Глава пятнадцатая ШАТАУТ62

Коридор почти опустел, так как все ученики направились в школьный кафетерий. Я стоял там как полный дебил, в то время как Николь сидела на полу обхватив голову руками. Я боялся что-то сказать или сделать, так как не был уверен, почему она не смотрела на меня – была ли она настолько зла или потому что плакала.

И я не был уверен, что из этого было бы хуже.

Поскольку никакие тихие голоса в моей голове не подсказывали мне, как быть, я присел перед ней на корточки и попытался понять, что на хрен произошло. Я лишь хотел помочь и думал, что ей бы это понравилось, но очевидно, что это было не так.

– Румпель? – наконец позвал ее, когда молчание стало уже совершенно невыносимым.

Она откинула голову назад, убрав ладони и одновременно отбросив этим движением волосы с лица. Она совершенно не выглядела рассерженной, но ее глаза по-прежнему не смотрели на меня. Я осознал, как назвал ее, и быстро исправился:

– Э-э… Николь? – попробовал снова. – Я просто хотел… Я имею в виду, я не хотел…

– Я знаю, – сказала она совершенно безжизненным голосом. Ее глаза уперлись в пол, и она выглядела такой… такой… непохожей на Николь. Я не знал, как быть. – Все в порядке.

В моей голове эхом раздался голос Грега:

«Она была робкой и напуганной и вечно хотела, чтобы кто-то сказал, что ей надо делать…»

Ох, блядь.

Ох блядская блядь, блядь, блядская блядь, блядь, блядь.

Я встал на колени и вроде как прополз разделявшие нас пару футов, приблизившись к ней, а когда потянулся, чтобы прикоснуться, она отпрянула.

– О нет… нет… Николь…

Я отдернул руку и наблюдал, как она обхватила свои колени руками.

– Я не хотел… не так… дерьмо.

Мне нужно было выбраться отсюда. Мне нужно было увезти ее отсюда.

Я встал и склонился к ней, скользнул ладонями ей под коленки и под спину и поднял на руки. Отчасти я ожидал, что она шлепнет меня по рукам, но она этого не сделала. Совершенно не протестовала.

Блядь.

Я быстро нес ее по коридору, не устанавливая ни с кем зрительного контакта, мы вышли в двери и направились прямиком к моей машине. Не знаю, что у меня было на уме, я действовал чисто на инстинкте – на инстинкте, о наличии которого у себя даже не подозревал. Открыл заднюю дверцу, устроил ее на сиденье, после чего обошел машину с другой стороны. Усевшись в салон, я потянулся и прижал ее к груди, обхватив ее руки своими, и просто шептал ей в волосы.

– Я не хотел, – сказал ей. – Прости. Я не подумал. Пожалуйста, пожалуйста… Николь. Не будь такой.

По крайней мере я понял, в чем ошибся. Каким-то образом я собирался убедить ее, что не похож на того парня из Миннеаполиса – того, кто причинил ей боль. Я совсем не был таким, как он.

Ведь так?

Я долгое время держал ее в своих объятиях, просто прижимая к груди и говоря ей снова и снова, как сожалею об этом. Сначала она просто неподвижно сидела, ссутулившись, но спустя пару минут я почувствовал, как ее руки обвили меня за пояс.

– Я сожалею, – вновь прошептал я. Мои руки напряглись, и я прижал ее ближе. – Я пытался… Я имею в виду, я только хотел… помочь…

Я не знал, что еще сказать.

– Я знаю, – ответила она.

Я прижался губами к ее макушке.

– Я не хотел тебя расстроить.

– Знаю, что не хотел, – сказала она.

Мы молчали довольно долго, прежде чем она снова заговорила.

– Он всегда говорил мне, какая я неряха, – тихо сказала она, и я слышал, как ее дыхание чуть сбилось. – Говорил, что если бы я не была такой глупой, то могла бы быть организованной. Я пыталась объяснить ему, что всегда знала, где у меня что лежало… но он часто вообще не слушал, что я говорила.

Я стиснул зубы и постарался сдержаться, чтобы не садануть кулаком по стеклу. Закрыл глаза и досчитал до семидесяти шести. Наконец я был в состоянии говорить без рычания.

– Он бил тебя? – тихо спросил я. Мне не хотелось, но все же я должен был знать. Она молчала довольно долго, и я чуть сильнее стиснул ее в объятиях.

– Только раз, – в итоге сказала она.

Я зажмурился, стараясь обуздать гнев, который угрожал выплеснуться на поверхность моей кожи, возможно, образовав волдыри, или как минимум напугать ее до усрачки. Именно вероятность этого и удерживала меня в узде.

– Если ты назовешь мне его полное имя, я уничтожу этого ублюдка.

Я почувствовал, как она покачала головой.

– Нет, – прошептала она мне в грудь. – Я не хочу, чтобы ты что-либо предпринимал.

