Песок и время

— Стратегические бомбардировщики «B1-B», — продолжал говорить переводчик, — вылетевшие из военных баз НАТО в Европе, зайдя с юга страны из Ливийской пустыни, нанесли смертоносные удары сразу по всем крупным городам Ливии: Бенгази, Мисурата, Тобрук, Сирт. Были разрушены зенитно-ракетные, радиотехнические позиции, аэродромы авиации ПВО. После агрессии руководство страны сделало соответствующие выводы: было принято решение о закупке нового вооружения в СССР, о заключении контрактов с военными специалистами на более продолжительные сроки с целью качественно улучшить противовоздушную оборону.

Вдоль автострады под палящим солнцем велись работы по прокладке трубопровода. Трубы большого диаметра лежали вдоль глубоких траншей на подставках.

— Нефть — богатство Ливии, основной источник доходов экономики, — смотря на рабочих в синих комбинезонах и желтых касках, копошащихся возле труб, сказал вспотевший переводчик. — Поскольку своих квалифицированных специалистов не хватает, государство активно привлекает на помощь иностранных специалистов: дороги и трубопроводы проектируют и строят специалисты из Южной Кореи. Строительством жилых и административных зданий занимаются болгары. На нефтеперерабатывающих заводах трудятся югославы. В медицинских учреждениях — госпиталях, поликлиниках — поляки, пакистанцы. С приходом к власти в стране Каддафи народные собрания постановили, что нефть — достояние всего народа. Каждый житель страны, несмотря на свое социальное положение, даже только что родившиеся дети, получали равные права на владение доходами от продажи нефти. В банках открывались специальные счета, куда шли денежные поступления на каждого жителя страны. Ни тебе олигархов, ни коррупции …

— Может, останемся здесь жить? Примем Ислам? — спросил Мартынов у Ивана, сидящего рядом. — Послушаешь этого — не жизнь, а малина.

— Ты что, Серега? Останемся… Нет уж, я положенное время отбарабаню и домой — к березкам, тополям. Да, и не дадут ребята в синих погонах, под белы рученьки — багажом в самолет, и пикнуть не успеешь.

— Шучу, шучу я, Ванюша, — усмехнувшись, задумчиво сказал Сергей. Потом обратился к переводчику: — Слушай, друг, а почему на мечетях месяц в разные стороны смотрит?

— Это же элементарно, Ватсон. Перед закладкой мечети по мусульманским традициям люди смотрят в ночное небо. Запоминают, в какой фазе находится Луна. Когда строительство завершено, на верхушку мечети водружается месяц в таком виде, как он был перед началом стройки.

Автобус вкатил в пригород Триполи. Одноэтажные дома уступили место высоким современным постройкам, из окон которых торчали прямоугольники кондиционеров.

— Приехали, — выдохнул переводчик.

Выгрузив свои вещи из автобуса, члены вновь прибывшей группы специалистов, оглядываясь по сторонам, пытались понять, куда их занесла нелегкая. Одиннадцатиэтажные здания, вокруг песок, полное отсутствие растительности. Малолюдно.

— Все эти дома построены специально для советских военных специалистов. Вот это клуб, библиотека и столовая, — продолжал переводчик. — Сейчас размещайтесь в номерах гостиницы, и через полчаса прошу на совещание. Старший военный специалист при Главкоме войск ПВО Ливии генерал-майор Дронов будет выступать перед вами с ознакомительной беседой.

— Дронов? — уточнил Мартынов.

— Да, Дронов Евгений Михайлович, — подтвердил переводчик.

— Что, знакомый? — спросил Сергея Иван.

— Так это же наш бывший начальник штаба корпуса.

Номера гостиницы представляли собой небольшие отдельные квартиры. Холл с мягкими креслами и диванами, три-четыре комнаты, в которых, оставляя между собой узкие проходы, стояли кровати и тумбочки. Стол, шкаф для одежды, несколько стульев. Вся мебель довольно изношена, с инвентарными номерами, написанными синими чернилами.

Два санузла, большая ванная комната с водяным электронагревателем «Аристон». На окнах жалюзи, пыль. Побросав наспех чемоданы и сумки на полы, устеленные мраморной плиткой, Иван и Сергей спустились на лифте на первый этаж и заспешили в клуб.

— Товарищи офицеры! — раздалась громкая команда. В помещение вошел высокий седой человек в сером элегантном костюме.

— Он? — толкнул локтем Сергея Машанов.

— Он, наш Дронов, — ответил Сергей.

Дронов, взяв в руки список, называя фамилии вновь прибывших, знакомился с ними и сразу же называл группу и пункт назначения.

— Мартынов, — произнес начальник взглянул на поднявшегося с места Сергея. — О, старый знакомый. Рад вас видеть!

— Здравия желаю! — ответил Сергей.

— Подойдешь ко мне в перерыве.

— Есть! — ответил Сергей и опустился на свое место.

— Как там у нас дела? Что нового? — спросил Дронов, беря Мартынова за руку и отводя в сторону в перерыве совещания.

— Все нормально, товарищ генерал, — ответил Сергей.

— Поедешь в Сирт к полковнику Марченко в группу, — закуривая, продолжил Дронов.

— В Сирт?

— Да, в Сирт. Там хорошая группа. Им нужен опытный специалист-энергетик. Городок на берегу моря стоит — уютно, не то что здесь в Триполи, — асфальт, копоть, столица одним словом.

— Я согласен, — ответил для проформы Мартынов, понимая, что отказываться от предложения нет никакого смысла.

— Ну, вот и хорошо, что согласен, — улыбнулся Евгений Михайлович. — Еще не раз увидимся.

Спустя два часа, увидев, что головы несколько десятков человек стали дружно клониться вниз, — сказывались ночь без сна, длительный перелет, — Дронов закончил совещание.

— Ух, наконец, утомил твой знакомый, — произнес Иван. — Сейчас бы перекусить и соснуть часиков двадцать.

— Обед через пятнадцать минут, — устало произнес Сергей. — Пойдем, Ваня, места среди приглашенных и голодных занимать. Поглядим, чем здесь угощают перелетных птиц — странников.

Столовая больше походила на ресторан — ковры на полу, картины на стенах, цветы на столах, симпатичные официантки в ажурных передниках. Оркестр заменяла неназойливая музыка: Юрий Антонов, «Под крышей дома моего».

— Что-то вы все такие бледненькие, мальчики, — улыбаясь и ставя перед офицерами графин с соком, произнесла загорелая молодая женщина.

— Так в Союзе же февраль, снег и минусовая температура — где загорать? Это у вас тут Африка — бананы, комары, — в тон ей ответил Иван.

— Бананы в Ливии не растут. Что будем заказывать? Окрошечки не желаете?

— Окрошка зимой? Серега, чудеса начинаются! Конечно, желаем! Еще как желаем!

Через несколько минут перед друзьями предстал первый заграничный обед: окрошка, салат из свежих огурцов и помидоров, котлеты «по-киевски», пирожные, апельсины, гранаты.

— Граммов по сто пятьдесят бы сейчас не помешало, — обронил шепотом Сергей, смотря на удаляющуюся официантку.

— Не говори, дружище, — поддержал его Иван. — Значит, едем вместе в Сирт?

— Едем, Ваня, едем. Давай перекусим и начнем знакомиться с остальной командой.

На крыльце столовой после обеда стихийно стали образовываться группы офицеров.

Слышались голоса: «Кто в Бенгази? Давай сюда! Тобрук, Тобрук… — подходи!»

Отъезжающих в Сирт набралось десять человек. Пожимая друг другу руки, более тесно знакомились, рассказывали подробней о себе.

— Кофанов Александр, 24 года, старший лейтенант, служил в Эстонии, холост, — произнес высокий, сутуловатый парень с белоснежными зубами.

— Долотов Евгений, 33 года, капитан, служил в Казахстане. Женат, сыну три года, не курю, хобби — электроника, — продолжил светловолосый коренастый молодой человек в синем костюме.

— Рожков Сергей, 29 лет, прапорщик, служил в Таджикистане. Женат, сыну два года. Пью, курю. Хобби — поспать, поесть, нарды, плов.

— Алешин Василий Васильевич, 44 года, подполковник, служил на Украине. Женат, сын, дочь, внук, язва желудка, — усмехнулся полный мужчина, на лысой голове которого красовался смешной блинчик-берет.

— Петров Юрий, 28 лет, капитан, Одесса, женат, сын Витька, четыре года. Преферанс, теннис, «дэвушки».

— Артеменко Владимир, 33 года, майор, служил в Приморье, женат, дочь, двенадцать лет. Баскетбол, охота, рыбалка.

— Емельянов Алексей, 34 года, прапорщик, служил в Саратове, женат, дочь, десять лет. Прапорщик и в Африке — прапорщик.

— Славная компания подобралась, Могучая кучка, — хохотнул Машанов.

Нет ничего слаще, чем поспать после сытного обеда и перекура. Разошлись по номерам, и через несколько минут дружный богатырский храп раздался сквозь неплотно прикрытые двери.

Сергей проснулся оттого, что кто-то рядом бормотал: «Кашефети, мифтах, хобза, хабир». Подумал: «Что за черт? Заклинания какие-то?». Приоткрыл глаза и увидел, что это Кофанов, лежа на кровати, поджав колени и держа в руках потертый блокнот, шевелит губами, произнося непонятные слова.

— Саня, у тебя что, крыша поехала?

— Леонидович, ты как всегда прав! От этой тарабарщины, действительно крыша может поехать, причем весьма стремительно. Этот блокнот мне подарил товарищ из моего дивизиона. Это разговорник, арабско-русский. Читаю и не врубаюсь… Кашефети — отвертка. Мифтах — ключ. Хобза — хлеб. Силк — провод и так далее.

— Ничего, Саша, освоимся, где наша не пропадала. Дай-ка, я гляну… — Дахи — яйца. Мэйя — вода. Саяра — машина. Таяра — самолет. Зибда — масло. Лим — лимон. Ана — я. Лязим — хотеть, необходимо.

— Ана лязим мэйя… Что я сказал, Санек?

— Я хочу воды. Ты хочешь пить? — нараспев произнес Кофанов.

— Точно, дружок! Я хочу пить! Подай мне, пожалуйста, графин с водой! — улыбнулся Сергей.

— Есть, товарищ майор, — протянул ему Саша воду. — А ведь, ты смотри, и не все так сложно? Освоимся, не боги горшки обжигали…

— Подъем, полиглоты, — отворив дверь, сказал Василь Васильевич Алешин. — Пошли на совещание. Главный политработник собирает — генерал Сулимов.

— И здесь они покоя не дают, политрабочие, — недовольно отозвался Иван. — Ну, понятно, мы — спецы, так сказать, а эти, что они здесь делают?

— Эти, кто в офисе бумажки перебирает, иные полковники, — на капитанских должностях в штате состоят, — фильмы по гарнизонам развозят, ну и продвигают руководящую и направляющую, там, где о ней, такие как ты, забывают, Ваня. Все, пошли, пошли. Да галстуки не забудьте надеть. Здесь с этим делом строго, — подытожил Алешин.

— Ваня, слушай, что-то меня ломает на эту политинформацию идти. Не думаю, что я там почерпну для себя какую-либо архиважную информацию. Если спросят, где Мартынов, скажи, мол, окрошки объелся и животом мучается. Лады? — обратился Сергей к другу.

— Хорошо, возьму удар на себя. Отдыхай, письма домой напиши: сообщи, что добрался до места, — ответил Машанов и плотно прикрыл за собой дверь гостиничного номера.

Прошла неделя на ливийской земле, вернее будет сказать — песке.

Какая почва, такие и плоды. Изо дня в день строго по распорядку дня шли инструктажи и занятия. Лекторы нравоучительным тоном читали, перелистывая потертые листы канцелярских папок: «В город выход только по разрешению старшего группы советских военных специалистов командой не менее трех человек, в вечернее время выход из городков запрещен, военные специалисты должны остерегаться провокаций со стороны местного населения, строго соблюдать положение статей контракта…». Вопрос о контракте был интересным вопросом. Контракт есть, но его как бы и нет, никто из специалистов в руках его не держал, не подписывал, но выполнять был обязан.

— Василий Васильевич, — как-то вечером, чертя на листе бумаги схему для игры в преферанс, спросил Алешина Сергей. — Просветите нас бестолковых, что это за контракт такой секретный, которым нас стращают ежедневно, но почитать не дают?

— О! Досточтимый Сергей! Контракт, это… контракт. Я когда первый раз находился в Ливии в спецкомандировке, мне удалось его лицезреть. Объемный документ, который заключается и подписывается двумя сторонами. «Наниматель» — страна пребывания и конкретный специалист. Там все расписывается от «а» до «я» — вплоть до того, сколько положено в день килокалорий потреблять в пищу, какое денежное содержание по штатному расписанию, какой автомобиль выделяется в личное пользование каждому специалисту, служебные обязанности и так далее…

— Автомобиль? — удивились находившиеся в комнате.

— Да, — продолжил Алешин. — У каждого специалиста был свой автомобиль, на котором он ездил ежедневно на работу. Со стороны Ливии строго выполнялись все статьи контракта. Выдавалось постельное белье, служебная форма одежды, предоставлялись бесплатно все без исключения медицинские услуги, вплоть до хирургических операций. Но постепенно, видя, что наше руководство само идет на нарушения контракта, автомобили индивидуальные заменили на автобусы коллективные, кормить стали плохо, белье, посуду, хозяйственные приборы приходится возить из Союза. Так этот контракт превратился из документа, который должен регулировать всю жизнедеятельность военного специалиста, в документ, не обеспеченный по своей сути фактами. В пустышку. Даже уровень денежного довольствия, оговоренного в контракте, мы сейчас не знаем. Можно только догадываться, что та сумма, которая будет вам выплачиваться, есть малая толика от большей, настоящей, которую Ливия выплачивает за каждого специалиста Советскому Союзу. Поэтому вам и не дают читать контракт, чтобы не возникало лишних вопросов. Ясно?

— Да уж… вот так всегда, пашешь, пашешь, а урожай барину в закрома, — закуривая, саркастически изрек Кофанов.

