Новые записи Ци Се, или о чем не говорил Конфуций

(1.) МЛАДШИЙ ПОМОЩНИК НАЧАЛЬНИКА ОБЛАСТИ ЛИ

Ли из Гуанси, младший помощник начальника области, был очень богат; у него было семь наложниц, а сокровищ — горы несметные. Когда ему исполнилось двадцать семь лет, он заболел и умер. У Ли был старый слуга, искренне ему преданный; он горько оплакивал безвременную кончину своего хозяина. Когда этот слуга вместе с семью наложницами совершал моление, [во дворе] вдруг появился даос[236] с корзинкой для шелковичных червей в руках и попросил подаяния. Слуга прикрикнул на него:

— Моего господина постигла безвременная кончина, недосуг мне милостыню раздавать!

— Тебе хочется, чтобы твой хозяин вернулся к жизни? Ну, так я знаю способ, как приказать его душе возвратиться, — улыбнулся даос.

Потрясенный слуга поспешил сообщить об этом наложницам хозяина; те в изумлении вышли, чтобы поклониться даосу, но его уже не было.

Старый слуга горько каялся в том, что оскорбил бессмертного, прогнав его, а наложницы наперебой его упрекали.

Некоторое время спустя слуга проходил мимо рынка, и по дороге ему повстречался тот самый даос. Слуга испугался и обрадовался, схватил даоса за руку и стал умолять его о прощении.

— Не я помешал твоему господину вернуться к жизни, — сказал даос. — По правилам Царства мертвых, для того чтобы покойный вернулся к жизни, необходимо найти ему замену[237]; вряд ли в вашем доме найдется человек, который заменил бы покойного. Поэтому я и ушел тогда от вас.

— Позвольте мне вернуться домой, чтобы посоветоваться, — сказал слуга.

Он привел даоса с собой и передал его слова наложницам хозяина. Сначала, услыхав о приходе даоса, женщины очень обрадовались, но, узнав, что надо найти замену покойнику, пришли в смятение. Каждая посматривала на других, но никто не произносил ни слова.

— Все госпожи еще молоды, — твердо сказал, старый слуга, — их жалко, старому же вашему рабу осталось немного жить, чего меня жалеть!

Он вышел к даосу и спросил его, может ли старый раб заменить своего господина.

— Если ты способен не пожалеть о своем решении, то можешь, — сказал даос.

— Способен, — ответил слуга.

— За твою преданность разрешаю тебе пойти проститься с близкими и друзьями, а я пока приготовлю необходимое средство. Через три дня оно будет готово, через семь дней мы его применим.

Слуга отвел даоса к наложницам, оказавшим тому все знаки почтения, а сам, проливая слезы, отправился в дома, где жили его родные и друзья, проститься с ними. Некоторые насмехались над ним, некоторые отнеслись с уважением, одни жалели его, другие, не поверив ему, издевались.

Проходя мимо храма Шэн-ди[238], слуга зашел туда, отбил поклоны и вознес молитву: «Для того чтобы раб мог заменить умершего хозяина, молю Шэн-ди помочь даосу вернуть душу покойного». Не успел он это сказать, как перед ним предстал босоногий буддийский монах и стал кричать на него:

— Ты весь опутан чарами, будет большая беда. Я тебя спасу, но ты, смотри, никому не рассказывай, — и дал слуге бумажный сверток, прибавив: — Понадобится, посмотришь, что внутри.

Сказал и исчез, а старый слуга пошел домой, украдкой заглянул в сверток, а там — пять когтей, связанных веревочкой в один пучок. Он положил сверток за пазуху.

Наступил назначенный даосом срок. Даос приказал перенести постель слуги так, чтобы она стояла напротив гроба хозяина, запер двери на железный засов, просверлил в двери отверстие, чтобы передавать еду и питье, и с помощью наложниц соорудил алтарь для чтения заклинаний. Этим и ограничился. Слуга почувствовал недоверие к даосу и очень волновался. Вдруг под его лежанкой послышался свист ветра, из-под земли вылезли два черных человека с зелеными зрачками и глубоко сидящими глазами; все тело у них было покрыто короткой шерстью длиной в одно-два чи, головы большущие, как колеса у телеги. Сверкающими глазами смотрели они на слугу, смотрели и шли; обошли вокруг гроба и стали прогрызать в гробу щель; щель раскрылась, и послышался кашель — точь-в-точь хозяина. Бесы открыли переднюю часть гроба, стали растирать руками покойнику живот; покойник начал издавать звуки. Слуга смотрит — облик хозяина, а голос даоса.

Переменившись в лице, слуга воскликнул:

— Разве это не подтверждение слов Шэн-ди? — и поспешно выхватил лежавший у него за пазухой сверток, оттуда вылетели пять когтей и превратились в золотого дракона длиною в несколько чжанов. Дракон схватил слугу, поднял его в воздух и привязал веревкой к стропилам. У слуги в глазах потемнело. Придя немного в себя, он устремил взгляд вниз и увидел, что те двое бесов, поддерживая хозяина, перевели его из гроба на постель слуги, и он лежал там, как мертвый.

— Способ не увенчался успехом, — с тяжелым вздохом произнес хозяин.

Оба беса в ярости стали обыскивать комнату, но не могли найти слуги. Хозяин страшно рассердился и начал рвать в клочки одеяло и постель слуги. В это время один из бесов поднял голову и увидел слугу, привязанного к стропилам. В дикой радости бесы и хозяин стали подпрыгивать, но не могли достать до него. Внезапно раздался удар грома, и слуга упал на пол. Смотрит: гроб закрыт, как прежде, и бесов не видно.

Услышав раскат грома, наложницы отперли двери, чтобы посмотреть, что случилось. Слуга рассказал им то, что видел, и все поспешили на поиски даоса. А тот лежал убитый молнией, и на трупе его большими желтыми знаками было написано: «Стремившийся к богатству сластолюбец колдовским способом изменил свой вид, Небо покарало его по закону».

(2.) СТУДЕНТ ЦАЙ

В Ханчжоу за воротами Бэйгуань был дом, где водилась нечисть. Люди не решались селиться в нем и заперли его на замки и крепкие засовы. Один студент по фамилии Цай решил купить этот дом. Ему говорили, что от этого добра не будет, но он не слушал и сделал по-своему. Семья его не хотела входить в дом, тогда он один отправился туда, отпер двери, зажег в одной комнате светильник и уселся. В середине ночи к Цаю приблизилась женщина, горло которой было перевязано красным платком[239]. Низко поклонившись студенту, она закинула веревку на балку, вытянула шею и стала лезть наверх. Цай не испугался, тогда женщина стала манить его к себе. Цай схватил ее за ногу [и стащил вниз].

— Господин совершает ошибку, — сказала женщина.

— Ошибку совершаешь ты, — засмеялся Цай. — Как раз сегодня я не ошибаюсь.

Бесовка громко заплакала, распростерлась перед Цаем, отбивая земные поклоны, и вдруг исчезла.

С этих пор нечисть перестала появляться в том доме.

Цай продвинулся по службе, говорят, он даже стал губернатором.

(3.) УЧЕНЫЙ ИЗ НАНЬЧАНА

В уезде Наньчан, что в провинции Цзянси, двое ученых занимались в храме Бэйланьсы, один был пожилой, другой — молодой, они были очень дружны между собою. Старший, вернувшись домой, скоропостижно скончался; младший ничего об этом не знал и продолжал заниматься в храме, как прежде. Однажды, когда наступил вечер, он уснул и увидел, как старший его друг открыл дверь и вошел, сел на лежанку, потрепал его по спине и сказал:

— Не прошло и десяти дней, как мы расстались, и я скоропостижно скончался, теперь я — дух, но дружеские чувства не иссякают сами собой, и я пришел специально для того, чтобы проститься с вами.

От удивления и испуга младший не мог произнести ни слова.

Покойный начал успокаивать его:

— Если бы я хотел причинить вам вред, разве решился бы так прямо объявиться! Вам нечего бояться. Я пришел сюда для того, чтобы поручить вам дела, оставшиеся после моей смерти.

Немного овладев собой, младший спросил, что он хочет ему поручить.

— У меня есть старуха мать, — ответил тот, — ей за семьдесят, а жене моей еще и тридцати нет, несколько ху риса им хватит, чтобы прокормиться. Надеюсь, вы им поможете. Это первое. У меня осталась неизданная рукопись, надеюсь, что вы ее опубликуете, чтобы мое ничтожное имя не совсем исчезло. Это второе. Я задолжал несколько тысяч монет продавцу кистей и не успел возвратить долг. Надеюсь, что вы вернете его за меня. Это третье.

Младший почтительно обещал все сделать. Тогда покойник поднялся и сказал:

— Раз вы взяли все это на себя, я могу удалиться.

Он хотел уйти, но младший, сознавая, что слова покойного выражают человеческие чувства и вид у него такой же, как при жизни, постепенно перестал его бояться и со слезами стал упрашивать задержаться немного:

— Мы расстаемся с вами навсегда, почему же вам не повременить немножко, зачем так спешить с уходом?

Покойник тоже заплакал и снова присел на лежанку. Они стали беседовать о житейских делах, но затем покойник поднялся и сказал:

— Я ухожу.

Однако он стоял на месте и не двигался, пристально глядя на молодого ученого. Постепенно лицо его приняло такой ужасающий вид, что тот в испуге стал торопить его с уходом:

— Вы ведь уже все сказали, теперь можете идти.

Но покойник не уходил. Младший ударил по лежанке и громко закричал, но тот не уходил и упорно стоял, как прежде.

Тогда младший в ужасе вскочил и бросился бежать, покойник погнался за ним. Младший побежал быстрее, покойник тоже побежал быстрее. Пробежав несколько ли, младший перелез через стенку и упал на землю. Покойник не мог перелезть через стенку. Тогда он свесил голову и стал плевать в младшего, так что тот был весь в слюне.

Когда рассвело, прохожие напоили молодого ученого отваром имбиря, и он пришел в себя.

В это время семья покойного стала искать его труп, не зная, что с ним случилось. Они на носилках принесли его домой и положили в гроб.

Узнавшие об этой истории говорили:

— Хунь[240] в человеке добрая, а по[241] — злая; хунь — мудрая, а по — глупая. Когда он только пришел, духовное начало в нем еще не погибло, но вскоре по начало вытеснять хунь. Когда он исчерпал свои сокровенные заботы, хунь испарилась, а по — сгустилась. Пока в нем была хунь, он был тем самым человеком, что прежде; с уходом же хунь уже не был тем человеком. Трупы, что свободно двигаются, ходят, а также бродячие тени — все это создания по, обуздать же по может только человек, которому открыт Путь Истины — дао[242].

(4.) ЦЗЭН СЮЙ-ЧЖОУ

В годы правления под девизом Кан-си[243] жил некий Цзэн Сюй-чжоу. Говорили, что родом он из уезда Жунчан, что в провинции Сычуань; бродя в краях между У и Чу, он вел себя, как юродивый. О нем велись всякие удивительные разговоры. Куда бы он ни пришел, старые и малые, мужчины и женщины сбегались отовсюду и окружали его.

Сюй-чжоу то шутил, то бранился, неожиданно раскрывал секреты людей. Он то вдруг ласково говорит с человеком, а тот уходит, громко рыдая, то прибьет и обругает кого-то, а тот уходит радостный. Причем знали, в чем тут дело, лишь те, кто к нему обращался, окружающие же ничего не понимали.

Господин Ван Цзы-цзянь из Ханчжоу был уездным начальником в уезде Луси. Когда он вышел в отставку, кто-то сказал ему, что могила его деда расположена в неблагоприятном месте. Цзы-цзянь хотел перенести могилу, но не успел сделать этого, как услыхал, что появился Цзэн Сюй-чжоу. Цзы-цзянь пошел спросить его; Сюй-чжоу стоял на высоком холме, опершись на дубинку, его окружала толпа народа; Цзы-цзянь не мог пробиться вперед, но Сюй-чжоу издали заметил его и начал размахивать дубинкой.

— Не лезь сюда, не лезь, — сердито закричал он. — Ты собираешься вырыть труп и осквернить кости. Не смей, не смей!

Цзы-цзянь в испуге ушел. Впоследствии сын его — Вэн-сюань[244] — дослужился до должности цензора.

(5.) ЦЗЮИЖЭНЬ[245] ЧЖУН

Мой однокашник Шао Ю-фан в детстве был учеником некоего цзюйжэня Чжуна, который был родом из Чаншу. По характеру своему господин Чжун был человеком прямодушным, не допускал пустой болтовни и смешков; обычно он ложился и вставал одновременно с Ю-фаном, и вот как-то раз он проснулся в середине ночи и, заплакав, сказал:

— Я умру.

Ю-фан стал спрашивать его, что случилось, и Чжун ответил:

— Я увидел во сне двух рабов, которые поднялись из-под земли, подошли к моей лежанке и повели меня с собой.

Мы шли по необъятно широким желтым пескам и белым травам, не встречая ни души. Так прошли мы несколько ли, пока не подошли к какому-то казенному зданию; там сидел, обратясь на юг, какой-то дух в головном уборе из тонкой черной ткани.

Рабы подхватили меня под руки и заставили склонить перед ним колени.

— Знаешь, в чем обвиняешься? — спросил меня дух.

— Не знаю, — ответил я.

— Попробуй вспомнить.

Я Долго думал и наконец сказал:

— Знаю. Я был непочтителен к старшим: мои родители умерли и пролежали в гробу более двадцати лет, я не мог выбрать счастливого места для захоронения и заслуживаю тысячи смертей.

— Это мелкая вина, — сказал дух.

— В юности я развратничал со служанкой, а также заигрывал с певичками.

— Это мелкая вина, — сказал дух.

— Я иногда говорил чего не следует, любил подсмеиваться над чужими экзаменационными сочинениями.

— Это еще меньшая вина, — сказал дух.

— Если так, то другой вины за мной нет.

Взглянув на слуг, дух сказал:

— Пусть он увидит свое отражение.

Тотчас принесли большой таз с водой, я омыл лицо и вдруг словно прозрел. Я понял, что в прежнем своем рождении был человеком по фамилии Ян, имя мое было Чан. Когда-то вместе со своим другом я торговал в Хунани. Позарившись на его добро, я столкнул его в реку, и он утонул. Невольно задрожав, я упал ниц перед духом и сказал:

— Знаю свою вину.

— Ты все еще не прошел превращений[246]! — свирепо крикнул дух и стукнул рукой по столу. Ударил гром, небо обрушилось, земля раскололась, городские стены и здания, духи и бесы — все исчезло. Виден был только разлив вод без конца и края, и лишь я один в этом необъятном водном пространстве. Я плыл на зеленом листке. Не успел я подумать: «Листик легкий, а я тяжелый, почему же я не падаю с него?» — как увидел, что я превратился в личинку мухи: мои уши, глаза, рот, нос — все было меньше горчичного зернышка. Невольно я громко зарыдал и проснулся. Раз мне такое приснилось, могу ли я долго оставаться в живых?

Чтобы успокоить его, Шао Ю-фан сказал:

— Не горюйте, учитель, сны — вещь недостоверная.

Господин Чжун велел срочно приготовить все для похорон. Через три дня он скончался от неукротимой кровавой рвоты.

(6.) УПРЯМЕЦ С ГОРЫ НАНЬШАНЬ

Некий сюцай[247] Чэнь из Хайчана как-то уснул во время молитвы в храме Су-миня и ему приснилось, что Су-минь[248] открыл главные двери и пригласил его войти. Сюцай в нерешительности топтался на месте, но Су-минь сказал ему:

— В минувшие дни ты был моим последователем, и по правилам тебе положено входить в главные двери.

Куда ему сесть, сюцай не знал, поэтому он пропустил вперед духа-покровителя[249] уезда Танси, затем вошел еще какой-то дух в высокой шапке, но Су-минь приказал Чэню отбросить церемонии:

— Ты был моим последователем, и тебе положено сидеть на почетном месте.

Изумленный сюцай уселся. Су-минь и дух-покровитель Танси начали между собой тихий разговор, всего Чэнь разобрать не мог, но несколько фраз расслышал: «Умрет в Гуанси, выдвинется в Танси, упрямец с горы Наньшань прожил десять тысяч лет».

Дух-покровитель Танси сказал, что ему надо уходить, и Су-минь велел Чэню проводить его до дверей.

— Вы кое-что расслышали из моего разговора с достопочтенным Юем[250]? — спросил дух.

— Только несколько таких-то фраз, — ответил Чэнь.

— Настанет день, когда они сбудутся, — сказал дух.

Вернувшись, Чэнь увидел Су-миня, и тот сказал ему то же самое.

В испуге Чэнь проснулся. Он рассказал людям свой сон, но никто не мог понять, в чем тут дело.

Семья Чэня была бедная. Был у него двоюродный браг по фамилии Ли, которого назначили младшим помощником начальника одной области в Гуанси. Он хотел, чтобы Чэнь поехал с ним, но Чэнь не соглашался.

— Приснившийся мне дух сказал, что я умру в Гуанси. Если поеду с тобой, боюсь, будет беда, — сказал он.

— Вы ослышались, — возразил двоюродный брат. — Дух сказал: «начнет в Гуанси», а не «умрет в Гуанси». Если умрете в Гуанси, как же сможете выдвинуться в Танси?

Чэнь согласился с его доводами, и они поехали в Гуанси.

Двери, ведущие в западную часть помещения, отведенного младшему помощнику начальника области, были заперты, и никто не решался туда войти. Чэнь отпер двери, внутри оказался садик, беседка, цветы, камни. Чэнь приказал перенести туда его лежанку. Месяц с лишним все было в порядке, но в восьмую луну, в праздник Середины осени[251], он напился и запел в саду:

и вдруг услышал, как в воздухе кто-то захлопал в ладоши, засмеялся и пропел:

заменив таким скверным образом слово «осветила». Чэнь очень испугался, поднял голову и увидел старика в шляпе, сплетенной из лиан, в одежде из рогожи. Старик сидел на ветви платана. Весь дрожа от страха, Чэнь побежал к себе, чтобы лечь, но старик спрыгнул на землю и, удерживая Чэня, сказал:

— Не бойся, на свете водятся и утонченные бесы вроде меня.

Чэнь спросил, что он за дух. Старик ответил:

— Не скажу. Давай побеседуем о стихах.

Чэнь, заметив, что прическа и усы у старика такие, каких никто сейчас не носит, постепенно стал понимать, [с кем имеет дело]. Вошли в помещение; стали состязаться в сочинении стихов. Иероглифы, которые писал старик, все были в форме головастикового письма[252], Чэнь не мог как следует разобраться в них.

На его вопрос старик ответил:

— Я с детства привык так писать, а теперь, если бы мне и захотелось перейти на почерк кайшу[253], рука привыкла [к старому письму] и не послушается меня.

Детские годы, о которых упомянул старик, приходились на время еще до Нюй-ва[254].

С этих пор старик стал приходить каждую ночь, как свой человек.

Домашние младшего помощника начальника области Ли часто видели, как Чэнь, держа в руках чашку с вином, пьет будто вместе с кем-то, находящимся в воздухе. Рассказали об этом Ли; тот тоже заметил, что Чэнь в каком-то странном состоянии, и упрекнул его:

— Вас опутали колдовскими чарами, боюсь, как бы не сбылись слова о смерти в Гуанси.

Вняв совету Ли, Чэнь решил вернуться домой, чтобы избавиться от старика. Но когда он поднялся на джонку, оказалось, что старик уже там. Другие люди его не видели. Путь лежал мимо Цзянси, и старик сказал:

— Завтра попадем в пределы Чжэцзяна, здесь наша с вами связь оборвется. Не могу не признаться вам, что я совершенствую свое дао уже десять тысяч лет, но бессмертия еще не достиг. Прошу вас вырезать из сандалового дерева в три тысячи цзиней фигуру женщины, в противном случае мне придется воспользоваться вашим сердцем и легкими.

Испугавшись, Чэнь спросил старика, как он совершенствует свое дао.

— Рублю топором телегу, — ответил старик.

Чэнь сообразил, что знаки «рубить топором» и «телега» составляют вместе[255] слово «казнить» и еще больше перепугался.

— Подождите, пока я вернусь домой и посоветуюсь кое с кем, — сказал он.

Прибыли в Хайчан. Чэнь рассказал обо всем своим родным и друзьям.

— Уж не этот ли оборотень упрямец с горы Наньшань, о котором говорил Су-минь? — решили они.

На следующий день, когда пришел старик, Чэнь спросил его:

— Не на горе ли Наньшань находится ваш дом?

Старик изменился в лице и злобно воскликнул:

— Ты не мог этого сам узнать, наверняка какой-то негодяй тебя научил!

Чэнь рассказал об этом своим друзьям, и те решили: раз так, надо его стащить в храм Су-миня!

Чэнь так и сделал, но, когда дошли до храма, старик переменился в лице и повернул назад. Чэнь схватил его обеими руками и насильно втащил в храм. Старик издал протяжный свист и взмыл в небо.

С тех пор оборотень больше не показывался.

Впоследствии Чэнь указал местом своего рождения Танси[256], в конце концов он получил степень цзиньши[257], на экзаменах в столице ему присвоили звание чжуанъюаня[258].

(7.) НАЧАЛЬНИК УЕЗДА ФЭНДУ

В народе говорили, что уезд Фэнду в Сычуани — пограничное место для людей и бесов[259]. В уезде есть колодец, куда каждый год бросали сжигаемые связки бумажных денег стоимостью три тысячи золотом; это называлось вносить денежный налог Царству мертвых. Те, кто скупился, обязательно заболевали во время эпидемий.

Когда установилась нынешняя династия[260], [в Фэнду] приехал Лю Ган, назначенный на должность начальника уезда. Услыхав [о местном обычае], он запретил его. К нему пришла целая толпа возмущенных людей, но Лю Ган твердо стоял на своем.

— Если сумеете разъяснить это духам и бесам, тогда можно, — говорили ему люди.

— А где же духи и бесы? — спросил Лю Ган.

— Духи и бесы обитают на дне колодца, к ним никто не решается спуститься, — ответили ему люди.

— Для того чтобы сохранить жизнь народу, не жалко и погибнуть. Я должен сам спуститься туда, — решительно заявил Лю Ган.

Он приказал своим слугам принести длинную веревку, обвязать его и спустить в колодец. Все пытались удержать его, но он [никого] не слушал.

Секретарь его, Ли Шэнь, был человеком выдающейся храбрости.

— Я хотел бы сам взглянуть на духов и бесов и понять, что они собой представляют, — сказал он начальнику, — позвольте мне спуститься с вами.

Лю Ган не соглашался, но Ли Шэнь настаивал на своем, и его тоже обвязали веревкой и спустили в колодец. Когда они опустились на глубину более пяти чжанов, стало гораздо светлее, все блестело, как при свете дня. Открывшиеся их взору городские стены и здания точь-в-точь походили на те, что в мире живых; жители же были маленького роста и при солнечном свете не отбрасывали тени; ходили они по воздуху и сами говорили, что те, кто находятся здесь, не знают, что существует земля. Увидев начальника уезда, они низко поклонились ему и спросили:

— Зачем изволил пожаловать Солнечный чиновник[261]?

— Я прошу освободить народ, живущий под солнцем, от денежного налога Царству мертвых, — ответил Лю Ган.

Тут духи зашумели и позвали какого-то мудреца.

Приложив ко лбу руки[262], тот сказал Лю Гану:

— Об этом деле надо посоветоваться с Бао Яньло[263].

— А где господин Бао? — спросил Лю Ган.

— Во дворце.

И Лю Гана повели во дворец. Это было величественное здание, где восседал некто в головном уборе, украшенном жемчужными нитями; лет ему было за семьдесят, держался он с величавым достоинством.

— Прибыл начальник некоего уезда! — закричали духи. Господин Бао спустился по ступенькам навстречу Лю Гану, приветствовал его и усадил на почетное место.

— Пути Света и Тьмы различны, — сказал он. — Зачем вы пожаловали?

Лю Ган поднялся, сложил для приветствия руки и ответил:

— В уезде Фэнду много лет подряд засуха, силы народа истощены, он не в состоянии вносить даже установленные двором императора государственные налоги. Как же может он платить денежный налог Царству мертвых, да еще выплачивать арендную плату? Рискуя жизнью, я, начальник уезда, пришел просить сохранить жизнь народу.

Бао улыбнулся:

— В мире есть подлые буддийские монахи и негодные даосы, которые, ссылаясь на духов, заставляют людей поститься, совершать моления с возлияниями и так разоряют людей, что не уступят целому, сонму бесов и духов. У живых и мертвых пути различны, одни не могут понять других. Разорвите путы клеветы [на нас], объявите открыто, кто причиняет ущерб народу. Даже если бы вы и не пришли сюда, никто не посмел бы пойти вам наперекор, а тем более теперь, когда вы проявили такое человеколюбие и смелость.

Он еще не договорил, как вдруг с неба спустилось красное сияние. Бао поднялся и сказал:

— Прибыл Великий государь, ниспровергающий бесов[264], скройтесь на время.

Лю Ган попятился в соседнее помещение.

Вскоре спустился Гуань, в зеленом халате, с длинной бородой. Он и Бао обменялись приветствиями, приличествующими гостю и хозяину, и начали долгий разговор, который не был слышен [Лю Гану].

— У вас тут пахнет духом живого человека, как это случилось? — спросил вдруг Гуань. Бао объяснил ему.

— Если так, — сказал Гуань, — то это мудрый начальник уезда. Я хочу поглядеть на него.

Лю Ган и его секретарь Ли, испуганные, вышли и низко поклонились. Гуань удостоил их приглашения сесть, вид при этом у него был очень ласковый, и он подробно расспрашивал о современных событиях, только не говорил о путях живых и мертвых. И вдруг Ли по простоте душевной спросил:

— А где князь Юань-дэ[265]?

Гуань не ответил, вид у него стал очень недовольный, даже волосы от ярости поднялись под шапкой дыбом; он попрощался и ушел.

Очень встревоженный Бао сказал Ли:

— Ты непременно будешь убит ударом грома, и я не смогу спасти тебя. Как можно было такое спрашивать! Да еще при людях. Назвал его государя по прозвищу!

Лю Ган стал просить Бао сжалиться над Ли. Бао ответил:

— Я могу только быстрее умертвить его, чтобы молния не сожгла труп. — Он вынул из шкатулки яшмовую печать размером более квадратного чи и на спине халата Ли поставил оттиск печати. Лю Ган и Ли отбили прощальные поклоны, тогда их вытащили [из колодца]. Только они оказались у южных ворот Фэнду, как Ли хватил удар, и он умер. Немного погодя ударил гром, сверкнувшая молния обежала вокруг трупа, вся одежда Ли сгорела дотла, только то место на спине, где стояла печать, уцелело.

(8.) МЕСТЬ ЧЕРЕПА

У Сунь Цзюнь-шу из Чаншу был подлый характер; он любил оскорблять духов и поносить бесов. Как-то раз, гуляя с другими людьми в горах, он почувствовал потребность сходить по большой нужде. Смеха ради присел на заброшенной могиле прямо над черепом, так что черепу пришлось наглотаться извергнутого им.

— Ешь, разве не вкусно, — приговаривал Цзюнь-шу, на что череп, широко раздвинув челюсти, ответил:

— Вкусно.

Охваченный ужасом Цзюнь-шу бросился бежать, череп — за ним, катясь по земле, как колесо. Цзюнь-шу добежал до моста, череп не мог туда подняться; поднявшись на мост, Цзюнь-шу оглянулся и увидел, что череп покатился на свое прежнее место. Цзюнь-шу вернулся домой бледный, как мертвец, и сразу же заболел. Он все время глотал свои испражнения, крича сам себе:

— Ешь, разве не вкусно?

Поев, он извергал съеденное, а извергнутое ел снова. Через три дня он умер.

(9.) ЧЕРЕП ДУЕТ

Минь Мао-цзя из Ханчжоу любил играть в шашки. Его учитель, некий Сунь, часто с ним играл. В шестую луну пятого года правления под девизом Юн-чжэн[266] стояла сильная жара. Минь пригласил к себе Суня и еще четырех приятелей и по очереди играл с ними. Закончив партию, Сунь сказал:

— Я устал, пойду немного посплю в восточном флигеле. А вернусь — и наверняка выиграю.

Прошло немного времени, и из восточного флигеля послышались крики. Минь и четверо его приятелей бросились туда — узнать, в чем дело. Смотрят — а Сунь лежит на полу и по его подбородку течет слюна. Они напоили его имбирным отваром, и Сунь пришел в себя. Тогда они стали спрашивать, что с ним случилось.

— Я прилег на лежанку вздремнуть, — сказал Сунь, — и вдруг почувствовал, что у меня замерз кусочек спины, величиной с грецкий орех. Постепенно место, где ощущался холод, стало длиной со стебель травы, вскоре оно доросло уже до половины циновки, холод пронзил меня до самого сердца, но я не понимал, отчего это. И вот под лежанкой я услышал какое-то недовольное бормотание, нагнулся, чтобы посмотреть, а там череп, широко раздвинув челюсти, дует на меня через циновку. От испуга я свалился с лежанки, а череп стал бодать меня. Только услышав ваши шаги, он исчез.

Приятели Миня предложили раскопать пол, но его домашние, боясь навлечь несчастье, не решились на это и просто заперли накрепко восточный флигель.

(10.) ГЕНЕРАЛ ЧЖАО ПРОНЗАЕТ ТОЛСТОКОЖЕЕ ЧУДИЩЕ

После того как генерал Чжао Лян-дун[267] подавил мятеж «трех дальних»[268], путь его лежал мимо Чэнду в Сычуани; здесь его принял начальник провинции и хотел поселить в доме местного жителя, но, увидев, что там тесно, генерал решил заночевать в резиденции судьи, находящейся к западу от города.

— Говорят, что резиденция заперта уже более ста лет, — сказал начальник провинции, — там водится много нечисти; не смею предоставить ее для вас.

— Во время усмирения мятежников я убивал людей без счета. Если бесы не лишены рассудка, им следует меня бояться, — засмеялся генерал Чжао.

Он послал слуг прибрать помещение, разместил сопровождавших его членов семьи во внутренних покоях, а сам расположился в одиночестве в главном зале и улегся спать, подложив вместо подушки длинный трезубец, которым пользовался в бою.

Наступила вторая стража[269]; крючки на пологе забренчали, и какое-то высокое существо в белой одежде, с большим отвисшим животом возникло перед постелью. Пламя свечей стало голубоватым и холодным. Генерал поднялся и крикнул свирепым голосом; чудище отступило на три шага, и пламя свечей снова стало ярким. Генерал увидел, что голова и лицо [чудища] очень похожи на распространенное в народе изображение Фансян шэня[270]. Он схватил свой трезубец и метнул в [чудище], тот спрятался на балке крыши, генерал снова метнул трезубец, но чудище бросилось бежать. Генерал преследовал его до боковой дороги, где тот исчез.

Возвращаясь домой, генерал почувствовал, что кто-то идет следом за ним, обернулся и увидел, что это то самое чудище, ухмыляясь, идет за ним по пятам.

Генерал пришел в ярость и закричал:

— Да есть ли еще на свете такое толстокожее чудище?!

Тут проснулись слуги и, схватив оружие, выбежали из дома. Чудище снова отступило и побежало по боковой дорожке в пустое помещение. Видно было, как взлетает песок и поднимается пыль, слышался треск, словно сюда собралась целая толпа таких же чудищ.

Добежав до центрального зала, чудище встало там, выпрямившись, и заняло самую выгодную позицию.

Генерал Чжао совсем рассвирепел и вонзил трезубец прямо в пупок чудища. Раздался треск, словно лопнул пузырь, и чудище исчезло; остались только два золотых глаза на стене, величиной с бронзовые тазы, от которых шло сияние, ослеплявшее людей.

Слуги бросились на них с мечами, но глаза превратились в горящие звезды, заполнившие все помещение. Сначала звезды были большими, потом уменьшились, пока совсем не исчезли.

На востоке уже стало светло, наступил день, и генерал Чжао верхом на коне отправился рассказать чиновникам города о том, что видел. Все удивлялись, но что это было за чудище, так и не удалось узнать.

(11.) ЛИС-СТУДЕНТ СОВЕТУЕТ ЧЕЛОВЕКУ СТАТЬ БЕССМЕРТНЫМ

Сын генерала Чжао, господин Сян-минь[271], был генерал-губернатором Баодина. Как-то ночью он сидел и читал в западной башне. Двери были заперты, как вдруг кто-то тонюсенький пролез в оконную щель; дойдя до середины комнаты, начал тереть руками голову, потом руки и ноги и постепенно стал плотнее и круглее; на существе этом была головная повязка, красные туфли; сложив руки для приветствия, оно сказало:

— Я бессмертный лис-студент, живу здесь уже сто лет, меня удостаивали своим посещением многие известные люди, а теперь вот вы вдруг решили устроиться здесь для занятий. Я не смею оказать сопротивление чиновнику императора, поэтому и пришел просить указаний. Если вы обязательно хотите здесь заниматься, я должен буду переселиться, на это мне нужно три дня; если же вы проявите жалость и позволите мне по-прежнему жить здесь, то я попрошу вас запереть за собой двери, как это всегда делается.

Удивленный Чжао сказал с улыбкой:

— Ведь ты лис, как же можешь быть студентом?

— Все лисы, — услышал он в ответ, — удостаиваются права сдавать ежегодные экзамены матушке Тайшань[272]; те, кто овладел литературным стилем, становятся студентами, а недоучки остаются дикими лисами. Студенты могут достичь бессмертия, недоучки же не могут. Вы — знатный человек, и очень жалко, что не научились, как достичь бессмертия. Нам трудно этому научиться. Сначала мы учимся [принимать] человеческий облик, потом изучаем язык людей. Те, кто учится языку людей, сначала учат язык птиц; учащиеся языку птиц обязательно должны выучить язык всех птиц внутри всех девяти областей в пределах четырех морей[273]. Когда они овладеют этим, то могут понимать язык людей и обрести человеческий облик. На это уходит пятьсот лет. Людям легче научиться тому, как стать бессмертными, на это нужно пятьсот лет тяжкого труда, но знатным людям, а также литераторам, если они начнут учиться, как стать бессмертными, труда потребуется на триста лет меньше. Вы могли бы этому научиться; это — непреложная истина.

Господину Чжао понравились рассуждения лиса, и на следующий день он запер западную башню, уступив ее лису.

Обе эти истории[274] я узнал от начальника Чэньюани, чье посмертное имя было Чжао Чжи-юань[275], он был внуком генерала [Чжао Лян-дуна]. И еще он добавил:

— Мой отец потом жалел, что не спросил, какие же экзаменационные темы давала лисам матушка Тайшань.

(12.) НА ДУХА УМЕРШЕГО НАДЕВАЮТ КАНГУ[276]

Некий Ли из Хуайани жил со своей женой в полном душевном согласии, когда же ему перевалило за тридцать лет, он заболел и умер. Его положили в гроб, но жена не могла вынести мысли, что гроб заколотят, с утра до вечера лила слезы и все время открывала гроб, чтобы посмотреть на мужа.

В народе с древности рассказывают, что через семь дней после смерти человека является его дух. Даже самые близкие родственники Ли ушли из дома, только жена его не соглашалась уйти. Оставив сына и дочь в другой комнате, она сидела одна за пологом постели и ждала появления духа.

Когда пробили вторую стражу, налетел порыв холодного ветра, пламя светильника стало зеленоватым, и женщина увидела беса с красными волосами и круглыми глазами. Ростом он был более чжана, в руках у него была железная острога; с помощью веревки он втащил мужа женщины через окно в комнату. Но тут, заметив стоявшие перед гробом жертвенные закуски и вино, он положил острогу, бросил веревку, уселся и целыми пригоршнями стал отправлять еду в рот, запивая большими глотками вина; при каждом глотке в животе его слышался шум. Дух мужа ходил, притрагиваясь к старым, хорошо знакомым вещам, и печально вздыхал. Подойдя к постели, он приподнял полог. Жена, плача, обняла его, но почувствовала такой холод, словно ее обволокло ледяное облако. Красноволосый бес попытался оттащить мужа от жены, тогда она закричала так, что прибежали ее дети. Красноволосый бросился бежать, а жена и дети покойного положили его в гроб, и труп начал дышать. Тогда они перенесли его на постель, напоили рисовым отваром, и, когда наступил рассвет, он ожил. Железная острога, оставленная красноволосым бесом, оказалась бумажной.

Ли и его жена снова зажили вместе и прожили еще двадцать лет.

Когда жене Ли исполнилось шестьдесят лет, она молилась в храме духа-покровителя города и, словно во сне, увидела двух стрелков из лука, которые тащили преступника с кангой на шее. Приглядевшись, она узнала в нем красноволосого беса.

— Из-за моего обжорства тебе удалось засадить меня на двадцать лет в кангу, — крикнул он ей со злостью. — Ну уж теперь, когда мы встретились, я не отпущу тебя!

Придя домой, женщина умерла.

(13.) ЧЖАН ШИ-ГУЙ

Командующий Чжан Ши-гуй из Аньчжоу, что в провинции Чжили, находя, что помещение в присутственном месте слишком тесное, купил дом к востоку от города. В народе говорили, что там водится нечисть. Чжан был человеком упрямым и во что бы то ни стало хотел там поселиться. Семью свою он тоже перевез туда.

Каждую ночь в главном зале слышались удары барабана, и домашние Чжан Ши-гуя были очень испуганы. Взяв с собой лук и стрелы, Чжан уселся в этом зале при свече. Когда воцарилась ночная тишина, на потолочной балке вдруг показалась чья-то голова: смотрит искоса и ухмыляется.

Чжан выпустил в нее стрелу, тогда все тело свалилось на землю; коротенькое, черное, толстое, живот огромный, как тыква-горлянка вместимостью пять даней. Стрела Чжана попала в самый пупок и вошла внутрь на чи с лишним. Бес потер руками живот и сказал со смехом:

— Удачный выстрел. А ну стрельни еще разок, — и продолжал потирать живот и посмеиваться.

Чжан громко крикнул, сбежались домашние. Тогда бес поднялся на балку и исчез, бранясь.

На следующий день, когда рассвело, тяжко заболела жена Чжана и умерла, а к вечеру умер и его сын.

Тела их положили в гробы, Чжан горько оплакивал их и терзался раскаянием. Прошел месяц с лишним, и вдруг Чжан услышал чьи-то стоны внутри второй стены; пошел посмотреть, а там его жена и сын. Чжан напоил их имбирным отваром, и они пришли в себя.

На вопросы Чжана они ответили:

— Мы не умерли, а были в каком-то смутном состоянии, словно во сне, нам привиделись две большие черные руки, втолкнувшие нас сюда.

Чжан открыл гробы, а там — никого.

Тогда он понял, что и в смерти у людей есть своя судьба; даже если злой бес будет несправедливо обижен [человеком], он сможет только насмехаться над ним, но убить не сможет.

(14.) ДУ ИЗ ПАЛАТЫ РАБОТ

Некий Ду из Сычуани в год дин-си правления под девизом Цянь-лун[277] получил степень цзиньши и был назначен на должность начальника отдела палаты [работ]; было ему тогда за пятьдесят лет, и он вторично женился на женщине из Сянъяна.

В вечер их свадьбы собрались сослуживцы Ду из палаты работ. Когда церемония была закончена, Ду хотел войти в комнату, но увидел, что на свадебной свече сидит на корточках мальчик ростом в три-четыре цуня и дует изо всех сил, стараясь потушить свечу. Ду крикнул, мальчик убежал, и обе свечи погасли.

Удивленные гости увидели, что Ду переменился в лице и пот льет с него ручьями. Служанки помогли ему подняться на постель, и он начал показывать рукой то на потолок, то на пол, то направо, то налево.

— Там человеческая голова, — сказал он.

Пот продолжал литься с него еще обильней, язык не повиновался, и в тот же вечер Ду умер.

Когда новобрачная выходила из паланкина, ее встретила женщина с растрепанными волосами и спросила:

— Хочешь вырезать личную печать?

Удивившись столь несообразному вопросу, новобрачная ничего не ответила. Когда же скончался Ду, она поняла, что ей встретилась нечисть. После смерти Ду его душа вошла в тело жены, за едой хватала ее за горло и вопила: «Не могу расстаться!»

Однокашник Ду, Чжоу Хуань, служивший в академии Ханьлинь, приняв строгий вид, выругал душу покойного:

— Господин Ду, как вы можете так нелепо вести себя? Вы умерли, какое теперь имеете касательство к супруге, а вы еще требуете ее жизни!

Дух громко зарыдал и умолк.

И жена сразу поправилась.

(15.) ХУ ЦЮ ДЕЛАЕТСЯ МЯЧОМ ДЛЯ БЕСА

У секретаря государственного совета Фан Бао[278] был слуга Ху Цю лет тридцати с лишним. Он сопровождал Фан Бао в Чжили, где тот редактировал книги в Уиндянь[279]; Ху Цю ночевал в зале Юйдэ. Ночью, когда пробили третью стражу, он увидел, как двое людей, неся носилки, спускаются с лестницы. Луна светила ярко, было светло, как днем, и Ху Цю увидел, что люди эти черного цвета, на них надеты халаты с короткими рукавами и узкими полами.

Ху Цю испугался и бросился бежать, но, повернув к восточному входу, он увидел духа в красном халате и черной головной повязке, ростом выше чжана, и тот подбросил его подошвой своего сапога так, что Ху Цю откатился к западному входу, где уже находился другой дух, точно такого же вида, как первый. Он тоже поддал Ху Цю ногой, и тот откатился к восточному входу; они поступали с Ху Цю так, словно это был мяч, а он изнемогал от боли. Только когда пробили пятую стражу и закричал петух, духи ушли.

Измученный Ху Цю лежал на земле, где его и нашли утром. Все тело его было в синяках, и поправился он только несколько месяцев спустя.

(16.) ТРЕТИЙ СЫН РЕЧНОГО ГОСУДАРЯ

Сучжоуский цзиньши Гу Сань-дянь[280] любил есть морских черепах. Рыбаки знали об этом, и каждый, кому попадалась большая черепаха, обязательно нес ее продавать в дом Гу.

Как-то ночью теще Гу, госпоже Ли, приснилось, что человек в металлическом панцире жалобно молит ее: «Я третий сын речного государя. Некто поймал меня для вашего зятя. Если отпустите меня, то я ни в коем случае не забуду вас отблагодарить».

Утром Ли велела служанке бежать спасать черепаху, но повар уже разрубил ее на куски.

В том же году в доме Гу без всякой причины возник пожар, во время которого погибли картины и книги. В вечер накануне пожара домашний пес вдруг встал на задние лапы, как человек, а передними поднес хозяину чашу с водой. И еще — на стене комнаты вдруг появился облик предка Гу, словно нарисованный.

Понимающие люди говорили: «Это символ того, что сила инь[281] не одолеет силу ян, быть пожару». И так ведь и вышло!

(17.) ДОБРОДЕТЕЛЬНАЯ ВДОВА ТЯНЬ

Господин Сюй Ши-линь[282], военный губернатор провинции Цзянсу, по природе своей был человеком высокопорядочным и прямым. Когда он был начальником области Аньцин, то, войдя однажды вечером в свою канцелярию, увидел при свете луны женщину. Черная повязка закрывала ей голову и спускалась на плечи так, что разглядеть черты ее лица было невозможно. Женщина стояла в почтительной позе на коленях за дверью, словно несправедливо обиженная душа. Господин Сюй понял, что перед ним дух, и приказал писарям возгласить: «Дух несправедливо обиженной может войти!» Женщина нерешительно вошла, стала на колени у ступеней и заговорила слабым, как у ребенка, голосом. Она сказала, что фамилия ее Тянь, когда она осталась вдовой, то строго блюла себя, но брат ее покойного мужа Фан-дэ, надеясь нажить состояние, принуждал ее выйти вторично замуж и довел ее до того, что она повесилась.

Господин Сюй приказал привести брата мужа на очную ставку с духом женщины. В начале допроса тот ни в чем не признавался, но когда он повернул голову и увидел женщину, то страшно испугался и рассказал все, как было. Тогда господин Сюй отдал распоряжение считать ее духом этой области и воздвигнуть мемориальную доску в честь добродетельной вдовы Тянь.

Министр Чжао Го-линь[283] из Тайани в бытность свою военным губернатором упрекал господина Сюя, сказав, что достаточно было допроса и незачем было полагаться на показания духов и бесов.

Господин Сюй был очень смущен, но ведь история эта была достоверная и скрыть ее было невозможно.

Еще до этого случая господин Сюй как-то ехал в столицу. Случайно встреченный им попутчик внезапно закричал, что у него разболелась спина; он упал на колени посреди дороги и, отбивая поклоны, сказал:

— Я — разбойник-конокрад, позарясь на ваше имущество, хотел зарубить вас, но вдруг на меня набросился дух в золотом панцире и стал наносить мне такие удары, что я свалился на землю. Быть вам выдающимся человеком, господин, — сказав это, он испустил дух.

(18.) БЕСОВКА, НАДЕВ ПЛАТЬЕ, ПОПАДАЕТ В СЕТИ

Женой жителя уезда Шучэнь, что в области Лучжоу, некоего Чэня, овладела бесовка; то за горло ее схватит, то затянет веревкой шею. Посторонним это не было видно, а женщина очень мучилась. Однажды, когда та разодрала ей шею под воротником, муж дал жене связку персиковых прутьев и сказал:

— Как заявится, отхлещи ее.

Бесовка рассердилась и стала еще сильнее терзать женщину. Муж не знал, что и придумать. Он отправился в город, отыскал там даоса Е, вручил ему два десятка золотых и привел к себе домой. Даос установил в доме алтарь и приступил к делу; по всем четырем сторонам он развесил восемь триграмм[284], а в середине поставил небольшой кувшин, из пятицветной бумаги вырезал множество разных платьев и положил их по бокам кувшина; потом начал читать заклинания. Прошло часа три, и женщина сказала:

— Бесовка пришла, в руке у нее свиное мясо.

Муж стал хлестать связкой персиковых прутьев, и с воздуха на пол упало несколько кусков свинины.

— Если она согласится надеть [вырезанные] мною из бумаги платья, легче будет ее обуздать, — сказал даос женщине.

Вскоре бесовка стала брать платья, а женщина нарочно крикнула:

— Не дам тебе воровать одежду.

— Такую красивую одежду следует носить мне, — со смехом сказала бесовка и стала все надевать на себя.

Одежда тут же превратилась в сети, которые слой за слоем опутали бесовку, сначала свободно, а потом затянулись, так что она не могла из них выпутаться.

Даос написал амулет, прочел заклинания, затем взял чашку со святой водой и ударил бесовку по голове. Вода вылилась, но чашка не разбилась. Бесовка метнулась на восток[285], но чашка ударила ее с востока; бесовка — на запад, и чашка туда же. Чашка разбилась, и голова бесовки треснула. Тотчас же даос втолкнул ее в кувшин, закрыл ее пятицветной бумагой и запечатал своей печатью[286]; кувшин он зарыл под персиковым деревом, а потом написал еще два амулета, скатал два шарика из красного ароматного порошка и отдал их женщине со словами:

— У этой бесовки еще есть муж. Недели через две он непременно придет, чтобы отомстить за нее. Кинешь в него эти [шарики], и тогда тебе нечего опасаться.

И действительно, через некоторое время явился рассвирепевший муж бесовки. Женщина сделала, как велел даос, и бес обратился в бегство.

(19.) А-ЛУН

Сюй Ши-цю из Сучжоу жил в Муду и в юности занимался в доме Хань Ци-у[287]. У Ханя был слуга по имени А-лун, было ему двадцать лет. Он усердно прислуживал в помещении для занятий. Однажды вечером, когда Сюй занимался в башне, он приказал А-луну спуститься и принести ему чаю. Вскоре А-лун вернулся, весь бледный, и сказал:

— Под башней я [только что] видел человека в белом, который бродит там с видом безумного; я окликнул его, но он не отозвался, наверное, это бес.

Сюй Ши-цю рассмеялся и не поверил.

На следующий вечер А-лун побоялся подняться на башню; Сюй велел слуге Лю заменить его. Когда наступила вторая стража, Лю спустился за чаем, наступил на что-то ногой и растянулся на земле. Поглядел, а это А-лун лежит мертвый под лестницей. На крик Лю и Сюй Ши-цю и Хань Ци-у пришли узнать, в чем дело. На шее А-луна были иссиня-черные, величиной с листья ивы следы пальцев. Уши, глаза, рот и ноздри А-луна были залеплены желтой грязью, но он еще дышал. Его напоили имбирным отваром, и он ожил.

— Когда я спустился с лестницы, — рассказал А-лун, — тот, вчерашний, в белой одежде стоял как раз у меня над головой, на вид ему лет сорок с лишним, короткая борода, лицо черное; он разинул рот и высунул язык длиной больше чи; я хотел крикнуть, а он стал меня бить, схватил руками за горло; а рядом с ним был еще какой-то старик с седой бородой и в высокой шапке. Он почтительно сказал: «Он еще молод, не надо бы его обижать». В это время я уже готов был испустить дух, как вдруг этот Лю споткнулся об меня, и тот в белом бросился прочь.

Сюй приказал слугам отнести А-луна на постель; а на постели сверкало несколько десятков каких-то странных огней, похожих на гигантских светлячков, не исчезавшие до самого рассвета. На следующий день А-лун стал бредить, ничего не ел; тогда господин Хань позвал знахарку, чтобы она осмотрела больного.

— Возьмите красную кисть из кабинета уездного начальника и напишите ею на сердце больного знак «прямой», на шее — знак «нож» и на обеих руках — по знаку «огонь», тогда, может быть, он поправится. — Господин Хань сделал все, как она сказала. Когда кистью на левой руке выводили знак «огонь», А-лун широко открыл рот и закричал:

— Не жгите меня, я уйду и так!

С тех пор чудеса прекратились, и А-лун все еще жив.

(20.) ДА ЛЭ ШАН-ЖЭНЬ

Буддийский монах из обители Шуйлу в Лояне по прозвищу Да Лэ Шан-жэнь был очень богат, а сосед его, некий Чжоу, исполнявший трудовую повинность в уезде, был беден. Налоги и арендная плата совсем его обескровили, и каждый раз, когда подходил срок уплаты, он брал взаймы у Да Лэ Шан-жэня; за несколько лет долг его составил семь ляпов. Шан-жэнь знал, что Чжоу не может расплатиться с ним, и не требовал долг; Чжоу был очень тронут великодушием Шан-жэня и каждый раз, встречаясь с ним, обязательно говорил:

— Я не могу отплатить за ваши милости, но когда умру, то превращусь в осла или лошадь и отблагодарю вас[288].

Шло время, и вот однажды вечером кто-то сильно постучал в двери. Шан-жэнь спросил, кто там.

— Это Чжоу, пришел поблагодарить вас за ваши милости, — ответили ему.

Шан-жэнь открыл дверь, но никого не увидел. Он решил, что над ним кто-то подшутил.

В эту ночь его ослица родила осленка; на следующее утро Шан-жэнь пошел к Чжоу и [узнал, что] тот действительно умер[289]. Когда Шан-жэнь подошел к ослице, новорожденный осленок поднял голову и стал задирать ноги, словно узнал его.

Шан-жэнь уже год как ездил верхом на этом осленке, когда один приезжий из Шаньси заночевал в обители. Ему так полюбился ослик, что он попросил продать его, но Шан-жэнь не согласился, не объяснив причины [отказа].

— Ну если так, — сказал приезжий, — одолжите мне его, чтобы я съездил в такой-то уезд на одну ночь.

Шан-жэнь согласился. Приезжий оседлал ослика, сел на него и засмеялся:

— Я перехитрил монаха. Мне этот осел полюбился, и вряд ли я его верну. Деньги за него я положил на твой стол. Можешь вернуться и взять их.

Не оглядываясь, он уехал.

Не зная, что делать, Шан-жэнь вернулся в обитель, взглянул на стол, а на нем семь лянов — как раз сумма долга.

(21.) ВАН-ЭР ИЗ ШАНЬСИ

Господин Сюн Ди-чжай, член палаты ученых[290], рассказывал мне, что в годы правления под девизом Кан-си[291], прогуливаясь по столице вместе с советником Чэнь И[292] и неким Цзи — помощником начальника цензората, он устроил пирушку в храме Баогосы[293]. Все трое рано достигли высокого положения, любили роскошь и веселье и очень досадовали на то, что с ними нет знаменитых певичек.

Решили послать человека за одной шаманкой, чтобы она украсила их пирушку исполнением песен янгэ[294].

Когда шаманка кончила петь, она вдруг почувствовала, что вся распухла, словно больная водянкой, и вышла помочиться под стену храма. Вскоре она вернулась с выпученными глазами и, упав на колени перед тремя господами, закричала:

— Я — Ван-эр, родом из Шаньси. В такой-то день такой-то луны такого-то года меня убил хозяин постоялого двора Чжао-сань, позарившись на мое имущество. Тело мое он зарыл под стеной этого храма. Молю трех великих сановников сообщить за меня о причиненной мне обиде.

Все трое в испуге переглядывались, не решаясь вымолвить ни слова. Наконец Сюн сказал:

— Это дело подведомственно начальнику городского района Юю, не нам о нем судить.

— Сейчас на должности начальника этого района достопочтенный Юй, — сказала шаманка, — он дружен с господином Сюном, и если господин Сюн передаст ему просьбу, то этого будет достаточно, чтобы достопочтенный Юй прибыл сюда и вырыл останки.

— Это серьезное дело, — возразил Сюн, — голословному утверждению не поверят, как же я могу [взять это на себя]?

— Вообще-то мне самому следовало бы изложить все обстоятельства дела, — сказала шаманка, — но тело мое сгнило, так что мне пришлось воспользоваться устами живого человека. Вы, достопочтенные господа, найдете способ сделать все за меня.

Проговорив это, шаманка упала ничком на землю и долго не приходила в сознание; когда стали ее расспрашивать, она ничего больше не сказала.

Трое сановников стали рассуждать: «Как можем мы за духа погибшего человека жаловаться на несправедливо причиненную ему обиду; да ведь и сама-то жалоба не достоверна. Но все-таки завтра пригласим сюда начальника городского района Юя выпить с нами, позовем и эту женщину. Пусть он допросит ее, тогда и узнает про жалобу».

На следующий день они пригласили на угощение в храм достопочтенного Юя и рассказали ему о причине [приглашения]. Вызвали шаманку, но она очень испугалась и отказалась прийти. Тогда Юй послал за ней слуг, и ее привели. Как только шаманка вошла в храм, она сразу же стала говорить и вести себя, как накануне.

Достопочтенный Юй приказал городским властям копать у стены; там обнаружили труп с раной на шее.

Стали допрашивать местных жителей, и те рассказали, что в прошлом эта стена примыкала к постоялому двору, владельцем которого был Чжао-сань, уроженец области Цзинань, что в Шаньдуне. В таком-то году он вдруг закрыл свой постоялый двор и поспешно уехал в Шаньдун.

В Цзинань была послана официальная бумага со специальным курьером.

Действительно, там был такой человек, но в день прибытия бумаги этот Чжао-сань исчез.

(22.) БОЛЬШОГО СЧАСТЬЯ НЕ ИЗБЫТЬ

В Сучжоу жил некий человек по фамилии Ло, лет ему было двадцать с чем-то. В первый день Нового года ему приснилось, что его покойный дед говорит ему: «В такой-то день десятой луны ты умрешь, этого никак не избежать. Так что поспеши уладить все свои дела».

Проснувшись, Ло рассказал о своем сне домашним, и те перепугались.

Когда подошел назначенный срок, домашние окружили Ло и смотрели на него, но он чувствовал себя совершенно здоровым; наступил вечер, но ничего не случилось, и домашние решили, что сну нельзя верить.

После того как пробило вторую стражу, Ло вышел помочиться у стены. Прошло много времени, а он все не возвращался. Домашние вышли искать его и увидели на земле одежду Ло. Принесли светильники и нашли Ло, лежавшего замертво шагах в десяти от одежды. Дыхание еще как будто теплилось, и они не решились обряжать его как покойника.

На следующий день Ло ожил и рассказал домашним следующее.

— Это дело рук несправедливо обиженной. Я совратил служанку моей жены — Сяо-чунь, а когда она забеременела, отрекся от нее. В результате моя жена забила ее до смерти, допрашивая под палками. Сяо-чунь пожаловалась судье Царства мертвых, и ее послали за мной. В то время, когда я стоял у стены, она сорвала с меня одежду, как это сделал я с ней в свое время, голова у меня закружилась, и я почти лишился чувств. Мы прибыли с ней в Царство мертвых, в канцелярию духа-покровителя города. Там хотели сразу провести дознание, но как раз в это время вскрылось, что в ее прошлой жизни было какое-то другое дело, и ее повели к духу-покровителю Шаньси.