Я сидел неподвижно и старался сделать несколько глубоких вдохов.

– Если это то, чего ты хочешь.

– Именно этого я и хочу.

– Мне это не нравится, – сказал я, просто чтобы разъяснить ей свою позицию.

– Знаю, – ответила она. – Просто… не надо.

– Не буду, – пообещал я и, подумав секунду, добавил: – Но если я когда-нибудь увижу его на футбольном поле, все обещания отменяются.

Я скорее почувствовал, чем услышал ее смешок.

– Ты должна говорить мне, когда я делаю что-то, что тебе не нравится, – сказал я. – Я хочу, чтобы ты мне это говорила. Не хочу быть хреновым бойфрендом.

– Это же все понарошку, Томас, – усмехнулась она. – Просто на публику.

Я напрягся и посмотрел ей в глаза.

Сейчас или никогда…

– Что, если… – слова застряли у меня в глотке. Я сглотнул и попробовал снова: – Что, если я не хочу притворяться?

Глаза Николь чуть сузились, брови сошлись у переносицы, и она подняла на меня взгляд.

– Томас… – мягко сказала она. – Это не… не по-настоящему.

– Что, если я хочу, чтобы это было по-настоящему? – прошептал я и придвинулся к ней еще ближе, как будто это вообще было возможно. Медленно провел ладонью вверх по ее руке, остановившись на щеке, после чего наклонился, заглянул ей в глаза и прижался губами к ее.

Я услышал, как она резко втянула воздух, а затем издала тихий стон, прижалась ко мне сильнее, и ее губы впились в мои. Моя голова чуть склонилась в сторону, желая большего. Я целовал ее снова и снова. Склонил голову в другую сторону и почувствовал, как ее рука сжала мой затылок, прижимая ближе к себе. Я чуть приоткрыл рот – лишь настолько, чтобы мой язык дотянулся и коснулся ее губ.

Она без колебаний приоткрыла рот мне навстречу, и теперь был мой черед застонать.

Она была так чертовски хороша на вкус. Николь потянулась и коснулась своим языком моего, я без стеснения лизнул ее губы, прежде чем ворваться в ее рот. Мой язык исследовал ее, и те тихие короткие стоны, которые она при этом издавала, почти подвели меня к краю.

– Я не хочу притворяться, – снова произнес я, не разрывая поцелуя. – Хочу, чтобы это было по-настоящему. Я хочу тебя…

Я почувствовал, как она кивнула, не сказав ни слова и не отрываясь от меня. Ее язык вновь проник в мой рот и пробежал по моему. Я не мог этим насытиться и впился в него губами, в то время как мой собственный язык путешествовал по ее. Николь усилила нажим, и я ударился головой о подголовник сиденья, в то время как она залезла мне на колени и начала целовать по-настоящему.

Так чертовски хорошо…

Она скользнула руками мне на плечи, а затем снова перевела их на мою грудь. Слегка царапнула меня ноготками через ткань моей джерси, отчего я простонал ей в губы, а затем опустил руки вдоль ее спины и прижал к себе, пока мы продолжали целоваться, и целоваться, и целоваться.

В какой-то момент, как раз перед тем, как нам бы понадобился бальзам для губ, Николь отодвинулась, разрывая поцелуй, и ее глаза снова встретились с моими. Она раскраснелась и тяжело дышала, но, что самое главное, в ее глазах снова был огонь. Я наклонил голову и еще разок легонько ее поцеловал.

– Если это будет по-настоящему, – сказала она, – нам нужно кое-что четко разъяснить.

Николь выпрямилась на сиденье, приподнявшись так, чтобы наши глаза оказались практически на одном уровне. Она взяла мое лицо в ладони и удерживала на одном месте.

– Что? – спросил я, слегка занервничав.

– Томас Мэлоун, никогда больше не вздумай снова трогать мое барахло, ты меня слышишь?

Мое лицо непроизвольно расплылось в улыбке.

– Ты думаешь это смешно, Мэлоун?

Я отрицательно покачал головой.

– Я думаю, что ты красавица, – сказал ей. – И мне нравится, когда ты так меня называешь, Румпель.

– Как? Мэлоуном? – спросила она, покачивая головой. – Но так тебя зовут.

– Взамен за это имя, в котором нет твоей и части, всю меня возьми!63

Она сердито посмотрела на меня, но я заметил, как дернулись уголки ее губ. Вновь наклонившись, подхватил губами ее нижнюю губу, посасывая и пробегая по ней кончиком языка. Ее пальцы снова зарылись в мои волосы, и она притянула меня к себе. Я медленно отодвинулся, упиваясь ощущением ее пальчиков, подергивающих пряди моих волос.

– Разве тебе не нужно тренироваться перед сегодняшней игрой? – спросила она, приподняв брови.

Я уткнулся головой ей в плечо и сильнее ее стиснул.

– Да, наверное, – сказал я, пожимая плечами.

