пор жалею об этом. Если бы я тогда не сглупил, то сейчас был бы отцом. Последние годы я только и мечтаю о ребёнке. Но, судя по всему, это так и останется мечтой, — грустно заметил Кирилл. — Потому что всему своё время. Я наказан, Тая, так что, пожалуйста, не держи на меня зла.

— Это ты меня прости. Втайне от тебя я всё-таки родила ребёнка.

— Тая, не шути так! У меня чуть сердце не оборвалось! — Кирилл действительно схватился за сердце.

— Прошу тебя, сначала выслушай меня, а уже потом делай выводы. Я долго молчала, но больше не могу. Я честно хотела сделать аборт — как ты велел. Но почему-то долго откладывала поход в больницу. А потом поняла, что просто не могу убить своего ребёнка! Я понимала, что незамужняя беременная секретарша ставит своего шефа в сомнительное положение. Я не хотела портить твою карьеру, поэтому до последнего утягивала живот. А потом я уволилась и тайно родила девочку.

— Девочку? Так у меня есть дочь! — воскликнул Кирилл. — Господи!

— Да, Кирилл, у тебя есть дочь. У нас с тобой. Но где она — я не знаю. Когда я родила девочку, я не решилась оставить её у себя. Сначала я опасалась, что ты не поймёшь меня и не захочешь продолжать наши отношения. Потом появился Виктор. Я влюбилась в него, боялась потерять и поэтому скрыла всё.

— А куда ты дела дочь? — выдохнул Кирилл.

— Я отдала её акушерке, которая принимала у меня роды. Она обещала пристроить ребёнка в хорошую семью.

— Но почему ты так долго молчала?

— До определенного момента я не видела смысла ворошить прошлое. Наши с тобой пути разошлись. Я вышла замуж за Виктора, ты много раз менял любовниц. Пока не женился на молоденькой.

Но Кирилл уже почти не слушал её. Главным для него было то, что у него была дочь!

— Господи, спасибо тебе! Неужели это правда? — тихо сказал он. — Неужели ты услышал мои молитвы и подарил мне ребёнка? Не могу поверить. А кто удочерил нашу девочку?

— Я не знаю. Акушерка взяла с меня слово, что я не буду задавать вопросов и не буду разыскивать ни её, ни свою дочь.

— И ты ни разу не пыталась нарушить своё обещание? — удивился Кирилл.

— Нет. Сначала хотела обо всём поскорее забыть. Потом поняла, что Виктор не очень-то меня любит, и поторопилась родить Катю, чтобы привязать мужа.

— Тая, я всё равно не понимаю, как ты могла жить спокойно, не зная, где твой ребёнок? — не унимался Кирилл.

— Пойми: на одной чаше весов была моя семья, а на другой — ребёнок, который, возможно, счастлив с другими родителями.

— А возможно — нет, — жёстко заметил Кирилл.

— Я спохватилась только недавно, но розыски акушерки ничего не дали: она уехала из города. Куда — никто не знает. Пожалуйста, прости, что я лишила тебя дочери.

Но Кирилл не разделял её пессимизма.

— Неужели ты думаешь, что я, столько лет мечтавшей о ребёнке, не смогу найти свою девочку? В общем, так. Я думаю, срок давности твоего обещания давно истёк. Тем более что я отец девочки, ничего той акушерке не обещал.

— И что ты предлагаешь?

— Как что? Искать ребёнка! — решительно сказал Кирилл.

— Наша дочь — давно уже не ребёнок, она выросла. И я даже не представляю, как она сейчас выглядит, на кого похожа.

— На тебя или на меня — вариантов всего два.

— А может, на свою младшую сестру — на Катю? Как было бы здорово, если бы обе мои девочки были при мне, — вздохнула Таисия.

— Так оно и будет, Тая. Обещаю, — сказал Кирилл.

— Вот только одна дочка сейчас в больнице, и я не могу её оставить, чтобы заняться поисками другой.

— Значит, так. Мы дождёмся, когда Катю выпишут из больницы. Потом наймём ей врачей, которые будут круглосуточно следить за её здоровьем, а сами начнём разыскивать нашу дочку. Тая, я в этой жизни кое-чего добился. У меня есть нужные связи и знакомства. Можешь не сомневаться, мы найдём нашу девочку.

Костя и смотритель по-прежнему были далеки от цели. Катакомбы надёжно скрывали свои секреты. Уставший Костя остановился у развилки и спросил у смотрителя:

— И куда нам дальше идти?

— Для этого, Костик, у нас имеется карта. Сейчас глянем.

Смотритель достал карту и стал её разглядывать, присвечивая себе фонарем, а Костя достал из кармана яблоко и стал с наслаждением его грызть.

— Нам налево, — наконец, сообщил смотритель.

Но прежде чем двигаться дальше, он взял у Кости огрызок яблока и бросил его в коридор, уводящий вправо.

— Зачем это ты? — спросил Костя.

— Так будет надёжней, собьём со следа нашего друга. Пусть пойдёт туда, где он ничего не найдёт.

Расчет смотрителя был верен. Андрей, действительно, заметил огрызок яблока и свернул направо. Теперь у него уже не было шансов догнать тех, за кем он шёл. Но его ждала совсем другая находка. Через некоторое время он увидел скелет человека, одетый в штормовку. Он поднёс свечу поближе к скелету и сказал:

— Ну, вот я и нашёл вас, учитель.

Андрей горестно вздохнул и опустился на землю рядом со скелетом. Он поставил свечу на камень, печально глядя на останки Сомова.

Костя шел за смотрителем, замечая, что они часто меняют направление движения.

— Это ты следы запутываешь? Боишься, что тот парень с маяка нас нагонит? — спросил он, наконец.

— Прям! Я следую плану, указанному на карте. А из-за всяких дилетантов переживать не собираюсь.

— Ну, а если он нас всё-таки догонит? Ты его… убьёшь?

— Костя, ты меня с кем-то путаешь. Я не мокрушник.

— Но ты же убил того профессора, который здесь всё заминировал.

— Это была самооборона, — объяснил смотритель. Сначала он ударил меня ножом, a потом уж я его.

— Хочешь сказать, что вы дрались на ножах? Как в кино? — усмехнулся Костя.

— Мы не дрались, он просто всадил мне клинок в спину. Смотри, — смотритель задрал рубаху, показывая Косте широкий шрам на спине. — Теперь ты понимаешь, что такую рану нельзя получить в честной драке? Когда противник стоит лицом к тебе, до спины ему не дотянуться.

— Досталось тебе, Макарыч! Как ты жив-то остался?

— А назло этому профессору, — хмыкнул смотритель.

Андрей всё сидел у останков Сомова.

— Учитель, вы были самым значительным человеком в моей жизни. Я до сих пор корю себя, что не поехал вместе с вами в вашу последнюю экспедицию. И я не могу поверить, что вы ушли из жизни, не оставив для меня никакого знака.

Андрей вдруг вспомнил, как Сомов сказал однажды: «А ты никогда не думал, Андрей, что увековечить своё имя можно, не только совершив важное научное открытие? Можно ведь пойти и другим путём. Более простым — оставить посмертное послание. Но не тем, кто тебя похоронит, а тем, кто найдёт. Предсмертные записки гениев дорого ценятся! Именно смерть расставляет всё и вся на свои места. При жизни мы все находимся в плену суетных интриг и глупых страстей. А археологам, которые найдут твоё послание, будет всё равно, какие недоброжелатели были у тебя при жизни: у них другая система ценностей». И тут Андрей заметил, что из кармана штормовки сквозь дыру что-то виднеется. Он протянул руку и достал из кармана блокнот. Блокнот был пробит ножом, на бумаге запеклась кровь. Андрей пододвинул свечу и стал читать: «Свою последнюю экспедицию я организовал с единственной целью — продать найденные ценности, чтобы иметь возможность продолжить свои исследования. Никто не воспринимает всерьёз мою теорию о существовании атлантов, а для меня доказать свою правоту — цель жизни. Здесь, в экспедиции, я сошёлся с неким Михаилом — нашим проводником. Это очень скользкий и жадный до денег тип. Но больше мне рассчитывать не на кого — лучше него местные катакомбы не знает никто. К тому же мои студенты, узнав, что экспедиция носит не совсем научный характер, отказались участвовать в поисках. Здесь я наткнулся на несколько очень ценных предметов. Если я продам эти находки частным коллекционерам, то раз и навсегда решу проблему с финансированием своих исследований. Возможно, я поступаю не совсем правильно, но это тот случай, когда цель оправдывает средства».