— Се ля ви, — ответил Василий Васильевич. — Но не унывай, Шурик, при удачном раскладе, если без малярии и дизентерии вернешься, то на «Газ-24», тебе правительство отстегнет несколько тысяч чеков Внешторгбанка.

— И на каком авто вы ездили, Василь Васильевич? — тщательно перемешивая колоду карт, спросил Артеменко.

— «Пежо-404», седан, классный аппарат, — ответил Алешин. — Давай, Вовчик, сдавай…

Вечером 15 февраля, затолкав чемоданы и сумки в багажное отделение междугороднего автобуса, следовавшего по маршруту «Триполи — Тобрук», группа специалистов заняла свободные места в переполненном салоне. Как только автобус покатил по улицам столицы, в салоне зазвучала громкая музыка. Восточные популярные мотивы раззадорили арабов. Они дружно закурили и начали притопывать в такт музыки ногами, хлопать в ладоши, цокая языками и издавая гортанные звуки. Спустя некоторое время сизый дым полностью заволок салон автобуса. Грязные и давно немытые окна плохо пропускали свет. Смеркалось. Автобус, выехав за городскую черту, понесся к намеченной цели со скоростью экспресса. Перед лобовым стеклом мелькали многоточиями разделительные полосы автотрассы, с шумом проносились встречные автомобили. Шесть часов изнурительной поездки с поджатыми коленями, запах табака и угарного газа, проникающего в салон через изношенные резиновые уплотнения, сделали свое дело. Когда автобус уже в полной темноте затормозил перед шлагбаумом военного городка, парни, пошатываясь, в буквальном смысле вывалились из этой душегубки. Разобрали багаж и, взвалив на плечи мешки с почтой из Союза, зашагали по песчаной тропинке в сторону спортивной площадки, где толпились люди. Чем ближе они подходили, тем отчетливее слышалась русская, родная речь: «Несут, несут почту… Сразу несколько мешков. Наконец…»

— Создается впечатление, что почту здесь ждут больше, чем нас, — тяжело дыша, обронил Сергей.

От толпы отделилась мужская фигура в спортивном костюме и кепке:

— Полковник Марченко Иван Степанович. Начальник гарнизона. С прибытием вас, товарищи. Прошу проследовать за мной на мою виллу.

Подбежавшие аборигены выхватили из рук вновьприбывших почту. Новенькие гуськом шагали вслед за Марченко.

— Ну что же, — потирая ладони загорелых рук, произнес Иван Степанович. — Время позднее. Подробнее познакомимся завтра утром. Выезд на работу в 7 часов. Сейчас Фархад, наш переводчик, отведет всех вас по домам. Пока не приехали ваши семьи, придется пожить с соседями, а потом станете индивидуальными собственниками цивильного европейского жилья. Городок строили испанцы. Виллы просторные, пять комнат спальных, кабинет, холл, ванная комната. Мебель вся тоже испанская. Холодильники, вентиляторы западногерманские. Телевизоры японские. Прошу вас беречь все, как собственное имущество. Принять по описи, по которой через три года следующий хозяин примет у вас и виллу и имущество. Вопросы есть? Раз вопросов нет, всем спокойной ночи! До завтра!

Мартынов, взяв вещи, пошел по улице вслед за Фархадом, который на ходу знакомил его с городком:

— У нас здесь несколько улиц. Названия придумали сами. Та, которая ближе к морю, называется «Приморская», следующая — «Спортивная», затем — «Клубная» и так далее.

— Фархад, а до моря далеко? — спросил Сергей.

— Да, нет, метров четыреста — четыреста пятьдесят, — с акцентом произнес переводчик. — Слышишь, как шумит?

Сергей остановился передохнуть и услышал, как в ночной мгле, там впереди, мощные волны с шумом набегают на берег.

— А пляж какой? Камни или песок?

— Песок, белоснежный песок. Давай помогу, — Фархад взял спортивную сумку Сергея, и они продолжили путь.

Одноэтажное здание, огороженное невысоким деревянным забором, второе с краю улицы: стены, покрытые металлическим профилем, выкрашенным в белый цвет, небольшое возвышение — веранда, устеленная зеленым ковровым покрытием, над входом горит тусклая лампа.

— Вот твоя вилла, — стучась в дверь, произнес Фархад. На стук никто не ответил, Сергей нажал на ручку замка и, войдя внутрь, увидел человека, который, подняв ноги вверх на стену, отжимался от нее на руках.

— Девяносто восемь, девяносто девять, сто, — закончив упражнение, хозяин виллы принял нормальное положение и, отряхнув руки, представился: — Дмитрий Сергеевич Крюков.

Сергей увидел перед собой молодого человека плотного телосложения с круглой головой, на которой почти отсутствовала какая-либо растительность, и подумал: «Чем-то он мне отдаленно напоминает актера Алексея Петренко, который играл роль Григория Распутина в нашумевшем в свое время фильме».

— Мартынов Сергей Павлович, — представился Сергей, чувствуя крепкое ответное рукопожатие.

— Ну, я пойду, — попрощался с ними Фархад. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — произнес Дмитрий и, жестом показывая на кресло, произнес: — Проходи, не стесняйся. Как там Союз?

— На месте, — ответил Сергей. — Уезжали, такая метель была. А здесь у вас жара…

— Это разве жара? Посмотришь, что будет твориться в июле-августе! В тени под пятьдесят, в песке на солнце яйца за пять минут вкрутую варятся!

— Дахи? — вырвалось у Сергея.

— О! Так ты говоришь на арабском языке?

— Нет, нет, это так у меня вырвалось, случайно. В словарике подсмотрел у друга, — сконфузился Мартынов.

— Сейчас я яичницу поджарю на газе, чай заварю, посидим, погуторим, — Крюков вышел на кухню, и Сергей, слушая, как он, хозяйничая, громыхает посудой, осмотрелся по сторонам.

Вдоль стены — просторный диван с покрытием из велюра, возле другой стены — журнальный резной столик, два глубоких кресла. Три окна, в двух установлены мощные кондиционеры, напольный вентилятор с огромными лопастями, спрятанными за ажурной металлической решеткой, встроенный в радиоприемник вентилятор, из которого тихо лились звуки музыки.

Большой платяной шкаф, палас белого цвета на полу, покрытом мраморной плиткой, окна с раздвижными металлическими рамами оборудованы противомоскитными сетками голубого цвета.

— Угощайся, — вернувшись в холл, произнес Крюков, ставя на стол тарелку с яичницей и две большие кружки с чаем. — Извини, хлеба нет.

— Спасибо, Дима! — улыбнулся Сергей, с аппетитом жуя угощение.

— Ты кто по званию? Какого года рождения? Где служил? — стал задавать вопросы Крюков, отхлебывая горячий чай. — О! Так мы с тобой одногодки! Ты моложе своих лет выглядишь! А я служил в Эстонии, на острове Сааремаа.

— На Сааремаа? Так со мной Кофанов Саша приехал, он тоже там служил! — пододвигая к себе чашку с чаем, сказал Сергей. — Завтра увидишь его, высокий такой парнишка с розовыми-розовыми щеками, как у ребенка. Старший лейтенант…

— Ты пей, пей чай, настоящий цейлонский, в Союзе такого днем с огнем не сыщешь!

— Да, отличный чай, как чифирь…

— Я люблю крепкий. Водки нет, пива нет. Сначала тянуло страх как, а потом вот на чаек перешел, по-мусульмански, и ничего… В общем, жить можно здесь. Сперва тяжеловато будет. Климат… частые командировки. Пока привыкнешь к отсутствию семьи… Я вот спортом занялся, отжимаюсь, бегаю, в море купаюсь, снимаю стресс, одним словом.

Привыкаешь ко всему и к одиночеству тоже, будь оно неладно… Письма редко приходят — один раз в два месяца. По радио иногда жена через Ренату Сафронову — редактора музыкальной программы для советских специалистов, служащих за рубежом, — присылает приветы, напоминает о своем существовании. Спорт, работа, поездка на сук — на рынок то бишь, вот и все развлечения, пожалуй. В библиотеке книги все старые, зачитанные до дыр. Фильмы крутят тоже не ахти какие… О, уже первый час ночи! Все, все… в люлю. А то завтра рано подъем. Аллах Акбар, — произнес Крюков. — Располагайся в любой спальной комнате. Белье-то с собой привез постельное?

— Нет, — ответил Сергей.

— Ну, пиши, значит, подруге, чтобы везла с собой. У меня лишнего комплекта, увы, нет для тебя. Извини…

«Да, дела… Ну что же, значит, буду спать так», — подумал Сергей и, открыв дверь, зашел в одну из спальных комнат.

«Привыкаешь ко всему, и к одиночеству тоже, будь оно неладно…» — вспомнил Сергей фразу, произнесенную Крюковым, и как при этом нервно задергалось веко его правого глаза.

«Одиночество… могущественное, как море, бушующее за окном этой неуютной комнаты, в которой давно никто не жил», — Сергей щелкнул выключателем. Зажегся тусклый свет — огромная кровать, накрытая серым и колючим одеялом, влажные подушки без наволочек, собственное усталое лицо, отраженное зеркалами трюмо.

«Спать, спать…» — переоделся в спортивный костюм и лег под одеяло, стараясь забыться.

Дикая головная боль разбудила Мартынова. Встал с кровати, пошатываясь, вышел из комнаты. Свернул направо, обеими руками, держась за голову. Несколько шагов вперед в полной темноте… удар… искры из глаз.

— Что с тобой? Серега?

Мартынов с трудом открыл глаза и понял, что лежит на полу перед дверью в ванную комнату.

— Ни черта не помню. Хоть убей… Башка трещит… Сознание, наверное, потерял? Который час?

— Три часа ночи, — ответил Дима, помогая ему подняться с пола. — Сплю, как младенец, слышу удар, еще один… Иди в ванную, умойся. Синяк завтра будет утром, не подарок.

Сергей зашел в ванную комнату и открыл кран.

— Экономь воду. Вода из емкости. Качают несколько раз в день. Дефицит, — зевнул Крюков и прикрыл дверь своей комнаты.

Мартынов услышал, как щелкнул несколько раз ключ в замке.

На ключ, что ли, закрылся? Боится, что я лунатик? Не лунатик, не псих я, чифирем напоил, вот голова и разболелась. А синяк и правда завтра будет классический. Смех и грех — Сергей вытерся полотенцем и, юркнув под одеяло, на удивление быстро уснул.

В пять часов утра его разбудили странные звуки — фырканье, сопение…

Сергей приоткрыл дверь и увидел, что эти звуки вырывались из горла Дмитрия, делавшего утреннюю зарядку.

— Привет! Каратист, что ли?

— Да так, балуюсь, — ответил Крюков. — Покажи глаз… Да… уж… замуж… невтерпеж… Скажут, что это я тебе фингал поставил…

На скорую руку позавтракав, друзья отправились на работу.

— Новенькие все на месте? За ночь потерь нет? — спросил Марченко, подходя к ожидавшему автобусу.

— Все, все на месте, — раздались в ответ голоса.

Старший группы остановил свой взгляд на Мартынове. Потом внимательно взглянул в глаза Крюкову и, ничего не сказав, занял свое привычное место рядом с водителем.

— Вперед, Абделла!

— Серега, что это у тебя под глазом? — засмеялся Иван, увидев синяк.

— На швабру наступил, — в тон ему ответил Сергей.

— Красавец… все цвета радуги.

— Хватит, Ванька, и так на душе тошно, а тут ты еще подкалываешь.

Автобус катил по утренним улицам Сирта. Городишко постепенно просыпался. Торговцы открывали лавки, дети, как и везде в мире, спешили в школы…

— Сейчас я вас представлю руководству бригады, — прервав молчание, произнес полковник Марченко. — Вопросов старайтесь много не задавать. Сами отвечайте взвешенно, спокойно. Капитан Ахмед, хотя и молодой еще человек, но имеет опыт боевых действий. Отличный специалист в зенитно-ракетной подготовке. На хорошем счету у Муаммара Каддафи.

Подъехав к шлагбауму, водитель несколько раз просигналил. В автобус поднялся вооруженный автоматом Калашникова часовой и, проверив по списку пассажиров, пропустил автобус на территорию зенитно-ракетной бригады.

Штаб части представлял собой одноэтажное длинное здание, расположенное в тени акаций.

Пройдя вслед за Марченко в кабинет командира части, офицеры увидели смуглого человека в темно-зеленой форме с тремя большими звездами, расположенными в ряд на погонах.

Не поднимаясь с кресла, жестом он предложил вошедшим сесть. На ухо вошедшему вслед за ними лейтенанту что-то сказал и карими глазами посмотрел поочередно на каждого вновь прибывшего специалиста.

Полковник Марченко поднялся со своего места и, называя фамилии специалистов, характеризовал каждого. Внесли угощения — чай, кофе, печенье. Опять-таки не проронив ни одного слова, жестом Ахмед предложил всем отведать напитки и сласти.

«Неразговорчив командир, — подумал Мартынов, наливая себе кофе. — Чая, пожалуй, мне хватит, сыт по горло», — и пощупал окончательно заплывший глаз.

Капитан Ахмед поднялся из кресла и, тщательно подбирая слова на ломаном русском языке, начал произносить прописные истины про боевую готовность, техническое содержание аппаратуры. Затем, перейдя на арабский язык, продолжил свою речь. Фархад, заглядывая ему в рот, переводил. Было видно, как внимательно Ахмед слушает то, что переводчик доводит до советских офицеров. Одобрительно покачав головой, закончил свою пламенную и нудную речь возгласом: «Аллах Акбар».

— Товарищи офицеры! — отдал команду Марченко.

Мартынов, несколько недоумевая, поднялся с места. «С какой стати я должен перед ним вытягиваться по команде „Смирно“? Шестерит полковник? Восток — дело тонкое…»

Совещание у командования бригады оставило неоднозначное впечатление. Перешептываясь, специалисты шли в сторону большого металлического ангара.

— Что за чушь? Прогибается перед ним… Наша техника, мы специалисты, приехали им помогать, но не подчиняться.

— Цыть! — прикрикнул Марченко. — Делать будете и поступать так, как я вам буду говорить. Не высовывайтесь. Носы не задирайте. Специалисты… Не нравится, чемоданы в руки и в Союз. Ясно?

