Глава 4

Море было бурным на протяжении всего плавания. И слегка успокоилось, лишь когда «Коломбо» вошел в устье Неретвы. Сбылось обещание Карлоса: как только рассвело, тотчас над торпедным катером взвился карикатурно огромный итальянский флаг. Портовый гарнизон на этот раз воздержался от стрельбы, которая обычно производилась, когда какое-либо судно показывалось на горизонте. Вскоре катер встал у причала Плоче — города, который во всех довоенных туристских путеводителях именовался не иначе как «жемчужина Адриатики».

Семеро пассажиров сидели в кают-компании за завтраком, без сомнения творением механика Джованни. Неописуемую кашу из яиц и сыра, по-видимому, готовили на машинном масле. Кофе казался сваренными из него же. Однако хлеб был не только съедобным, но даже вкусным. Свежий морской воздух раздразнивал аппетит, особенно у тех, кто пострадал во время ночного шторма.

Гладко выбритый и тщательно: одетый Джакомо, несмотря на кошмарную пищу, был, как всегда, жизнерадостен.

— А где Алессандро со своими головорезами? — улыбаясь, спросил он и отодвинул тарелку. — Парни многое теряют.

— Вероятно, они позавтракали раньше нас, — сказал Петерсен, — и уже сошли на берег.

— Я был на палубе: на берег никто не сходил.

— Значит, они предпочитают свою компанию нашей. Скрытные люди. Джакомо усмехнулся.

— Будто у вас нет секретов.

— Иметь секреты и быть скрытным — совершенно разные вещи. Но у нас секретов нет. Просто иногда бывает трудно запомнить, о чем можно говорить, о чём нельзя. Особенно таким, как я, со скверной памятью. Живя во лжи, можно попасться в собственную ловушку. Нет, я — за простую, честную жизнь.

— Поверил бы этому, сказал Джакомо, — если бы не стал свидетелем ночного спектакля.

— Ночной спектакль? — вопросительно взглянула на него Зарина: Лицо ее было бледным, из чего следовало — ночь она провела не лучший образом. — О чем идет речь?

— А вы не слышали ночью выстрела?

— Что-то похожее слышала, — Зарина улыбнулась краешком губ и посмотрела на сидевшую напротив Лоррейн, — но было не до этого — мне казалось, я умираю. А что случилось?

— Петерсен подстрелил одного из людей Алессандро. Несчастного по имени Кола.

Девушка изумленно посмотрела на Петерсена.

— Зачем вы сделали это?

— Долг платежом красен. Стрелял Алекс. Разумеется, при полном моем одобрении. Зачем? Парень был слишком скрытным — вот зачем.

— Он… Он мертв?

— Упаси Господь! Алекс не убивает людей, — сказал майор, но большинство сидевших за столом, похоже, придерживалось противоположного мнения. — Выстрелом повреждено плечо Колы.

— Повреждено плечо! — темные глаза Лоррейн стали холодны, а губы поджаты. — Вы хотите сказать, что пуля попала в плечо?

— Возможно. Я все же не врач и не разбираюсь в огнестрельных ранениях.

— Карлос его осматривал? — это был скорей не вопрос, а требование.

— Даже если я отвечу «осматривал» — что это может изменить?

— Но Карлос… — Лоррейн, смутившись, умолкла.

— Что «Карлос»? Чем он мог помочь раненому?

— Он — капитан…

— Глупый вопрос и глупый ответ. Не понимаю, почему Карлос должен осматривать раненого. Скажу честно, мне приходилось видеть гораздо больше огнестрельных ран, чем Карлосу.

— Но вы же не врач?

— А Карлос?

— Карлос? Почему я должна это знать?

— Потому что вы знаете, — вежливо уточнил Петерсен. — Вы не умеете лгать, Лоррейн, но с каждой фразой погружаетесь в пучину лжи все глубже и глубже. Конечно же, Карлос врач. Он сам сказал мне об этом, но не вам. Откуда же вы это знаете?

Лоррейн стиснула кулаки, глаза ее предвещали бурю.

— Как вы смеете устраивать мне допрос?!

— Странно, когда вы сердитесь, Лоррейн, то выглядите еще прекрасней, — был восхищен Петерсен — Некоторым женщинам гнев очень к лицу. Сказать, почему вы так рассердились? Потому что попались, именно поэтому.

— Ваша самоуверенность кого угодно может вывести из себя! Такой спокойный, рассудительный, самодовольный господин умник!

— Боже, неужели я действительно обладатель всех этих достоинств. Лоррейн, за что вы на меня так обиделись?

— А вы не такой умный, каким хотите казаться, — Лоррейн насмешливо улыбнулась. — Будь вы на самом деле умны, то вспомнили бы нашу беседу в кафе прошлым вечером, а значит и то, что мы с капитаном земляки. Я тоже родилась в Пескаре. Почему же не должна его знать?

— Лоррейн, Лоррейн. Вы тонете с головой в пучине лжи. Вы родились не в Пескаре, а в Италии, но не итальянка. — Спокойные слова Петерсена прозвучали уверенно.

Наступило молчание. Затем Зарина, так же гневно, как и Лоррейн, воскликнула:

— Лоррейн, не слушайте его! Даже не разговаривайте с ним! Не видите разве, что он пытается сделать? Он подкалывает вас, расставляет капканы, заставляет сказать то, что вы не хотели говорить. И все для того, чтобы удовлетворить свое непомерное «эго»!

— Мое непомерное «эго» не заметило, чтобы Лоррейн опровергла меня, — с грустью промолвил Петерсен, — потому что она знает — я прав. Она также знает, что я не ошибаюсь, говоря о ее дружеских отношениях с Карлосом. Только знакомы они не по Пескаре. Возразите, если я заблуждаюсь, Лоррейн.

Лоррейн ничего не ответила. Она прикусила нижнюю губу и уставилась в стол.

— Вы ужасный человек, — снова вступила в разговор Зарина.

— Если для вас честность — порок, тогда я, несомненно, ужасен.

— Похоже, вы много знаете, Петер, — улыбнулся Джакомо. — Не так ли?

— Не очень. Ровно столько, сколько требуется, чтобы оставаться в живых.

Джакомо по-прежнему улыбался.

— Но вы же не скажете, что я тоже не итальянец?

— Не скажу; Если не хотите, чтобы я сделал это,

— По-вашему, я не итальянец?

— Как вы можете быть им, если родились в Югославии? В Черногории, если быть точным.

— Боже! — вскричал Джакомо. Но ни в лице его, ни в интонации голоса не было враждебности или обиды. Через мгновение он уже опять улыбался.

Зарина окинула Петерсена мрачным взглядом, затем повернулась к Джакомо.

— Что еще сделал этот… этот…

— Монстр, — услужливо подсказал Петерсен.

— Да, монстр. Хотя это довольно скромно сказано. Что еще противозаконного совершил ночью этот человек?

Джакомо сцепил на затылке руки и, казалось, приготовился повеселить самого себя.

— Это зависит от того, что называть противозаконным. Например, он отравил газом Алессандро и его людей.

— Отравил газом? — Зарина недоверчиво посмотрела на мужчину.

— Именно так. Отравил, использовав их же газовые гранаты. И, поверьте мне, они заслужили это.

— Вы хотите сказать, что он их убил?

— Нет, нет. Они быстро очнулись. Я знаю, был там. Естественно, в качестве наблюдателя, — поспешно добавил Джакомо. — Затем майор забрал их оружие, патроны, гранаты, некоторые другие скверные вещи и запер этих людей. Вот и все.

— Вот и все… — Зарина дважды глубоко вздохнула. — Вас послушать, так, ничего не случилось. Почему он их запер?

— Возможно, хотел уберечь этих людей от завтрака. Откуда мне знать? Спросите его самого, — Джакомо посмотрел на Петерсена. — Вы довольно грубо заделали шов. Я проверил вашу работу, когда прогуливался по палубе.

— О!

— В самом деле, — Джакомо перевел взгляд на Зарину. — Вы не почувствовали ночью запаха дыма?