Андрей оторвался от дневника и задумался. Он пролистал дневник до конца. На последней странице, залитой кровью, прочитал: «Сегодня последний день моей жизни. Я перешёл все границы дозволенного, и поплатился за это. Я чуть не убил человека, и возмездие не заставило себя долго ждать — он стал моим палачом. Ещё полчаса назад я думал, что выберусь из этих чёртовых катакомб. Но сейчас у меня уже нет сил, ни идти, ни ползти. Я могу только писать и думать. И сейчас я отчётливо понял, что именно так всё и должно было закончиться. Есть на свете вещи, которые нельзя совершать ни в коем случае — даже во имя высоких идеалов и важных научных открытий. Я смирился с тем, что умру, и простил своего убийцу. И жалею только о том, что рядом со мной в моей последней экспедиции не было моего любимого ученика Андрея Москвина. Я уверен — он смог бы удержать меня от многих ошибок. Андрей, если ты когда-нибудь прочтёшь эти строки, прости меня за то, что я не открыл тебе своих замыслов ещё во время нашей последней встречи в Москве».

Андрей закрыл дневник и прикрыл ладонью глаза.

Смотритель продолжал рассказывать Косте историю своих взаимоотношений с Сомовым:

— Этот профессор, на первый взгляд такой порядочный, оказался гнусным человечишкой. Я водил его по катакомбам, показывал места, которые без меня он бы ни за что не нашёл. А в итоге он отказался мне платить.

— Вообще? — поинтересовался Костя.

— Ну, не совсем. Под благовидным предлогом: денег, мол, у меня нет. Сначала, говорит, продам то, что в катакомбах нашёл, а уж потом расплачусь. Но я ему не поверил!

— И, в общем-то, правильно сделал. Укатил бы он в свою Москву — как бы ты его потом нашёл? — согласился Костя.

— Вот именно. Короче, мы с ним сильно, повздорили. Я пригрозил, что если он не поделится со мной, то из катакомб никогда не выйдет. А когда я отвернулся, он всадил мне в спину клинок какого-то старинного ножа. И такая меня тогда злость обуяла! Я подумал, что этот чудик убил меня — ведь если я не сдохну от удара, то загнусь от заражения крови. Клинок-то этот весь ржавый был.

— И тогда ты сам напал на профессорам, — продолжил Костя.

— А что было делать? Ждать, пока он меня добьёт? Я выхватил финку и прирезал этого гада. Пока этот гнус корчился, я взял его рюкзак думал, что там моя доля, — и побрёл домой. По дороге я несколько раз терял сознание, но всё-таки дошёл. Три дня был между жизнью и смертью. Спасибо жене — она меня выходила. Видимо, жена спасла меня своими молитвами. Она была очень хорошей женщиной — доброй и мягкой. Мой Толька в неё уродился.

— Скажи, а что тот профессор обещал тебе за работу? — спросил Костя.

— У меня был с ним уговор, как с государством. Он дал обещание, что отдаст мне двадцать пять процентов от стоимости всего, что найдёт в катакомбах.

— А как бы ты узнал, сколько стоят его находки?

— Я должен был участвовать в их продаже. И поверь мне, если бы всё выгорело, я заработал бы очень приличную сумму.

— А точнее? — Всё, что касалось денег, очень волновало Костю.

— Половину нашего города можно было бы купить. Поэтому я всячески помогал этому чудику. И проводником работал, и в раскопках участвовал, и усмирял его студентов-желторотиков, которые потом разбежались. А в итоге только пострадал и ничего не заработал. Вместо золота получил ржавый клинок в спину. Правда, в его рюкзаке нашлось несколько старинных монет и карта катакомб с пометками. Монеты я в сундук кинул, рюкзак сам не знаю зачем, в тайнике спрятал, а по этой карте мы с тобой сейчас и идём, — объяснил смотритель.

— Макарыч, а профессора этого ты потом не разыскивал?

— А как же. Сразу, как от раны оправился, пошёл в катакомбы на то самое место. Только никаких следов археолога там не было. Видать, живучим оказался, гадёныш. Умер не сразу, да ещё и умудрился куда-то заползти. Я там всё вокруг обшарил, но так его и не нашёл.

— Так может, он до сих пор жив? — предположил Костя.

— Это вряд ли. Мой удар — точный. И потом, если бы он оправился, то сразу вернулся бы за своим добром и забрал его. А оно по-прежнему лежит там, где он его спрятал.

— Это меня и удивляет. Почему ты до сих пор не достал это золото? — спросил Костя.

— Не мог я раньше добро это забрать. Профессор же всё вокруг заминировал. Помнишь, мы с тобой одну его игрушку обезвреживали, когда за сундуком собирались нырять?

— Такое разве забудешь. — Костю передёрнуло.

— Так вот, в аккурат над этой миной — над катакомбами — раньше мой дом стоял. А в нём — жена и двое сынков маленьких.

— Так тебя это остановило?

— Такое любого остановит. Археолог-то этот не дурак был. Знал, как своё добро от меня обезопасить, — пробурчал смотритель.

— Но потом ты переехал на маяк и семью перевёз. Почему тогда за золотом не полез? — снова вернулся к своему вопросу Костя.

— К тому времени я уже свой сундучок монеток собрал. Рисковать понапрасну не хотелось. Да и город с его людишками жалко было. Если мина в катакомбах рванёт — от городка камня на камне не останется.

— А теперь не жалко?

— Теперь — нет. Я в своей жизни всего лишился — и детей, и состояния. И никто меня не пожалел! Почему я должен проявлять жалость?

— Ну… — начал Костя.

— Всё, хватит болтать, прервал его смотритель. — Мы уже у цели. Прибавь шагу.

Он был прав, потому что через несколько минут они оказались возле мины.

— Ну, Костя, приступай! — скомандовал смотритель. — Ты уже знаком с такими. Так что разминировать её тебе труда не составит.

— Я не могу. — У Кости даже пот на лбу выступил. — Как подумаю, что над ней Катин дом, у меня руки трястись начинают. Не могу!

— Ну, хорошо, тогда я сам это сделаю! — Смотритель присел возле мины на корточки.

— Нет, не надо! — Костя положил ему руку на плечо. — У тебя рана ещё не зажила.

— Она меня уже почти не беспокоит.

— А вдруг тут не всё так просто? Что, если он ещё какие-то секреты возле этой мины оставил? — предположил Костя.

— Посмотрим! Не сидеть же здесь до скончания века!

— Но над нами дом Кати! Я её люблю, понимаешь! Макарыч, давай уйдём, это добром не кончится!

— А об этом даже не думай! И перестань мне под руку каркать, а то и впрямь взорвёмся! Я тебе, Костяш, сейчас один секретик открою! Ты его запомни хорошенько, и проблем с минами у тебя уже никогда не будет. Тут вот какое дело! С этой штукой надо сродниться. Ну, стать с ней одним целым. Потому что, пока ты её боишься и думаешь, что она тебя убьёт, она и впрямь этого хочет. А если вы станете единым целым, то, как она тебя убьёт, если ты — это она? — говоря это, смотритель вынул из мины детонатор. — Ну вот, а ты боялся! Готово! Можно идти дальше. Что встал? Пошли!

Но Костя не двигался с места.

— Нет, ступай один. А золото можешь себе забрать. Мне оно не нужно, — сказал он.

— У-у! Да ты, я вижу, основательно сдрейфил! — с издёвкой сказал смотритель.

— Нет! Просто понял, что Катя для меня дороже твоего мифического золота.

— Ну и дурак же ты! Ну как ты будешь жить со своей Катей без денег? — поинтересовался смотритель.

— Не я один такой. Живут же другие, и ничего.

— А как? Как они живут? Сами счастья не видят и детям оставить ничего толком не могут. И ты так хочешь?

— Если буду работать, то всё у меня со временем будет, — неуверенно сказал Костя.

— Работать! Гнуть спину от зари до зари? А домой только поспать приходить? Да твоя Катька от тебя сразу же убежит. И правильно сделает!

— Нет, она поймёт, что я работаю для неё, для нашей семьи.

— Она поймёт, если ты принесёшь ей мешок золота и купишь дом на Багамах. Пойми, дурачок, тут ты за один присест столько денег срубишь, сколько потом за всю жизнь не заработаешь. И, на ваш век хватит, и деткам вашим ещё останется. Вот тогда они, и их дети, и дети их детей тебя добрым словом поминать будут.

— А если я тут на мине взорвусь, то ни меня, ни деток моих уже никогда не будет. И некому меня будет вспоминать.