Чиновники Царства мертвых не хотели задерживать меня под стражей и поэтому велели мне вернуться в мир живых. Но боюсь, что мне все равно не удастся спастись.

— Ты спрашивал о том, как будет в этом мире? — спросил Ло его отец.

— Я понял, что мне не избежать смерти, — ответил Ло, — и, боясь, что некому будет кормить моего отца, спросил караулившего меня слугу: «Что же будет с моим отцом?» Тот засмеялся и сказал: «Ну, раз ты такой почтительный сын, так твоему отцу не избыть большого счастья».

Услыхав это, домашние порадовались за старика, и сам старик был очень доволен. Но не прошло и месяца, как он весь распух и умер. Живот у него стал огромный, как тыква-горлянка. Тогда только поняли, что под словами «большое счастье» подразумевался «большой живот»[295]. Прошло три года, и сын его тоже умер.

(23.) КУМИРНЯ ГУАНЬ-ИНЬ[296]

Мой сослуживец, достопочтенный Чжао, которому дали посмертное имя Тянь-цзюе, рассказывал, что, когда он служил начальником Гоужуна, ему пришлось как-то раз поехать в деревню, чтобы осмотреть труп.

Наступил вечер, и Чжао заночевал в старом храме. Ему приснилось, что старуха с растрепанными волосами и с лицом, покрытым пылью, встала перед ним и попросила: «Вань Лань держит меня за горло, вы сановник и должны спасти меня».

Проснувшись в испуге, Чжао широко раскрыл глаза. Перед светильниками мелькнуло что-то неясное, он поспешно вскочил, хотел поймать, но никого не было.

Прогуливаясь следующим утром, Чжао заметил, что рядом с храмом стоит кумирня Гуань-инь. Стоящая слева [от изображения Гуань-инь] статуя была как две капли воды похожа на старуху, явившуюся ему во сне.

Перед кумирней был узенький проулочек, ведший к жилому дому.

Чжао позвал монаха и спросил его:

— Есть в вашей деревне Вань Лань?

— А вот его дом, перед кумирней, — ответил монах.

Позвали Вань Ланя. Чжао спросил его:

— Этот дом оставлен тебе предками в наследство?

— Нет, — ответил Вань Лань. — Прежде этот дом служил входом, ведущим к главным воротам в кумирне Гуань-инь. В первую луну этого года монах из кумирни продал его мне за двадцать золотых.

Чжао ничего не сказал о своем сне, откупил у Вань Ланя дом за двадцать золотых и отдал кумирне. Он приказал еще и отремонтировать дом.

В это время Чжао было уже за сорок лет, но потомства у него не было. Через несколько месяцев его жена понесла.

В вечер перед родами Чжао приснилось, что снова пришла та старуха с ребенком на руках, которого она и передала Чжао.

Когда жена Чжао проснулась, оказалось, что ей приснилось то же самое.

У них родился сын.

(24.) ЧАН-ГЭ ЖАЛУЕТСЯ НА НЕСПРАВЕДЛИВУЮ ОБИДУ

В третий день восьмой луны шестнадцатого года правления под девизом Цянь-лун[297] при инспекции дворца было замечено, что пропало несколько безделушек, выставленных на горе Цзиншань[298]. Чиновник дворцового управления заподозрил в краже рабочих, переносивших землю. Он вызвал несколько десятков надзирателей и стал их допрашивать.

Один из них вдруг упал на колени и сказал:

— Я — Чан-гэ, служил в знаменных войсках, мне было двадцать лет, я приехал в город кое-что купить. Рабочий Чжао-эр сделал мне гнусное предложение и, когда я отказался, зарезал меня своим ножом. Труп мой закопан за воротами, там, куда свозят кучи древесного угля. Дома у меня остались отец и мать, они ничего не знают об этом. Молю высокого сановника выкопать доказательство, чтобы обида моя стала известна.

Сказав это, человек упал ничком на землю. Вскоре он пришел в себя, вскочил на ноги и заявил:

— Я и есть Чжао-эр, я — убийца Чан-гэ.

Посмотрев на него, чиновник дворцового управления понял, что это тот, о ком говорил дух обиженного, и передал дело в палату наказаний.

Труп выкопали, вызвали родителей, те сказали:

— Наш сын уже месяц как пропал, но мы не знали, что он погиб.

Стали допрашивать Чжао-эра, он чистосердечно рассказал обо всех обстоятельствах дела.

Из палаты наказаний доложили:

«Чжао-эр признался в своем злодеянии, и получается так, словно он добровольно пришел с повинной. По обычаю полагается смягчить наказание. Однако, учитывая сказанное духом обиженного, ссылаться на обычай неудобно. Предлагаем казнить немедленно».

Приговор был высочайше утвержден.

(25.) ТОРГОВЕЦ КОНТРАБАНДНОЙ СОЛЬЮ ИЗ ПУЧЖОУ

Юэ Шуй-сюань[299], проезжая мимо соляного пруда в Пучжоу, увидел в храме Гуань-шэня[300] изображение князя Чжан Хуаня[301], сидевшего вместе с Гуанем лицом к югу; сбоку находилась фигура генерала Чжоу[302], взгляд у него был свирепый, в одной руке он держал железную цепь, в другой ветку гнилого дерева, почему — непонятно.

Указав на [изображение], местный житель сказал:

— Это — торговец контрабандной солью.

Юэ попросил объяснения, и тот сказал:

— При династии Сун, в годы правления под девизом Юань-ю[303], воду из соляного пруда кипятили несколько дней, но соль не выпаривалась. Торговец в страхе и смятении стал молиться в храме; ему приснилось, что Гуань-шэнь сказал ему: «Твоим соляным прудом завладел Чи Ю[304], поэтому соль и не выпаривается. Я принимал приносимых мне в жертву животных и должен сам навести порядок, но если с духом Чи Ю я могу справиться, жену его, которую зовут Сяо[305], женщину крайне свирепую, я обуздать не могу. Надо, чтобы пришел мой побратим Чжан И-дэ[306], тогда мы сможем поймать и обуздать их. Я уже послал за ним человека в Ичжоу[307]».

[Торговец] в смятении проснулся. А когда рассвело, [все] увидели, что в храме прибавилось изображение [Чжан] Хуаня. В этот вечер бушевал ветер и гремел гром; гнилое дерево повалилось на железную цепь.

На следующий день соль стала выпариваться из воды, и ее было в десять раз больше, чем обычно.

Тогда [Юэ Шуй-сюань] понял, что нынешнее выражение «торговец контрабандной солью» ведет свое начало от этой истории.

(26.) ДУША ДЕВУШКИ ИЗ ЛИНБИ ВОЗРОЖДАЕТСЯ В ЧУЖОМ ТРУПЕ

Когда Ван Янь-тин был начальником уезда Линби, в одной деревне жила жена крестьянина по фамилии Ли. Лет ей было тридцать, была она уродливая, слепая, да еще и водянкой болела лет десять, живот у нее вздулся, как у свиньи. Однажды вечером она умерла. Муж отправился в город, чтобы купить гроб. Когда гроб доставили и хотели уложить в него женщину, она ожила.

Глаза у нее стали ясные и живот совсем спал. Муж, обрадовавшись, приблизился к ней, но она резко оттолкнула его и, плача, сказала:

— Я — девица Ван из такой-то деревни. Я еще не замужем. Как я оказалась здесь? Где мои родители и сестры?

Объятый испугом, крестьянин поспешил сообщить в ту деревню, а там вся семья оплакивала младшую дочь, тело которой они уже захоронили.

Родители как сумасшедшие примчались в дом Ли. Увидев их, девушка со слезами стала их обнимать, говорила о событиях их обыденной жизни, и все совпадало с действительностью.

Семья ее будущего мужа тоже пришла проведать ее, она покраснела, словно была сильно смущена.

Обе семьи стали спорить из-за нее; обратились к властям. Ван Янь-тин примирил их, вынеся решение, что она вернется в свою деревню.

Произошло это в двадцать первом году правления под девизом Цянь-лун[308].

(27.) ХАНЬСКИЙ ГАО-ЦЗУ[309] УБИЛ И-ДИ[310]

Шаньдунский соляной комиссар Лу Сянь-гуань скоропостижно скончался, но вскоре ожил. Он рассказал, что в прошлой своей жизни был неким Ван Ин-бу, родом из Цзю-цзяна. Он убил И-ди — Государя долга — и сделал это по велению Гао-цзу, а не по приказу Сян Юя[311]. Гао-цзу тайно убил И-ди, свалив это на Сян Юя, который якобы по совету князей убил И-ди. Сян Юй пожаловался верховному владыке[312] и потребовал, чтобы Лу засвидетельствовал правду. А правда состоит в том, что убийцей в действительности был Гао-цзу. Это входило в один из «шести удивительных планов» Чэнь Пина[313].

Поэтому Лу [Сянь-гуань] после смерти снова возродился к жизни.

Его спросили, почему же две тысячи лет медлили и только сейчас пришли к этому решению.

— Верховный владыка пришел в ярость, — ответил он, — из-за того, что [Сян] Юй закопал двести тысяч солдат в Сяньяне[314], предал Юя смерти[315] на горе Иньшань, и только сейчас ему дали возможность принести жалобу на не заслуженную им обиду.

В «Случайной болтовне к северу от пруда» Ван Юань-тина[316] приводится история о том, как наложница Чжан Сюня[317] отплатила за обиду. Произошло это тоже с опозданием на тысячу лет.

Чжан был преданным и верным чиновником, и [все-таки] ему было трудно добиться должного воздаяния. Сян [Юй] же совершил жестокие убийства множества людей, поэтому ему было так трудно добиться, чтобы узнали о его обиде.

(28.) ДВОРЕЦ НА КРАЮ ЗЕМЛИ

Ли Чан-мин, военный чиновник в Баодине, скоропостижно скончался. Прошло три дня, а труп все не остывал, и домашние не решались положить его в гроб. Но вот живог покойника вздулся, словно барабан, полилась моча, и Ли воскрес. Схватив за руки родных, он стал рассказывать:

— Перед смертью я невероятно мучился, все тело — от шеи до ног — болело, даже вздохнуть не мог. Когда же я умер, то почувствовал, что тело мое стало легким и гораздо более красивым, чем при жизни.

В том месте, где я оказался, небо было желтым и солнце не светило. Повсюду, куда ни взглянешь, сыпучие пески, так что ноги не касались земли. И ни людей, ни жилья не видно.

Душа моя, несомая ветром, долго металась в разные стороны, пока постепенно не стало светлее и не улегся песок.

Посмотрев вниз, я увидел в северо-восточном углу какую-то большую реку; трое пастухов пасли там овец, а овцы были белые и тучные, как лошади.

Я спросил, где жилища [пастухов], но они мне не ответили. Я прошел еще несколько десятков ли и увидел далеко впереди смутные очертания дворца. Черепица его была покрыта желтой глазурью, словно в нем жил император. Подойдя ближе, я увидел двух людей в парадных сапогах, шапках и халатах, стоявших перед дворцом, словно актеры в мире живых, исполнявшие роли Гао Ли-ши[318] и Тун Гуаня[319]. На фасаде дворца была золотая вывеска, гласившая: «Дворец на краю земли». Я долго прогуливался, любуясь, пока эти в халатах не подошли ко мне с сердитым видом и не погнали меня прочь, крича: «Кто позволил теОе здесь стоять?»

Я заупрямился и не хотел уходить; тогда началась драка. И вдруг из дворца послышался крик: «Что там за шум?»

Те двое вошли во дворец и довольно долго отсутствовали, когда же вышли, то сказали мне: «Не уходи, подожди повеления».

Став по обе стороны от меня, они сторожили. День уже склонился к вечеру, подул холодный ветер, начали падать снежинки, крупные, как черепица. Я стал дрожать от холода, а у стражников от мороза даже слезы выступили.

«Не затеял бы ты драку, — говорили они мне с досадой, — так разве пришлось бы нам мучиться здесь в такую холодную ночь!»

Постепенно небо посветлело, во дворце ударили в колокол, ветер и снег улеглись. Из дворца вышел еще один человек и сказал: «Проводите оставшегося здесь вчера человека в его края».

Те двое потащили меня за собой. Мы шли по проделанной мною раньше дороге. Я увидел, что пастухи по-прежнему там, где были. Мои провожатые передали меня [пастухам], сказав: «По высочайшему повелению поручаем вам этого человека. Проводите его домой. А мы уходим».

Пастухи набросились на меня с кулаками; в испуге я свалился в реку; наглотался воды так, что живот распух; помочился и ожил.

Закончив свой рассказ, Ли помыл руки и лицо, поел и выпил, как в обычное время.

Прошло дней десять или больше, и Ли снова умер.

А до этого сосед Ли по фамилии Чжан спал, когда же наступила третья стража, он услыхал, как рядом с кроватью кто-то зовет его.

Вскочив в испуге, он увидел четырех человек в черных одеждах, ростом каждый более чжана.

— Покажи нам дорогу к дому военного чиновника Ли, — потребовали они. Чжан отказался, тогда люди в черном хотели наброситься на него; испугавшись, он пошел с ними. Подойдя к дому Ли, он увидел, что у дверей уже сидят на корточках двое каких-то людей еще более свирепого вида.

Те четверо не смели поднять на них глаз. Взяв с собой Чжана, они проломили изгородь, так чтобы можно было войти в дом сбоку. Через мгновение в доме послышался плач.

Эту историю рассказывал Чжо Юань, командующий войсками провинции, он был приятелем Ли.

(29.) КАМЕННЫЙ ЯЩИЧЕК В ТЮРЬМЕ

Чжоу Дао-ли из Юечжоу благодаря наследственным привилегиям был аттестован на должность начальника округа Лунчжоу в провинции Шэньси. Прибыв на место службы, он, по обычаю, отправился инспектировать тюрьму. В тюрьме был каменный ящичек длиною в одно чи с небольшим, крепко запертый на замок.

Чжоу захотел открыть ящичек и посмотреть, что там. Тюремный надзиратель остановил его:

— Говорят, что этот ящичек находится здесь со времен Мин[320]; что в нем, неизвестно, но помню, один даосский монах говорил, что, если ящичек откроют, это принесет беду начальству.

Чжоу стоял на своем: во что бы то ни стало хотел открыть ящичек и заглянуть внутрь. Тогда топором сбили замок; в ящичке оказался свиток с изображением человека — тело красное, все в крови, черты лица расплывчатые, от него веяло холодом, но Чжоу все не мог оторвать от него глаз. Из ящичка поднялись серные пары, окутали свиток и сожгли его. Пепел поднялся в воздух и исчез.

Чжоу очень испугался, заболел и умер в Лунчжоу.

Что это было в ящичке, неизвестно.

Мне рассказывал об этом академик Чжоу Лань-по[321]; начальник округа Чжоу был его внучатым племянником.

(30.) ЖЕНА ЧЖАН ЮАНЯ

У крестьянина Чжан Юаня из уезда Яньши, что в провинции Хэнань, была жена из рода Би. Погостив в доме родителей, она возвращалась к мужу. Младший брат ее мужа вышел навстречу ей.

Дорога шла мимо старой могилы, скрытой в тени деревьев. Би понадобилось облегчиться. Попросив деверя подержать осла, на котором она ехала, Би повесила на дерево свою красную хлопчатобумажную юбку. Кончив свои дела, она хотела надеть юбку, но та исчезла.

Вернувшись домой, Би легла спать с мужем. Наступило утро, но они не могли подняться. Домашние постучались в дверь, вошли: окно закрыто, тела мужа и жены есть, но голов у них нет.

Сообщили судье, тот не мог понять, в чем дело. Арестовали деверя, допросили его. Тот рассказал, как накануне пропала красная юбка.

Тогда отправились к той могиле. Рядом с ней оказалась пещера, гладкая, словно кто-то часто входил и выходил из нее. Пригляделись внимательно, а за пещерой виднеется красная хлопчатобумажная юбка, принадлежавшая Би. Стали рыть, — обе головы здесь, без гроба, а пещера узенькая, только рука войдет.

Судья так и не смог вынести решения по этому делу.

(31.) ЧУДЕСА С БАБОЧКОЙ

Некий Е из столицы и Ван-сы, уроженец Ичжоу, были большими друзьями. В седьмой день седьмой луны, когда Вану исполнилось шестьдесят лет, Е верхом на осле отправился поздравить его. Когда он проезжал через Фаншань[322], уже смеркалось. Вдруг к нему подъехал какой-то детина на лошади и спросил, куда он едет. Е объяснил ему.

— Ван-сы мой двоюродный брат, — обрадовался тот, — я тоже собрался поздравить его. Поедем вместе, ладно?

Е тоже обрадовался, и они продолжали путь вместе. Детина все время отставал. Е хотел пропустить его вперед, тот сделал вид, что согласен, но тут же начал отставать по-прежнему.

Е подумал, не грабитель ли он, и начал оглядываться. Стало совсем темно. Е не различал облика своего спутника» но тут началась гроза, и при вспышках молнии Е увидел, что тот висит на лошади головой вниз, а обе ноги его двигаются в воздухе, словно он идет быстрым шагом. При каждом таком шаге раздавался удар грома, и изо рта его вылетал черный пар. Язык у него был длиной более целого чжана, красный, как киноварь. Е очень испугался, но — ничего не поделаешь — пришлось ему скрывать [испуг]. Доехали до дома Ван-сы. Ван вышел им навстречу, радостно приветствовал, приказал подать вино. Е отвел его в сторону и спросил, кем ему приходится его спутник.

— Это мой двоюродный брат Чжан, — ответил Ван, — он живет в столице на улице Веревочных мастеров, а сам он серебряных дел мастер.

Е понемногу стал успокаиваться и даже решил, что виденное им в пути ему почудилось. Но когда кончили пить и стали устраиваться на ночлег, он не захотел ночевать вместе с детиной. Тот настаивал, и Е пришлось попросить старого слугу лечь с ними в одной комнате.

Е все никак не мог заснуть, а слуга спал крепким сном. Когда наступила третья стража, светильник погас. Детина уселся на постели, снова высунул язык, и вся комната озарилась ярким светом. Подойдя к постели Е, он начал обнюхивать полог, роняя слюну. Затем он протянул обе руки, схватил старого слугу и начал пожирать его[323], выплевывая кости на пол.

Е закричал, взывая к Гуань-шэню:

— Великий государь, ниспровергающий бесов[324], где ты? Неожиданно послышался гул, похожий на бой барабана, с балки спустился Гуань-ди с огромным мечом в руках, ударил мечом детину, и тот превратился в бабочку величиной с колесо телеги. Бабочка расправила крылья и отражала ими удары меча. Но вот раздался удар грома — бабочка и Гуань-ди исчезли. Е потерял сознание и упал на пол.

Наступил полдень, а он все еще не поднимался. Ван-сы пришел в комнату посмотреть, в чем дело. Е все ему рассказал. На полу было несколько доу свежей крови. Ни Чжана, ни слуги на постели не было, но лошадь по-прежнему стояла в конюшне. Послали человека на улицу Веревочных мастеров узнать про Чжана. Чжан работал в своей мастерской, он не ездил в Ичжоу поздравлять [Вана].

(35.) НЕВАЛЯШКА

Некий студент Цзян на пути в провинцию Хэнань заночевал в уезде Гунсянь. На постоялом дворе был западный павильон, очень чистый, тихий, так понравившийся Цзяну, что он немедленно отнес туда свои вещи.

— А вы, почтеннейший, смелый человек или нет? — с улыбкой спросил хозяин постоялого двора. — А то здесь не очень-то спокойно.

— За себя постоять сумею, — ответил Цзян.

Когда наступила глубокая ночь, Цзян, сидевший при светильнике, услышал какой-то шум под столом, словно в бамбуковое ведро льется вода. Из-под стола выскочил кто-то в синей одежде, черной шапке, похожий на курьера из мира смертных, но ростом не больше трех цуней. Он долго глядел на Цзяна, а потом что-то проворчал и ушел. Вскоре появилось несколько маленьких человечков, несших на носилках чиновника. Знамена, повозка, лошади — все было крошечным, как горошинки. Чиновник в черном головном уборе из тонкой ткани восседал в важной позе. Показав рукой на Цзяна, он выбранился, голос у него был не громче жужжания пчелы. Цзян не испугался. От этого чиновник пришел в еще большую ярость; ударив ручонкой по полу, он приказал человечкам схватить Цзяна. Те стали изо всех сил тянуть Цзяна за туфли и чулки, но не могли сдвинуть его с места. Чиновник, заподозрив их в трусости, засучил рукава и вскочил. Тогда Цзян взял его в руку, поставил на стол, пригляделся и понял, что это неваляшка, какие продаются в мире смертных. Тогда он стал его опрокидывать.

Маленькие человечки упали перед Цзяном на колени, умоляя вернуть им их начальника.

— За это нужно дать выкуп, — пошутил Цзян.

Те согласились. В дырке в стене послышалось жужжание, и четыре человечка внесли одну головную шпильку; еще двое на плечах притащили головную булавку. Через мгновение на полу лежало много головных украшений из золота.

Цзян отдал им неваляшку. Теперь они могли двигаться в прежнем порядке, но ряды смешались, и отряд обратился в беспорядочное бегство.

Когда наступило утро, хозяин поднял крик, что его обокрали.

Расспросив его, Цзян понял, что выкуп, отданный ему человечками за их чиновника, состоял из вещей, украденных ими у хозяина постоялого двора.

(41.) Е ЛАО-ТО

Был некий Е Лао-то, откуда родом — не знаю, ходил он с непокрытой головой, босиком, зимой и летом в одном и том же хлопчатобумажном халате, держа в руках бамбуковую циновку. Как-то раз он забрел на постоялый двор в Вэйяне. Недовольный тем, что гости очень шумели, он захотел устроиться в комнате, где было потише. Хозяин показал ему комнатку:

— Здесь самое тихое и уединенное место, но тут водятся бесы, ночевать здесь нельзя.

— В этом нет ничего дурного, — сказал Е Лао-то, подмел комнату, расстелил на полу свою циновку и с наступлением ночи улегся спать.

Когда наступила третья стража, двери внезапно открылись, и он увидел женщину с веревкой на шее; глаза у нее вылезли из орбит и висели на щеках, язык длиной в несколько чи вывалился изо рта, шла она волоча ноги. Рядом с ней был бес без головы, несший в руках две головы. Шествие замыкали идущий за ними вплотную бес с черным телом, уши, глаза, нос, рот были еле различимы, и еще один бес с руками и ногами [желтыми, как при] желтухе, огромным животом величиной с тыкву-горлянку в пять даней.

— Здесь пахнет живым человеком, — сказали они друг другу с удивлением, — надо его поймать.

И они начали шарить повсюду, но не приближались к Е Лао-то.

— Ясно, что он здесь, — сказал один из бесов. — Почему же мы не можем его найти?

— Как правило, — ответил желтушный бес, — нашей породе потому удается ловить людей, что сердце их наполняется страхом и душа выскакивает наружу. А этот человек, наверное, ученый, постигший дао, в сердце его нет страха, и душа не отделилась от тела. Поэтому в суматохе его не легко поймать.

Бесы стали оглядываться по сторонам, тогда Е Лао-то уселся на своей циновке, показал на себя рукой и сказал:

— Я здесь.

Бесы испугались и упали перед ним на колени, а Е начал их допрашивать одного за другим.

Указывая на трех бесов, бесовка сказала:

— Этот погиб в воде, этот умер в огне, а этот был казнен за грабеж и убийства людей. Я же повесилась в этой комнате.

— Согласны покориться мне? — спросил Е.

— Да, — ответили они.

— Если так, то добейтесь нового рождения и больше здесь не появляйтесь в виде нечистой силы.

Поклонившись ему, они ушли.

Утром Е Лао-то рассказал все хозяину. С тех пор в этой комнате все было спокойно.

(42.) СУ ДАНЬ-ЛАО ПЬЕТ С ДУХОМ МОРОВОГО ПОВЕТРИЯ

В Ханчжоу жил некий Су Дань-лао, насмешник, любивший над всеми подшучивать; люди терпеть его не могли. В день Нового года [соседи] прикрепили к его двери бумагу с изображением духа морового поветрия. Выйдя утром из дому, Су увидел [рисунок] и, громко захохотав, пригласил духа войти, сесть на почетное место и выпить с ним вина. Рисунок Су сжег.

В том году был мор; все заболевшие соседи [Су] наперебой стали приносить жертвы духу морового поветрия; устами одного больного дух возвестил: «В день Нового года Су Дань-лао почтил меня угощением, а я его не отблагодарил. Хотите умилостивить меня, пригласите Су составить мне компанию, тогда я уйду».

Теперь те, кто приносил жертвы духу морового поветрия, стали наперебой приглашать к себе Су Дань-лао, и он целыми днями был занят, принимая угощение и вино.

В семье его было больше десяти человек взрослых и детей, и никто из них не заболел.

(45.) СЮЦАЙ ЛИНЬ ИЗ ШАНЬДУНА

Сюцай Линь из Шаньдуна достиг уже сорока лет, но все не мог никак получить следующую ученую степень. Однажды, когда он задумался о том, чтобы сменить род своих занятий, ему послышался идущий откуда-то сбоку голос:

— Не приходите в отчаяние.

Линь в испуге спросил, кто это говорит.

— Я бес, который на протяжении нескольких лет защищает вас и охраняет, — ответил голос.

Линь захотел увидеть его, но бес отказался [показаться]. Линь продолжал настаивать, тогда бес сказал:

— Если вы обязательно хотите увидеть меня, то не пугайтесь.

Линь обещал. Бес упал перед ним на колени, лицо у него было скорбным и залито кровью.

— Я торговец тканями из Ланьчэнсяня, — сказал он. — Некий Чжан из Есяня убил меня и спрятал мой труп под мельничным жерновом у Дунчэнских ворот. Настанет день, когда вы будете начальником Есяня, прошу вас тогда отомстить за меня.

И еще он сказал:

— В таком-то году вы сдадите экзамен на степень цзюйжэня, а в таком-то году — на степень цзиньши.

Замолчав, бес исчез.

Когда настал названный им срок, Линь действительно сдал экзамен на степень цзюйжэня, но вот экзамен на степень цзиньши он не сумел сдать в указанный бесом срок. Линь сказал со вздохом:

— Видно, и бесы не всегда разбираются в делах смертных, связанных с почестями и славой.

Не успел он произнести эти слова, как из пустоты послышался голос:

— Не я ошибся, а вы сами виноваты. В такой-то день такого-то месяца вы вступили в незаконную связь с некоей вдовой; еще хорошо, что она не забеременела. Никто из людей об этом не знает, но в канцелярии Царства мертвых ваш поступок записан, и карой вам послужит задержка на два срока со сдачей экзамена.

Линь, весь дрожа, обещал исправиться.

Через два срока он сдал экзамен на степень цзиньши и получил назначение на пост начальника Есянь. Прибыв в город, он нашел мельничный жернов. Когда его сдвинули, там действительно оказался труп. Линь велел арестовать Чжана. Когда того допросили, он сознался в убийстве, за что и понес кару по закону.

(47.) МОГИЛА СЯХОУ ДУНЯ[325]

Когда родился Чжан Юн[326], командующий войсками в районе Сунцзян при нынешней династии, его отцу приснился дух в золотых латах, назвавшийся ханьским генералом Сяхоу. Как только он вошел в дверь, родился Чжан Юн. Впоследствии [Чжан Юн] получил титул хоу[327], хоронили его в родном краю. Когда разрыли землю, там обнаружили древнюю мемориальную надпись, гласившую: «Могила вэйского генерала Сяхоу Дуня». Иероглифы были огромные и написаны стилем лишу[328]. Через две тысячи лет [дух] посетил родные места. Странно!

(51.) ГУ ЯО-НЯНЬ

В пятнадцатом году правления под девизом Цянь-лун[329] я жил в Сучжоу в доме Цзян Юй-фэна. Его сын Бао-чэн, вернувшись с государственных экзаменов в Цзиньлине, тяжело заболел. Юй-фэн отовсюду приглашал к нему знаменитых врачей, но все они уходили со сконфуженным видом. Зная, что я нахожусь в дружеских отношениях с дипломированным доктором Сюе[330], он заставил меня написать тому письмо с просьбой посетить [больного].

Когда мы с Юй-фэном стояли у ворот в ожидании [врача], больной закричал в своей комнате:

— Гу Яо-нянь пришел! Садитесь, пожалуйста, почтенный Гу!

Гу Яо-нянь был простолюдин из Сучжоу, казненный сучжоуским губернатором Ань-гуном за то, что он возглавил толпу, избившую чиновников во время «рисового бунта».

Усевшись, Гу сказал Бао-чэну:

— Господин Цзян, вы заняли тридцать восьмое место в списке выдержавших экзамены[331]. И болезнь у вас пустяковая. Вы излечитесь от нее, если угостите меня вином и мясом[332]. После этого я сразу же уйду.

Услыхав это, Цзян Юй-фэн бросился в комнату сына и стал его успокаивать:

— Дядюшка Гу скоро уйдет, вот только поднесем ему жертвенное угощение.

— Там, у ворот, — ответил больной[333], — чешет языком этот чиновник Юань из Цяньтана, я боюсь его, не могу уйти. — И добавил: — К воротам подходит господин Сюе, это искуснейший врач, и мне лучше уклониться от встречи с ним.

Цзян Юй-фэн поспешил к воротам. Он потянул меня за руку, чтобы я уступил дорогу [Гу Яо-няню], но в это время подошел доктор Сюе. Узнав, в чем дело, он засмеялся:

— Значит, дух [покойного] не желает встречаться с нами двумя. Пойдемте-ка вместе прогоним его.

Мы вошли в комнату больного. Сюе пощупал его пульс, я подмел перед лежанкой[334]. После одного приема лекарства больному сразу стало лучше.

В этом году Бао-чэн получил степень. Действительно, он прошел тридцать восьмым по списку выдержавших.

(52.) ДАОС-ВОЛШЕБНИК ПРОСИТ РЫБУ

Ван Гун-нань, муж моей младшей сестры, жил у моста Хэнхэцяо в Ханчжоу. Выйдя как-то утром из дому, он встретил у ворот даоса, который, сложив для приветствия руки, сказал ему:

— Прошу у вас, достопочтенный, одну рыбу.

— Вы, монахи, питаетесь вегетарианской пищей, чего ж ты клянчишь рыбу? — возмутился Ван.

— Деревянную рыбу[335], — сказал даос.

Ван отказал ему, и даос ушел, сказав на прощание:

— Сейчас пожадничали, достопочтенный, потом обязательно раскаетесь в этом!

В ту же ночь Ван услышал шум падающей черепицы. Утром пошел посмотреть — куча черепицы лежала на дворе.

На следующую ночь вся его одежда оказалась в отхожем месте.

Ван Гун-нань попросил амулет у сюцая Чжан Ю-ху.

— У меня есть два амулета: один дешевый, другой дорогой, — сказал тот. — С помощью дешевого Чжан Чжи-кэ[336] будет держать [бесов] в уезде днем и ночью; с помощью дорогого Чжан Чжи-сян[337] поймает нечисть.

Гун-нань взял дешевый амулет и, вернувшись домой, повесил его в главном зале. В эту ночь действительно все было спокойно.

Через три дня в ворота постучался старый даос, с необычайной внешностью человека древности. Так как Гун-наня не было дома, то к даосу вышел его второй сын — Хоу-вэнь.

Даос сказал ему:

— Вашей семье на днях причинил неприятности один даос, это мой ученик; вы искали помощи у амулета, лучше бы вам искать помощи у меня. Пусть ваш отец завтра придет в беседку Холодных источников[338] у Западного озера и трижды громко крикнет: «Железная Шапка»[339], я тотчас же приду. В противном случае бесы украдут амулет.

Когда отец вернулся домой, Хоу-вэнь все рассказал ему, и на следующее утро Гун-нань пришел в беседку Холодных источников; несколько сот раз он громко кричал: «Железная Шапка», но никто не отзывался.

Как раз в это время Ван Цзя-цзэн[340], начальник [уезда] Цяньтан, проезжал по дороге, и Гун-нань, преградив дорогу его паланкину, рассказал ему всю эту историю. Решив, что он спятил, Ван обругал его и оскорбил.

В эту ночь все взрослые мужчины семьи Гун-наня сторожили амулет. Но вот наступила пятая стража и вдруг послышался звук, какой бывает, когда рвут бумагу, и амулет исчез; утром на столе обнаружили следы ног огромного человека, величиной более чжана.

С этих пор каждую ночь толпа бесов собиралась у ворот, стучала в них и кидалась всякими черепками. Гун-нань был сильно напуган, за пятьдесят золотых он приобрел у Чжан [Ю-ху] новый амулет, повесил его, и после этого бесы действительно угомонились.

Однажды Гун-нань рассердился на своего старшего сына, Хоу-цзэна, и хотел его побить, но Хоу-цзэн убежал. Он не вернулся и на третий день. Моя младшая сестра плакала, не осушая глаз. Гун-нань сам отправился на поиски сына и нашел его, бродящего у реки; тот собирался утопиться. Поспешно усадили его в паланкин; оказалось, что он стал вдвое тяжелее, чем прежде. Когда привезли его домой, он тупо смотрел перед собой и бормотал что-то неразборчивое. Когда уложили, он вдруг в испуге закричал:

— Хотят расследовать, хотят расследовать, я уйду!

— Куда ты идешь, сынок? — спросил Гун-нань. — Я пойду с тобой!

Хоу-цзэн поднялся, надел халат и шапку, преклонил колени перед амулетом. Остававшийся рядом с ним Гун-нань ничего не видел, а Хоу-цзэн видел духа, сидящего на почетном месте; у духа было три глаза под бровями, золотое лицо и красная борода; рядом стояли на коленях молодые мужчины.

— Ван [Хоу-цзэн], — сказал дух, — твое существование на этом свете еще не окончилось, что же привело тебя в такой ужас, что ты решил искать смерти? — И потом добавил, [обращаясь к молодым мужчинам]: — Вы — слуги пяти сторон[341]. Как же, не получив приказа Верховной чистоты[342], вы стали слугами даоса-волшебника?

Те признали свою вину. Дух приказал дать им по тридцать палок. Бесы вопили и просили пощады; видно было, как их ягодицы становились цвета черной грязи. Когда [экзекуция] кончилась, дух толкнул [Хоу-цзэна] ногой, и тот очнулся, словно от сна. Пот градом катился по его спине.

С тех пор в доме воцарился покой.

(53.) ТРУП ПРИХОДИТ ЖАЛОВАТЬСЯ НА ОБИДУ

В городе Сисян, что в округе Чанчжоу, жил человек по фамилии Гу. Как-то вечером, когда солнце уже село, он шел по предместью и попросился на ночлег в старом монастыре.

— Сегодня вечером мы совершаем похоронную службу в одной семье, — сказал монах, — послушники уже там, в храме нет никого. Приглядите за храмом, почтенный.

Гу согласился. Он запер двери храма, задул светильник и лег. Когда наступила третья стража, кто-то сильно постучал в двери.

— Кто там? — крикнул Гу.

— Это я — Шэнь Дин-лань, — ответил голос из-за двери.

Шэнь Дин-лань был старым приятелем Гу, умершим более десяти лет назад. Гу был в страшном испуге и не стал открывать двери.

— Не бойся, — громко крикнул голос снаружи. — Мне надо кое-что тебе поручить. Если ты сейчас же не откроешь, я обернусь бесом и неужто не сумею выломать двери и войти? Но ведь я — твой старый друг, сохранивший к тебе прежние чувства.

Ничего не поделаешь, Гу пришлось открыть двери; когда он открывал щеколду, послышался глухой стук, словно человек упал на землю.

Руки у Гу дрожали, веки дергались, он хотел взять светильник, но с земли вдруг послышался громкий крик:

— Я не Шэнь Дин-лань, а такой-то, только что умерший _ в доме к востоку отсюда. Злодейка-жена отравила меня. Я потому назвался именем Шэнь Дин-ланя, что хочу просить тебя сделать известной всем мою обиду.

— Но я же не судья, как я могу это сделать? — спросил Гу.

— Доказательства на моем трупе.

— А где ваш труп? — спросил Гу.

— Иди сюда со светильником и погляди. Но когда я вижу свет, я не могу разговаривать.

В этот момент снаружи послышались голоса и стук в двери. Гу пошел открывать. Это монахи вернулись в храм. Все они были перепуганы.

— Когда мы читали сутру над трупом, — объяснили они Гу, — он таинственным образом исчез. Поэтому мы прекратили чтение и вернулись сюда.

Тогда Гу рассказал им, что случилось.

Они осветили труп своими факелами и увидели, что из всех его семи отверстий течет кровь, застывающая на земле.

На следующий день об этом доложили властям и тем самым восстановили истину.

(56.) БЕС, ПРИСВОИВ ЧУЖОЕ ИМЯ, ТРЕБУЕТ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЙ

Некий телохранитель государя очень любил быструю скачку на коне и стрельбу; как-то, гоняясь за зайцем, он налетел у восточных ворот [столицы] на старика, который, стоя на коленях, набирал воду из колодца. Не сумев сдержать лошадь, он столкнул старика в колодец.

В смятении телохранитель поскакал домой.

Этой же ночью он увидел, как тот старик открыл двери, вошел и сердито сказал:

— Хотя ты и не нарочно убил меня, но, если бы, видя, что я упал в колодец, ты позвал на помощь людей, меня удалось бы спасти. Зачем же тебе, бессердечному, понадобилось мчаться домой?

Тому нечего было ответить. Старик стал бить посуду, сломал дверь, творил бесчинства. Вся семья на коленях молила его о прощении, предлагала богатое угощение, но старик сказал:

— Это бесполезно. Хотите, чтобы я успокоился, тогда вырежьте из дерева поминальную табличку[343], напишите на ней мое имя и фамилию, каждый день приносите мне в жертву поросячьи ножки, служите мне как вашему предку, тогда я прощу.

Сделали, как он сказал, и бесчинства прекратились. С этих пор каждый раз, проезжая мимо восточных ворот, телохранитель делал крюк, чтобы объехать тот колодец.

Однажды, сопровождая императора, он ехал мимо восточных ворот и хотел, как всегда сделать крюк, но начальник остановил его:

— А если государь спросит, где ты, что ему ответим? И кроме того, как можно бояться духа мертвого при свете белого дня, находясь среди тысячи колесниц и десятка тысяч всадников?

Телохранителю пришлось проехать мимо колодца, и тотчас же он увидел старика, как тогда стоявшего у колодца. Старик бросился вперед, схватил его за полу одежды и стал ругать:

— Сегодня я нашел тебя! Несколько лет тому назад ты дал своей лошади наехать на меня и не помог мне. Как можно быть таким жестокосердным?

Старик ругался и бил телохранителя, а тот в испуге жалобно просил:

— Как же мне искупить свою вину? Ведь уже несколько лет вы принимаете жертвы, приносимые вам в моем доме, и сами обещали простить меня, почему же вы изменили своему слову?

Еще больше распалясь, старик закричал:

— Я еще не умер, зачем же ты мне приносишь жертвы! Когда твоя лошадь толкнула меня, я хоть и оступился и упал в колодец, но вскоре проходивший мимо человек услышал мои крики о помощи и сразу же вытащил меня. Ты что же это, меня за беса принимаешь?

В смятении телохранитель повел старика в свой дом.

Поглядели на табличку, и оба увидели, что на ней написаны другие имя и фамилия. Старик засучил рукава и с проклятиями сбросил табличку на пол. Домашние телохранителя стояли потрясенные, в ужасе, не понимая, в чем дело. А в воздухе послышался смех и сразу затих.

(57.) БЕС ПАСУЕТ ПЕРЕД ЧЕЛОВЕКОМ, ГОТОВЫМ РИСКОВАТЬ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ

У помощника министра Цзе был дальний родственник, человек смелый до дерзости. Он ненавидел разговоры о бесах и духах; и где бы он ни жил, всегда старался поселиться в том месте, о котором говорили, что там селиться не к добру.

Проезжая через Шаньдун, он услыхал, что в западном флигеле одного постоялого двора водится нечисть. Цзе очень обрадовался, открыл двери, вошел туда и уселся. Когда наступила вторая стража, с потолочной балки упала черепица. Цзе выругался:

— Ты — бес? Скинь что-нибудь, чего нет на крыше моей комнаты, тогда испугаюсь!

Сверху свалился мельничный жернов.

— Ты что, злой бес? Сумеешь разбить мой стол, вот тогда испугаюсь! — злобно сказал Цзе.

Сверху упал огромный камень, расколовший стол пополам.

— Бес, собака, раб, посмей разбить мне голову, тогда покорюсь тебе! — завопил Цзе в ярости, вскочил с места, швырнул шапку на пол и стал ждать, задрав вверх голову.

С этой минуты воцарилась полная тишина, ни звука не не было слышно; и нечисть там больше не появлялась.

(61.) МЕТЛА ВОДЯНОГО ДУХА

Мой двоюродный брат Чжан Хун-е жил в доме некоего Паня, стоявшем у реки Циньхуай. Как-то летней ночью он пошел в отхожее место; вода в клепсидре опустилась до уровня третьей стражи, голоса людей уже смолкли, луна светила ярко, и Чжан оперся на перила, любуясь луной. Тут он услышал какой-то плеск и увидел голову человека, высовывающуюся из воды; удивившись тому, что кто-то плавает в такой поздний час, Чжан присмотрелся внимательнее и увидел, что в глазах его нет черных [зрачков]; когда же [существо] выпрямилось, шея его была неподвижна, как у деревянного изваяния. Чжан бросил в него камень. Тогда оно скрылось в воде.

На следующий день утонул один парень, и Чжан понял, что он видел водяного духа. Когда он рассказал об этом соседям, продавец риса добавил, что водяные духи — это нечисть, жаждущая жизни людей. Как-то в юности он торговал рисом в Цзясине, и ему нужно было перебраться через канал, полный желтой грязи. Канал был очень глубоким, и [ему] пришлось сесть на буйвола. Когда он доехал до середины канала, из грязи протянулась черная рука и схватила торговца за ногу, но ему удалось поджать под себя ноги, так что черная рука ухватила за ногу буйвола, не давая ему двигаться.

Испуганный торговец стал звать на помощь прохожих, те пытались тащить буйвола вперед, но он не мог выбраться из грязи. Тогда они стали поджигать ему хвост. Не в силах вынести боли, буйвол рванулся изо всех сил и вылез. Люди увидели, что под брюхом у него привязана старая метла, да так крепко, что ее никак не удавалось отвязать. Она была такой прогнившей и грязной, что даже приближаться к ней было противно. Стали сбивать ее палками, метла издавала стоны, и из нее лилась жидкость — черная кровь. Люди разрезали метлу ножами, принесли хворосту и сожгли [метлу]. Вонь не проходила в течение месяца. С этих пор уже никто больше не тонул в этом желтом глинистом канале.

(64.) СЮЦАЙ ЦЮ

Некий сюцай Цю из Наньчана летним днем, чтобы насладиться прохладой, разлегся нагишом в храме бога земли[344], а когда вернулся домой, то сильно заболел. Его жена, решив, что мужа наказал бог земли, принесла жертвы вином и яствами, бумажными деньгами и курениями, прося за сюцая прощения. Действительно, больному стало легче. Жена велела сюцаю пойти в храм и поблагодарить бога земли. Сюцай рассердился и пошел в храм духа-хранителя местности, где сжег написанный им доклад, в котором сообщал, что бог земли хитростью выманил жертвоприношения, наслав на него наваждение.

Прошло десять дней, но ответа не было. Еще больше рассердившись, сюцай сжег новое донесение, в котором прибавилось еще обвинение по адресу самого духа-хранителя местности, якобы присвоившего из корыстолюбия часть жертвоприношений [богу земли].

В эту ночь сюцаю приснилось, что на стене храма духа-хранителя местности наклеено объявление, в котором говорилось: «Бог земли хитростью выманил жертвоприношения, чем опозорил свой ранг. Сместить его с должности. Некий Цю за неуважение к духам и любовь к тяжбам получит тридцать палок в Синьцзяне».

Когда сюцай проснулся, он припомнил свой сон и усомнился: ведь он — житель Наньчана. Даже если он и должен подвергнуться наказанию, то не в уезде Синьцзянь. Значит, сон не обязательно сбудется.

Вскоре храм бога земли разрушило молнией; тут сюцай так забеспокоился, что даже не решался больше выходить из дому.

Через месяц с лишним, когда губернатор Цзянси А-гун пришел в храм, чтобы возжечь курения, его враг зарубил его топором. Собрали всех чиновников, чтобы произвести расследование и арестовать [преступника]. Сюцай, пораженный случившимся, прибежал, чтобы узнать подробности. Начальник уезда Синьцзянь, заметив его странный вид, спросил, кто он такой. Сюцай стал заикаться и не смог произнести ни слова. Одет он был в халат, ни шапки, ни пояса на нем не было[345], и разгневанный начальник приказал тут же на улице дать ему тридцать палок. Только когда порка кончилась, Цю смог произнести: «Я — сюцай, из семьи министра земледелия Цю».

Начальник уезда Синьцзянь в раскаянии добился для него места ведающего образованием в Фэнчэне.

(69.) ЛИС УДАРЯЕТ В КОЛОКОЛ

Когда достопочтенный Чэнь Шу-чжао[346] приступил к исполнению своих обязанностей в районе Тинчжоу и Чжанчжоу, с моря вдруг прибило к берегу колокол, такой большой, что он мог вместить сотню даней. Люди сочли это благоприятным предзнаменованием, доложили властям, и колокол был повешен на высокую башню к западу от города. Ударили в него — звон был слышен за десять ли вокруг. Старого крестьянина Ли назначили сторожем при колоколе.

Вскоре с моря стал слышаться свист. Достопочтенный Чэнь, решив, что это свистит какой-то морской дух, отвечающий на зов колокола, приказал начальнику уезда запечатать вход в башню и строго предупредил старика Ли, чтобы он никому не позволял больше бить в колокол.

На башню повадился ходить один красивый юноша, он беседовал с Ли, а когда приходила охота поесть и выпить, то появлялись еда и вино. Ли понимал, что это лис-бессмертный, и как-то раз, охваченный внезапной жадностью, упал перед ним на колени и попросил:

— Вы ведь бессмертный, почему же не подарите мне серебро, а ограничиваетесь лишь едой да питьем?

— Богачей имеется определенное число, — ответил юноша. — Тебе судьбой предуготовлено быть бедняком, нельзя тебе получить богатство; а если получишь — быть беде, и тебе придется пожалеть об этом.

Но Ли продолжал упрашивать его.

Наконец юноша с улыбкой согласился. Мгновение спустя на столе оказался большой слиток серебра в пятьдесят лянов. Но с тех пор юноша больше не приходил. Серебро Ли спрятал в сундук.

Однажды уездный начальник проезжал по той дороге и услыхал звон колокола; рассердившись на то, что Ли плохо выполняет обязанности сторожа, он призвал к себе старика, выругал его и велел дать ему пятнадцать палок. Ли ничего не мог понять, а вернувшись назад, увидел, что вход в башню опечатан, как прежде. Но палки-то он ведь уже получил; посетовал, посердился, и все тут.

Вскоре уездный начальник снова проезжал там, и опять на башне зазвонил колокол. Начальник послал слуг посмотреть, но на башне никого не было. Тут он стал догадываться:

— А нет ли на башне нечисти? — спросил он.

Ли пришлось все ему рассказать.

Начальник велел показать ему слиток. Оказалось, что слиток-то из казначейства. Его вернули на место, и колокол больше не звонил.

(72.) МАЛЕНЬКИЙ ДУХ ИЗ ПОЯНА

У некоего Чжана из уезда Синьцзянь, что в провинции Цзянси, было две дочери. Они были выданы замуж в один и тот же день. Когда родня несла паланкины с невестами, поднялся сильный ветер, и, сбившись с толку, родственники отнесли младшую сестру в дом, где должна была жить старшая, а старшую доставили к жениху младшей. Только на следующий день после совершения брака стала ясна ошибка. Родители обоих мужей посчитали это судьбой и решили больше не говорить об этом.

Муж младшей сестры, некий Цзинь, поехал продавать товары. Когда он переправлялся на джонке через озеро Поян, он сказал своему компаньону:

— Я буду чиновником и сегодня же вступлю в должность.

Решив, что он шутит, компаньон засмеялся. Когда они проехали еще несколько ли, Цзинь радостно воскликнул:

— Вот и служащие встречают меня с паланкином и лошадьми. Я не могу мешкать! — сказал, прыгнул в воду и утонул.

В этот вечер крестьянин из приозерной деревушки увидел молодого мужчину, идущего с гордо поднятой головой. Остановившись перед деревней, мужчина сказал:

— Я — Маленький дух Пояна и должен получать жертвенную пищу на вашей земле. Надо установить мое изображение и приносить ему жертвы.

Сказал и исчез.

Крестьянин медлил и ничего не предпринимал для строительства кумирни [Маленького духа]. Тогда у него начались сильные головные боли, он весь горел от жара. Стали говорить, что его околдовал Маленький дух. Все перепугались, собрали деньги, воздвигли кумирню и начали приносить там жертвы. На просьбы дух обычно откликался, как эхо.

Некоторое время спустя Маленький дух пришел опять и сказал:

— Разве можно, чтобы у духа не было пары? Вы должны поставить изображение няннян[347] в пару мне. И не медлите с этим!

Крестьяне сделали, как он сказал.

В доме Цзиня узнали о его смерти, выловили из озера труп и положили в гроб. Вся семья носила траур. И вдруг однажды жена Цзиня сняла с себя траурную одежду, заменив ее нарядной, нарумянилась, напудрилась и выглядела очень довольной собой.

Свекровь сердито одернула ее:

— Вдове не подобает так делать!

— А мой муж не умер. Сейчас он исполняет чиновничьи обязанности на озере за Пояном, он прислал слуг с паланкином пригласить меня занять мое место. Все они уже ждут меня на улице. Почему же мне не надеть праздничную одежду? — Сказав это, она приняла позу женщины, поднимающейся в паланкин, и умерла.

С этих пор имя Маленького духа из Пояна стало настолько известно и в ближних и в дальних местах, что от желающих возжечь [перед ним] курения отбою не было.

(76.) ОБОРОТЕНЬ БАРАНЬЕЙ КОСТИ

Ли Юань-гуй, уроженец Ханчжоу, служил в канцелярии достопочтенного Ханя в уезде Пэйсянь, занимался делопроизводством и докладывал о делах.

Узнав, что один его земляк возвращается в Ханчжоу, Ли поручил ему передать письмо семье и велел мальчику, прислуживавшему в канцелярии, заварить из муки клей и заклеить письмо. Мальчик заварил полную пиалу. Ли взял сколько ему нужно, а оставшийся клей поставил на стол.

Ночью он услышал какие-то звуки. Решив, что это мыши воруют еду, он поднял полог и стал караулить. При свете светильника он увидел маленького белого барашка не выше двух цуней. Барашек съел клей и ушел. Ли подумал, что это ему померещилось.

Однако на следующий день он специально приготовил еще порцию клея и стал ждать. Ночью маленький барашек снова пришел. Ли внимательно следил за ним, чтобы заметить, куда тот уйдет. Барашек скрылся под деревом, что росло за окном.

На следующий день Ли рассказал об этом своему начальнику. Стали копать под деревом и нашли там сгнившую баранью косточку. В полой ее части еще оставался клей. Косточку сожгли, и после этого оборотень больше не появлялся.

(77.) ЯКША[348] ВОРУЕТ ВИНО

На Желтой реке, у города Луаньчжоу, что в округе Шуй-пин провинции Чжили, царь драконов[349] каждый год строит дворец. Есть два дракона — желтый и белый. С древних времен у северного устья выкорчевывают деревья и сплавляют их сюда. На каждом дереве по сто ветвей, сторожит их один якша. Все эти деревья стоят торчком в воде и так движутся, а на вершины вешают красный фонарь как опознавательный знак. За заставой продавцы и перекупщики деревьев каждый год поджидают, пока дракон вздует реку, чтобы воспользоваться этим для сплава своих деревьев.

Если пропадет хоть одна ветка, дракон приходит в ярость и посылает якшу разыскивать пропажу. Поднимается сильный ветер, льет проливной дождь, летят камни с гор.

Один крестьянин заготовил восемь жбанов вина, а якша однажды ночью выпил их все дочиста. Боясь, что это принесет ему беду, якша срубил дерево и спустил его в реку. Той же ночью все утихло.

Мне рассказал это начальник уезда Шидай, достопочтенный Чжэн Шоу-ин. Чжэн был родом из Луаньчжоу.

(80) МОГИЛА ЦЗЕ-СИ

Янь Цзе-си с помощью гадания выбирал место для могилы своей жены, урожденной Оуян. Он пригласил к себе несколько десятков геомантов[350] и обратился к ним с такой просьбой:

— Я нахожусь в самом зените богатства и знатности, так что мне больше нечего желать. Хотел бы только, чтобы вы, достопочтенные, выбрали место, которое принесло бы моим потомкам не меньше удачи, чем мне.

Геоманты почтительно поддакивали ему.

Не прошло и месяца, как один геомант пришел к Цзе-сп и сказал:

— На такой-то горе есть пещера; если похороните там, то положение и долголетие ваших потомков не уступят вашим.

Цзе-си попросил всех геомантов отправиться посмотреть [указанное] место. Один из них сказал:

— Если похороните здесь, то ваши потомки хоть и будут знатны, но продвигаться дальше не будут, а в шестом или седьмом поколении [род] кончится.

Остальные же геоманты считали, что место подходящее, и Цзе-си купил эту землю и велел раскопать вход в пещеру. Внутри оказалась древняя могила. Когда очистили надпись, то оказалось, что это — могила предка семьи Янь в седьмом колене. Цзе-си очень испугался[351], поспешно велел снова-закрыть вход в пещеру. Но с тех пор род Янь пришел в упадок, а потом и совсем исчез из списков [чиновников]. Эту историю мне рассказал Бин-лянь[352], далекий потомок Яня.

(82). ЛИ СЯН-ЦЗЮНЬ[353] ПРИПОДНИМАЕТ ПОЛОГ

Мой приятель Ян Чао-гуань[354] по прозвищу Хун-ду, уроженец города Уси, получив степень цзюйжэня, был назначен на должность начальника уезда Гуши в провинции Хэнань. В год жэнь-шэнь правления под девизом Цянь-лун[355] во время экзаменов в области[356] Ян был назначен одним из экзаменаторов.

Закончив проверку экзаменационных сочинений и составив список выдержавших экзамен, Ян обнаружил сочинение, оставшееся непроверенным, по которому надо было вынести суждение. Он был утомлен и решил прилечь.

Во сне Яну явилась женщина лет тридцати с лишним, не напудренная, без румян, но редкостной красоты; роста она была невысокого, одета в синевато-лиловую юбку, на голове черная повязка, какие носят в районе Цзяннани. Приподняв полог постели, она тихо сказала: «Почтительнейше прошу вас, достопочтенный, отнеситесь внимательно и поддержите того, кто написал о благоухании цветов корицы[357]».

Проснувшись в испуге, Ян Чао-гуань рассказал о своем сне товарищам-экзаменаторам. Те, смеясь, сказали:

— Какой ужас! Да разве бывает такое, чтобы списки были уже готовы и вдруг еще кого-то выдвинут?

Ян Чао-гуань согласился с ними.

Просматривая оставшееся случайно непроверенным сочинение, он увидел в нем параллельную фразу: «Сезон цветенья абрикоса, / благоухают цветы корицы». Тема эта была дана во вторую луну года жэнь-шэнь, когда подготовка к экзаменам на степень цзюйжэня была закончена.

Ян в большом удивлении стал читать сочинение с особым вниманием. Изложение было цветистым, ответы на вопросы точные, обнаруживающие большую эрудицию, но с цитатами из классиков дело обстояло не так хорошо. Поэтому Ян поместил сочинение в число не отвечающих требованиям. Памятуя о своем сне, Ян не решился обратиться к главному экзаменатору, долго колебался, не зная, рекомендовать это сочинение или нет. Как раз в это время главный экзаменатор достопочтенный Цянь Дун-лу[358], помощник начальника палаты финансов, боясь, что кто-нибудь талантливый не будет замечен и выдвинут, велел тщательно обыскать все помещения [в поисках незамеченных сочинений]. Ян обрадовался и рекомендовал его вниманию сочинение о благоухании цветов корицы. Достопочтенный Цянь отнесся к сочинению как к драгоценности и включил в список восьмидесяти трех лиц, выдержавших экзамены. Когда же выяснилось имя автора, то оказалось, что это был студент второго разряда Хоу Шэн-бяо из города Шанцю, предком которого был Хоу Чжао-цзун[359].

Тогда поняли, что женщина, явившаяся просить за него, была Ли Сян-цзюнь. Ян Чао-гуань хвастался перед людьми тем, что к нему явилась Ли Сян-цзюнь, считая это удивительным происшествием[360].