– Может, тогда тебе стоит отправиться туда.

– Наверно стоит.

– И тебе стоит сегодня играть чертовски хорошо, – добавила она. – Я ожидаю игру в ноль.

Она взяла меня за подбородок и приподняла его, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, а затем сказала, прижимая свои губы к моим, подчеркивая каждое слово поцелуем:

– Лишь. Для. Меня.

От ее слов мое сердце начало биться чаще, и я посмотрел в ее восхитительные глаза.

– Ты это получишь.

Не было ничего, чего мне хотелось бы сделать больше, чем это. Такое волнительное ощущение – я чувствовал себя собой в гораздо большей степени, чем на протяжении долгого времени.

Я собирался выиграть эту игру.

Я собирался выиграть ее для моей Румпель.

Войдя в раздевалку, я был максимально раззадорен.

– Ну что, мудилы, готовы надрать кое-кому задницы? – выкрикнул я, запрыгнув на лавочку рядом со шкафчиками.

– Пошел ты! – ответил Джереми. Парочка ребят ответили в том же духе.

– Устроим шатаут! Ни отдадим ни единого очка этим ублюдкам! – проорал я. Ткнул пальцем в моих защитников: – Разыгрываем сегодня европейскую защиту. Вы, мудилы, отводите их к боковым линиям, затем прямо к центру – никаких кроссоверов64. Оттуда уже я его возьму.

– Будет сделано, – вылез Пол.

– Клосав, Клинт – вы, парни, делайте свое дело, и у нас все будет путем.

– Блядь, да! – воскликнули они в один голос.

– Фрэнки, если ты окажешься еще хоть раз в офсайде, я лично надеру тебе задницу после игры. Не пасуй гребаный мяч, ты меня слышишь? Оставайся в зоне защитников.

– Как скажешь, капитан. – Он улыбнулся мне странной слабой улыбкой, но я его проигнорировал.

– Тони, – я посмотрел вниз на новенького, который сидел на полу рядом с дверью в душевые, зашнуровывая свои бутсы.

– Да? – откликнулся он, выглядя немного обеспокоенным.

– Начинаешь сегодня ночью. Центр. Добудь мне гребаный гол.

Его глаза расширились, и он улыбнулся.

– Блядь, да! – повторил он.

Я плюхнулся на скамейку и начал одной рукой доставать вещи из сумки, в то время как второй открыл свой шкафчик. Я выложил все в одну линию на лавочке – сначала щитки, затем носки, после бутсы. Надел их. Сначала на правую ногу, затем на левую, зашнуровал бутсы, заправил шнурки и встал для растяжки.

Игра в ноль.

Для моей Румпель.

Моей.

Я не переставая улыбался.

– У тебя хорошее настроение, – сказал Джереми, плюхнувшись рядом со мной со все еще расшнурованными бутсами.

– Сегодня мы надерем задницы, – сказал я с маниакальной ухмылкой.

– Я немного удивлен, – сказал он чуть тише. Ребята потихоньку стали двигаться в сторону выхода из раздевалки, готовые отправиться на поле. Было слышно, как снаружи начал играть оркестр. – Не так давно я и не думал, что дела идут так хорошо.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… ты и Николь… в коридоре.

– А, так ты это видел?

– Ага, но даже если бы и нет, за ланчем только об этом все и говорили.

– Дерьмо, ей это не понравится, – пробормотал я.

– И с каких пор тебя это заботит? – сказал он еще тише.

Я посмотрел на него, подумывая об остроумном ответе, но просто не смог себя заставить это сделать.

– С тех пор как она моя девушка, – ответил я, пожав плечами.

Он рассмеялся и хлопнул меня рукой по спине.

– Никогда бы этого не подумал, – сказал он с ухмылкой, а затем склонился, чтобы зашнуровать свои бутсы, продолжая посмеиваться. – Мэлоун думает о ком-то помимо самого себя.

– Пошел ты, – сказал я, но продолжал улыбаться.

– Пойдем надерем парочку задниц, – Джереми подскочил на ноги и протянул мне руку. Я принял ее, и он рванул так, что чуть не выдернул мне руку из сустава.

– Ой!

– Киска.

– Отсоси.

– Я видел пальцы и побольше!

Я замахнулся на него, но он увернулся, рассмеялся и побежал. Я погнался за ним, и остальная команда последовала за нами.

Это будет охренительно классная игра.

Шекспир сказал бы, что «меня хлебом не корми и воды не давай»65, лишь бы поиграть в футбол. Именно в такие дни, как этот, я был полностью с ним согласен.

А теперь самое время надрать задницы паре ублюдков.


***

Как только раздался свисток о начале второго тайма, пошел дождь.

Пока все шло хорошо. Счет не открыт ни с одной стороны.