— Ясно, ясно, так мы и не спорим. Просто… просто в Москве говорили одно, здесь другое. Там на инструктажах твердили, что мы должны только учить местных, показывать, а не самим технику ремонтировать. А здесь совсем другая картина вырисовывается, — попытался было высказать свое мнение Машанов.

— Будете и учить, и ремонтировать, засучив рукава. Если американские самолеты опять нанесут свои удары с воздуха, то мне голову с плеч снимут. А я вам… Все! Баста! Никаких комментариев. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит! — рявкнул Марченко и рванул на себя входную дверь ангара.

В помещении размером с площадку для игры в гандбол вдоль стен стояли мягкие диваны, на которых дремали офицеры, поджидая начальство.

— К столу, начнем политинформацию, — сказал Николай Степанович и навалился грузным телом на скрипнувший отчаянно стул.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», — подумал Сергей и шепотом произнес:

— А как же интернациональный долг?

Сидевший напротив смуглый здоровяк взял лист бумаги и, написав несколько фраз на нем, пододвинул его к Мартынову. «Здесь всюду уши! Держи язык на замке, поговорим в перерыве».

Сергей скомкал листок и, сунув его в карман пиджака, кивнул соседу в знак благодарности.

В перерыве между занятиями сосед по столу потянул Мартынова за руку в сторону от курилки.

— Марат Рафиков.

— Мартынов Сергей.

— Слушай, Сереж… Ты не подумай, что я набиваюсь к тебе в советчики или в друзья. Просто хочу, чтобы ты выслушал меня и передал всем новичкам мою информацию.

Марат сделал паузу, изучая реакцию Сергея.

— Говори, — ответил Мартынов.

— Против лома нет приема, сам знаешь, поэтому ты, в частности, прежде чем делать выводы, осмотрись, оботрись. Не все так здесь у нас запущено. Нормально существуем. Марченко, он добряк по натуре. Его жесткость и колючесть — напускная. Маска своего рода. В принципе, он демократ.

— Демократ или демагог? — с долей иронии спросил Сергей.

— Демократичный командир, я бы так сказал. А ты, я вижу, не без чувства юмора?

— А как же? — хохотнул Сергей. — И с чувством юмора, и с чувством собственного мнения у меня все в пределах нормы. Почему тебе это говорю? Вижу, что ты тоже неглупый парень, раз первым пошел на контакт с незнакомцем. От себя не убежишь. Память, разум, амбиции… Черт их побери, так мы, люди, устроены, что… Это как грязь под ногтями: кажется, очистил, отмыл руки, вздохнул спокойно, ан нет, ты не видишь ее, а она есть. В микроскоп посмотри, а там… миллионы бактерий. Выход, конечно, есть, можно отрубить пальцы, но что тогда?

— Ну, ты закрутил, брат. Ладно, будем дружить! Я слышал, тебе Крюков постельного белья не дал. Приходи вечером в гости. Супруга подберет пару простыней, пододеяльник, наволочку.

— Спасибо, Марат.

— Входи, знакомься. Это моя жена, Надежда.

— Сергей, — представился Мартынов.

Смуглая молодая женщина вынесла из комнаты комплект постельного белья:

— Не новое, но чистое.

— Благодарю вас, Надя! Я уже написал жене в письме, чтобы везла с собой белье. Как только они с сыном прилетят, я вам все верну.

— Не беспокойтесь, к тому времени мы уже уедем в Союз. Оставьте себе.

В соседней комнате раздался громкий детский плач.

— Ой, Софочка проснулась, — взмахнула руками хозяйка и заспешила к ребенку.

— Дочь? — спросил Мартынов у Рафикова.

— Да, Софией назвали. Она в Ливии родилась в прошлом году. Представляешь, Сережа, вырастет, паспорт пойдет получать, а там будет написано, — место рождения город Сирт, Ливия.

— Забавно, — ответил Сергей. Подкинул в руке комплект белья: — Начнем жизнь строить с белого листа.

— Вот именно, строить, а не перестраивать, — заметил Марат.

— Думаешь, не потянет Горбачев?

— Думаю, что нет! Кто такой Горбачев? Продукт системы. Система не даст ему развернуться. Да и слабоват он, слабоват. Не профессионал Михаил Сергеевич, увы… Амбиций много: «идеи», «гласность», «правовое государство». Дел не видно. Говорильня сплошная. Продовольствие по талонам, очереди вдоль кварталов, вырубка виноградников. Шептаться по кухням перестали, а что толку? Демагоги у руля корабля, взяточники. Посмотри, как ливийцы живут. Экономическая блокада уже почти год продолжается, а паники, очередей нет. Верят себе в Аллаха, живут спокойно. Продукты есть в магазинах. На рынках ассортимент еще больше.

Добывают нефть, приглашают иностранных специалистов, строят дороги, морские порты. Уверенность чувствуется в завтрашнем дне. В отпуск приезжал в Союз: что в Москве, что в Казани, эйфория постепенно проходит у людей. Что дальше? Национальной идеи-то, вокруг которой можно бы было организовать построение общества, нет?

Мартынов, глядя в окно, задумчиво произнес:

— Профессионализм и любовь — вот, по моему убеждению, те два столпа фундамента, на которых можно начинать стройку. Только профессионалам в любых отраслях, в любых ипостасях поверю я. А любовь… Без любви к природе, к людям, близким и далеким, любви ко всему, что нас окружает, поверь, Марат, ничего не построить, ничего…

— Не утопия?

— А ты что предлагаешь?

— На двух столпах? Я бы добавил еще парочку для равновесия — культуру и духовность, веру в высшее начало.

— Ты мусульманин, Марат?

— Да, а что?

— Чувствуется спокойствие у тебя в душе, Марат.

— И что, Сереж? Но нас с тобой-то никто и не спросит, не так ли, про эти каноны, про веру, любовь, профессионализм? Обложат особым налогом — джизьей. Хотя, поживем, увидим, Сережа.

Сергей, затушив сигарету, ответил:

— Фух… как под холодным душем постоял, — выдохнул Марат.

— Кстати, о душе… Марат, у тебя тоже на вилле воды целыми днями не бывает?

— Чтобы у меня и не было воды — обижаешь, — усмехнулся Рафиков. — Это Крюков ленится поставить себе насос подкачки, а может, не хочет. Черт его знает. До него там жил тоже энергетик — Довбня из Харькова, — установил емкость для воды, насос в систему поставил. А потом, когда Крюков вселился и перестал вовремя делать профилактику, все и загнулось.

— Довбня? Как мир тесен. А я его знаю, такой кучерявенький толстячок. Встречались на сборах в Запорожье.

— Ага, ты точно подметил, толстячок. Они с Димой поссорились, до драки дело доходило. Марченко, когда до него дошла эта информация, недолго думая, расселил их по разным виллам. Пошли я тебе кое-что покажу…

Марат, захватив фонарь, взобрался по приставной лестнице на забор, ограждающий виллу Мартынова и Крюкова, поднял люк на большом и ржавом баке:

— Смотри, Сергей.

В свете фонарика Мартынов увидел, как в мутной воде, извиваясь, плавают головастики.

— Мерзость… И это питьевая вода?

— Пить не советую. Амебная дизентерия гарантирована, — ответил Марат. — Устанавливай насос. Да и бак менять нужно, этому хана.

— Поможешь? — спросил Сергей.

— Мафишь мушкеля — нет проблем.

На следующий день рано утром Сергей и Марат отправились на ближайшую свалку. Новый насос приобрести Сергею было не по карману.

— Арабы в технике соображают туго. Чуть-чуть начинает барахлить, они на свалку и утюги, и холодильники, и насосы выкидывают. Я себе здесь насос нашел. Принес домой, разобрал, поломка была — сущая ерунда; манжеты заменил, и как новенький насос заработал, за полчаса два куба воды в емкость закачивает. Ага, смотри… есть… Сделано в Италии, крыльчатка крутится, а вот электродвигатель попахивает гарью, — подытожил Рафиков.

Покопавшись еще с полчаса в кучах мусора, Марат и Сергей вернулись в городок, неся в руках три электронасоса.

— Я в дизеле сниму пару двигателей из системы вентиляции, с помощью жесткого дюритового шланга сделаю переходную муфту, конденсатор подобрать надо будет по мощности для запуска, сделать удобную подставку, — вслух размышлял Сергей.

— На правильном пути, товарищ, — усмехнулся Марат. — Смотри только, чтобы арабы не застукали, когда движки будешь демонтировать, скандал будет обеспечен.

— Не застукают, — ответил, прищуриваясь, Мартынов.

Не застукали. Через два дня из кранов, напоминающих формой морских коньков, полилась под напором чистая вода. Крюков молча наблюдал за тем, как Мартынов возился с водопроводными трубами, гремел слесарным инструментом. Вечером в один из дней обронил как бы невзначай:

— И бак будешь новый устанавливать?

— Конечно, буду, Дима. Семья приедет скоро, моя любимая семья. Все должно функционировать, все должно работать, как швейцарские часы. Не привык я, ты уж извини за прямоту, жить в стесненных обстоятельствах. Если жить, так жить на всю катушку, — ответил, глядя в глаза соседу, Сергей.

— Ну-ну, — буркнул Крюков. — Живи, а мне все равно скоро домой, и так обойдусь.

— А я не обойдусь, — ответил Сергей.

Ранним утром в окно виллы постучали. Сергей, проснувшись, отдернул занавеску и увидел стоящий возле дома джип «тойота» синего цвета. Одевшись, открыл входную дверь.

— Собирайся, поедете в дивизион. Станция не работает, — сообщил Фархад.

— Так сегодня же 23 февраля — праздник.

— Сказали срочно. Сами не могут устранить неисправности.

— Буду через пять минут.

В джип набилось под завязку семь человек.

— Первая поездка на позиции… Поздравляю! — обратился к сидящим в машине Фархад.

— Ага… первая. Всех новичков вызвали. Ты не обратил на это внимание, Иван.

— Обратил, обратил, — зевая, произнес Машанов. — Ну-ну, ход за нами.

Один из пяти зенитно-ракетных дивизионов бригады «Мизен», находился в получасе езды от Сирта. Выйдя из машины, офицеры увидели, что к ним спешит лейтенант арабской армии.

— Командир дивизиона, Фарадж, — на приличном русском языке представился он, по очереди пожимая руки русским. — Много проблем, много, кабина «П» не работает, двигатели начинают вращение и останавливаются. Радиолокационная станция «П-12» не видит цели, в электростанции низкий контроль изоляции, дизель не запускается, много проблем.

Сергей окинул взглядом позицию: насыпи из песка, редкая растительность, курящие в окопах солдаты, внимательно наблюдающие за ним. Взобрался по лестнице в распределительно-преобразовательную кабину «РКУ».

«Да, контроль изоляции на нуле». Пощелкал переключателем… все фазы есть.

Подозвав жестом Фархада, попросил его перевести:

— Скажи начальнику дизель-электростанции, чтобы показал мне, откуда идет питающий кабель 220 вольт и какие объекты еще, кроме станции наведения ракет, запитаны от распределительной кабины.

В присутствии начальника электростанции, сержанта по имени Мифтах, Сергей проверил фазоуказателем правильность подключения кабелей к входной коробке кабины.

— Фархад, фазы перепутаны. Поэтому и в кабине «П» неисправность.

По громкой связи сообщил об этом Машанову.

— Да, ты что? Серьезно? Выключаю станцию. А то сейчас движки погорят к чертовой матери, — было слышно, как Иван ругается в своей кабине.

— Что еще они тут подключили? Так, этот кабель на пусковые установки, этот на высотомер, а этот?

— Этот на казарму, — ответил ему, переводя, Фархад.

— Ну, все ясно. Казарму мы отключаем, посидят без света, — Сергей отключил кабель от борта распределительной кабины.

В казарме, расположенной метрах в трехстах, раздались недовольные крики солдат:

— Нур, нур, мафишь.

К ним подошел командир дивизиона и спросил, в чем дело.

— Фархад, объясни ему, что казарму нужно подключить от трансформаторной подстанции, которая питает хозяйственные постройки. От боевой подстанции нельзя. Поэтому и контроль изоляции на нуле. И второе. Были перепутаны фазы кабеля подключения питающей электросети. Поэтому и кабина «П» не работала.

— Дизель, дизель почему не запускается? — спросил Мартынова командир дивизиона.

— Быстрый, однако, ты парень, — усмехнулся Сергей. — Сейчас гляну.

Открыл дверь электростанции. Знакомый запах масла, солярки… Щелкнул выключателем стартера — тишина, проверил подключение аккумуляторных батарей: все в порядке.

Прикоснулся к коллектору: горячий — значит, не так давно запускали. Вернулся к щитку местного управления: точно, выключатель блокировки запуска в отключенном положении. Развел руками, делая вид, что не понимает, в чем причина неисправности.

Начальник электростанции довольно заулыбался. «Улыбайся, улыбайся, дружочек…»

Не сгибаясь, нащупал рукой аварийный выключатель, перевел его в рабочее состояние, включил прокачку масляного насоса и, выждав две-три секунды, нажал пальцем на стартер.

Стартер раскрутил коленчатый вал. Взревел двигатель. Мартынов вывел рукоятку топливной рейки до 1530 оборотов. Вот так, вот так, умница, дизелек…

На лице сержанта исчезла улыбка:

— Койс хабир, койс…

— Хороший специалист, — перевел Фархад.

— А я и сам знаю, что хороший, — вытирая руки ветошью и щурясь, ответил Сергей. — Проверить решили, значит; ну-ну, проверили?

Спрыгнул на песок, закурил. Вдоль кабелей, идущих от станции наведения ракет, медленно с наушниками в руках шел Рожков.

— А у тебя что, Сережа?

— Индикатор кругового обзора в кабине управления не показывает цели. Вот проверяю подводящий кабель, сигнал теряется где-то здесь. Надень наушники, послушай сам. А я пошевелю кабель.

Мартынов надел наушники. Рожков склонился над жгутом кабелей, по очереди шевеля то один, то другой…

— Стоп, стоп, есть сигнал, — выкрикнул Мартынов.