(83.) ДАОС ОТБИРАЕТ ТЫКВУ-ГОРЛЯНКУ

Чжу Сюань-чэнь[361] из Сюшуя был моим однокашником в год моу-у[362]. Женившись, он очень разбогател. Однажды в его дом постучался даосский монах и попросил разрешения повидать хозяина. На вопрос, зачем он пришел, даос ответил:

— У меня есть друг, который сейчас обитает в вашем доме, я пришел повидать его.

— Но у нас тут нет даосов, — возразил Чжу. — Кто такой ваш друг?

— Он сейчас в вашем кабинете, — ответил даос. — Если вы не верите, не сочтите за труд пойти со мною туда поискать его.

Чжу пошел с даосом. В его кабинете висело изображение Люй Чунь-яна[363], и даос, с улыбкой показав на него, сказал:

— Это и есть мой наставник и друг. Он украл у меня тыкву-горлянку и очень долго ее не отдавал. Вот я и пришел потребовать, чтобы ее вернули.

Сказав это, даос сделал жест рукой по направлению к картине, словно забирая [тыкву].

Бессмертный Люй тоже улыбнулся и бросил ему тыкву.

Чжу увидел, что на картине действительно не стало тыквы-горлянки. Потрясенный, он спросил:

— А зачем вам понадобилось забирать тыкву?

— В четырех уездах здешней области, — ответил даос, — летом будет такой большой мор, что даже собак и кур не останется. Я забрал тыкву-горлянку, чтобы плавить в ней пилюли бессмертия и спасти ими местных жителей. Я приготовлю лекарство для того, кто может творить благие дела и купит у меня его за тысячу золотых. Он не только сам останется жив, но сможет еще спасти и других и тем самым приобретет большие заслуги.

Вынув из мешка несколько пилюль, он показал их Чжу. Аромат от них ударял в ноздри.

— В восьмую луну этого года, — добавил даос, — в праздник Середины осени, когда будет очень ярко светить луна, я снова приду в ваш дом, можете приготовить угощение и ждать меня. Боюсь только, что народу здесь поубавится наполовину.

В сильном волнении Чжу спросил:

— А мне можно совершить благое дело?

— Можно, — ответил даос.

Тогда Чжу приказал мальчику-слуге принести тысячу золотых и вручил их даосу. Тот повесил кошель с золотом на пояс, как кусок материи, словно не чувствуя тяжести. Оставив Чжу десяток пилюль, он откланялся и ушел.

Вся семья Чжу, [видя в нем своего спасителя], прониклась к нему таким уважением, словно он был божеством, утром и вечером отбивала ему поклоны.

Летом того года никакого мора не было. В праздник Середины осени луна не светила, а был сильный дождь и ветер. Даос так больше и не приходил.

(84.) ТОТ, КОМУ СУЖДЕНО СГОРЕТЬ, НЕ ДОЛЖЕН УТОНУТЬ

Некий Е из Цзинсяня с другими людьми поехал торговать в город Аньцин. На реке поднялся сильный ветер, и более десяти человек, бывших на джонке, утонуло. Только Е, упав в воду, увидел человека в красном, который поднял его на руки и спас.

Е решил, что ему помог бессмертный дух и это означает, что ему предстоит стать знатным человеком.

Но вскоре после этого в доме Е не убереглись от пожара, и Е погиб в огне.

(86.) ЛЮЙ МЭН[364] ИСПАЧКАЛ ЛИЦО

Некий сюцай Чжун из Хубэя приходился родственником по женской линии Тан Чи-цзы[365] — советнику императора. Когда он отправлялся на осенние экзамены[366], ему приснилось, что его позвал дух Вэньчан[367]. Сюцай склонил перед ним колени, не произнеся ни слова, но ему было приказано подойти поближе. Взяв кисть, он так густо напитал ее тушью, что забрызгал лицо. В испуге он проснулся и, подумав, что [сон его предвещает] испачканное экзаменационное сочинение, сильно огорчился.

Во время экзаменов Чжун устал и заснул в своей экзаменационной комнатушке. Ему привиделось, что туда вошел огромный детина с длинной бородой, в зеленой одежде. Это был Гуань-ди[368].

«Старый разбойник Люй Мэн, — заорал он сердито, — как ты посмел испачкать [мне] лицо! Думаешь, я не узнал тебя?» — Сказал это и исчез.

Чжун понял тогда, что в прошлом своем рождении он был Люй Мэном.

Сердце у него колотилось от испуга.

На экзамене в этом году он достиг большого успеха. Через десять лет был назначен начальником уезда Цзелян в провинции Шаньси. Через три дня после прибытия на место службы он пошел поклониться [Гуань-ди] в храме Умяо[369]. Отвесил один земной поклон и больше не поднялся. Домашние пришли его искать, а он мертв.

(87.) ЧЖЭН СИ ДЕВЯТЫЙ

В Янчжоу [домашним] рабам часто дают имя Си; Си Девятый был рабом в доме торговца Чжэна. Мать Чжэна была при смерти, но вдруг пришла в себя, села на постели, огляделась по сторонам и сказала:

— Вот уж смешная история вышла! Что бы вы думали помешало мне умереть? Необходимость возродиться в теле ребенка, который родится у Си Девятого. Из-за этого мою душу, которая уже покинула труп и на полпути получила это известие, вернули обратно.

Сказав это, она пожаловалась на жажду и попросила овощного супа.

Домашние сварили суп и принесли ей. Она отпила немного, откинулась на постель, закрыла глаза и испустила дух.

Мгновение спустя прибежал Си Девятый и сообщил, что у него родился мальчик с листком зелени во рту и очень громко кричит.

Впоследствии Чжэн очень заботился о мальчике, не решаясь относиться к нему, как к сыну раба.

(89.) ТРИ УЛОВКИ, ИМЕВШИЕСЯ У БЕСА, ИСТОЩИЛИСЬ

Цзюйжэнь Цай Вэй-гун как-то сказал, что у бесов есть три уловки: одна — завлечь, вторая — препятствовать, третья — запугивать. На вопрос, что это значит, он ответил:

— Мой двоюродный брат Люй был студентом-стипендиатом[370] в уезде Сунцзян; человек он был широкой натуры и несдержанный, сам себе дал прозвище Великодушный Господин. Однажды он проходил мимо деревни Сисян, что у озера Маоху; уже вечерело, и он увидел женщину, напудренную, с насурмленными бровями, которая, не разбирая пути, бежала с веревкой в руках. Заметив издали Люя, она спряталась за большое дерево, а веревку уронила на землю.

Люй поднял веревку — она оказалась сплетенной из соломы, и от нее шел какой-то затхлый запах. Люй понял, что перед ним дух повесившейся женщины. Положив веревку за пазуху, он продолжал свой путь. Женщина вышла из-за дерева и преградила Люю дорогу. Он — направо, и она — направо, он свернул влево, и она — влево. Тогда Люй понял, что это то, что в народе именуют «бесовской стеной», и пошел прямо на нее, пока она не издала громкого вопля и не начала прыгать на него, приняв вид женщины с растрепанными волосами, с которых капала кровь, и высунутым на целый чи языком.

— Сначала накрасила брови и размалевала лицо, — сказал Люй, — чтобы завлечь меня, затем преградила мне путь, а теперь, приняв страшный вид, пугаешь меня. [Все твои] три уловки использованы до конца, а я так и не испугался. Думаю, что в запасе у тебя других уловок нет; да и разве тебе не известно, что я зовусь Великодушным Господином?

Тогда бесовка приняла свой первоначальный вид и, упав на колени, сказала:

— Я была женщиной из города, фамилия моя Ши. Поссорившись с мужем, повесилась. Теперь я узнала, что к востоку от Маоху живет женщина, которая не в ладу со своим мужем. Я и пошла искать себе замену. Но вы остановили меня на полпути, да еще забрали мою веревку. Так что план мой не осуществится, и я могу только умолять вас, господин, спасти меня.

Люй спросил, как можно спасти ее.

— Вы должны вместо меня известить семью Ши в городе, чтобы они попросили настоятеля буддийского храма усиленно молиться о моем перевоплощении. Тогда я смогу снова родиться.

Люй сказал со смехом:

— А я и есть настоятель! Сейчас спою тебе молитву о твоем новом рождении.

И он громко запел:

Бесовка слушала его и вдруг словно прозрела. Упав на колени, она поклонилась Люю в ноги, а потом бросилась бежать.

Впоследствии местные жители говорили:

— Раньше здесь было неспокойно, а с тех пор как прошел Великодушный Господин, вся нечисть вывелась.

(90.) ДУШИ МЕРТВЫХ ЧАСТО ПРЕВРАЩАЮТСЯ В МУХ

Дай Ю-ци[371], чжуанъюань из города Хойчжоу, вместе со своим приятелем пил вино, любуясь луной. Выйдя из города, он направился к мосту Хойлунцяо и увидел человека в синей одежде, тот шел из западного предместья, держа в руке зонт. Заметив достопочтенного Дая, он заколебался, не решаясь идти вперед.

Подумав, что это грабитель, Дай пошел прямо на него, схватил его и спросил, кто он такой.

— Я — курьер, послан начальником произвести аресты, — ответил человек.

— В мире существует правило, по которому городского курьера можно послать произвести арест за городом, но не бывает, чтобы курьера из предместья посылали арестовать человека из города, — возразил Дай.

Тот в синем бросился на колени и признался:

— Я не человек, я бес. Меня действительно послал чиновник Царства мертвых арестовать людей в городе.

Дай спросил, есть ли у него при себе список, тот ответил:

— Есть.

Дай взял список, посмотрел, а там стояло имя его двоюродного брата.

Даю хотелось спасти двоюродного брата, но он не поверил словам человека в синем и отпустил его. А сам остался сидеть на мосту.

Когда наступила четвертая стража, человек в синей одежде вернулся.

— Всех сумел арестовать? — спросил Дай.

— Всех, — ответил тот.

— Где же они? — спросил Дай.

— На зонте, который я несу.

Дай поглядел и увидел пять связанных ниткой мух, которые громко жужжали.

Захохотав, Дай взял и отпустил мух. Человек в синем в ужасе бросился вдогонку за ними.

Уже наступил, рассвет, н Дай пошел в город; он зашел проведать двоюродного брата, и там домашние рассказали ему:

— Хозяин давно болел и в третью стражу умер. Когда наступила четвертая стража, он ожил, а когда рассвело, снова умер.

У некоего Лю, семилетнего мальчика из Цзянина, на мошонке вскочил красный фурункул. Ни врачи, ни лекарства — ничто не помогало. По соседству жила женщина из рода Жао, которая служила посыльной у судьи Царства мертвых. Когда подходил ее срок, она не могла делить ложе с мужем, не пила, не ела и вела себя как помешанная.

Мать мальчика Лю попросила ее пойти к судье Царства мертвых и спросить у него [о мальчике]. Через три дня Жао пришла и сказала:

— Это не опасно. Второй барич в прошлом рождении любил есть лягушек; он сдирал с них кожу и очень многих убил, поэтому нынешние лягушки собираются целой стаей и кусают его в отместку. Однако небо породило лягушек для того, чтобы они шли людям в пищу. Пресмыкающиеся и рыбы находятся под началом у духов ба-ча[372]. Тебе надо пойти туда, где находится [изображение] генерала Люй Мэна[373], возжечь курения и обратиться к нему с молитвой. Тогда они больше не смогут причинять боль [мальчику].

Мать сделала, как ей было сказано, и мальчик действительно выздоровел.

Однажды эта самая Жао проснулась только после того, как беспробудным сном проспала два дня и две ночи. Она вся была в поту и все время разевала рот, задыхаясь. Невестка спросила, что с ней.

— Соседская женщина — злодейка, ее трудно было схватить, — ответила Жао. — Повелитель Царства мертвых велел мне взять ее, но у нее после смерти оставалось еще столько сил, что пришлось очень долго с ней бороться. К счастью, она ослабела, а я сняла с ног бинты[374], связала ей руки и притащила ее.

— А где она сейчас? — спросила невестка.

— На дереве платана за окном, — ответила Жао.

Невестка пошла поглядеть, но ничего не увидела, кроме синей мухи, связанной волоском. Она решила позабавиться, поймала муху и положила ее в коробку с иголками и нитками.

Вскоре она услышала, как Жао, лежавшая в постели, стала кричать. Прошло много времени, пока Жао очнулась.

— Ты своей шуткой причинила большой вред, — сказала она. — Судья Царства мертвых приказал дать мне тридцать палок за то, что, поймав эту женщину, я не доставила ее к нему. Он дал мне срок, чтобы я ее снова поймала. Отдай мне скорее муху, чтобы я избежала нового наказания.

Невестка увидела, что на ягодицах Жао действительно видны следы палок, и раскаялась в своем поступке. Она отдала Жао муху, та спрятала ее во рту и заснула.

Потом все было спокойно, но с тех пор Жао не соглашалась выяснять что-нибудь в Царстве мертвых для других людей.

(91.) ЯНЬ БИН-ЦЗЕ

Янь Бин-цзе был назначен начальником уезда Луцюань провинции Юньнань. В восточной части уездного управления были три комнаты, накрепко запертые. Рассказывали, что там живет бессмертная лиса, которой вновь прибывший на должность чиновник должен обязательно поклониться.

Следуя этому обычаю, Янь Бин-цзе пришел поклониться [лисе], жена его во что бы то ни стало хотела взглянуть [на лису], заглядывала много раз в щелочки, но так ничего и не смогла увидеть.

Однажды [жена Янь Бин-цзе] заметила у окна красивую женщину, которая расчесывала гребнем волосы. Будучи от природы злой и ревнивой, жена заподозрила мужа [в измене]; ведя за собой вооруженных палками слуг и служанок, она ворвалась в комнату и набросилась на красавицу; та обернулась белым гусем и жалобно закричала.

Янь Бин-цзе приложил к спине гуся свою печать. Тогда, приняв свой изначальный вид, [лиса] упала на пол, скинула двух новорожденных лисят и умерла. Янь взял кисть и красной краской пометил им лбы. Лисята тоже испустили дух. Их вместе с лисой бросили в огонь, и с тех пор в уездном управлении лисы больше не водились, а у семьи Янь не было никаких несчастий.

Через некоторое время жена Яня родила двойню. На лобиках у детей было по красному пятнышку, словно поставленных кистью, напитанной киноварью. От испуга жена Яня умерла. Янь так горевал по ней, что вскоре заболел и умер, а младенцев некому было кормить.

(92.) УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В ФЭНСИНЕ

В деревне Фэнсинь, что в провинции Цзянси, крестьянка Ли рожала три дня и все никак не могла родить. Ее свекровь привела помогать при родах трех женщин, а когда те устали, попросила трех других соседок сменить их. У одной из этих женщин, некоей Сунь, был грудной ребенок, которого она не могла взять с собой, поэтому она отнесла его в дом своей матери. В дом Ли ее провожал ее старший сын Чжун. Этому сыну было уже двадцать лет, он принадлежал к среде ученых; решив позаниматься в ночной тиши, он взял с собой книгу.

На следующий день, когда наступил полдень, а за дверьми не было слышно ни звука, родня заподозрила [неладное] и взломала дверь. Вошли — на кровати лежит мертвая роженица, на полу семеро мертвецов. У шестерых из них вид был такой же, как обычно, только что дыхания нет, и вся [разница]. Лишь один сюцай Сунь Чжун сидел выпрямившись и по-прежнему держал в правой руке книгу; левая его рука от плеча до кисти и все тело обгорели так, что он до подошв был черный как уголь.

В деревне поднялся шум. Вызвали судью. Он срочно провел дознание и приказал похоронить [трупы], не сообщив об этом [властям].

Эту историю мне рассказал Пэн Юнь-мэй[375], младший помощник начальника области.

(93.) МОНАХ ЧЖИ-ХЭН

Чэнь Го-хун из Сучжоу, учитель Пэн Юнь-мэя, получил степень цзюйжэня в год дин-ю[376]. Он очень любил древние безделушки; в саду у него была ваза, в которой были посажены водяные лилии. Ее много лет не поднимали с места, когда же Чэнь приказал поднять ее, чтобы посмотреть имя мастера, то под ней обнаружили горшок желто-голубых тонов с очень древним орнаментом; внутри оказалась тина и несколько сгнивших костей. Чэнь приказал бросить кости в воду, а вазу внести в дом.

Ночью Чэню приснилось, что к нему явился буддийский монах и сказал:

— Я танский монах Чжи-хэн. В фарфоровом горшке, который ты забрал, были захоронены мои кости. Немедленно верни их и зарой.

Чэнь был человеком смелым; не придав этому [сну] серьезного значения, он рассказал о нем своим приятелям. Но через три дня его матери во сне явился монах с косматыми от старости бровями, который привел с собой еще одного монаха, очень безобразного на вид, и сказал:

— Твой сын не знает приличий, он позарился на мою фарфоровую вазу и раскидал мои кости. Я пожаловался на несправедливость и оскорбление моей старости. Мой наставник, услыхав об этом, возмутился и пришел со мной, чтобы убить твоего сына.

Проснувшись в испуге, мать [Чэня] велела домашним отыскать выброшенные кости, но найти удалось только одну косточку. Когда она пришла к сыну, тот уже бредил. Не прошло и десяти дней, как он умер от тяжелой болезни.

(95.) СУ НАНЬ-ЦУНЬ

В Тунъи некий Су Нань-цунь тяжело заболел. В полузабытьи он спросил домашних:

— Ли Гэн-е и Вэй Чжао-фан еще не прибыли?

Домашние, ничего не понимая, не ответили ему.

Через несколько минут он снова спросил, тогда ему ответили, что никто не приходил.

— Пошлите кого-нибудь, чтобы их поторопили, — сказал Су Нань-цунь.

Домашние решили, что он бредит, и ничего не ответили. Тут у него началась агония, и домашние поспешно отправили скорохода на рынок, чтобы он купил бумажный паланкин [с носильщиками][377]. Когда покупка была принесена, увидели, что на спинах носильщиков написаны иероглифы: «Ли Гэн-е» и «Вэй Чжао-фан». Поняв, в чем дело, поспешно сожгли [изображения паланкина и носильщиков], и Су Нань-цунь испустил наконец дух.

Имена носильщиков написал в шутку какой-то забавник, но совпадение это удивительно!

(98.) ДОСТОПОЧТЕННЫЙ ЧЭНЬ КЭ-ЦИНЬ ДУЕТ, ЧТОБЫ ПРОГНАТЬ ДУХА

Когда Чэнь Пэн-нянь[378] еще не достиг известности, он дружил со своим односельчанином Ли Фу. Осенним вечером, прогуливаясь при луне, он зашел поболтать на досуге к Ли Фу. Тот был бедным ученым и сказал Чэню:

— Я как раз хотел выпить, спросил жену; оказалось, что вино кончилось. Вы посидите немножко, я схожу куплю вина, и мы вместе будем любоваться луной.

Чэнь сел и в ожидании Ли Фу стал читать свиток со стихами.

За воротами появилась женщина в голубой одежде с растрепанными волосами. Открыв дверь, она вошла в комнату, но, увидев Чэня, тотчас же попятилась назад. Решив, что это родственница Ли, которая хочет избежать встречи с чужим человеком и поэтому не входит, Чэнь отодвинулся, чтобы не смущать ее. Женщина вынула из рукава какую-то вещь, спрятала ее под порог и ушла в женские покои. Заинтересовавшись, Чэнь пошел к порогу посмотреть, что она там спрятала, и увидел веревку, испачканную кровью и издающую вонь. Чэнь понял, что это — дух повесившейся женщины, взял веревку, спрятал ее в свою туфлю и снова уселся как прежде.

Через некоторое время женщина с растрепанными волосами вышла из дома и начала шарить под порогом. Не найдя веревки, она пришла в ярость и накинулась на Чэня с криком:

— Отдай мою вещь!

— Какую вещь? — спросил Чэнь.

Женщина не ответила; выпрямившись во весь рост, она раскрыла рот и выдула струю ледяного воздуха на Чэня, так что у него волосы встали дыбом и застучали зубы. Пламя лампы стало зеленым и дрожало, словно собираясь погаснуть.

«Даже у духов мертвых есть дыхание, — подумал Чэнь, — что же у меня одного его нет?» — И он изо всех сил дунул на женщину. В том месте, где дыхание Чэня коснулось женщины, образовалась дыра. Сначала был пробит ее живот, затем грудь, наконец, исчезла и голова; через мгновение она превратилась в легкую дымку, которая тут же испарилась и больше не появлялась.

Вскоре пришел Ли Фу с вином. Войдя, он закричал, что его жена повесилась у постели.

— Вреда она себе не причинила, — улыбнулся Чэнь, — веревка духа все еще у меня в туфле.

Чэнь рассказал Ли Фу о том, что произошло, и они вместе пошли и сняли жену с веревки, влили ей в рот имбирный настой, а когда она пришла в себя, спросили, почему она искала смерти.

— Дом наш очень беден, а муж любит принимать гостей, — ответила жена Ли Фу, — единственную оставшуюся у меня головную шпильку он забрал, чтобы купить на нее вина. Сердце у меня разрывалось от обиды, а я не могла плакать, так как в доме сидел гость. Но в это время вошла женщина с растрепанными волосами, назвалась соседкой, живущей слева от нас, и сказала, что муж забрал мою шпильку не из-за гостя, а чтобы пойти в игорный дом. Мне стало еще обиднее, и я подумала, что если муж и ночью не вернется, то гость не уйдет, так как я не могу выйти к нему, чтобы предупредить. Тут женщина с растрепанными волосами сделала из своих рук кольцо и сказала: «Отсюда ты попадешь в царство Будды, где радости бесконечны». Я вложила голову в кольцо, но руки ее не могли удержать меня и размыкались. Тогда женщина сказала: «Я принесу шнур Будды, и ты сама станешь Буддой». Она пошла за шнуром и не вернулась. Голова моя шла кругом, словно я была во сне, и тут пришли вы и спасли меня.

Когда расспросили соседей, то оказалось, что за несколько месяцев до этого, действительно, одна женщина из их деревни повесилась.

(102.) ГРОМ КАЗНИТ ГАРНИЗОННОГО СОЛДАТА

вторую луну третьего года под девизом Цянь-лун громом убило одного гарнизонного солдата. Так как ничего дурного за ним не водилось, то люди сочли это удивительным.

Старый солдат, служивший вместе с покойным, рассказал:

— Он уже давно стал хорошо себя вести, а вот лет двадцать назад, когда он только что надел латы, была с ним одна история. Мы служили в одном отряде, и я хорошо знал его.

Наш командующий охотился у подножия горы Гаотиншань, а тот солдат поставил палатку у дороги. Уже смеркалось, когда мимо палатки прошла молоденькая монахиня. Увидев, что поблизости никого нет, солдат втащил ее в палатку и хотел надругаться над ней. Монахиня сопротивлялась изо всех сил; оставив у него [в руках] свои штаны, она вырвалась; солдат гнался за ней больше пол-ли, но она вбежала в дом какой-то крестьянской семьи, и он, раздосадованный, вернулся ни с чем.

В доме, куда забежала монашка, были только молодая женщина и ее маленький сын; муж ушел на заработки. Женщина хотела прогнать монашку, но когда та рассказала, что с ней случилось, и стала умолять позволить ей переночевать, женщина пожалела ее и позволила остаться. Она одолжила монашке свои штаны и договорилась, что та через три дня вернет их. Еще до рассвета монашка ушла.

Вернулся муж, снял с себя грязную одежду, захотел переодеться. Жена открыла сундук, стала искать, ничего не нашла — только штаны ее лежат. Тогда она поняла, что в суматохе дала монашке по ошибке мужнины штаны, но побоялась признаться. А ребенок возьми да и скажи:

— Вчера ночью приходил монах, он надел штаны и ушел.

Муж заподозрил неладное, стал расспрашивать сынишку, а тот все подробно рассказал: как ночью пришел монах, как жалобно просил маму, как остался ночевать, как мать одолжила ему штаны и как он еще затемно ушел.

Жена уверяла, что это была монашка, а не монах, но муж не поверил. Сначала он обругал ее, а потом избил, да еще пошел рассказал соседям, а те передали другим, так что все узнали об этой истории. Жена не стерпела обиды и повесилась.

На следующее утро муж открыл двери и увидел, что пришла монашка вернуть штаны, да еще в благодарность принесла корзинку с печеньем.

Указав на монашку, мальчик сказал:

— Вот монах, что позавчера ночевал у нас.

Муж в раскаянии стал бить мальчика, да так и забил его до смерти перед гробом матери, а потом и сам повесился. Соседи не хотели вмешивать власти, сами похоронили покойников, не дав делу хода.

В следующую зиму наш командующий снова охотился в этих местах, и кто-то из местных жителей рассказал об этой истории. Я знал, что [виновник] — этот солдат, но дело заглохло, и я не стал никому ничего говорить, только ему самому рассказал. На него это очень подействовало, и с тех пор он изменился к лучшему. Он надеялся, что добрым поведением искупил свою вину, и никак не предполагал, что не сможет избежать небесной кары.

(107.) ДВЕ ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ ЦЗЯН ВЭНЬ-КЭ[379]

Когда мой экзаменатор достопочтенный Цзян Вэнь-кэ жил в доме Ли Гуан-цяо, он сам рассказывал, что в юности учился в Пинтае и занимался в доме, находившемся вдали от других жилищ. Каждый вечер, стоило ему усесться за книги, слышался голос, зовущий кого-то, но никто не появлялся. Однажды ночью Цзян Вэнь-кэ понадобилось сходить по малой нужде. Луна за окном светила не очень ярко, товарища по занятиям у него не было, и он позвал сопровождавшего его мальчишку-слугу; тот отозвался. Цзян велел ему войти в дом, но того все не было. Цзян открыл дверь и выглянул наружу. Он увидел, что, положив голову на порог, лежит человек и отвечает ему. Цзян заподозрил, что слуга напился, и обругал его, но человек продолжал лежать. Тогда Цзян рассердился и хотел ударить лежащего, но увидел, что это человек ростом в три чи, в квадратной шапке, черной одежде, с седыми волосами, похожий на глиняного божка. Цзян окликнул его, но тот исчез.

Отец Цзян Вэнь-кэ, достопочтенный Вэнь-су[380], предостерегал своих сыновей и внуков от сближения с актерами, поэтому, пока Вэнь-су был жив, ни один актер не бывал в гостях в его доме. Через десять лет после смерти отца Цзян Вэнь-кэ стал приглашать актеров играть у него в доме, но поселить у себя труппу не решался. Старый слуга Гу Шэн, как-то прислуживая Вэнь-кэ за едой, заговорил о театральных представлениях и начал подстрекать Вэнь-кэ:

— Актеры со стороны никогда не сравнятся с труппой, обученной дома, — сказал он. — К тому же [домашние актеры] всегда под рукой. У многих ваших слуг есть сыновья, почему бы вам не подыскать учителя, чтобы он отобрал нескольких и обучил их?

Вэнь-кэ это предложение понравилось, но не успел он ответить, как вдруг увидел, что лицо Гу Шэна исказилось от ужаса. Держа руки так, словно на них надеты колодки, Гу Шэн упал на пол. Голову он просунул между ножками кресла и стал протискиваться от одной ножки к другой, от второй к третьей, пока весь не оказался иод креслом, словно накрытый ящиком. Цзян окликнул его, но тот не отозвался.

Цзян немедленно послал за колдуном и доктором, те перепробовали множество средств, но ничто не помогло. В середине ночи Гу Шэн стал приходить в себя.

— Чуть не умер со страху! Чуть не умер со страху! — воскликнул он. — Не успел я договорить вам последнюю фразу, как вдруг увидел перед собой огромного человека, который вытащил меня в зал, где сидел покойный хозяин. Свирепым, голосом хозяин сказал: «Ты столько лет был слугой в моем доме, разве тебе не известен мой предсмертный завет, что ты посмел подговорить Пятого Господина завести труппу актеров?»

Меня связали и дали сорок палок, а потом живым уложили в гроб. Я задыхался и не знал, что мне делать. Потом издалека послышался зовущий меня голос. Лежа в гробу, я хотел отозваться, но не мог. Наконец я постепенно начал приходить в себя, но все еще не знал, как выбраться.

Посмотрели на его спину — на ней действительно были иссиня-черные рубцы.

(115.) МОЕТ В РЕКЕ ЗАРОДЫШИ

Дин Кай, курьер из уезда Фэнду, что в Сычуани, был послан с депешей в Куйчжоу. Проходя мимо заставы Гуймэньгуань[381], он увидел впереди каменную стелу с надписью «Граница миров инь и ян». Подойдя к основанию стелы, Дин долго глядел на нее и незаметно для себя оказался за пределами этого мира. Он хотел вернуться, но потерял дорогу, и ему пришлось пойти куда несли ноги. Так он дошел до какого-то древнего храма; изображение духа валялось разбитым, а стоявшее сбоку изображение духа с коровьей головой[382] было покрыто пылью и паутиной. Дин понял, что в храме нет монаха, и стал стирать рукавом пыль и паутину с изображения.

Снова пустившись в путь, он прошел еще два с чем-то ли и услышал журчание воды. Дорогу преграждала большая река, в которой какая-то женщина мыла овощи; овощи были лиловатого цвета, стебли и листья круглые, как у лотоса. Дин подошел поближе, чтобы разглядеть, и узнал свою покойную жену. Увидев Дина, она очень испугалась.

— Как вы попали сюда? — спросила она. — Здесь не должны появляться живые.

Дин ей все рассказал и спросил, где она живет и что за овощи она моет.

— После моей смерти, — сказала жена, — меня отдали в жены прислужнику Яньло-вана, духу с коровьей головой. Дом наш под ясенем к западу от реки. А мою я зародыши. Если вымыть зародыш десять раз, то родится здоровый и красивый мальчик. Если вымыть два-три раза, то родится обычный человек, а если совсем не мыть, то родится глупый и грязный человек. Яньло-ван распределил эти обязанности между всеми своими прислужниками, поэтому я вместо мужа и мою зародыши.

— Можешь ли ты помочь мне вернуться в мир смертных? — спросил Дин.

— Надо подождать, пока вернется мой муж, и посоветоваться с ним, — ответила женщина. — Но я — ваша жена и жена духа. Мне будет очень неловко при разговоре старого мужа с новым.

Она привела Дина к себе домой, стала расспрашивать о домашних новостях и о родне. Вскоре послышался стук в дверь. Дин с испугу залез под кровать, жена открыла, вошел дух с коровьей головой. Он снял свою коровью голову и положил ее на стол, — это была маска. Когда он снял ее, то лицо его, улыбка, речь — все было, как у обычных людей.

— Очень устал, — сказал он жене. — Сегодня прислуживал Яньло-вану, когда он рассматривал несколько десятков дел, пришлось очень долго стоять и падать ниц, все тело ноет. Дай-ка побыстрее вина. — Затем он добавил с удивлением: — Пахнет живым человеком, — и, втягивая носом воздух, принялся искать.

Жена, понимая, что больше скрывать нельзя, вытащила Дина из-под кровати, поклонилась духу в ноги, рассказала обо всем и стала просить спасти ее прежнего мужа.

— Я помогу ему не только ради жены, — сказал дух, — он и сам заслужил это своим добрым поступком. Мое изображение в храме покрылось пылью и паутиной, а он его почистил. Это — большая заслуга, но я пока не знаю, сколько ему уготовано жить. Завтра пойду в судейскую канцелярию, потихоньку погляжу в списки. Так будет лучше.

Он велел Дину сесть за стол, и они втроем выпили. Когда принесли еду, Дин хотел взять палочки, но дух и жена поспешно остановили его:

— Бесовское вино не причинит вреда, а вот бесовскую пищу вам есть нельзя. Если поедите, то навсегда останетесь здесь.

На следующий день дух ушел из дому и вернулся только вечером. Очень довольный, он поздравил Дина:

— По спискам Царства мертвых вам еще не пришло время расстаться с жизнью. Кроме того, меня посылают за наши пределы, и я смогу сам вывести вас из нашего мира.

Взяв в руку кусочек мяса красного цвета, от которого шла вонь, дух сказал:

— Это я дарю вам, на этом сможете разбогатеть.

Дин спросил, что это такое.

— Это мясо из спины некоего Чжана — богача из Хэнани. Он совершил злой поступок, Яньло-ван велел вбить ему крюк в спину и подвесить на горе Течжуйшань[383]. Полночи он висел, мясо порвалось, ему удалось сорваться с крюка и бежать. Сейчас он в мире смертных, но на спине у него язва, которую и тысяча врачей не сможет вылечить. Если вы принесете ему этот кусочек его мяса, растертый в порошок, и вотрете его в язву, то он выздоровеет и щедро вознаградит вас.

Дин кланялся и благодарил, мясо он завернул в бумагу и хорошенько спрятал. Когда вышли за заставу, дух исчез.

Дин прибыл в Хэнань. Действительно, у некоего Чжана была на спине язва. Дин вылечил его и получил пятьсот золотых.

(116.) ТРУП ИЗ ШИМЭНЯ

Сельский писец Ли Нянь-сян, родом из Шимэня, что в провинции Чжэцзян, чтобы поторопить людей с уплатой арендной платы, отправился в округ. Ночью он попал в заброшенную деревню, где не было постоялого двора. Оглядевшись, Ли заметил вдалеке свет в какой-то лачуге и пошел туда. Подойдя поближе, он увидел сломанную бамбуковую изгородь, калитка была закрыта, из-за нее слышались чьи-то стоны. Ли громко крикнул:

— Сельский писец такой-то просит пустить его на ночлег, откройте поскорее двери.

Никто не ответил. Ли заглянул за изгородь — вся земля была покрыта соломой, а в ней лежал человек, худой, как скелет, лицо, словно оклеенное серой бумагой, длиной цуней в пять с лишним, шириной больше трех цуней; он еле дышал и весь извивался. Ли понял, что это тяжело больной, и несколько раз окликнул его, пока тот наконец не отозвался тихим голосом:

— Пусть гость сам толкнет калитку.

Ли послушался и вошел. Больной сказал, что он заразился во время морового поветрия и что все его домашние умерли. Говорил он очень грустно, но все же стал настаивать на том, чтобы пойти купить вина. Ли всячески его отговаривал, но тот так настаивал, что отказать было невозможно, и Ли пришлось дать ему двести цяней. Тот с большим трудом поднялся и, взяв деньги, ушел. Свет в доме потух. Ли очень устал и повалился на солому.

Вдруг он услышал какой-то свистящий звук, словно в соломе кто-то поднялся во весь рост. Забеспокоившись, Ли высек огонь из кремня и увидел худого человека с растрепанными волосами и лицом шириной цуня в три. Человек стоял с закрытыми глазами, как одеревеневший труп. Привстав, Ли окликнул его, но тот не отвечал. Ли испугался, снова высек огонь и заметил, что с каждой вспышкой огня лицо мертвого все приближалось к нему. Ли решил бежать отсюда. Согнувшись, он начал отступать; отступит на шаг, а труп приблизится па шаг. Еще больше испугавшись, Ли вырвал кусок изгороди и бросился наутек — труп за ним. Топча солому, задыхаясь, Ли как сумасшедший пробежал более ли, ворвался в винную лавку и с громким криком повалился на пол. Труп тоже упал. Хозяин винной лавки влил Ли в рот имбирного отвара, и тот пришел в себя. Когда он рассказал, что с ним случилось, то узнал, что моровое поветрие охватило всю деревню; преследовавший его труп был женой того больного человека. После смерти она еще не была положена в гроб; ощутив приближение мужского начала, душа хунь[384] покинула ее. Деревенские жители пошли искать больного, который ушел за вином. Он упал замертво около моста, не дойдя шагов пятьдесят до винной лавки. Деньги были зажаты в его руке.

(118.) ХУДОЖНИК РИСУЕТ ПОРТРЕТ ТРУПА

Лю И-сянь из Ханчжоу был искусным каллиграфом и портретистом. По соседству с ним жили отец и сын. Отец умер, и сын, отправившись покупать гроб, через другого соседа попросил Лю И-сяня написать портрет его отца.

И-сянь пошел к ним в дом. Там никого не было. Подумав, что покойник лежит наверху, И-сянь поднялся по лестнице, присел на постель покойника, вынул кисти, и вдруг труп вскочил. И-сянь понял, что это ходячий труп, и сидел, не шевелясь. Труп тоже не двигался; закрыв глаза и нахмурившись, он все время разевал рот. И-сянь подумал, что если он бросится бежать, то труп погонится за ним, и решил, что лучше уж заняться рисованием. Взяв кисти и развернув бумагу, он начал рисовать труп, а тот передразнивал каждое его движение. И-сянь стал громко звать, но никто ему не отвечал. Вскоре пришел сын умершего и поднялся наверх; увидев, что труп отца поднялся, он в ужасе грохнулся на пол, а шедший за ним сосед, увидев поднявшийся труп, так испугался, что свалился с лестницы. И-сяню пришлось напрячь всю свою волю, чтобы оставаться на месте, пока не пришли носильщики с гробом. Вспомнив, что ходячие трупы боятся метлы, И-сянь закричал:

— Принесите метлу!

Носильщики гроба поняли, что речь идет о ходячем трупе, взяли метлу, поднялись наверх и ударами метлы повалили труп на пол. Влив в рот лежавшего на полу сына имбирный отвар, они привели его в чувство, а труп уложили в гроб.

(119.) ИН-ЦЗЯО

Янчжоуская певичка Ин-цзяо в двадцать четыре года твердо решила выйти замуж. Был человек по имени Чай, который хотел взять ее в жены. Срок свадьбы уже был назначен, как в Ин-цзяо влюбился некий студент Чжу и за десять золотых попросил ее подарить ему радость. Певичка взяла деньги и сказала:

— В такой-то вечер приходите, и мы проведем ночь вместе.

Когда студент в назначенное время пришел, Ин-цзяо уже поднялась в паланкин, который должен был доставить ее в дом мужа. Чжу понял, что она обманула его, и раздосадованный ушел.

Через год Ин-цзяо заболела чахоткой и умерла. Чжу неожиданно увидел во сне, что Ин-цзяо вся в черном вошла к нему в дом и сказала: «Я пришла вернуть долг». Чжу в испуге проснулся. На следующий день в его доме родился черный теленок, который, словно привязанный, всюду ходил следом за Чжу. Когда его продали, за него выручили десять золотых. Деньги, потраченные на распутство, были возвращены вот таким ни на что не похожим способом.

(123.) СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫЕ СИЛЫ, ОБМАНУВ ЛЮДЕЙ, В НАКАЗАНИЕ ГУБЯТ ИХ

После того как нынешняя династия воцарилась во всей империи[385], некий Гу безрассудно решил поднять население двух уездных городов, Чаншу и Уси, на мятеж. Был там некий Дянь, который понимал, что нельзя рассчитывать на успех, но и отговорить Гу невозможно, поэтому он обратился к людям с такими словами:

— В нашей деревне есть чудотворный храм Гуань-ди, почему бы не помолиться Гуаню и не устроить гадание, бросив в реку железный меч генерала Чжоу[386]? Если меч потонет, значит, нас ждет поражение, если же поплывет, значит, нас ждет победа и можно поднимать мятеж.

Человек этот был уверен, что меч обязательно потонет, поэтому и решил попробовать таким способом удержать народ.

Сначала вознесли моления Гуань-ди, а затем всей толпой пошли и бросили меч в воду. Меч поплыл по воде, как банановый лист. Все изумились и обрадовались. В тот же день был поднят мятеж, в котором участвовало несколько десятков тысяч человек. Но неожиданно прибыли правительственные войска и истребили всех до единого.

(125.) СПРЯТАЛ ДУШУ В КУВШИН

В Юньнани и Гуйчжоу очень распространены магические талисманы и заклинания нечисти. Когда Фэй Юань-лун[387], служивший чиновником в суде, ехал в Юньнань, раб его семьи Чжан, ехавший верхом на лошади, вдруг громко закричал и свалился с лошади, а левая нога его исчезла. Фэй понял, что это дело нечисти, и объявил во всеуслышание:

— Тот, кто сможет вернуть ногу Чжану, получит награду.

Вскоре пришел какой-то старик и сказал:

— Я могу помочь. Когда Чжан был в родных местах, он, используя власть своего хозяина, держал всех в страхе, поэтому с ним и сыграли такую злую шутку.

Чжан стал умолять старика помочь ему. Старик развязал подвесной кошель и вынул оттуда ногу, крошечную, как у лягушки, подышал на нее, прочел заклинание и прилепил на место. Обе ноги у Чжана стали такими, как прежде, а старик, получив награду, ушел.

Кто-то спросил у достопочтенного Фэя, почему он не припугнул старика законом. Фэй ответил:

— Не принесло бы пользы.

Когда Фэй Юань-лун жил в Гуйчжоу, там был один негодяй, на которого было заведено столько судебных дел, что они высились словно гора. В суде его забили палками и труп бросили в воду, но по прошествии трех дней душа его вернулась в тело, а через пять дней он снова принялся за свои дурные дела. Так повторялось несколько раз, пока наконец не доложили об этом начальнику области. Тот сильно разгневался и попросил у трона разрешения отрубить преступнику голову. Тело и голова [казненного] находились в разных местах, но через три дня он снова ожил, голова и тело соединились, только на шее остался тонкий след, как красная нить. И снова он принялся за свои злые дела. Дошел даже до того, что избил свою старуху мать. Она обратилась с жалобой в суд. В руках она держала кувшин.

— Дурной сын, — сказала она чиновнику, — прячет свою душу в этом кувшине. Когда он сам понимает, что совершил серьезное преступление или очень дурной поступок, он остается дома, вынимает душу из тела, омывает ее и прячет в кувшин. И то, что власти карают или казнят, — это лишь его тело из плоти и крови. С помощью закаленной длительной практикой души он исцеляет свое разрубленное тело, и оно уже через три дня может вернуться к прежнему образу жизни. Но сейчас преступления его достигли предела — он избил меня, старуху, этого я снести не могу. Прошу вас, разбейте этот кувшин, развейте по ветру его душу с помощью ветрового колеса, и если после этого вы казните его снова, то можно надеяться, что мой дурной сын действительно умрет.

Сделали так, как она сказала. Его забили насмерть, а когда осмотрели труп, то увидели, что он уже начал разлагаться, хотя прошло меньше десяти дней.

(126). СТАРУХА ПРЕВРАЩАЕТСЯ В НЕЧИСТЬ

В двадцатом году правления под девизом Цянь-лун[388] в семье одного столичного жителя родился сын, у которого все время были судороги, так что, не прожив и года, он умер. Когда у ребенка бывали приступы, появлялось какое-то черное существо, похожее на филина. Оно порхало вокруг лампы, и чем быстрее оно летало, тем сильнее задыхался ребенок. Когда же ребенок испустил последний вздох, черное существо исчезло.

Некоторое время спустя в другой семье ребенок заболел той же болезнью. Об этом услыхал некий Ао из императорской охраны, человек суровый и смелый. Он пришел в ярость, взял лук и стрелы и стал ждать. Когда черное существо появилось, Ао выстрелил в него. Раздался крик, и на землю закапала кровь. Пойдя по кровавому следу, Ао дошел до двойной стены, перелез через нее и дошел до дома Ли — начальника военной палаты. След исчез под кухонным очагом в доме. Ао вошел со своим луком на кухню, удивленный Ли вышел к нему и спросил, в чем дело. Они были родней, и Ао все ему рассказал.

Ли приказал поискать под очагом. В соседней комнате увидели старуху с зелеными глазами, в пояснице у нее застряла стрела, с которой капала кровь. По виду старуха напоминала обезьяну. Когда начальник военной палаты Ли вернулся из Юньнани, где он служил, он привез с собой эту старуху из племени мяо, она была очень стара и сама говорила, что не помнит, сколько ей лет. Заподозрив, что она и есть та нечисть, стали ее допрашивать под пыткой. Старуха призналась, что умеет читать заклинания, с помощью которых может превращаться в необычных птиц. Дождавшись второй стражи, она вылетала из дому и пожирала мозги маленьких детей. Так она погубила несколько сотен детей. Достопочтенный Ли пришел в страшную ярость, велел связать ее и заживо сжечь на костре.

После этого все стало спокойно и судороги у маленьких детей прекратились.

(128.) ПОЙМАЛ БЕСА

Ван Ци-мин из Уюаня переехал в дом некоего цзиньши в Шанхэ; это было старое жилье родственника Вана — цзиньши Ван Бо. В год цзя-у правления под девизом Цянь-лун[389] ночью в первый день четвертой луны Ван Ци-мнну приснился какой-то злой дух, а когда он проснулся, то увидел этого духа, ростом с целый дом, стоявшего у его постели. Ван был человеком смелым, он вскочил и кинулся на беса, тот бросился к дверям, выбежал, но налетел на стену. Вид у него был очень растерянный. Ван догнал его, схватил за пояс. Но вдруг подул холодный ветер, лампа погасла, лица беса не было видно, а на ощупь он был очень холодным, и тело у него стало как бочка. Ван хотел позвать на помощь домашних, но голос застрял у него в глотке. Прошло много времени, пока ему удалось наконец закричать. Домашние отозвались. Тотчас же бес стал маленьким, как грудной ребенок, и когда люди прибежали с факелами, в руках у Вана был лишь клочок истлевшей ваты. За окном начали дождем сыпаться черепица и кирпичи. Домашние Вана в страхе стали просить его отпустить беса, но Ван засмеялся и сказал:

— Бесы напрасно пугают людей. Что они могут сделать? Если я его отпущу, то этим помогу творить зло. Лучше убить одного в назидание сотне других!

Левой рукой зажав беса, он взял принесенный домашними факел и стал поджаривать беса. Раздался треск, брызнула кровь, которая воняла так, что, когда прибежали перепуганные соседи, им пришлось зажать носы. Кровь стояла на земле больше чем на цунь в высоту, вонючая, жирная, как клей.

Так и осталось неизвестно, что это был за бес. Мой родственник Ван Фэн-тин увековечил эту историю в стихотворении «Поймал беса».

(133.) ВОЛОСАТЫЕ ЛЮДИ ВРЕМЕН ЦИНЬ[390]

В уезде Фансянь, что в области Юньян в Хугуане, есть гора Фаншань, высокая и неприступная, уединенная и далекая; в ней есть пещеры, похожие на комнатушки. В этих пещерах живет множество волосатых людей. Ростом они более чжана, все их тело покрыто волосами; они выходят из пещер, чтобы поедать людей, кур, собак.

Тот, кто сопротивлялся, выхватывал огнестрельное оружие и стрелял в них, не мог их даже ранить: пули падали на землю. Говорят, что единственный способ справиться с ними — это схватиться врукопашную и кричать: «Воздвигают Великую стену! Воздвигают Великую стену!» Тогда волосатые люди немедленно обращаются в бегство.

У меня был старый друг, господин Чжан Юй. Когда-то он служил в тех местах и сам убедился, что это правда.

Местные жители говорят, что во времена династии Цинь, когда воздвигали Великую стену, многие попрятались в горах. Они долго не умирали, а превратились в этих волосатых людей. Увидав людей, они обязательно спрашивают, закончилось ли уже строительство Великой стены, благодаря этому их узнают и пугают. Прошло уже несколько тысяч лет, но они все еще боятся циньских законов; отсюда видно, какой страх внушил император Ши хуан[391].

(134.) ЗВЕРЬ МО

На горе Фаншань водится зверь мо, он любит поедать медь и железо, а людям вреда на причиняет. Как только завидит плуги, мотыги, ножи, топоры местных жителей, у него даже слюни текут и он ест их, как мясо. Эти звери сожрали все железо на городских воротах.

(135.) ЧЕЛОВЕКОПОДОБНОЕ

В районе Халхи есть животное, похожее на обезьяну, но не обезьяна. Китайцы называют его человекоподобным, а инородцы — гэли. Оно постоянно подглядывает за [живущими] в хижинах, клянчит у людей еду и питье или просит табак. Когда человек позовет его, оно идет на зов.

Был один генерал, который приручил такое животное, заставлял его резать солому, собирать хворост, таскать воду из колодца... Животное оказалось очень способным и послушным. Через год у генерала истек срок службы в этих краях, и он собрался домой; человекоподобное стало перед генеральским конем, и слезы его лились дождем. Оно бежало за конем более десяти ли и все не отставало. Тогда генерал сказал ему:

— Ты не можешь сопровождать меня до Китая, так же как я не могу остаться с тобой в этих краях. Ты проводил меня, а теперь хватит.

Человекоподобное жалобно вздохнуло и пошло прочь, все время оглядываясь и провожая генерала глазами.

(136.) ЧЕЛОВЕК-КРЕВЕТКА

Когда установилась нынешняя династия, один старик, верный династии Мин[392], хотел погибнуть за родину, но не соглашался умереть от ножа, веревки, огня и воды, а мечтал весело умереть, как синьлинский правитель[393]. Он губил себя вином и женщинами, у него было множество жен и наложниц, и он целыми днями предавался разврату. Так прошло несколько лет, но он все не умирал, а лишь подорвал свое здоровье. Голова его скривилась набок, спина сгорбилась, он весь скрючился, как вареная креветка, и люди в насмешку прозвали его «человек-креветка».

(141.) В ВОРОТАХ ПРИЩЕМИЛИ БЕСУ НОГУ

Инь Юэ-хэн жил за воротами Гэншань[394] в Ханчжоу. Возвращаясь как-то домой с порогов реки Ша, он нес за пазухой полцзиня водяных орехов. Дорога шла мимо пруда Воюй[395], люди здесь встречались редко, место было заброшенное, неподалеку находилось несколько общественных могил.

Инь вдруг почувствовал, что сверток за пазухой стал совсем легким, пощупал — а орехов нет. Тогда он повернул назад, чтобы поискать свои орехи, дошел до могил и на одной из них увидел орехи, уже расколотые и очищенные. Инь поднял орехи, положил их за пазуху и поспешил домой.

Не успел он съесть все орехи, как заболел и стал громко кричать:

— Мы давно не ели водяных орехов, хотели одолжить у тебя и насладиться ими, а тебе обязательно потребовалось возвращаться за ними. Раз ты такой жадный, мы пришли в твой дом и пока не наедимся до отвала, не уйдем!

Домашние Иня перепугались и выставили угощение, чтобы искупить вину хозяина дома.

У жителей Ханчжоу есть обычай: когда выпроваживают беса, то человек, идущий впереди, провожает беса за ворота, а идущий сзади запирает ворота. Эта семья последовала обычаю, но ворота закрыли слишком поспешно, и Инь громко закричал:

— Если вы пригласили гостей, так надо принимать их с должными почестями. Мы еще не вышли, а вы уже заперли ворота и прищемили мне ногу. Боль непереносимая! Если вы не приготовите снова большое угощение, то я вообще не выйду за ворота!

Пришлось снова изгонять бесов молитвами и приношениями, и только тогда Инь пришел в себя. Ему становилось то лучше, то хуже, болезнь не оставляла его, и в конце концов он умер.

(142.) МОЛИТВЕННОЕ И ЖЕРТВЕННОЕ ОБРАЩЕНИЕ К БОГУ ГРОМА[396]

Хуан Сян-чжоу рассказывал:

У одного крестьянина, жившего поблизости от меня, был сын. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, его убило громом. Отец его сочинил молитвенное и жертвенное обращение к грому, в котором говорилось: «Кто посмеет оскорбить бога грома? Кто посмеет воспрепятствовать богу грома? И все-таки у меня есть вопрос к богу грома: если это наказание моему сыну за грехи, совершенные в этой жизни, то ведь ему только-только исполнилось пятнадцать лет; если же это наказание за грехи, совершенные в прошлой жизни, то почему ему вообще была дарована эта жизнь? Бог грома! Бог грома! Что ты скажешь на это?»

Сочинив это обращение, он написал его на желтой бумаге и сжег.

Внезапно раздался удар грома, и сын ожил.

(144.) ЧЖОУ ЖО-СЮЙ

Чжоу Жо-сюй долго бедствовал, сорок с лишним лет он учительствовал в деревне Сецзядянь. Все местные жители, и старые и малые, учились у него.

Однажды вечером, после ужина, когда он сидел один в школе, пришел его ученик, некий Фэн, поклонился и попросил Жо-сюя срочно пойти к нему домой по очень важному делу. Сказав это, Фэн попрощался; вид у него был встревоженный и огорченный.

Жо-сюй вспомнил, что Фэн давно уже умер, значит, тот, кого он видел, был бес; он сильно испугался.

Когда Жо-сюй пришел в дом Фэна, отец того, [Фэн] Мэн-лань, стоял за воротами; увидев Жо-сюя, он пригласил его зайти в дом, выпить. Жо-сюй не стал объяснять ему, почему он пришел, а начал разговор о будничных делах. Подошло уже к третьей страже, возвращаться домой было невозможно, и Мэн-лань оставил гостя ночевать в верхнем помещении. Ему поставили там лежанку, а за стеной спала госпожа Ван — жена покойного Фэна. Оттуда слышались какие-то звуки, похожие на рыдания.

Жо-сюй зажег свечу и не стал ложиться спать. Вскоре он увидел, что по лестнице поднимается женщина в черном; вытянув шею, она заглянула в комнату. Сначала была видна только часть ее лица, потом и вся фигура.

— Кто это? — спросил Жо-сюй.

— Господину Чжоу в такое время следовало бы спать, — злобно ответила женщина.

— Сплю я или нет, какое вам до этого дело? — сказал Жо-сюй.

— А какое дело вам до того, кто я такая? — спросила женщина.

Волосы у нее были растрепаны, по лицу лилась кровь; взмахнув веревкой[397], она бросилась вперед. Жо-сюй закричал. Старый [Фэн] Мэн-лань с факелом в руках поднялся наверх. Жо-сюй рассказал ему, что видел. Тогда старик крикнул невестке, чтобы открыла двери. Та не откликалась. Взломали дверь, вошли — а невестка висит на балке. Жо-сюй и старик сняли ее, стали приводить в чувство. Через некоторое время женщина пришла в себя. Так как утром она поссорилась с младшей сестрой мужа, а свекор выбранил ее, она решила покончить с собой. Злая бесовка воспользовалась этим и пришла [найти себе замену]. Муж, находясь в Царстве мертвых, узнал об этом и попросил помощи у Жо-сюя.

(150.) ВЕТЕР ЧУДИТ

В Дацзинпине, что в Лянчжоу, у горы Суншань, в песках находится древнее поле [боя]. Командующий Тасыха[398] вел свои войска мимо этого места; повсюду белые травы и желтые облака, им не было конца и предела. Внезапно увидели гору высотой в тысячу жэней, внутри ее виднелись десятки тысяч искр, затмевавших своим сиянием солнце. Затем послышались такие раскаты грома, что и люди и лошади испугались. Командующий закричал, что гора движется. Вскоре она приблизилась к ним. [Люди] не успели уклониться и, зажмурив глаза, попрыгали с лошадей наземь, поддерживая друг друга. Через мгновение все кругом потемнело, люди катались по земле, лошади тоже упали. Прошло много времени, пока все успокоилось. У тридцати шести человек лица были залиты кровью: камешки впились им под кожу на глубину полцуня. Оглянулись на гору — а она уже отодвинулась на несколько десятков ли.

Наступил вечер, когда они прибыли в лагерь Дацзинпин. Тасыха доложил [о случившемся] главнокомандующему Ма Чэн-луну. Тот, улыбнувшись, сказал:

— Это ветер чудит, а не гора перемещается. Если бы гора двигалась, то и вы и все остальные погибли бы. Ветер на границе холодный, здесь часто случается такое. Смертельных случаев не бывает, но вас и других побило камнями, и шрамы останутся навсегда.

(152.) СТАРУХА ПРЕВРАТИЛАСЬ В ВОЛЧИЦУ

В Яйчжоу, что в провинции Гуандун, у одного крестьянина по фамилии Сунь была мать-старуха лет семидесяти с лишним. Как-то вдруг обе ее руки обросли шерстью, которая стала расти и на животе, и на спине, а потом [даже] на ладонях; шерсть была повсюду длиной более цуня. Тело постепенно скрючилось, вырос хвост. Однажды она упала на пол, превратилась в белую волчицу, распахнула ворота и выбежала. Домашние не могли ее удержать. Говорят, что каждый месяц или через две недели она возвращалась домой, чтобы повидать сына и внуков, ела и разговаривала, как в прежние дни. Соседи ее ненавидели и решили зарезать или застрелить из лука. Тогда невестка купила свиное копыто, дождалась, когда старуха снова придет, и сказала ей:

— Свекровь съест это угощение, и больше ей приходить не следует. Ваши дети и внуки знают, что вы любите свою семью и не причините ей вреда. Но соседям откуда это знать? Они могут ранить вас ножом или стрелами. Каково будет вашему сыну и невестке?

Невестка замолчала, а волчица жалобно завыла. Потом она обошла весь дом напоследок, ушла и больше уже никогда не приходила.

