Ферн Майклз Пленительные объятия

ГЛАВА 1

1628 год

Ближе к вечеру, когда солнце уже почти касалось линии горизонта, тропический остров Яву заволокло горячим сухим туманом. Отблески заката, прокрадываясь в комнату сквозь высокие окна, играли на гладких мальчишеских бедрах Луаны, на ее высокой и упругой груди. Черные как смоль волосы, едва девушка вынула из них шпильки, каскадом обрушились до самой талии, но вообще на теле, согласно яванской традиции, не было и намека на какую-либо растительность.

Луана вполне отдавала себе отчет в том, какое впечатление производит на Ригана ван дер Риса. Она достигла совершенства в своем деле и, будучи самой известной и пользующейся наибольшим спросом проституткой на острове, знала, как разжигать аппетиты мужчин и как управлять их похотью.

Риган с интересом наблюдал за приготовлениями Луаны, отмечая про себя, что в ней есть нечто хищное, душное, кошачье. Девушка подошла к постели, где он ожидал ее, скользнула под одеяло и весьма недвусмысленно прижалась к мужчине бедрами.

Луана массировала широкую спину ван дер Риса, притягивая его все ближе и ближе к себе, радуясь разгорающейся в нем страсти.

Она наслаждалась силой его рук, жадно вдыхала в себя круто настоенный, беспримесный мужской запах. Луана вся жила Риганом, принадлежала ему без остатка, ведь только он мог внушить ей чувство, будто у нее никогда не было других любовников, будто она создана исключительно для него одного, именно для его, ван дер Риса, удовольствия.

Ван дер Рис настолько уже расшевелил девушку, что та находилась на грани исступления.

Она была буквально ослеплена вспышкой безумного восторга.

Но тут в тишине комнаты раздался глубокий, хриплый голос Ригана, произнесший: «Сирена…»

Луана не удивилась. Она знала, что ван дер Рис приходит к ней только тогда, когда его страсть ищет выхода и когда ему нужна женская ласка, чтобы как-нибудь утолить печаль.

— Было время, — мягко сказала Луана, замечая, как много горечи во взгляде голландца, — да, было время, когда я просто прикончила бы тебя, милый, если бы ты прошептал в моих объятиях имя другой женщины. Но теперь… Ты сам-то хоть знаешь, что зовешь ее, а?

— Оставь меня в покое, Луана, — процедил Риган мрачно, со стиснутыми зубами, пугающий в своем напряжении. — Ты не знаешь, о чем говоришь…

— Нет, знаю, — продолжала упорствовать девушка, — я не такая глупая! С тех пор как ты вернулся на Яву с женой и этим младенцем, ты уже не ищешь моих ласк. Тебе никакие женщины больше не нужны, только Сирена! И все же после того, как твой сынишка умер, именно к Луане ты приходишь с таким страшным одиночеством в глазах… Вот к ней и возвращайся, к своей Сирене. Прорвись, пробейся к ней сквозь ее горе! Пусть она поймет, как ты нужен ей и как сильно она любит тебя!

Риган снова приблизился к Луане, увидев слезы в ее глазах. Трудно было заподозрить очаровательную смуглянку в неискренности, тем более, что она, как это вообще свойственно женщинам, сразу проникла в самую суть его проблемы.

* * *

Сумерки сгущались над лужайкой, резко обрывавшейся у самого порога густых первобытных джунглей, которые окружали со всех сторон особняк ван дер Рисов. Бурного прогресса Батавии, этого крупнейшего на Яве порта, кипящего напряженной деловой жизнью, нельзя было разглядеть отсюда. Мясистая, вылощенная солнцем листва охраняла обитателей дома от всякого вмешательства извне. Что же касается Сирены ван дер Рис, то с тех пор, как умер ее Михель, ее единственный ребенок, — да, с тех самых пор великолепный дом и, увы, не приносящая никакого дохода плантация вообще стали для нее огромным, замкнутым в себе миром.

В этот вечер, как, впрочем, и в любой другой вечер за последнее время, Смирена заняла свое обычное место у изящной застекленной двери, ведущей в сад, — стала на часы. Ее глубокие зеленые глаза смотрели сквозь надвигающуюся тьму туда, где на самом краю лужайки находилась тщательно ухоженная могила сына.

