Осень в Кёнигсберге (СИ)

Глава Пятая Леша

Окончив школу, не дожидаясь, пока мне стукнет семнадцать, после очередной ссоры с матерью и ее мужем, собрала вещи и уехала к бабушке в Россию, в Петрово, Калининградскую область.

Калининград. Мой родимый и такой любимый Кёнигсберг. Город, в котором в крепкий узел сплелись нити прошлого, настоящего и будущего. Мир тайн и надежд на светлое будущее.

Такой же неприкаянный, с потрепанным, разодранным безжалостной судьбой, сердцем, такой же чужой среди своих, как и я.

С тебя вырвали душу и заселили новую жизнь. Тихими, робкими шагами… среди руин жуткой войны, возрождаясь из пепла, ты вырвался из заточения страха и безнадёжности, взлетев необузданным фениксом ввысь, и засиял еще ярче.

Еще живы те, кто помнит, какв первых рядахприехали к тебе в конце 40-х, как бросились в пучину политических интриг и житейской жути. Как ступили на землю чужака и попытались увидеть в разрушенных, закопченных дымом из красного кирпича стенах, в осколках горя и ужаса, свой родной дом. Как Королевская Гора стала упорно превращаться в город имени Калинина…

Безжалостная кошка страха заживо сдирала кожу каждый раз, когда приходилось ступать шагза порог на безлюдную улицу и идти в поискахогоньков жизни.

Завоеватели. Победители… Или жертвы, получившие трофей, как залог того, что ад больше не возвратиться…

Сложно судить, да и у каждого свои доводы. Но кто что бы не говорил, ничего уже не изменишь… Ты остался один, брошенный, вырванный из рук прежних хозяев, и награжденный новой «судьбой».

И пусть в темных переулках ещебыло застывшее эхо крика смерти, дрожал визг боли, и доносились рыданияглубокого отчаяния, с каждым стуком сердца новоприбывшего разливалось по твоим жиламвсе больше тепла. Априлежнаярека Преголяревностно смывала потоки крови и слез чистой, пресной водой, обещая подарить вскоре счастливое, беспечное будущее…

Сначала эта «поездка» оправдывалась желанием «провести летние каникулы у бабушки»; затем — «рвением учиться в престижном КГТУ»; и только потом истинной причиной — мечтой жить своей жизнью, без абсурда давления со стороны матери и вездесущего отчима.

Жаркий, помню, тогда выдалсядень. Накупавшись вдоволь, хоть в холодном, но таком блаженном (после сумских-то водоемов) Балтийском море, в Светлогорске, с чувством исполненного долга перед собой и изнеможенным от духоты и высоких температур телом, я приплелась к своей подруге Ульяне.

— Злат, а я ухожу.

— Смешно.

— Ну, хочешь,… пошли со мной?

— Куда?

— К моему Митеньке…

И пусть разговор состоялся полчаса назад, эта несушка все еще разорялась в своем доме, наводя марафет. Я же устало сидела во дворе, идиотически покачиваясь на качелях. И вдруг, словно эхом из 45-го, мимо меня стала двигаться целая колонна военных машин, под сотню единиц, не меньше. Эдакой жуткий знак судьбы, ведь мой «будущий» Лёшенька как раз тогда учился в военном институте на втором курсе…

Я с жадностью всматривалась в «незваных» гостей, не желая пропустить хоть малейшую деталь. Взгляды солдатиков, их улыбки, крики, шутки… мое смущение и робость.

Пока всё это действо близилоськ своему логическому концу, да и пока Улькасобралась, подоспели все наши: Лина, Аня, Елена и Женя. И вот такой делегацией мы выдвинулись в сквер, к памятнику Великой отечественной и ее жертвам, куда и должен был подойтиДимка.

Но, кто-то свыше уже давно расписал свой коварный план, нарисовав две кривые, пересекая их и взрывая в новой, покореженной будущими событиями и переживаниями, судьбой несчастной любви.

Анька первая закричала от радости. Не сразу я сообразила, что происходит. Но затем взгляд уткнулся в его лицо: навстречу нам шло два молодых человека — Митька Ульяны и,… по всей видимости, какой-то его товарищ.

«Голодные», «неприкаянные» девчушки тут же кинулись делить кавалера, словно последнего мужчину на земле.

Не сдержалась и я: сыграл дурной, упертый характер.

Как же это не вступить в глупый спор за трофей? Как же отдать право на победу кому-то? Да не будь я Златой, если промолчу!

Дележка «подарка» закончилась полной капитуляцией других девушек, и я, разгорячённая львица, бросилась на бедного парня, очаровывая, околдовывая, лишая того хоть малейшего шанса на спасение.

Но это была лишь игра. И пусть он прилежен, учтив, хорошо воспитан и красив на лицо, статный военный, который и словом мог угодить, ублажить, и делом, отчего-то моя душа не лежала к нему. В тот вечер я быстро сбежала домой, в спехах попрощавшись и бросив «жениха» ни с чем.

Чего грех таить, я тайно надеялась, мечтала, что тьма скроет путь, адрес моего «приюта», и никогда мой ягненок больше не потревожит логово коварной завоевательницы.

Да не тут-то было. Лёшаоказался не из робкого десятка.

