Обитель ночи

6

Инспектор Лалл говорил и внимательно смотрел на Нэнси. Перед ними на столе лежал сверток из ткани, крепко стянутой обрывком грязной веревки.

— Вот это, — произнес Лалл, — обнаружили неделю назад на теле тибетского монаха-желтошапочника.[8] А монах был найден замерзшим насмерть в сугробе неподалеку от Маклеод-Гандж в Дхарамсале, на границе с Непалом. Вскрытие показало, что смерть наступила восемь-девять дней назад. Маклеод-Гандж, как вам, вероятно, известно, — это дом родной для ссыльного далай-ламы.

Нэнси протянула руки и взяла сверток. Тот оказался на удивление легким, внутри прощупывалось что-то твердое. Мистер Лалл продолжил:

— Мы полагаем, что монах пытался бежать в Индию через горные перевалы. И, как очень многие до него, погиб. Нам отлично известно, кому на самом деле принадлежало это: вашему предшественнику Антону Херцогу. — Он сделал паузу и добавил с угрозой в голосе: — Вот только предназначалось оно вам. Может, развернете?

Нэнси уставилась на мистера Лалла. Судя по выражению лица инспектора, выбора у нее не было. Что он имел в виду — «предназначалось оно вам»? Она нервно завозилась с кончиками веревки, чувствуя, как иезуитский взгляд инспектора следит за каждым движением. Лалл вновь гадко усмехнулся.

— Вы ведь уже догадались, что внутри?

Нэнси продолжала возиться с узелком, пропустив его обвинение мимо ушей. Может, они просто собрались засадить ее за решетку или повесить на нее что-то, чтобы манипулировать ею. Полицейский-сикх шагнул вперед и вытащил из кармана нож. Нэнси осторожно перерезала веревку, дав ее концам упасть на стол, опустила сверток на стол и развернула его. Ее глазам предстал прямоугольник из тонкого пластика, чуть крупнее кредитки. Нэнси сразу же узнала бейдж «Интернэшнл геральд трибьюн», на котором рядом с зернистой фотографией черным по белому было напечатано имя: «Антон Херцог».

Она подняла глаза. Мистер Лалл и его коллега не сводили с нее глаз, будто ждали, что она вот-вот выдаст себя малейшим жестом. Очень осторожно она продолжила разворачивать сверток. Ткань раскрылась, и изумленная Нэнси увидела кость животного. Дюймов двадцать длиной, похоже на бедренную. Коричневатая, на вид очень старая, сильно обветренная и шершавая от древности. На одном конце кости имелось грибовидное утолщение, напоминающее вертлужную впадину или фрагмент коленного сустава. И еще нечто — Нэнси могла бы описать это как мундштук, изготовленный из бесцветного металла, чуть более дюйма длиной. Сбоку на нем виднелся незатейливый, но идеально выгравированный глиф: кинжал на фоне свастики.[9] Символ свастики встречался в Азии повсеместно, Нэнси знала это. Но она понятия не имела, какой смысл имела комбинация свастики и кинжала. Возможно, символ имел отношение к какой-то древней тибетской буддийской секте или же индийскому царствующему дому.

Под глифом размещались шесть необычных символов — скорее всего, буквы некоего давно канувшего в Лету алфавита. Для тибетских они выглядели слишком примитивно, подумала Нэнси. Может, шумерская клинопись? Нет, вряд ли. Это буквы какого-то азиатского языка — ведь сама кость из Тибета.

Форма букв была примитивной: они состояли из одних прямых линий, без изгибов, словно были предназначены для того, чтобы высечь их на века в гранитной скале либо на золоте, а не писать на бумаге.