Не знаю, нервничал ли Тони из-за того, что играл первый раз в основном составе, или нет, но я жалел, что сказал тренеру ввести его в игру. Он облажался уже раз шесть, два из которых должны были закончиться голом. Я не смотрел на трибуны, если мог этого избежать, но знал, что там была Николь и что она наблюдала за мной. От этого мое сердце стучало чуть быстрее, а по коже бежали мурашки.

Я стер рукавом со лба дождь, или пот, или что бы это ни было, и присел, когда форвард66 противников прошел среднюю линию. Он ушел влево, а затем вправо, обходя Пола и уходя к боковой линии. Краем глаза я видел, как их левый крайний нападающий переходит справа на нашу половину.

– Джереми! Справа! – крикнул я, но не был уверен, то ли он не услышал меня сквозь усилившийся дождь, то ли не понял, с какой стороны «право», но в итоге он пошел не в ту сторону, оставив нападающего совершенно неприкрытым.

Форвард аккуратно передал пас крайнему нападающему прямо за спиной Пола, совершенно избежав офсайда. Джереми передвинулся в центр, в то время как форвард переместился к линии штрафной площадки. Пол двигался не так быстро, как их нападающий, и мне было видно, что он собирался расположиться рядом с угловым. Я отпрыгнул в сторону и наблюдал за центральным форвардом, в то время как ему сделали навесной пас через штрафную площадку для удара головой.

Форвард идеально принял мяч, и я смотрел, как он движется под углом в сторону сетки, затем подпрыгнул и зацепил его кончиками пальцев, выбивая за верхнюю перекладину ворот. Я слышал рев толпы, когда мяч ушел в аут за моей спиной. Угловой удар для другой команды, но не гол.

– Слева, Мартин! – прокричал я Джереми, помахал ему рукой, и он передвинулся на позицию. Пол встал прямо у штанги, в то время как их центральный форвард переместился к угловой линии поля. Толпа орала на него, пока я выкрикивал игрокам моей команды, как встать на позиции.

Удар форварда был хорош – заворачивая «сухой лист»67 прямо в сторону ворот. Я посмотрел направо и налево, определяя ситуацию вокруг себя и вычисляя наибольший риск, в то время как мяч взмыл в пространство надо мной. Джереми зацепил его головой, но этого было недостаточно, и мяч упал прямо у кромки штрафной площадки, в которой находился один из полузащитников в идеальной позиции для гола.

Мяч пошел вниз и вправо от меня. Усилился дождь. Я поднырнул и схватил мяч до того как, он упал в лужу, прижав его к груди. Пока я лежал весь в грязи, плотно прижимая к телу мяч, слышал, как толпа скандировала мое имя.

Я жил ради этих моментов.

Четыре минуты до окончания игры.

Я подвел мяч к краю штрафной площадки и выбил его почти до второго вратаря. Тони не смог вовремя остановить мяч ногой, но их защитник выбил его подальше, и Джереми уже был там, чтобы вновь вернуть мяч на их половину поля.

Клинт остановил мяч и повел его по правой стороне, а затем передал пас Клосаву, которому удалось перекинуть его прямо к линии штрафной площадки, где уже ждал Тони. Он сделал обманный маневр вправо, затем влево и защитник споткнулся. Тони распрямил ногу и засадил мяч в верхний правый угол, толпа обезумела.

Две минуты спустя, когда я поднял мяч после отстойного удара нападающего команды противников, раздался свисток, и игра завершилась.

Один-ноль.

Шатаут.

Лишь для моей Румпель.

Впервые с начала игры я осмелился взглянуть туда, где, как я знал, она сидела с Марией и Рэйчел. Давая «пять» другим игрокам, я направился в сторону туннеля и увидел, как она мне улыбается.

Я перепрыгнул через ограду у кромки поля, обхватил Николь руками и всем на зависть поцеловал ее. Как-то так вышло, что меня просто не заботило, кто мог нас увидеть – мне хотелось, чтобы все узнали, что она была моей девушкой. Что в этом плохого?

– Игра в ноль, – сказал я, протянул руку и попытался погладить ее нос пальцем в покрытой грязью перчатке. В последний момент она отвернулась и грязь оказалась у нее на щеке. – Лишь для тебя, малышка.

– Фу! Томас! – взвизгнула от смеха Николь. Она толкнула меня в грудь, отчего на ее руках оказалось еще больше грязи. – Ты весь грязный!

Стянув с себя перчатки и бросив их на землю, я прихватил ее одной рукой. Потянулся другой, чтобы стереть с ее лица пятнышко грязи, но вместо этого умудрился наоборот размазать еще сильнее. Тем не менее продолжал говорить, что так лучше.

– Классно ты взял последние мячи, – сказала она. – Думала, что последний мяч пролетит у тебя над головой.

– Ни за что, – сказал я. – Я бы просто не допустил этого.

Николь фыркнула и покачала головой, когда я снова поставил ее на ноги.

– Отличная игра, сынок, – услышал я у себя за спиной. Я убрал руки с талии Николь и развернулся к отцу, стоявшему в деловом костюме, который обычно надевал в поездку. Он подошел к нам, протянул руку и погладил меня по спине.

