Паутина свободы

Шпион -- Визит к отшельнику

Противник появился внезапно. Эскадрилья едва успела собраться после прыжка и восстановить строй, как из-за кометного ядра вынырнула тройка средних имперских многоцелевиков. Версию, что их поджидали специально, капитан Дрейс отбросил сразу же. Импы даже не сразу засекли эскадрилью, и к тому моменту, как враг, резко изменив курс, устремился им навстречу, повстанцы успели перегруппироваться. Истребительные звенья разошлись в стороны, чтобы исключить поражение всего боевого порядка одним барадиевым зарядом – кто знает, что в бомбовых отсеках у имперцев? – а два «игрека» радиоэлектронного подавления, по совместительству игравшие роль спасателей, сбросили скорость и откатились в тыл построения, за звено Дрейса. Скомандовать «огонь» капитан, как всегда, не успел. Его лейтенанты прекрасно знали тактику сами и ударили из пушек по противнику с дальней дистанции, через мгновение к ним присоединились ведущие чётных пар. Ведомые пока молчали. Новички – потому, что их строго-настрого проинструктировали держаться за ведущим и, в первую очередь, защищать его, а дальше как он прикажет. Более опытные бойцы знали, что всё это «пиф-паф» пока больше ради психологического воздействия, а настоящий бой начнётся позже, на меньшей дистанции. Нет, кто-то из салажат не удержался, надавил гашетку. Кто? А, Терон Нетт. Ну, что же, получит жирный минус за самодеятельность. Имперцы на беспокоящий огонь не поддались, экипажи явно были обстрелянными. Дистанция сокращалась.

— Звонок! — произнёс Дрейс в микрофон передатчика.

Звенья выполнили резкие манёвры в произвольном направлении. Вовремя! Трассы имперских пушек прошли мимо, никого не зацепив. Да, вы, ребята, грамотные, но и мы что-то умеем. А вот теперь, с расстояния уверенного поражения…

— Вспышка!

Ракетный залп «дуплетом» с восьми истребителей со стороны выглядит эффектно, но результативность сейчас подкачала. Многоцелевики имперцев продемонстрировали свою дьявольскую манёвренность, и все шестнадцать ракет ушли мимо. Что? Вот хатт побери! С оснований крыльев истребителя девчонки по кличке «Док» тоже сорвались две МГ5. И угодили точно во флагмана импов в момент манёвра. Защитное поле того лопнуло, словно мыльный пузырь. Длинная очередь из пушек прошлась многоцелевику по всему днищу, и он отвалил, оставляя за собой ярко блестящий в приёмниках сенсоров след вытекающего инерта.

— Трём ведомых на раз! — распорядился Дрейс.

«Тёркой» в Дантуинской эскадрилье называли атаки-укусы. Обстрелять, проскочить мимо, зайти с другого направления, снова обстрелять и снова проскочить, пока число атак не достигнет нужной цифры, а затем выходить из боя прыжком на сверхсветовую. «На раз» и означало, что смываться следовало после первого укуса, слишком уж опасны многоцелевики для истребителей даже при таком, казалось бы, подавляющем превосходстве. Многовато у них точек вооружения, и все, как назло, подвижные, не требующие прицеливания всем корпусом. Развернувшись вслед за целями «два» и «три», звенья действовали «ножницами», зайдя сзади-сверху на пересекающихся курсах. Так оператор единственнной верхней турели не успеет обстрелять обе четвёрки. Теоретически. А на практике та «Мгла», которую атаковали звенья Дрейса и Гнива, внезапно выполнила манёвр, напомнивший капитану поведение скакуна из исторической голодрамы, которому подсекли канатом ноги. Клевок носом – и орудия на передних точках, вывернувшись назад, в упор ударили по атакующим. Дрейс не успел выругаться, а на командном дисплее вспыхнули багровые строчки. Повреждены две машины. И у Бластвела одна. Проклятье! Толкая рычаг гипердрайва, капитан надеялся, что подбитые ещё смогут прыгнуть, иначе им конец.

Менее чем через полчаса эскадрилья вышла на досвет в необитаемой системе, где ждал их фрегат-носитель. Пятнадцать машин и один из «игреков». Через две минуты появился второй. На его борту находился Пумбус Хиевайди по прозвищу Ковш, его истребитель не пережил атаки. Счастье, что спасателю удалось захватить его лучом прямо под носом у импов. Оператор «игрека» мрачно доложил:

— Командир, в системе шухер, на гиперволнах такой гвалт стоит… Попытаемся сунуться снова, нас размажут.

