Образ жизни

Глава 4

Пётр представился начальнику кафедры и получил по-военному чёткие указания: — Боксы во дворе. Найдёшь Клименко — он тебе всё покажет. Насчёт жилья подойдёшь к коменданту общежития. Он в курсе.

Клименко, отставник пенсионного возраста, сидел в каморке и читал газету. Познакомились. Разговорились. Узнав, что у Петра есть специальность, Клименко заметил: — Тут ты не задержишься. Скоро заскучаешь.

Последний этаж студенческого общежития занимали преподаватели, как правило, молодые ассистенты и аспиранты. Петра подселили к ассистенту кафедры математики — деревенскому парню, недавно окончившему университет. Пётр поздоровался. Бросил на пол свой тощий вещмешок.

— Располагайся, — сказал Антон. — Вечером пойдем пить пиво. Лучший способ свести знакомство.

Всё устроилось быстро и просто — работа, койка и время, чтобы осмотреться и подумать, как жить дальше. В августе стали возвращаться из отпуска офицеры. Появились первые поручения, а когда выяснилось, что у Петра есть права, его стали использовать и в личных целях — свозить мужскую компанию на рыбалку, перевезти мебель и далее, как обычно. В сентябре общежитие наполнилось голосами — начались занятия.

Субботним вечером Антон предложил: — Пойдём, прошвырнёмся по парку, подцепим кого-нибудь.

Пётр нехотя согласился. Его смущала форменная одежда. Поди объясни прохожим, что другой у него нет. Они спустились на первый этаж и задержались у объявления: «Вечер танцев».

— Заглянем? — спросил Антон.

Каролина не возлагала больших надежд на этот вечер, зашла на всякий случай. Она заметила Петра, как только он вошёл, и стала внимательно его разглядывать. Высокий, брюнет, лицо чистое, загорелое, глаза серые… и голубые, когда переводит взгляд. Усмехнулась. Знает, что форма ему идёт. Красуется. Она двинулась напрямик, подошла, предложила решительно: — Потанцуем?

Пётр смущённо улыбнулся: — Я не танцую. Не умею.

«Так он ещё лучше», — отметила Каролина. — Здесь никто не умеет, — она говорила с каким-то приятным и ласковым акцентом, положила руку ему на плечо и они начали двигаться. Почти сразу же смолкла музыка, но Каролина не выпустила его руку, сказала: — Пойдём лучше погуляем, — и увлекла его к выходу. Они покружили в студенческом городке, посидели на скамейке и договорились встретиться на другой день. Возвращаясь, Пётр размышлял: «Настырная. Прёт, как танк».

Антон спал в костюме, при галстуке, в обуви. Пётр разул его, распустил галстук, прислушался к пьяному бормотанию, ничего не разобрал и лёг спать. Ночью он несколько раз просыпался от булькающего храпа. Утром, когда Пётр проснулся, Антон, всё ещё в костюме, сидел на кровати, свесив ноги, и не мигая смотрел на Петра.

— Я три семестра вел занятия у этой панночки. Пялился, как только мог, а она, значит, прынца ждала. Ну, ты даёшь! — и он снова растянулся на кровати.

Верный армейской привычке, Пётр почистил ботинки, навёл стрелки на брюках, поправил фуражку перед зеркалом и довольный собой пошёл на свидание. Каролина вышла улыбаясь, увидела Петра, остановилась, прищурилась.

— Здравствуй, воин. Ты опять при параде!

Пётр молчал. Пауза затянулась. Каролина почувствовала неловкость, взяла Петра под руку: — Пойдём, посидим у воды. — Они перешли по мосту на остров, пошли вдоль берега, увидели бревно на песке, сели. По дороге и здесь на берегу разговор не завязывался. Каролина прильнула к Петру, он обнял её одной рукой. Она повернула к нему лицо: — Что ты всё молчишь? Ты с девушками встречался когда-нибудь?

— Бывало и встречался. Никто не обижался.