— Да с чего ты взял, что мы обязательно должны взорваться?

— А ты разве не знаешь, что за человек здесь поработал? Он же настоящий маньяк! И чем дальше, тем хитрее придуманы ловушки. Если не на этой, то на следующей обязательно попадёмся. — Костя чувствовал неладное.

— Но меня этот умелец всё ж не обхитрил, — заметил смотритель.

— Ага, а клинок под рёбра засунул! — добавил Костя.

— Просто не надо было спиной к нему поворачиваться. Да и один я тогда был. А сейчас нас двое. И вместе мы — сила!

— Ну, так давай уйдём вместе! — предложил Костя.

— Нет. Я свой путь уже выбрал, и сворачивать не собираюсь.

— Даже если я тебе помогу скрыться? Если достану документы и деньги?

— Даже тогда! Слишком много я крови своей попортил ради этого золота, чтобы отступать. Да и тебе сомовский клад дорогого стоит. Ну, решай Костя! Ловушек-то впереди уже раз-два — и обчёлся. Ну?

— Хорошо, я пойду с тобой.

— Молодец, Костяш! — обрадовался смотритель. — Я всегда знал, что ты такой же рисковый человек, как и я. А минутные слабости у всех бывают.

— Я не такой, как ты.

— Вот это точно! До сих пор не забуду, как ты меня из аптеки вытащил! Знаешь, я, может, и не рискнул бы на твоём месте.

— Потому что ты привык только ради денег рисковать.

— А ты нет? — ухмыльнулся смотритель.

— Нет. И сейчас с тобой пойду потому, что в одиночку тебе не справиться. А значит, с тобой вместе и весь город рискует.

— Что, и деньги тебе не нужны? — поинтересовался смотритель.

— Да, не нужны. Одно дело, когда только свою жизнь на карту ставишь. А совсем другое, когда ты ради денег готов разыграть жизни других.

— Ну-ну, подожди, — заинтересовался смотритель. — Ты хочешь мне сказать, что когда мы доберёмся до заветного сундучка, то откажешься от своей доли?

— Я от неё прямо сейчас отказываюсь, — уверенно сказал Костя.

— Сильно! Но только я очень хочу посмотреть, как твои глазёнки забегают, когда ты сможешь целую пригоршню золота загрести. Высыпать, а потом загрести снова, но уже двумя руками. Знаешь, что тогда будет?

— Что же будет? — хмуро спросил Костя.

— О городе ты, сынок, и не вспомнишь! Пошли!

И они двинулись дальше по катакомбам.

Маша пришла к Римме. В салоне у той был полный разгром в связи с отъездом.

— Дорогая моя! Где тебя черти носят? — кинулась к ней Римма.

— Ой, я как узнала, что ты уезжаешь — сразу к тебе. Бегом бежала.

— Я тут волнуюсь, с ума схожу, можно сказать, места себе не нахожу Думала — не дождусь тебя.

— Ты зря волновалась, Римма. Я успела. Ты действительно уезжаешь? Даже не верится.

— Я уже всеми своими мозгами — там. Осталось только бренное тело перенести.

— Римма, даже не представляю, как мы тут без тебя жить будем.

— Ой, Машка, хватит сыпать соль на раны, а то я расплачусь! — Римма взяла со стола чучело совы и протянула его Маше. — Вот, держи. Это тебе в наследство от меня. Будешь на неё смотреть и меня вспоминать. Уезжаю на год, а переживаю, будто на всю жизнь расстаёмся.

— Да не расстраивайся так, тебе вредно. Ой, я же совсем забыла тебя поздравить с твоей беременностью!

— Подожди радоваться, ещё выносить надо! — Римма истово поплевала через левое плечо. — Вот когда бэбик родится, тогда и будем ликовать. Ну, а ты что стоишь как вкопанная? Свои новости рассказывай. Как там у вас с Алёшкой? Наверное, тоже ночами не спите, про детишек думаете, а? Платье белое купила?

— Не будет у нас с Алёшей ни свадьбы, ни детей, — грустно сообщила Маша.

Римма бросила собирать вещи и присела на стул:

— Здрасьте! Это почему же?

— Потому что Алёша должен жениться на Кате, — механически ответила Маша.

— Погоди-погоди, подруга! Я собралась уезжать, у меня хорошее настроение, а ты мне чушь какую-то несёшь! Давай, рассказывай, что там у тебя приключилось?

— Римма, у меня никогда не будет детей, — с тоской сказала Маша.

— Кто тебе сказал такую несусветную глупость? — всплеснула руками Римма.

— Я ходила к врачу.

— Машенька, девочка моя! Да мало ли что сказал врач! Может, он чего не понял, не разглядел! И, в конце концов, все люди имеют право на ошибку. Он тоже мог ошибиться. Элементарно! Один врач что-то там сказал, а она сразу же и поверила! Надо идти ко второму врачу, пятому, десятому.

— Римма, выслушай. Дело не только во врачах, — остановила её Маша.

— Ты ещё про карму скажи! — ехидно сказала Римма.

— Римма, к Полине Константиновне приехал из Москвы писатель-историк, Андрей Москвин. Он расшифровывает легенду о принцессе Марметиль. Я тебе рассказывала, что Алёша меня называл этим именем. Помнишь? Я ещё про сны рассказывала, где я себя в старинных нарядах видела.

— Ну да, про наряды помню, — кивнула Римма. — Беленькие такие.

— В этой легенде перед Марметиль встаёт выбор: или родится её ребёнок, или ребёнок её возлюбленного, — продолжала Маша.

— Боже, несправедливость какая! — воскликнула Римма. — Бедная принцесса!

— Так вот, Катя ждёт ребёнка от Алёши.

— Это я уже знаю. Разве это мешает твоим отношениям с Алёшей? — не поняла Римма.

— Понимаешь, Римма, этот писатель считает, что я повторяю судьбу Марметиль.

— А что же дальше говорится в этой легенде? — поинтересовалась Римма.

— В том то и дело, что окончание Андрей ещё не расшифровал.

— Тогда зачем торопиться, принимать скоропалительные решения, — мудро заметила Римма. — Мало ли чего там принцесса напортачила тысячу лет назад.

— Римма, я прекрасно вижу, что наши истории с Марметиль очень схожи. Поэтому я не собираюсь полностью повторять её судьбу. Я делаю свой выбор. Я отказываюсь от Алёши.

— Тьфу ты, Машка, какая ты упрямая! Я не могу сказать, что согласна с тобой. Но поступок твой вызывает у меня уважение. Я бы так не смогла.

— Вот только Алёшку забыть будет не просто. — у Маши на глазах появились слёзы.

— Ну-у-у, этому горю я смогу помочь, — хитро сказала Римма. Она сделала несколько пассов и пророческим голосом произнесла: — Я вижу твое будущее, Мария! Ты… будешь… хозяйкой аптеки. Моей!

— У тебя есть аптека? — удивилась Маша.

— Да. Лёва на моё имя оформил аптеку, я теперь её полновластная хозяйка, — гордо заявила Римма. — И отдаю её тебе в управление. Ну как? Никаких отказов я не принимаю! Несчастную любовь лучше всего лечить работой. Ты согласна?

— Да.

— Машуня, дорогая моя! Как я тебя люблю! — Римма кинулась Маше на шею и расцеловала её. Потом она порылась в своей сумочке и протянула Маше связку ключей. — Вот тебе ключи от аптеки. От салона. От почтового ящика.

— Зачем? — не поняла Маша.

— Поживёшь здесь, в себя придёшь, отвлечёшься! Ты уж извини, что такой разгром тебе оставляю. Правда, ты ещё аптеку не видела. Там вообще ужас! Но держи хвост пистолетом, подруга! Я тебе за бугром такого жениха найду, все закачаются!

— Тебе же некогда будет, — напомнила Маша.

— И то верно! — согласилась Римма. — Всё время забываю, что я не одна. Давай прощаться, Маша!

— Ты когда уезжаешь?

— Ты что, провожать меня собралась? И не вздумай! Как говорится, долгие проводы — лишние слёзы. Ну, всё, иди, иди.

Маша обернулась у двери:

— Удачи тебе, Римма!

— И тебе. И это, ты за телефон плати вовремя. Я тебе звонить буду!

Алёша пришёл к Кате в палату, присел на краешек кровати и спросил:

— Как ты себя чувствуешь? Как малыш — ещё не толкается?

— Что ты, рано пока! — улыбнулась Катя. — Хотя на самом деле я просто жду не дождусь, когда он начнёт шевелиться.

— А когда это будет?