(156.) ПРИГВОЖДЕННЫЙ БЕС ОСВОБОДИЛСЯ

Сыщик Инь Цянь из Цзюйжуна славился умением ловить воров. Каждую ночь он караулил в уединенных местах. Однажды, когда он шел в одну из деревень, его толкнул в спину какой-то человек с веревкой в руках, который очень быстро бежал. Инь подумал, что это наверняка разбойник, и побежал за ним следом. Добежав до какого-то дома, человек перелез через стену и вошел в дом. Инь подумал, что лучше не арестовывать его сейчас, а подождать. Если взять его сейчас и отвести к чиновнику, то вознаграждения могут и не дать, а если подождать, пока тот выйдет с добычей, то наверняка дадут большую награду. Вдруг послышался тихий жалобный плач. Охваченный подозрениями, Инь перелез через стену и вошел в дом. Он увидел женщину, причесывавшуюся перед зеркалом, а на балке человек с растрепанными волосами пытался накинуть ей на шею веревку.

Инь понял, что это — дух повесившейся, который ищет себе замену. Он громко закричал, разбил окно и влез в комнату. Прибежали испуганные соседи. Инь рассказал им, в чем дело. И действительно, они увидели женщину, висящую на балке. Они сняли ее и вернули к жизни. Свекор и свекровь женщины пришли их благодарить, принесли вино. Когда все разошлись, Инь пошел домой прежней дорогой. Еще не рассвело; сзади послышались шаги, Инь оглянулся — это был бес с веревкой.

— Какое тебе дело до того, что я ловил ту женщину, — закричал бес злобно. — Ты помешал мне! — И стал обеими руками дубасить Иня.

Тот был человек смелый и крепкий и ответил такими же ударами; места, которых касался его кулак, были холодные и вонючие.

Постепенно рассвело, бес с веревкой стал ослабевать, а у Иня сил прибавилось. Он крепко схватил руками беса и не отпускал. Появившийся на дороге прохожий увидел, что Инь обнимает гнилое дерево и яростно бранится. Подойдя ближе, прохожий заметил, что Инь ведет себя словно во сне. Когда Инь пришел в себя, гнилое дерево упало на землю. Инь рассвирепел:

— Бес прилип к этому дереву, я его не пощажу!

Он взял гвоздь и прибил дерево к столбу в своем дворе. Каждую ночь слышались стоны и плач, словно от невыносимой боли. Прошло несколько ночей, и стали слышаться другие голоса, словно маленькие дети пришли утешать беса и просить Иня пощадить его. Но Инь не обращал на это внимания.

Один из бесов сказал:

— Счастье твое, что хозяин дома пригвоздил тебя, а не привязал веревкой, это было бы куда хуже.

На следующий день Инь заменил гвоздь веревкой. До вечера не было слышно плача, а на следующий день гнилое дерево исчезло.

(159.) ДВЕ ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ ДОСТОПОЧТЕННЫМ ИНЬ ВЭНЬ-ДУАНЕМ[399]

В пятнадцатом году правления под девизом Цянь-лун[400] достопочтенный Инь Вэнь-дуань был губернатором в Шэньси. Некий Гу из Сучжоу, назначенный начальником округа Суйдэ, всегда имел цветущий вид, но, когда в девятую луну указанного года он прибыл в Сиань и попросил аудиенцию, он выглядел очень плохо, и достопочтенный Инь спросил, не болен ли он.

Преклонив колени, Гу ответил:

— Всю свою жизнь я учился и никогда не верил в сверхъестественные силы, к тому же разве я посмею занимать вас всякими выдумками! Мне предстоит сегодня умереть, и я считал своей обязанностью доложить вам обо всем.

В седьмой день пятой луны этого года, ранним утром я сидел в своем кабинете и вдруг увидел, как вошел человек в черной одежде и шапке. В руке у него была пригласительная карточка. «Такой-то сановник просит вас, достопочтенный, произвести допрос. Лошадь ожидает вас», — сказал он.

Я посмотрел на карточку; на ней стояло имя Тан Ши, чиновника одного со мной ранга. Я сел на лошадь и выехал из города. Проехав тридцать ли к северу, я доехал до присутственного места. Там меня встретил человек в одежде и шапке, какие носили в древности. «Вы напрасно прибыли, почтенный, — сказал он. — Если вы хотите, чтобы ваше имя было в списке, посылаемом верховному владыке, то это можно оспорить».

Я молчал. Стоявший рядом писец опустился на колени и раскрыл книгу, в ней был неоконченный очерк моей жизни, который сможет быть завершен только в двадцать четвертый день восьмой луны. Человек в древней одежде приказал тому, в черном, проводить меня домой, так как назначенный срок еще не наступил.

Я снова сел на лошадь, проехал тридцать ли и вошел в свой дом. Там я увидел мое мертвое тело, лежавшее на постели, рядом рыдала жена. Человек в черном втянул меня в мое мертвое тело через рот, но я не мог найти себе места: мои конечности, мышцы, кости и внутренности — все болело. После того как ко мне вернулось сознание, меня пришлось кормить и поить.

С тех пор я снова занимался делами, а когда подошло утро 24-го дня восьмой луны, оделся, простился с сослуживцами, друзьями, женой и детьми и, плача, сказал:

— Пока не остыл труп, повремените обряжать покойника до полудня.

Потом я потерял сознание. Действительно, человек в черном прибыл и проводил меня туда, где я уже был раньше.

В зале за двумя столами друг против друга сидели люди в древних одеждах и головных уборах, как в суде в мире смертных. Писец делал перекличку; знакомых мне имен не было. Третьим было названо имя низшего служащего из этого округа, а восемьдесят пятым — имя писца из этого округа. Остальные, хотя и были мне знакомы на вид, но как их зовут, я не знал. Двух человек вызвали к столу, чтобы допросить. Они утверждали, что не знают, как попали сюда. На это человек в древней одежде сказал, смеясь: «О чем вы говорите? Вам уже давно полагалось здесь служить».

Поняв, в чем дело, я спросил, когда мне положено прибыть.

«В седьмой день десятой луны этого года, — последовал ответ, — а пока можете вернуться и заниматься служебными делами».

Мы попрощались, и я снова стал жить, как прежде. Но тело мое было в еще худшем состоянии. Вскоре в уезде начался мор, и один писец и курьер умерли во время него.

Сейчас наступила уже девятая луна. Срок моей смерти недалек. Поэтому я и приехал проститься с вами.

Достопочтенный Инь выразил Гу свое сочувствие. Заливаясь слезами, Гу попрощался и ушел.

В первую луну следующего года, совершая инспекционную поездку, Инь проезжал через Суйдэ. Ему вспомнилась эта история, и он спросил о Гу. Оказалось, что тот здоров.

Гу явился с визитом, вид у него был цветущий, как всегда.

— Как же это вышло, — спросил в шутку Инь, — что предсказание бесов сбылось для писца и курьера, но оказалось ошибочным в отношении вас?

Гу, отвешивая поклоны, благодарил за оказанное ему внимание; он и сам не понимал, как это случилось.

Когда достопочтенный [Инь Вэнь-дуань] был губернатором в Шэньси, начальник уезда Хуаинь прислал ему следующее донесение:

«Излагаю в подробностях столкновение со злым духом и рапортую о своей смерти. Перед третьим залом в моем присутствии есть старый ясень, затемняющий помещение. Я хотел его срубить, но служащие сказали:

— У этого дерева есть свой дух, поэтому его нельзя рубить.

Я не поверил и приказал срубить дерево, да еще и корни выкорчевать. Когда корни выкорчевали, то показался кусок свежего мяса, а под ним рисунок с изображением нагой женщины, лежавшей навзничь. Я с отвращением сжег рисунок, а мясо отдал на съедение собаке. В ту же ночь я почувствовал смятение в душе. Я не был болен, но стал чахнуть, и с каждым днем мне становилось все хуже. Какие-то противные звуки бились в моих ушах, глазам ничего не было видно, но уши слышали. Я понял, что мне недолго осталось жить на этом свете. Прошу вас, пошлите на мое место другого».

Получив это донесение, достопочтенный Инь положил его в рукав, а потом дал его прочесть своему приятелю, спросив при этом:

— Как надо ответить на это донесение?

Не успел он еще кончить фразу, как из уезда Хуаинь прибыло донесение о смерти начальника [уезда] от тяжелой болезни.

(161.) БЕС МОРОВОГО ПОВЕТРИЯ

В год бин-цзы правления под девизом Цянь-лун[401] дядя Сю И-шэня из Хучжоу — Юэ Лю-минь, назначенный начальником канцелярии, поселился в доме, пожалованном министром роду Юэ. Когда Сю И-шэнь вернулся в Хучжоу, он посетил своего дядю. Стояла жаркая погода, и Сю мылся в кабинете. Луна светила не ярко. Сю почувствовал, что из окна несет каким-то вонючим дымом и дует так, что лежавшая на столе метелочка из петушиных перьев крутилась не переставая. Сю постучал по кровати и крикнул. Тогда висевшее на кровати полотенце и чашка с чаем вылетели из окна. За окном росло самшитовое дерево, раздался треск — чашка ударилась о него и разлетелась на куски. Сю испугался и послал слугу поглядеть. Тот увидел, как черная тень обвила осколки, послышались звуки, словно падает черепица. Прошло много времени, пока наконец не наступила тишина.

Сю сидел на постели и вдруг увидел, как метелочка снова задвигалась. Тогда он встал и взял метелочку в руку; она была мягкая и влажная, как растрепанные женские волосы, и от нее шел такой запах, что невозможно было находиться близко. Из руки Сю в плечо ударил холод, но он терпел и не выпускал метелочку. В углу вдруг послышались звуки, доносящиеся как будто из чана. Сначала это было похоже на то, как учится говорить попугай, потом на лепет ребенка:

— Моя фамилия У, имя Чжун, я пришел с озера Хунцзэху. Испуганный молнией, я спрятался здесь, молю вас отпустить меня.

— Сейчас в Умэне сильный мор, — сказал Сю, — уж не бес ли ты морового поветрия?

— Да, — послышалось в ответ.

— Раз ты бес морового поветрия, — сказал Сю, — тем более я не отпущу тебя, чтобы ты не причинял вреда людям.

— Есть средство избежать заразы, — сказал бес, — осмелюсь просить вас пощадить меня в обмен на рецепт.

Сю приказал бесу назвать лекарства и записал их. Вонь была ужасная, а холод в руке Сю стал совсем нестерпимым, так что он хотел было выпустить метелочку из рук, но боялся, что она натворит бед. Тогда он велел слуге, стоявшему рядом, опустить метелочку в винный кувшин и запечатал отверстие; кувшин бросили в озеро Тайху.

Рецепт был такой: «Четыре ляна трюфелей, брызги фольги из тридцати пластинок, три цяня киновари, один лян квасцов, четыре ляна ревеня смешать с водой, приготовить пилюли, на каждый прием по три цяня».

Начальник сучжоуской области Чжао Вэнь-шань попросил этот рецепт, чтобы помочь народу, и все остались живы.

(163.) ТРИ ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ ИСТОРИОГРАФОМ СЯ

Когда господин Ся Ли-гу[402] из Гаою, назначенный инспектором училищ в Хунань, проезжал на джонке по озеру Дунтин, поднялся сильный ветер и волны. Множество джонок вынуждено было причалить к берегу.

Господин Ся, человек нетерпеливый, хотел прибыть на место в назначенный срок, поэтому приказал рулевому идти против ветра. Остальные джонки, следуя за ним, подняли паруса. Когда они доплыли до середины озера, ветер стал еще сильнее, все вокруг потемнело, белые валы вздымались как горы. На поверхности озера появились два крошечных человечка ростом в чи с небольшим, с черными лицами. Они показали знаками, чтобы джонки остановились. Люди во всех джонках видели их.

Вскоре ветер стих, выглянуло солнце, и тьма исчезла.

Слуги из канцелярии инспектора училищ, где поселился господин Ся, средь бела дня видели нечисть, и каждый, кто ее видел, обязательно заболевал. Супруга господина Ся велела запереть двери и запретила слугам и детям выходить в сад после полудня, а господина Ся просила принести жертвоприношение, но он не верил [слухам].

Как-то ночью, читая при светильнике, он услышал несущийся с запада жалобный плач. Звуки становились все громче, в окна стал бить летящий песок, словно струи дождя.

Господин Ся громко крикнул:

— Я понял, чего вы хотите, завтра принесу вам жертвы. Ладно?

Постепенно шум стал удаляться и вскоре совсем затих.

Наутро достопочтенный Ся отправился искать место, откуда доносились звуки. Оказалось, это разрушенное здание, где находились несколько десятков дощечек с именами лиц, скончавшихся на посту инспектора училищ. Придерживаясь списка, господин Ся принес им всем жертвы, и с тех пор чудеса здесь прекратились.

Чжу Ши-сю, ученик достопочтенного Ся, ехал из Фуцзяни в столицу. Когда он доехал до уезда Шипин, в Шаньдуне, наступил уже вечер, и надо было укрыться где-то на ночь от ветра и дождя. Чжу послал вперед слугу, чтобы тот отыскал постоялый двор, а сам остался ждать его в экипаже у развилки трех дорог.

Когда наступила вторая стража и совсем стемнело, Чжу увидел вдалеке меж деревьев свет, то поднимавшийся наверх, то опускавшийся вниз, и решил, что это идет слуга с факелом. Вскоре свет приблизился; он был огромный, как несколько десятков колес, соединенных вместе. Когда свет взмывал вверх, он достигал неба, а когда опускался вниз, то доставал до лошадиных копыт. Испуганный Чжу понял, что это не может быть светильник, сделанный руками человека. Когда свет совсем приблизился, в нем стали видны три человека, прошедшие мимо экипажа. У того, что был в середине, глаза находились на лбу, одет он был в красное платье с широким поясом, осанка его была величественной, с обеих сторон его поддерживали под руки двое красавцев в парчовых одеждах; впереди быстро шел седой сгорбленный старик, на спине у него было отверстие, похожее на пиалу, из которого исходил свет, словно дым из дымохода очага. Увидев людей, они не выразили ни удивления, ни испуга, а продолжали свой путь; дойдя до дальней деревни, исчезли в ней.

Вскоре подошел слуга с хозяином постоялого двора. Когда Чжу рассказал им о том, что видел, оба очень удивились.

(165.) БЕС-ПОСЫЛЬНЫЙ ПОЗАРИЛСЯ НА ВИНО

Юань Гуань-ланю из Ханчжоу было уже сорок лет, но он не был женат. Ему очень понравилась красавица дочь соседа. Девушка отвечала ему взаимностью, но отец ее был недоволен тем, что Юань беден, и отказал ему. От любовной тоски девушка заболела и умерла. Юань очень тосковал по ней и лил слезы. Как-то лунной ночью, не зная, как развеять печаль, он в одиночестве пил вино; вдруг в углу у стены он заметил человека с растрепанными волосами, который держал в руках веревку, словно ведя кого-то на ней. Человек этот искоса поглядывал на Юаня и тихонько посмеивался. Решив, что это соседский посыльный, Юань подозвал его:

— Хотите выпить?

Тот кивнул головой. Юань налил ему чашку и подал. Тот понюхал, но пить не стал.

— Не нравится, что холодное? — спросил Юань.

Тот снова кивнул головой.

Юань подогрел чашку и протянул человеку, тот снова понюхал, но не пил. Когда он нюхал вино, лицо его покраснело, он широко разинул рот и не закрывал его. Юань влил ему вино в рот; с каждым глотком лицо человека уменьшалось, а когда он выпил весь чайник, то и лицо его и тело стали маленькими, как у новорожденного ребенка. Он не мог двинуться, а на веревке у него оказалась соседская девушка. Юань очень обрадовался, взял глиняный сосуд, затолкал туда человека с растрепанными волосами, запечатал отверстие и нарисовал восемь триграмм[403], чтобы тот не мог выбраться наружу. Затем он освободил девушку от пут, ввел ее в дом, они стали мужем и женой. Ночью девушка обретала плоть и сливалась с ним в близости, днем же ее было только слышно.

Так прошел год. Как-то она радостно сказала:

— Я смогу снова жить и быть вам настоящей женой. Завтра в такой-то деревне умрет одна девушка. Я воспользуюсь ее трупом и смогу ожить. Если вы сочтете это возможным, то сэкономите и на свадебных расходах.

На следующий день Юань отправился в ту деревню. Действительно, там умерла девушка, труп которой только обрядили. Мать и отец девушки горько плакали.

Юань обратился к ним:

— Согласитесь отдать ее мне в жены! У меня есть средство, с помощью которого душа ее вернется.

Родители девушки очень обрадовались и дали согласие. Юань что-то пошептал девушке на ухо, и она тут же вскочила. Вся деревня была в смятении, считая ее духом. То, что девушка вспоминала, касалось не ее семьи. Через год она постепенно стала все понимать, а облик ее был краше, чем у первой девушки.

(170.) ВОЛОСАТЫЙ ВЕЛИКАН ХВАТАЕТ ЖЕНЩИНУ

На северо-западе большинство женщин, справляя малую нужду, не пользуются ночным горшком. В уезде Сяньнин провинции Шэньси была женщина по фамилии Чжао, лет ей было двадцать с небольшим, чистенькая, красивая. Однажды лунной ночью в самый разгар лета она выскочила полураздетая по малой нужде и долго не возвращалась. Муж ее услыхал за стеной шум, словно падает черепица, забеспокоился и вышел посмотреть. Видит — жена, совершенно голая, висит на стене, ноги по ту сторону, а руки — по эту. Он подхватил ее, но она не могла произнести ни слова, только разевала рот, из которого вылетали куски глины. Когда она наконец смогла заговорить, то рассказала:

— Вышла, чтобы помочиться, только спустила штаны, как вдруг увидела за стеной огромного волосатого человека со сверкающими глазами. Он манил меня рукой. Я побежала прочь, но он протянул из-за стены огромную ручищу, схватил меня за волосы и втащил на стену. Потом он замазал мне рот глиной и стал стаскивать меня со стены. Я уцепилась обеими руками за стену, но сил уже не хватало. Тут, к счастью, ты подоспел мне на помощь.

Чжао вытянул шею и посмотрел за стену: там действительно оказался огромный волосатый человек, похожий на обезьяну, который сидел под стеной на корточках, держа обеими руками женщину за ноги. Чжао обхватил жену и стал тащить ее к себе, но сил у него не хватило. Тогда он стал звать соседей, но те жили далеко, не отозвались. Чжао бросился в дом, схватил нож, думая ударить им волосатого человека по рукам и освободить жену. Пока он бегал за ножом, волосатый человек утащил женщину за стену. Чжао распахнул ворота и побежал вдогонку. Тут прибежали соседи. Волосатый великан бежал с быстротой ветра. Женщина жалобно звала на помощь. Бежали более двадцати ли, но так и не догнали.

На следующее утро пошли по следам, оставленным огромными ногами великана. Среди деревьев увидели мертвую женщину. Руки и ноги ее были связаны огромными лианами, на губах следы зубов великана, на теле — следы насилия, кожа порвана, кости обнажились, земля на целый доу залита кровью. Вся деревня горевала, и даже чиновник, которому сообщили об этом, не мог удержаться от слез.

Тело покойной положили в богатый гроб. В погоню за великаном были посланы охотники, но его так и не нашли.

(172.) ЛИСА-БЕССМЕРТНАЯ В ТЕЧЕНИЕ ТРЕХ ЛЕТ ВЫДАЕТ СЕБЯ ЗА ГУАНЬ-ИНЬ

Студент Чжао из Ханчжоу сопровождал Чжан Тянь-ши[404]; когда они по дороге зашли в Баодин, то на постоялом дворе увидели красавицу женщину, которая упала на колени перед ступенями, словно умоляя о чем-то. Чжао спросил о ней у Чжан Тянь-ши.

— Это лиса, — ответил тот. — Она просит у меня позволения присваивать жертвоприношения людей.

— Вы позволите ей? — спросил Чжао.

— Она занималась самосовершенствованием и может творить чудеса. Если будет присваивать жертвоприношения, боюсь, что станет еще красивее и могущественнее и будет насылать на людей злые чары.

Студенту очень понравилась красавица, и он стал за нее просить.

— Мне трудно отказать вам, — сказал Чжан Тянь-ши, — но я разрешу ей получать жертвоприношения только три года. Больше этого срока нельзя.

Он велел чиновнику написать решение на желтой бумаге, вручил его и ушел.

Три года спустя Чжао, получив назначение, покинул столицу. Проезжая Сучжоу, он услыхал, что в некоей буддийской обители на горе Шанфаншань[405] Гуань-инь творит чудеса, и решил отправиться туда помолиться ей. Когда он прибыл к подножию горы, другие паломники сказали ему, что надо идти пешком:

— На этой горе Гуань-инь чудотворная, все носильщики паланкинов, поднимающиеся в гору, падают на полдороге.

Чжао не поверил и стал подниматься на гору в паланкине. Его несли десять солдат, но паланкин действительно сломался, и Чжао упал на землю. К счастью, он не пострадал. Выйдя из паланкина, Чжао пошел пешком. Войдя в храм, он увидел, как там возжигают курения в большом количестве, как Гуань-инь сидит за занавесом и люди не могут разглядеть ее.

Чжао спросил у монаха, тот ответил:

— Изображение так прекрасно, что может вызвать дурные мысли у лицезреющих его.

Чжао во что бы то ни стало хотел увидеть изображение. И действительно, она была прекрасна, совсем иная, чем Гуань-инь в других местах. Чжао вгляделся пристальнее, и ему показалось, что он уже видел ее. И через некоторое время он узйал ее: это была женщина с постоялого двора в Баодине. Чжао страшно рассердился. Тыча в нее пальцем, он закричал:

— Благодаря моим просьбам ты получаешь жертвоприношения, вместо того чтобы помнить о моем благодеянии, ты ломаешь мой паланкин! Совсем потеряла совесть! И к тому же ведь Чжан Тянь-ши разрешил тебе только три года пользоваться жертвоприношениями, срок этот уже истек, а ты не убралась отсюда. Разве можно нарушать условие?

Не успел он договорить, как изображение упало на пол и разбилось на куски. Монах очень испугался, но что он мог сделать? Ему пришлось отпустить Чжао, который пожертвовал золото на новую статую Гуань-инь. С тех пор чудеса прекратились.

(177.) ДУХ ЛИХОРАДКИ

Начальник уезда Шанъюань Чэнь Ци-дун в молодости вместе с неким Чжаном поселился в храме Гуань-ди в Тайпинфу. Чжан заболел лихорадкой. Чэнь, живший в одной с ним комнате, как-то раз очень устал и прилег днем на постели. Вдруг видит — за дверью стоит мальчик, лицо белое и светится, а одежда, шапка, чулки, туфли — все черного цвета, просунул в дверь голову и смотрит на Чжана. Чэнь сначала подумал, что это служка из храма, и ни о чем его не спросил. Тут у Чжана начался приступ, и мальчик ушел. Приступ сейчас же прекратился.

В другой раз Чэнь спал и вдруг услышал, что Чжан кричит в бреду и его рвет желчью. Чэнь в испуге проснулся, видит — мальчик с очень довольным видом стоит перед постелью Чжана, делает руками и ногами танцевальные движения, радостно смеясь. Тогда Чэнь понял, что это — дух лихорадки. Он подошел и толкнул мальчика, рука его сразу заледенела. Мальчик выбежал с шумом, похожим на свист ветра. Чэнь бежал за ним до центрального зала, где тот исчез.

Здоровье Чжана пошло на поправку, а на руке у Чэня осталось черное, как сажа, пятно, которое исчезло только через несколько дней.

(178.) ОШИБОЧНО ПОДРАЖАЕТ У СУНУ[406]

В доме Ма Гуань-ланя из Ханчжоу во все четыре сезона обязательно совершали жертвоприношения воротам. Я спросил:

— Это ведь одно из пяти жертвоприношений[407] по древним обрядам, сейчас эти обряды давно уже забыты, почему же ваша семья соблюдает их?

— Раб нашей семьи Чэнь Гун-цзо, — ответил Ма, — любил выпить. Каждый вечер он обязательно напивался и, вернувшись, стучал в ворота. Однажды я услыхал шум и крики за воротами, вышел посмотреть. Раб, лежа на земле, сказал:

«Я вернулся и увидал за воротами мужчину и женщину, оба без головы, головы держат в руках. Женщина закричала мне:

— Я жена твоего старшего брата. Действительно, я развратничала, и если бы меня убил мой муж, это бы еще куда ни шло, но ты — ты ведь только его младший брат, тебе не пристало убивать меня! Муж хотел меня убить, но у него доброе сердце, и рука не поднялась. Ты отнял у него нож и убил меня за него. Разве это было твое дело? Каждый раз как я приходила сюда, чтобы найти тебя, ворота в доме твоего хозяина были для меня недоступны, поэтому сегодня я ждала тебя за воротами».

Она плюнула в лицо раба, а бес-мужчина швырнул в него свою голову, и раб свалился на землю. Услыхав голос человека, бесы исчезли.

Домашние господина Ма помогли рабу добраться до постели, и он рассказал, что в молодости с ним действительно произошла такая история. Он прочитал тогда роман «Речные заводи», восхищался У Суном — и вот столкнулся со случаем разврата.

— В романах не бывает истины, — сказал кто-то, — как же можно было так безрассудно подражать У Суну? К тому же он убил жену своего брата за то, что она убила его брата. Если же столкнулся с обычным проступком или с развратом, то по государственному закону это карается лишь побоями. Как же ты мог за брата убить его жену?

Не успел говоривший замолчать, как раб широко раскрыл глаза и проговорил женским голосом:

— Если каждый будет произвольно судить о справедливости, на что это будет похоже? На что это похоже? — он трижды поклонился говорившему и умер.

Из-за слов бесовки господин Ма с большим тщанием приносил жертвы духам ворот[408] и завещал делать это следующим поколениям своей семьи.

(180.) МОГИЛЫ ДЕВЯТИ МУЖЕЙ

За южными воротами Гоужуна есть могилы девяти мужей. Рассказывают, что [там] жила когда-то женщина редкой красоты. Муж ее умер, она осталась с маленьким сыном. Семья была богатая, приняли в дом нового мужа, от него родился сын. Муж этот тоже умер, и она похоронила его рядом с первым; затем снова вышла замуж, но и этот муж умер, как двое первых. Она была замужем девять раз и родила девятерых сыновей. Девять могил располагались по форме круга, а когда она умерла, ее похоронили посредине этого круга из девяти могил.

Каждый день на заходе солнца в этом месте поднимался сильный ветер, а ночью слышались крики и шум, словно мужья из ревности дрались за свою жену.

Прохожие боялись здесь ходить, да и в соседней деревне так были этим обеспокоены, что сообщили начальнику уезда — Чжао Тянь-цзюе. Он прибыл на это место, вокруг расставил служащих из своего ямыня, а курьерам и писцам велел стать у изголовья каждой могилы и длинными палками нанести по тридцать ударов. С тех пор все стало тихо.

(183.) СТОНОЖКА ПЛЮЕТСЯ КРАСНЫМИ ПИЛЮЛЯМИ

Мой дядя Чжан Шэн-фу как-то проходил мимо горы Яньтан в Вэньчжоу. Солнце было в зените, когда он в одиночестве шел вдоль ручья; с северо-запада вдруг донесся затхлый запах, и питон длиной в несколько чжанов взмыл в воздух и понесся, как стрела, словно кто-то гнался за ним. Его преследовала золотисто-коричневая стоножка размером в пять-шесть чи. Питон уполз в ручей, стоножка не могла последовать за ним в воду, тогда она затрясла всеми своими ножками, издавая свистящий звук, потом очень долго втягивала в себя воду и выплюнула красную пилюлю, похожую на свежую кровь. Когда пилюля упала в ручей, вода в нем стала горячей и почти сразу же закипела. Питон не мог выбраться и сразу издох. Проплыв по поверхности воды, стоножка вскарабкалась на голову питона и стала поглощать его мозг, по-прежнему втягивая в себя воду и выплевывая красные пилюли. Потом она уползла.

(184.) ТРЕТИЙ ГОСПОДИН ИЗ ПАЛАТЫ ГРОМА

Семья некоего Ши из Ханчжоу жила в деревне Чжунцин. В шестую луну после сильной грозы Ши хотел помочиться под деревом, только он спустил штаны, как вдруг перед ним появились петушиный клюв и шпоры; он испугался и бросился домой. Ночью он заболел и в бреду кричал, что столкнулся с духом грома. Домашние, окружив его, умоляли [духа] помиловать Ши.

— Купите вино, чтобы напоить меня, — сказал больной. — Убейте барана, чтобы накормить меня, тогда я прощу его.

Сделали все, о чем [просил больной], и через три дня ему стало легче.

В это время один даосский маг проезжал через Ханчжоу. Ши с ним был хорошо знаком и рассказал ему эту историю.

Даос, смеясь, сказал:

— Это был раб из палаты грома[409], по прозванию А Третий. Он привык, полагаясь на силу, вымогать у людей вино и еду. Если бы это был действительно дух грома, неужели этим бы ограничилось!

Теперь встречаются слуги с прозвищами Третий Господин, Четвертый Господин.

(188.) ПОВАР ЦЗЯНА

Ли Гуй — повар чанчжоуского провинциального цензора Цзян Юн-аня — брал воду под очагом и вдруг упал, как подкошенный, на землю.

Позвали шаманку, она посмотрела на него и сказала:

— Этот человек шел ночью и ударил стражника — духа-хранителя местности, поэтому его арестовало бесовское войско. Надо принести в жертву корову, барана, свинью, бумажные деньги, молить чернолицего писца в западной галерее храма в честь духа-хранителя местности о продлении ему жизни, тогда его могут отпустить.

Сделали, как она сказала, и Ли действительно ожил.

Домашние стали расспрашивать его, и он рассказал:

— Как раз, когда я черпал воду, двое чернолицых служащих из уезда Уцзинь схватили меня и увели, сказав, что я ударил старого стражника; они привязали меня к дереву, растущему за ямынем, и оставили ждать решения. Всего я не знаю, но сегодня я услыхал, как эти двое говорили между собой: «По делу этого Ли уже исчерпаны все обрядовые проявления почтительности, его можно отпустить; докладывать чиновнику незачем, просто развяжем веревку и бросим его в воду».

Я испугался и очнулся.

Услыхав это, цензор засмеялся:

— Судя по всему, когда тебя арестовали, дух-хранитель города об этом не знал, и когда тебя отпустили, он не знал. Все это — проделки тех чернолицых служащих, вымогательством добывающих деньги. Кто скажет, что чиновники в Царстве мертвых честнее чиновников в Царстве живых?

(193.) ПЕРВЫЙ МИНИСТР ГАО РАСТИТ БОРОДУ

Достопочтенный Гао Вэнь-дуань[410] сам рассказывал, что, когда ему было двадцать пять лет и он был назначен начальником уезда Сышуй в Шаньдуне, даос Люй гадал ему по лицу и сказал:

— Вам предназначено быть очень высоким сановником, но, если борода не вырастет, продвижения по службе не будет.

Потерев щеки, Гао сказал:

— Даже тут нет волос, откуда же взяться бороде?

— Я могу вырастить ее, — сказал даос. — Сегодня ночью, когда вы крепко уснете, я возьму кисть с черной тушью и нарисую внизу подбородка точки, через три дня покажется борода. Но нарисованные кистью [волосы] будут тонкими, и всю жизнь [борода] не станет густой.

В том же году Гао был повышен в должности начальника Биньчжоу, потом сразу поднялся до должности губернатора провинции и стал министром.

(195.) ВОРУЕТ ШИЛО У ГРОМА

На улице Хаосян в Ханчжоу жил некий Вань, он был очень богат, и дом у него был большой. Однажды летом гром попал в комнату рожавшей женщины, испачкался и не смог взлететь на небо. Тогда он вскарабкался на вершину высокого дерева, росшего во дворе. У него были птичьи когти, острый клюв, и в руке он держал шило. Вначале люди, увидев его, не поняли, что это такое; но когда он долго не улетал, сообразили, что это бог грома. Вань в шутку сказал домашним:

— Тому, кто сможет украсть у бога грома шило, которое он держит в руках, дам награду в десять лянов серебром.

Слуги молчали, никто не осмеливался. Тогда один каменщик отозвался. Сначала он взял высокую лестницу и приставил ее к стене; когда солнце склонилось к западу, он дождался темноты и полез наверх. Бог грома спал; каменщик потихоньку взял шило.

Хозяин посмотрел на шило, оно было не из железа и не из камня, сияние его могло ослепить; весило оно пять лянов, длиной было семь цуней; кончик его был таким острым, что резал камень, как глину. Посетовав, что не может им воспользоваться, хозяин велел кузнецу сделать из него ножичек, чтобы носить его на поясе. Когда шило положили в огонь, оно превратилось в синий дым и мгновенно испарилось.

Народная молва о том, что небесный огонь, придя в соприкосновение с огнем мирским, изменяется, видимо, верна.

(197.) ДАЕТ ПОЩЕЧИНУ ТРУПУ

Некий Цянь из Тунчэна жил за городскими воротами Ифэнмэнь. Как-то вечером он собрался домой; наступила уже вторая стража, сослуживцы уговаривали его дождаться утра, но Цянь не соглашался; взял фонарь, уселся на лошадь и поехал навеселе. Доехав до пустоши Саоцзявань, где находилось много заброшенных могил, он увидел вдалеке среди деревьев, бегущего вприпрыжку человека, босого, с всклокоченными волосами, с лицом, как выбеленная стена. Лошадь испугалась, не пошла дальше, пламя в фонаре стало зеленым. Цянь был пьян и поэтому не испугался, ударил бегущего по щеке, а у того голова закачалась. Через мгновение бегущий вернулся и стал наскакивать на Цяня. К счастью, ехавший сзади человек подоспел на помощь, и нечисть отступила в лес, где и исчезла.

На следующий день рука у Цяня стала черная, как тушь. Прошло года три-четыре, пока чернота не стала сходить.

Цянь спросил у одного ученого, и тот сказал, что то был труп только что умершего человека.

(201.) ПЯТЕРО БОЖЕСТВ[411] ПО ВИНЕ ЧЕЛОВЕКА ПОКАЗЫВАЮТСЯ ЛЮДЯМ

У сына Чэнь Яо-фэна из Цзяннина характер был не из лучших. Как-то, прогуливаясь по храму Пуцзисы[412], он увидел, что изображения пяти божеств занимают более почетное место, чем изображение Гуань-ди. Он рассердился на такое нарушение правил и, обругав монаха, приказал ему переставить пять божеств ниже Гуань-ди. Посетители храма, бывшие этому свидетелями, сочли Чэня правым. Тот был очень доволен собой.

Вечером Чэнь вернулся домой и увидел, что в воротах стоят пять божеств. Они толкнули его так, что он упал, и в гневе закричали:

— Мы — великие божества, давно уже получаем от людей жертвоприношения, и вдруг судьба изменилась к худшему. Мы столкнулись со старым Таном — губернатором Цзянсу и с молодым Инем — начальником провинций Цзянсу и Аньхой, которые наказали нас и изгнали. Эти двое были знатными и достойными людьми, что же мы могли поделать? Нам толь ко и оставалось смириться. А ты, простой горожанин, осмеливаешься кичиться своим богатством, этого мы тебе не простим!

Семья Чэня молила за него, приготовила угощение из трех блюд, пригласила монаха читать заклинания, но ничто не могло спасти Чэня, и он умер.

(202.) ЧЖАН ЦИ-ШЭНЬ

Чжан Ци-шэнь из Хунани мог с помощью своего искусства овладевать душой человека. Многие относились к нему с почтительным страхом, и только цзяннаньский студент У не верил в его силы. Однажды У при всех стал позорить Чжана. Понимая, что в ту же ночь на него будет наверняка напущена нечистая сила, У при светильнике стал читать «Книгу перемен»[413]. Послышался звук падающей черепицы, дух в золотых латах толкнул дверь, вошел и направил на студента У копье. У швырнул в него «Книгу перемен», дух упал; студент пригляделся, а это — бумажный человек. У поднял его и заложил между страницами книги. Через несколько мгновений вошли двое бесов с черными лицами с секирами в руках; студент и в них швырнул «Книгу перемен», они тоже упали на пол, У и их вложил в книгу. В полночь какая-то женщина с громким плачем стала стучаться в дверь, крича:

— Мой муж [Чжан Ци-шэнь] послал вчера двух наших сыновей наслать наваждение, неожиданно вы схватили обоих, уж не знаю, с помощью какого колдовства. Умоляю вас отпустите их и верните к жизни.

— Приходило трое бумажных людей, — возразил студент У, — а не ваши сыновья.

— Муж и сыновья вошли в этих бумажных людей[414], — сказала женщина, — сейчас у нас дома три трупа, если упустить время, когда прокричит петух, они уже не смогут возродиться к жизни.

И она продолжала жалобно молить студента.

— Вы причинили немало вреда людям, — сказал У, — за это вы должны получить возмездие. Мне жаль вас, [но] я отдам [только] одного сына.

Женщина со слезами взяла одного бумажного человека и ушла.

На следующий день У пошел справиться. Оказалось, Чжан Ци-шэнь и старший его сын умерли, только младший сын остался в живых.

(205.) В ГОРОДЕ ЛЮЙЧЭН НЕТ ХРАМА ГУАНЬ-ДИ

В окрестностях города Люйчэн на расстоянии пятидесяти ли нигде нет храма Гуань-ди. Говорят, что город этот был построен Люй Мэном[415], который до сих пор является духом-покровителем этой местности. Стоило возвести здесь храм Гуань-ди, как по ночам слышались звуки сражения, и поэтому местные жители отказались от мысли строить храм Гуань-ди.

Один бродячий гадатель как-то заночевал в храме духа-покровителя города. Ночью он услышал, как шумел ветер и лил дождь, гремел гром, с крыши летела черепица, и так продолжалось до утра, почему — непонятно. Когда местные жители пришли утром в храм, то оказалось, что у гадателя на плече был вымпел с изображением Гуань-ди. Гадателя выгнали из храма, и больше он уже не решался там ночевать.

(215.) ЧЖУ ДВЕНАДЦАТЫЙ

Поговаривали, что в двухэтажном здании у моста Вансяньцяо в Ханчжоу, где жила семья Сю, водится дух повесившейся женщины. Мясник Чжу Двенадцатый, кичившийся своей храбростью, взял нож, которым он закалывал свиней, со свечой в руке поднялся на верхний этаж этого дома и улегся там спать.

Когда наступила третья стража, пламя свечи посинело и действительно наверх поднялась старуха с растрепанными волосами, державшая в руках веревку. Чжу ударил ее ножом. Старуха попыталась поймать его веревкой, Чжу перерезал веревку, но концы ее тут же соединились. Веревка кружила вокруг ножа, нож с легкостью резал веревку, борьба длилась долго, и старуха стала слабеть.

— Чжу Двенадцатый, я не боюсь тебя, — закричала она сердито, — но тебе еще предстоит получить пятнадцать тысяч монет, поэтому сейчас я тебя отпущу, а когда ты их получишь, то испробуешь ловкость рук старухи Цзинь Лао-цинь!

Сказала и ушла, волоча за собой веревку.

Чжу спустился вниз, рассказал все людям, те увидели, что нож его испачкан лиловой кровью и [от него идет] дурной запах.

Через год с лишним Чжу продал свой дом за пятнадцать тысяч монет и в тот же вечер умер.

(218.) ШАНТАЖ ЗЛОГО ДУХА НЕ УДАЕТСЯ

Чэнь Фу-цюй — сюцай из Жэньхо — был человек суровый и прямой. У него была дочь. С детства она увлекалась учением даосов, соблюдала пост и ежедневно читала даосский канон. Когда она слышала, как люди говорят о том, что ее пора выдавать замуж, она начинала плакать и отказывалась есть. Фу-цюй сердился и огорчался. Отец и дочь старались не встречаться друг с другом. Когда ей было уже больше тридцати лет, она вдруг заболела и в бреду сказала:

— Я — торговец материями из Цзянси — Чжан Четвертый. В прошлом своем рождении твоя дочь была лодочником, чью джонку я нанял, чтобы плыть в Сычуань. Лодочник убил меня, позарившись на мои товары, да еще выколол мне глаза, содрал кожу и бросил труп в реку. Поэтому я пришел требовать ее жизни.

«Есть много разбойников, грабящих людей, — подумал Чжан, — но вряд ли они сдирают кожу с жертвы». — И он спросил, в каком это было году.

— В одиннадцатом году правления под девизом Юн-чжэн[416], — последовал ответ.

Чэнь громко рассмеялся:

— В одиннадцатом году правления под девизом Юн-чжэн моей дочери было уже три года, как же она могла все еще оставаться лодочником?

Тут вдруг дочь его ударила себя по щеке и сказала:

— А вы молодец, господин Чэнь! Я разыскал не ту девушку. Дайте мне три тысячи монет, и я уйду.

Чэнь рассердился:

— Злой дух, мошенник! — закричал он. — Вот сейчас я тебя отхлещу персиковой веткой[417], а денег тебе не будет!

Дочь снова ударила себя по щеке и сказала:

— Ну и молодец же вы, господин Чэнь! Раз вы говорите, что я злой дух, так я и буду себя вести, как злой дух. Отниму у вашей дочери жизнь, вы уж не раскаивайтесь потом!

— Она — непочтительная дочь и очень мне надоела, — сказал Чэнь. — Я буду рад, если ты заберешь ее с собой. Но так как мы с тобой не враги, а ты все же решился меня запугать, видно, годы, дарованные моей дочери, уже на исходе. Если ты сможешь сразу оборвать ее жизнь, тогда я поверю в твою силу, а если она умрет только через три дня, значит, такова ее судьба, и ты здесь ни при чем!

Только он это сказал, как дочь его вздрогнула и села, дух перестал говорить ее устами. Прошло месяца два с лишним, только тогда она умерла.

(219.) ДАОС, НАСЛАВШИЙ НАВАЖДЕНИЕ, КОНЧАЕТ С СОБОЙ

Чжао Цин-яо из Ханчжоу любил шахматы. Услыхав, что расставляют фигуры, он обязательно усаживался напротив. Как-то раз, прогуливаясь по храму Двух божеств[418], он увидел там даоса с вульгарной внешностью, который играл с гостем в шахматы. Даос играл так плохо, хотя и называл себя знатоком, что Чжао почувствовал отвращение и ушел, не обменявшись с ним ни единым словом.

Улегшись спать в этот вечер, Чжао увидел два блуждающих огня, кружащих подле его полога. Чжао не шелохнулся. Но вот бес с синим лицом и острыми, как пила, зубами, держа в руках меч, приподнял полог. Чжао обругал его, и тот мгновенно исчез.

На следующий вечер постель стала издавать жужжание, словно мальчишки учили уроки вслух. Вначале слова нельзя было разобрать, но, внимательно вслушавшись, Чжао понял: «Какое тебе дело до того, что я плохо играю в шахматы, а называю себя мастером? Как ты смеешь меня презирать?»

Тут Чжао понял, что это даос напустил наваждение на него, и совсем перестал испытывать страх. Затем послышался тихий голос:

— Ты очень смел, не боишься меча, но я заполучу твою жизнь способом «вылавливания души крючком». — Тут же последовало заклинание: — Небесная сила чудотворна, земная сила чудотворна, игла у тебя под сердцем.

Услыхав это, Чжао почувствовал, что все тело его охватила дрожь, словно от страха, но он обуздал свое сердце и не двигался.

Он закрыл руками уши и продолжал лежать неподвижно, заклинание доносилось из его подушки, но усилием воли Чжао заставил себя терпеть.

Примерно месяц спустя Чжао неожиданно увидел даоса, который, плача, бросился на колени перед его постелью.

— В сердцах я употребил свое искусство против вас, — сказал он. — Хотел напугать вас, надеясь, что вы запросите пощады и дадите мне денег и шелка. Я не предполагал, что вас это совсем не тронет. Нет предела моему раскаянию. Когда мой способ не действует на людей, то он обращается против меня самого, поэтому я вчера кончил счеты с жизнью. Для души моей нет пристанища, и я хочу предложить вам свои услуги в качестве духа деревьев в вашем саду, чтобы искупить вину.

Чжао ничего не ответил.

На следующий день он послал человека в храм Двух божеств. Оказалось, что даос действительно перерезал себе горло. С тех пор Чжао за день раньше знал все, что случится. Некоторые говорили, что ему служит даос.

(220.) ДЕРЕВЯННЫЙ ОБРУЧ НА ГОРЛЕ

Чжуан И-юань, будучи в области Гуаньдун, увидел охотника с деревянным обручем на шее. Он удивился и спросил его, [как это случилось]. Тот ответил:

— Мы с моим старшим братом отправились верхом охотиться, заехали в большую пустошь, как вдруг откуда ни возьмись появился человечек ростом в три чи с небольшим, седой, в головном платке. Он встал перед лошадью и поклонился нам. Старший брат спросил, кто он такой, он помахал рукой, не произнося ни слова, а потом стал дуть на лошадь. Та испугалась и не трогалась с места. Брат рассердился и выпустил в человека стрелу; тот бросился бежать, брат за ним. Так как он долго не возвращался, то я пошел его искать, дошел до большого дерева и увидел лежащего там брата, шея у него вытянулась на несколько чи. Я стоял в растерянности, и в этот миг человек в повязке выскочил из-за деревьев и подул на меня. Я почувствовал невыносимый зуд в шее, стал ее чесать, а она стала вытягиваться и извиваться, словно превратилась в змеиную. Обхватив шею руками, я поскакал домой. Смерти я избежал, но шея была парализована, я не могу ее повернуть, поэтому я надел деревянный обруч с железным ободком.

Кто-то сказал:

— Эти людишки ростом в три чи — духи воды и деревьев. Тому, кто сумеет окликнуть их по имени, они вреда не причиняют. Увидите это в Бао Пу-цзы[419].

(222.) ПЯТЬ ГОСПОД С ОДНИМ ГЛАЗОМ

В Чжэцзяне было пять удивительных бесов, четверо были совершенно слепыми, а у пятого был только один глаз, все остальные полагались на его зрение, и их называли пять господ с одним глазом.

В год, когда началось моровое поветрие, эти пять бесов, взявшись за руки, ходили подсматривать за людьми и обнюхивали их. Один бес обнюхает — человек заболевает, все пятеро обнюхают — человек умирает. Четверо бесов вслепую толкались на месте, не решаясь что-либо предпринять, а только слушались распоряжений пятого беса.

Некий Цянь ночевал на постоялом дворе. Все постояльцы уже улеглись, один он не спал. Внезапно огонь в лампе стал меркнуть, и он увидел пятерых бесов. Четверо из них стали обнюхивать одного постояльца, а пятый бес сказал:

— Это хороший человек, не трогайте!

Бесы принялись обнюхивать другого постояльца, но пятый бес сказал:

— Это очень везучий человек, не трогайте!

Стали нюхать третьего, но пятый бес сказал:

— Это очень дурной человек, ни в коем случае не трогайте!

— В таком случае как же вы собираетесь поесть? — спросили тогда бесы.

— Вот двое людей, они и не хорошие, и не плохие, не везучие, но и не неудачливые, их можно съесть не мешкая, — ответил пятый бес.

Четверо бесов принялись обнюхивать двух постояльцев, дыхание у тех постепенно стало ослабевать, а животы у пяти бесов стали постепенно раздуваться.

(224.) В ОДНОМ ГРОБУ ЗАХОРОНИЛИ ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК

В четвертом году правления под девизом Цянь-лун[420] в Пучжоу, что в провинции Шаньси, ремонтировали городскую стену. Когда копали землю на берегу реки, то выкопали гроб, похожий на сундук. Открыли — там оказалось девять полок, на каждой полке лежало по два человека, каждый ростом чи с небольшим, старые, молодые, мужчины, женщины, все они лежали, как живые. Что это было за диво, неизвестно.

(227.) ВОДЯНЫЕ ДУХИ БОЯТЬСЯ ИЕРОГЛИФА СЯО[421]

Чжао И-цзи сказал: «У бесов есть свои запахи. Духи, погибшие в воде, воняют, как козлы; духи, погибшие на суше, пахнут, как бумажная зола. Услыхав такой запах, люди должны немедленно бежать прочь».

И еще он сказал: «Водяные духи особенно боятся иероглифа сяо. Если человек в пути услышит запах козла, он должен тотчас написать этот иероглиф, и тогда сможет избежать беды».

(229.) ЧЕЛОВЕКА, ИЗ-ЗА КОТОРОГО ДЕРУТСЯ ИЩУЩИЕ СЕБЕ ЗАМЕНУ БЕСЫ[422], СПАСАЮТ

Ван Второй из Хойси, портной, проходил ночью мимо горы Хуашань; он нес в руках женскую одежду и увидел, как из воды выпрыгнуло двое голых людей с черными лицами; они схватили его и потащили в реку; у него не хватило сил сопротивляться, и он уже сделал вслед за ними несколько десятков шагов, как вдруг с сосны на вершине горы слетел человек с нависшим бровями и вывалившимся изо рта языком[423]. В руках у него была большая веревка, которую он захлестнул вокруг пояса Вана, чтобы вытащить его из воды, и тут же вступил в драку с чернолицыми бесами. Чернолицые вопили:

— Ван Второй — наша замена, почему ты его отнимаешь у нас?

— Ван Второй — портной, — ответил бес с веревкой, — а вы — речные бесы, с голыми задницами, живущие в воде, вам одежда вообще не нужна, какой же вам с него толк? Лучше уступите его мне!

Ван словно в каком-то забытьи чувствовал, что они тянут его в разные стороны. Так как рассудок еще теплился в нем, то он сказал сам себе: «Если эти женские одежды пропадут, то сил моих не хватит, чтобы их возместить». Поэтому он повесил одежды на дерево.

В это время дядя Вана проходил по другой тропе. При лунном свете он издали заметил висевшие на дереве красные и зеленые одежды, удивился и подошел поближе, чтобы рассмотреть. Трое бесов сейчас же пустились в бегство.

У Вана Второго рот и уши были забиты грязью. Дядя повел его домой, спасши таким образом от верной смерти[424].

(232.) ДВА СПОСОБА ОБУЗДАНИЯ БЕСОВ

Лю, постигший дао — истину, советовал людям, повстречав беса, не пугаться, а обязательно подуть на него, сражаясь с бесформенным тем, что тоже лишено формы. Бесы больше всего боятся человеческого дыхания, с его помощью можно одолеть и меч и дубинку.

Господин Чжан Ци-ши сказал: «Увидев беса, не пугайтесь, а вступайте с ним в бой. Если вы его победите, то от этого вам будет только лучше, а если потерпите поражение, то останетесь в прежнем положении.

(240.) ДАОС ЛЮЙ ИЗГОНЯЕТ ДРАКОНА

Даосу Люю из области Гуйдэ, что в провинции Хэнань, было более ста лет, он мог дышать с громоподобным шумом, мог десять дней не принимать пищи или в один день съесть пятьсот кур; дохнет на человека, а того словно огнем опалит; или положит в шутку себе на спину сырой пирожок, а тот тут же испечется, так что его можно есть. Зимой и летом он ходил в холщовом халате, за один день проходил триста ли.

В годы правления под девизом Юн-чжэн[425] Ван Чао-энь, будучи главным инспектором северных водных путей, возводил в Чжанцзякоу каменную плотину. Израсходовано было уже несколько сотен тысяч монет, а строительство не кончалось, и это очень его беспокоило.

Тут пришел Люй и сказал:

— Это чары злого дракона, живущего внизу.

— Можешь ли ты его изгнать? — спросил Ван.

— Этот дракон уже две тысячи лет совершенствует свою природу, — ответил Люй, — сила его очень велика. Когда произошел обвал плотины, построенной лянским государем Уди[426] в Фушани, и пострадало несколько десятков тысяч людей, это натворил тот самый дракон. Если вы хотите достроить плотину, то бедному даосу придется самому спуститься в воду и вступить в бой, может быть, я сумею прогнать дракона, и тогда можно будет достроить плотину. Но бедному даосу не везет, его одолевает беспокойство, нужно, чтобы вы, опора мудрого государя, поддержали меня своими усилиями.

— Как это можно сделать? — спросил Ван.

— Прошу вас привязать к моей спине дощечку с приказом, завернутую в промасленную бумагу, запечатанную печатью начальника речных путей и удостоверенную вашей собственной подписью, тогда, может быть, удастся, — ответил даос.

Сделали, как он сказал, и даос, опираясь на меч, вошел в воду. Вскоре поднялся черный вихрь, раздались удары грома, засверкала молния, волны вздымались до неба. Лишь назавтра, в полночь, даос появился, подняв окровавленный меч; тело его было залито вонючей слюной, спина искривлена.

— У бедного даоса переломаны ребра драконовым хвостом, — сказал он, — но зато у дракона отрублена лапа. Она упала в реку, остался лишь коготь, который я приношу вам в дар. Раненый дракон бежал в Восточное море. Завтра можно будет достроить плотину.

Ван очень обрадовался, приказал принести вина в благодарность, хотел позвать монгольского врача, чтобы осмотреть даоса, но тот сказал:

— Не нужно, вылечусь с помощью дыхания; через полгода все будет в порядке.

На следующий день достопочтенный Ван прибыл на строительство, а оно уже действительно завершилось. Драконов коготь величиной с рог буйвола, пахнувший слюной дракона, повесили, и мухи и комары далеко облетали это место.

Люй сам рассказывал, что был в дружбе с Ли Цзы-чэном[427], когда-то сплел ему из травы туфли и пояс, а также что вместе с Цзя Ши-фаном был учеником господина Вана. Цзя любил выгоду, был человеком умным, не искавшим мирной кончины, но желавшим, чтобы имя его дошло до государя. О нем говорили, что, если он чего захочет, обязательно добьется.

Когда Цзи Вэнь-минь[428] стал смотрителем Желтой реки, он прибыл в столицу на аудиенцию. Не имея сведений о своей семье, он обратился к Люю.

— У вашего старшего сына дерево в глазу, — ответил тот.

Цзи испугался, решив, что у сына заболели глаза. Оказалось, что тот получил должность министра государственного совета, тогда Цзи понял, что [знак] «дерево» сбоку от [знака] «глаз» составляет знак сян — «министр».

В четвертом году правления под девизом Цянь-лун[429] Люй прибыл в столицу; все высокопоставленные лица приглашали его лечить их, и он их недуги как рукой снимал.

У шестого сына достопочтенного Сюй Вэнь-му[430] оказалась дурная болезнь, Люй взглянул на него один раз и сказал:

— У барича на лице кровь не окрашена. Это просто остатки грезы.

Приказал закрыть глаза, лечь на пол и обнажить грудь; взял железную иглу длиной более чи и вколол ее прямо в сердце, затем вытащил, кровь потекла по игле, как красная нитка. Люй слюной растер ранку. Присутствовавшие при этом люди очень испугались, но сам больной ничего не знал и в тот же вечер выздоровел.

Начальник области Ван Мэн-тин, страдавший болями в пояснице, пригласил к себе этого даоса. Тот сказал:

— Подождем погожего дня, тогда я приду и вылечу вас.

В назначенный день пришел, набрал в горсть солнечных лучей и втер их, тепло проникло до самых внутренностей, и болезнь прошла.

Когда Люя спрашивали о его искусстве, он отказывался отвечать. Тайком расспросили его ученика, тот ответил:

— Ничего тут удивительного нет. Он каждое утро на рассвете ходит в пустошь. Только красное солнце выйдет, как он начинает прыгать по направлению к нему, словно тигр, рукой манит к себе солнечные лучи, направляет их себе в рот и заглатывает, заглатывает много раз подряд.

(241.) НЕБО, КАКИМ ОНО БЫЛО ДО ПАНЬГУ[431]

Рассказывают, что «не тонущее в мире теней» дерево росло еще до сотворения мира. Захороненное в песках, оно снова и снова выходило на свет, следуя за судьбами неба и земли, и снова оказывалось под землей, не сгнивая за десятки тысяч лет. Оно густо-зеленого цвета, узоры на нем похожи на переплетение [нитей] в ткани. Если кусочек этого дерева положить в землю, то это место будут избегать мухи и москиты, не приближаясь на сто шагов.

В тридцатом году правления под девизом Кан-си[432] гора Тяньтайшань обрушилась, и из песка вылетел гроб странной формы: изголовье заостренное, а изножие широкое, высота более шести чи.

Знающие люди сказали:

— Этот гроб сделан из дерева, «не тонущего в мире теней», в нем наверняка захоронено какое-нибудь диво.

Гроб открыли, внутри его оказался человек; брови, глаза, нос, рот одного цвета с деревом, на руках и ногах такие же узоры, как на дереве, и никаких признаков разложения. Неожиданно труп открыл глаза, поглядел вверх, в небесную пустоту, и спросил:

— Что это там синее-синее?

— Это — небо! — ответили ему.

— Когда я только появился на свет, небо не было таким высоким, — удивился он и снова закрыл глаза.

Люди наперебой бросились поднимать его. Отовсюду сбежались мужчины и женщины, чтобы поглядеть на человека, жившего раньше Паньгу.