Каролина густо покраснела: — Не сомневаюсь. — Попробовала зайти с другой стороны: — Тебе нравятся книги папы Хема?

— Никогда не слышал.

— Не слышал о Хемингуэе? Где же ты был последние десять лет, мой милый Маугли?

Пётр встал. Неприязнь, вспыхнувшая при встрече, вновь охватила его. Насмешливый тон, высокомерные нотки… Подошёл к воде. Постоял. Вернулся.

— Одна моя подруга детства в таких случаях говорила: «Во дурак! Чего уши развесил? На одежду пока не заработал, не успел — три месяца, как демобилизовался.

Каролина не отвела глаза, смотрела внимательно, спросила: — Тебе никто не помог? Родители…

— Некому помогать, — помолчал и добавил, — и никогда не было. Пойдём. Провожу.

Она послушно поднялась, молча дошли до проспекта.

— Здесь уже близко, сама дойдёшь, — Пётр улыбнулся на прощанье и повернул в свой проулок. «Этой улыбкой он из меня верёвки будет вить, — подумала Каролина и отметила, что к месту вспомнила подходящее выражение. — Грубоват, но до чего похож на моего героя. Чего я сунулась с Хемингуэем?»

Каролина Збыровская училась на третьем курсе. Возвращаясь после летних каникул, проведенных в Варшаве, она сразу же начинала мечтать о следующей поездке, и так её жизнь превратилась в долгое ожидание и мотыльковый миг короткого лета. Невысокая, худенькая, стройная фигурка, шатенка со светлыми карими глазами, живое лицо, озарённое внутренним светом. За два прошедших года никто не стал перед ней на колени и не был сражён сиянием её лучистых глаз.

В вестибюле общежития Пётр спросил у вахтёрши, уткнувшейся в книгу: — Кто такой Маугли? — Женщина сняла очки, убедилась, что он не шутит. — Мальчонка такой дикий, у волков в лесу воспитывался.

— Вроде Тарзана?

— Да, да. Вроде того.

В среду Пётр возился с заезженным армейским грузовиком, на котором студентов обучали вождению.

— Эй, механик, — услышал он знакомый голос с приятным акцентом. Пётр открыл калитку. Каролина помахала тоненькой книжкой:

— Почитай. «Старик и море». Пошли в кино.

— Приоденусь — тогда и пойдём. Хочешь прокатиться? Машину надо проверить. — Он помог ей подняться в кабину. — Здесь недалеко мастерская. Токарь требуется. Заедем на минуту.

Она ждала его у двери. Смотрела, как он подошёл к рабочему, как тот остановил станок, поговорили, пожали руки, сейчас вернётся… Нахлынули желания, терзавшие её уже не первый год, и она решилась дать им волю.

— Поезжай за город. — «Голос чужой», — отметила она про себя.

Пётр посмотрел в зеркало, увидел её лицо и всё понял. В роще она опустилась на сухие листья и позвала: — Ну, иди же!

Работа в небольшой мастерской, обслуживающей горздрав, оказалась очень удобной. Петру оставляли чертежи, чаще эскизы, никто не контролировал его время, он выполнял работу, раскладывал детали на столе, утром их уносили. Около десяти Пётр закрывал мастерскую, шёл к общежитию и встречался с Каролиной. Ближе к зиме мест для уединения не осталось. Их встречи начались с телесной близости, теперь они нащупывали пути к близости душевной — бродили по тёмным улицам, разговаривали и обменивались жизненным опытом, таким разным, что обоим было интересно. Позже начались первые совместные покупки. Костюм решили шить. В маленьком ателье на проспекте Каролина остановила свой выбор на тёмно-синей ткани в редкую белую полоску и занялась фасоном. Пётр неумело выполнял указания пожилого закройщика, когда тот обмерял его и вертел перед зеркалом. На все вопросы Каролины закройщик отвечал одной фразой: «Ви мне говорыте?», меняя интонации и ударения. Пётр не понимал: спрашивает он или соглашается, но Каролину беседа, похоже, устраивала.

