Отходной маневр

19

Все происходило так быстро, что я не успел дать ладного объяснения по поводу появления здесь двух ряженых. Дед Мороз, идущий первым, коротким движением сунул руку за пазуху, вынул пистолет и нацелил его на нас.

— По местам! Всем сидеть! По местам! — ненастоящим, кукольным голосом проговорил он и тотчас выстрелил. Со звоном разбилось наружное зеркало. Гидесса взвизгнула и, расставив руки, кинулась по лестнице в салон.

— По местам! Всем сидеть! По местам! — без умолку повторял Дед Мороз, размахивая пистолетом и глядя на нас через узкие прорези в маске. Я попятился следом за гидессой. Водитель, не отошедший еще от первого шока после схода лавин, новый шок переносил крайне плохо. Он прижался спиной к боковой двери и закрыл руками лицо. Гидесса безвольно опустилась на свое сиденье. Пассажиры испуганно притихли. Второй Дед Мороз, ростом чуть пониже первого, встав ногами на свободное рядом с гидессой место, начал размахивать пистолетом, целясь то в одного, то в другого пассажира.

Я не пытался что-либо предпринять. Размышлять о сложившейся ситуации и, тем более, пытаться найти из нее выход под дулом взбесившихся налетчиков было нелепо. Стоит только пошевелиться… Надо выждать, выяснить, чего хотят эти «Деды Морозы». Я сидел на самом последнем месте и мог их хорошенько рассмотреть. Матерчатые хирургические бахилы, красные халаты с ватными воротниками из дешевой ткани, белые строительные перчатки, кудрявые синтетические бороды, наклеенные на румяные маски. И красные платки.

— По местам! Всем сидеть! По местам! — не замолкая ни на мгновение, разносилось по салону, и до меня дошло, что это закольцованная магнитофонная запись. Под этот вопль один из налетчиков с пистолетом в руке медленно шел по проходу и выгребал из карманов и сумочек кошельки, бумажники, мобильные телефоны. «Трофеи» опускал в мешок для подарков. Немцы окаменели от страха и не делали никаких попыток сопротивляться. Пожилая дама, голова которой была украшена бриллиантами, едва Дед Мороз приблизился к ней, торопливо сняла их и отдала грабителю. Затем раскрыла свою сумочку с купюрами, бормоча: «Йа, Йа… Ге-висс… Битте…»

Я мысленно прощался с тем, что подлежало конфискации. Бумажник лежал в левом нагрудном кармане. Не заметить его было невозможно, он выпирал так, будто в кармане я носил яблоко. Значит, я останусь без денег. Да Бог с ними, Никулин выручит меня и переведет любую сумму на отделение Сбербанка Адиша. Но вот мобильник отдавать никак нельзя. Убийца может связаться со мной только по этому номеру, в противном случае мы с ним потеряем связь, и я не смогу помочь Ирине. Телефон в чехле, на поясном ремне. Попытаться незаметно вытащить из него кодовую карту?

Но едва я шевельнул рукой, пытаясь дотянуться до ремня, как Дед Мороз, который стоял на сиденье и контролировал салон, моментально взял меня на прицел. Мне пришлось замереть. Ничего не получается… Мобильника я лишусь. Придется купить новый, и оставить на одесском автоответчике сообщение о том, что у меня изменился номер телефона.

Это усложняло и без того непростую ситуацию. Два грабителя никак не вписывались в мои планы. Как они оказались здесь? Случайно или по их воле сошли лавины, перекрывшие автобусу все пути? И, черт подери, для чего этот нелепый маскарад? Я пытался отыскать в своей душе хоть крупицу страха, который иной раз просто необходим для спасения жизни, но два переодетых грабителя с детскими голосами вызывали у меня едва ли не смех. Как только Дед Мороз поравнялся со мной, давая понять, что пришла моя очередь быть ограбленным, я возьми да и ляпни:

— Привет!

Да еще руку вскинул, показывая раскрытую ладонь. Мол, признаю наличие чувства юмора! Но Деду Морозу моя фамильярность пришлась не по душе, и он тут же направил на меня пистолет.

Видать, я зря расслабился, этот Дед Мороз на юмор скуп. Рука в белой перчатке влезла в мой карман, словно удав в птичье гнездо. Унизительная процедура, когда у тебя изымают деньги без твоего на то согласия! Я пытался рассмотреть глаза человека, глубоко спрятанные в прорезях маски. Вели бы не кустистые пеньковые брови, наполовину закрывающие прорези, я бы смог определить, какого цвета у него глаза. Грабитель выудил мой тощий бумажник, раскрыл его, глянул на наличность и неожиданно побрезговал ею. Кинув бумажник мне на колени, он обыскал мой второй карман, в котором, к счастью, ничего не было, потом провел рукой по моей груди, животу, заставил нагнуться и похлопал меня по пояснице. По-моему, таким способом ищут не деньги, а пистолет. Снова прижав меня к спинке кресла, Дед Мороз еще раз посмотрел на меня, как скульптор смотрит на только что завершенный шедевр, поправил на плече мешок и пошел на выход. Он не заметил мобильника! Это было просто невероятно, потому как черный чехол выделялся на фоне моей светлой рубашки, как бельмо на глазу. Кого, как не Бога благодарить за такое везение! Широкая спина Деда Мороза закрывала проход и стоящего на сиденье сообщника, и я немедленно вытащил телефон из чехла и сунул его в карман — на тот случай, если грабитель вдруг вернется ко мне, чтобы проверить чехол.