Сам мундштук напоминал трубку, какие курили старики в детстве Нэнси. Она смущенно покачала головой, чувствуя на себе недобрую силу взглядов присутствовавших в комнате. Не зная, что еще можно сделать, она взяла трубку обеими руками и всмотрелась более внимательно. Предмет казался ей неприятным, даже отталкивающим, но от него исходила странная энергия. Перед мысленным взором Нэнси пронеслись образы. Расплавленное золото, льющееся где-то в пещере, извергающийся вулкан, башня, безжизненная равнина, истощенный ребенок, бегущий по пустой дороге. Осознанная ясность видений поразила ее. Она несколько раз моргнула, чтобы рассеять их, очень осторожно опустила кость на стол и переключила внимание на ткань. Аккуратно развернув все складки изношенного материала, Нэнси увидела небольшую, размером с игральную карту, фотографию далай-ламы. Она взяла снимок в руки. На тыльной стороне едва виднелась тонкая, как паутинка, нечеткая надпись по-английски: «Для Нэнси Келли. Ганлинг, или костяная труба. Найден Антоном Херцогом. Пемако, Тибет, 17 июня».

У Нэнси перехватило дыхание. От ужаса по телу побежали мурашки. Только усилием воли она заставила себя вздохнуть. Ей не хватало воздуха и страстно хотелось выбраться из этого полицейского участка, бежать прочь из Дели, подальше от этого кошмарного дела Херцога. Если она не сделает этого, она больше никогда не увидит дневного света. Нэнси с ужасом почувствовала, как близко, почти вплотную, к ней подступило зло. Зло пришло за ней.

Вывод напрашивался один: и кость, и остальное содержимое тряпичного свертка предназначалось Нэнси задолго до того, как она получила новую должность. Но как можно на этом строить обвинения — это же смехотворно! Нэнси чувствовала, как смотрит на нее Лалл: он ожидал жеста, знака, малейшего подтверждения ее виновности. Но пленница лишь непонимающе качала головой. Двадцать четыре часа назад она весело попрощалась с друзьями в Нью-Йорке, а сейчас ее привезли в полицейский участок Дели, угрожают арестом и просят объяснить предназначение древней кости.

— Мисс Келли. — Инспектор Лалл впился в нее глазами. — С какой целью мистер Херцог послал это вам? Это его почерк, мы проверили. И с чего это вы заинтересовались старой костью? Вы не коллекционер антиквариата, мисс Келли, в этом я твердо уверен. Так что прошу извинить, но мне не остается ничего, кроме как сделать вывод, что этот предмет представляет для вас ценность иного толка.

Нэнси в отчаянии замотала головой. Она просто не знала, что отвечать. Вот так, наверное, и ломают людей на допросах, подумала она, заставляя их сознаваться в преступлениях, которых они никогда не совершали. Нэнси чувствовала себя разбитой и опустошенной. Ей приходилось сталкиваться с неприветливостью полицейских, но то было в Америке, где она знала свои права и, будучи журналисткой крупной газеты, не сомневалась, что в конечном счете ее обеспечат лучшей юридической защитой. Здесь же, в Индии, втянутая в шпионское дело, она оказалась полностью бесправной. Если расследование обернется против нее или инспектор Лалл сочтет это необходимым, она еще очень долго не увидит света дня.

Лалл вновь оттолкнул стул, встал и принялся неторопливо кружить по комнате. Второй дознаватель не сводил с Нэнси пристального взгляда из-под тяжелых век. Снова повисла долгая, нагоняющая жуть пауза. Нэнси мучительно пыталась придумать выход. Когда заговорил Лалл, его голос казался усталым.

— Мисс Келли, возможно, это некое послание, сообщение? Условный сигнал? Вы очень многим облегчите жизнь, если пойдете нам навстречу. Не исключено, что мы даже поможем вашему другу мистеру Херцогу. Ведь вы хотите этого? Если сообщите, как с ним связаться, или укажете его местонахождение, мы не только найдем и спасем его, но и прекратим дальнейшее уголовное расследование в отношении вас. Как вам такой вариант?