— Понял тебя. Значит, до другого удобного случая, — сказал капитан. — Идём на посадку по звеньям, два – три – четыре – один.

Когда истребитель Дрейса опустился на своё место посреди ангарной стоянки, на палубе уже царила суета. Техники подгоняли к повреждённым машинам подъёмники, ставили лестницы, на истребителе Ноццо Нэйтаана заливали противопожарной пеной раскалённую турбину. Пилоты на руках спускали из спасательного отсека Ковша.

— Да в порядке я, это снаружи по шлему садануло, — отбивался он.

— Док! — окликнул первый лейтенант Бластвелл твилеку.

— Да, сэр?

— Как ты умудрилась попасть в этого чёрного стрилла? Откуда знала, что он пойдёт вверх?

— Одной из задач «Мглы» является штурмовка наземных позиций, — развел руками женщина. — Отсюда минимум уязвимых мест на днище. И основное вооружение тоже снизу. Прямой смысл пилоту дёргать именно «на себя». Счастье, что он не перепилил нас пополам из своих спарок.

— Видно, стрелки у них хуже обучены, чем пилоты, — заметил кто-то.

— Ну, да, скажи это Ковшу, ему прямо в нос залепили, — проворчал Гнив.

К тому времени, как техники устранили повреждения двух подраненных машин и подготовили эскадрилью к новому вылету, из штаба Альянса пришёл ответ на донесение. Приказано было атаку на звёздный терминал отменить, ожидать дальнейших распоряжений в точке сбора. У Дрейса гора с плеч свалилась. Он всерьёз опасался, что, как уже бывало раньше, поступит распоряжение отсрочить выполнение задачи. То есть, выждать несколько суток, «пока всё утихнет», и атаковать снова. С одной стороны, вроде бы, разумно, второй раз могут и не ожидать, но весь фокус в том, что импы – не захудалое войско местного царька. После инцидента обязательно будет проверка, командиров взбодрят, те взгреют офицеров низших рангов, а последние примутся дрючить личный состав. И какое-то, достаточно длительное время бдительность операторов и готовность расчётов будет повышенной. На «утихнет» может понадобиться не один месяц, и то лучше провести повторную разведку. Хорошо, что в штабе, наконец, начинают это понимать. Скольких ребят потеряли, пока научились! Отсюда же из рубки фрегата Дрейс по громкой связи дал своим приказание отдыхать, тем более, что по корабельному времени наступил вечер, и близилось время отбоя.

Ещё через час на фрегате всё затихло, на местах осталась лишь немногочисленная вахта дрейфа. Большой корабль, словно на ладонях у Вселенной, мирно лежал в облаке космической пыли, захваченной газовым гигантом из соседнего астероидного пояса, неподвижный и почти незаметный. В полутёмных коридорах, освещённых синеватыми ночными лампами, не попадалось даже вездесущих в дневное время дройдов, и было слышно, как вдоль них разгуливают сквозняки, то задумчиво перебирая пластмассовые бирки, подвешенные на многочисленные кабели и трубы, то тихонько дребезжа разболтанными решётками воздуховодов. Человек, бесшумно поднявшийся по аварийной шахте в нижний осевой коридор, идущий ниже «хребта» корабля вдоль трюмной антресоли, сделал несколько шагов в направлении жилых помещений и замер, оцепенев от неожиданности. Возле комингса ближайшей взрывозащитной двери, засунув руки в карманы, стояла фигура в спортивной куртке с наброшенным на голову капюшоном.

— Т-ты? — удивился он. — Что ты здесь делаешь так поздно?

— Не стану задавать тебе тот же вопрос. Значит, в следующем полёте твоё донесение должен был доставить мой корабль, так, мистер агент?

— Я не понимаю… — начал застигнутый врасплох злоумышленник, но договорить ему не дали:

— Отличная штука эти мини-камеры, давно ими пользуюсь. Чем капсулу в трубе клеил? Смазкой? Ну, да, в вакууме застынет, а после выхода на досвет через систему пойдёт раскалённый инерт, и посылочку выдует в космос. Остроумно. Такую бы изобретательность да в мирных целях… Замри! — из кармана молниеносно возник небольшой тонкорылый бластер. — Ты правда вообразил, что я позволю тебе тихой сапой дотянуться до игольника?