— Дыма? Да, но мне было так плохо. — Девушка содрогнулась, вспомнив ночную бурю. — Что это был за дым?

— Это работал ваш друг Петер. Он заваривал дверь каюты Алессандро.

— Заваривал дверь? — в голосе Зарины прозвучала легкая истерическая нотка. — А Алессандро и его люди находились в каюте? Но почему, черт возьми,… — она не могла найти подходящего слова.

— Предполагаю, ваш друг Петер не хотел, чтобы они выбрались наружу, — усмехнулся Джакомо.

Зарина и Лоррейн молча переглянулись. Им нечего было больше сказать.

— Вот все и объяснилось, — Петерсен бодро откашлялся. Зарина и Лоррейн словно в унисон медленно повернули головы и посмотрели на него с полнейшим недоверием. — Как говорится, прошлое — это пролог. Понадобится полчаса или что-нибудь около этого, чтобы раздобыть какой-нибудь транспорт. Есть время почистить зубы и упаковать вещи, — он взглянул на Джакомо. — Вы с вашим другом отправитесь с нами?

— Вы говорите о Лоррейн?

— А у вас есть другие друзья на борту?

— Все зависит от того, куда вы направляетесь.

— Туда лее, куда и вы. Не будьте шляпой.

— И все же куда?

— Вверх по Неретве.

— Тогда нам по пути. Петерсен уже поднимался из-за стола, когда в кают-компанию вошел Карлос с бумажным листком в руке. Как и Джакомо, он был выбрит, свеж, и, вне всяких сомнений, весел. По оживленному лицу капитана нельзя было догадаться, что он не спал целую ночь.

— Доброе утро, господа. Вы уже позавтракали?

— Передавайте своему шеф-повару, что мы без ума от его искусства. Это для меня? — Петерсен указал на бумажный листок.

— Да. Сообщение только что принято. Оно зашифровано, так что для меня это полная бессмыслица. Петерсен посмотрел на бумагу.

— Для меня это тоже бессмыслица, пока нет под рукой шифровальной книги, — он сложил листок и убрал его в карман.

— Вероятно, что-нибудь срочное, — сказал Карлос.

— Шифровка из Рима. Я вывел закономерность: то, что Рим считает срочным, на деле таким не является.

— Мы недавно услышали, что сегодня ночью был ранен человек, — обратилась к капитану Лоррейн. — Рана серьезна?

— Сам Кола считает свою рану серьезной, — без особого беспокойства в голосе произнес Карлос, — я — нет. На всякий случай я послал за санитарами, но их все еще нет. — Он посмотрел в иллюминатор. — Зато я вижу двух солдат, идущих по трапу. Одному из них под девяносто, другому — меньше десяти. Вероятно, это за вами, Петер.

— Посмотрим.

Хотя Карлос преувеличивал, говоря о разнице в возрасте солдат, но ненамного. Младший действительно был чрезвычайно молод — бритва еще не касалась его подбородка. Возраст старшего давно перевалил за пенсионный. Старик запоздало отдал честь — проворнее не позволял его застарелый артрит.

— Капитан Тремино, среди ваших пассажиров есть офицер югославской армии?

— Майор Петерсен, — указал рукой Карлос. Старик, повернувшись к Петерсену, вновь отдал честь.

:— Комендант приветствует вас, сеньор. Он будет благодарен, если вы и двое ваших людей пройдете к нему в канцелярию.

— Зачем?

— Комендант не ставит меня в известность, сеньор.

— Это далеко?

— В нескольких сотнях метров отсюда. Пять минут хода.

— Сейчас, — Петерсен достал свой «люгер». Джордже и Алекс сделали то же самое.

Пожилой солдат предупредительно покашлял.

— Господин комендант не любит, когда в канцелярию приходят с оружием.

— Что?! — воскликнул Петерсен. — Во время войны комендант важного военного объекта не выносит вида оружия? — он взглянул на своих помощников и отложил пистолет. — Вероятно, старческий маразм. Отнесемся к этому с юмором.

Они вышли. Карлос, проследив через стекло иллюминатора, как все пятеро спускались по трапу, вздохнул.

— Не могу смотреть на эту картину. Не могу. Как итальянцу мне трудно наблюдать это зрелище: беззубый старый пес и неразумный щенок в окружении трех матерых волков. Точнее, трех саблезубых тигров, — Карлос повысил голос. — Джованни!

— Они действительно такие? — нерешительно спросила Зарина. — Вчера в Риме л слышала, как один человек назвал их именно так.

— Несомненно, это был мой старый приятель полковник Лунц.

— Вы знакомы с полковником? — в голосе девушки послышалось удивление. — Кажется, все вокруг все знают. Все, кроме меня.

— Разумеется, я знаю его, — Карлос обернулся, когда в дверном проеме появился тощий, как типичный язвенник, повар-механик. — Джованни, приготовьте мне, пожалуйста, завтрак.

— Неужели ты в самом деле можешь есть эту дрянь? — изумленно сказал Джакомо.

— Если мысленно отключить вкусовые рецепторы и добавить каплю воображения — запросто можно представить себя сидящим в «Максиме». Вы думаете, Зарина, что ко мне подходят на причале в Термоли, тычут пальцем на восток и просят перевезти в Югославию? Вас бы не было на борту, не знай я полковника. Вы с подозрением относитесь к каждому?

— Только к майору Петерсену. Я не доверяю ему ни на йоту.

— Хорошие вещи говорите о земляке, — Карлос сел за стол и принялся намазывать хлеб маслом. — По-моему, он честный, прямолинейный парень.

— По-вашему. А подниматься в горы с этим человеком придется нам.

— Петер, кажется, знает здесь все вокруг. Вы прибудете к месту назначения в полном порядке.

— Разумеется. К месту назначения майора или к нашему?

Карлос с легким раздражением взглянул на девушку.

— У вас есть другие варианты?

— Нет.

— Тогда прекратите толочь воду в ступе.

— Карлос! Как ты можешь с ней так разговаривать? — голос Лоррейн был резок. — Она волнуется! Конечно же, Зарина волнуется! И я волнуюсь. Нам предстоит идти в горы с этим человеком, а ты остаешься тут, — Лоррейн либо действительно нервничала, либо обладала слишком вспыльчивым нравом. — Тебе хорошо сидеть в безопасности на борту «Коломбо» и разглагольствовать!

— Перестань, — перебил Джакомо, — Не думаю, что тут столь уж прекрасно. Не обращай внимания, Карлос. Уверен, Лоррейн так не думает, — он взглянул на девушку с насмешливой укоризной. — Карлос охотно бы распрощался с этой безопасностью, со своим броненосцем, и вместе с нами отправился в горы, но есть два препятствия: долг офицера и жестяная нога.

— Прости меня, — Лоррейн, похоже, и впрямь уже искренне раскаивалась в сказанном. В доказательство она положила руку на плечо капитана. Тот оторвался от сладостей, которые подал ему Джованни, и добродушно улыбнулся.

— Джакомо прав, — сказала Лоррейн. — Я совсем не хотела тебя обидеть. А сорвалась потому, что ощущаю свою беспомощность, как Зарина.

— Джакомо находится в одинаковом с тобой положении, однако он нисколечко не кажется беспомощным.

Лоррейн встряхнула Карлоса за плечо.

— Как ты не понимаешь? Мы не знаем, что будет… Мы ничего не знаем. А он знает все!

— Кто — он? Петер?

— О ком же еще я могу говорить? — для такой аристократично выглядящей леди она была слишком раздражительной. — То, что ты сейчас услышишь, быть может, заставит и тебя поволноваться! Ты знаешь, что майору известно, куда направляемся я и Джакомо. Ему, по-видимому, известно и мое происхождение. Петерсен догадался, что я — не итальянка, догадался о нашем знакомстве. Он даже знает, что познакомились мы не в Пескаре!

Если Карлос и был взволнован, то скрывал это мастерски.