Из-под низко опущенных век Риган наблюдал за стоящей у двери супругой. На скулах начинали играть желваки, когда он бросал взгляды на ее безвольно опущенные плечи и классический профиль, вновь повернутый в сторону лужайки. То, что Сирене разрешили похоронить сына так близко от дома, было серьезной ошибкой.

Почему Сирена не может повернуться к нему? В какой момент он ее проморгал? Неужели она не в силах понять, что потеря сына — тяжкий крест для них обоих, не для нее одной? Неужели не ясно, что если она разделит горечь утраты с мужем, что каждому будет легче нести это бремя?

Риган закрыл глаза, не в силах больше переносить ее скорбного вида. Но едва он это сделал, перед его мысленным взором возникла та Сирена, которая запомнилась ему некогда на всю жизнь: высокая, стройная, с выражением превосходства на лице и вызывающим огнем в глазах… Видения совсем еще недавнего прошлого роились в его памяти, и он опять залюбовался длинными, черными как вороново крыло волосами Сирены (как ими играл у моря бродяга-ветер!), ее величественной осанкой, гордо вскинутым подбородком. Он как бы заново пережил те восхитительные минуты, когда жадно глядел на ее затканные бисеринками морской пены волосы и легкий меловой налет на голенях, неизбежно образовывавшийся после каждого купания. Риган вновь ощутил вкус соли на губах, вспомнив, как под его поцелуями эта матовость на коже Сирены сменялась обычным влажным блеском ее смуглым точеных ног.

Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз слышал ее смех? Риган представил, что слышит его опять, как это было в тот день, когда он впервые увидел Сирену на борту ее корабля-призрака, около шести лет назад.

Риган изнывал от желания обнять супругу, прижать к своей груди ее голову, снова наполнить ее душу любовью и нежностью, разделить с ней всепоглощающее томление взаимной страсти. Но все-таки просто успокоить Сирену и самому наконец успокоиться было даже важнее желания любить и быть любимым.

Впрочем, она отвергала оба эти желания, отказываясь находить для себя облегчение и в утешительных речах мужа, и в его ласках. Сирена не приняла ни одной его попытки вновь сблизиться. И каким же он был дураком, что позволил ей это! Да, Михель умер, но если и дальше продолжать в том же духе, надеяться не на что: Сирена никогда не отменит своего траура, никогда не даст себе никакой передышки, ни за что не оставит своего поста у дверей в сад…

Скрип кресла, в которое сел Риган, внезапно привлек ее внимание. Грузная фигура мужа отражалась в дверном стекле. Сирена почувствовала, как в ней закипает глухое раздражение. Пожалуй, только этой своей способностью испытывать раздражение она и отличалась теперь от мертвеца.

Сирена вновь повернулась в сторону лужайки, уже совершенно потерявшейся во мраке, и вспомнила, какой ужас испытала однажды — это было вскоре после смерти Михеля, — когда ставила фонарь на могилу сына и, подняв глаза, вдруг увидела перед собой Ригана.

— Это на тот случай, — пояснила несчастная мать, — если ночь будет долгой и темной.

Сирена надеялась, что Риган поймет. Вместо этого он вырвал у нее из рук фонарь и разбил его о незатейливое, высеченное из простого камня надгробие. В глазах ван дер Риса горела настоящая ярость, на скулах играли желваки.

— Михель мертв! — взорвался он в припадке откровенного бешенства. — Никакой здешний, земной свет не способен уже облегчить его страдании.

Сирена взглянула на Ригана: в его глазах светилась доброта, золото волос оттенялось голубизной неба. Он привлек Сирену к себе, прижал ее к груди, обвил тонкую талию, удивляясь хрупкости столь желанного ему тела.

— Уж не собирался ли ты взять меня прямо здесь, — закричала она, — на глазах у Михеля?! Вижу, что собирался, — на той самой земле, которой присыпан его крошечный гробик! Надо же, прямо на могиле сына… Где твое достоинство, а? Мерзкий подлец!

