ИОВ Библейская поэма

I

…И непорочного Иова струпьями лютой проказы

Бог поразил от подошвы ноги и по самое темя.

Иов сидел далеко за оградой селенья на пепле.

Острую взял он себе черепицу скоблить свои раны.

Молвит жена ему: «Все еще тверд ты в своем

благочестье?

Встань и Творца похули, чтоб тебе умереть».

Но смиренно

Иов жене отвечает: «Я доброе принял от Бога,

Должно и злое принять: да исполнится воля Господня!»


Мудрый Софар, Елифаз из Темани, Валдат из Савхеи[3]

Вместе сошлись, чтобы сетовать с ним, утешая

страдальца.

Очи подняв, издали не узнали несчастного друга.

Жалобный голос возвысили, ризы свои разодрали,

Стали рыдать, неутешные, пыль над главами бросая.

С Иовом рядом семь дней и ночей просидели

в молчанье:

Слова никто не сказал, оттого что страдание было

Слишком велико. И первый открыл он уста и

промолвил:

II

Иов

Да будет проклятым навек

Тот день, как я рожден для смерти и печали,

Да будет проклятой и ночь, когда сказали:

«Зачался человек».

Теперь я плачу и тоскую:

Зачем сосал я грудь родную,

Зачем не умер я: лежал бы в тишине,

Дремал — и было бы спокойно мне.

И почивал бы я с великими царями,

С могучими владыками земли, —

Победоносными вождями,

Что войны некогда вели,

Копили золото и строили чертоги…

Я был бы там, где нет тревоги,

Где больше нет вражды земной,

Где равен малому великий,

Вкушают узники покой,

И раб свободен от владыки…

На что мне жизнь, на что мне свет?

Как знойным полднем изнуренный,

Тоскуя, тени ждет работник утомленный,

Я смерти жду, — а смерти нет.

О, если б на меня простер Ты, Боже, руку

И больше страхом не томил, —

Чтоб кончить сразу жизнь и муку,

Одним ударом поразил.


Елифаз

Ужель ты праведней Отца вселенной,

Ужель на суд Его зовешь?

Зачем же с речью дерзновенной

Ты против Бога восстаешь?

Безумец тот, кто не склоняет

Во прах главы перед Творцом.

Когда и небеса нечисты пред лицом

Всевышнего, когда не доверяет

Он даже ангелам Своим, —

То как же чистым быть пред Ним

Тому, кто рвется на свободу,

В темницу плоти заключен,

Тому, кто женщиной рожден

И беззаконье пьет, как воду?


Иов

О да, над бездной Бог грядет,

Столпы земли передвигает,

Печать на звезды налагает,

Прикажет, — солнце не взойдет.

Он пронесется, — не замечу,

Захочет взять, — кто запретит?

Он спросит, — как Ему отвечу,

Накажет, — кто меня простит?

Пред взором мудрости Господней

Открыты тайны преисподней,

И херувимы, падши ниц,

Не открывая в страхе лиц,

Трепещут у Его подножья,

И полон мир Его чудес,

И все величие небес —

От дуновенья Духа Божья.

Жив мой Создатель, жив Господь,

Мой Бог, суда меня лишивший,

Мне душу скорбью омрачивший:

Его нельзя мне побороть.

Но пусть страдаю, неутешный, —

Я вашей лжи не потерплю,

И правоты моей безгрешной,

Пока я жив, не уступлю.

Голодных я кормил, я утолял печали,

Я утешал больных, для сирот был отец,

И чресла бедняков меня благословляли,

Согретые руном моих овец.

За щедрость в дни былые славил

По всей земле меня народ.

В тени вечерней у ворот

Мое седалище я ставил.

И юноши ко мне, и старцы, приходя,

В благоговении молчали,

И слов моих смиренно ждали,

Как благодатного дождя.

За что же ныне я в позоре,

Людьми отвергнутый, живу,

Не знаю, где в слезах и горе

Склонить бездомную главу.

В пыли, со струпьями на почернелой коже,

Сижу и думаю: меня утешит ложе.

Но Бог виденьями пугает и во сне.

И ночью холодно в разодранных одеждах,

Во мне страдает дух, и плоть болит во мне,

Тень смерти — на усталых веждах.

И все-таки я прав, я чист перед Тобой,

Не ведаю, Господь, за что терплю мученье.

Земля, ты кровь мою невинную не скрой, —

Да вопиет она о мщенье!


Вилдат

Скажи, ты видел ли, чтоб Бог вознаграждал

Людей жестоких и лукавых,

Чтоб Он поддерживал неправых

И непорочных отвергал?

О нет, — в шатре у беззаконных

Померкнет радостный очаг,

Он восстановит угнетенных,

И будет к праведному благ,

И суд рабам своим дарует.

Но кары Божьей не минует

Творящий темные дела:

Когда в броне он бесполезной

Уйдет от палицы железной,

Настигнет медная стрела:

За грех твой скорбь вошла в обитель

И за вину твоих детей

Рукою любящей Своей

Тебя карает Вседержитель.

Терпи, смиряйся и молчи.


Иов

Все утешения напрасны,

О бесполезные врачи!

Шатры злодеев — безопасны,

Дома грабителей полны

Благословенной тишины.

Я знаю: правды нет, и все ж о ней тоскую,

Без правды жить я не хочу,

Лишь только вспомню — негодую

И содрогаюсь и ропщу.