На первую примерку Пётр пришёл один. Закройщик возился у него за спиной, наносил мелом какие-то метки и говорил сам с собой.

— После всего, что было, идише бухер приводит сюда полячку. Ему нужна шикса. — И вдруг обратился к Петру: — Фун мазл биз шлемазл из эйн шпан. Вы понимаете, Зисман? — Пётр смущённо улыбнулся. Закройщик сокрушенно покачал головой. — Ну конечно… Всё-таки я вам скажу, Зисман. От счастья до несчастья всего один маленький шаг. Вы понимаете, что я говору?

Сокурсница дала Каролине ключи от комнаты в коммунальной квартире. Поздно вечером, когда жильцы уже спали, они пробрались в эту комнату и провели вместе целую ночь. Рано проснулись и долго шептались, пережидая утреннюю суету многолюдной квартиры, и решились выйти, когда парадная дверь хлопнула последний раз и наступила тишина, — короткий промежуток между уходом спешащих и первым шарканьем шлёпанцев стариков. Обстановка располагала к доверительной беседе и Пётр поделился мыслями, посещавшими его с недавних пор. Возня с тремя старыми танками и выполнение простеньких заказов в мастерской уже начали надоедать ему. Он согласился работать на кафедре, чтобы как-то закрепиться в большом городе, но теперь он немного осмотрелся и узнал, что на заводах требуются станочники, желающим обещают хорошую зарплату и место в общежитии. Можно подучиться и податься в дальнобойщики, там вообще сулят золотые горы. Он ещё ничего не решил, надо походить, расспросить поподробней. Каролина слушала и по мере того, как он говорил, таяла её хрупкая надежда избавиться от одиночества и «сносно прожить оставшиеся два с половиной года». Она понимала, что если он уйдёт в заводское общежитие, расположенное чёрт знает где, она потеряет его. Услужливая память тут же выдала ей подходящие выражения: «с глаз долой — из сердца вон; поминай, как звали…», но легче ей от этого не стало.

Вечером Каролина стояла в коридоре у окна, всматривалась в слабо освещённую улицу и ждала Петра. Она успокоилась, почти смирилась с неизбежным и подумала, что будь Пётр студентом… Каролина выбежала на улицу, пошла навстречу Петру, с каждым шагом обретая уверенность, что ещё не всё потерянно. Она спешила поделиться своим открытием и не успела подобрать верные слова.

— Петрик, ты должен поступить в институт.

— Должен?

— Да. Ты станешь инженером, и мы будем вместе.

Пётр немного отстранился. — А как же Варшава? — Каролина осеклась, спонтанный ход мыслей прервался. Какое-то время шли молча.

— Я целый день сама не своя. После чудесной ночи эти твои планы… Удар ниже пояса. Обрадовалась, что нашла хорошее решение для нас обоих. — Она прижала его руку к себе и ждала ответа.

— Я уже думал об этом. Даже узнал, какие сдают экзамены. Потом бросил эту мысль. Мне надоела жизнь на виду. Пора уже начать зарабатывать и обзавестись своим углом.

— Своим углом?

— Выражение такое. К тому же диплом ничего не даёт. Длинный путь к маленькой зарплате и койке в общежитии ИТР. Это я уже видел.

— Понимаю. Я ужасно скучаю по своей комнате, она мне снится. Хорошо знать, что она у тебя есть, но ты же не крот, чтобы сидеть в норе, а образование позволит тебе всю жизнь встречаться с интересными людьми.

Пётр почувствовал, как закипает раздражение. «Ничего она не поняла. Своя комната. Крот, нора. Какие-то интересные люди». Он остановился, взял её руки в свои.

— На самом деле твоё хорошее решение хорошо только для тебя.

Каролина сникла, сказала вяло: — Образование ещё никому не вредило.

— И тебе не будет покоя, если я останусь необразованным? Особенно там, в Варшаве.

Каролина попыталась освободить руки и не смогла.

— Пусти! Ты злой!