Но он прошел к началу салона, выхватил из-под полы балахона маленький, с пачку масла, магнитофон, продолжавший стращать нас голоском пьяного и злого телепузика, бережно поставил его на пол и вышел из автобуса. Его сообщник, не выпуская их рук пистолета, попятился за ним следом и тоже покинул автобус.

Никто в салоне не пошевелился. Ограбленные пассажиры все еще пребывали в глубоком оцепенении. Взгляды несчастных немцев были прикованы к магнитофону, стоящему посреди прохода. Черная коробочка с клавишами представлялась третьим, самым мерзким сообщником грабителей, каким-то гадким карликом и уродом, который все никак не уходил и продолжал наслаждаться своей властью над людьми:

— По местам! Всем сидеть! По местам! Всем сидеть!

Видимо, кроме меня, никто не в силах был справиться с ним. Я вскочил, подошел к магнитофону и выключил его. Теперь надо срочно связаться со службой спасения! Я вытащил из кармана мобильник, набрал номер, но тотчас прервал вызов… Что ж я делаю, осел в слаксах?! Какая может быть служба спасения? Вместе со спасателями сюда примчится целая бригада милиционеров. Вот они рады будут увидеть меня здесь!.. Мне надо уйти отсюда как можно скорее.

Мобильник — снова в карман. В салоне повисло немое недоумение. Немцы не понимают, почему я так поступаю. Немцы ничего не понимают. Они в трансе, их окружает враждебный мир. Они не верят никому, кроме как самим себе, и потому не кидаются ко мне с просьбами о помощи.

— Что же вы? — наконец опомнилась гидесса. — Звоните в милицию! Какой ужас! Нас ограбили! Я этого не переживу… Кто теперь сюда приедет? Это же катастрофа, понимаете! Что ж вы не звоните?

— Занято пока, — ответил я и выпрыгнул из автобуса.

Сколько белизны, сколько света! Вверху, внизу, вокруг меня — только снег. Автобус напоминал вырезанную из журнала и наклеенную на белый потолок цветную картинку. Где же они? Красные балахоны должны быть видны за километр! Они не могли уйти далеко — повсюду сугробы… Зарываясь по колено в снег, я обошел автобус. Пусто! Словно испарились.

Рядом со мной, дыша, как собака, появился водитель.

— А почему у тебя мобилу не отобрали?

Я посмотрел на трусливые Колины глазки, в которых светилось паскудное любопытство.

— Ты зачем мотор заглушил? — спросил я. — Бензин экономишь? Прогревай салон. Может быть, нам здесь ночевать придется.

Вот и гидесса вылезла. Кутается в шаль, лицо скривилось, готовое вот-вот выплеснуть слезы.

— Дозвонились до милиции? — произнесла гидесса и как-то нехорошо покосилась на меня. — А вы куда звонили — в милицию или службу спасения? Может, вы вовсе никуда не звонили? Дайте мне ваш —телефон! Немедленно дайте мне телефон!

У нее начиналась истерика. Я набрал номер службы спасения и рассказал дежурному обо всем, что случилось. Он спросил, есть ли пострадавшие. Нет, все живы и здоровы. Дежурный пообещал выслать за нами вертолет, если керосин будет.

— Ага, значит, вы только сейчас позвонили! — выпучив глаза, выкрикнула гидесса и двинулась на меня с таким видом, словно намеревалась сбросить с обрыва. — Вы обязаны были сделать это сразу, как бандиты ушли! И кто дал вам право говорить, что все живы и здоровы?! Да вы знаете, что пассажиры горстями едят валидол и нитроглицерин! А вы даже пальцем не пошевелили, чтобы им помочь! Да вы же… вы же такой же преступник!

— Замолчи! — рявкнул я, когда моя нервная система достигла критического напряжения.

Вскоре мы услышали гул вертолета. Немцы оживились, загалдели, потянулись к выходу из автобума. Оранжевый вертолет барражировал над нами. Замедлив ход, он завис над засыпанной снегом дорогой, начал осторожно снижаться, но, решив не рисковать, снова взмыл ввысь.

— Эй! Куда? Куда? — — закричала гидесса, глядя на вертолет и потрясая кулаком.

Она досадовала и сердилась, потому что еще не видела бегущих к нам милиционеров и спасателей в оранжевых жилетках. Я сел на снег, попросил у кого-то сигарету и стал ждать, чем вся эта фигня закончится.