Глаза Ригана встретились с глазами Сирены. Медленно, с явным намерением поглубже уязвить несчастную мать, он раздавил каблуком еще один осколок.

— А когда же и где ты наконец вновь станешь моей, Сирена? — спросил ван дер Рис, едва сдерживая вновь накатившую на него ярость. — Говоришь, не тут? Но ты нигде не позволяешь: ни здесь, ни поблизости, ни на пустынном, овеваемом всеми ветрами острове, ни даже в стенах нашей супружеской спальни. Так все-таки где? Где ты наконец отдашься мне?

* * *

Это случилось около шести месяцев назад, и теми же размеренными шагами, какими Риган уходил тогда от рыдающей на мягкой земле Сирены, он теперь приближался к ней. Стоя у двери, она посмотрела на отражение мужа в темном стекле и увидела хорошо знакомые ей складки, залегшие вокруг рта, и лихорадочный блеск в глазах, более чем внятно говоривший о его намерениях.

Сирена покинула свой пост и прошла мимо небольшого столика, почти задев его краем платья. Ее движения были осторожны, глаза приняли несколько диковатое выражение. Алебастрово-белые в неярком свете лампы кулаки сжались, как только она повернулась к мужу.

Взгляд Сирены выражал мольбу. Из груди рвались рыдания. Она отчаянно вскинула подбородок, чтобы Риган мог понять ее чувства. Однако, если он что и понял, все равно не отступил, продолжая приближаться медленно и целеустремленно. На Сирену снова нахлынули воспоминания о том давнем случае, когда он, как сейчас, стоял к ней лицом и решительность светилась в его глазах.

Стоило Сирене на миг забыться, уступив напору печальных воспоминаний, как Риган оказался рядом. Его и без того внушительный объем и рост приняли в неверном свете лампы угрожающие размеры. Массивные плечи казались особенно широкими, надетая на нем белая рубашка оттеняла бронзовый цвет кожи и была распахнута чуть ли не до пояса, обнажая золотистые волосы на груди.

Риган понимал, какое сильное впечатление производят на супругу его действия. В глазах Сирены появились предчувствие беды и острая тревога, с каждым его шагом все возраставшая. Ригану хотелось подавить в ней недоверие, рассказать, как сильно он истосковался, истомился по своей Морской Сирене, поведать о том, как страстно он желает ее, как мучительно жить в разладе с ней, как хочется ему постоянно находиться у нее на глазах и быть окутанным волшебной аурой ее присутствия. Она была нужна ему как воздух, необходима, как кровь, бежавшая в его жилах.

— Ты уже достаточно долго избегаешь меня, дорогая, — сказал Риган. — Несколько месяцев назад ты попросила меня подождать немножко, и с той минуты мы оказались разделены с тобой не только телесно. Мы разделились и духовно. Я всегда уважал твои желания, — добавил ван дер Рис, — но теперь пришло время и тебе… уважать мои!

— Пожалуйста, Риган, еще немного, прошу тебя, — тихо проговорила Сирена, делая шаг назад.

— Не обманывают ли меня мои уши? — хрипло, с оттенком угрозы рассмеялся ван дер Рис. — Ты просишь меня? Морская Сирена унизилась до мольбы?

— Ты же знаешь, что Морской Сирены больше нет, она умерла. То была совсем другая жизнь, еще до Михеля…

Риган наступал по-прежнему, и бедная женщина прочла в его глазах решимость довести дело до конца. Все чувства достигли в нем такого напряжения, что сделались почти осязаемы.

Когда супруг сделал еще один шаг, Сирена схватилась за край стола, служившего теперь чем-то вроде барьера.

— Ну так сколько же мне ждать еще? — с усмешкой поинтересовался Риган. — День? Неделю? Год? Сколько?

— Не знаю. Ну еще немного… я…

— Мое терпение на исходе! Целых полгода, подумать только! Ни от одного мужчины нельзя ожидать, чтобы он вытерпел столько… Ты моя жена, и я вправе требовать, чтобы ты вела себя соответственно.