— Я так и знал, — выругался Рожков. — Смотри, иголку воткнули в кабель. Думали, не замечу. Вот сволочи…

— Итак, что у нас получается, — собрав специалистов, подвел итог работы Машанов. — Расширенный контроль функционирования проведен, станция боеготовна. Все неисправности введены искусственно — для проверки нас на вшивость. Хорошенькое дельце. Прошу всех дать данные для написания рапорта старшему группы.

Степенно покачиваясь на барханах, на стартовую позицию въехал белый джип, из которого, хлопнув дверкой, вышел капитан высокого роста с пергаментно-черным цветом кожи.

— Капитан Аттик, — начальник особого отдела. Как станция? Какие неисправности? Кто у вас здесь старший? — тирада фраз, ухмылка в короткие усы…

«И здесь особый отдел… как они все похожи друг на друга», — подумал Сергей, вспоминая Тимофеева.

Машанов молча протянул Аттику несколько исписанных листов бумаги. Тот, внимательно прочитав, подозвал к себе командира дивизиона и отвел его в сторону. Было видно, как особист, постукивая по сапогу тростью, что-то выговаривает Фараджу, вытянувшемуся перед ним по стойке «смирно».

— Можете возвращаться домой. У вас ведь сегодня праздник? Не так ли? Поздравляю! — бросил язвительно в сторону советских офицеров Аттик.

— Спасибо, милый друг. Разрешил, поздравил — поехали ребята, нас тут не поняли. А по сто граммов мы все равно выпьем, — сказал Сергей, приоткрыв портфель, из которого торчало длинное горлышко бутылки.

— Где взял?

— Тсс… Где взял, где взял — купил в гастрономе. Все вам так и скажи… Техобслуживание, видимо, они недавно проводили. В распредкабине, смотрю, бутылочка в ящичке интересная стоит. Пробочку открыл, батюшки… так це ж спирт, — засмеялся Мартынов. — Вечером прошу к столу, господа офицеры.

Наступила весна — стремительная, цветущая, пахнущая… Температура воздуха днем поднималась до 30 °C тепла. Однако ночи еще стояли прохладные, часто поднимался ветер, наметая кучки песка у заборов и домов. Заметно прибавилось работы у Мартынова с коллегами. Активизировалась Натовская воздушная разведка, советские специалисты практически жили на колесах. Командировки из одного города Ливии в другой: Миссурата, Рас-ла-Нуф, Себха… Регламентные работы, устранение неисправностей, передислокация позиций, учения… Мартынов загорел, лицо обветрилось. Один раз в месяц получал письма из Союза от родственников. Жена писала, что документы для выезда подготовила, осталось ждать сообщения от Сайгина о дате вылета. Андрей в конверт вкладывал свои рисунки — танки, самолеты, ракеты, подводные лодки. Спрашивал про море и есть ли там у тебя в Африке, папа, друзья, к которым приедут мальчики такого же возраста, как и он сам.

Уехал в Союз Крюков, чуть позже Марат Рафиков с женой и дочерью. По вечерам у Мартынова на вилле собирались друзья — сквозь помехи слушали советское радио, играли в карты, строили планы на далекое будущее. В русскую речь с каждым днем все больше вставлялись арабские слова. Мартынов ловил себя на мысли, что даже во снах порой разговаривает на арабском языке. Не так страшен черт, как его малюют…

Сергею нравилось ездить в Рас-ла-Нуф. Причин было несколько; первая — в уютном автобусе или «джипе» 250 километров пролетали почти незаметно, вторая — маленький дивизион системы «Печора», стоящий на высоком берегу Средиземного моря, напоминал ему один из дивизионов части, в которой он служил в Союзе, — ухоженный, неисправностей возникало мало, а если и возникали, то их устранение не требовало много затрат времени и труда. Третья причина — у Сергея сложились хорошие, почти дружеские отношения с командиром дивизиона лейтенантом Салехом, который учился в Югославии, в Союзе, хорошо говорил на русском языке, часто рассказывал запомнившиеся ему советские анекдоты.

Четвертая причина… впрочем, об этом несколько подробнее…

Маленький городишко Рас-ла-Нуф представлял собой европейский оазис посреди знойной пустыни. Асфальтированные улицы, высокие кобры ночного освещения, многоэтажные гостиницы, кафе, оживленное движение пешеходов, среди которых большинство было европейцев — мужчин и женщин. Рядом с городом был выстроен огромный нефтеперерабатывающий комбинат. На рейде в бухте постоянно стояло около двух десятков танкеров, по подводным трубопроводам в них заливалась нефть, бензин, дизтопливо. На комбинате круглосуточно трудились наемные работники — югославы, болгары, пакистанцы, турки, филиппинцы. Мартынов с друзьями встречался с ними в основном в столовой, за завтраком, обедом, ужином. Столовая в Рас-ла-Нуфе — огромный обеденный зал, гул многоязычной толпы, запахи многонациональной кухни.

Посреди зала — несколько емкостей диаметром метра в три, в которые умещалась огромная масса свежих овощей — помидоров, огурцов, кабачков, салатов. Фруктов — апельсинов, мандаринов, винограда, яблок, абрикосов, груш, фиников… Между столами стояли аппараты по охлаждению соков, дозированию разных видов мороженого, кофе и чая. Один раз войдя в столовую, можно было неоднократно накладывать себе полные тарелки разнообразной вкуснятины.

Но первые и вторые блюда разносились шустрыми официантами, у которых добавки днем с огнем допроситься было невозможно. Первые блюда представляли собой густые овощные соусы со всевозможными острыми приправами, от которых пекло во рту так, что их приходилось запивать большим количеством воды со льдом. Вторые блюда, в основном, мясные — из говядины, верблюжатины, конины, будь то плов или бифштекс, — приходилось кушать руками: ножи, ложки, вилки отсутствовали вчистую. Поначалу это вызывало массу неудобств, но, глядя за тем, как, ловко держа в одной руке кусок хлеба, а в другой кусок мяса, соседи по столам отправляют их в рот, научились этому и советские военные специалисты.

Те пять-шесть дней, которые приходилось быть в командировке в Рас-ла-Нуфе, группа Мартынова останавливалась на окраине города в трейлере на больших полозьях. Трейлер был огорожен металлическим кованым забором. Поднявшись на крыльцо и открыв дверь, первым делом Сергей включил большой кондиционер, установленный на крыше. Свежий воздух по вентиляционным каналам проник во все комнаты, постепенно жара сменилась долгожданной прохладой. Несколько комнат с кроватями, прикроватные тумбочки, стулья — вся мебель из Италии. Кухонный гарнитур с вытяжкой занимал одну из стен большой столовой, в которой стояли кресла и журнальный столик. Иван Машанов, растянувшись на кровати, раскрыл было «Советский спорт», но спустя пару минут Сергей услышал, как его друг захрапел.

— Ваня, не спи, замерзнешь.

— А я и не сплю, я читаю.

— Ага, читаешь так, что стены дрожат, — рассмеялся Сергей.

В этот момент за стеной раздались громкие звуки музыки — вторую половину трейлера занимали ливийские офицеры.

— О, соседи тоже не спят. Слушай, Ваня, по-моему, они телевизор смотрят. Доставай свой «Шилялис».

— Хочешь глянуть, что они смотрят? — спросил Иван.

— Ну да.

Иван, расстегнув сумку, достал из нее маленький телевизор, который привез с собой из Союза. Поставил на тумбочку, вытянул до отказа антенну, включил питание.

— Нет, Сереж, помехи сильные, трейлер экранирует.

В комнату вошел Кофанов, держа в руках моток проволоки:

— Давай, Ваня, удлиним антенну.

Прикрепил один конец проволоки к антенне, а с другим в руках начал ходить по комнате, ища таким образом устойчивый телесигнал.

— Стой, Санек, не шевелись… Есть, — произнес Сергей.

На экране телевизора появилось черно-белое изображение: диктор о чем-то быстро говорил.

— Нет, он так быстро говорит, что я не успеваю воспринимать, о чем идет речь. Фархад, Фархад…

В комнате появился заспанный переводчик.

— Давай просыпайся и попробуй нам перевести, о чем диктор в новостях говорит, — попросил его Машанов.

Фархад сел возле телевизора:

— Это… это он говорит, что ливийские войска противовоздушной обороны сегодня сбили американский самолет над заливом Сирт. Вот, смотрите, смотрите… показывают, как вылавливают из моря погибших летчиков. Шлемы, бирки с фамилиями на комбинезонах: «Стюарт», «Джексон»…

— Да, постарались наши подопечные, пока мы здесь загораем, — внимательно смотря на экран, заметил Иван.

— «Вега», зрк «Вега»[2], произвел пуск на дальность сто километров, — продолжал переводить Фархад.

— Колите дырочки в кителях, ребята из «Веги», — комментировал Кофанов.

Изображение на экране исчезло, но через несколько секунд восстановилось. За стенкой раздался громкий смех.

— Смотрите, мужики, видеомагнитофон включили, порнушку смотрят, — усмехнулся Рожков.

— Так-так, празднуют, значит, победу над американским империализмом. Выключай, Ваня. Нам сейчас только этого не хватало. Третий месяц без жен, беречь психику надо, — хохотнул Мартынов и вышел на крыльцо трейлера.

Ночное небо искрилось звездами. Вовсю заливались цикады. «Кому война, а кому маневры», — подумал Сергей.

— Что, ностальгия? — спросил Кофанов, присаживаясь на ступеньки.

— Хорошо тебе, Саша: холостяк, ни детей, ни плетей.

— Да, чего нет, того нет.

— Чего, кого — деревня, — подначил друга Сергей.

— Это я деревня? Я из Минска, в центре города родители живут.

— Ладно, ладно, не петушись. Пошли пулю распишем, — обняв младшего товарища за плечи, миролюбиво произнес Мартынов.

Вернувшись в Сирт, Сергей увидел, что во внутреннем дворике его виллы, на корточках сидит человек в камуфляжной форме и копается в песке. Услышав скрип калитки, незнакомец обернулся.

— А, это ты, Шейб, — воскликнул Мартынов. — Чем ты здесь без меня занимаешься?

Шейб был одним из водителей, обслуживающих специалистов из Советского Союза. Сорока пяти лет, строен, с проседью в черных волосах, владелец маленького заводика по производству колючей проволоки, по слухам, миллионер, вынужден был служить в ливийских вооруженных силах согласно закону, по которому призывались в армию все дееспособные мужчины от восемнадцати до шестидесяти лет. Службой тяготился, но старался явно свое неудовольствие не показывать.

Когда он шагнул навстречу Мартынову, Сергей увидел в его руках несколько саженцев.

— Серж, твоя мадам скоро приезжает? — задал вопрос араб и, не дождавшись ответа, продолжил: — Хочу подарить тебе несколько саженцев из моего сада. Это виноград, яблоня, персик. Неси воду, жена приедет с сыном, это будет им сюрприз!

— Спасибо, Шейб, — ответил Сергей, думая про себя: откуда он знает, что у меня сын?

— Виноград нужно сажать наклонно, верхним срезом к югу. Так, чтобы на поверхности было три почки. Поливать на закате, водой комнатной температуры. Отличный виноград! Персики, яблоня, как это у вас говорят, пальчики оближешь, — причмокнул Шейб. — Я еду в город, тебе ничего там не нужно?

— Слушай, Шейб, ты можешь мне помочь в одном вопросе? Как из Сирта организовать телефонный разговор с Москвой?

— Садись в машину. Нет проблем. Сейчас организуем, — ответил Шейб, доставая из кармана ключи от «мерседеса».

Ведя автомобиль по узким улочкам Сирта, Шейб поглядывал на Сергея, который, задумавшись, посматривал в окно. Затем, ударив по рулю ладонью, спросил Мартынова:

— Серж? Почему вы советские такие… такие все…

— Зажатые? — угадав ход его мысли, продолжил Сергей.

— Да, да, зажатые, — бросив руль, сжал кулаки Шейб. — Поляки, чехи, югославы — смотри, как живут! Ни политзанятий у них, ни совещаний всяких, как у вас — самоподготовок, лекций, обязательных и не нужных, строевых смотров, галстуков и костюмов в сорокоградусную жару… А вы по струнке все, по старинк: «На первый, второй рассчитайсь…» Почему так?

— Эх, Шейб, Шейб… Что я тебе должен ответить? — вздохнул Сергей, думая: ну расскажу я ему про загадочность русской души, про татаро-монгольское иго, про Гулаг…

— Про Пушкина только ничего не говори, — поняв бесполезность своих вопросов, ответил Шейб, ухмыльнувшись, и добавил: — Приехали.

Сергей вслед за Шейбом вошел в неприметное здание в центре города.

— Это переговорный пункт? — удивленно осматривая помещение, на полу которого валялись кучи бумаг, не было привычных телефонных кабинок. На скамейках вдоль стен сидели в ожидании несколько дремлющих человек…

— Говори номер телефона, — попросил Сергея Шейб.

Сергей вытащил из кармана листок бумаги и написал: «1754512, Москва, Россия».

— Пара минут, — глянув на листок, произнес толстый негр, высунув блестящую лысую голову из окошка.

Сергей вышел на улицу и закурил, придерживая ногой входную дверь в ожидании вызова.

— Руссия, Руссия…

Забежал в переговорный пункт и, схватив телефонную трубку, услышал на другом конце провода знакомый голос тетушки, живущей в Москве, в Кузьминках:

— Алло, алло… Кто говорит?

— Тетя Вера, это я, Сергей…

— Ты где, Сережа? В «Шереметьеве»?

— Здравствуйте, тетя Вера! Не волнуйтесь, я из Ливии вам звоню. Вы не в курсе, когда Таня с Андрюшей собираются ко мне?

— Сейчас, сейчас я Таню позову, — ответила тетушка.

— Алло, Сережа, — услышал Мартынов голос жены. — Мы сегодня ночью вылетаем в Триполи. Как ты там?

— Я в порядке. А ты что так долго собиралась?

— Давно бы прилетели, но тут Руст на Красной площади приземлился. Такой переполох… Не до нас было.

— Какой еще Руст? Кто это? И причем здесь Красная площадь?