— Попробовать стоило, — скривился агент.

— Ну, ну, ты же неглупый мальчик. Не будь у меня уверенности в своих силах, разговора бы не было. Гидроключом по затылку, и дело с концом. А внедрился ты шикарно. Разыграл деревенского дурачка, слажал на испытании… Что с того, что механики не летают на задания? Зато они имеют доступ не к одному, а ко всем кораблям сразу. Да, Йордан Муг, или как тебя там?

— Хорош насмехаться, — Муг сплюнул себе под ноги. — Давай, веди меня к лейтенанту Шапуро. Раз уж попался, чего долго говорить?

— Так торопишься умереть в страшных муках?

— Что-то я тебя не пойму. Если ты не из его акков, тогда… Денег, что ли, хочешь?

— У-у, как банально. Почему у вас, шпионов, всё измеряется только алчностью?

— Ты тоже крот. Только чей-то ещё, — осенило Муга. Он решил забросить пробный шар: — Хочешь, чтобы я работал на… хаттов?

На его визави догадка не произвела ни малейшего впечатления.

— На них или кого-то ещё, не всё ли тебе равно? Мне нужно одно: любое донесение импам должно сначала проходить через меня. Устраивает?

— И это всё?

— Да. Шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте – и отправишься в особый отдел. Второй раз предупреждать не буду.

— А что помешает мне там, в кабинете Шапуро, в первую очередь заложить тебя? — прищурился Муг. — Может, за это и жизнь сохраню.

— Сомнительно. Лейтенант патологически подозрителен, ему всё время будет казаться, что ты рассказал не всё. А мне, конечно, придётся уволиться, но и только.

— Считаешь, что твоими хозяевами всё настолько схвачено?

— Это уже не твоя печаль.

— Ладно. Пропади ты пропадом, я согласен.

— Хорошо. Можешь идти спать.

Йордан Муг, опасливо косясь на бластер, отодвинулся к противоположной стене, переступил порог герморассечки. Сверху послышался какой-то звук. Шпион дёрнулся взглядом в том направлении. Проклятье, это же бирки гремят на сквозняке! Оглянулся через плечо – возле двери никого не было. Чтоб тебя… Ладно, ничего не поделаешь. Придётся поработать ещё и на слизняков. Или на ящеров, всё возможно. Жаль, от неожиданности не догадался попросить денег. Два жалования лучше, чем одно. Ну, ничего, ещё не вечер. Вдруг повезёт оказаться полезным, тогда и о деньгах можно будет потолковать.

Той ночью на трюмной антресоли корвета, разгороженной щитами-ширмами на отдельные секции, все спали спокойным крепким сном.

* * *

Отшельник, известный в окрестных селениях под именем Старый Бен и прозвищем Чокнутый Колдун – спасибо фермеру Оуэну Ларсу – появился в Мос Эйсли, как всегда, после полудня. Зашёл к перекупщику, принимавшему обычно его кустарные поделки, поболтал какое-то время с ним, затем прямиком направился в портовую кантину Чалмуна. Здешний кабатчик, Вухер, не очень жаловал Бена, но деньги отшельника были не хуже любых других денег. Бен всегда заказывал мясо и приличное вино, а не то грошовое пойло, которым довольствовался корабельный сброд, приходивший сюда расслабиться.

— Тебе как всегда, старик? — спросил кабатчик.

— Да, пожалуйста, — кивнул отшельник и уселся за столик возле узкого оконца в нише слева от входной двери.