— Петер знает очень много, настолько много, что ты и представить себе не можешь. По крайней мере, так сказал мне полковник Лунц. Наверное, Лунц рассказал майору про тебя и Джакомо, хотя это на него не похоже. Возможно, Петер ожидал встретить вас на борту — его не особо встревожило ваше присутствие.

— Зато обеспокоило присутствие Алессандро.

— Майор ничего не знал про Алессандро, которого контролирует другая служба.

— Откуда ты знаешь? — тотчас спросила Лоррейн.

— Мне сказал Петер. Девушка убрала руку с плеча капитана.

— У тебя с майором есть свои маленькие секреты, — она повернулась к Зарине. — Вот и доверяй после этого каждому.

— Карлос, ты начинаешь играть роль мужа-подкаблучника, — усмехнулся Джакомо.

— Да я начинаю и ощущать себя так же. Дорогая моя девочка, я узнал об этом в четыре часа утра. Что же, по-твоему, мне следовало делать? Колотить в двери кают и сообщать всем это сенсационное известие? — капитан посмотрел на дверь кают-компании, в которой снова возник повар-механик.

— Завтрак подан, Карлос, — доложил он.

— Спасибо, Джованни, — капитан взглянул на Лоррейн. — Прежде чем ты начнешь подозревать меня в чем-либо, уточняю: Джованни хотел сказать лишь одно — он подал завтрак нашим приятелям в носовую каюту.

— Как он мог подать им завтрак, если дверь заварена?

Карлос отложил нож и вилку.

— Дорогая моя, — со вздохом произнес он. — Ты опять сомневаешься? Еда была спущена на канате, в корзине. Они приняли ее через иллюминатор.

— Когда ты собираешься поговорить с ними?

— Когда буду готов, то есть позавтракаю, — Карлос снова взял в руки вилку и нож. — Если ты, конечно, дашь мне это сделать.

— …Вы немного рисковали, изображая, что нам известны их планы и происхождение, верно? — сказал Джордже. — В действительности мы ведь ничего не знали.

— Благодаря вам, Джордже, риск был невелик, — откликнулся Петерсен. — Моя игра основывалась на нескольких ваших подсказках. Хотя я сработал не столь изящно, как это могли сделать вы. Лоррейн сама рассказала намного больше, чем я из нее вытянул. Не думаю, что она может стать хорошим шпионом.

Они пробирались мимо кранов, армейских и гражданских грузовиков, разбросанных среди портовый сооружений, на несколько метров отстав от итальянских солдат. Снегопад прекратился совсем недавно — северные склоны холмов Рилича покрыл снег. По-прежнему было морозно. Утренний час и холод, не способствовали многолюдью. Навстречу редко попадались солдаты, как и говорил Карлос, либо резервисты, либо юнцы, гражданские лица тех же возрастных категорий. Казалось, мужчины среднего возраста в порту отсутствуют.

— По крайней мере, вы преподали им хороший урок морали, — продолжал Джордже, — юным леди, во всяком случае. Джакомо не придает значения такого рода вещам. Что было в сообщении, которое передал вам Карлос от наших римских союзников?

— Приказывают остаться в Плоче и ждать дальнейших распоряжений.

— Абсурд.

— Конечно.

— С их стороны было неразумно посылать такую шифровку. Мы могли предвидеть нечто подобное.

— Я предвидел, хотел спровоцировать именно такое развитие событий. Теперь инициатива в наших руках. Если бы мы беспрепятственно покинули порт, а затем вдруг наткнулись на пару танков, перекрывших равнинную дорогу, то безнадежно утеряли инициативу. Эти двое «гвардейцев» впереди не больно смышленые, правда?

— Потому что не обыскали нас? Один слишком стар, другой слишком неопытен, чтобы позаботиться об этом. И потом, взгляните на наши честные лица.

Итальянцы, подведя процессию к невысокому дощатому бараку-времянке, поднялись на крыльцо и постучали в дверь. Все пятеро вошли в маленькую комнатушку, такую же убогую, как и само строение. Обстановка здесь была более чем спартанская: потрескавшийся линолеум, два металлических шкафчика с картотеками, рация, телефон, стол и несколько стульев. Увидев вошедших, офицер, сидевший за столом, поднялся. Это был невысокий худой мужчина среднего возраста с толстенными очками на хрящеватом носу, что исчерпывающе объясняло, почему он не на фронте.

Прищурясь, комендант близоруко всматривался в стоящих перед ним людей.

— Майор Петерсен? — после долгой паузы спросил он.

— Да. Рад нашему знакомству, комендант.

— Взаимно. Однако удивлен… — комендант смущенно прочистил горло. — Я только что получил приказ о задержании.

— Тс-c! — Петерсен приложил палец к губам и шепотом спросил:

— Мы одни?

— Да.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— В таком случае, поднимите руки вверх.

Карлос, отодвинув стул, встал.

— Извините. Я должен проверить дверь носовой каюты.

— Ты до сих пор не видел ее? — удивленно спросила Лоррейн.

— Нет. Если Петер говорит, что она заварена, значит, дело обстоит именно так. Но все же любопытно.

Он возвратился в кают-компанию спустя буквально пару минут.

— Заваренная дверь есть заваренная дверь. Единственный способ ее открыть — вновь прибегнуть к помощи сварки. Я послал Пьетро на берег попробовать отыскать сварочный аппарат, правда, не слишком надеюсь, что ему это удастся. У нас на «Коломбо» он был, но Петер с друзьями сбросили его ночью в море.

— Говоришь так спокойно, точно это тебя ничуть не волнует, — заметила Лоррейн.

— Я не беспокоюсь по пустякам.

— А если ты не сможешь извлечь людей из каюты?

— Тогда им придется оставаться в ней, пока мы не вернемся в Термоли.

— Корабль не затонет раньше, чем это случится? Ты не думал о такой опасности?

— Да, это меня бы расстроило.

— Уже лучше. По крайней мере, хоть какое-то сострадание.

— Меня мог огорчить сей факт только потому, что я очень люблю этот старый катер. Противно думать, что «Коломбо» может стать могилой для Алессандро, — и лицо, и голос Карлоса оставались холодными. — Сострадание? Сострадание к этому дьяволу, к бандиту? К убийце, который путешествует со шприцами и ампулами со смертоносными ядами? Сострадание к психопату, который лишь посмеивался бы, отправив на тот свет тебя или Зарину? Петер пожалел его — и напрасно! Сострадание… — Карлос резко повернулся и вышел.

— Теперь ты его огорчила, — промолвил Джакомо. — Придирки, придирки. Ты осуждаешь и обвиняешь людей, в данном случае Петера и Карлоса, не имея ни малейшего понятия, о чем говоришь.

— Я же ничего плохого не думала, — Лоррейн была сбита с толку.

— Дело не в том, что ты думаешь, а что говоришь. Могла бы последить за своим языком, — сказал Джакомо и следом за капитаном покинул кают-компанию.

Лоррейн осталась стоять неподвижно, уставясь в одну точку. Лицо ее было удрученным. По щекам девушки медленно ползли две большие слезинки. Зарина положила руки ей на плечи.

— Не принимай это так близко к сердцу, — сказала она. — Все образуется. Они не понимают тебя, потому что мужчины.

Примерно десять минут спустя Петерсен с компаньонами подъехал к причалу на старом, не то военном, не то гражданском, грузовике с брезентовым кузовом, и таким же хлопающим на ветру пологом у заднего борта. Майор спрыгнул с води тельского сиденья на землю о окинул взглядом пятерку, стоящую на палубе «Коломбо»: Карлоса, Джакомо, Лоррейн, Зарину и Михаэля. Рюкзаки и рации стояли у их ног.

— Готовы? Мы тоже, — сказал Петерсен. Он был в великолепном расположении духа. — Только поднимемся на борт за своими вещами.

— Нет нужды, — откликнулся Карлос. — Два моих Пьетро уже несут их.

— А наше оружие?

— Не оставлю же я вас голыми, — Карлос спустился по трапу на набережную. — Как прошла встреча с комендантом?