– Спасибо, пап, – ответил я, мое сердце начало биться чуть быстрее, а горло сковало. – Ты же помнишь Николь, верно?

– Да, помню, – сказал он, обратив свою улыбку на нее. – Приятно снова вас видеть, мисс Скай.

– Спасибо, – сказала Николь, она посмотрела на меня и закусила нижнюю губу. Глаза Николь не отрывались от моих, когда она чуть прильнула ко мне. Я обнял ее одной рукой и взглянул над ее головой на отца, наши взгляды встретились, и его глаза чуть сузились.

Дерьмо.

Ему что-то не понравилось.

Он знал, что я встречаюсь с Николь, – мы говорили о том, что она делает для меня домашнее задание и прочую фигню. Представшая перед ним картина не должна была его слишком шокировать, так к чему этот взгляд?

Я почувствовал, как пальцы Николь путешествуют вверх по моему боку.

– Как твой бок сегодня? – спросила она чуть громче, чем следовало.

Ох, блядь, нет! Румпель, не делай этого.

Я усилил на ней хватку и прижал поближе.

– Со мной все в порядке, малышка, – сказал я, не спуская глаз с папы, который смотрел на Николь со слабой улыбкой. – Все в порядке.

– Томас, – сказал папа, – я спешу на рейс, он рано утром, так что я направляюсь в Сиэтл. Прогуляйся со мной до машины.

– Конечно, – сказал я, стараясь удержать на лице улыбку. – Я скоро вернусь, ладно, Николь?

Она перевела взгляд с меня на моего отца, а затем кивнула, прежде чем отпустить мою руку.

– Не хочешь это объяснить? – мягко сказал папа, когда мы направились к парковке. Солнце почти зашло и высокие осветительные лампы отбрасывали повсюду странные тени.

– Что объяснить? – спросил я, хотя прекрасно понимал, о чем он, но не хотел так явно этого показывать.

– Я думал, ты просто держишь ее ради домашек, – сказал папа. – Но ты ведешь себя так, словно ходишь с ней на гребаные свидания.

– Она очень яркая, папа, – сказал ему. Я уже думал о том, что этого разговора не миновать, поэтому по большей части заранее продумал его в своей голове. – Она бы не клюнула на обычное дерьмо. Вообще-то, это отлично срабатывает, потому что мне не докучают другие девчонки; Николь делает для меня дополнительные задания для школы, и у меня по-прежнему есть кто-то, готовый мне отсосать. Это реально идеальный вариант. Вроде как все в одном флаконе.

Я рассмеялся, а затем задержал дыхания, надеясь, что он купится. Секунду он смотрел на меня, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, и его длинная тень от света ярких лампионов накрыла меня.

– Она выглядит прилипучей, – сказал он. – Трахни и избавься от нее. Хочу бросить это дерьмо в рожу ее отца.

– И все же это хорошо срабатывает, – повторил я, надеясь, что он передумает, хотя и знал, что он этого не сделает.

– Трахни и брось ее, – повторил он. – Или просто брось, если она не раздвинет ноги. Я не хочу, чтобы ты отвлекался. Мессини будут тут к следующей игре на нашем поле. Убери ее с дороги до того времени.

– Ладно, – кивнув, сказал я, – но будет сложновато найти кого-то другого, чтобы делал за меня домашку.

– Тогда брось эти гребанные углубленные классы, – ответил он.

– Я что-нибудь придумаю, – тихо сказал я.

Я смотрел, как он отъехал, а затем повернулся и направился назад на поле, стараясь придумать, что, черт побери, мне сказать Николь. Очевидно, что я мог бы сказать ей правду – немного она и так уже знала, – но я не хотел этого делать. Мне не хотелось, чтобы она знала, что о ней сказал папа.

Я потряс головой, разбрызгивая капли дождя с волос во все стороны.

Одно было очевидно, я не собирался бросать ее сегодня. У меня была целая неделя до возвращения папы. Если мне придется закончить все дела с Румпель до этого, то я собирался сделать ближайшие семь дней самыми лучшими.

Мой телефон мяукнул смс-кой: Джереми спрашивал, куда я делся. Я быстро напечатал ответ и пробежал остаток пути к трибунам.

Добежав до Николь, я был не в настроении отправиться гулять с остальными членами команды. Она определенно заметила изменения в моем поведении, хотя я изо всех сил старался скрыть это. Каждый раз при взгляде на нее в моей голове звучали слова папы: «Трахни и брось ее».

Я не мог этого сделать – только не с Румпель.

– Все в порядке? – тихо спросила она, когда ребята начали расходиться по своим машинам, направляясь на небольшую полуночную вечеринку на пляже.

– Я в порядке, – сказал ей. – Просто сегодня слишком, на хрен, холодно для вечеринки на пляже.