— Месяца через два. Я и не думала, что так быстро почувствую связь со своим ребёнком. Но когда поняла, что могу его потерять, так испугалась!

— Я всегда был уверен, что ты будешь хорошей матерью. Помнишь, как мы мечтали о ребятишках, когда собирались пожениться? — спросил Алёша и осёкся, воспоминание было не совсем кстати.

— Прости, что с ребёнком получилось так не вовремя. Если бы я знала, что ты будешь так счастлив с другой, я бы гораздо раньше от тебя отступилась, — призналась Катя.

— Ребёнок — это в любом случае хорошо, это счастье. И он не виноват в том, что мы расстались, — кивнул Алёша.

— Это я виновата.

— Забудь об этом. И знай: я всегда и во всём буду помогать тебе. Ты и малыш ни в чём не будете нуждаться.

— Спасибо. Скажи, а как Маша отнеслась к известию о том, что я беременна от тебя?

— Не так, как я надеялся, — вздохнул Алёша.

— Вот и Костя тоже, — пожаловалась Катя.

— Ты ведь сказала ему о ребёнке и о том, кто его отец? — почти утвердительно сказал Алёша.

— А ты откуда знаешь? Откуда ты, знаешь, что я рассказала Косте о ребёнке? Это он тебе сказал? — заволновалась Катя.

— Не совсем. Мы встретились с ним на днях, и он задавал мне всякие вопросы. При этом был такой… взведённый, что ли. Я сразу-то и не понял, на что он намекал.

— Я долго боялась признаться Косте, что беременна от тебя. А он решил, что я хочу его обмануть. Поэтому ушёл.

— Это он от растерянности. Вот увидишь, он вернётся — когда остынет. И у твоего малыша будет не один папа, а сразу два! — улыбнулся Алёша.

— Нет, Костя никогда ко мне не вернётся. И ты об этом знаешь — просто стараешься успокоить меня. Не надо, это мои проблемы, и я не хочу, чтобы они коснулись вас с Машей.

— Хочешь, не хочешь, а это уже произошло, — признался Алёша. — К сожалению, Маша имеет свою, отличную от моей, точку зрения на твою беременность.

— Она ревнует? — предположила Катя.

— Нет. Но я боюсь, что наши отношения теперь изменятся.

— Мне очень жаль. Я и так доставила тебе массу неприятностей, не хотелось бы ещё больше осложнять твою жизнь.

— Ты здесь ни при чём. Как судьба решит, так всё и будет, — обречённо сказал Алёша.

— Раньше я не замечала в тебе склонности к фатализму, — заметила Катя.

— Ну, надо же делать какие-то выводы! Мы с тобой долго не обращали внимания на знаки судьбы — вопреки всему столько раз пытались пожениться! Ничего хорошего из этого не вышло. Только понаделали глупостей и обидели друг друга.

Катя вздохнула:

— Наверное, виной всему наше упрямство. Мы хотели перехитрить судьбу, вот она нам и мстила.

Человек всегда платит за свои поступки, хочет он того или нет. Но понимание этого приходит не сразу.

Полина пришла к дому Никитенко, но никого не застала и решила подождать, сидя на крылечке. Она волновалась за Машу и Алёшу, ей казалось, что их любовь в большой опасности и надо как-то помочь. Как только Маша открыла калитку, Полина бросилась к ней со словами:

— Девочка моя, бедная!

— Вы уже всё знаете? — прижалась к ней Маша.

— Да, к нам с Виктором приходил Алёша. Он рассказал, что ребёнок у Кати от него.

— Видите, Полина Константиновна, что, получается, — вздохнула Маша. — Я думала, всё уже закончилось, теперь могу быть счастлива. Что же я не так сделала?

— Маша, никто не виноват. И ты в первую очередь. Всё обязательно устроится.

— Нет, уже ничего не изменить. И мы с Алёшей уже никогда не будем вместе! Я только не могу понять, за что мне такое наказание? — И Маша разрыдалась, пряча лицо у Полины на груди. Когда она немного успокоилась, Полина спросила:

— Машенька, Алёша говорит, что ты предложила ему жениться на Кате. Ты уверена, что хочешь этого?

Маша отстранилась от Полины:

— Хочу, не хочу, но теперь он обязан так поступить.

— Но пойми, ты всю жизнь потом будешь жалеть!

— Может быть. Но я не могу разлучить Алёшу с его ребёнком.

— Для того чтобы Алёша заботился о ребёнке, ему совсем не обязательно жениться на Кате, — заметила Полина.

— Вы же сами знаете, что это неправда. Если Алёша останется со мной, то ему придётся постоянно разрываться между двумя семьями. И все будут это чувствовать: и Алёша, и Катя, и ребёнок, и я. Я хочу, чтобы он был счастлив. А это возможно, только если он сможет заботиться о тех, кто в нём больше всего нуждается. Подождите, я напишу ему записку.

— А почему записку? — удивилась Полина.

— Я некоторое время поживу в другом месте. Это нужно, чтобы Алёша принял решение самостоятельно.

Маша зашла в дом, подошла к столу и стала писать на тетрадном листочке, еле сдерживая слёзы. Она вышла из дома и вместе с Полиной направилась к калитке.

— Я хочу ещё поговорить с Катей, — сказала она.

— Маша, допустим, ты уговоришь и Алёшу, и Катю. Но ты не предполагаешь, что все вы будете чувствовать после того, как они поженятся, — сомневалась в правильности Машиного решения Полина.

— Наверное, со временем всё наладится, — вздохнула Маша.

— Ты ошибаешься! Это сейчас тебе кажется, что твоя боль от утраты любимого притупится или исчезнет совсем. Это заблуждение! Поверь моему горькому опыту. Двадцать пять лет Виктор жил рядом, в этом городе, но не проходило и дня, чтобы я не тосковала о нём. А когда видела его, то на душе становилось ещё тяжелее. Понимаешь, чувства никуда не уходят. Так будет и у вас.

— Тогда я уеду из города, — жёстко сказала Маша. — Лишь бы ему и малышу было хорошо.

— А ты думаешь, Алёше будет хорошо без тебя?

— Сначала нет, — согласилась Маша. — Сначала нам обоим будет плохо. А потом, может, и забудется.

— Нет, не забудется, — уверенно сказала Полина.

— Что ж, пусть так. Но важнее то, что у Кати будет ребёнок от Алёши, а значит, она имеет больше прав на счастье с ним, чем я. Пойдёмте, Полина Константиновна. Мне надо ещё поговорить с Катей.

Они пошли по направлению к больнице.

— Но как же ты собираешься уговорить Катю? — спросила Полина. — Она же любит Костю.

— Костя уехал, а сейчас ей очень нужна поддержка. Кому как не отцу ребёнка заботиться, о ней?

— А если Костя вернётся?

— Простите, Полина Константиновна, если сказанное причинит вам боль. Но Костя узнал о том, что Катя ждёт ребёнка от Лёши, и сразу уехал.

— Думаешь, поэтому? — Может быть, мы его дождёмся?

— Нет. Мы с Алёшей подали заявление в ЗАГС и на завтра назначена наша регистрация. Если поменять фамилию и имя невесты… Я… Я думаю, это будет не сложно сделать.

— Исправить бумаги не трудно, а вот… — начала Полина.

Но Маша её перебила:

— Не надо, я уже всё решила. Вот увидите, и Катя согласится. Но я хочу, чтобы и вы с Таисией Андреевной поговорили с ребятами. До свидания, — и Маша ускорила шаг.

Лёва работал в своём кабинете, когда к нему зашла Римма.

— О-о-о, Риммочка моя драгоценная пожаловала! — встал он ей навстречу.

— Лёвочка, мне уже пора уезжать. Я так волнуюсь. Как я буду без тебя? — немного капризно сказала Римма.

— Девочке моей не стоит волноваться ни о чём… всё будет в полном ажуре.

— А ты скоро приедешь?

— Как только всё улажу, — пообещал Лёва. — Риммусик, ещё столько дел надо сделать. Ты же хочешь, чтобы мы ни в чём не нуждались?

— Конечно, но я так переживаю за тебя. Может, я всё-таки останусь? — предложила Римма. Будем вместе дела доделывать.

Лёве не понравилось это предложение.

— Нет, дорогая! Ты мне только помешаешь.

— Я тебе всегда мешаю! — обиделась Римма.

— Ну что ты, солнышко моё! Я без тебя скучать буду, — сообщил Лёва.

— Только попробуй загулять тут без меня! — заглянула ему в глаза Римма. — Я тебе такую жизнь устрою — небо с овчинку покажется!