— Не дёргайся. Уже поздно. Я не отпущу тебя одну. — И добавил примирительно: — А чего ты ждала от Маугли? С волками жить — по волчьи выть. Запиши в свой поминальник.

Вечером следующего дня Каролина стояла у окна в коридоре, видела, как пришёл Пётр, посмотрел на окна, подождал минут десять и ушёл. Несколько дней она высматривала Петра, но он не приходил. Она сразу почувствовала, как сузился круг её возможностей, какими тоскливыми стали вечера. К чему ломать себя и делать первый шаг, если она всё равно его потеряет.

Недели три спустя Каролина невольно подслушала разговор двух парней из её группы. Говорили о Петре.

— Танк знает, как свои пять пальцев. Спросишь — объяснит лучше майора. Вот кому легко будет на военке. Нечего делать.

— Он что, поступать собрался?

— Похоже, иначе для чего школьные учебники в каморке валяются.

Парни отошли, а Каролина прислонилась к стене, стараясь унять волнение.

Пётр рассказал Антону о своих сомнениях. Они пили пиво в павильоне, стучали по столу воблой и трепались

— Какие, к чёрту, сомнения, — безапелляционно заявил Антон, — вроде нормальный парень, а рассуждаешь, как какой-то очкарик. Наработаться не успеешь? Была бы шея — хомут найдётся. Тебе что, диплом жить помешает? Я бы хоть сейчас на первый курс снова пошёл. Давай ещё по одной…

Антон плохо переносил пиво. Водку пил хорошо, а пиво — плохо. В трамвае он задремал и бормотал что-то о прелестях студенческой жизни. Пётр довёл его до кровати, кое-как снял пальто. Присел на свою кровать и уснул, привалившись к стене. Разбудил его Антон. — Вставай. Скоро буфет закроют.

Буфет закрывался. — Рожи у вас помятые, а закусить нечем, — буфетчица указала на пустой прилавок.

— Мы, Марья Ивановна пивом в парке накачались. Поесть бы надо, — взмолился Антон. Марья Ивановна достала из-под стойки две бутылки кефира и батон. — Утром приходите, колбаску привезу.

Точка отсчёта, узелок на память — две бутылки кислого кефира на вытертой клеёнке и чёрствый батон на газете.

— В городской библиотеке, — поучал Антон, — на втором этаже читальный зал, а направо комната с каталогами. Подойдёшь к Доре Исаковне, интеллигентная такая еврейка в очках, она всем помогает. Филологини наши ей цветы на восьмое марта покупали. Тебе она точно поможет. Подберёт всякие пособия для поступающих. Ну, бывай, — и они чокнулись кефиром.

Засыпая, Пётр лениво перебирал в уме события дня. Вспомнил павильон и блаженно потянулся — хорошо посидели. Дора Исаковна? Всем помогает? Она поможет ему понять истоки неприязни, на которую он постоянно натыкался с тех пор, как попал на Украину. Вспомнил Фаю: «Изверг! Еврей чёртов!». Она хотела что-то сказать… И эта размолвка с Каролиной. Она же не скрывала, что получит диплом и уедет, чего было лезть в бутылку? Костюм готов, заказывали вместе… Проснулся он с ясной головой, сомнения ушли вместе с пивом, хотелось действовать, как тогда на танкодроме…

Библиограф Дора Исаковна работала в этой комнате с середины тридцатых. Никто лучше её не знал книжный фонд, бесчисленные карточки каталогов были написаны её рукой.

— Здравствуйте, Дора Исаковна, мне посоветовали к вам обратиться, — Пётр поборол смущение и продолжал. — У меня в паспорте написано, что я еврей, но я не знаю, кто такие евреи.

— Что значит написано? Вы что, сирота казанская?

— Вот именно. Не из самой Казани, но из тех мест. Так вы поможете?

Дора Исаковна сдвинула очки на лоб, посмотрела ему в глаза, перевела взгляд на его бушлат, на смятую в руке шапку. — Конечно, я вам помогу, но надо же понять, в чём именно. Садитесь, молодой человек, я вас слушаю.

