Образ жизни

Глава 23

Сколько себя помню, апрель отец проводил в гараже, и к майским праздникам сменявшие друг друга «Москвичи» были готовы открыть сезон. На четыреста третьей модели он остановился и старел уже вместе с ней. В гараж и на рыбалку отца сопровождал мой брат, когда же пришло время сменить отца за рулём, рядом оказался я.

Быт гаражных кооперативов — интересное социальное явление, рождённое системой. В стандартном гараже четыре на шесть метров под полом выкапывали яму почти таких же размеров, опускали кессон для защиты от грунтовых вод, бетонировали и использовали для самых разных целей: хранили овощи, припрятывали спиртное, устраивали любовное гнёздышко. С приходом весны начинали готовить технику к сезону. Некоторые разбирали машину полностью, до винтика. Машины любили и лелеяли подчас больше собственных детей.

Я провозился несколько вечеров, смирил гордыню и попросил Петра помочь. Он охотно согласился, пришёл с Павлом и начал раздевать нашу старушку, по ходу объясняя её устройство и свои действия.

Осенью овдовевшая соседка по гаражу решила избавиться от него и бесхозного уже пару лет москвичонка, такого же, как наш.

— Надо купить, — сказала Ирина, — хотя бы ради Павлуши, но обещайте, что мы по-прежнему будем ходить пешком.

— Будем бежать за машиной, — успокоила её Таня.

До снега отец и сын провели ревизию, зимой добывали запчасти, а следующей весной мы уже втроём обслуживали две машины, и часто за нашими спинами неслышной тенью возникала Маша с термосом и шарманчиками.

Я понятия не имею, как работают труженики пера. Выплывает сценка из прошлого, я описываю её и откладываю листок в сторону. Листки накапливаются, и, чтобы не запутаться, я монтирую их, как беспорядочно отснятый материал.

Катю выбрали ответственной за гигиену в классе. Перед началом занятий она проверяла чистоту рук и длину ногтей, в уши тоже полагалось заглядывать, но не всегда удавалось. Помимо практических действий, в её обязанности входила пропаганда и агитация. С этим она пришла к Ирине.

— Если ты хочешь, чтобы дети тебя слушали, — сказала ей Ирина, — твой рассказ должен быть полон неожиданностей и приключений. На пути к гигиене, как мы её сейчас понимаем, было много трагических моментов, я помогу тебе подобрать самые впечатляющие.

После удачного выступления в классе, Кате поручили прочитать свою «лекцию» в актовом зале. Воодушевлённая, она попросила Ирину взять её на приём в поликлинику.

— Я всё детство провела у мамы в кабинете, — вспомнила Ирина, — там и уроки готовила. Летом возьму тебя.

Дома Катя делилась впечатлениями. — На приёме тётя Ира совсем другая. Все её слушаются. Сестра, которая с ней работает, говорила мне: «Прутся к нам, спасу нет. Будто не знают своего участкового». Одна мамаша влетела, шлёпнулась на стул и давай орать: «Ребёнок загибается, а они — номерков нет!» Тётя Ира сказала только: «Вы мне мешаете», и та затихла.

В средних классах Катя зачастила в больницу. Постепенно мы свыклись с мыслью, что она станет врачом.

— Ни денег, ни квартиры, одни неприятности, — ворчала Зинуля. — Ирке хорошо, она за мужем, как за каменной стеной, а ты что будешь делать.

Ирина подарила Кате анатомический атлас и посоветовала учить потихоньку. Катя листала его перед сном, шептала латинские названия и засыпала.

Мы с Зинулей повздорили по пустяковому поводу. Пару дней в доме висела тягостная атмосфера. За ужином молчали, уткнувшись в тарелки. Зинуля убирала посуду, когда Катя заговорила, ни к кому не обращаясь.

— При психосоматических расстройствах душевные переживания маскируются под болезни внутренних органов. Это опасно. Особенно для детей. Никакой врач не поможет, если в семье нет тепла.

— Дожили, — проворчала Зинуля, — яйца курицу учат.

Лето восемьдесят третьего, поход по Юрюзани. Оглядываюсь назад и удивляюсь, как мы решились на эту авантюру: с маленькими детьми, по незнакомой речке, на воздушных шариках. Нас подкупило заманчивое и, как потом выяснилось, весьма поверхностное описание маршрута.