— Риммусик, боже мой! Клянусь хранить тебе верность в разлуке, — клятвенно пообещал Лёва.

— Ты не думай, что я там про тебя ничего знать не буду. У меня тут, между прочим, Маша и Таисия остаются. Если узнаю от них, что ты…

— Загулял с кем-нибудь из них… — продолжил Лёва.

— Не получится. Они у меня… ух! Неподдающиеся! Кроме того, за Машу и Таисию есть, кому заступиться. Будешь к ним клеиться — рога быстро пообломают!

— Ой, Риммочка, золотко моё, как же ты меня любишь! Самому себе завидно! И я тебя люблю! Но Риммочке моей драгоценной уже пора отправляться! Время не ждёт. Пойдём, я тебе такси поймаю. Поедешь как королева.

Римма кинулась Лёве на шею:

— Лёвочка!

— Риммочка! Береги себя и маленького! До свидания, моё сокровище! Скоро папочка приедет, и мы все будем вместе!

Римма погладила свой живот, улыбнулась и вместе с Лёвой вышла из кабинета.

Не успел Лёва вернуться, как к нему в кабинет пришёл Самойлов.

— Лёва, старичок, у меня возникли серьёзные проблемы. Я не смог получить контракта, на который очень рассчитывал, — сообщил он.

— Сочувствую. Хотите выпить? — предложил Лёва.

— Спасибо. Но у меня к тебе другая просьба. Я хочу расторгнуть нашу сделку.

— Извините, Борис Алексеевич, но боюсь, что этого уже нельзя сделать, — официальным тоном заявил Лёва.

— Лёва, подожди, не волнуйся! Я заплачу тебе проценты, как и обещал, — торопился Самойлов.

— Какие проценты? — вежливо спросил Лёва.

— Те, под которые ты дал мне кредит. Кроме того, я выплачу неустойку, так как не выполняю условий договора. Но только чуть позже, когда у меня появятся деньги. А договор о продаже офиса и квартиры мы аннулируем. Согласен?

— Нет, не согласен, — спокойно ответил Лёва.

— Почему? Ты мне не веришь?

— Признаться, это так. Вы разочаровываете меня. И возникает ощущение, что хотите обмануть.

— Да нет никакого обмана! Мы составим новый договор, где укажем и проценты за кредит, и сумму неустойки.

— Не нужен мне никакой новый договор. И о каких процентах вы мне постоянно твердите? Вы продали мне квартиру и офис, я заплатил вам. Дело сделано. Разве не так? — Лёва был сама строгость и сдержанность.

— Подожди-ка, ты это серьёзно? — оторопел Самойлов.

— А как же? Вы подписали договор о том, что продаёте мне свою недвижимость. С какой стати я теперь должен вам возвращать её?

Самойлов взял стул и сел.

— Подожди, давай по порядку. Ты дал мне деньги, а я подписал договор, по которому я продаю тебе квартиру и офис. Так?

— Да, так, — сказал Лёва и присел тоже.

— Но мы условились, что договор нужен лишь как гарантия. На самом деле ты просто даёшь мне кредит сроком на месяц под приличные проценты. Как только я возвращаю тебе всю сумму, ты рвёшь контракт. Так?

— Нет, это не так. Смотрю на вас и никак не возьму в толк: то ли вы меня за дурачка принимаете, то ли чего-то не поняли во время подписания договора. Никакого кредита я вам не предлагал. Вы продали мне и офис, и квартиру. Сделка обратного хода не имеет. И потом, я уже перепродал вашу недвижимость.

Самойлов подскочил и бросился к Лёве.

— Ах ты мразь! — закричал он. — Да я из тебя душу вытрясу, если ты не вернёшь мне договор!

— Борис Алексеевич, рукоприкладство вам не поможет, — сопротивлялся, как мог Лёва. — Даже если вы меня сейчас изобьёте, то всё равно ничего не получите!

— Ещё раз повторяю, верни мне квартиру и офис, гад! — продолжал кричать Самойлов, хватая Лёву за грудки.

— А я вам повторяю, что не могу этого сделать! Разговаривайте вот с ним. Это теперь его квартира. Он — новый жилец!

Тут Лёва кивнул головой на дверь. Самойлов обернулся и увидел крупного мужчину с лицом, не обременённым интеллектом. Это лицо строго сказало:

— Ты вот что, поставь его для начала на пол.

Самойлов от неожиданности отпустил Лёву. Тот поправил на себе одежду и отошёл в сторону.

— Ну, а теперь давай потолкуем, кто из нас жилец, а кто нет! — сурово сказал мужчина. — Что же это ты, дружок, удумал? Получил бабки за свой угол, а теперь волну поднимаешь?

— Я тебе не дружок! — огрызнулся Самойлов. — Твои друзья за решёткой отдыхают.

— А вот это уже хамство. И за него придётся, ответить. А я ведь хотел по-хорошему.

— И я хотел. Ты Буряка знаешь? — спросил Самойлов.

— Понятия не имею.

— А зря, дружок! Он следователь. Расследует особо тяжкие преступления. А ещё он мой друг. Но ты не переживай, тебя он наверняка знает и делишки твои тоже. Так что повод для разговора у вас будет.

Самойлов повернулся к Лёве:

— Ты что, хотел меня мордоворотами запугать? Ладно, Лёва, хочешь войны? Она будет, я завтра же обращусь в суд!

Лёва отреагировал весьма спокойно:

— Хорошо! Суд так суд. Давай судиться.

Самойлов вышел, хлопнув дверью.

Лёвин приятель хмуро посмотрел ему вслед и спросил:

— Что-то он больно строптивый. Может, догнать его и по рогам настучать? Чтобы мозги на место встали?

— Подожди, — остановил его Лёва, — ещё успеется. А на сегодня хватит!

Лёва специально договорился с двумя мордоворотами для того, чтобы запугать Самойлова. Второй сидел для страховки в зале и пил водку. Сегодня они были больше не нужны.

— Забирай своего приятеля и дуй домой. Я позвоню, когда понадобитесь, — скомандовал Лёва.

— Слышь, Лёва, как это «дуй»? Мы ж только по рюмке опрокинули. Сам же сказал, что угощаешь.

Лёва достал из-под стола бутылку водки, а из бумажника несколько купюр.

— Вот вам аванс. Дома продолжите. А то вы тут мне своим видом всех клиентов распугаете. Идите и ждите моего звонка!

— А скоро позвонишь? А то ведь этих денег надолго не хватит.

— Скоро. Пусть Самойлов думает, что я с ним судиться стану. А мы просто выкинем его из квартиры, чтобы не мешал. Потом я её продам, и можно к Риммочке ехать.

Лёва был доволен — всё шло по плану!

Андрей действовал правильно, оставляя знаки на стенах катакомб. Именно они помогли ему найти выход. Выбравшись, Андрей увидел стоящего у входа в катакомбы Буряка.

— Москвин! Тебя нашли! — обрадовался следователь. — А где ребята?

— Я никого не видел. Какие ребята, Григорий Тимофеевич?

— Да тебя же пол-отдела ищет! С ног сбились. Думали, что тебя Родь в катакомбах пристукнул.

— Я его упустил, — признался Андрей. — А как вы догадались, что я за ним в катакомбы ушёл?

— Андрей, маяк не работал.

— Ч-черт! Что, кораблекрушение было? — испугался новоявленный смотритель маяка.

— Ну, до этого не дошло, — успокоил его следователь. — А вот гоняться в катакомбах за преступником, вооружённым пистолетом, очень глупо!

— Я очень боялся, что он скроется.

— И всё же он ушёл. Так что, подвергнув себя смертельной опасности, ты остался ни с чем.

— А вот и нет! Я нашёл ответы почти на все вопросы, за которыми приехал сюда, — гордо сказал Андрей, протягивая Буряку блокнот.

— Что это?

— Это дневник Сомова! Я нашёл скелет профессора в катакомбах. Блокнот лежал в нагрудном кармане штормовки. Последняя страница заляпана кровью. Там есть предсмертная запись.

Буряк внимательно осмотрел дневник.

— Это след от ножа. Скорее всего, «финского». Дневник ненадолго продлил жизнь профессора. Именно из-за него, нож не достал до сердца. Удар, судя по всему, был очень сильный и точный.

— Профессору тоже удалось ранить Родя. Он успел написать об этом.

— Да, теперь всё сходится. Получается, что Родь заманил Сомова в катакомбы, а потом ограбил и убил, — предположил следователь.