Инспектор вновь вгляделся в ее лицо. А ей ничего не оставалось, как опустить голову.

— Мисс Келли, буду с вами откровенен. Мы считаем, что ваш коллега по-прежнему жив и находится в Тибете. У нас отличная разведка, и согласно ее данным, мистер Херцог вошел на территорию системы долин Пемако более двух месяцев назад и до настоящего времени не вышел. А пока мы тут с вами теряем время, его могут выследить китайцы. Ради его же блага я могу лишь надеяться, что они не схватят его живым. По ту сторону Гималаев не действуют Женевские конвенции. Я твердо уверен, что мистер Херцог предпочтет встретиться с индийским правосудием, а не с китайским. Ну а если вы не поможете нам, мы не сумеем помочь ему. Спрашиваю в последний раз: что означает эта костяная труба и как можно связаться с мистером Херцогом?

Давление становилось невыносимым, и все же инстинкты Нэнси подсказывали: несмотря на свой страх и опасность ситуации, она должна играть роль американки, негодующей и оскорбленной проявленной к ней несправедливостью. Это ее единственная защита. Очень медленно выговаривая слова, будто обращалась к маленькому ребенку, Нэнси заговорила:

— Я тоже буду с вами предельно откровенна, инспектор Лалл. Я ни черта не понимаю, что все это значит. Не имею ни малейшего представления. Вы взяли не того человека, и содержание меня под стражей не исправит вашей ошибки. Советую вам либо сейчас же официально предъявить обвинение по сфабрикованному вами делу, либо немедленно меня отпустить. В противном случае, когда я выберусь отсюда — а я, черт бы вас побрал, это сделаю! — я позабочусь о том, чтобы вас и вашу агрессивную, построенную на угрозах, тупую и никуда не годную пародию на полицейскую работу месяцами полоскали во всех газетах мира.

На этот раз, похоже, взрыв возмущения сработал. Инспектор Лалл на минуту погрузился в задумчивость, сделал резкий вдох и с гадливым выражением лица ответил:

— Замечательно. Вы свободны. Пока. Но учтите, я оказываю вам любезность. Я мог задержать вас на сто тридцать дней по Закону о терроризме. Вы освобождаетесь бессрочно под поручительство, но вам запрещено покидать Дели. Понятно?

Избегая его взгляда, Нэнси кивнула, но внутри ее все ликовало. Она посмотрела на адвоката: судя по всему, поворот событий изумил его больше, чем ее.

Мистер Лалл повернулся к полицейскому-сикху:

— Отведите ее в приемник, верните телефон и бумажник, выпишите документы об освобождении под поручительство. Кость отдайте ей. Она принадлежит редакции ее газеты.

Не говоря ни слова — вдруг Лалл передумает? — Нэнси взяла грязный тряпичный сверток и следом за полицейским направилась к выходу.

Капитан Хундалани вернулся в комнату для допросов и тихо прикрыл за собой дверь. Прежде чем он раскрыл рот, Лалл обратился к нему:

— Хундалани, постарайтесь не упустить ее. — Инспектор раздраженно потер ладони. — У нее единственная наша улика. Крайне рискованная стратегия.

— Слушаюсь, сэр.

— Ключом ко всему может оказаться кость. Уверен, журналистка в итоге приведет нас к нему.

С этими словами Лалл резко поднялся. Он устал и хотел поскорее выйти из душной комнаты для допросов.

— Вы всерьез считаете, что она его сообщница, сэр? — нервно спросил Хундалани.

— Возможно, да. Возможно, нет… Но эта кость означает что-то важное. В этом я твердо уверен.

И тут, впервые на памяти капитана Хундалани, инспектор Лалл посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся. Улыбка была настолько неожиданной и неуместной, что капитан вздрогнул.

— У нас ни единой зацепки, капитан. Посмотрим, что предпримет наша звезда-журналистка. Вдруг именно она поможет нашему расследованию.