Она посмотрела на меня, явно не купившись на мою дерьмовую отмазку.

– Чем ты хочешь заняться?

– Может, просто поеду домой – мне нужно утром тренироваться.

– Ты тренируешься каждое утро, – сказала Николь.

– Субботние тренировки более интенсивные, – сказал я, пожав плечами. – Больше всего я тренируюсь по субботам и вторникам.

Она вновь окинула меня взглядом и наконец кивнула.

– Хочешь заглянуть на ланч, когда закончишь? Утром папа едет на рыбалку, но к обеду вернется.

– Это было бы здорово, – сказал я, именно это и имея в виду.


***

В субботу утром я рано встал для пробежки. Старался усерднее от закравшейся в голову мысли, что братья Мессини приезжают, чтобы посмотреть на меня. Первую милю я осили чуть меньше, чем за пять минут, а затем две следующие – за шесть.

Жаль, что папы не было тут, чтобы проверить мое время.

После пробежки я отправился в подвал потягать свободный вес. Закончив, был весь измотан и готов отправиться в кровать, даже не удосужившись сходить в душ. Хотя я не мог так поступить, ведь Николь ждала меня к ланчу, а мне не хотелось ее расстраивать.

Во всяком случае пока.

Смывая с тела пот, я думал о том, что ей сказать. Инструкции папы были четкими как всегда – у меня было две недели, чтобы избавиться от моей Румпель. Если я этого не выполню… что ж, даже думать не хочу о том, что бы он мог сделать. Папа был действительно хорош в том, чтобы нарывать дерьмо на людей, и я определенно не хотел, чтобы ему представился случай узнать о жизни Николь в Миннесоте.

«Трахни и брось ее».

Когда я раздумывал о «плане» папы, первая его часть вертелась у меня в голове, и я осознал, что не разряжался – ни разу, – с тех пор как Лиза стояла передо мной на коленях в раздевалке в тот же день, когда я впервые столкнулся с Румпель. Я ничего ни с кем не делал, кроме Николь, за исключением серии быстрых поцелуев с Кристал Ллойд в автобусе, на которые даже не отвечал. Я был в постели с Николь, но мы ничего не делали, кроме того поцелуя.

Она была моей девушкой уже около двадцати четырех часов.

Мы должны были уже заняться сексом к этому моменту?

Дерьмо – я понятия не имел. Всегда пропускал часть со свиданиями и переходил прямо к сексу, ну, или по крайней мере к минету. Я представления не имел, что было нормальным, а что нет. Я знал, что у Джереми и Рэйчел было не так, потому что он мне немножко рассказывал. Они некоторое время ходили на свидания, прежде чем он начал совать в нее свой член. Хотя я и не знал продолжительности.

Продолжительность их периода свиданий – а не его члена.

Извращенцы.

Сочетание моих рук в пене и мыслей о том, должен был я уже трахнуть Николь к этому времени или нет, о том, как давно я вообще не разряжался, что ж… иногда что-то начинает происходить еще до того, как ты это сам осознаешь.

Папа всегда говорил, что передернуть самому – это для лузеров, которые не могут заполучить девчонку, чтобы сделала это за них. Я не передергивал себе… черт… очень давно. Может, с тех пор, как мне было пятнадцать. Если бы я хорошенько об этом подумал, то смог бы сказать точную дату, но я был больше заинтересован в своей растущей эрекции и мыслях о Румпель.

Может, «спустить» пару раз не было такой уж плохой идеей.

Я закрыл глаза и обхватил рукой член.

Я представил, как она пробирается в ванную и открывает дверцу душевой. Ее рука тянется и обнимает меня за пояс, а пальцы обхватывают мой пенис. Она ласкает меня сначала медленно – перенося мыло с моего тела на мой ствол, отчего он становится гладким и скользким. Ее пальцы чуть усиливают захват, скользя вдоль моего члена вверх, а затем вниз. Другой рукой она пробегает по моим яйцам, нежно поигрывая с ними, пока прижимается своим телом к моей спине. Я чувствую ее соски на своей коже.

Я уперся раскрытой ладонью в стену душевой и прислонился к ней, прижимаясь всем весом к прохладной плитке, в то время как вторая начала работать чуть быстрее. Мысли пустились вскачь.

Николь передвигается и встает передо мной, теперь я вижу ее обнаженную грудь и киску. Она опирается спиной о стену душевой и закидывает одну из своих мускулистых ног мне на талию. Я легко проскальзываю в нее своим намыленным членом, и это так, так хорошо…

Я слышал, как участилось мое дыхание, по мере того как водил рукой вверх по стволу, задевая большим пальцем текущую головку, и затем опускался к основанию. Образы Румпель, запрокидывающей голову, прижимающейся к стене, в то время как я методично врезаюсь в нее, проносились в моей голове, пока я наяривал рукой.