— Я бы с радостью поверил в эту версию, но это неправда, — вздохнул Андрей. — Из дневника я понял, что Игорь Анатольевич напал первым, и Родю пришлось обороняться. В этой стычке он не виноват.

— Ну, знаешь, ещё не хватало, чтобы ты выступил адвокатом этого Родя! За ним знаешь сколько «подвигов» числится? А ты его защищать удумал! — возмутился следователь.

— Я не защищаю. Я хочу, чтобы всё было по справедливости. Профессор напал первым, и об этом есть запись, в дневнике.

— Кто прав, а кто виноват, решать не тебе, и даже не мне, а суду. Ты не возражаешь, если я изыму этот дневник для экспертизы?

— Конечно. Но в нём есть информация, которая требует немедленного рассмотрения.

— Какая информация?

— Понимаете, профессор незаконно присвоил себе ряд археологических ценностей и спрятал их в катакомбах. А Родь был его подручным, — начал Андрей.

— Значит, он знает местонахождение этого клада? — перебил его Буряк.

— В том-то и дело, что нет. Профессор опасался его и надёжно спрятал ценности.

— Выходит, что Родь сейчас охотится именно за этим кладом?

— Да, и клад этот представляет огромную ценность. Хотя Родь, по всей видимости, даже не представляет какую! — заметил Андрей.

— Но меня-то ты можешь просветить? Скажи хотя бы порядок цифр!

— Не могу, — признался Андрей, — Я не знаю, сколько он может стоить. Понимаете, значение имеет его научная ценность. А она огромна. Так что деньги за клад могут предложить только настоящие специалисты. Для всех других людей это лишь груда мусора. И для Родя, наверняка, тоже. Но в дневнике говорится о карте, на которой обозначено, где находится этот клад. А ещё там указаны ловушки, преграждающие дорогу к нему. Ловушки самые разные! От силков первобытных людей до мин-растяжек нынешних военных. Сомов же был профессором истории.

— Ну, я думаю, их можно преодолеть, — предположил Буряк.

— Вы, кажется, зря недооцениваете профессора. Он по-настоящему увлекался всем, что было связано с подобными вещами. Если узнавал что-то новое, то рассказывал об этом взахлёб, тут же набрасывал чертёж или делал макет. Поверьте, ловушки, которые он установил в катакомбах, это лучшее, что придумали люди для уничтожения себе подобных за всю мировую историю!

— Да, неплохо бы получить его карту, согласился следователь.

— Я думаю, без нее не обойтись. Знаете, я просмотрел дневник только мельком. Возможно, там указано, где её можно найти. Но надо поторопиться, ведь Родь уже ищет клад профессора.

— Утешает только то, что и ему придётся столкнуться с этими ловушками, — задумчиво сказал следователь. — Я займусь этим дневником немедленно.

— Если вам нужна будет моя помощь, то я в полном вашем распоряжении. Только… Я хотел бы немного отдохнуть.

— Да, конечно! Я зайду позже. — Следователь пошёл к выходу, но на пороге обернулся: — Да, Андрей! На маяке электронику уже починили, но и ты не забывай выполнять свою работу смотрителя.

Андрей только виновато улыбнулся.

Увидев Машу, Катя попыталась встать с кровати.

— Маша, привет! Как же я рада тебя видеть!

— А ну, ложись немедленно! — приказным тоном сказала Маша.

Она уложила Катю обратно в постель и заботливо укрыла одеялом.

— Ну что ты обо мне как о маленькой заботишься? — спросила Катя.

— Потому что ты ведёшь себя как маленькая! Ещё не оправилась от болезни, а уже пытаешься встать. А тебе уже надо заботиться не только о себе, но и о ребёнке. Понятно?

— Маша, большущее тебе спасибо за то, что спасла нас, — улыбнулась Катя.

— На здоровье. Только не делай, пожалуйста, так, чтобы мне пришлось снова за вас волноваться.

— Хорошо, я теперь буду во всём тебя слушаться. Обещаю!

— Правда?

— Конечно! Мы же с малышом тебе жизнью обязаны, — сказала Катя искренне.

— Знаешь, Павел Федорович мне как-то сказал, что тот, кто спас другого человека, потом всю жизнь несёт за него ответственность. Я считаю себя ответственной и за тебя, и за твоего малыша, и за Алёшу. А ещё у меня к тебе есть одна, просьба.

— Говори, я выполню любую.

— Пообещай, — потребовала Маша.

— Маш, зачем обещать? Я и так перед тобой в долгу до конца жизни.

— И всё же пообещай, что выполнишь её.

— Ну, хорошо! Обещаю, что выполню твою просьбу. И ещё миллион других! Согласна?

— Только эту, — отрезала Маша.

Катя поняла, что речь пойдёт о чём-то серьёзном.

— Я хочу, чтобы ты вышла замуж за Алёшу, — сказала Маша.

— Это что, шутка? — недоверчиво спросила Катя.

— Нет, я очень серьёзно. Ты ждёшь от Алёши ребёнка, и воспитывать его вы должны вместе.

— Я не стану выполнять эту просьбу.

— Катя, ты мне пообещала!

— Нам с Алёшей вовсе не обязательно жениться! Он и без этого поможет мне. И ты поможешь.

— Чтобы он мог заботиться о малыше, чтобы он был счастлив, вы должны жить вместе.

— А ты? — удивилась Катя. — Ты же любишь Алёшу!

— Я же сказала, что ответственна за вас. Я люблю и тебя, и Алёшу, поэтому буду счастлива, если вам будет хорошо.

— Я не хочу счастья такой ценой!

— Ты пообещала мне! — напомнила Маша. — Назови мне ещё хотя бы одну причину, по которой ты не можешь выйти замуж за Алёшу.

— Я люблю Костю! — Катя чуть не плакала. — Конечно, Костя, не такой, как твой Алёшка. Но я всё равно люблю его.

— Но Костя уехал после того, как узнал, что твой ребёнок от Алёши. И вряд ли он передумает и решит вернуться к тебе, — сурово сказала Маша. Алёша, в отличие от Кости, не убежит. Ты это знаешь. У него есть чувство ответственности. Увидишь, со временем у вас всё наладится. Глядя на малыша, вы будете чувствовать себя счастливыми.

— А как же ты? У тебя же никого не будет рядом.

— Катя, давай не будем об этом говорить. Какой смысл травить душу, если мы обе понимаем, что моё предложение — это лучшее решение в этой ситуации. И помни, ты обещала меня слушаться и выполнить своё обещание.

Маша вышла из палаты, а Катя откинулась на подушку и задумалась.

Алёша пришёл домой, но там был только Сан Саныч.

— Маша не приходила? — спросил Алёша.

— Вот, — Сан Саныч протянул ему листочек, — она тебе записку оставила.

Алёша развернул записку, прочитал и помрачнел.

— Что там? — спросил Сан Саныч.

— Она пишет, что поживёт пока в другом месте и чтобы ни вы, ни я её не искали.

— А что мне Зине сказать, когда она приедет? — ахнул Сан Саныч. — Такой шум будет!

— Маша пишет, что она будет звонить. А когда приедет Зинаида Степановна, она обязательно придёт сюда, и они вместе решат, где Маша будет жить дальше. Сан Саныч, вы извините, мне, надо идти.

— Алёшка, постой! Куда ты?

— Машу искать. Пожалуйста, не удерживайте меня!

— Алёша, она же написала, чтобы ты её не искал. Ты только хуже сделаешь. Подожди, успокойся. Нечего горячку пороть. Лучше расскажи, что у вас происходит.

— Ничего особенного! Просто Маша хочет, чтобы я женился на Кате! Маша считает, что теперь, когда у Кати будет ребёнок, о нашей с ней свадьбе надо забыть. Разве она права?

Сан Саныч почесал в затылке:

— Как тебе сказать, парень…

— И вы за неё? — возмутился Алёша.

— Тут не поле боя, чтобы выбирать, за кого ты. Победителей в вашей истории теперь уже в любом случае не будет. Важно, чтобы не было пострадавших.

— Да вот он перед вами. Я — пострадавший. — Алёша ткнул пальцем в записку.

— Алёшка, хватит якать! — остановил его Сан Саныч. — Подумай о других! Как считаешь, Кате весело будет ребёнка одной растить? Это только кажется, что если таких женщин много, то, значит, и явление это нормальное. А попробуй каждой из них в душу заглянуть!

— Хорошо, извините! Сан Саныч, вы с детства моим учителем были, посоветуйте и на этот раз, что мне делать?

— Не могу я тебе советовать. В этой ситуации ты сам должен решение принять. Одно могу сказать: Маша сейчас ведёт себя как взрослый человек.