— А… тундра… Ладно, потом расскажу. Вы что там, газет не читаете?

— Читаем… но они на месяц-два задерживаются, — поглядывая на часы, быстро отвечал Сергей, вслушиваясь в каждое слово жены, которое эхом доносились до него через тысячи километров.

— Сына везешь?

— Везу, везу… Ну что? Все? Я вешаю трубку?

— Вот тебе и раз, — возмущенно крикнул Мартынов. — Как это все?

— Приеду скоро, потом поговорим, экономить надо чувства и деньги, — засмеялась Татьяна.

— Ну, попадешься ты мне, — вырвалось у Сергея. — Пока, целую с нежностью всех, до встречи…

Мартынов вышел на улицу, окунувшись вновь в неуютную реальность.

— Шейб, спасибо тебе! Я пройдусь пешком. Езжай домой. Хотя ты говорил о нас советских, русских, намекал на христиан?

— Допустим, — закурил Шейб, сощурившись.

— Да, но ведь ислам и христианство тесно связаны друг с другом. Практически — это же две стороны одной медали. Ислам — молодая религия и продолжает идеи христианства. Сюжеты про сотворение мира, про Адама, Еву, грехопадение, Авраама, Ноя, пророков, Моисея перешли из одной религии в другую, затем дополнились рассказами философов про пророка Ису и про мать последнего Мариам, — медленно и тщательно подбирая слова, сказал Сергей.

Шейб затушил сигарету:

— С точки зрения нашей религии, пророк Мухаммед является последним в ряду пророков и именно ему единый и всемогущий Бог открыл главную истину. Вы, христиане с этим, естественно, не согласны, но то что мусульмане верят в единого Бога, все равно делает вас и нас духовно близкими друг другу. Поэтому не будем ссориться. Удачи тебе, друг, — кивнул Шейб и, включив сигнал поворота, поспешил на зеленый свет светофора.

— И тебе всех благ, Шейб, — ответил Сергей и начал строить планы, входя в супермаркет — продукты надо заготовить: пару куриц, спагетти, яйца, говядину, языки, овощи…

— Эй, Серега? Что размечтался?

Обернувшись, заметил Ивана с сумкой в руках, стоящего у мясного прилавка.

— Звонил в Москву тетушке. Представляешь, Ваня, мои завтра утром в Триполи прилетают. Слышимость такая отличная была, только сигнал эхом повторялся все время.

— Так это же спутниковая связь, — подметил Машанов.

— Жена говорит, что какой-то Руст на самолете приземлился на Красной площади. Вот дела! Полетят сейчас головы у начальства.

— Как всегда стрелочника найдут. Не могли наши ребята его в Союзе не обнаружить, скорее всего команды не получили на уничтожение, вот и все дела, — импульсивно отреагировал на новость Иван.

— Ты знаешь, у нас был аналогичный случай: над горной речкой, недалеко от Сочи, на высоте метров двадцать, ранним утром Ан-2, летящий в сторону моря, его обнаружил визуально дежурный по дивизиону. Как положено, доложил об этом оперативному дежурному на командный пункт полка. Тот поднял по готовности номер один полные боевые расчеты.

Сопровождали самолет радиолокационные станции, станции наведения ракет…

Командир части, полковник Вакуленко, докладывая наверх, оперативному дежурному корпуса, запросил разрешения на уничтожение цели. Как только эти слова произнес, так моментально связь прервалась с командным пунктом корпуса. Вели, вели Ан-2 до дальней границы поражения, и представляешь, только его отметка исчезла с экранов, как тут же связь восстановилась. Почему мол, цель не уничтожили? Мы же отдали Вам, товарищ полковник приказ на уничтожение АН-2, и так далее… Самолет благополучно улетел в Турцию, Вакуленко сняли с должности и уволили из Вооруженных сил. Благо он был участником Великой Отечественной, так пенсию хоть назначили ему приличную…

С той поры, новый командир, всегда на магнитофон фиксировал все свои телефонные переговоры с вышестоящим начальством в аналогичных случаях, а пленки хранил в личном сейфе под семью печатями, — закончил Сергей.

— И я говорю, что с этим Рустом командование явно облажалось. Или Верховный наш, Горбачев, не захотел отношения портить с другом Колем. Ему легче снять пару- тройку генералов, да с десяток полковников, чем с немцами отношения портить, — подытожил Иван.

Накупив часть необходимых продуктов, друзья заспешили домой, — темнело.

У летнего клуба толпились офицеры, жены, дети. К вилле, служащей гостиницей, был припаркован автомобиль «Вольво-760».

— Что за гости? — спросил Мартынов.

— Посол приехал, всех без исключения собирают на совещание, — ответил дежурный по городку.

— Пойдем, продукты отнесем, Ваня, и переоденемся заодно. Интересно, интересно, что нам дипломат расскажет?

Заполнив оба холодильника продуктами и включив на полную мощность кондиционеры, Сергей сменил повседневный наряд на парадный и заспешил в клуб.

Посол оказался человеком маленького роста, лет шестидесяти. Заняв место за трибуной, представился — Микоэлян Арсен Артурович, и быстренько приступил к докладу на международные темы. Говорил о напряженной обстановке в регионе, о необходимости выполнения интернационального долга, о руководящей роли КПСС в построении вооруженных сил. Не затронув ни единым словом инцидент с Рустом, после двадцати минут беседы, закрыл папку с текстом и обратился к присутствующим специалистам и их семьям:

— Не буду больше вас утомлять, дорогие друзья. Прошу задавать вопросы.

Вопросы посыпались, как из рога изобилия:

— Когда в городке установят международный телефон автомат?

— Почему происходят постоянные задержки с получением почты?

— Когда принимающей стороной будет выполняться контракт?

— Почему безобразно долго оформляются визы для семей специалистов?

— Когда будет в городке установлена антенна системы «Мир», принимающая сигнал советского телевидения?

— Почему специалистам не разрешают носить личное оружие с целью защиты от возможных терактов?

— Почему в городке нет собственного медицинского пункта с квалифицированным медперсоналом?

— Почему в библиотеке нет новых книг, фильмы в клубе демонстрируются старые? — и так далее…

Вопросы в основном задавали женщины и изредка летчики. Посол, слушая, вытирал лысину носовым платком, не успевая отвечать. Включили ночное освещение. Секретарь посольства записывал темы вопросов в тетрадь.

— Называйте, пожалуйста, свои фамилии, товарищи, когда задаете вопросы.

— Ага, сейчас, — прозвучал возмущенный голос из задних рядов. — Фамилии… а потом наших мужей по партбюро затаскают. Еще чего!

— Тише, тише, товарищи, — успокаивал говоривших Марченко. — По очереди прошу вас задавать вопросы.

Ближе к полуночи люди окружили посла со всех сторон. Тот обещал, что все проблемы будут рассмотрены и в ближайшее время руководству гарнизона будет дан ответ, когда тот или иной вопрос будет решен.

Ни один вопрос, увы, решен так и не был. Посол, переночевав в гостевой вилле, благополучно убыл в направлении, известном одному ему. Народ, высказавшись, потешив себя иллюзиями, еще раз понял, что «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается»… Утром на планерке Марченко несколько раз съязвил в отношении активности группы летчиков: мол, ну что, гласность? Под лежачий камень вода не течет? А воз и ныне там…

Сергей, подождав когда умудренный опытом руководитель вытерет пыль со стола куском замшевой ткани (ежедневный ритуал), подошел к нему с вопросом:

— Николай Степанович, вы не могли бы позвонить в Триполи, в офис, и узнать: жены каких специалистов прибыли сегодня в Ливию?

Марченко взглянул на него через очки:

— Позвонить не трудно, но не будет там никто в списках копаться — не барское это дело. Приедет твоя ненаглядная, что ты так волнуешься?

— Не должен волноваться? — вопросом на вопрос ответил Сергей.

— Иди посмотри лучше: почему у нас кондиционер плохо работает, — осадил подчиненного Марченко.

— Есть, — ответил Сергей и, повернувшись кругом, строевым шагом отправился к окну, запевая: — «Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки потом…»

Находившиеся в комнате специалисты во главе с Марченко дружно захохотали — напряжение, висевшее в воздухе, словно на парашюте, мягко спланировало и сошло постепенно на нет…

После звонка в Москву прошло десять суток. У Мартынова был выходной, и он решил посвятить его сооружению летнего душа в глубине двора. В песок у забора вкопал четыре деревянных бруса, на высоте двух метров сделал площадку из досок, на которую поставил предварительно вымытый и окрашенный бак от списанного «ЗИЛ-131». Каркас обтянул полиэтиленовой пленкой и оранжевой парашютной тканью. Выкопал небольшую ямку в песке, на края которой укрепил сколоченную подставку для ног. Подсоединил шланг от бака к системе водоснабжения и включил насос — струя воды под напором звонко ударила о днище бака. Сергей, отломав веточку распустившейся мимозы, взял ее в зубы, сел на песок и задумался.

Из оцепенения его вывел звук хлопнувшей автомобильной дверцы: Показалось, что ли? Затем скрипнула на навесах входная калитка. Мартынов вскочил на ноги и пошел вдоль дома. Выйдя из-за угла, увидел, что навстречу к нему, вытянув вперед руки, бежит Андрей…

— Папка, папка, — неожиданно басом закричал сын. — Папка, ты… ты, как негр, черный.

Сергей подхватил его на руки и, целуя, закружил в воздухе:

— Сынок, как я соскучился, если б ты знал…

— И я соскучился, — прошептал ему на ухо Андрей.

У синей «Тойоты» стояла Таня с сумками в руках:

— Ну, как всегда: мужчины развлекаются, а женщина сумки тягает.

— Привет, малыш, — Сергей опустил сына на землю и подбежал к жене.

— Привет, привет, иностранец, — Таня подставила щеку для поцелуя.

Мартыновы обнялись, поцеловались. Сергей почувствовал знакомый и родной запах, сильнее сжал жену в объятиях.

— Сереж, ну погоди, люди же смотрят, — смутилась Таня.

— Давайте помогу, — сказал Машанов, подходя к машине.

Вытаскивая объемную коробку из багажника, Сергей спросил:

— Тань, а это что за коробка?

— Велосипед в Москве купили. Его собрать потом нужно будет. А то Андрей уже в Триполи собирался на нем гонять. Еле успокоила…

— Про мою супругу ничего не слышали — когда она приедет? — спросил Иван, занося последний чемодан в комнату.

— А как ваша фамилия?

— Машанов.

— Она завтра должна прилететь, радуйтесь, — ответила Татьяна.

— Спасибо! Ну, спокойной ночи! Я пошел, — попрощался Иван с Мартыновыми.

— Пап… пап… — присев на колени к отцу сказал Андрей.

— Что, сынок?

— Давай велик соберем?

— Завтра, завтра, — вмешалась Таня. — Поздно уже — купаться и спать.

— Завтра соберем, хорошо? — спросил Сергей у сына.

— Ладно — завтра так завтра. Показывай тогда свои хоромы, — хозяйски произнес мальчуган и потянул отца за руку в глубину комнат.

— Ну и как? Нравится? — после экскурсии по вилле спросил Сергей у сына и жены.

— Нормально — столько места, море из окон видно. А телик здесь какие программы ловит?

— Таня, а вы привезли телевизор?

— Привезли, привезли. Отец перестроил частоты, как ты писал в письме. «Электроника», переносной, в коричневом чемодане на самом дне.

— Программ очень много, сынок. Мультики японские в основном показывают.

— А наши, советские? — продолжал задавать вопросы сын, помогая отцу и матери вынимать вещи.

— Советских нет. Все, достаточно вопросов… Мама сказала спать, значит спать, завтра наговоримся. Я на работу не поеду. Пойдем на море. Велосипед соберем, — Сергей подхватил сына на руки и отнес в ванную комнату.

— О! два унитаза, — вскрикнул Андрей, показывая руками то на унитаз, то на биде.

— Два, два, — рассмеялся Сергей. — Выбирай себе любой…

Выкупав сына, Сергей уложил его в кровать.

— Давай: ладошки пирожком и спать.

— Папка, я же уже не маленький, — пробормотал, засыпая, Андрей.

— Большой, большой ты у меня уже, вырос, не узнать, — Сергей поцеловал его в ароматную щечку и выключил свет.

— Сереж, а что здесь за лужа? — услышал Мартынов голос жены, вышедшей во двор через дверь кухни.

— Ой, батюшки! Я же насос забыл на радостях выключить, — вспомнил Сергей и выбежал на улицу.

— Как тебе здесь? Нравится?

— Нормально… Такой дом бы в Союзе иметь, да? — ответила Таня.

— Да, с нашей двухкомнатной квартиркой в доме на скале не сравнить. Ну, ничего, прорвемся, какие наши годы. Иди ко мне, малыш, — сказал Сергей и протянул жене обе руки.

— Сумасшедший… Андрейка еще, наверное, не уснул, — смутилась Таня.

— Уснул, уснул. Слышишь, как посапывает. Иди сюда быстрей, соскучился…

Утром, когда солнце, подкравшись незаметно, заглянуло в спальную комнату, Андрей в пижаме голубого цвета забрался в кровать к родителям и улегся между Сергеем и Таней.

— Вот мы и снова все вместе, — обнимая и целуя по очереди жену и сына, сказал Мартынов.

— Ура! — закричал Андрей, дрыгая под одеялом ногами.

Позавтракав впервые за пять месяцев в семейном кругу, Сергей вышел на улицу:

— Андрюша, полезли на крышу: антенну подключим и заодно на море посмотришь.

— Полезли, — деловито ответил сын.

Мартынов приставил к стене деревянную лестницу и, подталкивая сына, который с опаской ставя ноги на поперечины, карабкался вверх, последовал следом.

— Красота! — выдохнул Андрей, закрывая глаза от яркого солнца ладонью и озираясь по сторонам. — Море так близко, и цвет воды совсем другой, чем у нашего Черного моря.

— Изумрудное море и соленое-соленое, — подключая кабель к антенне, объяснял отец сыну.

В этот момент низко над городком пронеслись два самолета.

— Ух ты, — восхищенно крикнул мальчишка. — Что это за самолеты?