— Я не могу… пока еще… Просто…

— Да просто Михель мертв! Ты его не вернешь. Пусть все останется в прошлом — начни жизнь сначала. Если ты не сделаешь этого, мы обречены. У нас ведь еще могут быть дети, впереди столько всего…

— Тебе легко так говорить: у тебя все же осталось кое-что… Но всех, кого я любила, судьба отняла у меня. Тео Хуан, Исабель, теперь вот Михель!

Взгляд Сирены затуманился, губы задрожали, она едва удерживала слезы.

— А что же я, любимая? Меня-то ведь у тебя еще никто не отнял. Неужели тебя нисколько не радует, что мы до сих пор вместе?

Риган пристально наблюдал за выражением лица Сирены. Заглянув в ее по-кошачьему зеленые глаза, опушенные густыми ресницами, он ощутил легкую слабость от ожидания того, что его самые страстные желания исполнятся. Влажные губы Сирены разомкнулись, и Риган уже не мог отвести от них взгляда, вспомнив их сладкий и теплый вкус, когда они приникали к его губам, чтобы облегчить томление и наполнить его уверенностью, что перед ним — ожившая богиня. И эта богиня, названная однажды Морской Сиреной, выбрала из всех мужчин именно его, Ригана, чтобы одарить своей любовью!

Сердце бешено забилось в груди. Он сумеет стряхнуть с Сирены апатию, сумеет вернуть ее к жизни!

— Должен ли я думать, — спросил Риган, — что мне не на что рассчитывать?

— Помнишь, ведь я просила тебя уехать со мной отсюда, просила, когда Михель был еще жив, но ты отказался. Теперь положение изменилось. Я остаюсь здесь. А ты поезжай в Испанию и займись там моими сбережениями, ведь именно это тебе нужно!

— Твое наследство, — уточнил Риган, — принадлежит мне только в глазах закона. Ты же рассуждаешь так, будто деньги и земля — единственное, что меня интересует. Во-первых, это не так, а во-вторых, должен же кто-то привести в порядок твои финансовые дела.

— И, разумеется, этот «кто-то» — ты! Что ж, забирай все, что мне принадлежит, я все равно выживу… чтобы ухаживать за могилой сына!

— Ребенок умер, — с силой выдохнул Риган, — и тебе давно пора оставить скорбь. Этот мир создан для живых людей, — добавил он, наклоняясь к ней.

— Оставь меня в покое, — предупредила Сирена. — Со временем, конечно, я примирюсь со своей потерей, но пока это время еще не пришло. Я люблю тебя и всегда буду любить, но ведь ты никогда не заменишь мне моего сына! Почему ты не хочешь этого понять?

Агатово-голубые глаза Ригана потемнели, в них тоже читалась горечь утраты.

— Он был и моим сыном, не забывай. Нам следует разделить нашу печаль, и сразу станет легче. Я как-то пытался утешить тебя, но ты меня отвергла — так же, впрочем, как ты отвергла и Калеба.

Новая боль, столь же сильная, как и прежняя, пронзила несчастную женщину, когда она подумала о юном Калебе. Сирена обожала его. Он был ей как брат. Возлюбленный брат! И все-таки Михеля он заменить не мог — просто потому, что им не был!

— Это у тебя есть Калеб, — сказала она. — Он твой сын, твоя плоть и кровь. У меня же нет ничего. Ты просто потерял одного сына. А я потеряла единственного!.. Да, у меня теперь нет ничего, ничего!

Внезапно Риган схватил Сирену за руки и потянул к себе с такой силой, что тяжелые черные юбки стали волочиться по полу.

— Убери руки! — закричала Сирена. — Ни один мужчина больше не подчинит меня, ни один не изнасилует, включая тебя! Минутой раньше, минутой позже, но твоя хватка все равно ослабнет, и тогда я ослеплю тебя, я вырву твои насмешливые глаза!

Риган заглянул в разъяренные глаза супруги и еле заметно улыбнулся: перед ним была именно та женщина, которую он любил, — решительная и жизнелюбивая! Та, которая могла сражаться, пока не добьется преимущества и не заставит саму Судьбу играть по своим правилам! Та, которая могла расшевелить кровь в его жилах, возбудить в нем страсть.