Час спустя Пётр сидел в читальном зале. Выбрал место у окна спиной к залу. Перед ним лежал томик Р.Киплинга. Он уже побывал в библиотеке, записался и взял несколько школьных учебников. Дора Исаковна обещала составить для него «подборку по вечному еврейскому вопросу, начиная с римского наследия» и посоветовала не читать до поступления. «Это чтение может выбить вас из колеи», — сказала она. «Ещё один намёк», — подумал Пётр. Оказавшись в напряжённой, густой какой-то, тишине большого зала, он испытал незнакомое ему чувство уважения к книгам и людям, занятым чтением, погладил лежащий перед ним томик, открыл, стал читать и поднял голову, когда стали щёлкать выключатели настольных ламп. Он тоже включил свою лампу под зелёным стеклянным абажуром и вернулся в джунгли. Пётр ушёл, когда притушили свет и последние читатели стали подниматься со своих мест. Медленно побрёл вверх по проспекту, довольный вечером и собой.

Каролине осталось сдать один экзамен, выспаться и начать скучать в опустевшем общежитии. Она надеялась, что в этом году всё будет иначе, что они воспользуются отъездом соседок по комнате, станут проводить много времени вместе, посетят места, куда она не решалась ходить одна. Глупая ссора, особенно если он решил поступать, но сделать первый шаг к примирению она не могла. Да, она не вышла в тот вечер. Если он так легко может от неё отказаться после того, что было, грош цена — она грустно улыбнулась — таким отношениям. «Мезальянс — это всегда чревато», — говорила её мама и грустно улыбалась. Расслабилась после той ночи и забыла свой девиз: «The readiness is all». Самое важное — это готовность. Она сдала последний экзамен, шла по коридору и ещё издали увидела Петра. Он сидел на подоконнике и смотрел в её сторону. Пошёл навстречу, протянул руки.

— Привет. Поминальник у тебя с собой?

— Какой поминальник?

— Книжечка зелёная. Запиши: милые бранятся — только тешатся.

— Это уже там, — она радостно улыбнулась.

— Значит всё в порядке. Слушай, я ведь решил поступать. Сижу, задачки решаю. Пойдём, получим костюм, купим галстук и отметим окончание сессии. Галстук умеешь завязывать?

Каролина не ответила. Облегчённо вздохнула и взяла его под руку.

Пётр привёл в порядок матчасть и теперь, в перерывах между практическими занятиями студентов, решал задачи. Учебники он штудировал в читальне, перемежая учёбу с чтением.

— В школе я читала запоем, — рассказывала Каролина. — В старших классах стали задавать помногу на дом, отказаться от чтения я не могла и придумала — час учусь, полчаса читаю. Правда, эти полчаса нередко растягивались на час. Что бы посоветовала почитать? Попробуй Джека Лондона — на меня он действовал, как допинг. Начни с «Мартина Идена», только, пожалуйста, не проводи аналогий.

В её речи мелькали незнакомые слова. Пётр не переспрашивал. Он купил у букиниста словарь иностранных слов сорок девятого года издания и листал его перед сном.

За первым томом Джека Лондона последовали другие, и вскоре он узнал, что грань повседневной жизни легко переступить, и даже с открытыми глазами можно ощутить себя в другом качестве, в другом месте и в другое время. Ещё до конца не сознавая произошедшей с ним перемены, он вошёл в мир книг и стал читателем.

— Завидую, — как-то с грустью сказала Каролина, — впереди у тебя много приятных вечеров.

Все свободные вечера Пётр проводил в читальне. Выходной принадлежал Каролине.