— «МиГ-25», сынок, истребители-перехватчики.

— Аэродром рядом? — сопровождая взглядом самолеты, продолжал сыпать вопросами Андрей.

— Рядом… полчаса на машине.

— Свозишь?

— Посмотрим на твое поведение. Может, и свожу, — ответил Сергей, спускаясь с крыши, увидев, как к его вилле подъехал автомобиль. — Слезай, сынок… прыгай на руки.

Андрей, зажмурившись, прыгнул отцу в объятия. Из кухни вышла Таня.

— Сереж… за тобой, наверное, машина приехала?

— Не дадут с семьей побыть пару лишних часов. Что у них там опять случилось? — поставил сына на песок и пошел по направлению к машине.

— Хабир, комплекс притащили из капитального ремонта. Без тебя не могут дизеля запустить, — сообщил Мартынову Шейб: — Поехали.

— Папа, меня возьми с собой, — прильнув к отцу, попросил мальчик.

— Воды дай нам с собой в дорогу, Таня, — согласился Сергей.

Шейб аккуратно вел автомобиль по барханам. «Тойота», урча двигателем и увязая колесами в песке, раскачивалась, словно на волнах. Андрей, высунувшись в окно, с интересом разглядывал незнакомые пейзажи. Над финиковыми пальмами роились тучи мух, сухой и жаркий ветер обжигал лица, врываясь в кабину, которая раскалилась до такой степени, что невозможно было дотронуться до ее металлических частей.

У въезда в дивизион дорогу автомобилю преградил часовой в каске и с автоматом наперевес. Внимательно посмотрев на пассажиров, приложил правую руку к сердцу в знак приветствия и поднял шлагбаум.

— Ух ты… Ракеты… — воскликнул Мартынов-младший. — Класс… настоящие.

— Так, сынок, слушай меня внимательно! Пока я буду работать, стоять на одном месте. Без моего разрешения ни шага в сторону. Понял? — нравоучительно произнес отец, глядя на раскрасневшегося сына.

— Понял, — ответил тот, слегка насупившись.

— Скорпионы, фаланги, змеи, всякой живности здесь — море. Поэтому: стоять и смотреть под ноги, — сказал Мартынов и, держа сына за руку, повел его в тень антенного поста.

— Молодой хабир дизель? — улыбнувшись, подошел к Мартынову командир дивизиона.

— Какие проблемы, командир? — спросил его Сергей.

— Комплекс привезли из Таджуры, из капитального ремонта. Дизеля барахлят. Надо срочно на боевое дежурство заступать — а как без дизелей?

— Сейчас разберемся, — ответил Мартынов и протиснулся по узкой лесенке внутрь кабины.

В двух отсеках электростанции располагались два агрегата мощностью по 150 лошадиных сил каждый. Мартынов завел один из них и сразу же увидел, что из-под прокладки головки блока цилиндров потекла охлаждающая жидкость. Взглянул на температурный масляный датчик, покачал головой. Открутил крышку масляного бака и вытащил щуп.

— Да… капитальный ремонт.

— Командир, — позвал стоявшего возле Андрея молодого лейтенанта. — Одному агрегату хана: тосол в масле, видимо, перегрели двигатель при запуске, или некачественные прокладки поставили при ремонте. Надо разбирать и смотреть, что с поршневой группой. Но уже сейчас могу сказать: раз при работе двигателя из горловины масляного бака выливается масло с примесью тосола, то один поршень наверняка оплавился. Можно смело этот агрегат вновь на капитальный ремонт отправлять.

— А второй двигатель? — почесывая затылок, спросил командир дивизиона.

— Сейчас и до второго очередь дойдет. Сын? Ты как?

— Нормально, папа, только голове жарко немного.

Мартынов снял свою кепку и надел ее на сына.

— Пойдем, я тебя к дяде Ивану в кабину управления отведу, там прохладней. Иван, — крикнул Сергей, открывая дверь кабины: — Пусть Андрей с тобой побудет в кабине. Включи кондиционер.

Машанов подхватил Андрея и усадил к себе на колени перед экраном индикатора кругового обзора.

— Смотри, Андрюшка, вот эти точечки — это самолеты…

Сергей тем временем, вернувшись на электростанцию, запустил второй агрегат и, убедившись, что двигатель работает нормально, нажал на кнопку возбуждения генератора. Вольтметр на щитке местного управления показал напряжение 220 вольт.

— Хорошо, — прошептал Мартынов. — Смотрим дальше… — Иван! — взяв в руки микрофон громкой связи, запросил кабану управления. — Я перехожу с сети на дизель. Смотри, что там у вас? Иван???

— Что орешь? — заглянул в кабину Машанов. — Ничего у нас… нет питания.

— Сын с кем остался?

— Саня Кофанов его бутербродами кормит. Твои предложения по неисправности?

— Давай, Ваня, проверим на борту распределительной кабины наличие напряжения.

Взяв в руки прибор АВО-5, Сергей спустился вниз и открыл крышку люка.

Иван, помогая товарищу, поочередно проверил фазы на всех кабельных зажимах.

— Все ясно: где-то между генератором и клеммной коробкой разрыв питания. Надо вскрывать внутреннюю обшивку.

— Вскрывать так вскрывать, — ответил Сергей.

Арабы столпились возле кабины, наблюдая, как советские специалисты, вооружившись инструментом, колдуют возле электростанции.

— Смотри! — выругался Иван.

Вскрытая обшивка кабины обнажила внутреннюю проводку. Толстые и тонкие разноцветные жгуты кабеля, уложенные в желобах, тянулись во все стороны, как паутина.

— Вот, все три фазы наброшены на контактную плату, но не прикручены гайками. Да что же это такое! Безобразие!

Сергей жестом подозвал командира дивизиона и показал на представшую перед их глазами картину.

— Можешь вызывать Аттика. Явно налицо опять преднамеренный вывод техники из строя, — гневно сказал Мартынов и пошел вместе с Иваном в сторону кабины управления.

Андрей доедал огромный бутерброд с яичницей с помидорами, запивая мандариновым соком.

— Папа, будешь? А то в меня уже не лезет, — и протянул отцу остаток бутерброда.

— Спасибо, сынок! Ну как, понравилось тебе здесь?

— Да, очень, только дизеля твои рычат, словно львы и дым из выхлопных труб воняет, — произнес мальчик, затыкая нос перепачканными пальцами.

В один из выходных дней Мартыновы собрались на море. На пляже под палящими лучами июльского солнца загорали семьи специалистов. Огромные волны накатывали на белоснежный песок, шумели, сливаясь в единое целое с гомоном детворы, плещущейся у берега. Поодаль на барханах расселись местные жители мужского пола — наблюдали, как отдыхают европейцы. Сами они в большей своей массе плавать, живя у моря, не умели. Разинув рты, вглядывались, как пловцы заплывали вдаль от берега, ныряли с маской и трубкой, занимаясь подводной рыбалкой. Мартынов, взяв в руки большую, надутую воздухом камеру от автомобиля, потянул Таню в воду.

— Кайф, такие волны. А вода, вода изумрудная, теплая, теплая, — качаясь на волнах, восхищалась Татьяна.

Сергей, плывя рядом, тянул жену на круге все дальше и дальше в открытое море.

— Сереж, может, хватит? Дальше уже Италия!

— Смотри, Андрей на берегу какой маленький-маленький, — выплевывая соленую воду, ответил Мартынов.

Их сын стоял по колено в воде, одной рукой прикрывая глаза от солнца, а другой призывно махал родителям.

— Боишься, что заблудимся?

— С тобой разве можно заблудиться? Но все же давай вернемся, Сереж. Ребенок волнуется. Да и меня что-то укачало.

Сергей, подтолкнув камеру к берегу, спросил:

— Ты не беременна случайно?

— Я тебе покажу сейчас, беременна, — воскликнула Таня и, утопив голову мужа в воду, спрыгнула с камеры и быстро поплыла к берегу.

Возвращаясь домой, Сергей и Таня хохотали, глядя, как Андрей подпрыгивает, словно кузнечик, на раскаленном песке, с упорством отвергая предложения родителей надеть кроссовки.

— Дурашка, ожоги ведь будут, — сказал Сергей и, подхватив сына, посадил его себе на шею.

Ночью Мартыновы проснулись, сын ворочался и плакал.

— Температура у него, — прошептала Таня.

— Что у тебя болит, сынок? — спросил заплаканного Андрея Сергей.

— Зуб, — хныча, ответил мальчишка.

Таня дала ему таблетку анальгина и забрала к себе в кровать:

— Спи, завтра к врачу пойдем.

— Ага, пойдем, не все так просто. Это тебе не Туапсе — спустился с горочки и вот она, стоматология. Мне придется у Ковалевского завтра с утра пораньше отпрашиваться, — сказал Сергей, пытаясь заснуть.

Утром кое-как уговорив начальника дать ему отгул, Мартынов с сыном пошел в город искать поликлинику.

У входа в маленькое здание с зелеными ставнями на окнах стояли люди. Кто зажимал щеки ладонями, кто тихонько постанывал. Андрей крепче сжал отцовскую руку:

— Не пойду, боюсь.

— Ночью опять орать будешь? Пошли, — сказал Сергей и, поднявшись по ступенькам, постучал в одну из дверей узкого коридора.

— Входите.

В кабинете пахло лекарствами и зубной болью.

— Что у вас, — спросила по-арабски, обернувшись, молодая светловолосая женщина в белом халате.

— Да вот у сына зубная боль, — также на арабском ответил Мартынов.

— А вы, наверное, русские?

— Да. А вы?

— Я из Польши, — переходя на русский язык, ответила, улыбаясь, врач. — Уже третий год в Ливии работаю. Наш городок рядом с вашим расположен. Мы и в кино к вам ходим иногда, не замечали?

— Замечал, замечал. Как же таких симпатичных соседок не заметить!

— Давай, паненок, присаживайся на кресло, я сейчас посмотрю твой ротик, — скомандовала полячка и взяла в руку какой-то металлический блестящий инструмент.

— Не сяду, — вдруг заорал Андрей. — Не сяду, у меня уже ничего не болит. Папа, пошли домой…

Мартынов взял его за руку и с силой усадил в медицинское кресло.

— Сиди и не вопи, не дергайся, не маленький уже.

— Открой рот, — попросила мальчика врач.

Тот сжал с силой губы и закачал отрицательно головой, что-то мыча.

Тогда Сергей нажал ему на щеки, стараясь открыть рот. Врач попыталась вставить свой инструмент в еле заметную щелочку. Андрей вдруг с силой оттолкнул ее ногами.

— Сумасшедший паненок, — выругалась стоматолог и беспомощно опустила руки.

— Что будем, пан офицер, делать?

Предприняв еще несколько попыток уговорить сына открыть рот, Мартынов, видя тщетность этих попыток, взял его за ухо и вытащил из кресла:

— Ну и черт с тобой, больше я тебя сюда не приведу. Позорище… Вы уж извините нас, пани, пани…

— Пани Вера, — ответила врач. — Не стоит извиняться. Я вам дам лекарств, они должны помочь. А если нет, то ведите его опять, будем привязывать к креслу.

Оставшись одна дома, Таня, с волнением ожидая возвращения сына и мужа, затеяла испечь яблочный пирог. Замесила тесто, включила газовую духовку и, выглянув в окно, увидела, что Сергей идет по тропинке один, а сзади с сосредоточенным выражением лица плетется сын.

— Что? Удалили?

— Удалили… нас удалили из поликлиники, да еще справедливо назвали сумасшедшим паненком, истериком, — ответил Сергей, отпивая из кружки холодный квас, и рассказал о случае в поликлинике.

— Так, никаких велосипедов, сидеть будешь дома и учиться писать. Понял? — рассердилась Таня. — И только пикни у меня, что зуб вновь разболелся. Я тебе покажу…

— Понял, понял, — ответил Андрей и, взяв тетрадь, заперся в детской комнате.

Поужинав, Мартыновы уселись в холле. Таня штопала порвавшиеся носки сына. Сергей крутил ручку настройки программ телевизора.

— Как только ясная погода устанавливается, так ни один канал, кроме местных, не работает. Проклятье! Напишу письмо родителям да спать…

Запечатав письмо в конверт, Сергей расстелил постель и, засыпая, услышал, как Андрей, сидя в туалете, напевает: «Три минуты, три минуты — это много или мало, чтобы жизнь, успев понять, начать сначала». А затем вдруг: «В ванной свет погас, там вонючий водолаз, а лягушке тысяча лет, она ходит в туалет…»

«Философ ты мой», — засыпая, подумал Мартынов.

Проснулся глубокой ночью от острой зубной боли, застонал.

— Ты что, Сережа? — спросила сквозь сон жена.

— Ты будешь смеяться, но и у меня зуб разболелся.

— Напасть на моих мужиков какая-то напала. И что же мне с вами делать?

— Спи, спи, ничего не делать. Твое дело любить нас, а мы уж сами справимся, спи, — Сергей поцеловал жену и вышел перекурить с надеждой, что боль скоро утихнет.

Утром сообщил Машанову неприятное известие. Благо Ковалевский уехал в Триполи и не надо было вновь унижаться и объясняться перед высокомерным чиновником.

Открыв знакомую дверь стоматологического кабинета, увидел, что врач склонилась над больным.

— Одну минутку, я занята.

Подняла голову и, увидев Сергея, нисколько не удивилась, спросила:

— Что, вы опять своего сына привели?

— Нет-нет, понимаете, пани Вера, тут такое дело… Теперь у меня зуб разболелся, цепная реакция, видимо, — оправдываясь, сообщил Мартынов.

— Что ыы говорите? Проходите и присаживайтесь в кресло. Располагайтесь удобней, сейчас я посмотрю ваш зуб. Откройте рот, — с опаской продолжала врач, помня, как вчера ее отпихнул ногами паненок.

— Не бойтесь, пани, меня не надо будет привязывать к креслу, — произнес Сергей, открыв широко рот.

Включив мощную лампу, врач сфокусировала свет на пациенте.

Мартынов почувствовал прикосновение инструмента к больному зубу и качнул головой.

— Придется удалять ваш зуб, кариес сделал свое гиблое дело, — сообщила диагноз врач.