«Ох, блядь… блядь… Румпель…»

Мои яйца напряглись, а колени слегка ослабели, когда я выстрелил на пол душевой. Со стоном произнес имя, что придумал для нее, вместе с парочкой крепких словечек, пока мой оргазм не утих.

Охренеть, это было приятно.

Осторожно ступив на коврик ванной, я вытерся и занялся своими обычными действиями в ванной. Сначала побриться, затем почистить зубы, после дезодорант, и наконец повозиться с волосами двадцать минут, несмотря на то, что уже спустя две минуты, после того как я просто проведу по ним рукой, не будет никакой разницы. Я натянул джинсы на все еще влажные ноги, надел простую белую футболку, а сверху зеленое поло.

Я был вполне уверен, что раньше передергивать себе не было настолько приятно. Если лишь при мысли о том, чтобы оказаться в Николь, ощущения были такими… обалденными, то насколько же приятно будет заниматься с ней сексом.

Я подумал о том, что, возможно, мы сделаем это сегодня.

Довольно странно, но я ждал ее готовки больше, чем чего-либо иного. Я был не против переждать до другого раза, если она хотела этого.

Залезая в машину, я не почувствовал особой боли, но, видимо, я перестарался с тренировкой, и стоило мне добраться до дома семейства Скай и спокойно посидеть в течение нескольких минут, как мои мышцы задеревенели. Выбираясь из джипа, я со стоном перенес ноги из-под руля на землю, после чего мне пришлось воспользоваться обеими ноющими руками, чтобы вылезти из машины. Я поплелся по подъездной дорожке к крыльцу и умудрился улыбнуться, когда Николь открыла мне дверь.

Она была чертовски красива, чтобы не улыбнуться.

И она была моей.

Моя Румпель.

По крайней мере пока.

Румпель подготовила все к пикнику, видимо, решив устроить его на природе. У нее была куча разных фруктов – половину из них я даже не знал – и сыры, и крекеры, и хлеб. Она надеялась, что мы сможем пообедать на покрывале на заднем дворе, но только я зашел, начался дождь, так что мы перенесли пикник в гостиную.

С моим аппетитом после тренировки я уминал все, что она ставила передо мной, говоря названия различных фруктов и сыров. Очевидно, ее мать устраивала несколько винных и сырных вечеринок, и оттуда она узнала многое о сыре. Это было потрясающе.

Ну, за исключением сыра бри. Это дерьмо было противным. Оно вроде как напомнило мне о ногах.

Пока мы ели, я задавал ей тысячу вопросов о ее маме и жизни в Миннеаполисе. Она скучала по тому своему дому, и я терзался мыслями о том, как чувствовать себя по этому поводу. Мне по-прежнему хотелось оторвать яйца тем двоим парням, которые сотворили с ней то дерьмо, но в то же время я был рад, что сейчас она была здесь со мной.

Сейчас.

Пока что.

Дерьмо.

Я знал, что нужно было поведать ей о словах папы, сказанных прошлым вечером, но мышцы все еще были сильно окаменевшими, и я дерьмово себя чувствовал. Мне не хотелось усугублять свое состояние, рассказывая ей еще и о той херне, поэтому я ничего не сказал.

Пикник закончился, и я помог ей отнести все на кухню, прибрать и разложить все по местам. Мне довольно неплохо удавалось маскироваться, пока она не попросила меня убрать поднос на верхнюю полку и не услышала, как, потянувшись, я зашипел.

– Ты в порядке? – спросила Николь.

– Э-э… конечно! – сказал я, одаривая ее полуулыбкой и надеясь, что она купится.

Откуда же взяться такому везению.

– Бред собачий, – она уперла руки в бока. – Что с тобой не так?

– Мышцы, – признался я. – Ничего такого.

Глаза Николь потемнели, а голос понизился:

– Твой папа?…

– Нет, нет, – ответил я, качая головой. – Папа уехал из города на неделю. Правда, просто немного ноют из-за тренировки.

– Немного ноют?

– Ну, довольно существенно, вообще-то.

– Томас, – вздохнула Николь с досадой. – Почему ты просто не позвонил? Нам не обязательно было сегодня встречаться.

– Я не хотел это пропустить, – сказал я и, сузив глаза, перевел взгляд в сторону окна. – Я… Я хотел увидеть тебя.

Она сделала шаг навстречу, и я посмотрел на нее, в тот момент как мы оба потянулись к бедрам друг друга. Я наклонился и поцеловал ее, совершенно не заморачиваясь тем, что на вкус она была как бри с инжиром. Я прижался к ее лбу своим, мои глаза все еще были закрыты. Колени немного тряслись.

– Ты спишь на ходу, – сказала Николь. Я не мог спорить, так что позволил уложить себя на диван в гостиной. – Приляг, пока не упал.

Я не мог не согласиться, плюхнувшись на диван и положив голову на маленькую подушку, лежащую у подлокотника. Я простонал. Оттого что я лег, ломота в мышцах будто стала еще очевидней. Икры горели, а жесткость диванных подушек под плечами вынуждала меня кряхтеть. На секунду я зажмурился и постарался заставить мышцы подчиниться.