Сквозь стену здесь доносился слабый гул энергетической установки, размещённой в отдельной комнате у входа, поэтому некоторые разумные, чувствительные к промышленным частотам, избегали этого угла. Бену Кеноби звук не мешал абсолютно, с помощью своих способностей он легко отстраивался от фона и умел отчётливо слышать всё, что происходит в зале кантины. Собственно говоря, именно за этим он изредка и приходил сюда. Сейчас информация сейчас была нужна ему, как никогда. Вот уже несколько суток кряду магистра несуществующего ныне Ордена джедаев одолевало стойкое тревожное предчувствие. Оно было слабым и неконкретным, магистр не мог понять, что именно угрожает, когда оно придёт, и относится ли угроза к нему самому или к Люку и его родственникам. Упорные медитации ничего не дали. Призрак его учителя, предпочитавший являться, когда сам сочтёт нужным, на призывы не отвечал. Два дня магистр Кеноби потратил на анализ новостей Голонета. Тоже ничего, обычная бульварная белиберда. Возможно, здесь, в порту, удастся что-то выяснить? В кантине, если не считать голосов посетителей, было тихо. Закуток, предназначенный для оркестра, пустовал, и это было на руку Кеноби: без музыки легче воспринимать разговоры в дальнем углу. Он не спеша пообедал, затем заказал ещё овощной пирог и кружку эля, прислушиваясь, присматриваясь. Нет, никаких интересных разговоров. Какая-то женщина, по виду – контрабандистка, подошла к его нише и произнесла развязным тоном:

— Мужчина, не угостите даму выпивкой?

— Боюсь, тот сорт спиртного, что пью я сам, не слишком подходит для леди, — учтиво ответил Кеноби. — А на другое, к сожалению, нет денег.

— Оставь ты этого колдуна! — обратился к женщине пилот, сидевший за соседним столиком. — Садись с нами, мы тебя угостим! Что это у тебя, кветарра? Давненько не слыхал. Готов раскошелиться на обед из трёх блюд, если порадуешь музычкой.

— Нет, мне что-нибудь лёгкое закажи, — женщина уселась на свободный стул, перекинула инструмент из-за спины на колени. — После плотного обеда хуже поётся.

Это было некстати. Кеноби любил хорошую музыку, однако, в данный момент она станет помехой, будет гораздо труднее «выключить» её из восприятия, чем тот же оркестр, который мог быть значительно громче, но располагался дальше и не перекрывал всю панораму. Мысль повисла… и растаяла. Потому что женщина, опрокинув стопку и закусив ломтиком местного пирога, заиграла очень знакомый мотив. Отставной джедай замер. Эту песню сочинили во время войны, сразу после битвы за Кристофсис, в которой принимал участие он сам. Откуда контрабандистка знает куплет про «двоих с мечами»?? Его не исполняли очень давно, с начала Империи, поскольку за упоминание джедаев можно было запросто оказаться в камере Имперской службы безопасности. Неужели она воевала? По возрасту вполне возможно. Впрочем, тиилинки очень музыкальны и способны запомнить несколько незнакомых песен подряд, услышав их всего один раз. Могла перенять вот так же, где-то в кантине у ветеранов. Задумавшись, отшельник поймал себя на том, что перестал обращать внимание на разговоры посетителей и слушает уже третью песню кряду. «Невидимки». Сразу вспомнилась безрассудная атака 212-го, тогда, на Рилоте. А вот эту, «Лихие времена», чудесно пел один из мастеров в Храме, он погиб во время Резни… Голос исполнительницы был немного резким, но глубоким и выразительным, само его звучание как нельзя лучше соответствовало тому, о чём пела женщина. Нет, всё, хватит расслабляться! Того гляди, можно совсем раскиснуть. Кеноби, собираясь подняться из-за столика, посмотрел на женщину, и взгляд его встретился с её льдисто-голубыми глазами. Женщина мягко провела пальцами по струнам и начала новый мотив.

Все его любили, а потом забыли,

И остался он совсем один.

Он идёт по склонам, солнцами спалённым,

Человек, влюблённый в Татуин.

Он идёт по склонам, солнцами спалённым,

Человек, влюблённый в Татуин.

Поклонившись милым, дорогим могилам,

На земле чужой он блудный сын.

Хоть в душе ненастье, всё же, верит в счастье

Человек, влюблённый в Татуин.

Хоть в душе ненастье, всё же, верит в счастье

Человек, влюблённый в Татуин.

Колесил по свету в поисках ответа,

Но ответ нашёл всего один.

Понял он, что, всё же, долг всего дороже,

Человек, влюблённый в Татуин.

Понял он, что, всё же, долг всего дороже,

Человек, влюблённый в Татуин.

Что такое? Это она о нём? Или из-за предчувствия Силы он совсем отупел и докатился до приступа паранойи? Через пару секунд магистр понял, что паранойя тут ни при чём, чего не скажешь про «отупел». Вентресс же рассказывала, что у неё есть давняя, ещё с позднезлодейских времён, подруга-наёмница. Тиилинка. Латс Рацци, вот как её зовут! Сомнений нет, и цвет кожи, и ярко-рыжие волосы, пускай они и стали наполовину седыми… Правда, Асаж не упоминала, что она так профессионально поёт.