— Удалять так удалять. Мне на днях в командировку лететь, так что не стоит откладывать. Удаляйте! — согласился Сергей.

— Укольчик маленький сделаю сейчас, и все, — продолжала пани Вера, колдуя над инструментом.

— Салам аллейкум, хабир, — в кабинет вошел огромного роста негр в медицинском халате.

— Это мой помощник, не волнуйтесь, пан офицер. Он подержит вашу голову. Так у нас положено делать.

Врач сделала Сергею укол. Он почувствовал, как почти мгновенно десна одеревенела.

— А сейчас… один момент… Все в порядке, посидите немного. Голова не кружится?

— Что, уже все? — недоумевая, спросил Мартынов.

— Да, уже все, — ответила врач и показала на удаленный зуб, который лежал в медицинской урне у кресла.

— А я, честно, говоря, ничего и не почувствовал. Несколько раз в Союзе удалял зубы, одни неприятности. А тут… раз и все. Чудеса! — продолжал восхищаться Мартынов.

— Какие там чудеса. Я была на практике в Ленинграде в медицинском институте, — ответила смущенно полячка. — У вас воруют обезболивающие лекарства. А врачи такие же, как и везде. Есть хорошие врачи, есть и плохие.

— Да, воруют, — согласился Сергей. — Спасибо вам, пани Вера, — взял ее руку и поцеловал в знак признательности.

— Что вы, что вы, не стоит благодарить. Приходите еще, если что, и паненка своего приводите.

Сергей открыл глаза, нащупал языком место во рту, где еще вчера находился зуб, и посмотрел в иллюминатор. Всепоглощающая чернота внизу, проплывающие звезды где-то рядом. Кажется, протяни руку, и вот они, звезды… Холодно… поежился.

— Сколько еще лететь? — зевая, спросил Машанов.

— Ты знаешь, Ваня, с некоторых пор я стараюсь не заглядывать в будущее. Так проще.

— Проще-то проще, да вот в туалет бы не мешало наведаться.

— Какой тут туалет? Смеешься? Терпи. А вот и брат-летчик, — ответил Сергей, увидев, что к ним, пробираясь через раненых и ящики с оружием, приближается человек в комбинезоне со шлемофоном на голове.

— Ну, как вы тут? Не замерзли?

— Терпимо, — ответил Иван. — Ты лучше скажи, что это за фигня такая с этим прибором творится. Показывает, что мы летим ниже уровня земли.

— Да не берите в голову. Не работает он уже лет десять, — пояснил летчик.

— А-а-а, а мы-то думали, что погружаемся под песок, — засмеялся Сергей и запел. — Под окном самолета о чем-то поет песочное море тоски.

— Посадка скоро, мужики, потерпите чуток.

— А вы когда назад летите? — спросил Иван.

— Завтра поутру заправимся и обратно в Триполи. Ну, все, я пошел. Держитесь, — пожал по очереди всем руки летчик и заспешил в кабину.

Спустя минут двадцать «АН-24», пошевелив крыльями, начал снижаться. Уши заложило давлением от перепада высоты. Внизу появились тусклые огоньки. Четыре часа ночи.

Повисев немного над посадочной полосой, самолет, скрипнув тормозами, остановился вдалеке от здания маленького аэропорта.

— Кофра, — прочитал Фархад.

— Приехали, станция Березайка, кому нужно, вылезай-ка, — схохмил Юра Петров.

Выйдя на взлетную полосу, Мартынов почувствовал прикосновение ночи. Дул сильный пронизывающий ветер. Сергей накинул на голову капюшон куртки и закурил.

— Ну и что дальше?

— Ждем-с, — ответил, прикуривая от сигареты Мартынова, Емельянов.

Ждать пришлось еще полчаса. Самолет отвезли на стоянку. Раненых солдат спешно загрузили в автобус. Боеприпасы и оружие в грузовики.

— Ага, а вот это, кажется, за нами, — увидев два приближающихся к группе специалистов силуэта автомобилей, хрипло сказал Василий Васильевич Алешин.

— Здравствуйте! Я за вами, — поприветствовал советских специалистов человек в коричневой кожаной куртке. — Меня зовут Али. Усаживайтесь в машины, я отвезу вас в город.

В полной темноте автомобили тронулись плавно с места и через некоторое время, въехав в черту города, остановились возле здания, огороженного каменным забором.

— Это ваш дом. Здесь все время останавливаются русские. Правда, давно никто к нам не приезжал. Сейчас я попробую открыть калитку, — произнес Али и начал подбирать ключ к замку.

— Темнотища такая. Свет надо бы включить, — сказал Рожков, увидев висевший над дверью светильник.

— Света нет, — обрадовал Али.

— Давайте я посмотрю. Иван, ты, кажется, фонарь брал с собой. Посвети, здесь распредщиток на заборе висит какой-то, — попросил Мартынов.

— Свечу, свечу.

— Так здесь ни одного предохранителя нет, ешкин кот, — выругался Мартынов.

— Вот держи, я проволоку нашел, жучков пока поставим, — подрагивая от холода, произнес Артеменко.

— Да будет свет, — сказал Сергей и щелкнул автоматом защиты сети.

— Ура! Живем!

Али, улыбаясь, открыл сначала калитку, а затем входную дверь дома.

Спертый запах давно не проветриваемого помещения смешивался с запахом протухших продуктов, который присутствует на городских помойках и свалках.

— Ну и амбре, — затыкая нос, проворчал Машанов.

Новые жильцы, поставив вещи на мраморный пол просторной прихожей, осмотрели помещение. Четыре спальные комнаты с желтыми стенами, неубранные кровати. Два санузла. Ванная комната по своим размерам вполне могла стать небольшой баней в заурядном советском захолустье. Большой холл, совмещенный с кухней, из которой и исходил тлетворный запах. Емельянов подошел к огромному холодильнику и открыл его дверцы.

— Мать честная! Ребята, да здесь уже черви колонию целую развели.

По тому, как были наспех во всех комнатах разбросаны подшивки газет и журналов, в пепельницах громоздились горы окурков, было видно, что прежние обитатели этого своего рода склепа в спешке его покидали.

Кофанов, взяв в руки подшивку «Советского спорта», произнес:

— Последняя газета за 26 июля. Четыре месяца здесь никто не жил, как раз четыре месяца прошло с момента гибели Нежина и Басова. А ведь они вот на этих кроватях спали, это их окурки в пепельницах. В столах пачек пятьдесят нераспечатанных «Примы». А книг сколько, смотрите, ребята!

Мартынов взял наугад одну из книг, стоящих на полке.

— Жюль Верн, «Матиас Пандор», первых сорока страниц нет, жаль. Надо будет почитать, этот роман я не читал в юности.

— Я поехал? — спросил Али у Машанова.

— Так, сейчас почти пять часов утра, в котором часу за нами машина придет, чтобы отвезти на боевые позиции?

— Я привезу завтрак в 10.00. Договорились?

— По рукам, — утвердительно ответил Иван и, уже обращаясь к подчиненным, продолжил: — Мужики, сейчас быстренько наводим легкий марафет. Начнем с кухни: моем холодильник, иначе задохнемся к чертовой матери, затем проветриваем все комнаты, вытряхиваем от пыли одеяла и спать, спать, спать…

— А здесь еще одно помещение, — воскликнул Емельянов и открыл дверь в прихожей.

— Интересно девки пляшут, так это же целый продовольственный склад.

Вдоль подсобного помещения стояли стеллажи с мешками.

— Рис, гречка, перловка, сахар, — продолжал Алексей. Затем ножом распорол один из мешков. — Да… все просрочено, с жучками, как и следовало ожидать. Невезуха… Смотрите, еще одна комната.

В торце подсобки находилась дверь, за которой обнаружилась большая и совершенно пустая комната с решетками на окнах.

— Тюрьма, что ли? — вырвалось у Долотова.

— Дурень ты, Женя, какая тюрьма? Это же комната для женщин — женская половина мусульманского дома, — рассмеялся Мартынов. — Чтобы из спальни в подсобку и сразу на кухню, мужу пищу готовить, плов, шашлык…

— Не женское дело шашлык.

— Да не обижайся ты, я же пошутил.

Укладываясь спать, Иван с Сергеем, еще некоторое время обсуждали план завтрашних мероприятий.

— Дежурного по кухне надо будет на каждый день назначать. На работе подменим друг друга, не беда, а вот кухня — дело самое ответственное в холостяцкой жизни, — взбивая подушку, размышлял Иван.

— А меня кто подменит? Дизеля и подстанции трансформаторные никто ведь не знает? Да, и…

Сергей не успел закончить свою мысль, у окон дома одна за другой раздались несколько автоматных очередей.

— Ни хрена себе, — крикнул он и, подскочив на кровати, выключил освещение, гораздо позже удивившись, как ему удалось с положения лежа подпрыгнуть метра на полтора, чтобы дотянуться до выключателя.

— На пол, — крикнул Иван. — Всем лежать и не высовываться в окна.

Минут через десять стрельба сначала отдалилась, а потом и совсем стихла.

— Двери и окна наглухо надо закрыть. Фархад… нет, тебе все равно завтра с нами ехать придется. Юра, — обратился Машанов к Петрову. — Подежурь, будь добр, пока все остальные поспят, я тебя часа через два подменю.

Остаток ночи прошел спокойно. Едва офицеры успели умыться и привести себя в порядок, как к дому подъехала машина.

— Салам аллейкум! — поздоровался Али. — Завтрак: молоко, чай, повидло апельсиновое, яйца. К обеду подвезем картофель, хлеб, куриц… Как спалось?

— Стреляли, — усмехнувшись, ответил Сергей.

— Да, да, было дело. Не испугались?

— И не то, чтобы да, и не то, чтобы нет, — вступил в разговор Иван.

— Границы, как таковой нет, пустыня… С той стороны набегут, шуму наделают, и назад. Было хуже. Нам пора, а то скоро жарко будет, — сказал Али.

Выйдя на улицу, Сергей увидел, что их дом, оказывается, стоит на окраине города в окружении двухэтажных, обветшавших построек. На балконах висело и сушилось не первой свежести белье, стекла во многих окнах были немыты и покрыты паутинами трещин.

— Гетто, — вырвалось у него.

— Точно, — качнув головой, произнес Кофанов, садясь в машину.

Али завел двигатель «рено» и, передав автомат Калашникова сидящим на заднем сиденье пассажирам «джипа», тронулся с места. На обочине дороги, за первым перекрестком, офицеры увидели колонну техники. Обгоревшие танки и бронетранспортеры, грузовые автомобили…

— Притормози, Али, — попросил лейтенанта Сергей и, выйдя из машины, подошел к танку, стоящему в голове колонны, в боку его зияло отверстие с рваными краями размером с голову ребенка.

Иссиня-черная окраска — следы взрыва боеприпасов и горения топлива, — нелепо задранный вверх ствол. Отверстие завораживало своей пустотой. Затягивало взгляд в черную воронку. На одно мгновение Мартынову показалось, что из него заструилась струйка дыма. «Души танкистов? — подумал Сергей. — Не может быть, наваждение… Колонну уничтожили ведь уже месяца три назад… Чертовщина…»

Сергей сел в «джип» и, как можно более осторожно, захлопнул за собой дверку, стараясь не нарушить тишины. Али вывернул руль и направил машину между двумя барханами. Несмотря на то, что по календарю был декабрь, с каждой минутой становилось все жарче. Солнце поднималось к зениту. Офицеры сняли куртки и опустили окна. Ни ветерка… Провода линий электропередач безвольно провисли в воздухе. Листья пальм, покрытые толстым слоем пыли и песка, добавляли мазки грусти в унылый пейзаж.

Дорога круто стала взбираться в гору. Али включил пониженную передачу и спустя десять минут вывел машину на ровную площадку перед металлическим ангаром. Вдали виднелись пусковые ракетные установки и антенны радиолокационных станций. Мимо прошли несколько солдат в изрядно помятой и давно не стиранной военной форме, держа в руках бутылки с водой в пластиковой упаковке. Из ангара появился человек с майорскими погонами на куртке. На его голове красовался берет с кокардой — золотистым орлом.

— Командир бригады, майор Нури. Будем знакомы. Прошу вас в мой скромный кабинет. Чай, кофе?

— Глупо было бы отказываться. Конечно, и чай, и кофе, — протягивая ему руку, ответил старший группы Иван Машанов.

Усевшись в глубокие кресла, и правда, скромного кабинета командира бригады, пробуя напитки, советские специалисты выслушали на довольно приличном русском языке речь Нури, из которой поняли, что на технике давно не проводилось никаких регламентных работ, появилось много неисправностей, а значит, им предстоит от души повкалывать.

— Всю связь со мной держите через уже знакомого вам Али. Со своим начальством в Триполи можете связываться вот по этому телефону, — вставая, закончил разговор Нури. И тут же добавил… — когда она будет, эта связь…

— С Богом, господа офицеры, — отдал распоряжение Иван.

Сергей подошел к «своим» энергосредствам и присвистнул:

— Мать моя.

Накренившиеся кабины на полуспущенных колесах утопали в песке. Зеленая краска вздулась и облупилась, ржавые глушители и выхлопные трубы, незакрывающиеся двери…

— Да, печально видеть, но факт… Что-то кошки у меня скребут по сердцу, недаром спалось плохо.

Из распределительной кабины выглянул заспанный солдат:

— Салам аллейкум, хабир!

— Салам, салам. Какие проблемы?

— Много больших проблем.

— Показывай. Лязим шуф.

Мартынов поднялся в кабину и в дистанционном режиме запустил все четыре агрегата.

— Хм, удивительно… Еще и запускаются.

Солдат пальцем указал на вольтметр, у которого стрелка нервно дергалась.

— Шину хада?

— А ты не знаешь?

— Нет, не знаю. Ты специалист, хабир. Ты должен знать.

— Я-то знаю. А вот тебя чему и где учили?

— В Туркмении полгода я учился. Ну и жара там у вас, — засмеялся араб, отвечая только на часть вопроса, заданного Мартыновым.

Сергей вышел из распределительной кабины и пошел к работающим дизелям. Солдат брел за ним, окончательно, как казалось, проснувшись.