— А я, значит, поступаю как ребёнок? — возмутился Алёша.

— Ты пока ещё никак не поступил! Но я считаю, что взрослыми становятся тогда, когда перестают думать о себе и начинают заботиться о других.

— Это я знаю! Но как же мне… Да, понял. Опять я на вас ответственность за решение пытаюсь переложить. Мне надо подумать.

— Пойми главное — решение, каким бы оно ни было, должно быть твоим. И тебе с ним потом всю жизнь придётся прожить.

Впервые за долгие годы Полина сама позвонила Таисии.

— Алло, Таисия?

— Полина, здравствуй! Что случилось? У тебя голос взволнованный…

— Пока не случилось… Я не знаю, как ты к этому отнесёшься, но Маша уговаривает Алёшу жениться на Кате.

— И как? Что сказали ребята?

— Не знаю. Но все в недоумении. Это очень неожиданно…

— Полина, если Алёша откажется, то его никто не осудит.

— Кроме Маши. Она сказала, что в любом случае об их с Алёшей свадьбе не может быть и речи. Понимаешь, она не оставляет ему выбора.

— Но есть ещё и Катя. Она, как я понимаю, тоже будет против. Она ведь ещё любит Костю.

— Когда я в последний раз видела Машу, она шла уговаривать Катю, — сообщила Полина. — Я не знаю, удастся ли ей это, но она была настроена очень решительно.

— Что же ты предлагаешь?

— Я думаю, нам с тобой надо встретиться завтра и выяснить самим, как у них обстоят дела. Я не хочу, чтобы наши дети совершали ошибки. Ты понимаешь, о чём я говорю?

— Да. И я с тобой полностью согласна. Где встретимся?

— У ЗАГСа. На завтра назначена свадьба Маши и Алёши. Но Маша уверена, что убедит Катю выйти за Алёшу вместо неё.

— Хорошо. До встречи.

Таисия положила трубку, да так и осталась сидеть, глядя на телефонный аппарат.

Кате уже порядком надоело быть в больнице. На очередном осмотре врач её порадовал:

— Ну что же, поздравляю вас, Катя! Поправляетесь вы на удивление быстро. Спите хорошо?

— Да, и аппетит замечательный. Я чувствую себя абсолютно здоровой. Когда же вы меня отпустите домой?

— С выпиской придётся подождать. Надо ещё немного понаблюдать вас в стационаре.

— А может, выпишете, и я буду приходить к вам только на осмотры? Я очень хочу домой!

— Я не против выписки, но хочу быть уверенным, что ваш супруг создаст вам необходимый для реабилитации комфорт.

— Создаст, не волнуйтесь! — уверенно сказала Катя.

— Да? Но что-то он нечасто вас навещает! Как его зовут? Алексей, кажется?

— Да, Алёша. Но он редко приходит, потому что подготавливает квартиру к моему приезду и много работает, — отчаянно соврала Катя. — Он очень рад. Так, когда вы меня выпишите?

— Катя, у вас очень тяжёлый случай, и один я такое решение принять не могу. Но в ближайшие дни мы вместе с главврачом проведём повторный осмотр и, возможно, выпишем вас. И хорошо бы Алексею вместо подготовки квартиры, почаще навещать вас. Поверьте моим многолетним наблюдениям: мужья влияют на выздоровление беременных женщин лучше всяких лекарств.

Врач ушёл, а Катя достала из-под подушки мобильник и сказала:

— Ну, Костя, последняя попытка.

Она набрала Костин номер. Голос автоответчика ей сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети.

— Что же ты, Костя… — и Катя, плача, уткнулась лицом в подушку.

Алёша вскочил ни свет, ни заря, оделся в парадную одежду, привёл себя в порядок. Сан Саныч сразу заметил весь этот парад и спросил:

— Алёшка, ты куда собрался?

— В ЗАГС. Сегодня мы с Машей должны расписаться.

— Подожди, но ведь она написала тебе в записке, что хочет, чтобы ты женился на Кате, — напомнил Сан Саныч. — Я так понял, что она не придёт.

— Я не верю этой записке. Думаю, Маша просто проверяет мои чувства. — Алёша был настроен решительно.

— A если нет? Если она действительно хочет, чтобы ты был с Катей?

— Если это так, то она всё равно придёт, чтобы объясниться. Поэтому я буду ждать её у ЗАГСа. Если она вдруг появится здесь, скажите, где я. Я буду ждать её там до вечера. Если не дождусь, то вернусь сюда и буду ждать до тех пор, пока она не придёт поговорить со мной.

— Что ж, удачи. В любом случае ты принял самостоятельное решение. Чем бы оно для тебя не обернулось.

— Сан Саныч, вчера, когда я просил у вас совета, вы мне уже говорили, что такие решения надо принимать самому, чтобы потом не на кого было пенять.

— Да, говорил, — подтвердил Сан Саныч.

— Решение я принял и не отступлюсь от него. Но я хочу знать, что бы вы делали на моём месте?

— Я никогда не был в такой ситуации…

— Сан Саныч, пожалуйста, не отговаривайтесь!

— Не знаю, как. Но не так, как ты.

Долгое время Костя и смотритель шли молча, и вдруг смотритель спросил:

— Вот ты все обижаешься, что я из-за клада твоей Катькой рисковал, а помнишь, где этот умелец Сомов свою первую, мину установил?

— Помню. Под твоим домом. И ты знал об, этом? — вдруг понял Костя.

— И не только я! Дурачок был вроде тебя: рассказал всё жене, мол, так и так, надо рискнуть. А она ребят на руки — и вон из города.

— И ты не остановил её?

— Вольному воля! — махнул рукой смотритель.

— А что с ней потом стало?

— Ну, мне она отписала, что видеть не хочет. А сама сошлась с каким-то тихоней. Он попивал, она работала за двоих. Да ещё Толик и Жорка маленькие, плюс хозяйство. В общем, надорвалась она и померла. Вот она какова, «спокойная» жизнь! Понял?

— Я понял: и раньше, и теперь ты ни с кем не считался и не считаешься. И меня толкаешь на тот же путь, который сам прошёл.

— Так это для твоего же блага! — уверенно сказал смотритель.

— А меня спросить не хочешь, что благо, а что нет? Я, может…

— Ладно, Костя, хватит лясы точить! Тут где-то новая ловушка должна быть, — сказал смотритель, сверившись с картой.

Костя посветил фонарём.

— Вот она! — Костя указал лучом фонаря вперёд, где была видна растяжка: натянутая через проход на уровне щиколотки бечёвка, которая была привязана к кольцу притороченной к стене гранаты.

— Ну что, Костяш, справишься?

— А помочь мне не хочешь?

— Да тут тебе и одному делать нечего. А мне что-то боязно стало. Я лучше в сторонку отойду, — решил смотритель.

— Что-то на тебя это не похоже. Неужели мандраж напал, Михаил Макарыч?

— Есть немного. Всё-таки ещё слабость в руках чувствую. Рана хотя и не болит, но пальцы могут дрогнуть. А с гранатой, сам знаешь, надо бережно обращаться, — напомнил смотритель.

— У тебя всегда очень не вовремя пальцы начинают дрожать. Сразу бы сказал, что трусишь, я бы понял и не приставал с просьбами. Тогда постой хотя бы рядом — советом поможешь.

— Э нет, Костя! Давай один. Кто кричал, что город спасать собирается? За собой я такого не помню. Так что приступай! А я издалека посмотрю на героя.

Костя, левой рукой придерживая бечёвку растяжки, потянулся правой рукой к гранате. Придерживая чеку, потянул гранату к себе. Но он не заметил, что к гранате привязана едва заметная леска. Неожиданно рядом с Костей щёлкнула обычная мышеловка, Костя вздрогнул и уронил гранату. И Костя, и смотритель уставились на неё, не отводя глаз.

Не успел уйти Алёша, к Сан Санычу пришёл Буряк.

— Сан Саныч, день добрый!

— А, Григорий Тимофеевич! Тебе, наверное, Алёша нужен? Только он уже ушёл.

— С ним я позже побеседую. А сейчас у меня к тебе дело, — сказал следователь, присаживаясь к столу.

— Я слышал, ты предложил Алёше пойти к тебе в отдел, стажёром. Так? — спросил Сан Саныч.

— Да, думаю, из него может толк выйти.

— Знаешь, у него сейчас не всё в личной жизни ладится. Так ты посмотри, может, какую интересную работу ему найдёшь. А то закопаете парня в макулатуре.

