Осень в Кёнигсберге (СИ)

Глава Шестая Черный день

………………………….

Черт, до сих пор дерет в горле обида, пусть даже уже не плачу. Пусть уже и не ненавижу…

Глубокий вдох — и прикрыть устало веки.

…………………….

Знаю, что не была идеальной женой, из-за своего сложного характера могла и огрызнуться на попытки меня обидеть, но, видел Бог, я искренне старалась изо всех сил угодить и ему, и его матери…

Помню, как жили у свекрови в Зеленоградске, я все норовилапочаще оставлять Алешу с ней вдвоем, думала, что той будет приятно поговорить с сыном, чисто по-женски хотела понять. Да, как оказалось, зря…Она на меня ему усердно жаловалась: и то не то, и то не этак…Мне хоть бы раз сказала — с радостью б исправилась. Да, видимо, это было слишком «заумно».

…стала замечать, как меняется его отношение ко мне.

Помню, едем в Калининград, тороплюсь на зачет в университет, и, как назло, уже у самого городавспоминаю, что забыла зачетку.

Он разорался, заставляя обратно возвращаться…

И, что самое обидное, я так сильно волновалась, а он это никак не мог понять.

Слово за слово — и понеслась: и смысла у меня нет в жизни, и, вообще, я посуду не тута ставлю!

Слышу ж, чувствую, не его это словавовсе, не его злость сейчас на меня выплескивается желчью…

Добилась своего «мамочка», поссорила нас — я уехала назад к бабуле. Выдержала месяц — не ела, не спала, к подруге на свадьбу не пошла (чтобы он не ревновал), но чувствую, понимаю: не могу без него жить, не могу, хоть убейте!

Звонок, слова… и вновь замирает сердце от поцелуев и нежных ласк.

Вернулась обратно…

К тому времени уже успела получить гражданство (мать окончательно смирилась с моим желанием жить в России), так что летом, на каникулах, я без проблем устроилась в детский сад воспитателем, чтобы не чувствовать себя дармоедкой, и на заработанные деньги подарила свекрови телефон.

Помирились.

(или, как всегда, просто нарисовалась видимость «добросердечных» отношений)

Но стоило ли это ревностных усилий? Стоило ли того?

… все становилось только хуже. Жизнь катилась с горки, разбиваясь о кочки на пути вдребезги.

…

Помню, как зазвенел его мобильный.

Короткий взгляд на дисплей и принял вызов. Машинально повернулся ко мне спиной и спешно пошагал на вход (из комнаты). Заговорил, затараторил.

До моего слуха донесся девичий голос.

Торопливо подскочила со стула, шаг вдогонку.

«Завтра заезжай за мной, как обычно», — донеслось из трубки…

В глазах аж помутнело.

Сходу бросаюсь к двери — и в лес.

Пятьдесят метров пролетела, как три шага, а дальше дело техники — скрылась в деревьях, потерялась в заботливой темени безмолвного, вечнозеленого друга.

Не догнал…

Слезы лились по щекам, жадно пытаясь убежать от разгорающегося внутри пожара. Кошка скребла изнутри и снаружи, раздирая на кусочки. Обида, сплетаясь с болью и ненавистью, рьяно выжигала кислотой дыру в душе, нервно комкая сердце. Никакие объяснения самой себе и отговорки не могли все исправить, убедить, привести в чувства.

Каждому оправданию сразу эхом повторялись жуткие слова и рисовались болезненные картины…

Упасть на мягкий, холодный, мокрый мох, прижаться спиной к стволу дерева и дико, отчаянно зареветь на всю глотку.

«Предатель!»…

… «Предатель!»

«Сука… предатель»

Не знаю, не помню, сколько тогда прошло времени, прежде чем смогла собраться с силами, с духом. Как выбрела наощупь домой.

Помню, только как поставила ультиматум, яростно сверля взглядом его серые глаза.

— Если хочешь, чтобы я осталась — дай с ней поговорю!

— Злата, солнышко, — попытался обнять; вырываюсь, визжу, кричу, нервно трясясь от злости и боли. — Это просто коллега! Нам просто по пути ехать!