Но поднялся сильный ветер, и человек этот окаменел. Гроб отдали уездному начальнику, и он преподнес его начальнику области.

Думается мне, что это был человек времен первозданного хаоса.

В гадательных книгах говорится: «Через десять тысяч лет небо можно будет подпереть палкой». Этот человек сказал, что небо было не таким высоким, как сейчас, — похоже на правду!

(243.) ЧЕРНЫЙ СТОЛБ

Некий Янь из Шаосина, женившись на девушке из рода Ван, переехал в дом ее родителей. Однажды, когда он был в своем родном доме, тесть прислал за ним человека, сообщившего, что жена его опасно заболела. Янь поспешно собрался в дорогу. Было уже темно, и он шел с фонарем в руке. По дороге он увидел черный смерч, похожий на столб, который все время преграждал свет от фонаря; Янь повернет фонарь на восток, и смерч двигается на восток, повернет фонарь на запад, и смерч — на запад, преграждая дорогу так, что Яню было трудно идти вперед.

Сильно испугавшись, Янь зашел в дом знакомых и попросил, чтобы ему дали в сопровождающие слугу; взяв второй фонарь, они пошли дальше. Черный столб быстро рассеялся и вскоре совсем исчез.

Когда Янь дошел до дома, навстречу вышел тесть и сказал:

— Зять давно уже пришел, что это еще за посторонний тут пожаловал?

— Настоящий зять пришел только сейчас, — ответил Янь.

Домашние переполошились, вбежали в комнату жены Яня, видят — на постели сидит человек и держит больную за руку, словно собираясь вести ее куда-то. Янь бросился вперед, схватил жену за руку, тогда тот человек исчез, а жена испустила последний вздох.

(245.) БЬЕТ ПЛЕТЬЮ ТРУП

Двое друзей из Тунчэна, Чжан и Сюй, продавали товары в провинции Цзянси. Когда они добрались до Гуансиня, Сюй скончался в верхнем помещении постоялого двора. Чжан пошел покупать для него гроб. Хозяин лавки похоронных принадлежностей спросил с него две тысячи монет. Они уже договорились, как вдруг вмешался сидевший у прилавка старик, который сказал, что обязательно надо взять четыре тысячи монет. Чжан рассердился и ушел назад на постоялый двор.

Той же ночью, когда Чжан поднялся наверх, труп вскочил и набросился на него с побоями. Чжан в испуге побежал вниз.

Ранним утром следующего дня Чжан снова отправился покупать гроб и накинул еще тысячу монет. Хозяин молчал, но старик, по-прежнему сидевший у прилавка, начал браниться.

— Хоть я и не хозяин, но к этих местах меня все называют Сидящим Горным Тигром, — сказал он. — Не дашь мне две тысячи монет и столько же хозяину, — не получишь гроб.

Чжан был беден, таких денег у него не было, и вот, не зная, что делать, он брел в нерешительности по заброшенному полю, как вдруг ему повстречался какой-то седобородый старик в голубом халате.

— Это вы покупаете гроб? — спросил старик с улыбкой.

— Я, — ответил Чжан.

— Это вы рассердили Сидящего Горного Тигра? — снова спросил старик.

— Да, — ответил Чжан.

Тогда седобородый старик вручил Чжану плеть и сказал:

— Этой плетью У Цзы-сюй избил труп Пин-вана[433]. Сегодня вечером, если труп снова поднимется и бросится на вас, используйте эту плеть, и вы получите гроб и избавитесь от большой беды. — Сказал и исчез.

Чжан вернулся на постоялый двор и поднялся наверх. Труп тотчас же вскочил, но Чжан, как ему было сказано, стал его хлестать, пока труп не повалился на пол.

На следующий день Чжан снова пошел в лавку похоронных принадлежностей покупать гроб. Хозяин лавки сказал:

— Вчера вечером Сидящий Горный Тигр умер. Мы избавились от беды. Можете взять гроб за старую цену в две тысячи монет.

Чжан спросил, как это случилось.

— Фамилия этого старика была Хун, — рассказал хозяин, — он владел колдовским искусством, мог заставить бесов служить себе, постоянно посылал трупы избивать людей. Когда кто-нибудь умирал и нужно было купить гроб, он усаживался в моей лавке и силой брал себе половину назначенной им цены; так продолжалось много лет, от него многие натерпелись. И вот вчера вечером он неожиданно умер, неизвестно от какой болезни.

Тогда Чжан рассказал о плетке, которую дал ему седобородый старик.

Вдвоем с хозяином они поспешили поглядеть и увидели, что на трупе старика действительно есть следы ударов плетью.

Некоторые говорили, что седобородый старик в голубом халате был духом-покровителем этой местности.

(249.) ВЕЛИКИЙ ГОСУДАРЬ ЧЖАН

Могила аньсийского князя Сян-гуна находится на горе в провинции Фуцзянь. Там жил один даос по фамилии Цзи, он наживался на своем искусном владении геомантией[434]. Когда дочь его опасно заболела, он сказал ей:

— Ты родилась для меня, а болезнь твою все равно не излечишь. Я собираюсь взять кусочек твоего тела, это принесет пользу нашему дому.

— Как прикажете, — задрожав, сказала дочь.

— Я давно уже хочу завладеть фэншуем[435] семьи Ли, — продолжал даос, — но получить его можно, лишь если захоронить кость собственной дочери. От мертвой живой косточки не получишь, а живого убивать нельзя. Ты же все равно умрешь, а те, кто останется в живых, извлекут из этого выгоду.

Не успела дочь и слова сказать, как даос взял нож, отрубил ей палец, вложил его внутрь бараньего рога и сам закопал рядом с могилами семьи Ли. С этих пор, если в доме Ли умирал ученый со степенью, кто-нибудь из родни даоса получал такую же степень, если же на полях семьи Ли урожай уменьшался на десять доу, урожай на поле даоса возрастал на десять доу.

Люди начали подозревать, что дело тут нечисто, но понять ничего не могли.

Наступил праздник Цинмин[436], деревенские жители несли изображение великого государя Чжана[437] на благодарственное жертвоприношение духам. Процессия с красиво расшитыми знаменами подошла к могилам семьи Ли, и вдруг изображение духа остановилось; несколько десятков человек, несших его, не могли сдвинуть его с места. Бывший среди них юноша вдруг громко закричал:

— Скорее назад в храм! Скорее назад в храм!

Все поспешили вернуться в храм, внесли внутрь изображение духа, юноша уселся на почетное место и сказал:

— Я — дух великого государя. Могилы семьи Ли околдованы. Надо поймать и обуздать [колдуна].

Он приказал одним из толпы взять лопаты, другим — мотыги, третьим — принести веревки. Когда все было сделано, он громко закричал:

— Скорее идите к могилам семьи Ли! Скорее идите к могилам семьи Ли!

Толпа послушалась его приказа, а изображение духа неслось со скоростью ветра. Когда дошли до могил, [дух] приказал тем, что с лопатами и мотыгами, рыть возле могил. Долго они рыли, пока не нашли позолоченный бараний рог, внутри которого ползала маленькая красная змейка, сбоку на роге были иероглифы — имена родни даоса.

Тогда [дух] приказал тем, что с веревками, пойти и связать даоса.

Позвали судью, тот допросил даоса и осудил его по закону.

С этих пор семья Ли стала процветать и очень почитала великого государя Чжана.

(254.) ТРИ ЗЛОВЕЩИХ СНА

Ли Цзи-цянь, сын чжэчэнского помощника начальника палаты общественных работ, получил степень цзинъши и вскоре после смерти отца и матери опасно заболел. Ночью ему приснилось, что мать велела ему принять женьшень; он рассказал об этом врачу, тот ответил:

— При вашей болезни женьшень противопоказан, его нельзя принимать.

На следующую ночь Ли снова увидел во сне мать, которая сказала: «Не слушай врача! Тебя нельзя спасти, если не примешь женьшень. У меня в таком-то месте спрятано некоторое количество женьшеня, можешь взять его».

И действительно, женьшень оказался там, где она сказала. Ли принял, в полночь он сошел с ума и умер.

Чжэн Цзюню из Лушэшаня приснилось, что пришел старший его родич, имевший степень цзюйжэня, и сказал: «В мою могилу просочилось много воды, и мне от этого плохо. На вершине горы Гаотиншань есть участок, принадлежащий такой-то семье, попроси продать его тебе. Когда купишь и перенесешь туда мою могилу, дух мой успокоится».

Чжэн Цзюнь посетил семью, [о которой шла речь], за большую сумму приобрел участок и перенес туда могилу. В старой яме воды не оказалось, наоборот, оттуда шел теплый, как пар, воздух. Чжэн Цзюнь пожалел о том, что сделал, да было уже поздно. После того как могилу перенесли, Чжэн Цзюнь стал бедствовать, а потомки его обнищали и разбрелись по свету.

Каждый год, когда происходили государственные экзамены, лица, рекомендованные для сдачи экзаменов, селились в кельях монахов в монастыре Баоэньсы[438] в Цзяннине. Студент-стипендиат Чжан из Люхэ поселился в келье одного монаха в том году, когда настоятель монастыря У-си уже умер, Так как Чжан не выдержал экзамена, то у него совсем опустились руки, и он перестал принимать участие в экзаменах несколько последующих лет.

И вот в какой-то год ученику настоятеля приснилось, что к нему во сне явился У-си, сказавший: «Немедленно найми джонку, переправься через реку и побуди достопочтенного Чжана явиться на экзамен; в этом году он обязательно выдержит».

Ученик настоятеля сообщил об этом Чжану, и тот, обрадовавшись, переправился через реку, чтобы принять участие в экзаменах. Но, когда опубликовали списки выдержавших, имени Чжана не было, как и прежде. Чжан крайне разобиделся и, принеся жертвы духам предков, пожаловался им. В ту же ночь к нему явился во сне У-си и сказал: «В этом году судья Царства мертвых назначил меня ответственным за раздачу пищи экзаменующимся. Если бы не хватило одного едока, я бы не смог отчитаться, а на пропущенных вами трех экзаменах вам причиталось одиннадцать чашек риса. Поэтому я велел моему ученику пригласить вас на экзамен, чтобы я мог избежать наказания, а не потому, что хотел вас обмануть».

(255.) НАЧАЛЬНИК УЕЗДА КАЙ

Начальник уезда Цюаньцзяо достопочтенный Кай Инь-бу имел поэтические способности и был человеком, не признававшим никаких оков; мы с ним были дружны. В году гэн-инь[439] он был назначен экзаменатором в Цзяннань, у него появились фурункулы на спине, и он умер.

Когда мать достопочтенного Кай Йнь-бу была беременна им и подошел уже срок родов, один из родственников, занимавший крупный пост в дворцовом управлении, увидел вечером во дворе дома огромного человека, ростом выше дома. Когда на него крикнули, он стал постепенно уменьшаться и при каждом окрике уменьшался на несколько чи. Родственник Кай Инь-бу выхватил меч и бросился на него, тогда он превратился в карлика, кинулся к деревьям и исчез. Взяли факелы и пошли искать, увидели глиняного человечка высотой в чи с небольшим, лицо плоское и широкое, на левой руке не хватает мизинца.

Взяли его и поставили на стол, в это время служанка пришла доложить, что госпожа родила мальчика. Через три дня принесли показать новорожденного, а у него на левой руке не хватает мизинца, и лицом он был очень похож на этого глиняного человечка. Домашние перепугались, отнесли человечка в храм предков, принесли ему жертвы. Теперь, после смерти Кай Инь-бу, когда поставили табличку с его именем в храме предков, то заметили, что капли дождя пробили на спине у глиняного человечка три дырки, и он упал со своего сиденья. А когда Кай Инь-бу умирал, то фурункулы на его спине образовали три язвы. Домашние раскаивались в том, что не чтили должным образом глиняного человечка, но было уже поздно!

(260.) РАЗРУШИЛ ХРАМ ЧЭНЬ Ю-ЛЯНА

Достопочтенный Чжао Си-ли был уроженцем Ланьей, что в провинции Чжэцзян. Сперва он получил назначение начальником уезда Чжушань, но сразу же был переведен в уезд Цзяньли. В день прибытия на место назначения он, по обычаю, должен был посетить храм Конфуция и духа-хранителя местности. Среди сопровождавших его был служка, возжигавший курения перед изображением божеств. В храме Чжао увидел изображения трех божеств, сидевших в ряд друг за другом, в княжеских одеяниях и парадных головных уборах, с величавым выражением лиц. Чжао спросил, кто эти духи. Никто не знал. Тогда Чжао решил снести храм, но служка сказал, что этого нельзя делать:

— В народе эти духи носят название блестящих и славных, когда-то они занимали высокие посты. Если разрушить храм, боюсь, что духи разгневаются — и беды не избежать.

Достопочтенный Чжао вернулся к себе и стал искать в историко-географическом описании уезда и в уложении о жертвоприношениях, но нигде не было упоминания об этих духах. Тогда он выбрал день и направил в храм людей, которые накинули духам на шеи железные цепи и потащили их, но это были редкостные изображения, которые нельзя было сдвинуть с места, не разбив. Когда же достопочтенный Чжао сам потянул за цепь, то изображения упали и разлетелись на мелкие кусочки.

Надпись на храме изменили, назвав его храмом Гуань-ди. В течение долгого времени никаких чудес там не происходило. Но достопочтенный Чжао чувствовал себя не совсем спокойно и обратился с запросом в астрологический приказ, прося дать ему справку. В ответе, полученном им, говорилось: «Духи эти относятся к концу династии Юань[440], это — объявивший себя императором Великой Хань Чэнь Ю-лян[441] и два его брата. Войско их потерпело поражение, и Чэнь Ю-лян погиб у озера Поянху. В честь его был воздвигнут храм в Цзинчжоу, построенный в таком-то году правления под девизом Чжи-чжэн[442][443], разрушен этот храм был в таком-то году правления под девизом Юн-чжэн[444] руками сановника Чжао, так что он пользовался приношениями всего четыреста лет».

(264.) КАРЛИКИ И ВЕЛИКАНЫ

В год синь-мао правления под девизом Цянь-лун[445] Сян-тин[446] и его приятель Шао отправились в столицу. В двадцать первый день четвертой луны они прибыли в Луаньчэн. Все постоялые дворы на Восточной заставе были забиты повозками и лошадьми; только одно подворье было пусто. Приятели решили там заночевать. Шао выбрал себе первую комнату, а Сян-тин вторую, внутреннюю. Когда пришло время ложиться спать, оба улеглись в своих комнатах, но светильники не потушили и продолжали переговариваться через тонкую стенку.

Сян-тин вдруг увидел, как в его комнате появился человек ростом в чжан с лишним, с зеленым лицом, зелеными усами, в зеленой одежде и обуви; он был так высок, что шапка его доставала до потолка. Затем послышался шум и вошел маленький человечек, ростом не полных три чи. Голова у него была большущая, лицо, одежда и шапка тоже зеленого цвета. Он подошел к лежанке, размахивая руками, и стал делать танцевальные движения. Сян-тин хотел закричать, но не мог раскрыть рта. Он слышал голос Шао в соседней комнате, но не мог ответить ему. Ему и так было страшно, а теперь, когда он увидел, что у лежанки его уселся [еще один] человек в газовом головном уборе и широком поясе, с лицом, изрытым оспой, и длинной бородой, Сян-тин был охвачен настоящим ужасом. Бородатый сказал, указав на великана:

— Это не бес.

Затем он кивнул в сторону большеголового карлика и сказал:

— А вот это — бес.

Сделав рукой знак, он что-то шепнул тем двоим, и тотчас же великан и карлик, сложив руки в знак приветствия, стали кланяться Сян-тину. При каждом поклоне они отступали на шаг; третий поклон, третий шаг — и они исчезли за дверью. А тот в газовой шапке поклонился и пропал.

Сян-тин вскочил с лежанки и хотел бежать в комнату Шао, но в это время тот сам вбежал к нему с диким криком: его тоже посетили чудища.

— У вас тоже были карлик и великан? — спросил Сян-тин.

— Нет, — махнул рукой Шао. — Как только я лег, так сразу почувствовал, что из маленькой комнатушки за моей лежанкой тянет холодом. Подул такой холодный ветер, что у меня мороз по коже пошел, спать я не мог и поэтому стал разговаривать с вами. Вдруг вы перестали мне отвечать, и в это время я заметил, что в маленькой комнатушке расхаживает взад и вперед несколько десятков людей; там были люди огромного роста и совсем крошечные, лица у них у всех походили на миски и тазы. Я было решил, что мне все это чудится, и не испугался, но тут они вдруг столпились у дверей, скоро их оказалась там целая куча, и над всеми высилась голова великана, похожая на жернов. Они смотрели на меня и скалили зубы в улыбке. Тогда я вскочил с лежанки и бросился к вам. Не знаю, о каких это зеленых людях вы говорите!

Сян-тин рассказал ему о том, что видел, и они сейчас же уехали, даже не покормив лошадей.

На рассвете они услышали, как их слуги разговаривают между собой.

— Оказывается, то место, где мы ночевали, — сказал один слуга, — постоялый двор бесов. Большинство людей, останавливающихся здесь, либо умерло, либо сошло с ума. Поэтому местные власти уже лет десять, как приказали закрыть этот постоялый двор. Раз наши господа провели здесь ночь и ничего с ними не случилось, значит, либо чудеса здесь прекратились, либо им обоим судьба уготовила высокие посты.

(271.) ЛЮЙ ЧЖАО-ЛЕ

Люй Чжао-ле был уроженцем Шаосина. Когда он получил степень цзиньши, его назначили на должность начальника города Ханьчэн; придворный ученый Янь Дун-ю[447] подружился с ним там.

Как-то, беседуя на досуге, Янь спросил Люя, что имели в виду, когда дали ему имя Чжао-ле[448].

— В прошлом своем рождении я был лошадью, принадлежавшей семье Чэнь в Бэйтунчжоу, — ответил Люй. — Масти я был пестрой, белый в яблоках, а грива густая, длиной более трех чи. Господин Чэнь очень заботился обо мне.

Однажды, находясь в конюшне, я услыхал, что госпожа Чэнь рожает; три дня она не могла разрешиться. Кто-то из ее родных сказал:

— При таких трудных родах нужна повивальная бабка. Есть одна, которая смогла бы помочь, но, к сожалению, она живет в такой-то деревне, за тридцать ли отсюда и не сможет быстро приехать. Как быть?

Пошлите слугу верхом на этой вашей длинногривой лошади, пусть привезет бабку, — посоветовал другой родственник.

Только сказали это, как седой слуга уже вскочил на меня. Тут я вспомнил, как всю жизнь ел сено моего хозяина, и сейчас, когда хозяйка в беде, мне представился случай отблагодарить за милости. С разметавшейся гривой я помчался во весь опор, и вдруг путь мне преградил горный поток; расстояние между двумя скалами было более чжана; обогнуть его значило очень замешкаться, а тут нужно было спешить на помощь госпоже, и я взмыл вверх и перескочил поток, но споткнулся и полетел с крутого берега вниз, разбился и умер.

Седой слуга крепко держался за меня, поэтому он не разбился о скалистый берег. Тотчас же после моей смерти я увидел седобородого старца, который ввел меня в присутственное место; там я увидел сидящего на почетном месте духа в головном уборе из черного газа. Дух сказал:

— У этой лошади благородное сердце, какое и у людей трудно найти.

Он велел писцу привязать мне к копыту ярлык с надписью древним шрифтом, гласившей: «Препроводить под конвоем в хорошее место».

И тогда незаметно для себя я прошел новое рождение и родился сыном семьи Люя из Шаосина. После того как мне исполнился год, волосы на моей голове разделились надвое, как пучки лошадиной гривы, поэтому меня и назвали Чжао-ле — Пышногривый.

(273.) АДМИНИСТРАТИВНЫЙ ЗУД

Рассказывают, что во времена династии Мин в области Наньян был некий начальник области, который умер при исполнении служебных обязанностей в присутственном месте, и с этих пор каждое утро, на рассвете, дух его в головном уборе из черного газа проходил в главный зал и усаживался на место, обращенное к югу. Слуги кланялись ему, словно он мог кивнуть им в ответ. А когда становилось совсем светло, его больше не было видно.

В середине годов правления под девизом Юн-чжэн должность начальника этой области прибыл достопочтенный Цяо; услыхав об этой истории, он засмеялся и сказал:

— Это у него административный зуд. Тело его хоть и умерло, но сам он не знает, что мертв, поэтому и ведет себя так. Мне надлежит уведомить его.

И вот, когда еще не рассвело, Цяо в парадной одежде и головном уборе пораньше уселся на почетное место, обращенное на юг, а когда пришло время начать аудиенцию, вдали показался тот в черном газовом головном уборе; увидев, что его место уже занято, он стал переминаться с ноги на ногу, не решаясь пройти вперед. Затем тяжело вздохнул и удалился. С тех пор чудеса прекратились.

(275.) ВАЛЕК ИЗ КРАСИЛЬНИ

У некоего простолюдина Чэня была жена и наложница. У жены детей не было, а наложница родила сына, и жена очень ревновала к ней. Дождавшись, когда наложница вышла из дому, жена потихоньку бросила ее сына в реку. А по соседству находилась женщина из красильни, которая стирала в реке одежду. Увидев маленького ребенка, которого несло течением реки, она пожалела его и спасла. Принеся ребенка домой, она накормила его молочной кашей и совсем забыла, что оставила свой валек у реки.

Жена Чэня, хотя и бросила ребенка в воду, боялась, что он не утонул, поэтому она снова пошла на реку. Глядит — ребенка нет, а по воде плывет валек. Засмеявшись, она сказала себе:

— Когда стирала, я потеряла здесь эту вещь.

Взяла валек, вернулась домой и повесила валек у постели. В ту же ночь в комнату проник вор, схватил одеяло с постели женщины, она в ужасе закричала, а он поспешно снял висевший у постели валек и ударил ее. Удар пришелся прямо в висок, так что потекли мозги, и женщина умерла.

Утром Чэнь пошел доложить чиновнику. Тот осмотрел орудие убийства, а на вальке — ярлычок красильной. Он вызвал на допрос красильщика. Жена успела рассказать красильщику, как она спасла младенца и позабыла на реке валек. Тот все рассказал чиновнику, который велел вернуть ребенка в дом Чэня и поймать убийцу его жены.

(277.) ВЕТЕР, ПОДНЯТЫЙ ДРАКОНАМИ

Осенью года синь-ю правления под девизом Цянь-лун[449] тайфун вырывал деревья. Прибрежные жители увидели, как в небе подрались драконы, — и ветер пронесся над городом Гуанлин. В жилищах людей оконные рамы, мебель, пологи, одежда — все было выметено ветром на улицу и разметано в воздухе. На одной пирушке восемь тарелок и шестнадцать пиал были унесены ветром и упали на землю в нескольких десятках ли от места, где поднялись в воздух. А в доме некоего Ли, где как раз поставили на стол мясные и рыбные закуски, ничто не стронулось с места.

А вот что было особенно странно: жившая слева от арки Цинбайлюфан на улице Наньцзе женщина, помывшись и принарядившись, уселась с грудным ребенком на руках за воротами у бамбуковой изгороди. Порывом ветра ее подняло вверх, все видели, как она, словно кукла, сидела, а через мгновение исчезла в облаках. На следующий день эта женщина пришла из Шаобочжэня, то есть больше чем за сорок ли, целая и невредимая.

Она рассказала: «Сначала, когда меня подняло вверх и в ушах засвистел ветер, я испугалась. Чем выше, тем становилось холоднее. Я хотела поглядеть на наш город, но видела только дымку облаков. Не знаю, высоко я летела или низко, однако когда стала падать на землю, то падала медленно, спокойно, словно ехала в паланкине, а на сердце все же было смутно».

(280.) УДИВИТЕЛЬНЫЙ БЕС С ГЛАЗОМ НА СПИНЕ

Фэй Ми[450], второе имя его — Цы-ду, был простолюдином из Сычуани. Ему принадлежит строфа «Великая река течет в Ханьшуй, одинокая лодка отодвигает конец осени», которую так ценил глава историографов Юань-тин[451].

Вместе с командующим Ян Мин-чжаном Фэй Ми вернулся из похода в Сычуань, и когда они проезжали через Чэнду, то остановились на верхнем этаже помещения цензората.

Передавали, что там наверху водится нечисть. Командующий и его помощник Ли не поверили в это, решили там ночевать и потащили с собой Фэй Ми. У него были подозрения, поэтому он взял фонарь и уселся за пологом постели, обнажив меч. Когда пробили третью стражу, внизу послышались чьи-то шаги и какое-то чудище поднялось по лестнице наверх. При свете фонаря Фэй Ми разглядел его: голова есть, а бровей и глаз нет, похож на кусок сухого дерева. Чудище стало прямо перед пологом, но Фэй Ми ударил его мечом. Тогда чудище отступило на несколько шагов, повернулось и пошло прочь. На спине его вертикально стоял глаз длиной более чи, из которого исходило ослепительное сияние.

Подойдя к лежанке командующего Яна, чудище приподняло полог и повернулось спиной так, чтобы блеск его глаза ослепил командующего, но внезапно из ноздрей командующего стал выходить пар двумя струйками; столкнувшись с испускаемым чудищем сиянием, эти струйки начали увеличиваться, а сияние стало уменьшаться. Тогда чудище кубарем скатилось с лестницы, а командующий продолжал спать, так ничего и не зная. Вскоре на лестнице снова послышались шаги; чудище вновь поднялось наверх и поспешно направилось к лежанке помощника командующего Ли; тот крепко спал, и храп его напоминал гром. Фэй Ми решил, что это еще более бесстрашный человек, чем командующий, но вдруг услышал громкий крик, поглядел — у Ли изо всех отверстий льется кровь, и он мертв.

(283.) «РАЗВЕ МНЕ ЗРЯ ОТРУБИЛИ ГОЛОВУ?»

Когда старший историограф Цзян Синь-юй[452] редактировал историко-географическое описание уезда Наньчан, ему как-то ночью приснилось, что пришел командующий Цзя, величественный мужчина в военной одежде и головном уборе, и, не поклонившись, схватил его за горло и закричал: «Разве мне зря отрубили голову?»

Цзян, в испуге проснувшись, понял, что это был дух обиженного. Заглянул в новое описание — там нет такого человека; заглянул в старое — там имелось упоминание о командующем Цзя, погибшем в Янчжоу. Тогда Цзян поспешно внес его имя в раздел «Жизнеописания преданных долгу».

(286.) ПРЕДОК ГРОМА

Жил когда-то охотник по фамилии Чэнь, у него была собака с девятью ушами. Если собака шевельнет одним ухом, Чэню попадался один зверь, шевельнет двумя — попадались два зверя, ни одним не шевельнет, значит, никого не подстрелит. Чэнь ежедневно проверял это на деле. И вот однажды собака зашевелила сразу всеми девятью ушами. Чэнь обрадовался, решив, что добыча будет большой, поспешил в горы, ходил с рассвета до полудня, но не убил ни одного зверя. Когда он совсем потерял надежду, собака забралась во впадину в горе и, громко лая, стала карабкаться вверх, перевернувшись вниз головой, словно маня его за собой. Чэнь стал копать в том месте и вырыл яйцо величиной с целый ковш.

Вернувшись домой, Чэнь положил яйцо на стол. На следующее утро началась сильная гроза, молния осветила комнату, и Чэню показалось, что с яйцом творится что-то странное. Он вынес яйцо во двор, в это время раздался удар грома, в яйце появилась трещина, и оно раскололось. Внутри него оказался маленький ребенок, красивый, как картинка.

Чэнь очень обрадовался, отнес ребенка в дом; стал растить его, как родного сына. Когда мальчик вырос, он сдал экзамен на степень цзиньши, был назначен на должность начальника области. Благодаря своим способностям и уму он прекрасно управлял делами. А когда ему исполнилось пятьдесят семь лет, у него под локтями внезапно выросли крылья, он взмыл в небо и, став бессмертным, исчез.

До сих пор в Лэйчжоу приносят жертвы Лэй-цзу — предку грома[453].

(289.) БОЛЬШОЙ МЕДВЕДЬ

Был торговец из Чжэцзяна, зарабатывавший на жизнь морской торговлей. Джонку, в которой он находился с двадцатью товарищами, прибило ветром к одному морскому острову. Они вышли на сушу, прошли примерно ли с небольшим, как вдруг им навстречу попался огромный медведь, ростом более чжана; медведь обеими лапами сгреб людей, чем больше захватывал, тем крепче сдавливал их, подтащил к большому дереву, схватил лианы и стал одну за другой протыкать их в ушные раковины людей; привязав их к дереву, он побежал прочь.

Дождавшись, когда медведь ушел подальше, люди сняли с поясов ножи, разрубили лианы и побежали обратно на джонку. Но вдруг они увидели четырех медведей, тащивших большую каменную плиту, на которой сидел медведь еще больший, чем тот, что повстречался им первым. Тут прибежал и первый медведь с радостным видом, но, когда он добежал до дерева и увидел валявшиеся на земле лианы, вид у него стал такой огорченный, словно он что-то потерял. Сидевший на плите медведь свирепо зарычал, а те четыре медведя стали бить [первого], задрали насмерть и ушли. Увидев это, люди, сидевшие в джонке, поразились и обрадовались, считая, что обрели вторую жизнь.

У некоего У из Шаньиня были дырки в ушных раковинах, родич его Шэнь Цзюнь-пин спросил его о причине этого, и тот рассказал ему эту историю.

(291.) СОЖГЛИ ТРАВУ, ОБЛИЧАВШУЮ ВОРОВ

В Ланьфу есть трава, обличающая воров. Если в каком-нибудь доме пропадет какая-то вещь, сжигают эту траву, и у вора начинают дрожать руки и ноги.

У одной барышни пропала пара золотых шпилек, кто их украл — неизвестно. Она собрала всех слуг, служанок, старух нянек, всего несколько десятков человек, и сожгла эту траву. Вид у всех был совершенно спокойный, ничем не отличавшийся от обычного, но барышня вдруг заметила, что занавес у двери начал непрерывно дрожать. Она подняла голову и увидела, что на занавесе висят ее шпильки. Когда она как-то проходила мимо, шпильки зацепились за занавес и повисли на нем.

(294.) ЛЕТАЮЩИЙ ТРУП

Когда Цзян из Инчжоу был начальником области Ань-чжоу, что в провинции Чжили, ему повстречался старик, который лихорадочно двигал обеими руками, словно размахивая колокольчиками. На вопрос о причине этого старик ответил:

— Моя семья живет в такой-то деревне, всего нас там несколько десятков семейств. Однажды из холмов вышел труп, который мог летать по воздуху. Он пожирал маленьких детей. Хотя ежедневно на закате солнца люди запирали двери и прятали детей, все же этот труп часто похищал детей. Деревенские жители прощупали могилу, но не могли достать до ее дна и не решались осквернить ее.

Тут мы узнали, что в городе живет некий даос, искусный в магии. Мы собрали деньги и подарки для него и отправились просить его поймать чудище. Он согласился и, выбрав благоприятный день, пришел в деревню, воздвиг алтарь для совершения своей магии и сказал людям:

— Мое искусство дает мне возможность набросить на небо и на землю сети, которые могут помешать нечисти улететь, но вы должны мне помочь оружием; а главное — мне нужен смелый человек, который решится войти в эту могилу.

Никто в собравшейся толпе не решался, тогда я откликнулся, выступил вперед и спросил, что он мне поручит.

— Духи мертвых, — сказал даос, — обычно очень боятся звуков колокольчиков и гонгов. С наступлением ночи ты должен ждать того момента, когда чудище вылетит, и войти в его могилу, взяв с собой два больших колокольчика. Звони в них не переставая, так как даже короткого перерыва будет достаточно, чтобы труп успел войти в могилу и причинить тебе зло.

Когда наступила ночь, даос поднялся на алтарь, чтобы читать заклинания. А я с двумя колокольчиками ждал, пока труп вылетит. Затем я изо всех сил стал махать руками, как падающий дождь, не решаясь ни на минуту остановиться, так как труп был у выхода из могилы. Он выглядел ужасающе свирепым и не отрывал от меня яростного взгляда, но звук колокольчика заставил его начать бегать вокруг могилы, куда он не решался войти. Окруженный толпой труп не мог никуда бежать. Протянув вперед руки, он стал сражаться с деревенскими жителями, пока первые лучи рассвета не заставили его упасть на землю. Тогда наши люди развели огонь и сожгли его.

Я же оставался в могиле и, не зная, чем дело кончилось, непрерывно размахивал колокольчиками, боясь остановиться. В полдень люди начали громко звать меня, и я вылез, но обе мои руки продолжали непрерывно двигаться, и до сегодняшнего дня я страдаю от этой болезни.

(295.) СВЯЗЬ ДВУХ ТРУПОВ

Некий смельчак, гостя в Хугуане, поселился один в старом храме. Однажды вечером, когда луна была прекрасна, он прогуливался за воротами и увидел в лесу существо неясных очертаний, в головном уборе танских времен[454], легко, как ветер, несущееся к нему. Он решил, что это бес. Существо свернуло в самую гущу деревьев и вошло в древнюю могилу. Тогда смельчак понял, что это дух мертвого. Ему приходилось слышать, что дух мертвого не может причинить зла, если пропадет крышка от его гроба. Поэтому на следующую ночь он спрятался в лесу, дождался, когда труп выйдет из могилы, и украл крышку его гроба. Спрятав крышку, смельчак сам спрятался в глубине соснового леса. Ночь была уже на исходе, когда появился бегущий труп. Увидев, что крышка гроба пропала, он очень взволновался. Искал повсюду, а потом побежал по той же дороге, по какой пришел. Смельчак пошел за ним. У двухэтажного здания он увидел, как труп прыгает и кричит; ему отвечала женщина, стоявшая на верхнем этаже. Женщина делала знаки, чтобы труп ушел, но вдруг закричал петух, и труп упал на дороге.

Рано утром прохожие собрались в этом месте, и все были очень испуганы. Поднялись на верхний этаж, чтобы выяснить, в чем дело. Это был храм семьи Чжоу; на верхнем этаже стоял гроб, а рядом с ним лежал труп женщины. Все поняли, что имеют дело со связью мертвецов, поэтому положили их рядом и сожгли.

(297.) ГРОМ УДАРИЛ В ЛЯГУШКУ-ОБОРОТНЯ

Сун Дань-шань из Яньлина летом года дин-хай правления под девизом Цянь-лун[455] увидел, что гром ударил в дом крестьянина из Суйаня. В тот же миг небо прояснилось. Никому не было причинено вреда, только в доме долго стояла вонь.

Дней через десять родственники и друзья собрались в этом доме поиграть в кости. Вдруг из потолочного перекрытия рекой потекла кровь. Вскрыли потолок и увидели там мертвую лягушку длиною более трех чи; на голове у нее была шапка с кистью из конского волоса, на ножках — сапожки из черного шелка, на теле — платье из черного газа, обликом она походила на человека. Тогда только стало известно, что громом убило лягушку.

(303.) ТРУП ДЕРЖИТ В РУКАХ СЛИТОК СЕРЕБРА

Зимой девятого года правления под девизом Юн-чжэн[456] на северо-западе было землетрясение. В одной деревне уезда Цзесисян, что в Шаньси, на протяжении целого ли с небольшим земля провалилась; были места, где еще не образовались ямы. Жители деревни раскопали одно такое место и увидели, что там погребена семья некоего Цю. Трупы не разложились, все вещи сохранились в целости. Хозяин как раз взял весы, чтобы взвесить серебро. В руке его был крепко зажат серебряный слиток.

(305.) ПО ОШИБКЕ ПРИНЯЛИ СЛАБИТЕЛЬНОЕ

Чанчжоуский цензор Цзян Юн-ань вместе с четырьмя приятелями пил в доме Сюй Чжао-хуана[457]. Сюй хорошо готовил, особенно вкусно он жарил рыбу-шар. Поэтому, выставив вино, он пригласил пятерых своих друзей отведать вместе с ним рыбу-шар.

Хотя все гости набросились на вкусную рыбу, подхватывая палочками большие куски, они все-таки испытывали легкое беспокойство. И вдруг один из гостей, некий Чжан, упал ничком на пол, на губах его появилась пена; закрыв рот, он не мог произнести ни звука. Хозяин и гости решили, что рыба была ядовитая, поспешили купить слабительное и влили его Чжану в рот. Но тот не приходил в себя. Все очень напугались.

— Разве может помочь лекарство, пока яд не вышел? — заявили они, и каждый выпил по чарке слабительного.

Через некоторое время Чжан пришел в себя. Друзья наперебой стали рассказывать ему, как они спасли его. Тогда он сказал:

— Я давно уже страдаю падучей, неожиданно случился приступ, а рыба-шар здесь ни при чем.

Тогда остальные приятели горько пожалели о том, что без причины приняли слабительное. Они полоскали рот, вызывали у себя рвоту и хохотали без удержу, как сумасшедшие.

(309.) ГУЙАНЬСКАЯ РЫБА-ОБОРОТЕНЬ

. В народе передают, что Чжан Тянь-ши[458] не проезжает через уезд Гуйань.

Рассказывают, что при прошлой династии некий начальник уезда Гуйань, находившийся на должности полгода, как-то улегся спать с женой и вдруг в середине ночи услышал стук в дверь. Начальник встал, чтобы поглядеть, в чем там дело. Вскоре он вернулся на постель и сказал жене:

— Это всего лишь ветер.

Жена, считая, что это ее муж, по-прежнему лежала рядом с ним, но вдруг почувствовала, что от его тела идет дурной запах. Она затаила подозрение и ничего не сказала. Однако с тех пор уезд превосходно управлялся, уголовные дела и тяжбы решались необычайно мудро.

Через несколько лет через Гуйань проезжал Чжан Тяньши. Начальник уезда не решился явиться к нему с визитом. Чжан Тянь-ши сказал:

— В этом уезде пахнет нечистью. — И приказал вызвать к нему жену начальника уезда.

— Помнишь, как в такой-то день такой-то луны такого-то года ночью раздался стук в дверь? — спросил он ее.

— Помню, — ответила она.

— Нынешний твой муж не настоящий твой супруг, — сказал Чжан Тянь-ши. — Это дух угря. А твоего прежнего мужа он съел, когда тот вышел на его стук в дверь.

Жена пришла в ужас, стала умолять Чжан Тянь-ши отомстить за нее.

Чжан Тянь-ши поднялся на алтарь, произнес заклинания. Появился большой черный угорь, длиной в несколько чжанов. Он пал ниц перед алтарем.

— За свое преступление ты заслуживаешь казни, — сказал ему Чжан Тянь-ши, — но обязанности начальника уезда ты исполнял превосходно, и это избавит тебя от смерти.

Взяв большой сосуд, он заключил в него угря и опечатал отверстие. Сосуд зарыли в центральном зале, засыпав сверху землей. Угорь умолял пощадить его, на что Чжан Тянь-ши ответил:

— Подожди, пока я снова буду проезжать через этот уезд, тогда освобожу тебя.

Говорят, что с тех пор Чжан Тянь-ши больше не проезжал через Гуйань.

(312.) ЯН-ГУЙФЭЙ[459] ЯВЛЯЕТСЯ ВО СНЕ

В годы правления под девизом Кан-си[460] Ван Шань-цяо[461] из Сучжоу, человек выдающихся талантов, проводил аттестацию чиновников в уезде Синпин провинции Шэньси и заночевал в Мавэй[462]. Во сне ему явилась женщина редчайшей красоты, какую не встретишь в мире смертных, одетая в убор из перьев зимородка. Она вручила ему жалобу и сказала:

— Участок, где находится моя могила, захвачен людьми. Было бы счастьем, если бы вы, мудрый правитель, пожалели меня и разобрались в этом деле.

Ван в испуге проснулся. Расспросил местных жителей, те сказали:

— Здесь только могила государыни Ян. Когда ее похоронили во времена Тан, первоначально участок был шириной в несколько му; со времени же Сун и в период Мин дровосеки и пастухи захватывали по частям эту землю, так что лишку совсем уже не осталось.

Ван решил навести порядок. Действительно, там была древняя могильная надпись, гласившая: «Могила танской гуйфэй из рода Ян». Тогда он поставил межевой знак и сверх того насадил там сотню деревьев. Весной и осенью — два раз в год — он приносил ей жертвы.

(316.) ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ЦЕНЗОР ФЭН

Провинциальный цензор Фэн Цзин-шань жил в столице на улице Юнгуансысицзе[463]. Когда перестраивали его кабинет, вырыли черный лакированный гроб и перенесли в другое место. Ночью Фэну приснился человек, поднесший ему донесение с жалобой на обидчика. Фэн в это время инспектировал Си-чэн[464]; получив донесение во сне, он ознакомился с ним; речь там шла о том, что влиятельный сановник вырыл гроб, и стояли фамилия и имя Фэна.

Проснувшийся в испуге Фэн заболел. Когда болезнь его обострилась, жена Фэна услыхала смех и говор в его комнате. Решив, что больному стало лучше, она заглянула к нему и увидела совершенно незнакомого человека в черном, сидевшего на постели Фэна; в то же мгновение он исчез.

— Этот человек — мой сосед, — сказал Фэн жене. — Он охранял караван с продовольствием и, когда продовольствие доставили в столицу, умер. Гроб его временно поставили в кумирню на улице перед храмом Юнгуансы, совсем рядом с нашим домом, а я об этом ничего не знал. Теперь он услыхал, что мой жизненный путь тоже подходит к концу. Вот я и хочу договориться: надо сжечь жертвенные деньги, чтобы помочь ему в потустороннем мире.

Жена Фэна послала человека на улицу. Там действительно стоял точно такой же гроб. Она поняла, что муж ее не выживет.

(318.) СЮЦАЙ ЧЖУАН

Сюцай Чжуан из Тунчжоу, ставший цзюйжэнем в год моу-у[465], в юности был очень красив. Дочь его арендатора влюбилась в него. В конце концов она заболела и перед смертью сказала своему отцу:

— Я умираю из-за сюцая Чжуана. Я мечтала выйти за него замуж, но понимала, что это невозможно из-за моего низкого происхождения. Поэтому я заболела от тоски. Хоть я и умираю, но сердце мое стремится к сюцаю!

На следующий день она умерла. Отец ее поспешил сообщить сюцаю Чжуану. Тот пришел навестить девушку, но она уже испустила последний вздох.

Когда Чжуан отправился на осенние экзамены, он встретил девушку на мосту Хуайсицяо, совсем такую же, как при жизни. Когда он вошел в помещение для экзаменов, то оказалось, что приготовлением пищи, закусок, чая ведала эта девушка. В том году он получил степень.

Каждый раз, когда Чжуан отправлялся в дальнюю поездку, обязательно приходила эта девушка. Чжуан из страха поставил в своем доме табличку с ее именем и приносил жертвы. Когда он женился на девушке из некоей семьи, та девушка пришла попрощаться и больше не появлялась.

(321.) ТРУП ИЗ-ЗА СВОЕЙ ЖАДНОСТИ ПОПАДАЕТ В БЕДУ

Некий учащийся Ван из Шаосина в течение года получал от правительства [стипендию] продовольствием, одна богатая семья в деревне пригласила его домашним учителем. Дома у них было тесно, но вышло так, что на расстоянии одного ли с небольшим продавался новый дом. Семья богача купила этот дом и поселила в нем Вана. При этом было сказано:

— Тут еще не все устроено как следует. Ваши ученики и прислуга прибудут завтра рано утром, так что вам, почтенный, одну ночь придется провести одному, но бояться нечего.

Ван был человеком смелым, да и, собственно, чего было бояться в новом доме!

Ван приказал мальчишке-слуге захватить с собой чайную посуду и отнести ее в кабинет, а сам, осмотрев дом, вышел на улицу и стоял, прислонившись к воротам.

Уже наступила ночь; луна светила ярко, и Ван увидел у подножия холма какое-то сияние, как от зажженного факела. Он пошел посмотреть, в чем там дело, и увидел, что сияние исходит из гроба, сделанного из некрашеного дерева. Ван подумал: «Если бы это был бесовский свет, то он был бы голубовато-зеленым и давал бы языки пламени чуть красноватого оттенка. Нет ли там золота или серебра?»

Ван вспомнил, что в «Мешке премудрости»[466] есть запись о том, что тунгусы в траурных одеждах погрузили на повозки гробы и захоронили их за городом, а их преследователи нашли в этих гробах груды желтого и белого [металла]. Уж не из тех ли гробов этот? Счастье, что никто другой его не нашел!

Ван взял камень и стал выбивать им гвозди. Затем он открыл крышку гроба и с ужасом увидел внутри труп с землистым лицом и вспухшим животом. На трупе была шапка из конопли и соломенные туфли.

В районе Юе было принято в таком виде хоронить родителей, переживших своих сыновей. Ван в ужасе отшатнулся. С каждым шагом Вана назад труп приподнимался и наконец вскочил. Ван как, сумасшедший бросился бежать, труп погнался за ним. Ван вбежал в дом, поднялся наверх, захлопнул дверь, задвинул засов и смог наконец перевести дух.

Думая, что труп уже ушел, Ван открыл окно и выглянул, но труп тотчас же поднял голову, запрыгал с радостными криками и кинулся к двери. Так как дверь была заперта, войти он не смог. Он издал громкий жалобный вопль. Три раза он крикнул, и дверь распахнулась, словно кто-то открыл ее. Труп поднялся наверх. Вану ничего не оставалось, как схватить палку и ждать его. Когда труп приблизился, Ван ударил его палкой по плечам, висевшие [на плечах у трупа] слитки из серебряной бумаги рассыпались по полу. Труп нагнулся, чтобы поднять их, тогда Ван воспользовался этим и толкнул его изо всех сил. Труп упал с лестницы. Тут закричал петух, и с этой минуты труп лежал молча.

На следующее утро Ван пошел посмотреть на труп и увидел, что у него при падении сломалось бедро. Ван позвал людей, они вынесли труп и сожгли его. Вздохнув, Ван сказал:

— Моя жадность привела труп наверх, а его жадность довела его до того, что люди сожгли его! Если бесам не следует быть жадными, то насколько же больше это относится к людям!

(323.) ГОСПОЖА ЛУ

Госпожа Лу, супруга некоего Фан Во, была приемной дочерью государственного секретаря — достопочтенного Цю Вэнь-да[467]. После того как господин Вэнь-да умер, госпожа заболела, и ей приснилось, что в комнату внесли большой паланкин, перед которым стоял человек в синем, провозгласивший: «Вельможа Цю прислал просить вас пожаловать к нему».

Госпожа поднялась в паланкин и незаметно для себя оказалась среди облаков. Ее доставили к большому храму с величественным главным зданием и очень чистыми маленькими пристройками по бокам. Достопочтенный Вэнь-да сидел с непокрытой головой в шелковом халате, по бокам стояли двое прислужников, на столе лежало множество свитков с делами.

— Я знаю причину твоей болезни, — сказал госпоже достопочтенный Вэнь-да, — это возмездие за грехи, совершенные в прошлом твоем рождении.

Госпожа упала на колени и обратилась к нему с мольбой:

— В силах ли мой приемный отец избавить свою дочь от беды или нет?

Достопочтенный Вэнь-да ответил:

— Здесь в западном флигеле лежит на постели женщина, пойди и подними ее. Если сумеешь поднять, твоя болезнь поддастся лечению; не сумеешь, тогда и я не смогу спасти тебя.

И он приказал мальчику-слуге проводить госпожу в западный флигель. Действительно, там стояла расписанная золотом лежанка, над которой был натянут большой полог из красного шелка, одеяло и постельные принадлежности были очень нарядными. В постели, вытаращив глаза и не произнося ни слова, лежал труп обнаженной женщины.

Госпожа стала поднимать женщину, совсем выбилась из сил, но без толку. Тогда она вернулась к достопочтенному Вэнь-да и сообщила ему об этом.

— Возмездия трудно избежать, — сказал он. — Можешь вернуться домой и попросить Чжан Тянь-ши[468] совершить моление, чтобы предотвратить беду. Но Чжан Тянь-ши в последнее время стал небрежен, и его благополучие тоже идет к концу. В такой-то день такой-то луны он написал текст молитвы для семьи Гу Мао-дэ из Сучжоу и там было очень много ошибок, так что Верховный владыка[469] сильно разгневался.

Госпожа Лу проснулась в испуге. В это время Чжан Тяньши находился в столице, и госпожа рассказала ему все. Он проверил черновик текста молитвы для семьи Гу, там действительно было много ошибок, и Чжан Тянь-ши сильно встревожился.

Вскоре госпожа Лу умерла. Чжан Тянь-ши тоже умер. Слава его сохранилась. Гу Мао-дэ, еще не получив степень цзиньши, был назначен начальником отделения в палате обрядов.

(324.) ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ С КОРОВЬЕЙ ГОЛОВОЙ

Чжуан Гуан-юю, крестьянину из Лияна, приснилось, что оборотень с рогами на голове постучался в двери и вошел в дом.

— Я великий князь с коровьей головой[470], — сказал он. — Верховный владыка приказал мне есть здесь жертвенную пищу. Поставь в доме мое изображение и приноси мне жертвы, наградой за это тебе непременно будет счастье.

Чжуан, проснувшись, рассказал о своем сне деревенским жителям. Как раз в это время в деревне было моровое поветрие. Крестьяне решили, что лучше поверить духу; собрали несколько тысяч монет и воздвигли хижину, в которой поставили изображение сидящего духа с коровьей головой и человеческим телом.

После этого все, кто заболел во время морового поветрия, выздоровели. И молитвы о рождении сына тоже возымели свое действие. Так что курения [перед изображением духа] возжигались непрерывно. Прошло несколько лет. И вот сын крестьянина Чжоу Маня заболел оспой. Чжоу принес жертвенное мясо в храм и стал молиться духу. Гадательные жребии предсказывали счастье, и Чжоу, обрадовавшись, решил в знак благодарности устроить [в честь духа] театральное представление. Но не прошло и нескольких дней, как сын его умер.

В гневе Чжоу сказал:

— Я надеялся, что мой сын будет возделывать землю и кормить меня. Лучше бы я умер, чем мой сын!

Чжоу привел с собой жену, и они мотыгами разбили на куски изображение духа с коровьей головой и разрушили его храм. Деревенские жители испугались, решив, что теперь будет беда. Но все было тихо. Куда перебрался дух с коровьей головой, неизвестно.

(328.) БЕСТОЛКОВЫЙ БЕС

В тридцать девятом году правления под девизом Цянь-лун[471] живший в столице беспутный малый Хань-лю нанес телесные повреждения своему отцу. Палата наказаний расследовала это дело, Хань-лю был брошен в тюрьму, и его должны были казнить. Некий помощник начальника ведомства, исходя из того что побои, нанесенные отцу, не были опасны для его жизни, хотел смягчить наказание, но, когда глава палаты достопочтенный Коу Цинь по обязанности доложил об обстоятельствах дела, был получен приказ предать [Хань-лю] казни по закону.

Начальник тюрьмы Ли Хуай-чжун был послан палатой наказаний наблюдать за казнью. Через три дня дух [казненного] вселился в тело этого Ли и его устами заявил:

— Вы все, достопочтенные господа, оказали мне снисхождение, а ты прибыл меня казнить. Я не хотел умирать, поэтому пришел требовать твою жизнь.

Слышавшие это очень удивились и решили, что дух этот бестолковый, но Ли так больше и не поднялся.

(330.) ГУАНЬ-ДИ СЛЕДУЕТ МИРСКИМ ОБЫЧАЯМ

В год гуй-мао правления под девизом Кан-си[472] у цзюйжэня Цзян Кая[473], назначенного начальником одного уезда, умерли родители, и он вернулся домой[474]. Когда он снова смог приступить к исполнению служебных обязанностей, ему приснился человек в латах, который назвался Чжоу Цаном[475] и был одет так, как его изображают в нынешних храмах, но был молод и без бороды. В руке у него была пригласительная карточка, на которой было написано: «Ваш младший брат, некий Гуань, бьет земной поклон». Цзян Кай в удивлении проснулся и громко рассмеялся, решив, что Гуань-ди следует мирским обычаям.

Вскоре Цзян Кай был назначен начальником уезда Цзелян в Шаньси. Там он отправился поклониться в храм Гуань-ди. Сбоку находилось изображение Чжоу Цана, действительно молодого и без бороды. Весь его облик был точь-в-точь таким, как видел Цзян во сне. Цзян пожертвовал большую сумму на ремонт храма. Впоследствии он скончался на своем посту.

Достопочтенный Цзян был дядей Юй-цзю[476], начальника области, который рассказал мне эту историю.

(332.) ДВА ВАН ШИ-ХУНА

В годы правления под девизом Шунь-чжи[477] господину Ван Жи-хэну из Хойчжоу под Новый год приснилось, что в списке выдержавших экзамен на степень цзиньши есть имя Ван Ши-хуна. Тогда он переменил свое имя на Ши-хун, но так до конца своих дней и не получил степени. Уже при правлении Кан-си[478] экзамены выдержал господин Ван Туй-гу[479], значившийся в списке под именем Ван Ши-хун. Это произошло более чем сорок лет спустя, когда господин Жи-хэн давно уже умер. Его внук записал слова деда, и мы вместе с ним вздохнули о том, как удача играет людьми.

(344.) ХОЗЯИН ЧАЙНОЙ ЛАВКИ ВОЗВРАЩАЕТ ДОЛГ

Цзоу, курьер из уезда Ганьцюань, шел лунной ночью мимо Симэньдацзе. Наступила третья стража, и на дороге не было прохожих. Под ясенем Цзоу увидел небольшой домик, ворота которого стояли открытыми, к ним прислонилась женщина. Сделав вид, что ему нужен огонь, чтобы закурить, Цзоу попросил у женщины огня. Та не спряталась от него, и Цзоу, обрадованный, ввел ее за руку в дом. Усевшись на скамью, он уговорился с ней, что придет на следующей день.

Назавтра Цзоу утром пришел туда [снова, а в домике] под ясенем никого не было, лишь в маленькой комнатушке стоял гроб. Цзоу заглянул в окошко: скамья стоит, как прежде, на ней следы пепла и очертания двух сидящих радом людей. Тогда он понял, что это было бесовское наваждение, и был очень огорчен и раздосадован.

Однажды Цзоу поднялся рано и сказал жене:

— Один человек задолжал мне семь лянов серебра и два цяня, пойду потребую с него долг.

В тот день Цзоу не вернулся домой, а наутро на улице поднялся большой шум. Рассказали, что в одной чайной лавке человек пил чай и вдруг скоропостижно умер. Владелец чайной лавки сообщил властям; труп освидетельствовали, но причину смерти не смогли установить. Хозяину лавки было приказано купить гроб и обрядить покойника.

Услыхав об этом, жена Цзоу пошла посмотреть. Это оказался ее муж.

Она спросила хозяина чайной лавки, сколько стоил гроб; оказалось, ровно семь лянов и два цяня.

(346.) ЯДОВИТЫЕ НАСЕКОМЫЕ ГУ[480]

В Юньнани многие семьи держат у себя ядовитых насекомых гу. Гу могут испражняться золотом и серебром и таким образом обогащать людей. Каждый вечер гу выпускают, и оно, сверкая, как молния, летает на восток и на запад. Если поднять сильный шум, то этим можно заставить его упасть на землю.

Гу может быть змеей или жабой, любым пресмыкающимся или насекомым. Люди [от гу] прячут маленьких детей, боясь, что гу съест их.

Те, кто держит у себя гу, прячут их в потайных комнатах, приказывая женщинам кормить их. Мужчинам вредно видеть гу, так как оно состоит из скопления инь[481]. Гу, что пожирает мужчин, извергает золото, а гу, пожирающее женщин, извергает серебро.

Это мне рассказал Хуа Фэн[482], командующий войсками в Юньнани.

(347.) ОТРАВЛЕННОМУ ЧЕЛОВЕКУ ВОЗЖИГАЮТ КУРЕНИЯ

Ляо Мин, даос из Ханчжоу, собрал деньги и воздвиг на них изображение в храме Шэн-ди[483]. В день открытия мужчины и женщины со всей округи толпами собрались там, чтобы возжечь курения. Неожиданно какой-то бродяга нагло расселся рядом с изображением Шэн-ди и стал тыкать в него пальцем и высмеивать его.

Толпа возмутилась, но даос сказал:

— Пусть делает что хочет, он непременно будет наказан.

И в тот же миг бродяга упал на землю и стал кататься по ней, крича, что у него болит живот. Вскоре он умер, а из всех семи отверстий у него лилась кровь. Все очень испугались, решив, что это Шэн-ди проявил свою чудотворную силу.

С тех пор здесь стали возжигать еще больше курений, и даос благодаря этому разбогател,.