— Лучше не бывает. В теплой, дружественной обстановке и, как видите, с пользой для дела, — Петерсен достал две бумаги. — Военный пропуск и разрешение на вождение этого транспортного средства. Пропуск, правда, действителен только до Метковича, но там мы уже выйдем на прямую дорогу. Оба документа подписаны майором Массамо. Вы не хотите сесть вместе со мной в кабину? — обратился он к девушкам. — Там гораздо удобней и комфортабельней. К тому же кабина отапливается, а кузов — нет.

— Спасибо, — сказала Лоррейн. — Я лучше сяду в кузов.

— О нет! Она не поедет в кузове! — воскликнула Зарина. — И я тоже — просто больше не выдержу этой пытки.

Она взяла Лоррейн за руку и стала шушукаться с ней, в то время как Петерсен терпеливо разглядывал небеса. Сперва Лоррейн энергично мотала головой, но затем с неохотой кивнула.

На прощанье все обменялись рукопожатием с капитаном. Все, кроме Лоррейн, взор которой был устремлен куда-то в сторону доков. Карлос, несколько раздраженно взглянув на нее, произнес:

— Хорошо. Вы огорчили меня, а я, забыв про долг и обязанности офицера и джентльмена, в свою очередь, расстроил вас, — он обнял девушку и довольно крепко поцеловал ее в щеку. — Пусть это будет моим «простите» и «прощайте».

Петерсен запустил астматично закашлявший дряхлый мотор, и машина двинулась с места. Престарелый часовой выглянул из окошечка караульной будки, проигнорировав предъявленные майором документы, и мечтательно помахал вслед рукой. Перспектива выходить на мороз его явно не привлекала.

Выехав с территории порта, Петерсен искоса взглянул на своих пассажирок. Лоррейн сидела на противоположном крае сиденья, неподвижно глядя вперед. Лицо ее было залито слезами. Майор вопросительно посмотрел на Зарину, но получил в ответ каменный взгляд и сосредоточился на тряской дороге, то и дело ощущая ребрами прикосновение острого локотка девушки.

В кузове грузовика, уже оскверненного сигарами Джордже, Джакомо изумленно уставился на лежавшую у его ног груду просмоленного брезента. Он легонько похлопал толстяка по колену.

— Джордже…

— Да?

— Вам когда-нибудь доводилось видеть брезент, живущий своей собственной жизнью?

— Пожалуй, нет.

— Вы можете сделать это сейчас. Толстяк посмотрел в направлении указательного пальца Джакомо.

— О Боже, надеюсь, они там не задохнулись! — Джордже откинул брезент, обнажив три скрюченные фигуры, прочно связанные по рукам и ногам. — Нет, все в порядке.

В кузове царил полумрак, но света хватило для того, чтобы Джакомо распознал старика и юнца, которые этим утром заходили за Петерсеном.

— А кто третий? — поинтересовался он.

— Майор Массамо. Комендант или помощник коменданта, как я полагаю.

Михаэль, сидевший напротив них рядом с Алексом, пробубнил:

— Кто эти люди? Что они делают здесь? Почему они связаны? — вопросы задавались без какого-либо реального интереса. Это были первые слова, произнесенные им сегодня. Голос Михаэля звучал монотонно — он все еще пребывал в шоке. Морская болезнь в сочетании с ночным инцидентом произвели на него неизгладимое впечатление.

— Комендант порта и двое его солдат, — повторил Джордже. — Они находятся здесь, потому что могли поднять тревогу. А связаны и рты у них заткнуты, чтобы эти люди не принялись петь и плясать по дороге, пока мы не покинем порт. Вы задаете неумные вопросы, Михаэль.

— Это тот самый Массамо, на которого ссылался майор Петерсен? Как вы заставили его подписать документы?

— Подозрительность, Михаэль, вам не к лицу. Комендант не подписывал никаких документов. Это сделал за него я. В канцелярии полным-полно бумаг, на которых стояла подпись Массамо. Не обязательно быть высококвалифицированным фальшивомонетчиком, чтобы подделать подпись.

— Как вы намерены поступить с ними?

— Избавимся в подходящее время в подходящем месте.

— Избавитесь?!

— Успокойтесь, юноша. Вечером они вернутся обратно в Плоче. Благодарите Бога за то, что вам не пришлось расстреливать ваших союзников.

Молодой человек, вновь посмотрев на связанных пленников, пробормотал:

— Понятно… Да… Союзники…

Время от времени грузовик останавливали итальянские дорожные патрули, которые задавали стандартные вопросы.

Петерсен притормозил машину возле армейской заправочной станции, выскочил из кабины и предъявил какие-то бумажки капралу. Дождавшись, когда тот залил в бак бензин, майор протянул капралу деньги, за что был награжден удивленным салютом, и грузовик беспрепятственно продолжил свой путь.

— Какие же это солдаты, — сказала Зарина, — они не должны себя так вести, тем более на войне. Похожи на сонных мух.

— Согласен, энтузиазма им не хватает, — отозвался Петерсен. — Итальянские солдаты предстали далеко не в лучшем виде. Они великолепно воюют, — но не на этой войне. С самого начала итальянцы не хотели принимать в ней участия. Теперь это совершенно очевидно. Они остались к войне равнодушны, — несмотря на воинственные речи Муссолини. На передовой итальянские части сражаются вполне сносно, однако движет ими не патриотизм, а всего лишь профессиональная гордость. Впрочем, нас это устраивает.

— Что за бумажки вы вручили тому солдату?

— Талоны на топливо. Мне дал их майор Массамо.

— Талоны на топливо, бесплатное, разумеется. И деньги для солдата вам дал майор?

— Конечно, нет. Мы не воруем деньги.

— Только грузовики и талоны. Или вы их позаимствовали?

— Да, одолжили на время. Во всяком случае, грузовик.

— Которые вы, естественно, вернете майору Массамо?

Петерсен удивленно взглянул на девушку.

— Я предполагал, что вы будете испуганной, нервной, но не такой любопытной. Не люблю, когда меня допрашивают. Помните, что мы с вами находимся в едином строю? Что же касается грузовика, то, боюсь, комендант вряд ли увидит его снова.

Дальнейший путь продолжался в молчании. Через пятнадцать минут машина въехала в город Меткович. Остановив грузовик на центральной улице, Петерсен вылез из него и зашагал куда-то по тротуару. Приоткрыв дверцу кабины, Зарина крикнула ему вслед:

— Вы кое-что забыли!

— Что?

— Ключи от машины. Вы оставили их в замке зажигания.

— Пожалуйста, не говорите глупости, — Петерсен перешел улицу и скрылся за дверью лавки.

— Что он хотел этим сказать? — за все время поездки Лоррейн впервые заговорила.

— То, что сказал. Он много знает, в том числе и то, что я не умею водить машину. Во всяком случае, не эту дребезжащую клячу. Даже если бы я и справилась с ней, куда я ее поведу? — Зарина дотронулась до задней стенки кабины. — Дерево. Я не проехала бы и пяти метров, как этот страшный Алекс застрелил бы меня… — Она выглядела так же, как и говорила, — в высшей степени скорбно.

— Очень хотелось бы разок увидеть его ошибающимся, делающим что-то не так, правда? — сказала Лоррейн.

— Да… Но мне почему-то кажется — что хорошо для майора Петерсена, то хорошо и для нас. И наоборот.

Пролетели двадцать минут, прежде чем Петерсен возвратился. Для человека, спасающегося от возможной погони, действовал он не слишком поспешно. Майор, не торопясь, нес большую корзину, покрытую плотной картонной крышкой. Подойдя к кузову, он приоткрыл брезент и передал корзину сидящим внутри. Спустя несколько секунд Петерсен уже находился в кабине. Казалось, он был в приподнятом настроении.

— Ну, Зарина, продолжайте допрос. Девушка скорчила недовольную рожицу, но любопытство все же победило.

— Эта корзина…

— Дух армии зависит от состояния ее желудка.

А нас, с небольшой натяжкой, можно посчитать частью армии. Провизия. Что еще можно купить в продовольственной лавке? Хлеб, сыр, ветчина, мясо, фрукты, овощи, чай, кофе, сахар, спиртовка, чайник. Я обещал полковнику Лунцу доставить вас в отменной кондиции.