– Думаю, ты перетрудился, – сказала Николь, глядя как я ворочаюсь, стараясь занять более удобное положение. – Тебе что-нибудь нужно?

– Только ты, – ответил я, перестав вертеться и похлопав по подушке рядом с собой. Николь улыбнулась и села на краешек дивана. Я обнял ее рукой за талию, и она положила ладонь мне на плечо.

– Скоро начнется полуфинал Кубка Мира, – сказала она, взяв пульт со стоящего перед ней кофейного столика и включив телевизор. – Сегодня играет женская сборная США, если хочешь посмотреть.

– Ладно, – сказал я, зевая, – но ты должна прилечь со мной.

Николь приподняла брови, но легла, прижавшись спиной к моей груди. Я скользнул пальцами по ее талии и придвинул поближе к себе.

– Так тебе нравится Хизер Миттс68, как всем другим парням-футболистам? – спросила она.

– Не-а, – ответил я. – Хоуп Соло69.

Она шлепнула меня по руке, но я лишь усмехнулся, не ведясь на это, потому что маленькое теплое тельце Румпель лежало «ложечкой» перед моим на крошечном диванчике, из-за чего она была максимально прижата ко мне. Моя рука обнимала ее за талию, и я закрыл глаза.

– Цифры, – пробормотала она. – В любом случае Миттс на скамейке.

– Ммм… – я едва ли ее слышал. – США против Бразилии, верно?

– Угу, – Николь сказала еще что-то, но я прослушал.

Голове стало тепло и мягко, и когда она спросила меня что-то о первом голе в игре, я просто хмыкнул и уткнулся носом в ее волосы. Она пахла так охренительно хорошо.

До меня доносились звуки из телевизора, но они не особо доходили до моего сознания. В какой-то момент Николь заворчала на счет того, что судья не в своем уме и, возможно, курит крэк, но я не видел или не слышал причины. Единственное, что занимало меня, тепло ее тела, прижимавшегося к моему. Несмотря на боль в мышцах, мне было комфортно с ней.

Я задремал.

В моей голове всплыли новые образы с нашего пикника, при этом дождя не было, пока мы не устроились на заднем дворе. Мы клали на хлеб сыр, когда на нас обрушился дождь, и пришлось быстро все хватать, чтобы занести в дом. Николь вся промокла, и мы оба смеялись, намокая под дождем, а я покрывал ее поцелуями.

Я услышал голос ее отца, но моя голова все еще была как в тумане.

– Это ты его вымотала?

Я почувствовал, как тело Николь тихонько затряслось, когда она мягко захихикала. В моей голове мы втроем сидели на покрывале для пикника под дождем. Я поцеловал шею Николь, пока она разговаривала со своим отцом.

– Нет, он таким пришел. Думаю, он немного перетрудился во время своей утренней тренировки.

– Так больше никакого притворства?

– Думаешь, ты самый умный, да? – хихикнула Николь.

– Я подумал, что это очевидно, после того как впервые увидел его тут, когда ты на него орала, – Грег тихо посмеивался в нос.

– Все равно.

– Вы, ребятки, порой довольно очевидны, – сказал он. – Полагаю, я мог бы одолжить тебе руководство полицейских детективов, чтобы помочь это понять.

– Очень смешно!

– Как прошла вчерашняя игра?

– Она была хорошей, – тихо сказала Николь. – Томас играл действительно отлично – шатаут.

– Тебе этого не хватает?

– Я же там была, – сказала она. – Как мне этого могло не хватать?

– Ты же знаешь, я не это имел в виду, – голос Грега немного помрачнел.

– Иногда, – услышал я бормотание Николь. – Но недостаточно, чтобы играть прямо сейчас. Пока хватает того, что есть за кого поболеть, понимаешь?

– Полагаю, что да, – ответил он.

– Ему нужен кто-то на его стороне, – сказала она так тихо, что мне показалось, я снова задремал. Она повертелась у меня в руках, и я почувствовал ее нос у своего подбородка.

– Должен признать, – сказал Грег, – когда он здесь, то кажется довольно не похожим на того, каким я видел его в прошлом.

– Хотела бы я знать, которому из них верить, – сказала Николь.

Тепло ее дыхания на моей шее продолжало дарить мне комфорт и уют, в то время как я продолжил дрейфовать в этом странном сне о беседе Николь со своим папой – которая так отличалась от моих разговоров с отцом. Полагаю, именно поэтому их диалог был похож на сон – для меня в нем вообще не было никакого смысла.

Возможно, Шекспир бы сказал, что я хотел лишь «уснуть и видеть сны»70. Как бы то ни было, этот разговор был для меня совершенно сюрреалистичным.

К тому же, как долго я мог бы просто спать тут с ней?


Загрузка...