Прошел год, и сообщники даоса, недовольные неравным дележом доходов, донесли властям, что бродяга, который в прошлом году насмехался над Шэн-ди, был подкуплен даосом, научившим его так вести себя, а умер он потому, что даос всыпал яд ему в вино и бродяга, ничего не подозревая, выпил вино.

Вырыли труп — и действительно, кости почернели. Даоса казнили, а курения в храме Шэн-ди почти перестали возжигать.

(349.) ДИКАЯ КОШКА НАЗЫВАЕТ СЕБЯ ДВОЮРОДНОЙ СЕСТРОЙ (БРАТОМ)

В обители Лаомэй в Люхэ много диких кошек. Ночью они выходят, чтобы дурачить людей: под окном начинают звать человека, называясь при этом двоюродным братом (сестрой). Если человек предостережен и не ответит, они уходят.

Некий юноша по фамилии Ся занимался в этой обители. Лунной ночью он услыхал, как кто-то зовет его. Он подумал, что это человек, открыл окно и откликнулся. Он увидел манившую его к себе женщину, вид у нее был грубый и уродливый. Ся хотел оттолкнуть ее, но она обхватила его обеими руками, втолкнула обратно в комнату и стала срывать одежду. Только когда втянула в себя всю его «жизненную энергию»[484], ушла.

Говорят, что сила у нее была такая, что с ней нельзя было справиться.

Пахло от нее так, что запах этот остался на теле Ся и только через месяц с лишним исчез.

(354.) ДВА БЕСА ПОД РОЖКОВЫМ ДЕРЕВОМ

За южными воротами Даньяна некий Люй имел сад с рожковыми деревьями, от которых он получал большие доходы. Всякий раз, как рожки созревали, Люй с сыновьями сторожили сад от воров.

Как-то лунной ночью Люй сидел на камне и смотрел на деревья. Под одним деревом он увидел вылезшее из земли существо с растрепанными волосами, висящими космами. От страха у него даже в глазах помутилось. Люй позвал сыновей, те поймали существо, превратившееся в молодую женщину в красном платье, которая сразу же вырвалась. Отец в страхе упал на землю, а сыновья как сумасшедшие бросились домой. Женщина погналась за ними.

У главных ворот их дома она внезапно остановилась и стала неподвижно — одна нога в воротах, другая за воротами. На крики сыновей сбежались все домашние, с ножами и палками; но, боясь, что леденящее дыхание женщины коснется их, никто не решался приблизиться к ней. Тогда она медленно вошла в дом, нагнулась, подлезла под лежанку и исчезла.

Напоив отца имбирным отваром, чтобы привести его в чувство, сыновья Люя отвели его домой и стали скликать соседей. Сообща они разрыли землю под лежанкой и обнаружили там красный гроб, а внутри его в красном платье, такую [же женщину], как та, что они видели ночью.

С этой поры отец и сыновья не решались сторожить деревья.

Прошло три года, и под рожковым деревом нашли человека. Люй с сыновьями привели его в чувство и спросили, откуда он взялся.

— Я ваш сосед с западной стороны, — ответил он. — Видя, что у вас много рожковых деревьев, которые никто не сторожит, я пришел, чтобы украсть рожки, но вдруг увидел под деревом обезглавленного человека, который манил меня рукой к себе. В ужасе я упал на землю.

Снова сыновья Люя созвали людей, чтобы разрыть землю, и на этот раз нашли черный гроб с обезглавленным трупом.

Оба трупа не разложились. Их сожгли, и тогда чудеса прекратились.

(356.) ПЕРВЫЙ КАНДИДАТ НЕ МОЖЕТ СДАТЬ ЭКЗАМЕН

Первый кандидат Хуан Сюань сам рассказывал, что когда он стал сюцаем, то неоднократно с успехом сдавал экзамены.

В год и-ю[485] шанцзянскому главному экзаменатору Лян Яо-фэну[486] понравился его талант, и он рекомендовал его для сдачи экзаменов в столице.

Когда наступил день сдачи экзамена, у Хуана началось сильнейшее головокружение, так что он не смог написать ни одного слова. Ляну пришлось заменить его кандидатуру неким У Хао-лином, учащимся из уезда Сюнин.

А после того как вывесили списки выдержавших экзамен, болезнь Хуана сразу же прошла. С тех пор он потерял надежду прославиться и рассчитывал лишь на должность помощника начальника уезда или округа.

Только через три года он наконец одержал победу и даже занял первое место на дворцовых экзаменах. У Хао-лин же был послан в дальний район, заболел брюшным тифом и так и умер там в безвестности.

(358.) ПЕРЕСТАРАЛИСЬ

Некий помощник начальника ведомства Сай был по природе своей человеком крайне осторожным. Каждый раз, когда при нем упоминалось слово «смерть» или «похороны», он обязательно чихал, чтобы отогнать от себя несчастье.

Повстречав на дороге гроб с покойником, он спешил зайти в дом приятеля или родственника, снимая с себя одежду и шапку и несколько раз вытряхивал их, считая, что невезение останется в этом доме, а его не коснется.

А еще был помощник начальника ведомства Ли. Сюе Шэн-бай[487] навещал больных в его доме. Как-то раз пришел рано утром, но Ли вышел к нему лишь в полдень. Шел он спиной, поддерживаемый под руки двумя сыновьями. Усевшись, протянул руку, чтобы Сюе пощупал пульс, отвечал на вопросы о болезни, но так ни разу и не повернул головы.

Сюе удивился и решил, что у Ли изуродовано лицо, поэтому он и не поворачивается. Спросил у его домашних, но те ответили:

— Лицо у господина нормальное, ничем не изуродовано. А ведет он себя так, потому что в определенные дни дух счастья находится на востоке, и хозяин не осмеливается выходить, повернувшись к нему спиной. И еще: раннее утро — время неблагоприятное, поэтому он вышел к вам только в полдень.

(364.) ДОСТОПОЧТЕННЫЙ ЦЯНЬ ВЭНЬ-МИНЬ[488] РОДИЛСЯ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ЕГО МАТЬ УВИДЕЛА ВО СНЕ СИНЬ ЦЗЯ-СЮАНЯ[489]

Достопочтенный Цянь Вэй-чэн, получивший [посмертно] имя Вэнь-минь, вначале именовался Синь-лай[490], потому что его матери перед родами во сне явился Синь Цзя-сюань. После того как имя переменили, ему дали прозвище Цзя-сюань, чтобы сохранить предсказанное сном.

За четыре месяца до экзаменов, проходивших в год и-чоу[491], Цяню приснилось, что в списке выдержавших экзамен первым стояло имя некоего Ли, сам Цянь был третьим в списке, а фамилия и имя лица, занявшего второе место, были неясны.

После того как список выдержавших был опубликован, оказалось, что Цянь занял первое место, а Ли был только во втором списке. Цянь получил назначение на должность начальника уезда.

Это не поддается объяснению.

(366.) ТРУП КОРОВЫ

Один житель деревни Тунцзинь, что в Цзяннине, более десяти лет держал корову, за это время она родила двадцать восемь телят, принеся таким образом большой доход своему хозяину.

Корова состарилась и не могла уже больше тащить плуг. Многие мясники просили хозяина продать ее, но он не мог на это решиться, а поручил мальчику заботиться о ней, пока она сама не испустила дух. Труп коровы он закопал в землю.

В ту же ночь хозяин услыхал стук в ворота. Так было несколько ночей подряд, но ему не приходило в голову, что это делала его корова. Когда же через месяц стало еще хуже — по ночам слышались мычание и стук копыт, — жители деревни поняли, что это «коровьи чудеса»; они вырыли труп коровы и увидели, что он совсем не разложился. Глаза ее блестели как при жизни, а из копыт торчали колосья, словно она в эту ночь выходила из-под земли. Придя в ярость, хозяин коровы схватил нож и отрубил все четыре копыта, затем он взрезал ей живот и набил его пылью и навозом. После этого все стало тихо. А когда снова разрыли могилу, то увидели, что труп коровы разложился.

(367.) ОГРОМНОЕ ДЕРЕВО В ОБЛАСТНОМ УПРАВЛЕНИИ ЮАНЬЧЖОУ

В западном дворе областного управления Юаньчжоу, что в провинции Цзянси, росло огромное дерево высотой более десяти чжанов. Каждую ночь на его вершине повисали два красных фонаря, а когда кто-нибудь приближался к дереву, то в него начинали лететь грязь и песок. Весной и летом с этого дерева спускались сколопендры и гады. Поэтому люди не решались трогать его.

В годы правления под девизом Цянь-лун[492] некий Минь прибыл туда на должность начальника области, возмутился этой чертовщиной и вызвал несколько мастеровых, чтобы они срубили дерево.

Его подчиненные и сослуживцы, жена и сыновья уговаривали его не делать этого, но Минь был непоколебим.

Усевшись в кресло, Минь следил за тем, как начали рубить дерево, и вдруг с дерева слетел листок бумаги, на котором было написано несколько строк, и упал на грудь Миня. Тот взглянул на листок, изменился в лице, встал с кресла и велел мастеровым немедленно уйти.

Дерево это существует до сих пор. А что было написано на том листе бумаги, так и осталось неизвестным. Минь об этом никому не говорил.

(369.) БЕСЫ БОЯТСЯ НИЩЕТЫ

Ло Лян-фэн[493] из Янчжоу сам рассказывал, что может видеть бесов. Каждый раз, когда заходит солнце, на дорогах полно бесов. Особенно много их в домах богачей и знати. Обычно бесы меньше людей на несколько чи, лица их трудно разглядеть, но виден черный пар; ходят они боком, стоят наклонясь; говорят многословно и шепотом. Любят тепло, селятся во множестве в домах преуспевающих людей, как трава у воды.

Ян Цзы-юнь[494] сказал: «Бесы наблюдают за домами преуспевающих и уважаемых людей». В этих словах есть правда. Натолкнувшись на стену, ограду или окно, бесы проходят насквозь, не чувствуя преграды. С людьми они не общаются и не причиняют им вреда. Если же покажут свое лицо, значит это оборотень, мстящий за причиненную ему обиду. В семьях бедняков или в домах разорившихся людей бесы появляются очень редко, так как бедность и убожество не могут даже бесам доставить удовольствие.

Пословица: «Бедняков даже бесы не посещают» — верна!

(376.) РЯБОЙ ЛИНЬ

Мой слуга Рябой Линь был дружен с Ли Вторым. Ли Второй умер в нищете, а семья Линя разбогатела. Однажды вечером Линю приснилось, что Ли уселся на его постели и стал упрекать его: «При моей жизни мы с тобой были как братья, ничто не могло нас поссорить, теперь же я умер, не оставив после себя сыновей и внуков, а ты даже поросячьего копыта не принес в жертву на моей могиле. Как можно быть таким бессердечным?»

Линь кивал и давал обещания, тогда Ли встал с постели и вышел из комнаты. Линь почувствовал, что ему что-то давит на грудь, подумал, что это душа Ли еще не рассеялась, и резко поднялся, чтобы поглядеть. Оказалось, что на грудь его давил маленький поросенок, испражнявшийся на его постель. Тогда он понял, что душа Ли пришла к нему, вселившись в тело этого поросенка. Он понял [свою вину], связал поросенка, продал его и на вырученные две тысячи грошей купил жертвенного вина и мяса и собственноручно принес их в жертву на могиле Ли Второго.

(377.) ГОСПОДИН ОДИНОКИЙ ЖУРАВЛЬ

Когда Ли Фань-се[495] еще не получил степени, он и его друг Чжоу Му-мэнь[496] увлекались гаданиями с вызовом духов.

Однажды по их вызову явился бессмертный, который написал: «я господин Одинокий Журавль; при жизни любил стихи, поэтому явился, чтобы мы создали поэтическое содружество. Если вы будете спрашивать меня о всяких мелочах, я непременно буду сообщать вам все, что знаю. О серьезных вещах меня не надо спрашивать — если даже я буду знать, не решусь ответить».

С этих пор, когда они спрашивали о молениях о ясной погоде или дожде, об излечении от лихорадки или поноса и делах подобного рода в Ханчжоу, он обязательно писал срок или рецепт, и все выходило именно так, как он предсказывал. Если же пытались спросить его о будущем счастье или несчастье, то кисть лежала неподвижно.

Каждый раз, как они обращались к нему с просьбой, стоило им написать: «Господин Одинокий Журавль» и сжечь бумагу, на которой были написаны эти слова, бессмертный вступал с ними в стихотворную переписку. Стихи его были превосходными, одно стихотворение следовало за другим, иногда до шестидесяти.

Так прошёл год. Фань-се и Му-мэнь стали просить его показаться им. Последовал решительный отказ. Но они столько раз умоляли его, что он наконец ответил: «Завтра после полудня в „Беседке Отпускающего Журавлей“, что на Одинокой горе»[497].

В указанный срок друзья отослали лодку и ждали, сидя в домике. Солнце уже стало клониться к западу, но никого не было видно. Они начали сомневаться, не обманул ли он их, думали уже уезжать, как вдруг в воздухе послышался громкий свистящий звук, подул северный ветер, и они увидели, что на каменной арке, на длинном куске шелка висит [изображение] величественного мужчины, с бородой длиною в несколько чи, в газовой шапке и красном халате. Через мгновение он исчез. Видимо, это был верный сановник династии Мин, покончивший с собой во имя долга[498].

С тех пор, хотя они и вызывали его, больше он не являлся. Жаль, что не спросили фамилию его и имя.

(378.) ДВЕРИ БЕСПРИЧИННО РАСКРЫЛИСЬ САМИ

Покойный господин Сунь Се-фэй[499] заведовал училищем на горе Ухуа, что в провинции Юньнань. В тринадцатую ночь первой луны двери училища сами собой распахнулись, сбросив с себя замки и петли. Сунь очень удивился этому. На следующий день в городе передавали, что во всех домах накануне сами собой распахнулись двери. Что это была за чертовщина, неизвестно. Следили больше месяца, но ничего подобного больше не происходило.

(380.) ДУХ-ПОКРОВИТЕЛЬ ЗЕМЛИ ПРИВЕТСТВУЕТ ЦЗЮЙЖЭНЯ

Хэн из Сюнина был студентом-стипендиатом в Чжэцзяне. Во время областных экзаменов в год и-ю правления под девизом Цянь-лун[500] накануне опубликования списка выдержавших экзамены старый слуга семьи У внезапно проснулся ночью и радостно закричал:

— Наш барич выдержал экзамены!

На вопрос, откуда он это знает, слуга ответил:

— Этой ночью вашему слуге приснилось, что он идет мимо храма духа-покровителя земли и видит, как дух вывел [из ворот] запряженную повозку. Дух сам запер за собой двери и сказал мне: «Согласно обычаю, если в провинции имеется человек, выдержавший экзамены, дух-покровитель земли должен приветствовать его. Выполняя свой долг, я собрался отправиться в путь. Тот, кого я должен приветствовать, твой хозяин».

Услыхав это, У, хотя и обрадовался, не поверил. Когда же список был опубликован, то оказалось, что его имя действительно стояло шестнадцатым в списке.

(382.) СЯО-ФУ

Некоей замужней женщине по фамилии Ван, жившей к северу от уезда Исянь, приснилась красавица, которая называла ее мужчиной и искала с ней близости, сказав так: «Я Сяо-фу и была служанкой в семье Чэнь в Паньюе, а вы в прошлом рождении были слугой. Между нами была связь, но все открылось, и я умерла от горя. Любовь наша закончилась не так, как было назначено судьбой, поэтому я пришла, чтобы продолжить радость».

Когда Ван проснулась, то оказалось, что она помешалась. Ушла от мужа, поселилась одна, все время разговаривала сама с собой и смеялась; ругалась, как мужчина, забывая, что она женщина.

Так продолжалось долгое время. Сяо-фу появлялась средь бела дня, и хотя семья женщины всеми способами пыталась прогнать Сяо-фу, ничего не получалось.

Случилось так, что в соседнем доме не убереглись от пожара, Сяо-фу предупредила Ван и тем спасла ее от несчастья. В благодарность за это семья Ван оставила их в покое больше чем на год.

Однажды вечером Сяо-фу сказала Ван:

— Моей судьбе приходит конец, наступает пора нового рождения.

Она обняла Ван, называя ее старшим братом, и, громко плача, простилась с ней навсегда.

Ван вновь обрела рассудок, и впоследствии с ней ничего необычного больше не происходило.

(385.) В БУТЫЛКЕ МАСЛА СВАРИЛИ БЕСА

Цзюйжэнь Чжоу И-хань из Цяньтана был человек смелого и живого нрава. Однажды, когда стояло жаркое лето, он вместе с семью или восемью приятелями поздним вечером плыл по озеру. Когда они доплыли до горы Динцзяшань, один из друзей сказал:

— Я слышал, что в храме Цзинцысы[501], слева от моста, водится много бесов. Давайте пойдем поищем их, может, увидим их настоящий облик и посмеемся.

Все согласились, вышли на берег и пошли к мосту. Там они увидели рыбака, который нес сеть с пойманной рыбой. Приглядевшись, Чжоу узнал сторожа своего фамильного кладбища и сказал ему:

— Одолжи мне свои сети, а завтра утром получишь их обратно.

Рыбак согласился. Чжоу приказал сопровождавшему его слуге нести за ним сети. Приятели спросили, зачем ему сети; Чжоу ответил:

— Я собираюсь поймать в эти сети всех бесов у горы Наньпиншань и истребить их.

Все громко рассмеялись.

Выбрав маленькую тропку в уединенном месте горы, они пошли по ней. Ночь была лунная, было светло как днем. Впереди виднелся лес, а в нем они заметили женщину в красной кофте и белой юбке. Запрокинув голову, женщина глядела на луну.

— В такое позднее время женщина не выйдет одна из дому, — сказали друзья, — без сомнения, это бесовка. Кто решится первым задеть ее?

Чжоу выразил желание пойти. Большими шагами прошел он вперед и, когда между ним и женщиной оставалась половина расстояния полета стрелы, почувствовал, как подул ледяной ветер. Женщина обернулась, лицо ее было залито кровью, глаза вылезли из орбит. Чжоу задрожал, остановился как вкопанный и стал кричать:

— Давайте сети, давайте сети!

Все бросились к нему и кинули сети, но женщины и след простыл, в сетях же оказался только кусочек сухого дерева чуть побольше одного чи.

Взяв с собой этот кусочек дерева, друзья вернулись и разбудили кладбищенского сторожа, одолжили у него пилу и распилили деревяшку на мелкие кусочки; из дерева капала свежая кровь.

Затем они купили у сторожа бутылку масла для лампы, отнесли ее на джонку, развели на корме огонь, нагрели масло и сунули распиленные кусочки дерева в бутылку. Тотчас же поднялся черный дым, дерево превратилось в уголь.

Утром друзья вернулись в город и рассказали своим приятелям:

— Вчера ночью в бутылке масла сварили беса. Вот удивительная история!

(386.) СТРАНА БЕЗ ДВЕРЕЙ

Некий Люй Хэн родом из Чанчжоу зарабатывал на жизнь морской торговлей. В сороковом году правления под девизом Цянь-лун[502] ветер опрокинул его джонку, и все утонули, кроме Люя, который уцепился за доску, и волнами его занесло в какую-то страну.

Люди здесь жили в многоэтажных домах; были дома трехэтажные, пятиэтажные. Деды жили на третьем этаже, отцы — на втором, сыновья — на первом, а на самых высоких этажах жили прадеды.

В домах имелись проемы для входа и выхода, но дверей для преграды не было. Люди в этой стране были очень богаты, и там не было ни воров, ни разбойников.

Сначала Люй не понимал их языка и объяснялся знаками, но некоторое время спустя начал разбирать слова. Узнал, что китайцев они очень уважают за то, что те знают правила поведения. По обычаям этой страны, день у них делился на два: вставали они с криком петуха, обменивались визитами, в полдень вся страна ложилась спать, а когда солнце клонилось к закату, они вставали и занимались делами, в девять же часов вечера снова ложились спать.

Люй спросил, чему равен их год. Оказалось, что их десять лет равны пяти годам в Китае, их двадцать — десяти китайским.

Место, в котором жил Люй, было удалено от дворца их государя более чем на тысячу ли, поэтому Люй не видел [государя]. Чиновников [в стране] было очень мало. У них имелись должностные лица, именуемые бало, но какие они выполняли обязанности, неизвестно. Мужчины и женщины, понравившиеся друг другу, сочетались браком; красивые и уроды, молодые и старые — все находили себе пару, и не было там людей, доведенных до отчаяния[503] насилием над их волей и принуждением. Особенно же странным был у них уголовный кодекс. Тому, кто отрубил человеку ногу, тоже отрубали ногу; тому, кто нанес другому рану в лицо, тоже наносили рану в лицо, точно в то же место, не отклоняясь ни на волос. Если человек изнасиловал чужую дочь или сына, то и его дочь или сына насиловали, а если у преступника не было детей, то из дерева выстругивали фаллос и загоняли ему в задний проход.

Люй прожил в этой стране тринадцать месяцев. Воспользовавшись южным ветром, он смог вернуться в Китай.

По словам одного старого иноземца, этот остров зовется Страной Без Дверей. С древности никто [из его жителей] не общался с Китаем.

(391.) ДОСТОПОЧТЕННЫЙ ЦЮ ВЭНЬ-ДА СТАЛ РЕЧНЫМ ДУХОМ

Перед смертью достопочтенный Цю Вэнь-да сказал своим домашним:

— Я речной дух Ласточкиных порогов[504], сейчас вернусь на свой пост. После моей смерти отправьте гроб с моим телом в родные края — в Цзянси; при этом вы обязательно будете проезжать мимо этих порогов, а там стоит храм Гуань-Ди, где сможете погадать на гадательных жребиях[505]. Если третий жребий выпадет благоприятный, значит, я по-прежнему речной дух, если же нет, то, значит, я подвергся наказанию и не смог снова занять свою должность.

Сказав это, он умер. Слышавшие его слова не совсем поверили им, но один старый слуга полностью поверил и убежденно сказал:

— Наш господин был рожден госпожой Ван, она была родом из Цзяннина. Когда она переправлялась через реку, то у Ласточкиных порогов в храме речного духа молила, чтобы ей был дарован сын. Ночью ей приснилось, что явился кто-то в парадном одеянии, с дощечкой из слоновой кости в руках[506] и сказал: «Дарую тебе сына, причем хорошего сына». И действительно, через год родился господин.

Супруга достопочтенного Цю Вэнь-да повезла гроб с его телом в родные края. Когда она доехала до Ласточкиных порогов, то, согласно его указанию, гадала в храме Гуань-ди и действительно вытащила [благоприятный] третий жребий.

Обливаясь слезами, родня покойного сожгла бумажные деньги и установила дощечку с его именем рядом с храмом, а также мемориальную стелу со стихами достопочтенного Инь Вэнь-дуаня[507].

Я ехал в Сучжоу и был задержан здесь встречным ветром. Поклонившись мемориальной дощечке, я написал на стеле стихи:

И на следующий день действительно подул сильный попутный ветер.

(396.) СЕКТА БЕЛОГО ЛОТОСА[509]

Богатый старик Сюй из Цзиншани, чей род в течение многих поколений жил в Санхупани, взял себе новую жену. Туалетные шкатулки у нее были такими богатыми, что на них позарился вор Ян-сань.

Через год с лишним, узнав, что Сюй повез сына в столицу, а его молодая жена беременна и с ней остались лишь две служанки, Ян-сань ночью забрался в дом и, спрятавшись в укромном месте, стал ждать.

Когда наступила третья стража, при свете лампы он увидел, что в окно залез человек с глубоко запавшими глазами и курчавой бородой, на спине у него был желтый мешок из хлопчатобумажной материи.

Ян-сань подумал: «На дороге мне этот человек не встречался» — и, затаив дыхание, стал следить за ним.

Человек вынул из рукава курительную палочку, зажег ее от лампы и поставил подле двух служанок. Затем он подошел к постели женщины и пробормотал какое-то заклинание, и женщина внезапно вскочила и совершенно нагая упала перед ним на колени. Тогда он раскрыл свой мешок, вынул оттуда маленький нож, вспорол женщине живот и вынул оттуда плод; положил его в маленький фарфоровый кувшинчик, вскинул мешок на спину и ушел. А труп женщины остался лежать у постели.

Охваченный ужасом Ян-сань выбежал из дома и погнался за этим человеком. Около постоялого двора, находившегося у входа в деревню, он нагнал его и, обхватив обеими руками, стал кричать:

— Хозяин, скорее сюда, я поймал колдуна!

Сбежались соседи и, увидев в мешке человеческий зародыш, с которого капала кровь, пришли в ярость, начали бить [колдуна] лопатами и мотыгами, но тот громко хохотал, и ранить его не удавалось. Только когда они стали бросать в него навозом, он потерял способность двигаться.

Наутро его отвели к судье. Допрошенный под пыткой колдун сказал:

— Я член секты Белого Лотоса, у меня много сообщников.

Тогда узнали, что в районе Ханьсян точно таким же образом умерло несколько беременных женщин.

Когда расследование закончилось, преступника четвертовали, а вору в награду дали пятьдесят лянов серебра.

(397.) ДОСТИГ ДОЛГОЛЕТИЯ, СЪЕВ СЕМЕНА КОРИЧНОГО ДЕРЕВА

Люй Ци сопровождал своего старшего брата, получившего назначение на должность начальника приказа по военным делам в Линнань. Там в присутственном месте был старый колодец. Как-то летней ночью Люй вышел подышать свежим воздухом и заметил, что на поверхность колодца со звоном поднялось несколько красных шариков. Подумав, что это драгоценности, утром Люй послал человека, чтобы тот спустился в колодец на веревке. Человек достал [из колодца] несколько десятков прошлогодних семян коричного дерева, ярко-красных и очень красивых.

Шутки ради Люй проглотил их, сказав:

— По семи штук в течение семи дней.

Он сразу же почувствовал прилив сил и энергии, словно принял женьшень. Прожил он более девяноста лет.

(405.) ЦЮАНЬ-ГУ

Цюань-гу из чайной лавки у горы Даншань славилась своей чистой, белой кожей. Когда ей исполнилось девятнадцать лет, она сошлась со студентом Чэнем, красивым юношей, жившим по соседству. За это на него напустилась шайка негодяев, но семья Чэня была богатой, и он откупился от них сотней золотых. Узнав об этом, уездные курьеры тоже захотели поживиться и потащили юношу в уездное управление. Желая обрести репутацию истинного конфуцианца, начальник уезда велел дать Чэню сорок палок. Девушка с воплями и рыданиями бросилась на спину Чэню, чтобы принять удары на себя. Сочтя это бесстыдством, начальник уезда пришел в еще больший гнев и приказал дать и ей сорок палок. Двое слуг бросили девушку на землю и крепко держали ее. В душе они испытывали жалость к девушке, видя, какое у нее хрупкое и нежное тело, словно в нем нет костей, да к тому же они получили от Чэня деньги, поэтому они лишь слегка били палками по полу рядом [с девушкой].

Ярость начальника уезда не утихла. Он приказал остричь девушке волосы, снять с нее остроконечные туфельки и выставить их на всеобщее обозрение, чтобы во всем районе знали о ее позоре. Потом он велел продать девушку.

На этом дело кончилось, но Чэнь не мог забыть девушку. Он подкупил одного человека, чтобы тот купил ее и дал ему возможность жениться на ней.

Не прошло и месяца, как явились уездные курьеры, требуя взятки. По дороге они подняли такой шум, что это дошло до ушей начальника уезда. Он пришел в ярость и велел снова арестовать этих двоих и привести их к нему.

Понимая, что на этот раз ей не спастись, девушка положила в штаны травы и бумагу, чтобы смягчить удары палками. Но начальник уезда, поглядев на нее, сказал:

— Чем это ты так обмоталась внизу? — сам обыскал ее и, вытащив все, что было положено в штаны, приказал бить ее голой.

Чэнь бросился защищать девушку, но, получив несколько сотен палок, был снова приговорен к полному наказанию.

Он вернулся домой и через месяц с небольшим скончался. А девушку продали в наложницы одному баричу.

Некий цзюйжэнь Лю, ученый с рыцарским духом, направился прямо в присутствие, чтобы укорить начальника уезда.

— Вчера, — сказал он, — я прибыл в этот уезд и услыхал, как вы кричали «палок»! Думая, что речь идет о ворах или шайке бандитов, я подошел к ступеням, чтобы поглядеть, и неожиданно для себя увидел красивую девушку со спущенными фиолетовыми штанами, которую били палками. Ягодицы ее напоминали снежный ком, тающий под лучами солнца. Вы велели дать ей полное число ударов, хотя уже после первого ягодицы стали цвета гнилого персика. Она совершила незначительный проступок против нравственности, почему же вы так обошлись с ней?

Начальник ответил:

— Цюань-гу — красавица, если бы я не приговорил ее к порке, то люди говорили бы, что я сластолюбец; Чэнь — богат, не приговори я его к порке, стали бы говорить, что я получил взятку.

— Допустимо ли, чтобы «родители народа» терзали кожу и мясо людей, стремясь сохранить свою репутацию? — возразил Лю. — Такой поступок повлечет за собой возмездие!

Он отряхнул одежду и вышел, не желая больше иметь дело с начальником уезда.

Прошло лет десять. Начальника уезда перевели на должность начальника Сунцзяна. Как-то раз, когда он сидел за обедом, слуги увидели, что в окно влез какой-то молодой человек и три раза ударил начальника по спине. В тот же момент начальник завопил, что у него болит спина. Затем на спине у него появилась опухоль размером более чи, в середине которой шел рубец, придававший опухоли вид двух ягодиц. Позвали врача, тот сказал:

— Неизлечима, уже стала цвета гнилого персика.

Услыхав это, начальник пришел в ярость, но не прошло и десяти дней, как он умер.

(406.) ЧУДО-ХРАБРЕЦЫ

Когда установилась нынешняя династия[510], было два батыра[511]. Один из них, провалившись в яму, сумел вытащить себя за волосы, поднялся в воздух на целый чи, оторвавшись ногами от земли, и долго не опускался.

Второй был атакован врагами за городской заставой. В темноте они отрубили ему голову, но он правой рукой зажал перерубленное место, а левой сумел зарубить несколько десятков врагов и только после этого испустил дух.

(407.) ЖИТЕЛИ СТРАНЫ КРАСНОВОЛОСЫХ[512] ПЛЮЮТ В ПЕВИЧЕК

Жители страны Красноволосых часто распутничают с певичками. Когда устраивают пирушки, то приглашают певичек, раздевают их и., усевшись вокруг, плюют им в тайное место. Большей близости им не надо. Кончив плевать, отпускают их, щедро наградив. Это называется «деньги из общего котла».

(409.) ВАЖНО ПРОГУЛИВАЕТСЯ ПО ЛУННОМУ ДВОРЦУ

Некий У Чжу-пин из Янчжоу перед осенними экзаменами в год дин-мао[513] гадал в Цзиньлине, выдержит он экзамен или нет. Ответом были слова: «Важно прогуливается по Лунному дворцу»[514]. Сочтя это свидетельством того, что он получит высокое назначение, У очень обрадовался.

Когда опубликовали списки выдержавших, его имени там не было. Первым в списке оказался достопочтенный Сюй Бу-чань[515].

(411.) ЗАПЛАТАННАЯ КУРТКА БЕСА

Некий Цзян из Чанчжоу был помощником начальника провинции Ганьсу. В сорок пятом году правления под девизом Цянь-лун[516] мусульмане в Ганьсу подняли мятеж, во время которого Цзян был убит. В течение трех лет о нем ничего не было слышно.

Племянник Цзяна открыл в Дунчэне лавку, где торговал женьшенем. Как-то после полудня в лавку неожиданно явился Цзян, с головой, обвязанной тряпкой, и в заплатанной в нескольких местах куртке.

— В такой-то день такой-то луны, — сказал он племяннику, — я был убит мятежниками. Мой труп находится в Янчэне, можешь послать за ним людей, чтобы мое тело отвезли на родину.

Указав на сопровождавшего его мальчика-слугу, он добавил:

— Этот мальчик тоже зарубил нескольких людей, теперь он служит мне в Царстве мертвых, и я плачу ему три ляна серебром в год.

Племянник в испуге обещал сделать то, что приказал Цзян. Дух велел мальчику-слуге дать ему прикурить от огня и тут же исчез.

Племянник послал людей за телом Цзяна. Когда гроб привезли и открыли, то увидели, что голова Цзяна разрублена на несколько кусков, а на теле красные и синие рубцы, точно в тех местах, где были заплаты на куртке.

(412.) СУНЬ ФАН-БО

Когда Сунь Фан-бо был начальником отдела палаты, он жил в столице на улице Иньтаосецзе[517]. Дом содержался в чистоте, но из окон в дом стало нести вонью. Вонь шла из колодца в заднем дворе. Ночью в третью стражу, когда все спали, послышались крики, кто-то звал по имени и фамилии старого слугу. Прислушались — голос шел из того же колодца.

Рассердившись, достопочтенный Сунь велел засыпать колодец.

После этого чудеса прекратились.

(413.) ПРОДАВЕЦ ВОСКОВЫХ ТЫКВ

В Ханчжоу за воротами Цаотяомэнь жил продавец тыкв, который мог выпускать свою душу из макушки. Каждый раз при этом он сидел неподвижно, закрыв глаза, а душа вовне выполняла его приказы.

Однажды душа купила несколько связок вяленой рыбы и поручила соседу захватить их с собой и по возвращении передать жене [продавца].

Получив рыбу, жена, смеясь, сказала:

— Ты что тут прикидываешься? — и стала шлепать рыбой по голове мужа.

Почти сразу же душа вернулась, а макушка испачкана рыбой. Душа стала метаться около постели, но вернуться [в тело] не могла. Тогда она громко зарыдала и ушла. А труп продавца тыкв стал деревенеть.

(419.) БЕС ПРЕСЛЕДУЕТ БЕСА

Сюцай Цзо из Тунчэна жил со своей женой Чжан в любви и согласии. Чжан заболела и умерла, и Цзо, не в силах перенести разлуку с ней, целыми днями лежал около ее гроба. В пятнадцатый день седьмой луны — в День поминовения усопших[518] его семья устроила празднество. Все домашние ушли, чтобы приготовить угощение в честь Будды, а сюцай сидел у гроба жены с книгой; вдруг подул ледяной ветер, и появился дух повесившегося человека с растрепанными волосами и залитым кровью лицом, сзади него тащилась веревка. Дух направился прямо к Цзо, намереваясь броситься на него. В ужасе Цзо ударил по гробу и закричал:

— Жена, спаси меня!

Внезапно жена сбросила крышку гроба и поднялась.

— Злой бес! — закричала она. — Как ты смеешь бесцеремонно кидаться на моего мужа!

И стала бить беса так, что тот обратился в бегство. Тогда она обратилась к Цзо:

— Ты глупец, разве супружеская любовь исчерпалась? Твое везение так ничтожно, что даже бесы не боятся причинить тебе вред! Тебе лучше пойти со мной, сбросив узы тела, и обдумать, как нам прожить вместе до старости.

Цзо согласился. Тогда его жена снова улеглась в гроб.

Цзо позвал своих домашних и указал [на гроб]; те увидели, что несколько рядов гвоздей сломаны, а часть юбки застряла под крышкой гроба. Не прошло и года, как сюцай Цзо умер.

(420.) ДУХ ИВЫ

Чжоу Ци-кунь из Ханчжоу был старшим учителем уездного училища в Лунцюане. Каждый вечер в главном зале училища сам собой начинал звонить колокол. Чжан послал туда слугу подстеречь, и тот увидел человека ростом более чжана, который рукой ударял в колокол. Этот слуга Юй Лун был человеком очень храбрым. Он натянул лук и выпустил стрелу. Великан в панике обратился в бегство. На следующую ночь все было тихо.

Через два месяца за воротами поднялся сильный ветер, с корнями вырвавший огромную иву. Чжоу приказал распилить ее на дрова. Внутри оказалась застрявшая поперек стрела. Тогда поняли, что это и был оборотень, бивший в колокол.

В Лунцюане до тех пор не было ни одного цзиньши, а в том году некий Чэнь получил [степень].

(422.) У БЕССМЕРТНОГО НА МАКУШКЕ НЕТ ВОЛОС

Осенью года гуй-сы начальник области Чжан в Билине встретил даоса Яна, лицо у того было молодое, а волосы седые. Только на макушке была лысина величиной в квадратный цунь без единого волоска. Удивившись, Чжан спросил его, почему это.

Даос ответил с улыбкой:

— Разве вы не замечали, что по обеим сторонам дороги трава растет, а посредине, в местах, вытоптанных людьми, не растет?

Вначале Чжан не понял, что это значит, но подумав, сообразил, что из этого места на макушке душа выходит и входит обратно, поэтому волосы там не растут.

Ночью даос уселся у ворот буддийского монастыря. Монах пригласил его переночевать внутри, но даос решительно отказался. На следующее утро увидели, что, когда на востоке поднялось солнце, даос сидел на стене и вдыхал солнечные лучи, а на его макушке танцевал маленький мальчик, пухленький и красивый, который тянулся к солнечным лучам и тоже впивал их.

(423.) СЯН-ХУН

У некоего Цзяна, жившего в Уцзяне, были сын и дочь. Сын женился на девушке из рода Лю. Она была от природы нежной, слабенькой, не могла выполнять физической работы. В доме была служанка Сян-хун, хитрая и коварная; день и ночь она вместе с дочерью Цзяна придирались к молодой. Когда Лю прибыла в дом Цзяна, свекровь отобрала у нее все красивые вещи из приданого. Не прошло и года, как Лю тяжело заболела и слегла. Свекровь объявила, что у нее чахотка, и запретила своему сыну видеться с женой. От горя Лю умерла.

Однажды, когда дочь Цзяна легла спать, она вдруг стала бить себя по щекам и [голосом Лю] перечислять обиды, причиненные Лю при жизни:

— Свекровь не позволила мне видеться с мужем, — говорила она, — этим расторгла брачные узы. Как можно быть такой жестокой?

Так продолжалось несколько дней. Напрасно устраивали моления, а когда Цзян и жена стали сами просить ее, она ответила. — Свекор ко мне относился хорошо, а свекровь меня преследовала. Это — вина Сян-хун, и ее я не прощу.

Стоявшая в стороне Сян-хун вдруг вытаращила глаза, громко закричала и поднялась в воздух, словно чья-то рука потащила ее вверх. Затем она упала на пол, уже мертвая. И дочь Цзяна тоже умерла. Случилось это в первую луну пятьдесят третьего года правления под девизом Цянь-лун[519].

(425.) УТЕС ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ БУДД

В пятидесятом году правления под девизом Кан-си[520] на вершине горы Холишань в Сучжоу вдруг кто-то закричал:

— Открывать или нет? Открывать или нет?

И так продолжалось несколько дней, но никто не решался ответить.

Однажды мальчик-пастух проходил мимо, услыхал этот крик и в шутку откликнулся:

— Открой!

И в тот же миг раздался треск, налетел вихрь, яростно загрохотал гром. Каменные горы разверзлись, и внутри обнаружился утес, на котором находилось несколько тысяч созданных самой природой изображений будд, даже с волосами и бровями.

И до сих пор люди называют [этот утес] утесом Десяти Тысяч Будд.

Инспектор Чжан Хуай-шу[521], проезжая мимо этого места, сам видел его.

(427.) ДУХ БЕЛЫХ КОСТЕЙ

В местности Чучжоу много гор. Жители уезда Лишуй, расположенного к югу от горы Сяньду[522], пашут и сеют, поднимая целину вплоть до середины горы. В горах водится много нечисти, и люди рано начинают и рано кончают работу, не решаясь ночью выходить из дому.

Как-то поздней осенью некий землевладелец Ли приехал в деревню, чтобы снять урожай риса, и поселился один на хуторе.

Местные жители, боясь, что он испугается, не решились сказать ему, в чем дело, но предупредили, чтобы он не выходил темными ночами из дому.

Однажды вечером, когда лунный свет был прекрасен, Ли прогуливался под горой и вдруг увидел какое-то белое существо, вприпрыжку приближавшееся к нему и издававшее угрожающие звуки. Вид у него был очень странный, и Ли бросился бежать домой. Существо погналось за ним и почти совсем уже догнало, но, к счастью, в дверях дома была выдвижная решетка, которую Ли успел захлопнуть, и нечисть не смогла войти в дом. Захлопнув решетку, Ли осмелел. При лунном свете он стал вглядываться через отверстия в решетке и увидел череп, кусающий решетку и толкающий дверь. От него шел невыносимый запах.

Вскоре прокричал петух, и Ли увидел, что череп упал на землю, рассыпавшись грудой белых костей. А когда рассвело, то и костей не стало видно.

Ли расспросил местных жителей, и те сказали:

— К счастью, вы повстречались с духом белых костей, поэтому с вами не произошло беды. Если бы вам повстречалась седая старуха, выдающая себя за хозяйку лавки, она обязательно предложила бы вам выкурить ее табак, а те, кто курил ее табак, теряли жизненную силу. В те ночи, когда луна светит ярко и ветер чист, она выходит творить свои злые дела. Только ударами метлы можно повалить ее на землю, и никто не знает, что она за чудище.

(429.) НЕЧИСТЬ БОИТСЯ ЛОГИЧЕСКИХ РАССУЖДЕНИЙ

Хуан Лао-жэнь, богатый старик из Сучжоу, которому было уже за восемьдесят лет, жил один на верхнем этаже дома. Как-то раз он неожиданно увидел женщину. Она стояла, прислонясь к воротам, и глядела вдаль.

У старика, когда он был молод, была любимая, которая умерла в этом доме. Подумав, что это ее дух, он не задал ей ни одного вопроса. На следующий вечер женщина появилась снова, но на этот раз в сопровождении мужчины. На третий вечер женщина и мужчина уселись на стропила и стали пристально глядеть вниз, но старик делал вид, что не замечает их, и сидел за книгой, склонив голову.

Тогда мужчина спрыгнул на пол и стал рядом со стариком.

— Ваша милость — бес? — шутливо сказал старик. — Вы совершили большую ошибку, пожаловав сюда. Мне уже за восемьдесят, в любую минуту я могу умереть, скоро я буду таким же, как вы, зачем же было торопиться с визитом? Если же вы бессмертный, то почему бы вам не присесть и не побеседовать со мной?

Мужчина ничего не ответил, только протяжно вздохнул — распахнулись все окна, подул холодный ветер.

Старик позвал своих домашних, те поднялись к нему, но нечисть уже исчезла.

Спустя несколько месяцев обе невестки и сын старика умерли. Осталась только маленькая служанка. Боясь, что после его смерти на нее нельзя будет положиться[523], старик подарил Хуа-цзюню, наставнику своего сына, наложницу, которая родила ему трех сыновей.

Сейчас в управлении уезда Линьхай, что в провинции Чжэцзян, есть господа Хуа.

Историю эту мне рассказал начальник уезда Хуа Цю-ча[524].

(432.) ГЛИНЯНЫЙ ЧАН В УЕЗДЕ ТЯНЬТАЙ

Чиновники, прибывавшие на пост в управление уезда Тяньтай, не занимали третьего зала, стоявшего пустым, так как там находился глиняный чан. Говорили, что это древняя вещь, наделенная чудотворными свойствами: чан мог предсказывать, что ждет человека — счастье или беда. Все уездные начальники, прибывая сюда на свой пост, обязательно отбивали девять поклонов перед чаном и приносили ему жертвы. Если они этого не делали, то чан напускал на них злые чары. Если чиновнику предстояло повышение по службе, чан поднимался в воздух. Если кто-нибудь ударял чан, то его должны были понизить в должности, и чан опускался, постепенно уходя в землю наполовину. В обычное время чан висел на цунь с лишним над землей, не касаясь ее.

Я в душе не верил этому. Весной года жэнь-инь[525] я совершил поездку на гору Тяньтайшань, и достопочтенный Чжун Ли-цюань пригласил меня на угощение, которое он устроил в управлении. После того как мы выпили вина, он сказал мне:

— Здесь в управлении есть две старинные вещи. Пойдемте, я покажу их вам.

К западу от кабинета росло старое коричное дерево, достигавшее вершиной неба; сбоку висела пластинка с надписью, сделанной в четвертом году правления под девизом Тяньци[526] уездным начальником Чэнь Мин-чжуном. Затем мы пришли в третий зал, где находился волшебный чан. Он был из грубой желтой глины и большой, как барабан. В середине его было маленькое отверстие, о котором достопочтенный Чжун сказал:

— Это уста духа, куда вливается кровь жертвенных животных.

Я ударил по чану веером, он зазвенел; тогда я потрогал бамбуковой палочкой дно, но палочка не входила в чан, который не был отделен от земли.

Достопочтенный Чжун испугался, но я сказал ему, смеясь:

— Я ударил его, я его трогал, и чан должен наслать беду на меня, а не на вас.

Но все было спокойно.

Об этом чане есть запись в «Историко-географическом описании уезда Тяньтай».

(435.) ЯЩЕРИЦА ГЕККО[527] В ЖЕЛЕЗНОЙ КОРОБКЕ

Около озера Куньминху в Юньнани крестьяне копали землю и вырыли железную коробку, на которой старинными письменами были написаны непонятные заклинания, сбоку же шла надпись уставным почерком кайшу, которая гласила: «В первом году правления под девизом Чжи-чжэн[528] Ян Чжэн-жэнь[529] запечатал своей печатью»[530]. Не зная, что в этой коробке, крестьяне разбили ее мотыгами; внутри оказалась ящерица гекко величиной чуть побольше цуня; полуживая, она извивалась. Один мальчишка полил ее водой, и в то же мгновение ящерица выросла до целого чжана, сердито встопорщила чешую, взвилась в воздух и исчезла.

Тут же налетел вихрь, полил дождь, небо и земля окутались тьмой. Однорогий водяной дракон сражался в воздухе с двумя драконами; землю усыпал ледяной град, повредивший без счету жилища и урожай.

(438.) ГУАНСИЙСКИЕ «НАСТАВНИКИ БЕСОВ»

В Гуанси верят в «наставников бесов» и почитают их. Были два человека — Чэнь и Лай, которые могли ловить жизнь, чтобы заменить ею смерть. Их часто приглашали родственники больных людей.

Придя к больному, «наставник бесов» прежде всего брал чашку с водой, накрывал ее бумагой и подвешивал вверх дном над постелью больного. На следующий день приходил посмотреть. Если вода к этому времени не вытекла, то он говорил, что больного можно спасти. Или же брал петуха, втыкал ему в горло на семь-восемь цуней чистый нож и держал петуха над телом больного, читая заклинания об удаче. Если по прочтении заклинания из клюва петуха не текла кровь, то тоже говорил, что можно спасти, вытаскивал нож, бросал на пол, а петух улетал, словно ничего не случилось.

Если же вода или кровь текла, то он уходил, так как помочь было невозможно.

Когда же помочь было можно, он воздвигал алтарь и вешал множество изображений духов и бесов. «Наставник ресов» в женской одежде танцевал и читал заклинания под удары барабана и гонга. Когда наступала ночь, он делал фонарь из промасленной бумаги, выходил на пустошь и призывал душу тихим, глухим голосом. Душа крепко спящего соседа [больного] откликалась на зов и шла. «Наставник бесов» вручал ей фонарь и прогонял ее. Потом он шел к семье больного и поздравлял ее. Больной выздоравливал, а тот, чья душа приняла фонарь, умирал. Чтобы спастись от этой участи, человек, услышавший ночью гонги и барабаны, должен поставить обе ноги на землю, тогда ему нельзя будет причинить вред.

Благодаря своему искусству Чэнь и Лай разбогатели. В их домах были темные комнаты, где они приносили жертвы множеству изображений духов и бесов..

Жена моего младшего дяди тяжело заболела, пригласили «наставника бесов» Лая, чтобы он посмотрел ее. Держа в руках меч, Лай пытался схватить беса. В комнате появилось существо, похожее на большую летучую мышь, и забилось под лежанку. Лай написал на своей ладони знаки: «Гром, ударь его»[531]; из ладони появился огонь и опалил ему бороду.

Лай пришел в ярость. Он велел вскипятить в котле тунговое масло, написал талисман и сжег его. Помешивая рукой масло в котле, он услыхал, как бес под лежанкой стал просить пощады. Прошло довольно много времени, бес исчез, а моя тетка выздоровела.

Однажды, когда «наставник бесов» Чэнь по просьбе одной семьи призывал душу, он увидел приближавшуюся к нему девушку в голубой одежде. Пристально вглядевшись, он узнал в ней свою дочь, которая пришла взять фонарь. Чэнь очень испугался, бросил фонарь на землю, ударил девушку по спине и кинулся домой, чтобы поглядеть на дочь. Девушка только что в испуге проснулась и сказала:

— Во сне я слышала, как отец зовет меня, поэтому я пришла.

На ее голубом платье был жирный след от ладони Чэня.

Дочь гуйлиньского начальника Вэя тяжело заболела. Мать девушки пригласила «наставника бесов» Чэня посмотреть девушку. Чэнь потребовал за это сотню золотых. Вэй был человек суровый, он велел схватить Чэня, дать ему палок, а затем посадить в тюрьму. «Наставник бесов» смеясь сказал:

— Как бы не пришлось раскаиваться в этих ударах!

Когда «наставника бесов» Чэня стали бить палками, дочь Вэя внезапно закричала с постели:

— «Наставник бесов» Чэнь приказал двум бесам бить меня палками, сейчас они тащат меня в тюрьму!

Мать девушки очень испугалась и стала умолять мужа отпустить Чэня. Она обещала Чэню двойную плату, но Чэнь сказал:

— Меня напугали злые бесы, и я потерял силу.

Девушка умерла.

(440.) ЗВЕЗДА С НЕБЕСНОЙ КУХНИ

Господин Цао Нэн-ши[532] был большим гурманом. Его повар Дун Тао-мэй был непревзойденным искусником. Когда Цао приглашал гостей на пир, то без Дуна ничего не получалось.

Однокашник Цао, некий инспектор училищ, получил назначение в Сычуань, и ему нужен был повар. Он стал просить Дуна поехать вместе с ним. Цао обещал прислать ему Дуна, но тот не согласился ехать. Цао рассердился и стал его гнать. Тогда Дун, опустившись на колени, сказал:

— Тао-мэй — звезда с небесной кухни. Так как вы, господин, подлинный бессмертный среди чиновников, то я и прибыл, чтобы служить вам. Инспектор же училищ — обычный человек; так может ли он удостоиться услуг небесной звезды? Когда я уйду, кончится и ваше благополучие.

Сказав это, он взмыл в воздух и полетел на запад, тень его долго не исчезала.

Не прошло и года, как Цао покинула удача.

(443.) МАТЬ ДРАКОНА

Женщина по фамилии Ли из Чаншу носила ребенка четырнадцать месяцев, а родила кусочек мяса, скрученный и свернутый, прозрачный, словно хрусталь. Охваченная ужасом, она бросила его в реку, где он превратился в маленького дракона, взмыл в небо и исчез.

По прошествии года Ли умерла. Когда обряжали ее тело, началась гроза, все потемнело, [над домом] летал дракон с громкими рыданиями, напоминавшими мычание коровы. Местные жители были поражены этим; воздвигнув в честь этой женщины кумирню на горе Юйшань[533], они назвали ее кумирней Матери дракона.

Летом года жэнь-у правления под девизом Цянь-лун[534] была сильная засуха, скот погибал. Гуйлиньский начальник счел это небесным наказанием, а его помощник Се И-пяо[535] сказал:

— Почему бы не попробовать поклониться матери дракона?

Начальник провинции послал за жертвенными животными и принес в жертву в кумирне Матери дракона. На следующий день пошел дождь.

(448.) ДЕРЕВЯННЫЙ СЛУГА

В монетном дворе в столице была кумирня духа-покровителя местности. По бокам духа стояли деревянные изображения четырех слуг. Все чеканщики монет приносили жертвы в этой кумирне. Каждую ночь мастера оставались ночевать в монетном дворе. Один из них, молодой парень, постоянно видел один и тот же кошмар: ему снилось, что его насилует какой-то человек, и хотя он в душе изо всех сил этому противился, но руки и ноги его были словно связаны, и крикнуть он не мог. А когда он вставал утром, то нащупывал у себя в заднем проходе грязь.

Так продолжалось больше месяца, все дразнили парня, не зная, что же это за диво такое.

Как-то раз, принося жертву в кумирне духа-покровителя местности, парень заметил, что один из деревянных слуг как две капли воды похож на ночного насильника. Он сообщил об этом судье. Тот приказал прибить гвоздями [к полу] ноги слуги, и с тех пор наваждение прекратилось.

(451.) КОЛОДЕЗНЫЙ МАЛЬЧИК

У цзюйжэня Мяо Хуаня из Сучжоу, получившего ученую степень в одном году со мной[536], был двенадцатилетний сын Си-гуань, упрямый и непослушный. Играя с другими мальчишками, он помочился в колодец. В ту же ночь он заболел и стал кричать, что колодезный мальчик схватил его и по приказу духа-покровителя местности дал ему двенадцать палок.

Утром посмотрели — ягодицы у него посинели. Мальчик немного поболел и уже через три дня снова стал играть. Теперь он еще рассказал, что колодезный мальчик был недоволен тем, что дух-покровитель местности из дружеских чувств к земляку так легко наказал его за столь тяжелую провинность. Поэтому колодезный мальчик отвел его к духу, ведающему дорогами. Дух сказал: «Этот мальчишка осквернил колодец, из которого пьют люди. Это вина того же разряда, что отравление ядом, за которое платятся жизнью».

В тот же вечер мальчик умер.

Когда стали выяснять, кем был [при жизни] дух-покровитель местности, то оказалось, что это был достопочтенный Чжоу Фань-лянь, в год гэн-сюй[537] получивший место в академии Ханьлинь, уроженец Сучжоу, он управлял одной из областей провинции Хэнань, был человеком прямодушным и добрым; когда кого-нибудь били палками, то он не мог видеть этого и каждый раз закрывал лицо веером.

(452.) ВЫПУСКАЕТ НЕБЕСНУЮ СТРЕЛУ

Младшему брату Тао Куй-дяня из Сучжоу было шестнадцать лет; он любил пускать в небо стрелы и сам себя прозвал Небесной Стрелой.

Однажды, кончив стрелять, он вдруг бросил лук на землю и громко закричал:

— Я дух озера Тайху. Утром я пролетал здесь и был ранен в зад твоей стрелой. Это преступление, заслуживающее смертной казни.

Вся семья бросилась на колени и стала умолять, но спасти [юношу] было невозможно, и, проболев один день, он умер.

Куй-дянь сказал мне:

— Брат действительно был непослушным и упрямым, но чтобы чудотворный дух не смог уклониться от стрелы, выпущенной мальчишкой из лука, это тоже трудно представить.

(458.) ШЭНЬСИЙСКИЙ ТОРГОВЕЦ ЧАЕМ

Шэньсийский торговец чаем, распродав свой товар, возвращался из Цзяннани и заночевал на постоялом дворе в уезде Вэньсян. До него в восточном флигеле остановились два торговца тканями из Шаньдуна. Поужинав, заперли двери и улеглись спать.

Торговцу чаем приснилось, что какое-то странное существо с красными растрепанными волосами, маленькой бородой и худым лицом постучало в дверь. Войдя, оно заковало в цепи двух торговцев тканями, а затем и торговца чаем и привязало их к деревьям, растущим за домом. После этого чудище ушло.

Торговцы тканями были закованы так крепко, что не могли пошевелиться, но торговцу чаем ценой мучительных усилий постепенно удалось освободиться от цепей. Проснувшись в испуге, он понял, что это был сон.

Он рассказал об этом владельцу постоялого двора, но тот отнесся к рассказу без особого волнения или тревоги. Наутро же, когда наступила пятая стража, владелец постоялого двора громко закричал. Оказалось, что оба торговца, ночевавших в восточном флигеле, были мертвы. А в харчевне, отстоявшей на пол-ли от постоялого двора, также умер погонщик мулов.

(461.) МИНИСТР ВАН БО-ЧЖАЙ И БУДДИЙСКИЙ МОНАХ ИЗ КУМИРНИ ЧАОМИНСЫ

Мой однокашник Ван Бо-чжай в молодости был очень красив. Семнадцати лет, впервые поступив в школу, он случайно прогуливался по кумирне Чаоминсы и, увидев изображение старого буддийского монаха в главном зале, невольно почувствовал такой ужас, что волосы у него встали дыбом. Вернувшись домой, он заболел. Впоследствии, проходя мимо этой кумирни, он не решался заходить в нее.

Когда он прошел первым в первом списке выдержавших экзамены, ему приснился этот старый монах, который вручил ему пятьдесят четыре курительные палочки и сказал при этом: «У меня есть три младших брата. Один — Мэн Линь[538], другой — Цянь Вэй-чэн[539], третий — ты. Ты прославишься как глава палаты наказаний; при решении некоего дела ты спасешь душу умершего друга и возвратишься к истине».