— Давай мобильный, или это — конец!

Нырнул в карман, достал телефон и, секунду помешкав, протянул мне.

— Ира.

Выхватила, выдрала из его руки аппарат и нервно начала тыкать по кнопкам.

Ждал, молча, ждал, наблюдая за каждым моим движением, следя за каждой эмоцией…

— Здравствуйте, я — Лешина жена, и мне не нравится то, что вы ему звоните и назначаете встречи!

— Да, да. Я вас понимаю, — нервно, торопко заговорила та, едва пришла в себя после моей нападки, — … сама была замужем. Больше звонить не буду.

… говорил, что больше ее не подвозил.

Счастлива? Счастлива! Конечно, счастлива… была.

Была.

Все это резко, в тот, черный день, оказалось прошлым.

Наступила очередная «осень» — и жизнь отвесила вторую оплеуху…

— Ты — хорошая жена, но мне с тобой скучно.

Пытался то ли оправдаться, то ли еще глубже загнать нож в сердце.

И так, раздавленная депрессией, осознанием того, что нужно что-то менять, что-то решать в этой жизни, что деньги сами не вырастут, и их нужно зарабатывать, я едва дышала.

И пусть люблю юриспруденцию, пусть она давалась мне легко, с каждым днем все больше понимала, что это не мое. Ведь ради того, чтобы данной профессиейдостойнозарабатывать, чего-то нормального достигнуть, нужно иметь твердый, холодный, расчетливый, лицемерный характер.

А меняться я не хотела…

Очередные проблемы дома у матери и отчима, болезнь бабули (приступ инфаркта) — всё это вынудило занять денег у Алеши и свекрови.

Странное реверс-дежавю, не имеющее в себе повтора: когда мой отчим помогал Алексею покупать машину, все было так, словно и нужно, естественно, без обязательств. А когда вопрос выросс другой стороны, ко мне пришло великое прозрение…

И во всем этом потоке страха, переживаний и безвыходности, я стала еще больше угасать.

И тут ты… открываешь дверь, неспешные, врастяжку, полные сомнений и нервозности, шаги в комнату. Застыл на мгновение, взгляд на меня, не касаясь глаз.

— Я от тебя ухожу.

… не верю, отрицаю, пропускаю мимо ушей. И пусть поддаюсь на игру, веду разговор, не понимаю, что всё уже решено… и кончено.

— И с чего так вдруг? Тебя что-то не устраивает?

— Нет. Просто…

— Просто что?

— Злата. Давай не будем, — раздраженно скривился.

— Что не будем? Леша! Как это не будем?

— Зачем весь этот крик? Эти разборки? Давай расстанемся, как нормальные люди.

(болезненная пауза)

— Я, просто, хочу понять, что сделала не так.

— Ты здесь непричем… Ты — хорошая жена, но

… мне с тобой скучно.

(оцепенела; слова застряли в горле, так и не коснувшись языка;

тягучие мгновения — отойти от шока)

— Скучно?

(едва слышно повторила;

внутри обида вдруг взорвалась бурлящей кислотой злости)

Скучно?!! Да?!!

(руки нервно сжались в кулаки, и готова была зубами вцепиться в ублюдка)

— Да, Злата! Да! Скучно!

Прошла любовь, завяли помидоры.

Удар в сердце…

В глазах потемнело. Замерла, не дыша.

Заезженная фраза ужалила больнее пощечины.

Неужели… за все то время, что прожили вместе, в такой момент я недостойна искренности, чувственности? Правды.

— Леша, — собираю остатки жизни по телу; стиснув зубы от боли, перевожу на него взгляд, боясь коснуться глаз. — Леша… у тебя кто-то есть?

Едва заметно вздрогнул. Застыл.

Промолчал.

— Леша… прошу…

— Н-нет.

— Пожалуйста…, - едва сдержалась от писка; слезы новой волной сорвались с глаз и спешно покатилисьпо пылающим щекам вниз, покидая больной, жгучий внутренний ад. — Скажи… Кто она? Как ее зовут?

— Нету, Злата. Никого.

— Тогда почему?

— Я же уже сказал.