— Бумажной работой всем приходится заниматься, — заметил следователь. — И для Алёшки исключения не будет. Это ведь только в кино мы всё время с пистолетами бегаем. Но стажироваться он под моим началом будет. Так что скучная работа ему не угрожает.

— Хорошо. А ко мне тебя что привело? Неужели Мишку поймал? — спросил Сан Саныч.

— Нет. Но дело это касается вас двоих. Я слышал, только вы в городе катакомбы как свои пять пальцев знаете.

— В молодости так оно и было, — подтвердил Сан Саныч. — Правда, с тех пор я немного подзабыл эти лабиринты. А что, хочешь мне предложить ещё раз спуститься в подземелье?

— Нет, Сан Саныч, ты уже один раз помог мне в катакомбах. И о новой услуге я тебя просить не стану.

— Переживаешь, что меня тогда Мишка ранил? Зря. Я тогда сам на него пошёл, у нас ведь старые счёты. Так что если для дела нужно, то я готов пойти в катакомбы в любую минуту, — Сан Саныч был готов помочь следователю.

— Не нужно. Я к тебе пришёл за консультацией. Дело в том, что Москвин нашёл в катакомбах останки своего учителя, профессора Сомова.

— Да, помню. О том, что он пропал без вести, в газетах писали, — кивнул Сан Саныч.

— Так вот, выяснилось — его убил Родь, — сообщил следователь.

— Да, Мишка с молодости тёмными делами промышлял. А с финкой он уже со школы не расставался. Этого бедолагу он за что убил?

— Ну, профессор тоже отличился! — стал рассказывать Буряк. — Андрей нашёл его дневник, в котором написано, что все найденные на раскопках сокровища профессор спрятал в катакомбах. Перепродать хотел. И предупредил, что на дороге к этому кладу расставил, ловушки. Андрей говорит: Сомов был хорошо подкован в теории этого дела. Поэтому я и пришёл к тебе. Скажи, что это могут быть за ловушки? А главное, каких специалистов мне надо привлечь, для того чтобы их обезвредить?

Сан Саныч нахмурился:

— Боюсь, Гриша, без высококлассных сапёров тебе не обойтись.

— Ты хочешь сказать, что Сомов минировал подходы к своим сокровищам? А где ему взять столько взрывчатки?

— Там же, в катакомбах. Ещё со Второй мировой там можно взрывчатку найти.

— И много? — спросил следователь.

— Уйма! Для того, конечно, кто хорошо искать будет.

— Подожди, но я же читал послевоенные отчёты. Сапёры специально прочёсывали катакомбы и вывозили всю взрывчатку, — сказал Буряк.

— Сразу видно, что ты не местный! — улыбнулся Сан Саныч. — Ты же, если не ошибаюсь, после института к нам приехал?

— Да, по распределению, — подтвердил следователь.

— А я здесь родился. Прямо после войны. И страшные истории про катакомбы у нас тогда частенько рассказывали.

— Может, и мне расскажешь?

— Страшилки не буду, а суть дела такова: немцы два раза катакомбы взорвать собирались. И оба раза им это не удалось. Так что взрывчатка там даже после сапёров могла остаться. И в избытке.

— А почему два раза взорвать хотели? — не понял следователь.

— Сначала чтобы партизан уничтожить, которые там скрывались. Фашисты тогда вдоль береговой линии заряды расположили. Думали с помощью взрывов затопить катакомбы. А во второй раз уже, когда отступали: весь город уничтожить хотели. Катакомбы ведь прямо под городом идут. Только наши их раньше выбить успели. Со временем всё забылось. А потом сапёры многое достали и обезвредили.

— Но не всё? — насторожился Буряк.

— Да, не всё. Но для большой беды много взрывчатки не нужно, — заметил Сан Саныч.

— Что, неужели и одна мина может городу угрожать?

— Да, может. И мне этот урок отец с помощью ремня втолковал. Мы с ребятами как-то раз решили взрывчатку добыть, чтобы глушить рыбу в море. Время голодное было… Надоумил всех Мишка, конечно. А отец мой, когда узнал о наших планах, так меня ремнём отходил, что я неделю сесть не мог. Если бы рвануло, погиб бы и я от этой мины, и те, чьи дома надо мной находились.

— То есть и одна мина может представлять опасность? — повторил свой вопрос следователь.

— Да, особенно сейчас. Город разросся, под землёй много коммуникаций новых проложено. Поэтому взрыв даже одной мины может вызвать обрушение. Не всего города, конечно, но несколько домов могут запросто под землю уйти. Хотя есть и ещё одна опасность. Если взорвутся заряды, что вдоль береговой линии, морской водой все катакомбы зальёт и обрушение хоть и медленнее, но пойдёт, и тут весь город под угрозой будет.

— Так почему же, если об этом известно столько времени, никто не ищет эти заряды?

— Искали сапёры. Но только всё до конца вынести невозможно. Понимаешь, катакомбы тоже меняются. Где-то новый лаз образовался, где-то старый засыпало, или люди замуровали.

— Да, озадачил ты меня. — Следователь потёр лоб. — Прямо скажу, не думал, что всё так серьёзно.

— А может, и не стоит так сильно беспокоиться? — предположил Сан Саныч. — Сам посуди: профессор этот, наверняка, свои сокровища где-то в закоулках катакомб спрятал. Пока никто за кладом не охотится, большой опасности нет.

— Вот тут-то и загвоздка, — признался следователь. Сомов писал в дневнике, что нанёс местонахождение ловушек и клада на карту. И у меня есть все основания предположить, что карта сейчас находится у Родя.

— Да, это меняет дело, — согласился Сан Саныч. — Мишка жадный до денег и пойдёт до конца. На город ему наплевать.

— Да, особенно сейчас, когда мы его разыскиваем. Терять-то ему нечего.

— Что же ты думаешь предпринять?

— Андрей видел Родя на маяке. Возможно, ему понадобится выйти на поверхность ещё раз. Поэтому остаётся только ждать. Иначе если мы спустимся в катакомбы, то можем его спугнуть, — сказал следователь.

— Да, ты прав, — согласился Сан Саныч. — Ну, а я, чтобы не сидеть без дела, пока подумаю, в каком месте Сомов мог спрятать свой клад.

— Сообщи мне, как только будут хоть какие-нибудь версии. Эта информация может очень сильно помочь.

— Постараюсь, — пообещал Сан Саныч.

Таисия и Полина встретились, как и договаривались.

— Здравствуй, Таисия. Ты видела, Катю? Спрашивала у неё, как они поговорили с Машей?

— Нет, я решила сначала встретиться с тобой, а уже потом идти к Кате, — сказала Таисия. — Скажи, а как Виктор относится к тому, что происходит между ребятами?

— Ну… Он считает, что Маша поступила правильно, отказавшись от Алёши. А сейчас он поехал к Кате. Вероятно, будет убеждать её выйти за Алёшу. Скажи, ты против того, чтобы они поженились?

— Нет, но только если они сами этого захотят. Совсем другое дело, если Виктор начнёт предлагать Кате и Алёше «единственно верный вариант» решения проблемы. — Таисия знала Буравина и поэтому волновалась, чтобы он не перегнул палку.

— Думаю, он не станет настаивать, — предположила Полина. — Мы с ним, так же как и ты, считаем, что на ребят не надо давить. Но что, если они и впрямь решат пожениться?

Таисия посмотрела в сторону ЗАГСа и сказала:

— Алёша, кажется, уже решил поступить по-другому.

Полина обернулась и посмотрела в направлении взгляда Таисии: к ЗАГСу подходил Алёша с букетом цветов. Он остановился, посмотрел на часы и оглянулся по сторонам.

Видимо, уговоры Маши на него не подействовали, и он хочет жениться именно на ней, — поняла Таисия. — Вопрос, придёт ли Маша? Ну, что будем делать: подождём или подойдём к нему?

— Я подойду одна и поговорю с ним, — решила Полина.

Она подошла к Алёше, который явно нервничал, и спросила:

— Сынок, скажи, ты Машу ждёшь?

— Да, Машу. Мама, а что ты здесь делаешь?

— Я пришла поговорить с тобой о ситуации, которая сложилась в ваших отношениях.

— Мама, не нужно никакого разговора. Сегодня я женюсь на Маше. Сейчас она придёт и…

— Она не придёт, — вздохнула Полина. Маша сама мне об этом сказала.

— Знаю, она хочет, чтобы я женился на Кате. Но с Катей я уже поговорил. Я пообещал ей, что буду принимать участие в воспитании нашего ребёнка, и жениться нам для этого не обязательно.