С зимы я начал собирать всё о плотах. Бывалые советовали плыть на автомобильных камерах, продвинутые хвалили камеры для мячей, романтики ратовали за экзотику — воздушные шарики. Автомобильные камеры мы отмели сразу — в продаже их не было, а наши, латаные и перелатаные, не внушали доверия. Выбрать между продвинутыми и экзотикой мы тоже не могли, и, как обычно бывает в таких случаях, состряпали паллиатив: пошили четыре кишки, именуемые гондолами, приготовили большой запас камер и воздушных шариков, предварительно просунув один в другой. Они нас и выручили. Больше половины камер сифонили, и мы их выбросили, а двойные шарики не подвели. Катя шила гондолы, Маша училась вязать петли из капронового шнура, Павлик выстрогал палочки для скрутки петель и готовился мастерить с отцом греби и подгребицы, Таня наловчилась собирать двойные шарики. Я осуществлял общее руководство.

Ранним утром мы в спешке выгрузились на полустанке — поезд стоял полторы минуты — и выпрыгнули в мокрую от росы траву. Ирина запела: «На дальней станции сойду. Трава по пояс…»[21], а мы разделись до пояса и стали перетаскивать рюкзаки вброд на другой берег Юрюзани. Полустанок был выбран не случайно. В посёлке работала лесопилка, можно было разжиться всем необходимым для нашей временной верфи. «Валюту» мы везли с собой.

Плот вязал Пётр, примеряла по месту и подавала ему петли Маша, закручивал их Павлик, оставляя последнюю крутку отцу. Я надувал ручным насосом шарики, Катя и Таня набивали ими гондолы. Жёны стряпали целыми днями. Вечерами и за полночь, у костра, умиротворённые живительной влагой, мы слушали реку, смотрели на звёзды, в ладу с собой и всем миром. Утром четвёртого дня отчалили.

Две недели скольжения под уклон, Довольные жёны, счастливые дети. Склоны, красные от земляники, душистый хлеб в башкирских деревнях…

На одной из стоянок Пётр набрёл на подмытое водой и рухнувшее в реку дерево. Быстрая вода и солнце оголили и выбелили корни. В сплетении природного сюрреализма Пётр разглядел нос галеры и украшавшую его фигуру. Растра без особой натяжки походила на античного героя с раскинутыми руками и развевающимися волосами. Зимой, после приятной возни с деревом и небольших ухищрений, над ученическими столами детей Петра застыла устремлённая в неведомое скульптура вперёдсмотрящего. Из просто растры она уже давно превратилась в родовой тотем, выполнила своё предназначение в доме Петра, перешла к Маше, а теперь мы качаемся с ней на волнах памяти, складываем исписанные листки и плывём дальше.

Следующим летом Катя окончила школу и поступила в медицинский институт.

Я замещал Петра, когда пришло письмо из Одессы. По наводке наших благодетелей одесситы просили изготовить мелкие квадратики и полоски из титановых сплавов. Я отложил письмо в сторону и подумал, что если так дальше пойдёт, мы скоро превратимся в ателье индивидуального пошива.

— А куда им деваться, — сказал Пётр, прочитав письмо, — прямая дорога к нам. Титан есть только в кругах, механическим путём такую мелочевку тоже не изготовить.

— Откроем центр обслуживания?

— При наших накладных? А без них посадят. Нет. Нечто совсем иное. Одесситы немного опередили события. С них и начнём. Задержись после работы, давно пора поговорить.

— Как ни парадоксально это звучит, — начал Пётр, — но меня вовремя отлучили от фасонных профилей. К тому времени я уже понял, что крупные производители проблему не решат. Они только выберут жирные куски и отмахнутся от основной массы заказчиков с их постоянно меняющимися запросами, а мелкими профилями вообще никто заниматься не станет. После защиты осталось чувство незавершённости, и я, по старой памяти, собирал и складывал всё, что попадалось на эту тему. Неудача с биметаллом убедила меня, что сверху нам уже ничего не светит. Я начал писать письма… и посыпалось. Представляешь, сколько всего накопилось? Мелкие профили из стали и цветных металлов, трубы самой причудливой формы — всего понемногу, а в сумме много. Приходят свежие люди, шевелят мозгами, хотят реализовать себя. — Он разложил передо мной ворох писем. — Выбирай наугад.

Я взял три листка и начал читать. Радиотехники слёзно просили шестигранку из нержавеющей стали для миниатюрного крепежа. Завод, выпускавший косы, подсмотрел у немцев косовище из овальной трубы и желал получить точно такую же трубу. Срочно требовался крошечный рельс для детской железной дороги…

— Помнишь, я говорил, что иногда полезно разделить проблему на части? Мы предложим всем желающим очень простое оборудование, спроектированное специально для них, приложим технологию, обучим одного рабочего, а больше не требуется, и пусть работают, когда хотят и сколько хотят.