— На этом, я думаю, концерт пора заканчивать, — сказала исполнительница, обращаясь к соседям по столику, но по-прежнему глядя только на Кеноби. — Желаю приятно провести время.

Подхватила инструмент подмышку и, выразительно качнув головой в сторону двери, неторопливо направилась к выходу. Выждав немного, Кеноби последовал за ней.

— Здравствуйте, Ма… — начала она, очутившись на улице.

— Не стоит произносить это слово, — предостерёг Кеноби. — Просто Бен.

— Хорошо, Бен. Как меня зовут, Вы, полагаю, знаете.

— Да, наслышан, госпожа…

— Пожалуйста, просто Латс.

Кеноби кивнул и продолжал:

— Вы служите в той самой компании, как я понимаю?

— Совершенно верно. Меня прислало сюда моё руководство. Для начала Вас просили посмотреть одну запись.

— Что ж, давайте. Пойдёмте вот туда, за заборы, там изображения никто не увидит.

Они уселись на пыльный – впрочем, как всё на этой планете – каменный фундамент, на который опирался высокий глинобитный забор. Женщина достала из сумки голопроектор, не миниатюрный ручной, а складную настольную модель, развернула подставку и зеркала. Предложенная запись длилась около десяти минут. Кеноби смотрел очень внимательно, не проронив ни слова, лишь потирал подбородок. Когда изображение погасло, спросил:

— Это… что?

— Фрагмент одной из вечеринок, организованной принцессой Лейей Органа Скайуокер-Наберри. В отсутствие сенатора Бэйла Органы, разумеется.

— Однако! Такое чувство, что девочке смертельно скучно.

— То же говорят Ваши коллеги и врачи-психологи. Что с этим делать, непонятно. Вы, может быть, знаете, моему руководству удалось приставить к девочке наставницу.

— Нет, мне это не известно. Давно? Кто она?

— Сабе, фрейлина королевы Амидалы. Больше двух лет назад. Она и прислала эти записи. По её словам, характер у девочки в последнее время несколько выправился, но Лейя рвётся в дело, а Бэйл Органа поручает ей только небольшие, частные задачи. И очень плотно контролирует.

— Его можно понять. Дипломатическая работа требует точности. Любая ошибка обходится слишком дорого.

Латс вздохнула:

— Бен, Вы, кажется, хорошо знаете ситуацию, когда ученик считает, что его зажимают и не дают ему воли. И знаете, чем это кончилось.

— Тот ученик обладал непомерно раздутыми амбициями, — мрачнея, возразил Кеноби. — Впрочем, истина есть и в Ваших словах. Девочка может быть в него, тогда – проблема. Но, возможно, всё ещё не так плохо? Я слышал, некоторое время назад Бэйл поручил дочери целую гуманитарную миссию. В систему Лотал. И она не вполне удалась. Это должно заставить юную леди более трезво оценивать свои навыки.

— Если бы всё было так! На деле Лейя в этих событиях не участвовала.

— Хотите сказать, кто-то выдал себя за неё?

— И очень убедительно, — подтвердила тиилинка. — За всё время вкралась всего одна помарка. Забавно было видеть, как эта девочка говорит «Да, Вам стоит бояться. Особенно моей речи в Сенате, где я скажу…»

Кеноби рассмеялся:

— Вы так точно передаёте интонации, Латс, что я сразу понял, кто это. Конечно! Она теперь может скопировать любую внешность, хоть твилека, хоть геонозианца.

— Она не может одного: потолковать с Бэйлом. Иначе о ней на следующий же день будет знать половина повстанческого Альянса.

— Да, с конспирацией у наших бунтовщиков плоховато, приходится признать. Так что же, она хочет, чтобы с ним поговорил я?

— Либо Вы, либо Великий Магистр. Ваша коллега, ну, та, что курировала планету Камино, полагает, что лучше он, мать и Генеральный Директор считают, что лучше Вы.

— Это следовало бы обсудить с ним, — пожал плечами Кеноби. Решать за Йоду, согласится ли тот лететь на подобную беседу или нет, он был не вправе. Хотя и мог оценить вероятности ответов. Будет, скорее, «нет», чем «да».