Не буду я молчать, не буду покоряться,

Невинен я, — и пусть меня накажет Бог.

О, если б с Ним я только мог,

Как равный с равным состязаться!

Но нет возмездья, нет суда.

Ужель Он праведных не любит,

И злых, и добрых вместе губит?

Зачем, о Господи, не ведает труда

И богатеет нечестивый?

Зачем обильный плод ему приносят нивы,

И множатся в полях его стада?

Зачем преступные живут среди веселий,

Пируют, смерти не боясь?

Их дети прыгают, смеясь,

Под звук тимпана и свирели.

Господь забыл Своих рабов,

Он не поможет угнетенным,

Он не утешит бедняков, —

Он землю отдал беззаконным.

И отторгают от сосцов

Младенцев плачущих, живут под кровом неба

Нагие без одежд, голодные без хлеба.

Меж тем, как должен быть злодей

Соломинкой, Господь, в живой руке Твоей,

Былинкой, ветром уносимой, —

Он жизнь кончает, невредимый.

«Его потомству Бог возмездье бережет», —

Так кто-нибудь из вас мне скажет.

Но пусть и сам злодей от мести Божьей пьет,

Пускай Господь самих грабителей накажет,

А до детей и до грядущих бед

Им после смерти — дела нет.

Скопилось в мире слишком много

Неотомщаемых обид, —

И это видят очи Бога,

Он это терпит и молчит!


Софар

Не говори, что Бог несправедлив,

Но люди Вечного постигнуть не умеют.

Лишь сердцем мудрые, гордыню укротив,

Пред Ним благоговеют, —

Затем, что свят Его закон,

И в сонме ангелов небесных

Он страшным для очей телесных

Великолепьем окружен.

И если б отнял Он на миг Свое дыханье,

И сердце обратил к Себе Господь, —

Погиб бы человек и всякое созданье,

И возвратилась бы во прах живая плоть.

Ты сам избрал свою дорогу:

На бремя жизни не ропщи.

Будь добрым для себя, не угождая Богу,

И за добро свое награды не ищи.

Мы по земле пройдем, как тени,

Учись у древних мудрецов,

Учись у прошлых поколений,

У наших дедов и отцов.

А мы — вчерашние и ничего не знаем,

Во всем ничтожные — во благе и во зле,

Мы, не достигнув на земле

Ни мудрости, ни счастья, — умираем.


Иов

О, если б мог судьбой я поменяться с вами,

Не так же ли, как вы, главой бы я кивал,

Старался бы помочь в страданиях словами,

Движеньем губ вас утешал.

Но тот, чье сердце в счастье дремлет,

Понять чужую скорбь не может никогда.

Кричу: обида! Бог не внемлет,

Я вопию, — и нет суда.

И что мы — для Него? Зачем подстерегает,

Зачем испытывает нас

Он каждый день и каждый час,

И мстит, и горечью нам душу пресыщает?

Не Ты ль образовал, скрепил костями плоть,

И жизнь не Сам ли Ты вдохнул в меня, Господь,

Не Ты ли надо мной трудился, как ваятель?

За что невинного губить?

Ужели хочешь истребить

Ты дело рук Твоих, Создатель?

И в нескончаемой борьбе

Зачем меня врагом поставил Ты Себе?

Кого преследуешь? Как ураган — пылинку,

Меня похитит смерть. Я слаб и одинок.

Не гонишь ли, Господь, Ты сорванный листок,

Не сокрушаешь ли увядшую былинку?

Кто знает, доживу ль до завтрашнего дня.

Вот скоро я умру, — поищешь, — нет меня.

Уйду — и не вернусь — в страну могильной сени,

В страну безмолвия и ужаса, и тени.

Когда могучий ствол повалит дровосек,

Еще надежда есть, что вновь зазеленеет

Полузасохший пень и даст живой побег,

Как только брызнет дождь и сыростью повеет;

А если человек с лица земли исчез, —

Он не вернется вновь, из гроба не воспрянет,

Во прахе ляжет и не встанет

Он до скончания небес.

О, если у Тебя могущество и благость,

Господь, что значит грех людей,

Зачем бы не простить и осуждений тягость

Не снять с души моей?

Ответь же, выслушай, Владыка, оправданье,

Иль лучше, — нет, оставь, оставь меня, забудь,

Чтоб мне опомниться, перевести дыханье,

Не мучай, отступи и дай мне отдохнуть!

III

Смертному Бог отвечал несказанным глаголом из бури.

Иов лежал пред лицом Иеговы в прахе и пепле:

«Вот я ничтожен, о Господи! Мне ли с Тобою бороться?

Руку мою на уста полагаю, умолкнув навеки».

Но против воли, меж тем как лежал он во прахе

и пепле —

Ненасыщенное правдою сердце его возмущалось.


Бог возвратил ему прежнее счастье, богатство умножил.

Новые дети на празднике светлом опять пировали.

Овцы, быки и верблюды в долинах паслись

безмятежных.

Умер он в старости, долгими днями вполне

насыщенный,

И до колена четвертого внуков и правнуков видел.


Только в морщинах лица его вечная дума таилась,

Только и в радости взор омрачен был неведомой

скорбью:

Тщетно за всех угнетенных алкала душа его правды, —

Правды Господь никому никогда на земле не откроет.


1892

Загрузка...