Вопреки своему желанию, Зарина слабо улыбнулась.

— Вы говорите так, будто собираетесь откармливать нас для невольничьего рынка, куда отправите под надзором вашего жирного друга. Или все это предназначено для него?

— Джордже предназначается мое первое приобретение. За пять секунд он способен выпить литровую флягу пива. И вина тоже.

…Позади остались последние городские строения.

— Я думала, что пропуск действителен лишь до Метковича, — заметила Зарина.

— У меня два пропуска. Карлосу я показал один из них.

Через полчаса Петерсен по мосту пересек Неретву и заглушил мотор возле большого солидного гаража на окраине Шаплины. Майор вошел внутрь и вышел из гаража через одну-две минуты.

— Просто поздоровался со своим старым другом, — объяснил он.

Миновав маленькую деревушку, грузовик свернул с шоссе на грунтовую дорогу. С нее также вскоре свернули. Следующая дорога представляла собой, скорее, поросшую травой тропу. Грузовик ехал по ней до тех пор, пока тропа не уперлась в низкую каменную лачугу. Петерсен первым покинул кабину и пригласил девушек последовать его примеру. Обойдя машину, он постучал кулаком в борт:

— Обед!

В ответ из кузова не донеслось ни звука. Зарина и Лоррейн посмотрели друг на друга с опасливым недоумением, несмотря на спокойный тон майора.

— Когда Джордже затягивает узел, — туманно промолвил он, — его потом очень трудно развязать.

Внезапно брезентовый полог, закрывавший задний борт машины, дрогнул. Из-под него выпрыгнули комендант и двое его солдат. Майор Массамо и пожилой солдат театрально рухнули, едва коснувшись ногами земли.

— Ну-ка, ну-ка, кто же у нас здесь? И что сделал гадкий Петерсен и его противные друзья с этими бедными людьми? — Петерсен посмотрел на девушек. — Знакомьтесь, майор Массамо — комендант порта. Двух других вы уже видели сегодня утром. Мы не раздробили им ноги, как вам, наверное, пришло в голову, — они просто затекли от временного нарушения кровообращения.

Кузов грузовика покинули и остальные четверо мужчин.

— Погуляйте с пленниками неподалеку, — предложил Петерсен.

Джордже помог подняться с земли коменданту, Джакомо занялся юнцом, а Михаэль взял на себя старика. Однако последний был не только стар, но и толст и, похоже, не изъявлял большого желания вставать на ноги. Зарина, одарив Петерсена взглядом, который по всей видимости, можно было назвать яростным, кинулась на подмогу брату.

Майор посмотрел на Лоррейн, затем на Джордже.

— Что будем делать? — понизив голос, спросил он по-сербскохорватски. — Зарежем ее или прикончим дубиной?

На лице толстяка не дрогнул ни один мускул. Казалось, Джордже обдумывал предложение.

— Выбирай сам, — наконец проговорил он. — Место удобное, поблизости полно оврагов.

Лоррейн глядела с подозрением — было ясно, что их языка она не знала.

— Теперь понимаю, почему с ней приятель, — промолвил майор. — Телохранитель и переводчик. Я знаю, кто она.

— Я тоже.

Лоррейн могла быть раздраженной и высокомерной одновременно, именно такой, как сейчас.

— Эй, вы, двое, о чем там говорите? Это дурная манера! — родись Лоррейн в ином веке и живи в другую эпоху, вероятно, она бы топнула ногой.

— Мы с Джордже общаемся на своем родном языке. Дорогая Лоррейн, вы намного облегчите себе жизнь, если перестанете с подозрением относиться к каждому. А говорили мы о вас.

— Так я и думала… — Голос ее звучал чуть менее повелительно.

— Попытайтесь время от времени доверять людям, — улыбка Петерсена лишила его слова обидного смысла. — Мы так же наблюдательны, как и ваш Джакомо. Поймите, наконец, что мы заботимся о вашем благе. Если с вами что-то случится — Джимми Харрисон никогда нам этого не простит.

— Джимми Харрисон! Вы знаете Джимми Харрисон а? — глаза Лоррейн округлились, и тень улыбки коснулась ее губ. — Не верю в это. Вы знаете капитана Харрисона?

— Вам, наверное, привычнее называть его «Джимми»?

— Да, Джимми… — Лоррейн посмотрела на Джордже. — Вы тоже знакомы с ним?

— Черт побери, опять подозрения. Если Петер говорит, что знает Джимми Харрисона, значит я тоже должен его знать. Не так ли? — толстяк улыбнулся, когда щеки девушки порозовели. — Моя дорогая, я не упрекаю вас… Разумеется, я его знаю. Высокий. Точнее, очень высокий. Худой. С каштановой бородой.

— Когда я его последний раз видела, Джимми не носил бороду.

— А сейчас у него отросли и борода, и усы. Короче, у капитана Харрисона каштановые волосы. Он носит монокль, хотя и не особенно в нем нуждается. Проще говоря, англичанин до мозга костей. Как говорят в Англии, у него ужасно, ужасно английский вид.

Лоррейн улыбнулась.

— Да, это именно он.

Комендант и двое остальных пленников передвигались уже значительно уверенней. Петерсен достал из кузова тяжелую корзину с провизией и направился по заросшей травой тропинке к лачуге, на ходу вынув из кармана ключ. Зарина, взглянула на ключ, затем на майора, но ничего не сказала. Петерсен поймал ее взгляд.

— Я говорил вам — друзья.

Скрип заржавевших петель в сочетании с запахом затхлой сырости внутри помещения красноречиво свидетельствовали о том, что здесь никто не бывал в течение долгих месяцев. Единственная комната оказалась промерзшей, унылой и скудно обставленной: струганый стол, две скамьи, несколько деревянных рахитичных стульев, печь и небольшая поленница дров.

— Все, что нам надо, — оглядевшись, довольно сказал Петерсен. — В первую очередь займемся самым важным, — он посмотрел на Джордже, извлекшего из кармана бутылку пива. — У вас свои приоритеты?

— Дикая жажда, — с достоинством отозвался толстяк, — но я могу утолять ее и одновременно растапливать печь.

— Заодно присмотрите за нашими гостями. Мне надо ненадолго уйти.

— Надеюсь, полчаса вам хватит? — осведомился толстяк.

…За что бы Джордже не брался, он все делал на совесть. Когда Петерсен спустя почти час возвратился, в комнате было не просто приятно тепло, а удушливо жарко. Металлическая заслонка печки раскалилась до цвета спелой вишни. Многозначительно оставив входную дверь открытой, майор подошел к столу и водрузил на него вторую корзину, родную сестру той, что уже стояла на полу.

— Еще провиант, — сказал он. — Извините, что задержался.

— Мы не беспокоились, — отозвался Джордже. — Еда ждет. Все, кроме вас, поели, — он заглянул в принесенную Петерсеном корзину. — Вы потратили время только на это?

— Я встретил кое-каких друзей.

— А где грузовик? — стоя в дверях, спросила Зарина.

— За углом. В роще. Там его не увидят с воздуха.

— Думаете, за нами могут следить с воздуха?

— Нет. Я отогнал машину на всякий случай, — майор уселся за стол и принялся готовить себе сандвич с салями и сыром. — Если кто-нибудь хочет немного поспать, — лучше прилечь сейчас. Лично я собираюсь поступать именно так. Этой ночью мы вообще не спали. Двух или трех часов, полагаю, будет достаточно. К тому же я предпочитаю путешествовать ночью.

— А я предпочитаю ночью спать, — сообщил Джордже, откупоривая очередную бутылку. — Поэтому позвольте мне быть вашим верным стражем. Вы ешьте, ешьте!

— После стряпни Джованни любой станет прожорливым. — Действия Петерсена подтверждали данное правило. Спустя несколько минут майор все же оторвался от еды, огляделся и спросил у Джордже:

— Куда подевались эти неугомонные девушки?