Риган привлек Сирену к себе еще ближе и припал ртом к ее губам.

— Дьявол! — вскричал он, отпрянув: Сирена прокусила ему губу, и теперь оттуда сочилась кровь.

Хватка мгновенно ослабла, жена вырвалась и тотчас бросилась к длинной резной лестнице, надеясь поскорей добраться до своей спальни и запереться там в безопасности.

В бешенстве Риган огромными скачками кинулся за беглянкой, стараясь схватить ее за юбку.

Но быстроногая Сирена увернулась от него и, задыхаясь, метнулась наверх. Риган преследовал ее по пятам, его широкие плечи то и дело задевали стены.

Наконец Сирена добежала до спальни и успела захлопнуть дверь, сразу же повернув ключ в замке.

Риган ударил плечом в дверь. Один раз. Потом еще. На третий раз тощие тиковые филенки затрещали и раскололись. Сирена вся напряглась, готовясь к нападению мужа, только что продемонстрировавшего свою необычайную силу.

В следующее мгновение он вошел, перешагивая через обломки, и посмотрел исподлобья на супругу. На его побелевших, сжатых губах Сирена прочла свой приговор.

— Неужели ты в самом деле настолько не уважаешь мое горе? — попробовала она защищаться. — Тебе наплевать на смерть сына или на смерть его матери, которая, судя по твоему виду, уже близко? Неужели ты действительно не думаешь ни о чем, кроме своих желаний? Убирайся отсюда! Ищи развлечений где-нибудь в другом месте!

Но Риган все-таки приближался шаг за шагом, немного ссутулившись, сверкая глазами.

— Оставь мне хотя бы мою скорбь! — взмолилась Сирена, отступая в глубь комнаты таким образом, чтобы на пути мужа встала кровать — хоть какая-то преграда!

Но секундой позже Риган бросился на постель и схватил жену. Сирена почувствовала, как рвется ткань на ее рукаве, пока они борются в изножии кровати. И этот треск материи вдруг пробудил в женщине волю к сопротивлению.

В руках Сирены оказалась лампа, которая тут же полетела в Ригана, едва не поразив цель. За лампой последовал хрустальный флакончик с духами.

— Ты не сможешь победить, Сирена! Я решил твердо. И сегодня добьюсь своего. Иди сюда!

В тот самый миг, когда слова слетели с языка, Риган пожалел о том, что не может взять их обратно. Никогда он не видел женщины в такой ярости!

— Сирена! Я твой муж. И если я говорю, что собираюсь быть с тобой, то так оно и будет. И еще: ты едешь со мной в Испанию. С меня хватит этой чепухи, — добавил он, торопливо отступая к двери: по глазам Сирены он понял, что было ее целью.

Внезапно Риган набросился на супругу и грубо схватил ее за плечи, глубоко впившись пальцами в нежную кожу. Грязно ругаясь, он бросил Сирену на кровать.

— Я решил, что буду сегодня с тобой, — проговорил он отчетливо. — И потом… Потом, пожалуйста, не делай ошибок! Уже утром ты будешь на борту моего корабля. Я хочу поторопиться с отплытием, и ты обязательно будешь со мной…

Сирена лежала не двигаясь, с закрытыми глазами. Она не подавала вида, что прислушивается к его словам, и тем более, что прислушивается с интересом.

— Встань!

— Нет!

Риган рывком поставил ее на ноги.

— Снимай одежду, — приказал он. — Ты всегда имела склонность таскать на себе всякие траурные тряпки. Меня тошнит от твоего мрачного наряда. Снимай его!

— Нет.

— Ну тогда я сам это сделаю, — зарычал Риган, разрывая на Сирене платье от горла до пояса.

Сирена испустила легкий вскрик, как только Риган поцеловал ее уже потемневшими от страсти губами. Все чувства завертелись в ней вихрем, воспарили на головокружительную высоту. Забыв обо всем, женщина крепче обхватила мужа руками, привлекая его к себе.

Сирена жаждала все новых прикосновений, хотела насладиться вкусом его губ, запахом кожи. Она безумно изголодалась по Ригану и даже не понимала этого! Лишь сейчас Сирена поняла, что этот человек, которого она обожала всем своим существом, нуждается в ней, безумно хочет ее! И Сирена захотела его в ответ.

