Керчь, ул. Р. Люксембург. «Дом ИТР»

«Вот и всё…»

Александр отвёл цветастую ситцевую занавеску, правда, прежде подобрав массивную драпировку светомаскировки. Темень за окном сажевая, но — в ответ на далекие глухие удары, — руины напротив то и дело высвечивало красноватое зарево, зыбко золотились редкие стекла большого арочного окна, висевшего едва ли не на одном шпунте в стене, одинокой, как декорация. Потому что и за окном тоже не какой-нибудь уютный семейный стол с ужинающим семейством под розовым абажуром, а ночь, полная томительных надежд и тревожных ожиданий.

— Я поначалу тоже, как начали немцы взрывать всё с середины октября, чуть ли не на каждый гром подскакивала. — На плечо Саши, уже не смущаясь немецких погон с унтерским галуном, легли ладони, а потом и остренький подбородок Наташи. — Всё надеялась, что уже наши…

— Скоро уже, скоро, — шепнул капитан Новик в висок, украшенный резьбой русого барокко. — Скоро всё закончится, и… — он запнулся.

— И никаких «нас с тобой» больше не будет, — продолжила она за него. — Ты говори, не бойся. Я же всё знаю, ты же честно сказал.

— Прости… — не найдя нужных слов за время, пока прочищал горло, и не зная, что ещё можно сказать, хрипло пробормотал Новик.

— Вот глупый, — тихо улыбнулась Наташа, уткнувшись в его плечо лбом. — За что «прости»? Я счастливая. Хоть сейчас, хоть только десять минут, что там осталось…

Почувствовав, что не слишком-то он верит в это её десятиминутное счастье, она взяла капитана за плечи и встряхнула, смеясь.

Впрочем, не слишком-то весело.

— А в Туапсе после войны я всё равно приеду. Буду ходить под пальмами, может, даже на тебя с женой исподтишка посмотрю, как вы под теми же пальмами гуляете и тоже, как вы, буду есть мороженое, и представлять, что это я с тобой гуляю и с тобой мороженое ем…

— В вафельном стаканчике, — облизнул вдруг пересохшие губы Саша. — Со своим именем.

— Нет, с твоим, — покачала головой девушка, отчего русые локоны свились на тонких обнажённых ключицах.

— Не ешь меня, Наташка, — завёл он непослушные локоны обратно за её узкие плечи. — Не рви душу. И так…

Тонко зазвенели стёкла; не вздрагивали, а словно покачивались под ногами половицы; задрожала золотистая бахрома ламбрекена над дверью в комнату.

— Погоди-ка… — Новик вдруг отвернул голову, насторожившись и прислушиваясь. — А ведь это далеко. Наша дальнобойная…

Дверь скрипнула, и в кухню, деликатно кашлянув, сунулась стриженая голова старшего лейтенанта Войткевича.

Яков хотел было пошутить, но, увидев глаза Натальи, с замёрзшей синевой бездны, почему-то отвёл свой, обычно бесцеремонный взгляд. И сказал только:

— Идёмте, Саша, а то, боюсь, к уговоренному времени станет слишком светло на улице.

Не из газет…

Не слишком прислушалось к словам Гитлера и советское командование.

Но обвинять в чем-либо командующего Северо-Кавказским фронтом, наблюдавшего буквально в бинокль подготовку эвакуации 5-го корпуса генерала К. Альмендингера, — трудно.

К вечеру 31 октября 1943 года войска 4-го Украинского фронта вышли к Перекопу и полностью отрезали Крым с суши; так что неудивительно, что генерал армии И.Е. Петров бросил десант «вдогонку» якобы уходящему противнику.

Как водится, невзирая на трудности — на штормовое предупреждение, нехватку плавсредств и сбившийся ход погрузки десанта.

Несколько десантных барж и катеров подорвались на минах или были потоплены огнём немецкой артиллерии. Шторм всё усиливался, существенно препятствуя использованию малых судёнышек. В результате основные силы так и не были высажены вовсе, и только на вспомогательном направлении солдаты и моряки 18-й армии вгрызлись в «Огненную землю» Эльтигена.

Одномоментная высадка первого эшелона десанта растянулась на неделю. Не говоря уже о том, что «догонять» противника буквально в предместьях города пришлось больше пяти месяцев, хоть красный флаг над Митридатом к тому времени развевался уже неоднократно.

С другой стороны, с такой «занозой» на правом фланге ни о каких, запланированных Гитлером, контрударах из Крыма на Украину не могло быть и речи. На протяжении тех же кровавых пяти месяцев немцы «с ходу сбрасывали» наши войска в море…

Так что Наташе, оставшейся стоять у наглухо задрапированного окна, словно у странной авангардистской картины под названием «Безысходность», пришлось бы ждать долго. По меньшей мере до середины ноября, чтобы поселок Колонка стал хотя бы «ничейной полосой» фронта. И на скрипучих ступенях лестницы она, быть может (хоть верилось в это слабо), вновь услышала бы шаги Александра.

Но гораздо раньше она не столько расслышала, сколько почувствовала за высокой дверью грохот кованых сапог.

И даже не вздрогнула, только зябко стянула на худых ключицах рыжие крылья всё того же шерстяного платка, в каком была и тогда, на берегу, когда в первый раз его увидела.

«Вот и всё…»

Загрузка...