Осенью и зимой Пётр с вожделением поглядывал на далёкий противоположный берег Днепра и заросшие кустарником острова посредине реки. Лодочные станции открылись, когда ещё стояла высокая вода. У причалов покачивались узкие гички и широкие надёжные фофаны. Это потом их сменили шпоновые клеёнки и пластиковые корыта, а тогда белоснежная лодка издали смотрелась, как Царевна-лебедь. Желая испытать себя и потренироваться в гребле, Пётр взял лодку, закрепил руль, наметил ориентир и отчалил. Он порядком устал, натёр мозоли в борьбе с быстрым течением и всё же добрался до заветной цели — берёзовой рощи на другом берегу. Вешняя вода затопила рощу. Белые стволы вырастали из тёмной воды, покрытой узорами теней. Роща манила. Среди берёз таинственность отступила. Пётр привязал лодку, лёг на дно, и лёгкая зыбь укачала его.

Он показал Каролине натёртые ладони. — Плата за сказку. В воскресенье я отвезу тебя к ней, если она нас дождётся.

— Немного романтики нам не помешает, — сказала Каролина и взяла его под руку.

С середины мая они все выходные проводили на реке. Находили «необитаемый» остров, вытаскивали лодку и наслаждались водой, солнцем, теплым песком и молодостью. Летняя сессия закончилась, им предстояло расстаться до октября, и Каролина завела разговор, который давно откладывала.

— Я ни разу не видела, чтобы ты готовился к сочинению. Ты так уверен в себе?

Пётр тяжело вздохнул. — Всё как раз наоборот. Это моё самое слабое место. Эти образы, характеристики, лишние люди… Я оставил их на потом.

— Ты можешь выслушать меня спокойно и не хватать за руки? Слушай. Я познакомилась с женщиной, которая уже несколько лет работает в приёмной комиссии, и узнала от неё, какие свободные темы давали за последние пять лет. По сути это одна тема с идейно-металлическим подтекстом. Вроде «Мы кузнецы и дух наш молод»[5]. Ты не станешь возражать, если я напишу для тебя сочинение?

— Ты хочешь сказать, что я вообще могу не готовиться?

— Риск, по-моему, минимальный, а преимущества налицо. Перепишешь пару раз, запомнишь правописание и знаки препинания.

— Гениальная идея. Сама додумалась?

— Сама, но не в этот раз. Я уже однажды проделала этот фокус.

— Получилось?

— Ты же видишь.

Оставшиеся дни Каролина провела в читальне. Познакомилась с Дорой Исаковной и та помогла её подобрать литературу по истории металлургии, о вкладе русских учёных и о стройках первых пятилеток. Накануне отъезда Каролина протянула Петру три страницы аккуратного текста и спросила:

— Ты когда-нибудь видел картинки перевёртыши? Мы рисовали их в школе на уроках. Если тема будет с металлургическим уклоном, просто перепишешь эти страницы, а если с идейным — начнёшь с третьей страницы.

— Ловкий ход.

— Скорее циничный. Они хотят, чтобы мы врали — пожалуйста.

— Кто они?

— Все, включая моего отчима коммуниста-интернационалиста. Если бы я привела в дом еврея, он не пустил бы нас на порог.

— У нас у самих нет таких планов.

— Может, потому и нет. — Она отвернулась, встала со скамьи и пошла по аллее. Пётр пошёл за ней. Немного погодя она достала из кармана конверт с адресом и марками.

— Когда узнаешь оценку за сочинение, напиши, пожалуйста. Только немного, три-четыре слова. Письмо будут читать и ваши, и наши.

— Пусть читают, если интересно.

— А говорил, что тебе надоела жизнь на виду.

В начале сентября Каролина получила письмо. Ровно три слова. «Отлично. Спасибо. Пётр».

Когда пришло время определиться с профессией, Пётр вспомнил цыганскую кузницу, светящиеся полосы в ночи и выбрал обработку металлов давлением. Не без робости постучал он в кабинет начальника военной кафедры. Полковник выслушал его и спросил:

— С Клименко договорились? Приходил на днях, назад просился. Надоело со старухой ругаться. Возьми адрес у секретаря и сходи к нему. Пусть приходит.

Пётр обрадовался, что всё решилось так просто, сказал, что они могут рассчитывать на него в любое время.

— Само собой — нашим же студентом будешь.