Обреченный мост

Несладкие раздумья Трофима Кравченко

Старший лейтенант Войткевич, зарекомендовавший себя геройски во время выполнения задач, поставленных штабом КВЧФ, до сих пор вызывал мигрень у начальника флотского «СМЕРШа» и его ближайшего подчинённого, майора Трофима Кравченко.

Надо же, Яков Войткевич… С виду простодушный балагур, любимчик компании, не заподозренный в излишней моральности и карьеризме, — и всё же этот чёртов одессит мало походил на героя киноленты «Два товарища». Там сквозь одесский юморок так и сквозит высокая классовая сознательность, а тут… Претил прямо-таки чекистский нюх подлый душок чего-то исподнего, снаружи не видного, но до изжоги антисоветского. Хоть сейчас влепи 58-ю, за что — непонятно, или только за то, что непонятно…

И, не в последнюю очередь, не совсем понятно было, как, в честь чего, этот неприлично начитанный и языкатый босяк умудрился побывать номенклатурным совработником на подозрительных западных территориях. Опять же — как выскочил из всех возможных окружений 41-го, выбился из штрафников опять в офицеры…

В общем, тёмных пятен в биографии Якова Войткевича было, что у пегого поросяти. А в глубоком кармане — политическим рентгеном прозревал начальник следственного отдела Трофим Кравченко, — таилась самая беспринципная и беспартийная фига.

Иное дело капитан Новик. Как с плаката малёванный: комсомолец, герой, чекист, будто только что от социалистической титьки Родины-Матери оторванный. Только вот рожа какая-то совсем уж не пролетарская, вылитый какой-нибудь штабс-капитан из графьёв. Видал таких в своё время, на заре туманной… Впрочем, прежде всего военной, и не под одинаковыми знамёнами, Трофим Кравченко. И не поверишь, что родители А.В. Новика — прачка да водовоз, потомственные люмпены из губернского Симферополя.

Ладно, замашки барские ещё можно списать на то, что, будучи увлечён, а после и женат на дочери чекистского божка-идола, Александр Новик долго хлюпался в сливках светского советского общества. Которые, при ближайшем рассмотрении, если не копировали, то уж пародировали великосветский старорежимный манер изрядно. Но ведь и в подлинном благородстве нельзя отказать субъекту. В том, которое пережитком называется. Чего стоит только история, когда он свой заградотряд в атаку повёл, возвратив трусов и дезертиров на позиции вспять не карой господней, а личным примером.

И веришь после такого, — ёжился Трофим Кравченко, пообщавшись с сим хладнокровным ура-капитаном, — что ежели сподличаешь… Ежели сунешься по его святому, как по мытому, то, невзирая на субординацию и партийный ранг, всенепременно получишь в морду.

Белой перчаткой, которую он потом ещё и выбросит, чтоб не мараться душевно.