И не ясно уже стало, кто из нас захватчик, а кто — жертва. Быстро меня отыскал через Дмитрия. А затем,… затем с каждым напором, с каждым наскоком, попыткой мои стены рушились — и я влюбилась, впервые открыто и безвозмездно влюбилась. А через два дня, как мне исполнилось восемнадцать, стала его женой.

………………

Встать с подоконника, забрать чашку с собой. Лишки — в унитаз, остальное смыть в раковине.

Тяжелый вздох — и пройтись по квартире. Взглядом уткнулась в альбом на полке. Нет, в нём давно уже нет ни одной фотографии Лёши. Ни одной…

С глаз долой, из сердца — вон.

Машинально обернуться и посмотреть в привычную сторону: «15:28».

Еще нескоро вернется домой.

Ужин готов, квартира убрана. Компьютер надоел, телевизор давно уже неинтересен.

Тяжелый вздох, прогоняя накопившиеся эмоции, — и опуститься в кресло. Голову откинуть на спинку, ногу на ногу — и замереть, перебирая, ковыряяпрошлое дальше…

………………..

Алексей учился все в военном институте, а по ночам работал охранником, я — поступила в КГТУ на юриста и вела дом хозяйство.

Переехали в Калининград, в семейное общежитие…

Странно как-то. Вся наша жизнь сопровождается какими-то тайными знаками, намеками, предостережениями… Кто-то свыше хочет сказать что-то важное, да вот только стоя вот так вплотную, купаясь в жгущих эмоциях,… уж слишком слеп и глух, чтобы что-то заметить.

… и ко всему моеупрямство дает о себе знать. Самолюбие и эгоцентризм. Хочу — а значит, получу… любой ценой.

Когда мы подавали заявление в ЗАГС,… было землетрясение в Калининграде (до безумия крайне редкое явление): хорошо нас в тот миг тряхануло…

Обе попытки обвенчаться с Лешей заканчивались жуткой нервозностью, зеленым моим лицом и обмороком, причем любые другие походы в церковь мне давались легко.

Знак? Предупреждение? Нужно было остановиться?

Да неужели? Остановило бы это Вас? Остановило бы, если этот человек — это всё, что нужно в жизни, всё, что есть, всё, чем дышите, что дает силы и желание просыпаться каждое утро…

Вот и меня ни на мгновение не усомнило, не предосторожило, не пресекло…

Я отдавала ему всю себя. Сполна. Не жалея ни сил, ни времени, ни собственных желаний. Он мне был и мужем, и братом, и отцом, и богом.

Был моей вселенной…

Помню, как не поддалась на уговоры друзей из университета учувствовать в конкурсе талантов. Время, которое пришлось бы тратить на репетиции, я с радостью посвятила своему любимому(дико было потом наблюдать за всем происходящим на сцене из проема входной двери в актовый зал, да и то только короткие минуты слабости и интереса…)

Та же участь постигла и предложение знакомых влиться в их рок-группу.

Гитару со стихами я давно забросила.

Друзья? Подруги? Они давно исчезли, превратившись в простых товарищей и далеких знакомых. Весь мой круг общения сузился к часам жизни в университете, и только ради учебы, по делу. Все остальное время я посвящала своему божеству…

Но, чем больше за ним гналась, тем рьяней пытался убежать от моего напора, от моего внимания, моей любви. Я оказалась достигнутой вершиной, взятой высотой, а потому… взгляд упорно стал блуждать по сторонам, да, увы,… того вовремя не заметила (хотя, изменило бы это что-то? сомневаюсь, сама загнала себя в капкан зависимости и поплатилась за это).

Работа охранником брала свое: ночи напролет Леша был где-то там, за пределами моей досягаемости. Работа? Как оказалось, как сам потом признался (честный парень), несколько раз уходил в «позыве долга», а сам с друзьями куролесил до рассвета в каком-то клубе, а, может, и подругами, кто знает.

Да и однажды работу с тем же успехом разменял на вечер стриптиза…

А я, наивная, все рубашечки ему гладила, в губки целовала и по головке гладила, нежно шепча его имя, как заговор…

Но от этой его искренности что-то внутри меня сломалось. Сама того еще не понимала. Но обида сосала меня изнутри, порождая из зернышка тайной боли целый рой всепожирающих червей…

— Н-нет, дорогой, — ехидно, помню, рассмеялась я. — И не рассчитывай, не поеду за тобой в твою тьму-таракань, пока универ не закончу.

И вот оно решение — основательная трещина в нашем совместном будущем. Раз я не поеду туда, куда тебя отправят служить после института, ты бросаешь все к чертям собачьим (на тогда уже четвертом курсе)… и устраиваешься в «Бау-центр» продавцом. Наша любовь трещит, но всё еще держится. От твоей решимости и уступка мне — прошлое смывается чистой, пресной водой, руша толстые слои соли застывших слез. Я вновь верю в светлое будущее и вновь бросаюсь в пучину открытых, пылких отношений, не боясь быть зависимой и уязвимой…

Но уже через полгода тебя повышают до администратора зала, в твои-то молодые годы, признают и ценят высокий ум и качественный труд. Ты звезда, а я — увы,… осталась лишь тенью.

Сколько уже лет прошло, а до малейшей детали помню тот вечер. Ту, нашу ссору, твои жестокие слова:

— Ты — хорошая жена, но мне с тобой скучно. Прошла любовь — завяли помидоры…