— Только что вышли, наверное, на прогулку. Петерсен покачал головой.

— Моя ошибка. Я не сказал вам… — он поднялся из-за стола.

Девушки отошли от лачуги метров на сорок.

— Вернитесь! — крикнул майор. Зарина и Лоррейн остановились и обернулись. Петерсен властно махнул им рукой. — Идите обратно! — девушки переглянулись и медленно двинулись назад.

— Что плохого в невинной прогулке? — озадаченно спросил Джордже.

— Я скажу, что плохого в невинной прогулке, — Петерсен понизил голос так, чтобы его не было слышно в хижине, и коротко объяснил толстяку, в чем дело. Джордже согласно кивнул. Когда девушки приблизились, майор умолк.

— Что такое? — спросила Зарина. — Мы сделали что-то не так?

— Если вы шли туда… — Петерсен показал на уборную.

— Нет. Всего лишь прогулка. Какой от этого вред?

— Идите в дом.

— Раз вы настаиваете, — Зарина мило улыбнулась, — но вы же не умрете, если скажете нам почему.

— Подчиненные не разговаривают с офицерами подобным тоном. И тот факт, что вы — женщины, ничего не меняет.

Улыбка исчезла с лица Зарины — тон самого Петерсена не располагал к легкомыслию.

— Если хотите, я скажу вам почему. Потому что я приказываю. Потому что вы не можете ничего делать без моего разрешения. Потому что вы — младенцы в дремучем лесу. И, наконец, потому что я стану доверять вам только тогда, когда вы станете доверять мне.

Обе девушки непонимающе переглянулись и, не говоря ни слова, вошли в дом.

— Это прозвучало несколько грубовато, — заметил Джордже.

— Да, грубовато. Но я хотел, чтобы до них дошло, — нельзя без спроса бродить где попало. Такие безобидные прогулки могут иметь далеко небезобидные последствия.

— Конечно. Только они не знают об этом. Для них вы вредный, своенравный, задиристый волк.

В придачу не очень умный и любящий покомандовать. Не переживайте, Петер. Когда девушки оценят ваши истинные достоинства, возможно, они еще смогут полюбить вас.

Войдя в жарко натопленную комнату, Петерсен объявил:

— Наружу никто не выходит. За исключением, разумеется, Джордже и Алекса. И Джакомо. Впрочем, он и так не собирается никуда выходить.

Дремавший за столом Джакомо приподнял голову и окинул сонным взглядом присутствующих.

— А мне? Мне тоже нельзя выходить? — спросил Михаэль.

— Нельзя.

— Почему Джакомо можно, а мне — нельзя?

— Потому что вы — не Джакомо, — лаконично ответил Петерсен.

Проспав неполных два часа, майор открыл глаза и помотал головой, отгоняя сон. Насколько можно было различить, бодрствовали только неутомимый Джордже, сидевший с кружкой пива в руке, и трое пленников. Поднявшись с пола, Петерсен растолкал остальных.

— Время пить чай или кофе, кому что захочется, и уезжать, — он подбросил в печь пару поленьев.

Майор Массами, державшийся до сих пор удивительно тихо и скромно, спросил:

— Мы тоже отправляемся?

— Вы остаетесь здесь. Связанные, но без кляпов во рту, поскольку это лишено смысла. Можете кричать сколько вздумается — ваши крики никто не услышит, — Петерсен поднял руку, предупреждая протест. — От ночного холода не погибнете. Когда придет помощь — тут по-прежнему будет тепло. Через час, после того как мы покинем этот дом, я свяжусь с ближайшим армейским постом — это в пяти километрах отсюда — и объясню, где вы находитесь. Спустя двадцать минут за вами приедут.

— Очень любезно, — Массамо вяло улыбнулся. — Это лучше, чем быть застреленным…

— Королевская югославская армия не подчиняется никому — ни немцам, ни итальянцам. Если союзники пытаются нам препятствовать, мы предпринимаем некоторые действия для самозащиты. Но мы не варвары и не расстреливаем союзников.

Спустя несколько минут Петерсен взглянул на трех заново связанных пленников.

— Итак, смерть от холода никому из вас не грозит, в печи горит огонь. Через полтора часа тут будут ваши люди. До свидания.

Нового свидания с майором пленники явно не жаждали — ни один из троих не ответил ему. Петерсен спустился по замшелым ступеням крыльца и свернул за угол дома. Грузовик стоял посреди небольшой поляны.

— О, новый грузовик! — вскричала Зарина.

— «Новый грузовик», — передразнил ее Петерсен. — Именно это вы бы воскликнули, вернувшись с прогулки. Майору Массамо очень понравились бы эти слова. Из них легко понять, что старый грузовик брошен нами где-то поблизости, поэтому после своего освобождения он немедленно сообщит солдатам, что у нас есть другая машина. В результате мне пришлось бы опять тащить с собой коменданта. Именно это я имел в виду, когда говорил: нельзя доверять младенцам в дремучем лесу.

Джакомо сказал:

— Наш старый грузовик наверняка в розыске. Что, если на него наткнутся?

— Сомневаюсь. Разве что кому-то взбредет в голову нырнуть на дно Неретвы. Но не думаю, чтобы в такой холод на это нашлись охотники. Я сбросил его с небольшой скалы в довольно глубоком месте. Мне порекомендовал его местный рыбак.

— Машину можно увидеть сверху.

— Нет, в это время года вода в Неретве очень мутная. Она очистится лишь через несколько месяцев, когда снега сойдут с гор. А какая разница, что будет через несколько месяцев?

— Что за добрая душа подарила тебе это чудо? — спросил Джордже. — Уж не итальянская ли армия?

— Итальянцы так бы не расщедрились. Это сделал все тот же мой друг, рыбак, он же владелец гаража, возле которого мы останавливались. У итальянцев нет возможностей ремонтировать свои машины. Мой приятель при случае выручает их. У него были и гражданские грузовики, но, пораскинув мозгами, мы решили, что этот — наиболее подходящий.

— А вашему другу не придется за него отвечать?

— Исключено. Мы сорвали замок с гаража. Если вдруг какому-нибудь солдату захочется заглянуть туда завтра, что, кстати, маловероятно, поскольку завтра — воскресенье. Придя в гараж утром в понедельник, мой приятель, как положено добросовестному работнику, сообщит итальянцам, что помещение взломано и похищен военный грузовик. Никакой ответственности за это он не несет. Виновники известны: кто же еще, кроме нас, мог это сделать?

— Выходит, утром в понедельник за нами начнется погоня, — констатировала Зарина.

— В понедельник утром этот грузовик, возможно, присоединится к первому. В понедельник утром, несмотря ни на что, мы будем уже далеко.

— А вы хитрый.

— А вы опять говорите глупости. Я просто все планирую заранее. Садитесь.

Новый грузовик был намного удобнее и тише прежнего. Как только он двинулся с места, Зарина продолжила:

— Не подумайте, что я придираюсь или осуждаю вас, но, по-моему, надо быть почтительней по отношению к вашим союзникам.

Петерсен взглянул на нее, затем поправил:

— К нашим союзникам.

— Что? — переспросила Зарина. — Ах да, конечно. К нашим союзникам.

Майор продолжал следить за дорогой. Иногда внезапно он становился задумчивым, и тогда выражение его лица говорило само за себя.

— Та вчерашняя гостиница в горах, обеденный час. Помните, что сказал Джордже?

— Что именно? Он говорил так много…

— О наших союзниках.

— Смутно.

— Смутно… — Петерсен неодобрительно поцокал языком. — Это профессиональный изъян. Радист должен запоминать все, о чем вокруг говорят… Наш союз с итальянцами существует до тех пор, пока в нем есть необходимость. Хотя мы воюем бок о бок с итальянцами — Джордже, правда, сказал тогда «с немцами», у нас разные цели. Когда союзники перестанут устраивать нас, ни о каком союзе не может быть и речи. Сегодня возник небольшой конфликт. Разумеется, для нас собственные интересы важнее. Не думаю, что потеря одной-двух машин может повлиять на исход войны.