Бо-чжай никому не рассказывал об этом. Впоследствии он действительно стал во главе палаты наказаний и умер пятидесяти четырех лет от роду. Но чью душу он спас, решая дело, так и осталось неизвестно.

(463.) ЧЕРЕП ПРОСИТ О МИЛОСТИ

Чэнь И-куй из Ханчжоу был большим искусником по части перемещения бесов и очень успешно отыскивал пропавшие вещи с помощью гадания на круглом зеркале. Его приятель Сунь как-то ночевал у него в доме и вдруг в полночь увидел, как из-под кровати вышел седой старик, стал на колени и сказал: «Умоляю вас упросить господина Чэня вернуть мне мой череп, чтобы мой труп снова стал целым».

Сунь перепугался, поспешно вскочил и посветил фонарем под кроватью; там лежал череп. Тогда он понял, что Чэнь, изгоняя бесов, брал из гробов души мертвых, которые приходили к нему потому, что он использовал талисманы и заклинания.

Сунь сначала набросился с упреками на Чэня, но тот все отрицал. Тогда Сунь вынул череп из-под кровати и показал ему. Тут Чэню нечего было сказать, и он вернул череп туда, откуда взял его.

Вскоре на Чэня напала целая толпа бесов, и он умер весь в синяках.

(467.) СТРАННАЯ ИСТОРИЯ С ЖЕНЩИНОЙ ИЗ ЧУЧЖОУ

Житель уезда Чучжоу Чэнь Дуань отослал жену к ее родителям. Пройдя полдороги, она остановилась по малой нужде у моста над прудом. Так как она долго не возвращалась домой, то Чэнь отправился искать ее, но не нашел. Впереди была деревня; там под навесом он увидел гроб, из которого высовывалась красная юбка. Чэнь поспешно подошел, поглядел, оказалось — юбка его жены. Как будто кто-то втащил ее в гроб, так что часть юбки высовывалась наружу. Заподозрив, что это сделал труп, Чэнь решил вскрыть топором гроб и спасти жену. Стал выяснять, кому принадлежит гроб.

Некий Чжан сказал:

— Это гроб моей тетки. Она умерла тридцати с лишним лет, сын ее тоже умер, у меня не было возможности похоронить ее, и гроб давно уже стоит здесь.

Чэнь стал просить разрешения открыть гроб. Чжан вначале не соглашался, но Чэнь жалобно молил его и наконец добился согласия. Когда гроб открыли, там оказался седой мужчина, державший в руках юбку жены Чэня, а тела тетки Чжана там не было.

Тогда Чэнь подал судье жалобу о пропаже живой жены, а Чжан — о пропаже мертвой тетки. Судья не мог решить дела, и до сих пор оно осталось нерешенным.

(469.) ДАЛ ПОЩЕЧИНУ ВЛАДЫКЕ АДА

Юй Чэн-луну[540], генерал-губернатору провинций Цзянсу, Аньхой и Цзянси, когда он еще не достиг известности, приснилось, что он попал в какой-то дворец, на котором было написано «Дворец владыки ада». Во дворце, поджав под себя крестообразно ноги[541], сидел старый буддийский монах с закрытыми глазами. Юй вспомнил, что владыка ада властен над жизнью и смертью людей, а дома у него был старый слуга, честный и усердный, который давно болел и не поднимался с постели. Поэтому, отвесив низкий поклон, Юй рассказал монаху о старике и попросил продлить тому жизнь. Трижды повторил он свою просьбу, но монах сидел молча и не отвечал. Юй рассердился и дал ему пощечину. Монах открыл глаза, засмеялся и, согнув один палец, показал его Юю.

Проснувшись, Юй рассказал об этом домашним.

Все сказали:

— Один палец владыки ада означает один период в двенадцать лет.

И действительно, старый слуга выздоровел и прожил в мире людей еще двенадцать лет.

(470.) НЕ ПРИНЯТ НИ КОНФУЦИАНЦАМИ, НИ БУДДИСТАМИ

Ян Чжао-нань из Ханчжоу был конфуцианцем, но разбирался и в буддизме.

Через год после его смерти он явился своей жене во сне и сказал:

— Когда люди умирают, у них непременно есть место, куда они возвращаются. Так как я был конфуцианским ученым, то Ведающий душами послал меня к Вэньчан дицзюню[542]; тот дал тему, чтобы проэкзаменовать меня, но я не смог с ней справиться. Вэньчан дицзюнь не принял меня к себе.

Ведающий душами послал меня к бодхисаттве. Бодхисаттва хотел проэкзаменовать меня по сутрам, но я не смог ему ответить, и он тоже не принял меня. В растерянности бродил я по иному миру, не имея места, где мог бы дать отдых ногам. Мне только и остается, что в такой-то день такой-то луны родиться вновь в доме некоего Чжана. Так как я всю свою жизнь почитал Будду, то тебе надлежит отправиться к Чжану и сказать ему, чтобы он не кормил меня мясной пищей[543] и тем самым избавил от нового падения.

Чжан был приятелем Чжао-наня; и жена Чжао-наня сделала, как он велел. В назначенный срок в доме Чжана действительно родился мальчик. Роды были тяжелыми. Три года мальчик плакал не умолкая. Чжан накормил его мясом, и мальчик перестал плакать, но от испуга, что нарушил запрет, он стал биться в судорогах.

Было это в сорок третьем году правления под девизом Цянь-лун[544].

(471.) СЛУЧАЙ В ГОРАХ НЯОМЭНЬШАНЬ

В восточном предместье Шаосина жил некий Чжан. Жена его заболела, и он пошел за врачом. Проходя мимо горы Няомэньшань, он повстречал седовласого старика, которому оказалось с ним по дороге. Наступил вечер. Заметив, что ноги старика не касаются земли, а тело его не отбрасывает тени, Чжан заподозрил, что это бес. Спросил об этом без обиняков, и тот не стал запираться, а ответил:

— Я не человек, а бес. Но у меня есть к вам просьба, и я не причиню вам вреда. Мой труп похоронен к западу от горы Няомэньшань, на утесе, где целыми днями работают камнетесы; утес покосился, и мой гроб уже наполовину обнажился в могиле, вскоре он упадет в реку. Прошу вас, сжальтесь надо мной, перенесите мою могилу в другое место. Вам надо идти к Новому мосту, а там сидят пять водяных бесов и поджидают вас. Я пойду вперед и прогоню их.

Бес вынул из-за пазухи пакет от пирожков, приготовленных в доме пирожника Чжу, передал его Чжану и сказал:

— Завтра прошу вас зайти в дом Чжу, показать ему этот пакет в качестве подтверждения.

Чжан и его спутник дошли до Нового моста, там действительно сидело пять черных теней. Старик пошел вперед и разогнал их веткой, срезанной с дерева. С пронзительными криками бесы скрылись в реке. Чжан дошел до дома врача, и старик с поклонами распрощался с ним.

На следующий день Чжан пошел в дом Чжу покупать пирожки. Вынул бумагу — действительно, это была реклама лавки Чжу. Чжан рассказал, что с ним случилось. Чжу опечалился:

— Встреченный вами старик — это мой родственник Мо Цюань-чжан. То, что заняться переносом могилы он поручил не мне, а вам, наверное, вызвано тем, что ваша судьба как-то связана с ним. Видно, вам не суждено было погибнуть от пяти речных бесов, поэтому высшие силы велели старику прогнать их.

Он повел Чжана на гору Няомэньшань, показал могилу, которую отделяло от воды расстояние всего лишь в чи с небольшим. Выбрали подходящее место и перенесли могилу.

(476.) МОРСКИЕ МОНАХИ

Некий старик Пань, рыбачивший всю жизнь, как-то раз вместе с другими рыбаками вытащил сети, заброшенные ими в море у берега, и почувствовал, что сети вдвое тяжелее, чем обычно. Несколько человек с трудом вытащили их. В сетях рыбы не было, а было только шесть-семь маленьких человечков, сидящих на корточках. Увидев людей, человечки дружно сложили ладони в знак приветствия и почтительно поклонились. Все тело их поросло волосами, как у обезьян, а головы были бритые[545], речь их понять было невозможно.

Рыбаки открыли сети и выпустили человечков. Те прошли несколько десятков шагов по морю и исчезли.

— Их называют морскими монахами, — сказали местные жители. — Если их поймать и съесть вялеными, то целый год не будешь чувствовать голода.

(479.) ГОРНЫЕ МОНАХИ

Некий человек по фамилии Ли гостил в Чжунчжоу, когда там началось наводнение. Чтобы спастись, он взобрался на гору, го вода все прибывала, и ему пришлось вскарабкаться на самую вершину горы. Когда наступил вечер, Ли увидел маленькую хижину, в которой ночевали горные жители, приходившие пахать землю. Внутри было много соломенных циновок, а сбоку лежала колотушка. Ли устроился здесь на ночлег. Ночью он услыхал журчание воды, встал посмотреть и увидел маленького толстого монаха, который шел к нему по воде. Ли громко закричал, тогда монах отступил, но по. том опять пошел вперед. Ли в испуге схватил колотушку и стал громко стучать ею. Сбежались горные жители, и монах пустился бежать прочь.

На следующий день вода спала. Ли стал расспрашивать горных жителей, и те сказали:

— Это — горный монах. Он заманивает одиноких и слабых людей и пожирает их мозг.

(487.) ГЕНЕРАЛ-ВЕРЕВКА УТРАЧИВАЕТ СИЛУ

Когда на торговые джонки на озере Поянху налетал ветер, часто появлялся черный канат, похожий на дракона, который бил джонки и ломал их. Его называли Генерал-Веревка. В течение многих лет ему приносили жертвы.

В десятом году правления под девизом Юн-чжэн[546] была большая засуха, и в том месте, где озеро высохло, увидели лежащую поперек песка сгнившую веревку. Крестьяне разрубили на куски и сожгли ее. Жидкость, [содержавшаяся в веревке], испарилась, и потекла кровь. С этого времени Генерал-Веревка не причинял больше зла, и рулевые с джонок перестали приносить ему жертвы.

(490.) ДУХ ЗАСУХИ

В двадцать шестом году правления под девизом Цянь-лун[547] в столице была сильная засуха. Скороход по имени Чжун Гуй был послан со срочной депешей от генерал-губернатора в Лянсян и вечером вышел из города. Когда он дошел до тихого места, где уже не было пешеходов, вокруг него вдруг начал кружить черный вихрь, задувший его фонарь. Поэтому он укрылся от ветра и дождя на почтовой станции. Там к нему вышла девушка с лампой, лет семнадцати-восемнадцати, красоты необычайной. Она пригласила Чжана в дом, чтобы напоить чаем. Чжан привязал лошадь к столбу, надеясь, что ему удастся провести с девушкой ночь. Счастье его превзошло всякие ожидания; всю ночь они не разжимали объятий, пока не закричал петух. Тогда девушка оделась и встала, Чжан не мог уговорить ее побыть с ним еще. Усталый, Чжан снова заснул.

Во сне он почувствовал, что роса увлажнила ему нос, а трава щекочет губы. Когда стало рассветать, он увидел, что лежит на заброшенной могиле. В испуге Чжан стал искать лошадь, а она оказалась привязанной к дереву.

Депешу Чжан доставил с опозданием на двенадцать часов, и чиновник, которому она была адресована, сообщил об этом генерал-губернатору, выражая сожаление, что из-за этого так задержалось дело.

Генерал-губернатор приказал своему помощнику строго допросить Чжана. Когда Чжан рассказал, что с ним случилось, генерал-губернатор велел осмотреть могилу. Оказалось, что это могила женщины по фамилии Чжан, повесившейся от стыда, когда стало известно, что до брака она сожительствовала с неким человеком. Дух ее часто показывался путникам. Некоторые говорили, что это дух засухи.

Те, что с растрепанными волосами и внешностью мартышки, ходящие на одной ноге, — это духи умерших животных. Трупы же повесившихся людей, которые выходят, чтобы сбить с дороги людей, — это бесы. Достаточно их поймать и сжечь, чтобы вызвать дождь.

Доложили об этом властям. Открыли гроб. Там действительно оказался труп женщины, совсем как живой, только все тело ее поросло белыми волосами. Труп сожгли, и на следующий день полил сильный дождь.

(494.) СОЕВЫЙ ТВОРОГ И ПАЛОЧКИ ДЛЯ ЕДЫ

У Чжана, богатого хозяина из Сычуани, на старости лет родился сын, которого он очень любил. Каждый раз, когда мальчик выходил погулять, его обязательно наряжали в красивые одежды с дорогими украшениями. Когда мальчику исполнилось восемь лет, он пошел посмотреть на праздничное шествие в честь духов и не вернулся домой. Стали искать, дошли до одной речки и там нашли его убитым. Он лежал голый в воде, а одежда и украшения были сорваны с него. Чжан принес жалобу судье, но убийцу не нашли.

Начальник области — достопочтенный Е сам пошел ночевать в храм духа-хранителя местности и просил [духа явиться ему] во сне.

Ночью ему приснилось, что дух-хранитель местности открыл дверь, приветствовал его, поставил вино на стол и угощал его. На столе стояла пиала с соевым творогом, поверх которой лежали бамбуковые палочки для еды. Больше ничего на столе не было. За все время дух не произнес ни слова.

Проснувшись, Е не понял, [как сон поможет] решить дело.

Потом сыщики увидели человека, который продавал в закладной лавке золотые украшения. Его задержали и допросили. Все улики совпадали. Фамилия этого человека была Фу. Только тогда достопочтенный Е понял, что «бамбуковые палочки» поверх «соевого творога» составляют иероглиф фу[548].

(496.) ОТДАЙ МОЮ КРОВЬ!

Тюремщик палаты наказаний Ян-ци подружился с осужденным на смерть шаньдунским вором. Перед казнью вор передал Ян-ци взятку в тридцать золотых, с тем чтобы тот положил в гроб его отрубленную голову. Ян нарушил условие и, памятуя о том, что лепешки, смоченные человеческой кровью, могут излечить чахотку, отнес кровь вора в дом одного своего родича.

Внезапно две руки схватили его за горло и громкий голос закричал:

— Отдай мою кровь! Верни мои деньги!

Родители и жена Ян-ци сожгли бумажные деньги[549], позвали буддийского монаха, чтобы он молитвами защитил Ян-ци, но тот все равно умер.

(497.) ЧЖОУ ШИ-ФУ

Чжоу Ши-фу и Чжоу Ши-лу, братья из уезда Шилоу провинции Шаньси, подрались. Младший брат ударил старшего ножом в живот, так что кишки вылезли наружу более чем на два цуня. Некоторое время спустя в животе образовалось отверстие, которое могло открываться и закрываться, как рот, а вылезшие наружу кишки Чжоу Ши-фу прикрывал оловянной тарелкой, привязанной к поясу. Все отправления производил через это отверстие. Так он прожил года три, пока наконец не умер.

В день смерти Чжоу Ши-фу его дух завладел телом Чжоу Ши-лу и стал поносить младшего брата:

— Ты убил меня, и это было предопределено в прошлом рождении. Но сколько нечистот ты заставил меня проглотить за эти несколько лет!

(500.) МОГИЛА ЛЮТНИ

Академик Дун Чао[550] молодым получил ученую степень. В каллиграфии, живописи, прозе, стихах он превосходил всех своих современников. Он был человеком чистосердечным и прямым.

Как-то знаменитые ученые собрались вместе в парке Таожаньтин[551], гуляли, читали стихи. Дун один ушел к запруде у городской стены и неожиданно услышал звуки пиба[552]. Он пошел на эти звуки. Они доносились из разрушенного здания. Семнадцать-восемнадцать девушек в светло-красных одеждах, сидя у окон, перебирали струны. Увидев Дуна, они нисколько не смутились, а продолжали играть. Дун бродил в нерешительности поблизости, не находя в себе силы уйти.

Приятели Дуна, удивленные его длительным отсутствием, пошли искать его и увидели, что он стоит с каким-то потерянным видом, прислонясь к сломанному окошку. Позвали его, но он не откликался, тогда они стали ругать его, и Дун очнулся, но женщины исчезли, и музыка смолкла.

Когда Дун рассказал друзьям, что с ним случилось, все отправились на розыски в дом. Крыша разрушена, стены обвалились, следов людей не видно. Был лишь холмик земли, поросший полынью, который в народе назывался могилой лютни.

Друзья под руки отвели Дуна назад. Вскоре он вернулся в Чанчжоу совсем больным и умер дома.

(503.) ЖАБА ГУ[553]

Когда ученый Чжу И-жэнь работал писцом в цинъюаньском управлении, что в провинции Гуанси, начальник области Чэнь Си-фан пригласил его к себе частным секретарем.

В самое жаркое время года Чэнь созвал своих друзей и сослуживцев на угощение. Усевшись за стол, все сняли головные уборы и тогда увидели, что на макушке у Чжу сидит большая жаба. Скинули ее, она упала на пол и вдруг исчезла. Пили до полуночи. Тогда жаба снова [появилась и] влезла на макушку Чжу. Он не заметил этого, но сидевшие рядом гости снова скинули ее на пол. Когда жаба упала, то посуда, стоявшая на столе, разлетелась на кусочки, а жаба опять исчезла.

Придя в свою спальню, Чжу почувствовал, что у него чешется макушка. На следующий день волосы на макушке вылезли, и там появилась опухоль, кожа покраснела. Потом опухоль прорвалась, и из нее высунулась голова жабы, устремившая взгляд вдаль. Две передние ее лапки лежали на макушке Чжу, а нижняя ее часть оставалась под кожей его головы. Проткнули жабу иглой, но она не издохла, стали тащить ее, но Чжу при этом почувствовал непереносимую боль. Врачи не могли ему помочь.

Старый сторож сказал:

— Это — гу; если проткнуть его золотой шпилькой, то издохнет.

Попробовали — действительно издохла. Жабу вытащили, и Чжу больше не испытывал боли, но на макушке его осталась вмятина, похожая на перевернутую пиалу.

(505.) ЛЮ-ЛАНЫ ПОДРАЛИСЬ

В деревнях уезда Наньпин, что в провинции Гуанси, приносят жертвы духу Лю-лана[554]. Людям, которые говорят о нем или задевают его, он причиняет вред. Особенно же он любит обольщать девушек, красивыми часто овладевает.

Те, кому он причинил вред, приносят ему в полдень или ночью в жертву сверток бумажных денег и блюдо риса, при этом два-три музыканта играют, завлекая его на пустошь. Он уходит и привязывается к другому человеку. Не проходит вечера без того, чтобы Лю-лана не выпроваживали таким образом.

Была девушка по имени Ян-сань, лет семнадцати, очень красивая. Как-то раз, когда солнце уже клонилось к закату, она сидела со своими родителями и вдруг стала глядеть искоса и смеяться. Так продолжалось довольно долго, а потом она поспешно ушла в спальню и начала румяниться и пудриться с застенчивыми ужимками.

Родители пришли узнать, в чем дело, но из пустоты в них начали лететь кирпичи, а двери спальни закрылись, только слышны были голоса и смех двух людей. Тогда они поняли, что пришел Лю-лан, и позвали музыкантов, чтобы выпроводить его, но Лю-лан не захотел уходить.

Наутро девушка вышла, как обычно, и рассказала, что Лю-лан — красивый молодой человек в генеральской шапке и латах, лет ему двадцать семь — двадцать восемь, он ее очень любит и вовсе незачем его прогонять.

Отец и мать девушки не знали, что им делать.

Прошло несколько вечеров. Однажды девушка выбежала из спальни и сказала:

— Еще один Лю-лан пришел! С большой бородой, вид свирепый, начал драться из-за меня с первым Лю-ланом, тот не может его одолеть и вынужден будет уйти.

Из спальни доносился шум жестокой битвы. Казалось, что все вещи там разобьются. Родителям девушки пришлось позвать музыкантов и выпроваживать обоих Лю-ланов. Наконец оба ушли, не причинив вреда девушке.

(507.) ГУАНЬ-ИНЬ ПРОЩАЕТСЯ

Моя наложница Фаи поклонялась изображению Гуань-инь[555], высотой в четыре цуня, сделанному из сандалового дерева. Я человек терпимый, сам не участвовал в обрядах, но и ей не запрещал.

Была некая тетушка Чжан, которая очень усердно поклонялась Гуань-инь вместе с Фан. Каждое утро она обязательно приходила зажечь курения перед изображением Гуань-инь и только потом принималась за уборку.

Однажды я поднялся очень рано и велел тетушке Чжан побыстрее принести мне таз с горячей водой для умывания, но Чжан продолжала кланяться Гуань-инь и все не шла. Я рассердился, схватил изображение Гуань-инь, бросил его на пол и стал топтать ногами.

Услыхав об этом, Фан заплакала и сказала:

— Вчера мне приснилось, что Гуань-инь пришла проститься со мной. «Завтра мне причинят вред, — сказала она мне, — и я должна буду уйти». И действительно, сегодня вы растоптали ее изображение. Разве слова ее не подтвердились?

И Фан унесла [изображение Гуань-инь] в посвященную ей буддийскую обитель Чжуньтиань.

Я подумал: «Буддийские законы отвлеченны. Если проделала такую ловкую штуку, значит, это не обошлось без нечисти!»

И с этих пор я больше не позволял домашним поклоняться Будде.

(511.) МОГИЛА КОНФУЦИЯ

В годы правления под девизом Юн-чжэн[556] достопочтенный Чэнь Вэнь-цинь[557] ведал приведением в порядок могилы Конфуция. Шагах в сорока от могилы мудреца в земле образовалась яма шириной более чжана. Чэнь стал осматривать ее и увидел на дне каменную лежанку, на которой стоял красный гроб, уже сгнивший, так что видна была куча белых костей. Сбоку лежал бронзовый меч длиной более чжана, отливавший зеленоватым блеском, и несколько десятков бамбуковых дощечек, на которых, казалось, что-то было написано древним головастиковым письмом. Когда Чэнь взял дощечки в руки, они рассыпались в прах. Треножник и жертвенный стол с ритуальной утварью стояли рядом, сильно поврежденные, разбитые.

Достопочтенный Вэнь-цинь решил, что эта могила древнее могилы Конфуция и тревожить ее нельзя. Он осторожно закрыл ее камнями и кирпичами и принес жертву.

(514.) ЧЭНЬ ЦЗЫ-ШАНЬ

Мой однокашник Чэнь Цзы-шань, по имени Да-лунь, был родом из Лияна. Он поступил в училище девятнадцати лет и внезапно тяжело заболел. Во сне ему явился буддийский монах в лиловых одеждах, который назвал себя великим наставником Юань-гуем и, взяв за руку Чэня, сказал: «Ты бросил меня и ушел к людям, почему бы тебе не вернуться?»

Чэнь не ответил, и монах, усмехнувшись, проговорил: «Пока оставайся! Пока оставайся! У тебя есть еще чарка вина из Цюнлиня[558] и тарелка супа из Интая[559]. Я приду снова, когда ты выпьешь их; будет не поздно». Согнув палец, он добавил: «Это — разлука еще на семнадцать лет».

Чэнь в испуге проснулся; он весь был покрыт потом, болезнь покинула его.

В году цзи-вэй[560] Чэнь получил степень цзиньши, попал в академию Ханьлинь и был повышен в должности: стал дворцовым ученым. Осенью того года, когда ему исполнилось тридцать восемь лет, у него начался неукротимый понос. Он вспомнил приснившийся ему семнадцать лет назад сон и понял, что уже больше не встанет. С улыбкой он говорил домашним:

— Великий наставник еще не пришел. А может быть, он снова изменит срок, как знать?

Однажды Чэнь рано поднялся, возжег курения, помылся и, надев придворное платье и головной убор, сказал:

— Мой наставник уже пришел, и я ухожу.

Стоявший рядом однокашник Чэня, редактор Цзинь Чжи-фу, горячий приверженец буддизма, воскликнул:

— Пришел за другим и уйдет, взяв его с собой. Уход, приход — как это связано между собой?

Чэнь, уже смеживший очи, с трудом заставил себя приподняться, раскрыл глаза и сказал:

— Приходу никогда не было преград, и уходу никто не может помешать. В мире людей и на небе один алтарь.

Сказав это, он испустил дух.

(517.) ЛИЦО В ГОРОДСКИХ ВОРОТАХ

Гуансийскому курьеру в пятую стражу пришлось по срочному делу отправиться в Чаннин; он никак не мог отворить городские ворота, ударил по ним, а они оказались мягкими и гладкими, как человеческая кожа. Курьер очень удивился, пристально вгляделся и увидел, что ворота заполнило человеческое лицо, со ртом, носом, ушами и глазами, словно лукошки.

В испуге гонец бросился бежать обратно в город.

Утром он вместе с другими людьми вышел из города и ничего диковинного не увидел.

(518.) БЕС БАМБУКОВОЙ ПЛАСТИНКИ

У Фэн-э из Фэнсиня был чиновником в Миньцяо. По болезни ему разрешили вернуться домой. Он плыл на джонке по Юйцзяну. Погода стояла жаркая, и У решил погостить в просторном доме на цветущем острове, который очень ему пришелся по душе. И в помещении, и снаружи часто слышались звуки, напоминавшие посвист бесов. Хозяин дома, прогуливаясь в одиночестве, постоянно видел множество черных теней.

Однажды вечером У поставил плетеную лежанку в холодке у галереи и услыхал в углу, в зарослях бананов, какие-то тревожащие душу звуки. Пошел туда поглядеть и увидел бесчисленное множество людей — одни повыше, другие пониже, толстые, худые, но все не выше одного чи с небольшим; сзади всех был человек побольше других, лицо его скрывала, большая бамбуковая шляпа с полями; человечки кружились между стен, как несколько десятков кукол-неваляшек. У поспешил позвать людей, и в то же мгновение карликов не стало видно, они превратились в тучу светлячков[561]. У поймал одного. Оказавшись у него в руке, светлячок издал протяжный звук, и все остальные светлячки исчезли. У поднес светлячка к огню, но в руке у него была лишь тоненькая бамбуковая пластинка.

(519.) ГОСПОДИН ОСЕЛ

Старший сын одного знатного сановника был очень жестоким человеком. Стоило слуге не угодить ему, как он порол его почти до смерти. Жестоко мучил он и служанок. И вдруг он заболел и умер.

Явившись во сне одному домашнему рабу, который был его доверенным лицом в прежние времена, он сказал:

— За то, что я был жесток, судья Царства мертвых покарал меня, [превратив в] животное. Завтра рано утром я должен войти в живот ослицы. Ты же срочно отправься в лавку, где продают ослятину, в таком-то переулке, купи там ослицу и приведи ее домой. Этим ты спасешь мне жизнь; если же хоть немного промедлишь, то будет поздно.

Говорил он очень жалобно, но проснувшийся в испуге слуга был охвачен сомнениями и снова улегся спать.

И снова он увидел во сне [покойного], который сказал:

— Я был к тебе добр, как же ты мог забыть прежнее мое расположение к тебе?

Тогда слуга спешно отправился в названный переулок; увидев [в лавке] ослицу, которую должны были забить, он купил ее, привел домой и поместил в саду. Ослица действительно родила осленка, который, увидев людей, вел себя так, словно был знаком с ними. Люди звали его Господин, и он бежал [на их зов].

Некий художник Цзоу, живший рядом с садом, однажды услыхал ослиный крик.

— Это наш Господин кричит, — объяснили ему.

(522.) ОХОТНИК ИЗ ДАЙЧЖОУ

Ли Чун-нань, охотник из Дайчжоу, охотясь в пригороде, увидел стаю голубей и начал стрелять в них; попал одному в спину, но тот улетел с пулей в спине. Ли очень удивился и погнался за ним; добрался до горной пещеры, в которой исчез голубь, и полез за ним.

В пещере оказалась просторная каменная комната, где находилось несколько десятков каменных людей, очень искусно изваянных, головы у всех были отрублены, и каждый держал свою голову в руке, а самый последний лежал, опершись на свою голову, гневными глазами уставившуюся на Ли так, словно она хотела пронзить его насквозь сверканием глаз.

Ли перепугался и хотел уйти, но голубь с пулей в спине во главе многотысячного голубиного войска набросился на него и стал клевать. Ли продвигался к выходу, отбиваясь ружьем, в котором не осталось пуль, и нечаянно упал в пруд. Вода в пруду была красная и горячая, как кровь, а воздух очень затхлый. Голуби, словно изнемогая от жажды, стали драться за глоток воды, благодаря чему Ли удалось выбраться из пещеры. Одежда его окрасилась в ярко-красный цвет и сверкала под лунными лучами, как яркий огонь.

Так и осталось неизвестным, что за диво была эта горная пещера и эти голуби.

(525.) ДУХ ДЕРЕВА

Фэй Ци-ду[562] шел с карательным отрядом из Сычуани к порогам Янцзы. Там было дерево с сухими ветвями, без листьев и цветов. Прошедшие под этим деревом солдаты внезапно умирали. Так умерло три солдата, и Фэй, разозлившись, пошел сам посмотреть на дерево.

Ветви дерева, напоминавшие птичьи когти, увидев проходящего под ними человека, старались схватить его. Фэй обрубил мечом ветви, из которых потекла кровь.

С этих пор дерево уже не причиняло вреда проходившим под ним людям.

(529.) В «ДРАГОЦЕННОМ ЗЕРЦАЛЕ ЯПОНСКОЙ МЕДИЦИНЫ»[563] ЕСТЬ СПОСОБ ИЗГОНЯТЬ ЛИС

Ли из Сяошаня в молодости был человеком несдержанным. Как-то, возжигая курения в храме Будды, он увидел там красивую женщину; вокруг людей не было, и Ли заговорил с ней.

Женщина сказала, что фамилия ее У, с малых лет она лишилась отца и матери и жила у дяди. Мать дяди жестоко обращалась с ней, поэтому она пошла в храм просить у Будды хорошего мужа.

Ли стал говорить ей любезности, она их не отклоняла, и он повел ее к себе домой. Они полюбили друг друга и долго жили в согласии.

Однако Ли с каждым днем слабел и чувствовал, что при слиянии она истощала его жизненную энергию[564], чего не бывает при сношениях обычных супругов. Кроме того, она заранее знала о том, что произойдет в пределах десяти ли вокруг. Ли понял, что имеет дело с лисой-оборотнем, но не знал, как прогнать ее.

Однажды он повел своего друга, цзюйжэня Яна, гулять за тридцать ли от дома и там все ему рассказал.

— Помнится мне, что в «Драгоценном зерцале японской медицины» есть раздел об искусстве изгонять лис. Почему бы вам не попробовать? — ответил Ян.

Они отправились на Люличан[565], разыскали эту книгу, попросили японца перевести и применили [способ]. Действительно, женщина ушла, заливаясь слезами. Об этой истории мне рассказал цзюйжэнь Ян, которого я видел в доме Се Юнь-шаня[566], академика, жившего у реки Сицзян. К сожалению, я не спросил его, какая это глава и страница в «Драгоценном зерцале японской медицины».

(531.) ПЕРЕДВИНУЛИ ИЗОБРАЖЕНИЕ ГУАНЬ-ИНЬ

За северными воротами города Цзечжоу в провинции Шаньси был храм, где приносили жертвы Гуань-инь. Часто из расщелин между камнями под сидением Гуань-инь тысячами вылетали осы, застилавшие солнечный свет.

Местные жители передвинули изображение Гуань-инь, разрыли яму, в которой роились осы, и окурили ее. В яме был красный гроб, дно его сохранилось, а крышки не было; в гробу лежала женщина, которая неожиданно поднялась, взмахнула красным рукавом и пошла. Все в изумлении таращили глаза и прислушивались к ее шагам. На ней была юбка, затканная осами. Женщина шла порхающими шажками, вошла наконец в дом семьи Ли в городе и там исчезла.

Как раз в это время Ли привез домой свою молодую жену. Толпа рассказала ему, что случилось, но он решил, что это пустая болтовня, и выругал людей за то, что они несут чепуху.

Не прошло и трех дней, как новобрачная повесилась.

(535.) ДУХ МЕРТВОГО ДВАЖДЫ СПАСАЕТ БРАТЬЕВ ОТ СМЕРТИ

После того как Янь-шэн, младший брат Ван Сянь-чэня, начальника Учэна, умер в разгар лета, его двоюродный брат Си-гуань осенью двадцать восьмого года правления под девизом Цянь-лун[567] тоже тяжело заболел. Несколько ночей он не спал; врач прописал ему укрепляющее лекарство, которое должно было вылечить его. Когда мать Си стала подогревать лекарство, больной вдруг подал голос: «Тетушка, не повторяйте ошибку! Я уже пострадал по ошибке коновала, теперь то же будет и с братом Си; я не могу сложа руки смотреть, как он умрет!»

Сказав это, он смахнул на пол пиалу с лекарством.

— Кто ты, вошедший в тело моего сына? — спросила мать Си.

— Я Янь-шэн, — ответил голос. — Года не прошло с моей смерти, а теперь тетушка уже не узнает моего голоса?

— Чем же ты занимаешься после смерти? — спросила мать Си.

— Памятуя о прямоте моего характера и безвременной смерти, в Царстве мертвых меня сделали курьером при управлении духа-хранителя Чанчжоу. Я должен был доставить депешу духу-хранителю провинции Чжэцзян и воспользовался этим поручением, чтобы проведать брата Си. Оказалось, что он заболел и чуть не погиб из-за ошибки коновала. Теперь я отправлюсь в ямэнь духа-хранителя местности. Закончив там дела, снова приду к вам.

Когда голос смолк, больной закрыл глаза и всю ночь спокойно проспал. На следующий день, когда он проснулся, его стали расспрашивать, но он не помнил, что говорил накануне. Вечером он вдруг заговорил голосом Янь-шэна:

— Я хочу пить, дайте поскорее отвар.

Мать Си исполнила просьбу. Тогда голос сказал:

— Позовите Восьмого брата, мне надо кое-что ему сказать.

Восьмой брат был его самый младший единоутробный брат. Когда он пришел, голос заговорил с ним ласково, как при жизни:

— Будь осторожен в своих забавах. Недавно ты пустил свою лодочку по течению на озере перед храмом наших предков и чуть не налетел па каменную колонну храма. К счастью, я был рядом и отклонил падение колонны, иначе ты не избежал бы смертельной опасности. Под этой колонной находится старая могила. Наш отец углубил озеро, не проверив почву, и захороненные в могиле кости упали в воду, поэтому дух покойного хотел отомстить. Я несколько раз просил его разрешения на перенос могилы, и он наконец согласился. Восьмой брат, тебе надлежит перенести могилу.

Затем голос позвал сестер и сказал им:

— Старшая сестра и вторая сестра, вашему счастью ничто не помешает, а младшей сестре счастья не видать; лучше, если я провожу ее к нашей матушке, иначе ей придется терпеть муки от мачехи.

Громко засмеявшись, он сложил руки, словно прощаясь, и сказал:

— До свиданья, до свиданья.

Когда голос смолк, Си снова упал навзничь, как прежде.

Через несколько дней здоровье его пошло на поправку. Не прошло и полгода, как младшая сестра действительно умерла, это было зимой двадцать девятого года[568].

Си приснилось, что Янь-шэн говорит ему: «Брат уже выздоровел, я выполнил поручение, обрел заслуги и могу надеяться получить должность. Теперь я расстаюсь с тобой. Больше нам нс удастся встретиться». — Сказав это, он ушел. Горестно вскрикнув, Си проснулся.

(537.) ПОМОСТ, ГДЕ ВЕРТЕЛИСЬ НА СУТРАХ

В пинъюэском областном управлении, что в провинции Гуйчжоу, был каменный помост высотой в семь чи, где хранились свитки буддийских сутр. Сутры эти были написаны на санскрите, так что никто не мог их прочесть.

Рассказывают, что начальник области, допрашивая арестованных, — если дело было серьезное, а обвиняемый не сознавался, — брал свитки, расстилал их на полу и приказывал обвиняемому вертеться на них.

Если обвиняемый говорил правду, то никакого вреда ему не было, а если лгал, то в тот же миг глаза его стекленели, а тело деревенело.

В течение нескольких сотен лет чиновники полагались на этот способ при решении уголовных дел, а заключенные не решались легкомысленно «вертеться на сутрах».

Цзин-цзун, пятый сын достопочтенного Чжан Вэнь-хо[569], был человеком упрямым. Прибыв [в Пинъюэ] на пост, он счел это черной магией, велел разбить помост и сжечь сутры. В том же году умерли оба его сына, а на следующий год и сам он скончался.

(538) ТРЕТЬЯ БАРЫШНЯ ЦАЙ-ХУА

Некий сюцай из Янху был очень красив и изящен. Однажды весенней ночью, сидя один в своем кабинете, он услыхал стук в дверь, открыл — и увидел девушку, которая назвалась Третьей Барышней Цай-хуа[570] и сказала, что пришла специально для того, чтобы составить ему компанию. За ней шли четверо ее сестер, словно свита невесты.

Сюцай поразился красоте девушки и оставил ее ночевать.

Прошло довольно много времени, сюцай стал болеть и решил прогнать Третью Барышню, но никак не мог. Отец сюцая подал на нее жалобу в храм Чжан-вана[571]; в ту же ночь ему приснилось, что Чжан Юй арестовал преступницу, слушает ее дело и обвиняет Третью Барышню в том, что она совратила хорошего человека. Велел дать ей пятнадцать палок и под конвоем вывести ее из зала присутствия.

Не успели пять сестер сделать и несколько шагов, как за ними погнались мелкие служащие с палками и потребовали у Третьей Барышни денег:

— Если бы мы не пожалели вас и не били легко, то ваше хрупкое, нежное тело было бы все изранено, разве вы смогли бы ходить?

Сестры вынули из рукавов и поясов деньги и отдали их со словами благодарности.

Через три дня Третья Барышня снова явилась и сказала:

— Твое средство не помогло. Я не могу покинуть тебя, а если ты снова пожалуешься Чжан-вану, то и он ничего не сможет со мной поделать. Среди твоих соучеников есть некий господин Ван, я его ненавижу, не позволяй ничего ему сообщать и не впускай его в дом.

Родители сюцая в ярости снова пожаловались в храм Чжан-вана, но дух действительно ничего не мог сделать. Тогда срочно послали за господином Ваном, но в это время он гостил в отдаленном месте и смог приехать лишь через несколько дней, когда сюцай уже умер.

Господин Ван тоже был уездным стипендиатом, ему еще не исполнилось тридцати лет.

(540.) МЫШИ СЪЕЛИ БЫКА

Крестьянин из Гоужуна держал у себя дома быка. Вдруг появились семь мышей, съели сердце и внутренности быка, и тот издох.

Крестьянин погнался за мышами и поймал одну. Все ее тело было покрыто белыми волосами, весила она десять цзиней. Он изжарил ее, жира вытопил больше, чем от курицы или поросенка.

(546.) БЛАГОРОДНЫЙ ПОРОСЕНОК

Человек, живший у устья реки Суйци в Сучжоу, что в районе Цзяннань, был убит и брошен в колодец. Судья не мог установить преступника. Внезапно перед лошадью судьи появился поросенок и стал жалобно верещать, слуги никак не могли его прогнать.

— У скотины есть жалоба? — спросил судья.

Поросенок пал ниц, словно отбивая поклоны.

Судья приказал следовать за поросенком. Тот поднялся и побежал впереди. Доехали до одного дома, распахнули двери и вошли. Поросенок подбежал к лежанке и стал разрывать перед ней землю, а там был зарыт нож со свежими следами крови. Хозяина схватили и стали допрашивать. Действительно, он убил того человека.

Тогда односельчане, узнав об этом, собрали деньги, чтобы можно было содержать поросенка при буддийском монастыре[572]; ему дали прозвище Благородный поросенок. Умер он лет десять спустя. Монахи зарыли его в нише[573].

(549.) ГЛИНЯНЫЙ ЛЮХАР[574] РАСХАЖИВАЕТ

В северных воротах города Жугао семья Сюй Вэнь-ду, начальника области Чандэ, что в провинции Хунань, купила глиняную фигурку Люхара, высотой в шесть цуней с небольшим, и поставила ее в специальную нишу в зале. Там он стоял год. Как-то раз Вэнь-ду собирался лечь спать и вдруг услышал какой-то скребущий звук, доносившийся из зала. Он приказал служанке пойти с фонарем и посмотреть, в чем там дело. Служанка прибежала испуганная и сказала:

— Люхар вдруг спустился из ниши на пол и стал расхаживать.

Вначале Вэнь-ду не поверил служанке, но, увидев ее испуганное лицо, сам пошел в зал посмотреть. Действительно, Люхар вприпрыжку ходил по залу.

Решили, что это нечисть, и хотели разбить фигурку, но Вэнь-ду сказал:

— Да не бойтесь вы его! Раз изображение бессмертного может ходить, очевидно, это доказательство его чудотворных способностей, нельзя его разбивать! — И он приказал поднять Люхара и поставить его в нишу.

И поныне, более двадцати лет спустя, ничего дурного с Вэнь-ду не случилось, а его сын, Сян-фу[575], получил должность помощника губернатора провинции Чжэцзян.

(551.) НАЧАЛЬНИК УЕЗДА ЧЖАН

Чжан, начальник уезда Цзясин, получивший степень цзиньши в году синь-сы[576] и бывший наставником хайнинского начальника Ча Юй-чана, был человеком искренним и прямодушным.

Однажды он вдруг поднялся на рассвете, поспешно вынул парадную шапку и пояс и сказал, что ему нужно встретить за главными воротами одно знатное лицо; затем он надел парадное платье и поспешил за ворота, навстречу. Потом поднялся в центральный зал, отвесил положенные поклоны и, усевшись, начал с кем-то разговаривать. Люди слышали речь, но понять слов не могли. Сначала он говорил радостным тоном, потом печальным, потом будто отказывался от чего-то. Взял две чашки с чаем, из одной пил, а вторая висела в воздухе и не падала. Так продолжалось долго; наконец, он как будто проводил кого-то за ворота, снова отвесил поклоны и лишь после этого вернулся к себе.

Домашние стали спрашивать, кого он принимал.

— Духа-хранителя уезда Цзясин, — ответил он. — Его переводят с повышением на другую должность, а он выдвинул меня на свой пост; поэтому и пришел заранее с визитом. Кроме того, он сказал мне, что здесь в ближайшие годы от несчастного случая умрут два знатных человека, бед будет немало. Но мне неудобно разглашать небесные тайны.

Сказав это, Чжан уселся в торжественной позе, не ел, не пил и через три дня скончался.

Скоропостижно скончались два военных губернатора — Ван и Чэнь.

(552.) ЗЕРКАЛЬНЫЙ ПРУД

В городе Сянтань есть зеркальный пруд, который отражает людей в трех их жизнях[577]. Некий сюцай пошел поглядеться в пруд, и в нем отразился облик не человека, а свирепого тигра. Работник Хао пошел посмотреться, и вода отразила облик красивой девушки в богатом наряде с пышной прической.

Лепестки лотосов, распускавшихся в этом пруду, были синего цвета.

(553.) ЦАЙ ЧЖАН-ГУАНЬ

Цай Чжан-гуань с горы Хуцю был антикваром; он был молод и очень красив. Как-то раз он пил в гостях у Ни Кан-миня. Ни послал маленького раба с фонарем проводить Цая до дому. Когда они дошли до безлюдного места, мальчик увидел, что Цай кланяется кому-то и что-то тихо говорит.

Мальчик спросил, с кем он разговаривает.

— Мой близкий друг Ли Сань-гэ приглашает меня к себе, я пойду с ним, не надо меня провожать, — ответил Цай.

Не успев договорить, Цай прыгнул в реку. Мальчик бросился спасать его, вытащил из реки, привел домой и рассказал все родителям Цая.

Родственники и друзья Цая очень встревожились, пришли расспросить его. А Цай сидел, как пьяный, не произнося ни слова. Но как только видел нож, пытался перерезать себе горло, как видел веревку, пробовал удавиться, словно все радости жизни для него кончились и ему только одно и осталось, что покончить с собой.

Домашние Цая заперли его, отняли одежду [на которой можно было бы повеситься], еду и питье передавали через специально сделанное отверстие.

В день поминовения усопших[578], когда вся семья Цая ушла на могилы предков, Цай выскочил из окна и убежал. Два дня он не возвращался домой, и домашние были убеждены, что он умер.

Повсюду искали его, наконец дошли до пустоши у моста Байляньцяо и увидели Цая, стоявшего, прислонившись к тутовому дереву.

— Я здесь, — крикнул он, — больше не надо искать!

Домашние обрадовались, поспешили к нему, а он висит мертвый на дереве. Окликнула их его душа.

Повесился Цай на полотнище материи, которое украл в красильне, где оно сушилось на полу.

(555.) БАРЫШНЯ ЛАНЬ

Начальник провинции Ван, соблюдая траур по родителям[579], гостил у достопочтенного Ян Ши-гуна в Ханчжоу.

Однажды служанка, прислуживавшая на кухне, упала на пол и долгое время не приходила в сознание. Потом, уставившись в одну точку, она заговорила по-маньчжурски:

— Я барышня Лань из семьи маньчжурского генерал-губернатора Сяна. Меня мучают жажда и голод, сообщите об этом вашему господину, чтобы он поспешил накормить меня.

Ван сам пришел расспросить ее:

— Если ты из маньчжурской семьи, почему же пришла ко мне, китайцу?

— Вместе с моими сестрами, — ответила бесовка, — я вышла в день поминовения усопших посмотреть на праздник. Неожиданно объявили, что здесь будет проезжать губернатор провинции, мы бросились бежать, но мне негде было укрыться и пришлось спрятаться в вашем доме.

— Ты боялась встречи с губернатором, — сказал Ван, — а встречи со мной не побоялась. Разве ты не знаешь, что мы с губернатором сослуживцы? Если он причинил тебе неприятность, почему же ты не в его доме чинишь зло?

— Я боюсь его, — ответила бесовка.

— Если так, значит, вы, бесы, боитесь лишь тех чиновников, которые сейчас исполняют служебные обязанности, а ушедших в отставку не боитесь, — сказал Ван.

— Это неверно, — сказала бесовка. — Того, кто ушел в отставку, но был действительно хорошим чиновником, мы тоже боимся.

Ван был очень недоволен, но ему все же пришлось принести ей жертву и сжечь бумажные деньги.

Здоровье служанки сразу пошло на поправку. Но не прошло и года, как Ван попал в беду.

(564.) МЕМОРИАЛЬНАЯ ДОСКА В УЕЗДЕ ТЯНЬЧЖЭНЬ

В местности Лиюнь, что в уезде Тяньчжэнь, есть храм Юаньдимяо, в котором стоит древняя мемориальная доска. В ней застряло великое множество пушечных ядер и ружейных пуль.

Местные жители рассказали: «В правление династии Мин сюда ворвались войска; сопротивление местных жителей уже было сломлено, как вдруг увидели, что эта мемориальная доска вылетела из храма, стала кружиться вокруг сражающихся и принимать на себя весь огонь врага. Мы не потеряли ни капли крови, а враг был вынужден отступить».

Теперь эту доску называют мемориальной доской, созданной Небом. Она и поныне стоит в храме.

(565.) ГОСПОДИН НОСИЛЬЩИК

Студент Ван, происходивший из знатного маньчжурского рода в Ханчжоу, с детства выделялся своими способностями и умом, умел читать по-китайски. Когда ему исполнилось восемнадцать или девятнадцать лет, он вдруг ушел далеко и не вернулся. Домашние разыскивали его, но безуспешно. Месяц с лишним спустя отец встретил его на улице Яньтяодацзе; Ван вместе с другими людьми нес паланкин. Удивленный отец потащил его домой, выпорол и стал расспрашивать, но юноша ничего не отвечал. Тогда отец запер его в кабинете. Но вскоре юноша снова сбежал и опять стал носить паланкины.

Так повторялось три раза.

Не зная, что делать, дед и отец оставили юношу в покое. Ван не соглашался учиться, не общался с друзьями, но не переставал читать книги. Найдя по пути тихое чистое место, он громко читал наизусть «Записи о деяниях Гао-цзу»[580], не ошибаясь ни в одном слове.

Ханчжоуские вельможи любили пользоваться его услугами, хотя он и превосходил их в учености.

Сам он говорил, что, когда несет на плечах тяжесть, его мускулы и кости наполняются умом. Любил поесть и поспать; если же это не удавалось, был недоволен. Кроме этого, ничего не любил.

(567.) ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ЦЕНЗОР ФЭН МАЛО ВЕСИЛ

Фэн Ян-у[581] сам говорил, что когда он появился на свет, то был мал, как котенок, и весил неполных два цзиня. Домашние считали, что вырастить его будет очень трудно. Когда ему минуло десять лет, он постепенно стал расти.

Получил степень цзиньши, попал в академию, стал провинциальным цензором. У него родилось два сына, один из них стал финансовым комиссаром, второй служил в академии Ханьлинь.

Когда господин Фэн был ребенком, он мог подпрыгнуть и пройти по воздуху шагов десять и даже больше; тогда он узнал, что Ли Е-хоу в детстве умел летать. Мать, боясь, что он совсем улетит, до пресыщения кормила его чесноком и луком.

(569.) СХВАТИЛ ТИГРА ЗА УХО

Все поколения семьи Ли Ши-гуя, жившие к югу от уезда Дали, что в провинции Юньнань, были крестьянами. У Ли Ши-гуя было два буйвола. Один из них не вернулся домой, и Ши-гуй отправился искать его.

Луна только что рассеяла ночной мрак, когда он увидел в поле лежащее животное, храп которого был подобен раскатам грома. Решив, что это его буйвол, Ши-гуй обругал его:

— Ах ты, скотина, как смеешь до такого позднего времени не возвращаться домой! — и, вспрыгнув ему на спину, хотел ухватить за рога.

Рогов не было видно, только два поросших шерстью уха стояли торчком, тело было в полосах и пятнах. Тогда Ши-гуй понял, что это тигр, но спрыгнуть с него побоялся.

Тигр, проснувшийся под тяжестью вскочившего на него человека, поднялся и с ревом запрыгал.

Ши-гуй, понимая, что если тигр сумеет его сбросить, то обязательно сожрет, собрал все свои силы и так крепко вцепился ему в ухо, что проткнул насквозь и стал буравить дальше. Тигр рассвирепел. Он прыгал вверх, кидался на землю, но сбросить Ши-гуя не мог. Наутро силы его истощились, и он испустил дух. Ши-гуй тоже повалился на спину, еле дыша.

Разыскавшие его домашние с трудом довели Ши-гуя до дому. Ноги его были так глубоко разодраны когтями тигра, что видны были кости. Только через год раны зажили.

(572.) ИЩУЩИЙ РЕКУ ВОЕНАЧАЛЬНИК

Мой родственник Чжан Кай-ши, правитель Сучжоу, получил приказ произвести земляные работы для очистки речного фарватера. В земле нашли большую морскую черепаху величиной с колесо телеги. К шее ее была привязана золотая табличка, а на ней вырезаны двенадцать иероглифов: «Во второй год Чжэн-дэ[582] по приказу императора запечатал Ищущий реку военачальник». Глаза у черепахи были темносинего цвета, на панцире зеленая шерсть длиной более цуня.

Люди, увидев ее, доложили чиновнику. Поняв, что это древняя редкость, чиновник велел отпустить черепаху. В ту же ночь налетела буря, река пробила себе дорогу на тридцать с чем-то чжанов.

(576.) СНИТСЯ ТЫКВА-ГОРЛЯНКА

Сюцаю Инь Тин-и, когда он еще не получил ученой степени, каждый раз перед экзаменами снился дух, державший в руках две тыквы-горлянки. В списках выдержавших экзамены фамилии Иня не было, он терял надежду, а сон продолжал ему сниться, только с каждым разом тыква становилась все больше.

Вечером накануне экзаменов в год цзя-чэнь правления под девизом Юн-чжэн[583] Инь, боясь, что ему снова приснится этот сон, ждал утра, сидя, чтобы не уснуть. Маленький его слуга только улегся, как сразу начал громко кричать, что ему приснилась тыква-горлянка величиной с хозяина.

Инь был раздосадован недобрым предзнаменованием, но сделать ничего не мог.

Когда же опубликовали списки, то Инь оказался тридцать вторым среди выдержавших. Фамилия тридцатого в списке была Ху, фамилия тридцать первого — Лу[584]. Оба они были совсем еще мальчиками. Тогда Инь понял, что сначала ему снились маленькие тыквы, потому что те двое экзаменующихся еще не подросли.

(582.) СНОШЕНИЯ СУПРУГОВ

Ли Ган-чжу проповедовал искренность и честность. У него был дневник, в который он непременно записывал все, что с ним происходило.

Каждый раз, когда он имел сношения с женой, то обязательно уставным почерком кайшу фиксировал месяц и день, со старой женой [записал] один раз.

(584.) БУДДА КЛАНЯЕТСЯ В ОТВЕТ

Моя бабушка госпожа Чай как-то рассказывала мне, что ее бабка со стороны матери, госпожа Ян, дожила до старости, не имея сына, жила у своей дочери — госпожи Хун и умерла в возрасте девяноста семи лет.

Жила она в верхнем помещении, усердно поклонялась Будде, читая вслух сутры. В течение тридцати лет она не спускалась вниз. Характер у нее был мягкий и добрый. Если она слышала, как внизу бьют палками раба или служанку, то начинала маяться у себя в комнате и не могла есть. Когда раб или служанка поднимались к ней наверх, она непременно делила с ними еду.

После того как ей исполнилось девяносто лет, когда она кланялась Будде, изображение Будды поднималось и кланялось ей в ответ. Это ее очень пугало. И она часто просила, чтобы моя бабушка, которая тогда была совсем маленькой, приходила составить ей компанию.

— Когда ты здесь, — говорила она, — Будда мне не отвечает.

За три дня до смерти она попросила таз, чтобы помыть ноги. Служанка принесла ей деревянный таз, которым та всегда пользовалась, но она сказала:

— Не годится! Там, куда я ухожу, ноги будут ступать по лотосам. Принеси мне бронзовый таз для мытья лица.

Когда таз принесли, разнесся аромат сандалового дерева, заполнивший всю комнату.

Умерла она сидя на постели и поджав под себя крестообразно ноги. После ее смерти аромат не рассеивался в течение трех суток.

(585.) СИАМЦЫ ЖЕНЯТСЯ НА ОСЛИЦАХ

Нравы у сиамцев очень распущенные. Когда мальчику исполняется четырнадцать или пятнадцать лет, родители заставляют его взять в жены ослицу и вступить с нею в брачные отношения. Ночью, когда он спит, они привязывают ослицу к его постели и случают их. Тогда он будет необычайно крепким как мужчина. Так продолжается три года, после чего он получает настоящую жену. А ослица живет в его доме всю жизнь на правах второй жены.

За того, кто не был женат на ослице, не согласится выйти замуж ни одна девушка.

(590.) УСЫ ДЛИНОЙ В ЧЖАН

Хуан Лун-мэй был уроженцем уезда Чжэньцзэ, он инспектировал знаменные войска в Жэхэ. Усы у него был длиной в чжан, он дважды оборачивал их вокруг поясницы, а концы достигали земли.

(591.) КОЛДУНЬИ

В Яйчжоу, что в провинции Гуандун, половина населения относится к народности ли; существует разделение на ли-варваров и ли-цивилизованных. Ли-варвары живут на горе Учжишань и не приемлют культуру совершенномудрых правителей. Ли-цивилизованные с почтением относятся к властям и, когда приезжают чиновники, ползают перед ними на коленях. Среди женщин народности ли есть колдуньи, которые заклятиями могут доводить людей до смерти. Для колдовства они берут волосы из бороды того, на кого накладывается заклятие, или же выплюнутый им кусочек бетеля, который кладут в бамбуковый ящичек.

Ночью [колдунья] голая ложится лицом вверх на вершину горы и при звездах и луне произносит заклятия. На седьмой день человек умирает. На его теле не бывает никаких повреждений, но оно становится мягким, как вата.

Однако околдовывать они могут только людей народности ли, а китайцам причинить вред не могут. Если тот, кому [колдунья] причинила вред, схватит ее и отведет к судье, то обязательно надо веревку (которую накидывают ей на шею, чтобы тащить ее за собой) сначала пропустить через длинную бамбуковую трубку, иначе она может приблизиться к нему и околдовать.

Колдуньи эти говорят, что если по истечении недели колдовство их не подействовало, то они сами непременно умирают.

Среди колдуний есть и молодые, не достигшие возраста, когда начинают закалывать прическу[585], но уже могущие применять это искусство, которое передается им от предков.

Их заклятия держатся в глубокой тайне. Если их даже забить до смерти, они не согласятся донести [друг на друга]. Мужчины не владеют искусством заклятий. Оно передается только женщинам.

(592.) РАЗРЕЗАЮТ БАМБУКОВУЮ ПЛАСТИНКУ

Купцы и земледельцы народности ли не имеют письменных контрактов и пользуются бамбуковыми пластинками, на которых ножом вырезают цифру продажной цены. Пластинку разрезают пополам. Покупатель и продавец держат у себя свои половины в качестве свидетельства.