Он отвечал на жаркие объятия супруги столь же горячими — каждый почти как ожог — поцелуями.

* * *

Потом они лежали в объятиях друг друга, наконец обретя успокоение. Сирена томно закрыла глаза.

— Дорогая, — мягко проговорил Риган, еще крепче прижимая к себе супругу и тем самым побуждая ее ответить, — дорогая, ты еще не изменила своего решения? Ты ведь поедешь со мной завтра? Скажи, что едешь. Я должен услышать это от тебя самой.

— Тс-с-с, — прошептала Сирена, нежно накрыв ладонью его губы. — Мы поговорим об этом чуть позже.

— Нет, — мягко возразил Риган, — мы должны обсудить все прямо сейчас. Я хочу, чтобы ты поехала в Испанию вместе со мной. Калеб в Голландии, учится в школе. В Испании мы будем ближе к нему, чем здесь. Ну скажи, что едешь!

— Но Михель, — возразила Сирена со слезами в голосе, — я не могу оставить его…

— Милая, Михеля уже давно нет, и то, что ты останешься здесь, ничего не изменит.

— Но я не могу, не могу покинуть его, — разрыдалась Сирена. — Да, я ненавижу этот остров за все, что он у меня похитил, но я не могу уехать отсюда…

— Я не могу уехать, — повторяла Сирена, уткнувшись лицом в подушку, — и, пожалуйста, не заставляй меня…

— Нет, — печально проговорил Риган, — я не буду заставлять тебя делать что-либо против твоей воли… Но я решил твердо: утром еду. Если ты переменишь свое решение, то…

Ответом Ригану были приглушенные рыдания Сирены — она еще глубже зарылась лицом в подушку. Ван дер Рис вытянулся рядом с супругой, обнял ее, попытался утешить. «Боже, — подумала она, — как я его люблю! Почему я не могу поступить так, как он просит?» Риган принял решение уехать — все равно, с ней или без нее. И так оно и будет, половинчатости ее муж ни в чем не терпел! Но сможет ли она, Сирена, выжить без него? А с другой стороны, как можно оставить Михеля?

Ночью Риган иногда просыпался, тихо вставал с постели и, замерев, подолгу смотрел на Сирену, стараясь как можно глубже запечатлеть ее черты в своей памяти.

Сирена пошевелилась, почувствовав на себе один из таких взглядов, словно бы тот был любовной лаской. Она села на постели, волосы темными завитками рассыпались по плечам, в глазах влажно поблескивали невыплаканные слезы, щеки — это было видно даже в полумраке комнаты — горели.

— Послушай, Риган, ведь твой корабль еще не готов к отплытию. Ты планировал отправиться в путешествие в конце месяца. Зачем же уезжать так скоро?

— Ты знаешь зачем, дорогая. Это просто становится вопросом выбора: Михель или я. Сегодняшняя ночь напомнила, как сильно ты мне нужна и как страстно я тебя люблю. Но, увы, в моей жизни не будет места для некоего получеловека в качестве супруги, я тебя ни с кем делить не собираюсь. Пусть Михель останется в твоем сердце, но только в нем одном, умоляю!.. Едем вместе, Сирена, будь моей…

Сирена потупилась, не в силах больше видеть боль, застывшую во взгляде Ригана. Когда несчастная женщина вновь подняла глаза, выражение лица мужа сделалось уже холодным, хотя и с оттенком горечи.

— В таком случае… до свидания, Сирена, — проговорил ван дер Рис. — Если тебе наскучат твои молитвы и ночные бдения, ты сможешь присоединиться ко мне в Кадисе. Но запомни: я не собираюсь ждать вечно!

— Понимаю, — без всякого выражения ответила Сирена и почти шепотом, чувствуя, что слова застревают в горле, добавила: — Счастливого пути, милый…

* * *

Сирена быстро спустилась по лестнице и выбежала в сад. Трава на лужайке вся блестела от росы. Туфли мгновенно промокли. Сирена дрожала от зябкого утреннего воздуха.