— Если захотят.

— Начнём с одесситов, потолкуем, проверим идею. Предложим им клетушку готовую к употреблению, поставим её на какой-нибудь старый токарный станок, благо их нашлёпали — пруд пруди, пылятся на каждом заводе. Дёшево и сердито. При их потребности клеть будет служить вечно без забот и головной боли.

— А править?

— Вот. Включайся. Спроектируй правильную клеть — простую и красивую, как игрушку, с приводом от того же станка.

Одесситы всё поняли с полуслова. На следующий день пришли с вопросом: — Нашу потребность мы закроем за две недели, а что потом? Шплинтовую проволоку сможем делать?

— Включить в договор?

— Нет. Нам нельзя. Но мы знаем кому можно.

— Ребята не промах, — сказал Пётр, проводив гостей, — живо сообразили что к чему.

Человек, которому можно, не заставил себя долго ждать. Обсудили простые формальности, после чего он понизил голос и предложил:

— Давайте напрямую, без договора. Вам же от договора ничего не остаётся, и нам дешевле. Мы хорошо заплатим. — Пётр отрицательно покачал головой.

— Жаль, хлопцы, жаль. На ветер деньги бросаем.

— Пока так, — сказал Пётр, и мы закрыли эту тему.

После овальной трубы, игрушечного рельса и нескольких более серьёзных заказов, пришлось признать, что идея работает, ниша свободна и можно устраиваться в ней с комфортом. На этот раз Петру удалось совершить задуманное, без дотаций и внутри очерченных системой границ.

Тропа к нам не зарастала. Сверху не давили, снизу благодарили. С каждым новым договором накапливался опыт, но…, это вечное «но», соблазн воспользоваться готовым приводом связал нам руки. Кончилось тем, что мы спроектировали свой привод, который можно было дооснащать различными рабочими органами. Число этих органов с каждым новым изделием росло, и тогда пришло время остановиться, осмотреться и придумать название. Так родилось «Собрание профилирующих устройств» с неплохой аббревиатурой «СПУ» — «сопушки» с легкой руки заказчиков. «Сопушки» отправлялись по адресам, а ноу-хау оставалось с нами, — чтобы лепить железо надо знать, как это делается. Теперь мы могли заказывать привод впрок, а навесные орудия по мере надобности. Запомнился мне разговор с бригадиром слесарей-сборщиков, когда я разложил перед ним чертежи и приготовился отвечать на вопросы.

— Тебе как собрать, — спросил он, — по чертежам или чтоб работало?

— Чтоб работало, — ответил я, ожидая продолжения.

— Тогда готовь валюту.

— Пол-литра хватит?

— Сойдёт, если не разбавленный.

Пётр не возражал, усмехнулся: — Обменный курс в градусах.

К началу «перестройки» мы оказались готовыми шагнуть в открытый мир. «Человек предполагает…», — поучал Фома Кемпийский, сколько веков минуло, а благие пожелания ведут всё туда же.

Объявили конверсию. Прекрасно оснащённый завод, создававший и выпускавший ракеты, оказался у разбитого корыта. Уникальное былое не тронули, укрыли с надеждой на будущее, в проходах начали выпускать изделия, ранее презрительно именуемые ширпотребом. Первой пошла в ход мебель и сразу же выяснилось, что зелёный свет погас, фантазия упёрлась в красный свет реальности. К нам их привело желание превратить круглые трубы из старых запасов в квадратные. Мы рассматривали чертежи, и Пётр заметил: — Здесь больше подошли бы полукруглые трубы или какой-нибудь другой формы приятной для глаз. Зачем вам скучный квадрат? — Завод приобрёл у нас «сопушку», вошёл во вкус, обзавёлся второй, постоянно подкидывал чертежи причудливых труб и мелких профилей из цветных металлов для отделки мебели.

Открылась возможность, и мы воспользовались ею: зарегистрировали собственную фирму с весёлым названием «Сопушки». Мы строили планы, плодили надежды и вспомнили Фому Кемпийского, когда всех нас накрыл шок, а терапия прошла мимо.

Искушённый циник Никколо Макиавелли предупреждал: «Кому неведомо несоответствие между тем, что человек ищет и что находит.»