— Открывай все двери и люки, коллега, — буркнул ему Сергей, а сам, подойдя к центробежному регулятору числа оборотов, попробовал рукой покрутить шток катаракта.

— Конечно, я так и знал.

Заглушил агрегат и плоскогубцами что есть силы, надавил на регулятор. Тот со скрипом, но поддался.

— Пусто! Видишь! Пусто! Бери масла дизельного, граммов десять и заливай вовнутрь. Понял?

— Понял, — ответил араб и начал заливать прямо из двадцатилитровой канистры в узкое отверстие катаракта масло, которое тут же стало литься на пол, расползаясь по нему пахучей и жирной лужей.

— Елки-палки, — выругался Сергей. — Через воронку же нужно заливать масло, через воронку. Дай сюда, я сам все сделаю…

Залив масло и аккуратно вытерев его подтеки, Мартынов завел двигатель.

— Ну что? Нормально?

Стрелка вольтметра, достигнув напряжения 220 Вольт, застыла на месте.

— Нормально, нормально, хабир, коес, — цокая языком, произнес солдат.

— Так, теперь бери лопату и выгребай песок из-под кабин. Потом найди марлю и натяни ее на все люки забора воздуха, чтобы песок не засасывало во впускные коллектора двигателей. И наведи порядок везде, а то гадюшник развели здесь, — выговорился Сергей.

— Как дела, Сергей? — спросил его, подходя, Иван.

— В принципе нормально. Обычный регламент проведу, и все будет шуршать, чики-чики… А у вас как?

— Грязища везде, песок. А так видно, до нас ребята наши хорошо здесь работали, а они, арабы, как мне кажется, вообще не включали станции до нашего приезда. Я по записям в журналах проверил, счетчики моточасов просмотрел, не включались они, не включались. Вот тебе и боевое дежурство, Сережа.

— Пойду я пройдусь немного, обозрю окрестности, — закуривая, сказал Мартынов.

Но Иван уже не слышал его, захлопнул за собой дверь кабины управления.

…Тучи мух, миллионы зеленых мух роились в знойном африканском воздухе, мелькали перед глазами, норовили залезть в уши, в рот, противно при этом жужжали, как назойливые мысли, не давали ни на мгновение долгожданного покоя.

Сергей шел по каменистой местности, напоминавшей ему поверхность Марса, описанную в каком-то фантастическом романе, прочитанном в далеком детстве. Почва была реальна, осколки твердой породы резали твердую поверхность сапог, каждый шаг давался с трудом.

Мухи, тоже были реальны: облепили куртку цвета хаки сплошным слоем. По прошествии какого-то времени Сергей перестал отмахиваться от них.

«Скоро солнце сядет, наступит ночь, не будут же они и в темноте меня преследовать, — произнес он мысленно.

Ладно, на севере, там все же финики — любимое мушиное лакомство, другие экзотические фрукты, овощи, но откуда они здесь взялись?» — продолжал он беседу сам с собой.

Такое несметное количество увиденных мух встречалось ему, пожалуй, второй раз в жизни… А в первый…

Тогда это были учения в станице Успенской Краснодарского края.

Учения, игра в войнушку, мобилизационный призыв нескольких тысяч «партизан», которые давно забыли, с какой ноги начинать маршировать, где у гранаты чека, но зато отлично знали, в какой ближайшей деревеньке можно было разжиться самогоном, чтобы скоротать оплачиваемое Министерством обороны рабочее время, забыться в пьяном угаре, хоть как-то скрасить отсутствие женского пола на протяжении нескольких месяцев.

Тогда тоже досаждали мухи, жара и дурь отцов-командиров, возомнивших себя великими полководцами, строящими планы по штурму вражеских крепостей, а вечерами праздновавших «пирровы победы» в ресторанах Армавира в окружении местных жриц любви.

Но те мухи были своими мухами, отечественными, а эти, как и все окружавшее его безмолвное пространство, были враждебны, и вели себя соответствующим образом — нагло и бесцеремонно.

Поднявшись на возвышенность, Сергей увидел простиравшуюся далеко вперед знойную пустыню, где на многие сотни километров не было ни городов, ни воды, сплошной мираж, когда действительность сливается воедино с прошлым и будущим, когда чувствуешь себя отшельником в келье монастыря, тесной и в то же время безграничной в пространстве и времени. Но Сергей знал, что там, именно там, за этими барханами, возможно, в этот самый момент за ним неотрывно следят несколько пар глаз. Это был Чад, французский легион, головорезы-наемники, длившаяся долгие месяцы война за спорные территории, за право владения нефтяными месторождениями.

Красное солнце медленно уходило за горизонт. Сергей посмотрел по сторонам и увидел недалеко несколько вагончиков с торчащими из стен прямоугольниками кондиционеров; на скамейке сидел, покуривая, человек с черной блестящей кожей лица.

Когда Сергей приблизился к нему, тот приложил правую руку к сердцу, и спросил: «Как дела? Как здоровье?».

Услышав в ответ: «Мафишь мушкиль, нет проблем», — кивнул на свободное место рядом и предложил закурить.

Пуская дым в воздух и поддерживая незатейливую беседу, они внимательно изучали друг друга. Арабский мир не терпит суеты, не любят здесь многословия, резких жестов, необдуманных фраз и действий. Сергей давно понял эти правила поведения и взял их на вооружение.

Посмотрев в глаза Сергея, собеседник представился:

— Башир, — и протянул руку для рукопожатия.

Сергей назвал свое имя.

— Как, как? — переспросил араб несколько раз.

— Серджио, — ответил Сергей.

— Серджио, Серджио, — нараспев произнес Башир.

Русский язык он знал не очень хорошо, некоторые слова, особенно их произношение, давались ему с трудом.

— Заходи в дом, — произнес Башир и ногой толкнул дверь вагончика.

На полу вдоль стен лежали толстые матрацы, в одном из углов стоял телевизор (видеодвойка), на небольшом столе — посуда, графин с водой; холодильник, пачка журналов, пепельница. Взгляд Сергея остановился на литровой банке, на дне которой, свившись в клубок, копошились две небольших размеров змеи. Перехватив взгляд Сергея, Башир холодно произнес:

— Пустынные гадюки, один укус, и ты в гостях у Аллаха.

Неприятный холодок пробежал по спине Сергея:

— Терпеть не могу этих скользких тварей, — сказал он негромко он и сел на один из матрацев.

Башир включил видеодвойку, лифт с шумом проглотил кассету, и на экране появились кадры фильма.

— Жесткое порно, — сказал Башир.

— Вам же Коран запрещает смотреть на обнаженные части человеческих тел, тем более порно, — ответил Сергей.

— Если хочется, то немного можно, — совсем по-русски ответил Башир улыбаясь. — Да и нет же здесь никого, кроме нас, никто не мешает, ты гость, змеи в банке, мухи на свободе, — продолжал он, и в его руках появилась пластиковая канистра.

— Давай, за знакомство, — протянул Сергею бокал с узким горлышком и налил туда прозрачной жидкости.

Сергей понюхал… спирт, чистый спирт…

— Давай, давай, хабир, как у вас в России залпом до дна, — буркнул Башир и мастерски первым опрокинул бокал.

Сергей выпил, дыхание перехватил спазм.

— Давно не пил, тем более чистый, — произнес он и запил спирт большим глотком воды.

На экране телевизора две мулатки развлекали своими прелестями толстого лысого джентльмена. Музыка звучала приглушенно, Башир поставил на газовую плиту чайник, насыпал заварку и произнес:

— По второй, Серджио, по второй.

На полу между матрацами появилась большая миска с макаронами, политыми острой томатной приправой. Вилки, инструмент цивилизации, отсутствовали, принято было пищу есть руками. Большой палец прижимался к внутренней стороне ладони, своеобразным ковшиком зачерпывались макароны и ловким движением отправлялись в рот.

Поев макарон и вытерев руки бумажным полотенцем, Башир плеснул спирт в бокалы, и произнес:

— Бог любит Троицу … так у христиан говорят?

Во рту Сергея царил ад, макароны с красным перцем обожгли всю слизистую оболочку желудочного тракта, неимоверно хотелось пить, на лбу выступили капельки пота. Сергей взял в одну руку бокал со спиртом, держа в другой стакан воды. Его взгляд останавливался то на дергающихся в коллективном оргазме голых телах на экране телевизора, то на клубке змей в прозрачной банке на столе.

Выпив спирт, Башир снял кипящий чайник с плиты и разлил мутноватую, ароматно пахнущую жидкость в маленькие пластмассовые стаканчики емкостью не более 30 граммов.

Чай! Крепкий цейлонский чай!

— Пей, пей, Серджио, все равно как коньяк, — усмехнулся Башир и маленькими глотками стал цедить из своего стаканчика чай.

Сергей попробовал — горячая жидкость приятно ободрила его, заметно охмелевшего после употребления внушительной дозы спирта. Он налил себе еще одну порцию чая, по вкусу напоминавшего отнюдь не коньяк, а распространенный в некоторых тесно заселенных местах Союза напиток чифирь, да и способ приготовления был аналогичен: много листьев чая, мало воды, сахар и долгое кипячение.

«Так вот отчего у него такой коричневый налет на зубах», — подумал Сергей.

Наступила глубокая ночь… Сергей посмотрел на Башира, тот дремал, развалившись на пыльном матраце, на лице застыла маска, маска улыбки…

Сергей взял дистанционный пульт видеодвойки и нажал красную кнопку «Off», воцарилась тишина, ненадолго прерываемая назойливым стрекотом цикад.

«Совсем как на побережье Черного моря», — подумал Сергей, и перед его глазами возникли уютные пляжи, песок, чайки, запах шашлыка, убаюкивающее шуршанье волны…

Очнулся Сергей от резкого луча света. Ничего не видя перед собой, он интуитивно перевалился со спины на левый бок и краем глаз увидел острие кинжала, занесенного над ним. Мозг мгновенно проснулся, тренированное тело в долю секунды выполнило его установку, годами отрабатывавшиеся движения самообороны и в этот раз оказались как нельзя кстати.

Сергей перехватил руку нападавшего и одновременно ногами сделал подсечку.

Башир, а это был он, охнул от неожиданности и упал на матрацы как подкошенный.

В следующее мгновение кинжал с хрустом вошел по самую рукоять ему под кадык.

Все было кончено…

Сергей несколько раз пнул безжизненное тело ногой, вывернул карманы. В них ничего не было кроме пачки сигарет «Риада». Под зеленой майкой блеснула серебряная цепь с медальоном. Сергей сдернул ее с окровавленной шеи убитого и прочитал гравировку на обратной стороне медальона, изображавшего змею.

«Самсон» — гласила надпись на английском языке…

Медленно осматривая посещение, Сергей обратил внимание на перевернутую стеклянную банку, где еще недавно находились две змеи… Одна из них ползла, извиваясь в его сторону, не издавая при этом никаких звуков.

«Николай Николаевич Дроздов в программе „В мире животных“ говорил, что гадюки не шипят при нападении», — мелькнула мысль в голове Сергея.

Быстро схватив со стола канистру со спиртом, он метнулся навстречу тварюге и стал поливать ее обжигающей жидкостью. Вот тогда-то гадина зашипела, свилась в кольца и стала издавать звуки, похожие на крики проголодавшихся чаек.

Со всей силы прижал сапогом голову змеи к полу вагончика, а затем кинжалом отсек ее от туловища.

Второй змеи нигде не было видно, затаилась, готовясь нанести свой смертельный удар. Посмотрев на часы, присвистнул:

— Пять утра, вот так прогулялся. Пора и честь знать, загостился я тут у тебя, садык, — прошептал он, смотря на труп Башира. — Ну что? На посошок, как на Руси говорят? Молчишь? Молчишь… На все воля Аллаха.

Сергей сделал небольшой глоток из горла канистры, вымыл спиртом руки, а оставшуюся жидкость разлил дорожкой по полу вагончика. Вышел в темноту, закурил и после нескольких глубоких затяжек едкого дыма бросил сигарету в открытую дверь.

Огонь мгновенно принялся за дело, пластик внутреннего покрытия вагончика источал темный дым, ночь озарилась ярким одиноким факелом.

Сергей, подняв воротник куртки, широко расставляя ноги, заспешил на север.

Свет догоравшего вагончика постепенно тускнел, и, когда Мартынов перевалил за высокую насыпь, всю местность поглотила собой темнота. Сергей остановился и поднял голову к небу… Миллионы звезд, тучи звезд мерцали и роились стаями там, в удивительной вышине…Мухи… звездные мухи…

— Хорошо-то как!!!

По краю, по далекому краю гудит ветер в проводах, как мотив, на тебя, на тебя я гадаю, покаянью своему супротив. Музыка серебра колокольца, на мое сердце ложится кольцом, освежает лицо дуновеньем, вспоминаю о тебе, о былом.

О былом не грущу и не плачу, нашу мелодию помню, храню, быстрому ветру тайну открою, я вас искренне, как прежде, люблю. По краю, по далекому краю, гудит ветер в проводах, как мотив, на тебя, на тебя я гадаю, покаянью своему супротив.

Сергей пел во весь голос и шел навстречу медленно двигающемуся по пустыне «джипу»…

— Ты где пропадал? — нахмурив брови, строго спросил его Иван.

— Не делай умное лицо, Ваня, ты же офицер, — пошутил Мартынов. — Наслаждался экзотикой.

— Насладился, — смягчил тон Машанов.

— Вполне. А вы что так припозднились?

— Ты представляешь, — косясь на Али, ответил шепотом Иван, — они ракету при разряжении уронили.

— Как это?

— Ручной тормоз на «Зилке» не исправен был, машина покатилась в тот момент, когда одна половина ракеты еще была на полуприцепе, а другая — на станине пусковой установки. Все разбежались в разные стороны… Серега Рожков в кабину запрыгнул, пытаясь педалью ножного тормоза остановить движения автомобиля, но… Короче говоря, грохнулась об песок ракета. Вмятина возле пускового двигателя, рули всмятку… Вот и возились до утра почти. Пока кран в чувство привели, пока… Водителя уже упекли в калабуш, в местную тюрьму. Разборок завтра будет ой-ой-ой сколько.