Не обращая внимания на влажную от росы траву, она встала на колени у могилы сына. В ее памяти пронеслись воспоминания о смеющемся личике Михеля.

— Михель, Михель! — вскричала Сирена и бросилась всем телом на небольшой земляной холмик.

Но на этот раз она не почувствовала присутствия сына рядом с собой. Теперь его образ казался почему-то таким далеким… Сирена несколько картинно, вымученно, с явным надрывом впивалась пальцами в мягкую землю, сгребала ее в горсть, мяла, крошила, задыхаясь, отказываясь расставаться с ребенком. Судорожные рыдания сотрясали ее тело, слезы смешивались с росой. Скорбь, как настоящий монстр, душила ее, отсекала в ней ростки жизни, превращая ее в живой труп.

Внезапно, к собственному изумлению, Сирена поняла, что имя, которое она выкрикивала, рыдая, было Риган, а не Михель. Опять и опять она повторяла его, сокрушаясь о новой потере. И тогда вдруг в ее сознании возник новый образ — образ старухи, одинокой и никем не любимой, проливающей слезы над могилой сына, который умер сотню лет назад. Решено: она поедет с мужем куда угодно и когда угодно, сейчас, завтра, главное — навсегда! А Риган подождет, Сирена знала, что подождет. Они вместе отправятся домой и присмотрят за тем, чтобы все было как следует заперто, закрыто. Конечно, понадобится какое-то время, чтобы фрау Хольц, их экономка, могла упаковать свои вещи, но уж потом они будут все вместе. Всегда вместе.

* * *

Бешено скача по пыльной дороге в Батавию, Сирена, смеясь, понукала лошадь бежать быстрее вперед. Длинные темные волосы женщины развевались на ветру, глаза вспыхивали от восторга, гладкие щеки раскраснелись. Она представляла себе лицо Ригана, когда скажет ему, что ни за что не отпустит его одного. Они принадлежат друг другу.

Сирена проскакала по великолепной улице Львов, потом проследовала узкими переулками прямо к конторе голландской Ост-Индской компании. Офис Ригана находился на дальнем конце пристани, у двери была привязана лошадь под седлом.

Женщина спешилась и кинулась в контору. Не утруждая себя никакими объяснениями, Сирена ворвалась к Ригану, лицо расплылось в улыбке, в глазах светилось радостное ожидание…

— Риган, я пришла, чтобы…

Слова застряли у нее в горле: вместо Ригана в кресле сидел его друг, капитан Дикстра.

— Петер, — спросила Сирена, едва переводя дыхание, — где мой муж? У меня для него приятная новость.

Дикстра нахмурился, и что-то в его красивых голубых глазах испугало женщину.

— Где он, Петер? — спросила Сирена снова, на сей раз тихо, почти униженно. — Ну, Петер?

— Он уехал.

— Уехал? — проговорила она запинаясь, не вполне понимая, что капитан имеет в виду. — Уехал? Но это же невозможно! Я пришла сюда, чтобы сказать ему: я решилась, решилась ехать с ним куда угодно!

У капитана от напряжения вздулись вены на шее. Он знал Сирену и Ригана, когда они еще только поженились. Он видел, как росла их любовь друг к другу, а теперь эта боль в глазах… Нет, Дикстра не мог вынести подобного. Ни слова не говоря, он взял Сирену за руку и подвел к окну, выходившему на море. Там, у самого горизонта, она увидела удалявшийся парус.

— Риган сказал, что нет смысла тянуть с отплытием.

— Петер, ты должен мне помочь! — взмолилась Сирена, судорожно сминая ткань платья. — Я обязана ехать за ним! Помоги!

— Я не могу помочь тебе, Сирена. В бухте нет ни одного корабля, готового к отплытию. Лучшее, что ты можешь сделать, — это подождать примерно месяц, пока следующий корабль не поднимет паруса и не отправится в Европу.

— Но «Рана»! — воскликнула Сирена с надеждой. — Я могла бы…

— Ничего ты не можешь сделать, — покачал головой Петер Дикстра. — «Рана» сейчас не на плаву, она только что из сухого дока. Будь благоразумной, милая…

Загрузка...