— И желательно побыстрее. В ближайшие три стандартные недели сенатор Органа будет находиться в этой части Галактики с дипломатическими задачами.

— Не тратить восемь лишних суток на перелёт было бы заманчиво, — признал Кеноби. — Даже не знаю, что предпринять.

— Какие-то проблемы на несколько дней покинуть планету?

— Можно и так сказать. Видите ли, Латс… — он замолчал.

— Да?

Кеноби, всё же, решил быть откровенным с этой женщиной. Асаж о ней отзывалась очень тепло, без всегдашней своей язвительности, да и наши, по всей видимости, всецело ей доверяют, раз выбрали посланником в таком деликатном вопросе.

— У меня смутное чувство назревающей опасности, — признался магистр.

— Опасность для Вас лично?

— В том-то и дело, что чётко понять не могу, — развёл руками отшельник. — И насколько скоро, тоже. Некая призрачная угроза, если можно так выразиться.

— Ну, если Вы решите лететь, здесь останется соответствующая охрана. Со мной команда спецов и одна из самых сильных ведьм Датомира.

— Хм-м…

Кеноби глубоко задумался. Неожиданная образовалась проблема. Да, Бэйл, конечно, ему друг – во время Войн Клонов столько пережито вместе! – но он назвал Лейю дочерью, взял на себя ответственность. Вправе ли теперь сам Кеноби или Йода вмешиваться в чужие семейные отношения? С другой стороны, один раз уже не вмешались, и к чему всё привело? Ладно, другие магистры, но он-то сам, у которого были давние доверительные отношения с Падме! Неоспоримо, наибольшая вина лежала на Анакине. Амбиции, неудовлетворённое честолюбие, попытки решить все вопросы собственными силами, даже когда прямо предлагают: поделись, расскажи, подумаем вместе… Наверное, то, что произошло в тот день на Мустафаре, так или иначе, было неизбежным. Но именно тогда, на борту яхты, мчащейся к Полис Масса, сидя рядом с бесчувственной Падме, он впервые подумал: а не были те самые амбиции и слабости Анакина всего лишь отражением его собственных? Не отразил ли Избранный, подобно вогнутому зеркалу, все их в искажённом и усиленном виде? Позже он несколько раз возвращался мыслями к этой теме и в итоге пришёл к выводу, что напрасно накручивает себя. Слабости у него, безусловно, имелись, и в отношениях с женщинами ему всегда было непросто, что с Сири, что с Сэтин, что с Асаж. Но тем главным, что погубило ученика – непомерным честолюбием – Кеноби не страдал никогда, как и его наставник Квай-Гон Джин. По этой части среди магистров был, скорее, Мэйс Винду. Анакину, выросшему в неволе, всё время было мало свободы, признания, одобрения, в этом и заключалась его беда. Не оттуда ли проистекала и его недоверчивость, стремление держать всё в себе? Возможно. Но возможно, что царская доля ответственности за это лежит на наставниках, прежде всего, на самом Кеноби. В данном вопросе он не пришёл к определённому мнению за все эти годы. Или… боялся признаться себе самому, что, выбери он путь ближе к тому, что говорил и делал Квай-Гон, Анакин не замыкался бы в себе? Да нет, какой страх! Кеноби давно уже ничего не боялся, полагаясь на путеводную нить Силы. Как говорили древние, рядом со Светом все страхи мира умирают, даже страх смерти. Просто очень сложно непредвзято судить о вещах, которые настолько задевают за живое… Так, что-то он отвлёкся. А, собственно говоря, нужно ли вообще говорить с Йодой о Лейе? Вести долгое обсуждение, уговаривать, что в данном случае вмешаться необходимо. Зачем? Чтобы переложить со своих плеч груз ответственности? Нет уж. Квай-Гон взялся бы за дело сам. И ему, Оби-Вану Кеноби, следует поступить так же. Несмотря на возникшее предчувствие, что эта встреча ещё отзовётся ему в ближайшие несколько лет, мало не покажется.

Латс ждала решения отшельника, не прерывая его раздумий, сидела неподвижно, будто её и вовсе здесь не было.

— Вот что, — Кеноби поднялся на ноги. — Не будем тратить время на дискуссии с Великим Магистром. С Бэйлом я встречусь сам. У Вас есть график его поездки?

— Конечно, он официально опубликован в Голонете. Вот копия.