После короткого молчания Лоррейн спросила:

— Майор Петерсен, кто, по-вашему, победит в этой ужасной войне?

— Мы. Будет лучше, Лоррейн, если станете звать меня просто «Петер». Вы ведь еще не служите в армии.

Девушки обменялись удивленными взглядами. Если Петерсен и заметил это, то не подал вида.

Неподалеку от армейского блокпоста в Шаплине дорогу грузовику преградил молодой итальянский офицер. Приблизясь к нему, он направил фонарик на бумагу, которую держал в руке, затем осветил номер машины и навел луч на лобовое стекло.

— Не слепите нас своим дурацким фонарем! — высунувшись из кабины, сердито крикнул Петерсен.

Луч света мгновенно погас.

— Простите, сеньор. Обычная проверка. Это не тот грузовик, — офицер отступил в сторону, отдал честь и, взмахнув как жезлом, выключенным фонарем, подал знак следовать дальше.

— Не нравится мне это, — проговорила Зарина. — Что будет, если удача отвернется от нас? Почему он так легко всех отпустил?

— Молодой человек обладает вкусом, осторожностью и благоразумием, — откликнулся Петерсен. — «Кто я такой? — по-видимому, сказал он себе, — чтобы вступать в перепалку с офицером, везущим двух прекрасных юных леди?»… Однако охота началась. На его бумаге я успел прочесть номер старого грузовика. Вдобавок, лейтенант осветил фонарем наши лица. И, хотя ему было приказано искать трех головорезов, он успокоился, поскольку ни один из нас не подходит под это описание. Конечно, преследователям скоро станет известно, что вы едете вместе с нами, но пока они не догадываются об этом. Единственным, кто видел нас на борту «Коломбо», — те двое солдат, что лежат связанными в лачуге.

— Тот, кто за нами гонится, может расспросить экипаж, — рассудила Зарина.

— Никто из членов команды не скажет ни слова без разрешения Карлоса. У них вполне доверительные отношения.

— А сам Карлос? — задумчиво спросила Зарина.

— Карлос ни в чем не признается. В борьбе долга с совестью победит совесть. Капитан не утопит свою давнюю подружку, подставив ее под пули.

Лоррейн подалась вперед и взглянула на Петерсена.

— Кого вы имеете в виду, говоря о подружке? Меня?

— Полет фантазии. Вы же знаете, как я бессвязно излагаю свои мысли.

После очередной проверки Петерсен откинулся на спинку сиденья и сказал:

— А сейчас, пожалуйста, пересядьте в кузов. Там прохладней, но мой приятель-рыбак снабдил меня одеялами.

— Почему мы должны это делать? — удивилась Зарина.

— В кабине находиться опасно. Начиная с этой минуты, описание вашей внешности уже, вероятно, передано дорожным патрулям. Может, это и не так, но давайте будем учитывать самое невероятное.

— Как нас могут опознать, когда майор Массамо… — девушка умолкла и посмотрела на часы. Вы сказали, что свяжетесь с армейским постом в Шаплине ровно через час. А уже прошел час и двадцать минут. Эти люди замерзнут. Почему вы солгали?

— Если вы не в состоянии думать — а вы явно не способны на подобное — то молчите. Это была вынужденная ложь. Представьте, что бы произошло, исполни я сейчас или двадцать минут назад свое обещание?

— Пленников бы освободили.

— И только?

— А что же еще?

— Господи, помоги Югославии! Итальянцы засекли бы мой сигнал и без труда вычислили бы наше местонахождение. Вместо меня сообщение в Шаплину ровно через час передал мой приятель из Груды — городка, расположенного к северо-западу отсюда, на дороге Шаплина-Имоцки. Таким образом, поиски будут сосредоточены в районе Имоцки. Там находятся штаб-квартира итальянской десантной дивизии, уйма других объектов, среди которых человек может легко затеряться. Кроме того, итальянцы относятся к немцам так же, как немцы к югославам. Приказ о моем задержании, пришедший от германского командования в Риме, они не будут исполнять с большим рвением. Но, даже будь итальянцы семи пядей во лбу, им не придет в голову искать меня поблизости от Мостара.

Остановив грузовик, Петерсен помог девушкам перебраться в кузов и вернулся в кабину.

Действительно, дорожные патрули перед Мостаром даже не осматривали машину. Добравшись до центра города, Петерсен свернул к автостоянке отеля «Бристоль». Заглушив двигатель, он подошел к заднему борту.

— Пожалуйста, не выходите, — предупредил он. — Я скоро вернусь.

— Можно поинтересоваться, где мы находимся? — спросил Джакомо.

— Конечно. Главная автостоянка города Мостара.

— Наверное, очень людное место, — послышался голос Зарины.

— Чем больше народа, тем лучше. Здесь легче остаться незамеченными.

— Не забудьте передать Иосипу, что я не ел и не пил сто лет! — воскликнул невидимый Джордже.

— Он и без меня сообразит, — усмехнулся Петерсен.

Майор подъехал к автостоянке в четырнадцатиместном микроавтобусе-«фиате» примерно середины двадцатых годов. За его рулем сидел невысокий смуглый мужчина.

— А вот и Иосип, — сказал Петерсен.

Водитель, радостно улыбаясь, поздоровался с Джордже и Алексом — все трое, очевидно, были старыми добрыми знакомыми. Майор не потрудился представить его остальным.

— Перенесите вещи в автобус, — приказал он, — Иосипу не очень хочется, чтобы перед входом в его отель красовался итальянский военный грузовик.

— Отель? — спросила Зарина. — Мы собираемся остановиться в отеле?

— Путешествуя в компании с нами, — внушительно промолвил Джордже, — вы можете рассчитывать только на лучшее.

Однако дорога к отелю, впрочем, как и он сам, выглядели далеко не лучшим образом. Поставив автобус в гараж, Иосип проводил гостей по узкой тропке к тяжелым деревянным дверям.

— Запасной выход, — пояснил Петерсен. — У отеля Иосипа репутация солидного заведения. Он не нуждается в дополнительной рекламе, сопровождая толпу постояльцев.

По короткому коридору они прошли в вестибюль, небольшой, но опрятный и светлый.

— Ну-с! — Иосип энергично потер руки. — Как только вы занесете багаж, я покажу ваши комнаты. Мойтесь, причесывайтесь — и обедать! У меня, конечно, не «Бристоль», — он развел руками, — но спать голодными не ляжете.

— Я еще не отошел от дороги, — Джордже кивнул в сторону бокового прохода. — Пойду, немного встряхнусь.

— Бармены на ночь уходят, профессор. Вам придется обслуживать себя самому.

— Не беспокойтесь, Иосип. Я справлюсь с этой тонкой работой.

— Прошу вас, леди, — обратился хозяин к девушкам.

Наверху, в коридоре, Зарина повернулась к Петерсену и, понизив голос, спросила:

— Почему ваш Друг назвал Джордже профессором?

— Его так зовут многие, — шепотом отозвался майор. — Кличка. Могли бы сами догадаться. Джордже всегда ведет себя, как папа римский.

Обед оказался намного лучше, чем можно было предположить, судя по словам Иосипа, а если учесть, что время было военное, то просто сказочным — сочная далматинская ветчина, запеченный лобан, поданный под белым соусом, фаршированная телячья печенка, изумительно вкусная оленина превосходно шла под знаменитое неретвинское красное.

— Никто не знает, что ждет его впереди, — мрачно заметил Джордже и умолк минут на пятнадцать. Даже в лучшие времена его гастрономические экзерсисы не принимали форму столь ужасающего обжорства.

Кроме толстяка, его компаньонов и хозяина за столом сидела жена Иосипа — Мария. Невысокая, темноволосая, как супруг, она, во всем остальном, разительно отличалась от мужа. Тот был медлительным и молчаливым — Мария живой, подвижной и общительной до болтливости. Она оглядела Зарину и Михаэля, обедавших в конце зала за маленьким столиком, затем окинула взглядом Лоррейн и Джакомо, сидевших за таким же столиком с другой стороны, и сказала:

— Ваши друзья не слишком словоохотливы. Джакомо, проглотив кусок оленины, пробормотал:

— Потому что у них заняты рты.

