Кольцо

Труп нашли утром. Он лежал поперек пешеходной дорожки, и в предрассветной темноте на него наткнулся ранний прохожий. Подумал, что пьяный – свалился ночью и замерз. Но, присмотревшись, увидел на снегу темное кровавое пятно, запекшееся ледяной коркой.

На крик поднялась вся улица – бежали, натягивая ватники и шубы прямо поверх белья. В суете и спешке затоптали следы. Когда прибыла наконец милиция, никто уже не в силах был отличить, где старый след, где новый. Служебная собака, потоптавшись, так и осталась на месте, виновато глядя на поводыря.

Труп успели повернуть и даже обшарить карманы – не терпелось узнать, кто он, этот несчастный парень с зияющей раной на голове. Документы были на месте: убитого звали Антон Гусаров, учился он на втором курсе пединститута и от роду ему еще не было двадцати лет.

С чего начать? Какие улики искать и где? Любая версия, которую выдвигал следователь, тут же отвергалась, не выдерживая напора несомненных и доказанных фактов.

Месть? Но у Антона не было врагов. Ни с кем он не ссорился, никому не переходил дорогу. Допросили десятки студентов, преподавателей, знакомых, соседей – и без результата.

Зависть? Какие могли быть завистники у Антона? Чему завидовать – отметкам в зачетной книжке? А больше ничем он прославиться не успел.

Корысть? Проверили даже эту версию, сколь бы абсурдной она ни казалась: ведь студенческая стипендия – весь доход Антона Гусарова.

Дело было в начале тридцатых – отец Антона погиб еще на гражданской, воюя то ли за белых, то ли за красных, то ли вовсе ни за кого – попался кому-то под горячую руку. Из редких писем жене, чудом дошедших, можно было понять, что сначала он дезертировал, потом, скитаясь, прибивался на время к каким-то частям. Пытался добраться до дома – не удалось. Мать Антона, учительница, умерла несколько лет спустя. Соседи и друзья не дали пропасть мальчишке. Был еще старший брат, работал в Харькове на заводе, кормил свою семью. Когда Антону было совсем худо, брат затягивал поясок потуже, шел на почту, и Антон получал перевод…

Но ведь преступник, ожидающий в темноте прохожего-одиночку, обычно не изучает заранее достаток будущей жертвы. У него свой профессиональный риск: иногда повезет, иногда промахнется. В любом случае он ищет добычу, ради которой убил. На этот раз при убитом остался бумажник, где почти вся стипендия, полученная три дня назад, и часы – хоть и плохонькие, но все же часы. При конфискациях, например, в те годы их относили не просто к «имуществу», они попадали в категорию «ценности» – протоколы и «описи» содержали тогда такую графу. Убийца Гусарова «ценность» почему-то не взял. И просто «имущество» – деньги – не взял тоже.

Не нашлось только перстня, грубого металлического перстня, который Антон всегда носил на правой руке. Это было такой редкостью в те времена (студент с кольцом!), что запомнилось всем.

Харьковский брат рассказывал: этот перстень носил когда-то отец. Массивное кольцо из меди («самоварное золото», – говорила мать) он купил где-то на барахолке. А порадоваться ему не успел. Через несколько месяцев его забрили в армию (то ли красные, то ли белые…) – уходя, перстень оставил дома. «Может, и не вернусь», – сказал он, прощаясь. Когда отца убили, перстень стала носить мать. В кольце была потайная ниша: туда положила она крохотное фото отца.

Цена перстню грош, но для Антона это было не просто кольцо, а память. После смерти матери он с ним не расставался. И вот его нет…

Эта пропажа подтверждала, казалось, версию об убийстве ради наживы. Ведь убийца мог и не знать, что кольцо из меди, для несведущего оно вполне гляделось как золотое. Массивное. Не самоварное, а червонное.

Где гарантия, однако, что кольцо не снял кто-то из доброхотов, суетившихся возле трупа? Сколько их там было – в давке и темноте? Мог затесаться и мародер. Без единого доказательства, даже самого захудалого, версия о корыстном убийстве не имела никакой перспективы.

Шаг за шагом, минута за минутой восстановило следствие последний день Антона Гусарова. Ничем не примечательный день. Вечером был в городской читальне. Ушел едва ли не последним. Один. Труп нашли на улице, по которой он всегда ходил, возвращаясь из читальни домой – никогда не просыхавшую комнатенку снимал он почти задаром у доживавшей свой век бывшей служанки бывших господ. Та жила у дочери, нянчила внуков, у себя не бывала неделями и ничего про Антона рассказать не могла.

Все говорило за то, что убили его именно здесь – там, где был найден труп. Притом сразу – одним ударом. Наповал, как принято говорить. Орудия убийства найти не смогли.


Об Антоне скорбели его друзья – парень он был хоть и не компанейский – читальня была ему милее студенческих посиделок, – но приветливый и не скряга. У самого денег в обрез, а на папиросы никому не отказывал и куском колбасы охотно делился. Провожать его в последний путь пришел чуть ли не целиком весь институт. Больше всех убивалась Лида Ветрова, студентка из той же группы, что он. Это казалось странным: ведь подругой Антона ее никогда не считали. Невестой – тем более. А на похоронах рыдала, словно жена: слишком уж сильно, если просто знакомая…

Загадочное преступление, убийство тем более, всегда обостряет внимание окружающих, заставляет их подмечать все необычное, странное, житейской логике недоступное. С их помощью раскрыто немало дел. Опытный следователь никогда не позволит себе отмахнуться от каких бы то ни было подозрений особо бдительных граждан. Не отмахнулся и «наш».

– Вы любили Гусарова? – спросил он у Лиды.

– Вовсе нет, с чего вы взяли? – возмутилась она.

– Почему же вы так переживаете его гибель?

– Каждый переживает по-своему. У могилы, по-вашему, не плачут, а веселятся?

«Повышенно возбудима, чрезмерно эмоциональна, – писал о ней следователь в докладе своем прокурору, давая характеристику главным свидетелям. Прокурор затребовал этот доклад, когда следствие явно зашло в тупик. – На вопросы отвечает нервно и дерзко. Скорее всего, что-то знает, но упорно скрывает. Ничем, что говорило бы о ее причастности к преступлению, следствие, однако, не располагает».

Загрузка...