— Каков гиперфактор Вашего корабля?

— Ноль семьдесят четыре, это кореллианский средний перехватчик.

— Успеваем пересечься вот здесь.

— Я примерно так и планировала, — кивнула тиилинка. — Корабль ждёт.

— Позвольте ещё один вопрос, Латс? — произнёс Кеноби, когда они уже шли по улице между возвышающимися округлыми стенами посадочных «лунок». — Почему именно Вас выбрали в качестве посланника?

— Всё просто. Мы – последний резерв корпорации. Вы, вероятно, знаете о недавних событиях в системе Мандалора?

— В общих чертах. Видел новости.

— Тогда Вы должны понять. Потерять заводы Внешней Луны корпорация не имеет права. Встанет и Калевала, и наши собственные верфи, слишком тесная кооперация.

— Говорите как управленец, — усмехнулся в усы Кеноби.

— Знали бы Вы, сколько раз мне приходилось летать к разным смежникам в качестве представителя, — махнула рукой Латс. — Поневоле начнёшь разбираться во всех деталях.

Возле корабля ждали семеро существ. Двое из них – человек и оранжевая твилека – носили мандалорские доспехи. Твилека, видимо, была снайпером: хорошо знакомый магистру плоский ранец с плазменным ружьём стоял у её ног. Ещё двое были одеты в расписанную под пустынный камуфляж клонскую броню «фаза 2», один из них, судя по цвету кожи и характерной чёрной татуировке, происходил с Мириала. Молодой фоллин с характерным султаном волос на бритой голове щеголял в мягкой армированной броне, традиционной для его вида. Наиболее штатскую внешность имели человек в зелёном комбинезоне с обилием карманов и женщина в длинной холщовой куртке нараспашку, рубахе с поясом и длинных сапогах. Если бы не посох из тёмного дерева, её можно было бы принять за обычную сельскую жительницу.

— Кейран Килиан, Ваш пилот. Достопочтенная Аллая Дьё с Датомира, — представила их Латс.

Кеноби пожал руку Килиану, учтиво поклонился ведьме:

— Большое счастье, что Вы оказались здесь, госпожа.

— Стечение обстоятельств, — ответила та. — На станции Орд Пардрон находилось несколько тяжелораненых, состояние их не улучшалось, руководство корпорации пригласило меня. Боевые травмы моя вторая специальность.

— А первая?

— Боевые заклинания.

— Тогда я могу лететь со спокойным сердцем, — удовлетворённо кивнул магистр. — Только, прошу Вас, примите меры, чтобы на ферме, которую вы будете опекать, никто ничего не заподозрил.

— Планировала с этого и начать, — ответила ведьма. — Скверно, если наши посты раньше времени заметит злоумышленник, но не лучше будет испугать своим присутствием семью фермера.

— Племянник хозяина – очень активный юноша, за ним придётся приглядывать особо.

— Обеспечим, не волнуйтесь, — сказала Латс.

Ступив на борт горбатого кораблика, такого знакомого и уютного, магистр Кеноби испытал приступ ностальгии. Две крохотные каюты, длинная лестница в рубку, шуршание вентиляции, ровный едва слышный гул генератора… От всего этого веяло спокойствием, благостной довоенной атмосферой. Кеноби вспомнил, как на точно таком же корабле они с Анакином летали в последнюю поездку перед тем, как на них обрушился шквал событий, связанных с покушением на Падме и закончившихся на арене Геонозиса. Только тот был окрашен не светло-серым, а красным «посольским» лаком. Здесь даже интерьер был оригинальный. Магистр задумчиво тронул сенсор возле правой двери. Створка сдвинулась, но только до половины, затем, словно слегка поразмыслив, негромко пшикнула и убралась в стену совсем. Кеноби вздрогнул. Это был не такой же, а именно тот корабль! Вот на этой мягкой полке-койке спал он сам, а верхнюю занимал его падаван, ныне – беспощадный лорд Вейдер. Магистр не верил в случайности, он любил говорить, что нет таких вещей как везение или совпадение. Всё имеет свой исток, определяется предшествующими событиями. Тех, кто поступает правильно, Сила ведёт к успеху, а совершающих ошибки или полагающих, что высокая цель оправдывает низменные средства – к закономерному фиаско. Теперь он на сто процентов был уверен, что принятое им решение абсолютно верно.