Если по истечении длительного времени совершается перепродажа, то берут половину пластинки у прежнего хозяина, проверяют, совпадают ли они, и, [предъявив] свидетельство об уплате налога за регистрацию недвижимого имущества, просят чиновника поставить печать на бумагу, которую наклеивают на конец разреза бамбуковой пластинки.

Продовольственный налог, вносимый ими весной и осенью, гораздо выше, чем во внутренних землях.

(593.) ЛЮДИ НАРОДНОСТИ ЛИ «ВХОДЯТ В ДОМ»

Для свадьбы люди народности ли не пользуются паланкинами и лошадьми; в день свадьбы жених, взяв с собой полотнище красной ткани, идет в дом тестя, обертывает невесту [в материю], сажает ее себе на спину и несет к себе домой.

По их обычаям, до того как [семьи] породнились, будущий зять приходит в дом тестя и вступает в связь с его женой. Это называется «войти в дом». Если она может родить сына, то он потом несет ее в свой дом, и все считают это славным делом.

Соседи обмениваются подарками, каждый кладет в пакет из белой бумаги несколько юаней, приносит к воротам жениха и кладет в бамбуковую корзинку. Хозяин выставляет перед воротами несколько больших глиняных кувшинов с вином; в кувшины вставляют несколько бамбуковых трубочек, и каждый приходящий с подарками пьет вино через трубочку. Когда вино выпито, уходят; обрядовая встреча и проводы гостей, поклоны и приветствия — все это у них отсутствует.

Когда я был в управлении Чаочжоу, мне рассказывал об этом яйчжоуский начальник области Чэнь Гуй-сюань.

(594.) МОРСКИЕ ЧУДЕСА

Вода в море сверху соленая, а внизу пресная. Рыбы, живущие в соленой воде, попав в пресную воду, умирают; живущие в пресной воде умирают, попав в соленую. Если варить рисовую кашу на соленой воде, то вода испарится и рис не разваривается, надо варить в пресной воде. Вода такая чистая, что можно смотреть вниз на глубину более чем двадцать чжанов. Цвет воды неодинаковый — синий, красный, черный, желтый. Когда люди мочатся [в море], то морская вода начинает светиться, летят брызги. Рыбы часто взлетают высоко в воздух, как воробьи. Некоторые превращаются в тигров, другие — в оленей.

(595.) ОТКЛИКАЮЩЕЕСЯ РАСТЕНИЕ И СМЕЛЫЙ БАМБУК

На горе Хойчжоушань есть растение, окликнешь его — и листья свертываются, его называют «откликающееся растение».

На горе Лофушань[586] есть «смелый бамбук», он низкий, но очень крепкий. Если его срезать, то из него можно делать палочки для еды; но он не терпит, когда люди шумят или окликают его. Тогда он уходит в землю и его никак не достать.

(597.) ПОЙМАЛ В СЕТИ ТИГРА

Рыбак с озера Поянху, что в провинции Цзянси, выбрал сети, показавшиеся ему тяжелее обычного. Раскрыл, поглядел, а там полосатый тигр, уже издохший от злости.

(603.) ГОСПОДИН-РОЖЕНИЦА

В области Тайпинфу провинции Гуанси женщина народности мяо родила сына; через три дня она уже купалась в реке, а муж ее, держа па руках младенца, сидел в постели. Когда приподнимался, чтобы поесть или попить, то требовал, чтобы жена поддерживала его под руки, ни на мгновение не отлучаясь. Страдал он, как беременная женщина, так что его прозвали Господин-Роженица. Жена же его, наоборот, не испытывала никаких неприятных [ощущений]. Рассказал это Ча Цзянь-тан[587], начальник провинции.

(605.) ЧЕРНЫЙ ТУМАН

Четыре моря, по существу, одно море. Если смотреть с юга — это южное море, если смотреть с севера — это северное море. И это подтверждается письменными свидетельствами и устными рассказами.

Вот что рассказывал мой друг Янь Дао-фу[588] о монгольском офицере Умитае:

— В годы правления под девизом Юн-чжэн[589] он участвовал в посольстве в Россию. Услыхав, что северной границей России служит море, захотел побывать там, но чиновники чинили препятствия. Наконец ему удалось получить разрешение. С ним были двадцать иноземцев с компасами и средствами для добывания огня. Они ехали в повозках, обитых войлоком, а сопровождавшие — верхом на верблюдах.

Через шесть-семь дней пути увидели на севере ледяную гору, похожую на городскую стену. Опа была такая высокая, что вершина ее достигала неба. Сверкала эта гора таким ослепительным блеском, что смотреть вблизи не было сил. У подножия горы была пещера. Вошли в нее. Спутники Умитая высекали огонь и смотрели на компас. Три дня шли они по этой пещере, пока не дошли до выхода. Выйдя из пещеры, увидели темное, как панцирь черепахи, небо. Черный туман хлестал лица, как мелкие острые камни. Иноземцы так и сказали: «Это черный туман»..

Через каждые несколько ли они находили маленькие пещеры, забирались туда и разводили огонь с помощью селитры, — ведь там не росли ни деревья, ни травы, и угля там тоже не было. Затем снова пускались в путь. Дней через пять или шесть подошли к двум бронзовым изваяниям. Это были фигуры двух стоящих друг против друга мужчин, высотой в несколько десятков чжанов. Один сидел верхом на черепахе, другой сжимал в руках змею. Перед ними высился бронзовый столб с надписью на непонятном языке.

— Эти статуи воздвигнуты императором Яо[590], — сказали иноземцы., — Говорят, что надпись на столбе гласит: «Врата холода».

И они стали просить Умитая вернуться назад:

— Впереди будет море, но до него не меньше трехсот ли пути. Там не видно ни звезд, ни солнца. Воздух там настолько холодный, что режет кожу и убивает людей. Вода в море черная, как лаковое дерево. По временам воды расступаются, и из них выходят якша[591] и диковинные звери, хватающие людей. Уже здесь, где мы находимся, вода не течет и огонь не возгорается.

Чтобы проверить это, Умитай поднес зажженный факел к своей меховой шубе, она действительно не загорелась. Поэтому они сделали длительный привал и пустились в обратный путь.

Прибыв в город, устроили проверку. Из пятидесяти сопровождавших двадцать человек умерло от холода. Лицо у Умитая стало черное, словно лакированное, и только через полгода стало нормального цвета. А у некоторых его спутников лица всю жизнь так и не побелели.

(608.) ДУХ ДЕРЕВА В ФУЦЗЯНЬСКОМ УПРАВЛЕНИИ

Когда академик Цзи Сяо-лань[592] был инспектором училищ в провинции Фуцзянь, у западного кабинета в помещении для экзаменов рос кипарис, устремленный в небо и заслонявший солнечный свет. Как-то глубокой ночью приятель [Цзи Сяо-ланя] увидел расхаживавшего под этим деревом человека в парадной одежде, принятой при нынешней династии, только халат у него был красного цвета.

Подумав, что это злой дух дерева, Цзи Сяо-лань подмел помещение и поставил табличку, чтобы принести жертвы; кроме того, он написал парные строки и повесил их между столбами:

С тех пор чудеса прекратились.

(614.) БЕСЫ ЗАВЛАДЕВАЮТ ПАМПУШКАМИ

Гэ Вэнь-линь рассказывал, что на горе Дунтиншань много голодных бесов. Дома у него испекли корзину пампушек, только сняли с жару, как увидели, что верхние пампушки с шорохом зашевелились и начали уменьшаться. Большие, размером с пиалу, стали маленькими, как грецкие орехи. А когда попробовали, то вкус у них был как у пресных клецок, весь аромат исчез. Вначале никак не могли понять, в чем дело, но один старик сказал:

— Пампушками завладели голодные бесы. Когда кладете пампушки в корзину, помечайте красными точками, бесы тогда не смогут ими завладеть.

Сделали так, как сказал старик, но уменьшившиеся пампушки так и остались маленькими: не мог же один человек, помечавший кистью пампушки, одолеть целую толпу бесов.

(617.) «ЛЕТАЮЩИЕ МОНАХИНИ»

В год моу-сюй[593] воды реки Хуанхэ прорвали плотину. Каждый раз, когда ведающие рекой чиновники считали, что плотина восстановлена, над поверхностью реки появлялась стая зеленых гусей, которые проносились над водой, и в ту же ночь плотина непременно обрушивалась снова. Когда в них стреляли дробью, они разлетались врассыпную, но затем снова слетались.

Даже старые, опытные речники не знали, что это за гуси. Но в «Мелких заметках у Коричного моря» я обнаружил запись: «В предшествующую династию Мин во время мятежа Хуан Сяо-яна[594] зеленые гуси причиняли вред людям. Знающие люди говорили:

„Их называют летающими монахинями. Это — водяная нечисть. Если принести им в жертву черную собаку и бросить сотканные из пятицветных нитей ленты, то они сами улетят“. Сделали так — оказалось верно».

(620.) СЛЕДЫ НОГ ПАНЬГУ[595]

На западе есть Цейлонская гора, такая высокая, что достигает облаков. На вершине ее видны следы ног огромного человека, они входят в камни на глубину два чи, а длина их восемь чи. Говорят, что это — следы ног государя древности Паньгу, оставленные им во время сотворения мира.

Большинство жителей Цейлона ходят голыми. У тех же, кто надевает платье, кожа и мясо обязательно начинают гнить.

(621.) ЖЕМЧУЖИНА ВЕСОМ В СЕМЬ ЛЯНОВ

В пятнадцатый год правления под девизом Юн-лэ[596] династии Мин страна Сулу[597] прислала в дань большую жемчужину, весившую семь лянов с лишним.

(622.) ЖЕЛЧНЫЙ ПУЗЫРЬ КЛАДУТ В ВИНО

Государь страны Чжаньчэнго[598] клал желчный пузырь живого человека в вино и вместе с членами своей семьи пил это вино и мылся им, говоря, что все тело благодаря этому пропитывается желчью[599]. По его приказу люди сидели в засаде и набрасывались на ничего не подозревавших прохожих, убивали их и вырезали желчный пузырь. Если человек успевал почувствовать страх, его желчный пузырь лопался, и пользы от него не было.

Всю желчь сливали в один сосуд, а поверх непременно помещали желчь китайцев.

Государь правил страной тридцать лет, а затем покинул трон и ушел в горы, оставив вместо себя своих племянников. Сам же стал соблюдать пост, принял постриг и сказал, обратясь к небу:

— За то, что я правил страной, не следуя Истинному Пути, хочу, чтобы тигры и волки сожрали меня, пусть я умру от тяжелой болезни!

Прожив еще год без всяких недомоганий, он вернулся на престол.

(624.) ДУХ ОЗЕРА ОХРАНЯЕТ ТРУП

Во времена династии Мин ученый Хэ Фэн-шэн[600], находясь в городе Учан, притеснениями со стороны Чжан Сянь-чжуна[601] был доведен до того, что утопился в озере Дуньцзыху.

С начала лета до осени дух озера стал являться во сне одному из местных жителей. «По приказу Шан-ди[602], — говорил дух, — я охраняю труп министра Хэ от повреждений. Ты можешь выловить его из воды и посмотреть. Узнаешь его по родинке на левой руке».

Этот человек был очень удивлен; он стал ждать у озера и, когда труп всплыл, положил его в гроб и захоронил. Хотя труп пробыл в воде 170 дней, вид у него был, как у живого.

(625.) ТРУП ОБХВАТИЛ ВЭЙ-ТО

Некий Ли Цзю из Сучжоу зарабатывал на жизнь, торгуя вразнос тканями. Как-то поздним вечером он проходил мимо горы Хошань. Постоялый двор был переполнен, и ему пришлось заночевать в буддийском храме. В одиннадцать часов ночи он уже крепко спал, и ему приснился дух Вэй-то[603], который ударил его по спине и сказал: «Вставай скорее, вставай скорее! Надвигается большая опасность! Если спрячешься за моей спиной, я смогу спасти тебя».

Ли в испуге проснулся, вскочил на ноги и увидел, что стоявший за его лежанкой гроб трещит. Из гроба вышел труп, весь покрытый белыми волосами, словно на нем была одежда из шкурок серебристых крыс, вывернутая наизнанку. Лицо его тоже заросло волосами, черные глаза глубоко ввалились, а зеленые зрачки испускали лучи света. Труп пошел прямо на Ли. Тот кинулся к нише с изображением Будды и спрятался за спиной Вэй-то.

Труп обеими руками обхватил изображение Вэй-то и вонзил в него зубы с такой силой, что послышался треск.

Ли громко закричал, монахи повскакали с постелей и прибежали с дубинками и факелами. Труп кинулся обратно в гроб, крышка закрылась, как прежде. На следующий день пошли посмотреть, какие повреждения нанес труп изображению Вэй-то. Дубинка, которую держал Вэй-то, разломилась на три части, что показало, как велики были сила и ярость трупа.

Монахи сообщили о том, что случилось, властям, гроб сожгли. Ли, полный благодарности за милость, оказанную ему Вэй-то, установил его позолоченное изображение.

(628.) ХРУСТАЛЬНЫЙ ЦЗЮЙЖЭНЬ

Цзи, цзюйжэнь из Гуандуна, в детстве случайно попал в брюхо змеи. Там было так темно, что он ничего не видел и лишь чувствовал запах гнили. Он стал стучать в стенки [ее желудка], но они были такими скользкими, что он не мог приблизиться к ним. К счастью, на боку у него висел маленький ножик, которым он пробуравил стенку, так что забрезжил свет. Тогда Цзи проделал отверстие, из которого смог выбраться наружу. Так как он лежал на дороге, то соседи увидели его и отнесли на руках домой. В этот день в дальней деревне, находившейся более чем в тридцати ли от его дома, издохла большая змея.

Так как Цзи надышался ядовитым запахом змеи, то кожа на всем его теле слезла и, словно через хрусталь, видны были его желудок и кишки, даже когда он стал взрослым.

Люди, сдававшие вместе с ним экзамен на степень цзюйжэня, видели это и прозвали его Хрустальный Цзюйжэнь.

(629.) МОРСКОЙ БЕС МЕНЯЕТ ЖИЛЬЕ

Некий Ван жил в местечке Дунъюань за городской стеной города Ханчжоу. Много места там занимали рыбьи садки, тянувшиеся непрерывно с востока на запад; их разделяло естественное возвышение. Как-то летом в полдень Ван стоял на этом холме, наслаждаясь прохладой, и увидел вдруг, как на восточном озере вздулся пузырь шириной в чи с лишним, вырвался наружу, как фонтан, и с шумом стал приближаться к холму. Появился черный пар, переместившийся из восточного озера в западное, а в ноздри Вана ударил запах козла.

Ван спросил у соседей, и те сказали:

— Это морской бес меняет жилье.

(631.) ЧЕТЫРЕ МАЛЕНЬКИЕ ЧЕРЕПАХИ НЕСУТ БОЛЬШУЮ

В городе Хэнтанчжэне, что в области Ханчжоу, есть кумирня Гуцзинъань; старый монах, возжигавший там курения и занимавшийся самосозерцанием, увидел как-то в задней пристройке четырех маленьких черепах, которые несли большую черепаху. Пройдя по тропке чи с небольшим, они пошли вдоль стены, остановились у перил, покружились там и пошли дальше, не останавливаясь.

Старый монах дочитал вслух сутру, и черепахи притаились.

Прошло несколько лет; монах жил в полной тишине, и черепахи больше не появлялись. Было это в годы правления под девизом Юн-чжэн[604].

(638.) МОРСКОЕ ЧУДИЩЕ ДУЕТ

Чэн Чжи-чжун, уроженец Ханчжоу, как-то плыл на джонке из Чаочжоу мимо уезда Хуанган; на полпути неожиданно поднялся сильный ветер, появился черный туман, в котором был виден человек, как будто весь покрытый черным лаком, только глаза и губы у него были белые, как мука. Человек этот уселся на носу джонки и стал дуть на находившихся в ней людей. Из тринадцати человек, бывших там, почти у всех лица стали черными, как у него, только у троих цвет лица не изменился.

Через несколько минут туман рассеялся и [черный] человек исчез. Джонка шла по бушующим волнам и перевернулась. Погибло десять человек — все, у кого лица почернели; только те трое, что не почернели, спаслись.

(645.) НЕ ТОЛЬКО МУДРЕЦЫ МОГУТ СТАТЬ ДУХАМИ

Сюцай Ли Хай-чжун ехал на экзамены в столицу. В Сучжоу он взял джонку, а когда доехал до Хуайаня, перед джонкой появился его бывший сосед, некий Ван, попросивший Ли взять его с собой в столицу. Ли согласился.

Вечером Ван спросил с улыбкой:

— Вы смелый или нет?

Ли удивился, немного подумал и ответил:

— Смелый.

— Я боялся вас испугать, — сказал Ван, — потому и спросил. Раз вы смелый человек, я буду с вами откровенен. Дело в том, что я не человек, а бес. Мы расстались с вами шесть лет тому назад. В прошлом году, когда был неурожай, голод и холод довели меня до того, что я разрыл могилу и украл захороненные в ней вещи. Меня поймали, судили и казнили. Теперь я бес, но по-прежнему страдаю от голода и холода. Мне нужно попасть в столицу, чтобы получить там долг с одного человека. Поэтому я и попросил вас взять меня с собой.

— А с кого вы хотите получить долг? — спросил Ли.

— С некоего Вана, — ответил бес. — Он служил в палате наказаний и обещал мне, что, когда мое дело попадет к нему, он смягчит приговор, за это я должен был дать ему пятьсот золотых. Деньги я отдал сполна, но он не сдержал своего обещания, и меня казнили, Поэтому я хочу покарать его.

Ли испугался: этот Ван был его родственником.

— Ваше преступление заслуживало казни, — сказал он бесу, — и наказание было справедливым. Но Ван не должен был брать у вас деньги. Я отвезу вас к нему, объясню ему его вину перед вами и заставлю вернуть деньги. Тогда вы сможете отказаться от мести. Но вы уже мертвы, зачем же вам деньги?

— Мне деньги не нужны, — ответил бес, — но моя жена и дети живы, они по-прежнему живут по соседству с вами. Если я получу с него долг, то вы сможете передать им эти деньги.

Ли обещал. Прошло несколько дней. Когда они достигли столицы, бес попросил Ли пустить его первым к Вану.

— Я хочу раньше попасть в дом вашего родственника, чтобы напустить на него наваждение. Он наверняка согласится на ваше требование отдать мне деньги, если поймет, что находится в моей власти. В противном же случае он вас и слушать не станет — ведь это очень жадный человек.

Сказав это, бес исчез.

Ли нашел себе жилье в столице, а через три дня отправился к Вану. Там он узнал, что Ван одержим бесом. Домашние приглашали к нему заклинателей бесов, гадателей, но все без толку.

Когда Ли подходил к воротам, больной закричал:

— Звезда твоего спасения явилась!

Домашние бросились навстречу Ли и наперебой стали его расспрашивать. Ли рассказал им все. Жена больного предложила сжечь бумажные деньги на сумму несколько десятков тысяч грошей, чтобы возместить долг. Но больной захохотал:

— Взял настоящие деньги, — кричал он, — а возвращать хочешь фальшивыми! Вот так выгодная сделка! Сейчас же отдай господину Ли пятьсот золотых, тогда отпущу тебя!

Сделали, как велел бес, и здоровье Вана сразу пошло на поправку.

Через несколько дней бес пришел к Ли и стал уговаривать его ехать домой и взять его с собой. Ли не соглашался:

— Я ведь еще не сдавал экзаменов.

— А вы и не сдадите. Так что незачем и пробовать.

Ли не стал его слушать.

Экзамены кончились. Бес снова стал уговаривать Ли ехать домой.

— Я хочу дождаться опубликования списка выдержавших экзамены, — сказал Ли.

— Вы не выдержали экзамен, так что списка ждать незачем, — возразил бес.

Когда список опубликовали, имени Ли в нем не было.

Бес снова пришел к Ли.

— Ну, теперь-то вы можете возвращаться? — спросил он с усмешкой.

Ли было неловко, что он зря задерживал беса, и он сразу же собрался в обратный путь.

Пока плыли на джонке, бес каждый раз обнюхивал еду и питье, но сам ничего не ел. Горячие блюда, после того как он их обнюхивал, сразу же становились холодными, как лед.

Когда доехали до Суцяня, бес сказал:

— Тут в деревне ставят пьесу, может, пойдем посмотрим?

Пошли. Представление еще не окончилось, как бес вдруг исчез. Слышно было, как катятся камни и сыплется песок. Ли вернулся на джонку и стал ждать беса. Уже стемнело, когда тот наконец явился. На нем была парадная одежда.

— Я не поеду домой, — заявил он, — я буду здесь местным богом войны.

— Да как же вы можете быть богом войны? — с удивлением спросил Ли.

— Все эти богини милосердия и боги войны, — ответил бес, — выдающие себя за бессмертных, на самом деле простые духи. Пьеса, которую мы с вами смотрели в деревне, давалась по желанию местного бога войны, а он куда больший преступник, чем я. Охваченный гневом, я решил сразиться с ним и прогнать его. Разве вы не слышали, как летел песок и катились камни?

Сказав это, бес поблагодарил Ли, поклонился и исчез.

Приехав домой, Ли отдал пятьсот золотых жене и детям беса.

(648.) СТАРШИЙ БРАТ ДИН

В годы правления под девизом Кан-си[605] янчжоуский житель Юй-эр, занимавшийся земледелием, отправился в город, чтобы получить деньги за проданное зерно. Хозяин лавки оставил его выпить, и Юй-эр пустился в обратный путь поздно, когда уже совсем стемнело.

Когда Юй-эр дошел до моста Хунцяо, несколько десятков маленьких человечков стали тянуть его в разные стороны. Юй-эр знал издавна, что в этом месте водится много бесов, но человек он был смелый, да и выпитое вино Придало ему храбрости, так что он бросился на них с кулаками и разогнал всех. Вскоре бесы снова собрались толпой, и так повторялось несколько раз.

Юй-эр услышал, как бесы говорят:

— Этот человек злой и сильный, нам с ним не справиться! Надо обязательно позвать старшего брата Дина, тогда уж сумеем его обуздать!

Бесы зашумели и исчезли.

Юй-эр стал думать, что же это за злой бес, этот старший брат Дин, но так как он уже добрался до этого места, то ему оставалось лишь идти вперед. Когда он проходил через мост, то увидел беса ростом более чжана, который бродил в темноте. Лицо у него было синевато-лилового цвета, такое свирепое, что наводило ужас. Юй-эр подумал, что в честной схватке он потерпит поражение, воспользовался тем, что бес еще не дошел до него, снял с пояса мешочек с двумя тысячами монет, размахнулся и изо всех сил хватил беса по лицу. Бес упал, ударился о камни, при этом послышался звук, похожий на звон металла. Юй-эр начал топтать беса ногами, и тот стал постепенно уменьшаться, пока не сделался совсем маленьким, но довольно тяжелым.

Юй-эр притащил его домой и при свете лампы увидел, что это большой железный гвоздь, какие вбивали в старые гробы. Длиной он был в два чи, а толщиной с большой палец. Юй сунул его в огонь, чтобы расплавить, и из гвоздя потекла кровь.

Юй-эр позвал друзей и, смеясь, сказал им:

— Сила старшего брата Дина уступает силе Второго брата Юя[606]!

(656.) УДИВИТЕЛЬНОЕ ДЕРЕВО В ЧУСЮНЕ

Уроженец Эцзячжоу, что в области Чусюн, переехал в другое место. Там росло вечнозеленое дерево, корни которого извивались на протяжении десяти ли. Если смотреть издали, то казалось, что это несколько десятков деревьев. Между ними можно было разместить кресла, столы, кровати, лежанки, кухню. Там могло поселиться больше десятка семейств. Жаль только, что листва у этого дерева была редкой и под ним нельзя было укрыться от ветра и дождя. Корни дерева выворачивали землю и выступали из нее, словно подпорки.

(659.) БЕЗГОЛОВЫЕ КАМЕННЫЕ ЛЮДИ В ХРАМЕ ВАСЕМЯО

Подле озера Тайху есть храм Васемяо. Храм этот не очень велик; в нем стоит более двадцати каменных изваяний людей, головы у них отрублены и лежат на полу, а некоторые [фигуры] держат голову в руках.

Рассказывают, что, когда Чжан Ши-чэн[607] был осажден, ночью появился каменный генерал, приведший с собой отряд солдат, которые отчаянно сражались. После того как город был сдан, головы у каменных людей в храме попадали на землю.

Рассказывают также, что в конце правления династии Мин каменные люди по ночам околдовывали местных жителей. Поэтому крестьяне железными лопатами отбили им головы.

(660.) ТРИНАДЦАТЬ КОШЕК ГИБНУТ ВО ИМЯ ДОЛГА В ОДИН И ТОТ ЖЕ ДЕНЬ

У отца некоего провинциального цензора Вана из Цзяннина была старая жена, которой было уже за семьдесят лет. Она держала тринадцать кошек и любила их, как родных детей. У каждой кошки было свое имя, на которое она откликалась.

В год цзи-ю правления под девизом Цянь-лун[608] старая госпожа умерла. Все тринадцать кошек окружили ее гроб и жалобно мяукали. Им предлагали отборную рыбу, но они лили слезы и ничего не ели. Проголодав так три дня, все они умерли.

(663.) ДЕРЕВЯННАЯ СОБАКА, УМЕЮЩАЯ ЛАЯТЬ

Достопочтенный Шэ Вэнь-линь рассказывал, что, будучи в столице, он зашел в дом некоего сановника из уголовной палаты. Только он постучал в дверь, как с громким лаем выбежала свирепая собака с львиной шерстью. Вид был у нее такой, словно она сейчас загрызет Шэ. Он очень испугался. Вышедший вслед за собакой хозяин дома позвал собаку, и она тотчас же улеглась неподвижно.

Хозяин взглянул на гостя и стал хохотать, да так, что не мог остановиться. Шэ спросил его, почему он смеется. Хозяин ответил:

— Это деревянная собака. Снаружи на нее наклеили львиную шерсть, а внутри поставили пружину, так что она может бегать и лаять.

Шэ не поверил. Тогда хозяин вынес петуха с желтыми перьями и красным гребешком, который вытягивал шею и кукарекал. Шэ раздвинул перья, поглядел — петух тоже был деревянный.

(664.) БРОНЗОВЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ РАЗЫГРЫВАЮТ СЦЕНЫ ИЗ «ЗАПАДНОГО ФЛИГЕЛЯ»[609]

В двадцать девятом году правления под девизом Цян-лун[610] люди Западного океана прислали в дань[611] восемнадцать бронзовых актеров, которые могли представлять одну часть «Западного флигеля». Фигурки были высотой в чи с лишним. Тело, уши, глаза, руки и ноги были сделаны из бронзы; сердце, желудок, почки и кишки соединялись с помощью механизма, работающего подобно часам, которые бьют сами. Для каждого акта пьесы нужно было вставлять ключ, чтобы открывать замок. Когда, открывая замок, нарушали установленные правила, возникала путаница и те, кому надо было сидеть, лежали, а те, кому надо было ходить, сидели. Студент Чжан, Ин-ин, Хун-нян, Хой-лин и Фа-цзун[612] — все могли сами ходить, открывать ящик с одеждой, одеваться. Они ходили, встречались, кланялись, приближались и отступали, как живые. Только петь они не могли. Когда акт кончался, они сами снимали с себя одежду и укладывались в ящик. Перед выступлением на сцене они сами поднимались и выходили на сцену.

Вот чего достигло искусство жителей Западного океана[613].

(668.) ХУ ПЭН-НАНЬ

Когда достопочтенный Ху Пэн-нань производил инспекцию во Внутреннем городе [в Пекине], он узнал, что его старшая сестра заболела, и отправился проведать ее.

Сестра уже впала в забытье, но, услыхав, что пришел Ху, приподнялась на постели и сказала:

— То, что брат пришел проведать меня, — прекрасно, но брат должен немедленно вернуться к себе домой!

Ху отказался уйти, тогда она подняла руку и оттолкнула его. Домашние не могли понять, в чем дело. Ху ушел.

Сестра его сказала домашним:

— Как только я умерла, конвойный повел меня к духу-хранителю местности, а по дороге нам повстречалось войско. Слуги сказали: «Старый дух-хранитель города переведен с повышением на другую должность, новый дух-хранитель прибывает на должность. Препроводи пока подсудимую назад».

[Мой провожатый] спросил: «А кто новый дух-хранитель?» «Столичный цензор Ху Пэн-нань», — ответил тот.

Я в испуге очнулась и вдруг увидела Пэн-наня, сидящего у моей постели. Поэтому-то я так настойчиво отсылала его домой. Пойдите к нему и посмотрите, что с ним.

Сделали, как она сказала.

Ху уже умылся, надел парадное платье. Он скоропостижно скончался, ничем не болея. Ху был тогда главным экзаменатором на столичных экзаменах.

(672.) БЕС ПРОСИТ ПОКАЗАТЬ ЕМУ ДОРОГУ

Когда цзюйжэнь Дэ Лин-ань был начальником Тайцанчжоу, его сослуживец, уроженец Чжэцзяна, заразился какой-то болезнью.

Однажды вечером он стал громко кричать:

— Вернусь ли? Вернусь ли? Как вернуться?

Судя по произношению, кричал уроженец Шэньси.

— Почему ты не возвращаешься? — спросил Дэ.

— Некому показать мне дорогу, — ответил бес.

— Как же ты здесь умер? — спросил Дэ.

— Я родом из Нинся, фамилия моя Мо, зовут Жун-фэй. Я дальний родственник бывшего начальника области Чжао Ю. За десять тысяч ли привез ему провиант. Чжао отверг меня, не принял подарка, не дал мне ни гроша. Поэтому я умер в этих местах от голода и холода.

— Почему же ты не вселился в тело Чжао? — спросил Дэ. — Разве между тобой и моим другом существует вражда?

— Чжао уже сам стал бесом, — ответил бес. — Если мне не покажут дорогу, то я не смогу покинуть эти места. Вселяться в тело человека из другого района нет смысла, поэтому я и вселился в тело вашего друга в надежде тронуть вас. Если вам жаль друга, то вы непременно покажете мне дорогу.

Услыхав это, достопочтенный Дэ согласился. Пригласил мага, чтобы тот приготовил документ, уведомляющий духов на протяжении всего пути, чтобы они дали возможность душе Мо Жун-фэя вернуться на родину.

А здоровье друга безо всякого лечения пошло на поправку.

(678.) УКРАЛ КАРТИНУ

Человек средь бела дня вошел в чужой дом и украл картину. Только он успел свернуть ее и вынести за ворота, как вернулся домой хозяин.

Вор, крепко держа картину в руках, низко поклонился и сказал:

— Это портрет родоначальника нашей ничтожной семьи. Крайняя нужда заставляет просить вас дать мне в обмен за него несколько доу риса.

Хозяин громко рассмеялся над глупостью просителя, а потом замахал на него руками, накричал и прогнал, так и не взглянув на картину.

Когда же он поднялся в зал, то увидел, что висевшая там картина кисти Чжао Цзы-ана[614] пропала.

(679.) УКРАЛИ ТУФЛИ

Человек в новых туфлях шел по рынку. Какой-то мужчина низко поклонился, взял его за руку и начал дружески разговаривать с ним.

— Я вас совсем не знаю, — с удивлением сказал человек в новых туфлях.

— Надел новые туфли, так старых друзей позабыл, — обиделся тот, сорвал с него шапку, забросил ее на крышу и был таков.

Владелец новых туфель решил, что этот человек пьян и валяет дурака. Пока он стоял, раздумывая, что ему делать, к нему подошел какой-то человек и сказал с улыбкой:

— Он безобразно пошутил над вами, верно? Но чего же вы стоите с непокрытой головой на самом солнцепеке? Почему не полезете на крышу за шапкой?

— Как же я полезу, у меня ведь нет лестницы, — возразил владелец новых туфель.

— Я помогу вам, — сказал человек. — Станьте мне на плечи, тогда дотянетесь и влезете на крышу. Ладно?

Владелец новых туфель поблагодарил его. Человек опустился на колени, чтобы легче было стать ему на плечи, а затем выпрямился.

Когда владелец новых туфель нетерпеливо потянулся к крыше, тот человек неожиданно рассердился:

— Ишь вы какой! Вам своей шапки жалко, а мне жалко своей рубашки. Хоть у вас и новые туфли на ногах, но грязи на них предостаточно. Смотрите, как вы мне перемазали рубашку.

Владелец новых туфель извинился, поспешно снял туфли, отдал их подержать тому человеку и в одних носках влез на крышу. Тот человек убежал с его туфлями, а он достал шапку и не смог слезть с крыши.

Люди, проходившие по рынку, думали, что это два приятеля подшучивают друг над другом, поэтому и не вмешивались. Только когда человек, лишившийся своих новых туфель, стал звать на помощь, нашли лестницу и помогли ему слезть с крыши. Но человека, укравшего туфли, уже и след простыл.

(681.) ДВА СЛУЧАЯ РЕВНОСТИ ДУХОВ МЕРТВЫХ

Дочь Чжана, начальника области Чандэ, была обещана в жены сыну некоего Чжоу, но семнадцати лет умерла от тяжелой болезни.

Тогда Чжоу решил женить сына на девушке из семьи Ван, которой тоже было семнадцать лет. Уже заключили брачный договор, но еще не был назначен день свадьбы, как в тело Ван вселился дух [мертвой].

Ван начала бить себя руками по лицу, крича:

— Я Четвертая Сестрица Чжан! Что же вы за люди такие, если осмеливаетесь отнять у меня жениха?

Узнав об этом, сын Чжоу сообщил начальнику области Чжану. Жена Чжана, которая строго вела дом, услышав об этом, пришла в гнев, повесила на стену портрет покойной дочери и стала его ругать:

— Ты должна была выйти замуж за Чжоу, но умерла до вступления в брак. После твоей смерти он решил жениться на другой, что вполне соответствует установленным правилам поведения. Почему же ты причиняешь зло девушке из рода Ван, что это за бесстыдство?

Выбранив портрет, госпожа Чжан стала хлестать его прутом персикового дерева. Не успела она нанести несколько ударов, как прибежал Чжоу просить ее о снисхождении.

Госпожа Чжан спросила его, что случилось, и он ответил:

— Ван говорит, что Четвертая Сестрица Чжан уже покинула ее тело, крича от боли и умоляя сообщить об этом ее матери. Поэтому я и пришел к вам.

Ван поправилась.

Старик Се, живший в переулке Мапосян в [восточной части] Ханчжоу, занимался продажей рыбы. У него было две дочери, обе красавицы.

Был некий ученый Ли, тоже очень красивый юноша. Он увидел одну из сестер Се и влюбился в нее. До этого он был увлечен своей двоюродной сестрой Ван и даже послал к ней человека, чтобы просить ее руки для него. А теперь он отказался от Ван и женился на Се.

Ван заболела чахоткой и умерла.

Не прошло и месяца после того, как Ли женился на Се, и молодая внезапно заболела. С распущенными волосами и безумным видом она кричала:

— Я Ван! Ты, торговка рыбой, как посмела отнять у меня моего сюцая! — Взяла со стола ножницы и ударила себя в сердце, закричав при этом: — Отдай свои медовые силки!

Отец и мать Се побежали к сюцаю Ли, сожгли бумажные деньги, принесли в жертву, умоляя о спасении дочери, но все напрасно.

Спросили, что такое «медовые силки». [Дух Ван] ответил: «Сердце вашей дочери».

Вскоре Се умерла.

Сюцай Ли снова пришел просить отдать ему в жены ее младшую сестру. Старик Се из осторожности отказал ему. Но младшей дочери Ли очень нравился, и она сказала:

— Я не боюсь бесовки! Если она придет, то я зарежу ее и отомщу за мою сестру!

Старику Се пришлось выдать ее за Ли.

После того как они поженились, дух мертвой больше не приходил.

Младшая Се родила сюцаю Ли сына и овдовела.

(682.) БОБЫ С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ ЛИЦАМИ

Во время мятежа Юя Седьмого[615] в Шаньдуне погибло много людей. После усмирения мятежников соевые бобы, выросшие в поле, напоминали лица различных людей: старых, молодых, мужчин, женщин, красивых, уродливых. Уши, глаза, рты, носы — все у них было. А вот от шеи вниз — все было в крови. Люди прозвали их «бобами с человеческими лицами».

(683.) КОЛОДКИ ДЛЯ ПУДРЫ

Жена некоего Фаня из Ханчжоу вышла второй раз замуж, когда ей было уже за пятьдесят, половину зубов она растеряла. Как-то в ее туалетной шкатулке послышался скрип. Она открыла шкатулку, посмотрела — а там лежало два грецких ореха. Не зная, зачем они там, женщина решила, что случайно забыла их.

На следующее утро она пудрилась перед зеркалом; из-за отсутствия половины зубов щеки ее ввалились, пудра не ложилась ровно. Она крикнула служанке:

— Принеси мои колодки для пудры!

Служанка принесла ей орехи. Женщина заложила их за щеки, и пудра легла ровно.

С тех пор жители Ханчжоу в шутку стали называть грецкие орехи колодками для пудры.

(686.) БЕСЫ СРЕДИ БЕЛОГО ДНЯ

Был вор по фамилии Цзе, очень искусный в своем деле, но он так много наворовал, что стал бояться, как бы люди не напали на его след. Поэтому он поселился в развалившейся хижине вблизи от кладбища. Во сне ему явилось несколько бесов.

— Если ты принесешь нам жертвы как должно, — сказали они, — то сможешь разбогатеть.

Цзе во сне обещал. Проснувшись же, решил, что это глупо, и вскоре вообще забыл о своем обещании.

Бесы снова явились к нему во сне:

— В течение трех дней принеси нам жертвы, иначе среди белого дня мы заберем у тебя то, что ты наворовал ночами.

Цзе вынужден был пообещать, но, проснувшись, не принес жертв.

Через три дня он заболел. Он велел своей жене следить за имуществом, чтобы бесы не смогли выполнить своей угрозы. В полдень того же дня вещи вдруг стали перемещаться, словно кто-то невидимый тащил их.

Цзе хотел вскочить с постели и отнять вещи, но руки и ноги его были словно в оковах. Только когда все вещи исчезли, оковы спали и болезнь его тоже прошла. Цзе все понял и, смеясь, сказал:

— Я «возжигал дурман», чтобы одурачить других людей, а теперь бесы одурачили меня. Это и есть те самые бесы, которых в народе называют «бесы средь бела дня».

С тех пор Цзе изменился и стал жить как честный человек.

(692.) «НОЧНАЯ ЗВЕЗДА»

В столице, когда маленькие дети плачут по ночам, это приписывают «ночным звездам». Был один шаман, который умел ловить их с помощью лука из тутового дерева и стрел из персикового дерева.

В доме некоего помощника начальника ведомства жила наложница его прадеда, которой было уже за девяносто лет. В семье ее называли Старой Тетушкой. Целыми днями сидела она на кане[616], не произнося ни слова, не улыбаясь; была крепка, не болела; любила она только кота, с которым никогда не расставалась. У помощника начальника ведомства был грудной сын, еще в пеленках, который не переставая плакал ночи напролет. Отец велел позвать шамана, который ловил «ночные звезды», чтобы тот вылечил ребенка. Шаман пришел с маленьким луком и стрелой, к которой была привязана белая шелковая нить в несколько чжанов длиной, обмотанная вокруг его четвертого пальца.

Шаман тихо сидел до полуночи, а когда лунный свет стал просачиваться в окно, он увидел смутную тень, быстро скользнувшую по оконной бумаге. Похоже, что это была тень женщины ростом в семь-восемь чи, сидящей верхом на лошади и держащей в руке длинное, копье. Шаман протянул руку и, прошептав: «Ночная звезда явилась», — натянул свой лук и выпустил в нее стрелу.

Раздался стон; тень бросила копье и обратилась в бегство. Шаман порвал бумагу в окне, освободил нить, [привязанную к стреле]. Затем во главе толпы он побежал за нитью, которая привела его к задней комнате дома; нить проходила через дверную щель. Люди стали звать Старую Тетушку, но она не откликалась. Тогда они открыли дверь и вошли с зажженными светильниками. Одна служанка воскликнула:

— Стрела попала в Старую Тетушку!

И действительно, окружив старуху, люди увидели, что в ее плече торчит стрела. Старуха стонала, из раны текла кровь, но она [не упала, а] сидела верхом на своем коте. Копье оказалось тоненькой бамбуковой палочкой. Семья убила кота, а Старой Тетушке перестали давать еду и питье, так что она скоро умерла. С тех пор ребенок больше не плакал.

(694.) РОДИЛА ЦИЛИНЯ[617]

У некоего Чжана, торговца мясом из Уху, жена носила в чреве ребенка четырнадцать месяцев; родила она цилиня. Руки у него были круглые, ноги квадратные, спина черная, живот желтый, все тело поросло бирюзовой шерстью, словно вышивкой. На обоих плечах у него был чешуйчатый панцирь, испускавший золотистое сияние. Когда его поставили на землю, он сразу пошел, съел кашу. Распространился слух, что это счастливое предзнаменование, но цилинь умер, прожив всего лишь семь дней.

(695.) РОДИЛА ЯКШУ

Сюцай Чжэн Жо-ши из Шаосина был женат на женщине из рода Вэй. Она родила якшу, у которого все тело было голубого цвета, рот огромный, изогнутый кверху, глаза круглые, нос узкий, как клюв, волосы красные. У него были петушиные шпоры и конские копыта. Когда якша вышел из чрева матери, то укусил за палец повивальную бабку.

Сюцай так перепугался, что схватил нож и хотел убить якшу, но тот сопротивлялся изо всех сил, пока наконец не умер. Кровь у него была черного цвета. Мать его тоже умерла от страха.

(699.) КУВШИН ВОДЯНОГО ДУХА

За воротами Улиньмэнь[618] у семьи, жившей возле плотины на озере Сиху, был старый слуга. Однажды вечером он нес воду и издали увидал плавающий на поверхности озера кувшин. Подумав, что кувшин пригодится для того, чтобы прятать туда всякие вещи, слуга решил достать его, и вдруг кувшин поплыл прямо к нему. Слуга схватил его рукой, но руку тут же затянуло в горлышко кувшина; горлышко стало суживаться, и слугу потащило в воду. Он стал громко звать на помощь; [прибежавшие на крик] люди спасли его.

(704.) ПОЦЕЛУИ БЕССМЕРТНОЙ ЛИСЫ

В кумирне Инсянь жила лиса, напускавшая на людей злые чары. В кумирне был старый слуга, некий Ван. Он ненавидел эту лису и постоянно ругал ее. Как-то ночью, когда Ван лежал в постели, при свете лампы он увидел, что к нему приближается женщина. Она обняла Вана и стала целовать. Ван не очень ее отталкивал. Но она вдруг превратилась в мужчину с короткой черной бородой, колючей, как иголки. Ван громко закричал от боли. Лиса засмеялась и ушла.

На следующий день губы Вана были усеяны маленькими царапинами, похожими на множество порезов.

(719.) СЮЙ СУХОРУКИЙ

Некий Сюй из Сяньяна был очень богат. Сначала у него родился один сын. Мальчик был необычайно умным, но в шесть лет умер от камней в печени. Затем родилось трое сыновей, все были очень похожи друг на друга, но и они заболели, как первый.

Сюй был уже стар, и когда умер третий сын, он горько оплакивал его, держа в объятиях труп.

Взяв нож, Сюй вскрыл живот мальчика, вынул из печени камень, затем отрезал у трупа левую руку и сердито воскликнул:

— Не смей больше приходить завлекать меня!

Камень был треугольный и походил на водяной орех. В нем было отверстие, через которое можно было свистеть. Сюй повесил орех на дерево. Ветер и солнце высушили орех. Каждый раз, когда его задевали, разносилась вонь.

Не прошло и года, как у Сюя снова родился сын, очень похожий на умерших мальчиков. У него не было камней в печени, но левая рука была сухая. Он жив и до сих пор. Люди прозвали его Сюй Сухорукий.

(720.) РЫБЬИ ЧУДЕСА

Цао Цюань-шань, уроженец Хойси, отправился на рынок, где купил большую рыбу. Вернувшись домой, он съел половину, а половину положил в кухне. Когда наступил вечер, в кухне вдруг появился свет, такой яркий, что стало светло во всем доме. Цао пошел посмотреть, в чем дело, и увидел, что оставшаяся половина рыбы светится так ярко, что глазам больно. Цао испугался, положил оставшуюся часть рыбы в таз и отнес к реке. В воде свет рассеялся. Поднялись волны, закружились вокруг рыбины и унесли ее с собой.

Когда Цао вернулся домой, оказалось, что дом горит. Только удалось потушить пожар на восточной стороне дома, как он возник на западной. Одежда, вещи, постель — все сгорело, кроме самого строения. Только через трое суток пожар утих. Но человек, евший рыбу, остался невредим.

(723.) ДВЕ ИСТОРИИ О ТОМ, КАК НЕЧИСТЬ ПОДШУЧИВАЕТ НАД ЛЮДЬМИ

Шэнь Цзи-чжун из Ханчжоу был учителем. Однажды ему приснился бородатый человек в золотой шапке, который сказал ему:

— У тебя в заднем садике зарыт кувшин с золотом. Можешь пойти вырыть его.

— Я не знаю, в каком месте, — сказал Шэнь.

— Там есть соломенная веревка, завязанная узлом, на ней висит монета времен Кан-си[619], по ней узнаешь место, — ответил тот.

Наутро Шэнь пошел в сад посмотреть. Там действительно оказалась соломенная веревка с привязанной к ней монетой.

Шэнь очень обрадовался, стал копать землю, выкопал яму глубиной более чжана, но так ничего и не нашел. От злости он помешался.

В год цзя-цзы правления под девизом Цянь-лун[620] сюцай Фэн Сян-шань увидел во сне духа, который сказал ему:

— В этом году на экзаменах в Цзяннани будет дана тема сочинения: «Когда [играет] музыка, то так, чтобы хотелось танцевать».

На следующий день Фэн подготовил сочинение на эту тему и выучил его наизусть.

Когда наступили экзамены, оказалось, что действительно дана эта тема. Фэн считал, что он обязательно пройдет, но в списке выдержавших его фамилии не оказалось.

Фэн отправился на должность в Гуандун.

Как-то ночью, прогуливаясь в одиночестве, Фэн услышал, как два беса зубрят его сочинение. Один читал вслух, а другой хлопал в ладоши и восклицал:

— Прекрасно! Сочинение первого кандидата!

Фэн удивился и решил, что человек, прошедшей первым на экзаменах, выдал его сочинение за свое. Отказался от службы, поехал в столицу и обратился с жалобой в палату обрядов. Палата отрядила человека в Цзяннань для расследования.

Сочинение Би Гуань-гуана, первым прошедшего на экзаменах, хотя и не было блестящим, но и не было списано с черновика Фэна.

За клевету Фэна сослали в Хэйлунцзян.

(726.) КОРОВА ПРОСИТ СОХРАНИТЬ ЕЙ ЖИЗНЬ

Достопочтенный Чжун Ли-цюань, начальник уезда Тяньтай, рассказывал мне, что глава его семьи, будучи начальником области Дадинфу в Гуйчжоу, учредил управление по типографским делам. В полдень появилась корова и полезла в печатню. Несколько десятков мастеровых стали ее гнать, но она не уходила.

Ли-цюань пришел посмотреть; тогда корова опустилась на колени, словно отбивая земные поклоны. Ли-цюань спросил человека, который вел корову на веревке:

— Это тягловая корова или убойная?

— Убойная, — ответил тот.

— Какая ей цена? — спросил Ли-цюань.

— Семь тысяч.

— Продай ее мне за эту цену. Согласен? — предложил Ли-цюань.

Погонщик коровы с благодарностью взял деньги и ушел. А корова поспешно поднялась с колен.

(727.) СВИНЬЯ ПРОСИТ СОХРАНИТЬ ЕЙ ЖИЗНЬ

На юге Цзиньчжоуфу, что в Мукдене, у моста Тяньцяо, в том месте, где становятся на причал морские торговые джонки, мясник привязал свинью, собираясь зарезать ее и снести мясо на рынок.

Воспользовавшись случаем, свинья перегрызла веревку и помчалась со всех ног к морским купцам, стала, согнув ноги, потом упала на землю, словно кланяясь им. Мясник, неся веревку, догнал свинью. Купцы спросили у него рыночную цену, заплатили и отвели свинью в храм Луншэньмяо.

Люди прозвали свинью «даосом», и она шла на их зов.

Если говорили: «Это что за бесцеремонность?» — то свинья сгибала передние ноги, словно кланяясь людям. Клыки у нее были длиной в несколько цуней, а ногти загибались словно спираль. Ростом она была вдвое больше обычных свиней.

(729.) ПРУД ОМОВЕНИЯ СЕРДЦА

Пруд Омовения Сердца — Сисиньчи — находится к западу от даосской обители Цяньюаньгуань[621]. На каменной стене написаны три слова: «Пруд Омовения Сердца». Почерк очень искусный, но слов обычно не видно. Если хотят увидеть, то промывают надпись водой из пруда, который даже в сильную засуху не высыхает.

Рассказывают, что Цянь Мяо-чжэнь жил в одиночестве в Яньдунчэне, занимаясь нравственным самоусовершенствованием. Кто-то оклеветал его, тогда он пришел к пруду, вспорол себе грудь, вынул из нее сердце, омыл его и показал.

Отсюда и пошло название.

(730.) МОГИЛА ПОЛУМЕРТВОГО ЧЕЛОВЕКА

Даос Цзян Вэнь-гу около Пруда Омовения Сердца сделал небольшую насыпь, окружил ее камнями, так что не осталось просветов, и сел там, поджав под себя крестообразно ноги. Своему ученику он приказал:

— Каждый день окликай меня. Если я отзовусь, больше ничего не надо. Если же не отзовусь, войди сюда и забери мои останки.

Три года ученик окликал Цзяна, и тот отзывался. И вдруг однажды Цзян ответил ему:

— Довольно, я ухожу.

Больше Цзян не откликался. Ученик отвалил камни, посмотрел — действительно, перед ним был труп. Поэтому и назвали это место Могилой Полумертвого Человека.

(734.) ОТ ПОКЛОНА БЕСА РОЖДАЕТСЯ ВЕТЕР

Сунь Сюэ-тянь из Цяньтана открыл соляную лавку в городе Вэньчжоу, где очень часто виделся со своим другом Цянь Сяо-цаном. У Цяня была трехкомнатная башня, накрепко запертая. Говорили, что там водятся бесы, и никто не решался в ней жить.

Сунь был человеком смелым. Он поднялся на башню, расстелил там постель, зажег две большие свечи и устроился на ночлег.

Когда пробили вторую стражу, послышался стук в дверь. Появилась красиво одетая женщина и стала приближаться к Суню. Увидев, как сидит Сунь, она отшатнулась, потом снова стал приближаться. Сунь ударил ее мечом, тогда она превратилась в чудище и бросилась на Суня. Они схватились в рукопашной, но никто из них не мог одолеть другого. В это время послышался крик петуха. Бесовка превратилась в круг черного пара и вылетела из башни.

Житель Вэньчжоу сказал Суню:

— Люди, кланяясь, сгибают корпус; бесы, кланяясь, рождают ветер. Но оказалось, что старина Сунь злее беса!

(735.) ТРУПЫ НОЧЬЮ ТОЛСТЫЕ, А ДНЕМ ТОЩИЕ

Господин Юй Цан-ши говорил, что те трупы, что выходят по ночам, чтобы ловить людей, имеют цветущий вид и ничем не отличаются от живых людей. Если же днем открыть гроб, то труп выглядит сухим и тощим, как мумия. Некоторые, пока их сжигают, издают звуки, похожие на писк.

(737.) СЮЦАЙ ЦЗИНЬ

Сюцай Цзинь из Сучжоу был талантлив и хорош собой. Цзиньши Су Чунь-яй полюбил его и предложил выдать за него свою дочь. Уже был назначен день свадьбы.

Ночью Цзиню приснилась маленькая служанка, одетая в красное платье, которая привела его в какое-то место, где стояли прекрасные здания, а за ними находился круглый грот. Указав на вход в него, служанка сказала:

— Барышня давно уже ждет.

В то же мгновение вышла красавица в пышном наряде.

— Между мной и сюцаем существует давняя связь, — сказала она. — Как же стерпеть то, что вы бросили меня и женитесь на другой?

— Ну что вы! — воскликнул Цзинь.

Тогда она взяла его за руку и повела во внутренние покои, изысканно обставленные.

С этих пор она каждую ночь неуклонно являлась ему во сне. Они наслаждались любовью, но сюцай с каждым днем худел, и семья его стала тревожиться и заставила вступить в брак с дочерью Су Чунь-яя. Су тоже была очень красива, и сюцай полюбил ее, как ту, что являлась ему во сне.

С этих пор в первую часть ночи он наслаждался близостью с молодой женой, а во вторую — с красавицей, являвшейся во сне. Так что в конце концов перестал понимать, какая из них настоящая, а какая — из сна.

Отец его усиленно молился о том, чтобы спасти сына от беды, но ничто не помогло. Сюцай, продолжая губить свое здоровье, таял на глазах и через год умер от чахотки.

Стихов, которыми он обменивался с красавицей, являвшейся ему во сне, было очень много; все их записать невозможно; приведу лишь ее четверостишие «Посвящаю господину Цзиню»:

(739.) ЛИСА-БЕССМЕРТНАЯ ВЫПИСЫВАЕТ СЧЕТ

Некий Чжан из Хочжоу, будучи в Янчжоу, остановился в храме Синцзяосы. В одной из келий уже давно жила лиса-бессмертная, и никто из людей не решался там поселиться.

Чжан был человек своенравный и поселился в этой келье.

Не прошло и трех дней, как действительно появился старик, назвавший себя У Гань-цзы. Он вежливо поклонился и вступил с Чжаном в беседу. Манеры у него были необычные, он знал то, что произошло в прошлом и что должно случиться, и Чжан спросил его:

— Возможно ли, что вы бессмертный?

— Ну что вы! — сказал старик.

Так как Чжан был бедным ученым, то он решил подружиться с У Гань-цзы, рассчитывая разбогатеть с его помощью. Поэтому он выставил вино и закуски и стал угощать У. Тот, в свою очередь, ответил тем же.

Так они угощали друг друга с полмесяца, и возможности Чжана стали истощаться. У между тем устраивал очень богатые угощения.

Чжану было жалко тратить последние деньги, и он целыми днями ухаживал за У, чтобы тот угостил его. Старик делал это без малейшего неудовольствия.

Прошел месяц с лишним, и вдруг У не пришел.

Кончился дождь, и Чжан открыл сундук, чтобы проверить одежду. Сундук был пуст. Внутри лежал только счет и несколько закладных квитанций: «В такой-то день за курицу и рыбу заплачено столько-то; тогда-то за овощи и фрукты заплачено столько-то...»

Все свои расходы У оплачивал, закладывая одежду Чжана, ни одного угощения он не устроил на свои средства, ни гроша зря не потратил.

(741.) МОРСКОЕ ДИВО ИЗ ЧЖАПУ

На рассвете двадцать третьего дня восьмой луны года жэнь-чэнь правления под девизом Цянь-лун[622] началась буря. Со стороны морского берега [бухты] Чжапу, что в уезде Пинху, вдруг стало что-то выпирать, простираясь с юго-востока на северо-запад. В этом пространстве вырвало много деревьев, побило черепицу на крышах домов. Посредине был след огромной ноги, величиной с круглый стол. Что это было такое, так и не узнали. Дома некоторых людей сдвинулись более чем на чи, но не опрокинулись.

(742.) НЕБО РАСКРЫВАЕТ ГЛАЗА

Чжан Сяо-по из Пинху сидел во дворе; на небе не было ни облачка, и вдруг он услышал треск. На небе появилась трещина, а в середине ее — два глаза, похожих на лодки, с блестящими, испускавшими яркий свет зрачками, круглыми, как тележная ось. Весь двор был залит сиянием. Прошло много времени, пока глаза закрылись.

Знающие люди говорили, что это небо раскрыло глаза.

(745.) РЫБА В ВИДЕ КРАСАВИЦЫ ЖЕНЩИНЫ, СВИНЬЯ С ЛИЦОМ ЧЕЛОВЕКА

В Чунмине поймали рыбу в виде красавицы женщины, тело ее было величиной с морскую джонку.

— Ты потеряла дорогу? — спросили ее матросы. Она кивнула головой. Матросы отпустили ее, и она спокойно уплыла.

В храме Юньцисы[623], где выпускали на волю животных, была свинья с лицом человека. Господин Чжан Цзю-дань сам ее видел.

На вид она отличалась от людей тем, что держала голову опущенной вниз; потянут ее, тогда она показывала [свою морду].