— Ну, не верю тебе! Не верю! Ты хоть сам себя слышишь? В чем моя вина? В чем? Что я все время посвящала тебе? Наплевала на свою жизнь, на себя, а ты

— Катя.

Выстрел.

Упала душа в пятки

… и захолонула.

Глаза приросли к его лицу, руки рухнули вниз, все внутризанемело.

А затем, спустя секунды прозрения, болезненный

ком металлическими шипами в груди стал нервически ерзать, раздирая сердце на ошметки. Хотелось завыть, дико завыть, да только забылось, как дышится.

Умерла. В тот миг, казалось, я умерла.

Молчишь. Растерялся, ждешь продолжения. Моих слов, действий.

Секунды стекали в минуты… прежде, чем нашла в себе силы пошевелиться.

— Кх-кто она? — хрипит горло. Язык едва ворочается.

— С работы.

…

Не знаю, сколько еще должно пройти времени, чтобы вспоминая этот момент, не сжималось от боли сердце,… чтобызверь обиды не драл до крови когтями душу.

Всё в прошлом. Всё. И даже на мгновение ничего не хочу вернуть обратно.

Забыть. Замазать. Уничтожить, да… невозможно.

Перед глазами наша ссора, раздражение и попытки посильнее задеть друг друга. Мои слезы и твое раздражение.

И приговор. Твои слова.

Твое решение.

Время, казалось, остановилось. Я отказывалась поверить, что это — конец. Что дальше ничего не будет. Что свет погаснет — и мой мир умрет. Лицо твое окаменело, а глаза покрылись льдом. Чужой. Чужой… ты лежал в кровати в сантиметрах от меня, а казалось, словно разделяют нас километры.

Нервно стряхнуть голову, прогоняя ужасные мысли. Нет. Нет! Ничего не кончено! Завтра будет обычный день! Обычная ссора и… примирение. Ты мне соврал. Ты не уйдешь к ней. И вообще, ее не существует…

Уговорила тебя сегодня не уходить. А завтра — и сам передумаешь. Остынешь.

Мой бог меня не покинет, и солнце не погаснет.

Я боялась тебя коснуться, но и боялась упустить. Неужели последний раз вот так в одной кровати? Вот так близко? Вот так… твоя?

Уснул… Слышу, как стихло дыхание, стало ровным и поверхностным. Мой Лёшенька, мой Алексей… моя судьба. Всматриваюсь в твое лицо, а слезы так и рвутся наружу, жадно вымаливая прощение, помилование… Жадно моля остаться…

Все будет хорошо. Все обойдется, я буду жить.

Ты не уйдешь, будешь со мной. Еще много-много лет буду просыпаться рядом, буду целовать твою родинку наплече, нежно водить, гладить рукой по волосам, упиваться твоим запахом, засыпая на груди, и трепетно сжимать ладонь во сне, лениво ворочаясь в постели …

…

Утром мы поехали в Калининград: он — на работу, я — в университет.

Я даже не понимала толком, что происходит, просто знала, понимала, главное — не оставаться одной, чтобы крыша не поехала. Не поддаваться панике, не вестись на ложь и обман.

Он просто хотел сделать мне больно. Хотел… и сделал.

Наступит вечер… — и приедет по меня, как всегда. МойАлешенька по меня вернется.

Все будет, как раньше.

Все будет, как всегда.

Но он… не приехал.

И не явился на следующий день.

И даже через неделю…

Сказка оборвалась, превратившись в жуткий кошмар.

Мое божество меня предало.

Сердце остановилось. Душа умерла. Глаза потухли.

И только тело все еще удерживало в себе импульсы.

Оно… жило.

Сон перестал брать меня в свои руки, оставив свободу мыслям, вопросам без ответов… и жгучей боли.

Мир взорвался,… но вместе с тем не перестал существовать.

Несколько дней не вставать с кровати. Забыть как есть, как пить. Забыть, как жить. Один лишь жуткий страх впустить в сознание и дать червем проникнуть в каждую клетку.

И вдруг затем воспламениться ненавистью к самой себе, взорваться в неистовой агонии, разлетевшись на миллиарды колких льдинок, и вновь сделать вдох.