— Нет-нет, они разговаривают, все в порядке, — откликнулся Петерсен, — просто их не слышно из-за лязга челюстей Джордже. Но ты права, они говорят очень тихо.

— Почему? — спросил Иосип. — Почему они шепчутся? Здесь бояться некого, кроме нас, их здесь никто не услышит.

— Джордже прав — они не знают, что ждет их впереди. Все вокруг внове, не для Джакомо, а для остальных троих. А осторожничают, потому что, с их точки зрения, для этого есть все основания. Каждый думает, что этот день может оказаться для него последним на этой земле.

— На базаре ходят слухи, что партизаны прорвались через итальянский гарнизон в Празоре, двинулись вниз по долине Рамы и теперь находятся между нами и Яблоницей, — сообщил Иосип. — Они могут оседлать дорогу. Какие планы на завтра? Если мне следует поторопиться, ты только скажи.

— Почему бы и нет. Нам нужно подняться в горы как можно быстрей, но этих молодых людей мне трудно представить в роли скалолазов. Поэтому придется ехать на грузовике, покуда возможно.

— А если натолкнетесь на партизан?

— Завтра увидим.

Закончив есть, Лоррейн и Джакомо подошли к столу, за которым беседовал с хозяином Петерсен.

— Я уже пыталась Сегодня размять ноги, но вы остановили меня, — сказала Лоррейн. — Хочу сделать это сейчас. Не возражаете?

— Возражаю. Мостар находится недалеко от линии фронта. Вы — молодая красивая девушка. Улицы, по которым захотите прогуляться, полны солдат, вернувшихся с передовой. Мало ли что может случиться? К тому же стоит жестокий мороз.

— С каких пор вас стало беспокоить мое здоровье? — Лоррейн вновь перешла на уже знакомый майору высокомерный тон. — За мной присмотрит Джакомо. Видимо, вы по-прежнему мне не доверяете.

— И это тоже.

— Чего вы ждете от меня? Думаете, я убегу, доложу обо всем властям? Знаете же, что я не могу этого сделать.

— Знаю. А не хочу вас отпускать только потому, что буду переживать за вас.

Красивые девушки обычно не выдают своих истинных чувств, но Лоррейн была почти близка к этому.

— Спасибо, — ледяным голосом произнесла она.

— Хотите, я буду сопровождать вас? — предложил Петерсен.

— Не хочу, — наотрез отказалась Лоррейн.

— Поймите же, Петер, — вмешался в разговор Джордже, — вы ей не нравитесь, — он отодвинул стул. — Зато всем нравится Джордже, большой, веселый, симпатичный Джордже. Я пойду с вами!

— Вы меня тоже не устраиваете.

Петерсен закашлялся.

— Знаете, юная леди, майор прав, — сказал Иосип. — После наступления темноты в городе становится опасно. Ваш Джакомо кажется надежным защитником, но есть улицы, куда не отваживаются заглядывать даже военные и полицейские патрули. Я знаю все места и могу предложить свою компанию.

— О, вы очень добры, — улыбнулась Лоррейн.

— А можно и мы прогуляемся вместе с тобой? — спросила Зарина.

— Конечно же, можно.

Облачившись в теплые куртки, все пятеро, включая Михаэля, вышли из гостиницы, оставив внутри Петерсена и его компаньонов. Джордже, пожав плечами, вздохнул.

— Вообще-то я считался первым парнем в Югославии. Это было задолго до того, как мы повстречались с вами, Петер. Ну что, продолжим? — толстяк кивнул в сторону бара.

— Так скоро? — усмехнулся майор. Джордже занял место за стойкой.

— Странная девушка, — сказал он. — Я говорю о Лоррейн. Зачем ей куда-то идти темным, холодным, опасным вечером? Она не выглядит большой любительницей прогулок по свежему воздуху.

— Как и Зарина, — заметил Петерсен. — Две странные девушки.

— Ладно, хватит о женщинах, тем более молодых и недосягаемых для нас, — толстяк открыл бутылку вина. — Сконцентрируем свои усилия на урожае винограда тридцать восьмого года.

— …Не особенно они и странные, — неожиданно подал голос Алекс.

Джордже и Петерсен изумленно уставились на него — Алекс говорил столь редко, что каждая его реплика неизменно привлекала к себе внимание.

— Вы заметили что-то, что ускользнуло от нас? — спросил Джордже.

— Да. Видите ли, я не болтаю так много, как вы, — слова прозвучали обидно, но в действительности Алекс сказал их лишь, чтобы пояснить свою мысль. — Когда вы говорите, то слышите только себя. А я смотрю, слушаю и запоминаю. Две юные леди, кажется, подружились. Я бы сказал, слишком подружились — и очень быстро. Возможно, они на самом деле понравились друг другу, не знаю. Но думаю, они друг другу не доверяют. Уверен, Лоррейн вышла на улицу, чтобы выяснить что-то. А Зарина отправилась с ней, чтобы узнать, что именно интересует Лоррейн.

Толстяк важно покивал головой.

— Разумно, разумно. И что же, по-вашему, они хотят выяснить?

— Откуда мне знать? — чуть раздраженно ответил Алекс. — Я только наблюдаю. Делать выводы — ваша работа.

Две девушки в сопровождении своего эскорта возвратились раньше, чем трое мужчин допили бутылку вина. Лоррейн, Зарина и Михаэль уже слегка посинели от холода. У Лоррейн даже отчетливо стучали зубы.

— Приятная прогулка? — вежливо осведомился Петерсен.

— Очень приятная, — сказала Лоррейн. Определенно, она не простила майору ни одного греха их тех, в которых его обвиняла. — Я пришла сказать «спокойной ночи». Когда мы завтра отправимся?

— В шесть утра.

— В шесть утра?!

— Если это для вас очень поздно… Проигнорировав ехидную реплику Петерсена, Лоррейн повернулась к Зарине.

— Ты идешь?

— Задержусь на минутку.

Лоррейн удалилась.

— Стаканчик на ночь, Зарина? — предложил Джордже. — После прогулки рекомендую «мараскино» из Задара.

Как Лоррейн пропустила мимо ушей ехидное замечание Петерсена, так и Зарина не откликнулась на предложение толстяка.

— Вы наврали мне, — сказала она майору.

— Дорогая моя, о чем вы говорите?

— Вы сказали, что «профессор» — кличка Джордже, Потому что он слишком много болтает.

— Я сказал лишь, что Джордже ведет себя как папа римский.

— Не выкручивайтесь. «Кличка!» Кличка декана факультета западноевропейских языков Белградского университета!

— Вот это да! — Петерсен восхищенно взглянул на Зарину. — А вы умница. Как узнали? Она улыбнулась.

— Просто спросила у Иосипа.

— Браво! Должно быть, испытали шок. Вы-то принимали его за кого-то вроде швейцара?

Перестав улыбаться, Зарина смущенно зарделась.

— Вовсе нет. Но почему вы все-таки мне солгали?

— В общем-то это была не ложь. Джордже действительно ведет себя, как… Впрочем, неважно. Я сказал так, потому что Джордже не любит хвастаться своими скромными научными успехами. Он ведь не достиг головокружительных высот ни в политике, ни в экономике, как некоторые, обучаясь в Каирском университете.

Щеки Зарины покрыл густой румянец. Затем она улыбнулась, слабо, но улыбнулась.

— Я не заслужила это. Я даже его не закончила.

— Правда? Простите.

Девушка повернулась к Джордже.

— Почему же вы служите обыкновенным солдатом?

За стойкой бара толстяк горделиво выпятил пузо.

— Я совершенно необыкновенный солдат! — сообщил он с достоинством.

— Да… Но все же — декан, профессор… Джордже печально покачал головой.

— Сослагательные наклонения множественного числа никогда еще не выигрывали сражений.

Зарина уставилась на него, затем повернулась к Петерсену.

Загрузка...