Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки

Глава десятая. Ку-ку. Не ждала?

POV СОРОКА

– Ку-ку. Не ждала?

Этот взгляд стоил всех затраченных усилий. У Алиски только что глаза на лоб не полезли при виде меня на пороге своей комнаты.

– Ты как здесь оказался?!

– По пожарной лестнице забрался.

– У нас нет пожарной лестницы.

– Как нет? И куда смотрит проверяющая инспекция? Взятками прикармливаете?

Первый испуг проходит, сменяясь раздражением.

– Вить, что ты здесь делаешь?

– В смысле, что? Ты не пришла.

– Не пришла.

– А я прождал два долбанных часа, бросая камешки в водичку.

– Бедняжка. Мне очень стыдно. Честно-честно.

Брешет. Не стыдно. Ни грамма.

– Если хочешь загладить вину, могу накинуть несколько вариантов: как лучше это сделать. В трёх из пяти ты даже остаёшься в одежде. Если это можно назвать одеждой, ― многозначительно киваю на её внешний вид, на что малая поспешно закутывается в атласную рубашку, пряча кружевной полупрозрачный топик. Две косички, розовая пижама в детских облачках, пушистые тапки на ногах с зайцами и… какая-то засохшая чёрная хрень на лице. Очаровательнейшее зрелище. ― Вопрос можно? Ты не в Детском мире случайно закупаешься? ― вовремя подставляю кроссовок, чтобы перед моим носом не захлопнули дверь. ― Чего злиться-то сразу? Это не упрёк. Тебе идёт.

– Вить, что тебе нужно?

Сколько драматичности, но смешная фигня на моське портит всю серьёзность момента.

– Увидеть тебя хотел. И, как можешь заметить, увидел.

Правда для этого пришлось перетряхнуть всю заначку, оплатив свободную койку-место в отеле до следующего полудня. То есть, по факту всего лишь на ночь, зато по стоимости полных суток и здешние ценники, я вам скажу, ― в соответствии с количеством звёзд на вывеске.

Хотя вообще-то на эти бабки планировалось купить новый телефон, причём не хуже того, что всучила мне Алиса. Ещё бы и на цветочки хватило. Если бы я имел склонность заявляться к девушкам с дохлыми вениками, но теперь в кармане осталось ровно столько, чтобы официально считать себя бомжом. Зато лежит ключ-карта от выданного номера ― плата за возможность оказаться здесь.

Сперва, конечно, я попытался бюджетно и тайком прошмыгнуть к лифту, но охрана в холле не дремлет. Сразу тормознула, вежливо попросив. Так что ничего не оставалось кроме как проделать финт ушами: то-то чувак озадачился, когда повторно меня поймал, а сделать уже ничего не мог. Клиент же.

В общем, спать сегодня буду как барин на мягкой перине, что тоже приятный бонус. Обычно выше дешёвых хостелов с двухъярусной кроватью моя планка не задиралась, а тут приятный бонус в придачу к заданной цели. Всё ведь ради чего затевалось? Ради того самого, ради того самого.

– Чара, не путайся под ногами, ― отталкивая коленом любознательную псинку, норовящую выскочить, строго бурчит Алиса. ― Иди на место… У тебя всё? ― это уже ко мне обращено. ― А то мне неохота бегать по коридорам и опять ловить её.

– Да. Думаю, это было бы излишним. Зачем пугать постояльцев? Ещё подумают, что к ним белочка, уснувшая в мазуте прискакала, ― прикол не догоняют. Приходится жестом очертить ореол трагедии, на что Чижова повторно округляет глазища. Теперь уже от стыда.

– Блин! ― спохватывается она, торопливо отдирая с себя клейкую плёнку, отрывающуюся от кожи достаточно жутко ― заставляя её натягиваться.

– Стой, можно я? Тоже хочу, ― подлезаю, помогая. Капец. Чем ещё заняться в одиннадцать вечера, правда? ― Что это за дрянь?

– Угольная маска от чёрных точек.

– Так вот он какой, успех женской привлекательности? ― с носа отрывается сложнее всего. Приходится резким движением срывать полоску. ― Ля, смотри: как мелкие опарыши, ― усмехаюсь, разглядывая на клейкой стороне торчащие жировики.

– Фу, гадость, ― отбирая и комкая маску, Алиса сконфуженно потирает покрасневшую переносицу.

– Расслабься. Я не брезгливый. Но после такого, видимо, обязан на тебе жениться. Хотя нет, чтобы точно вариантов не оставалось ― мне ещё надо помочь тебе с эпиляцией, ― вот морщиться так не надо. Обидно вообще-то. ― Шутка! Всего лишь хотел разрядить обстановку, а то ты слишком напряжена.

– С чего бы вдруг, а?

– Вот и я думаю: с чего?

Малая собирается дальше ехидничать, видно, как желание дерзить из неё буквально рвётся, но переключается на шорохи в коридоре и, схватив меня за толстовку, без предупреждения затаскивает в комнату, оставляя крошечную щель для подглядывания.

– Горничная, ― облегчённо замечают с полминуты спустя.

– А ты думала, кто? Батя?

– Согласись, было бы неловко, столкнись вы снова.

– Почему? В этот раз я вроде одетый, ― почти. Скидываю кроссы, заваливаясь на её постель размера ХХL. Хороший размах. Вчетвером можно поместиться. ― Траходром что надо. Уже испытывала на прочность?

И вальяжно растянувшийся поверх покрывала пушистый котяра, и его хозяйка смеряют меня одинаковым взором вселенского пренебрежения. Ууу, коллективный заговор.

– Это что, интервенция? ― вопросительно разводит руками Алиса. ― Я тебя не приглашала.

– Мне показалось иначе.

– Сорокин, проваливай откуда пришёл.

– Не могу. Меня не пускают, ― одна псинка мне искренне рада. Запрыгивает сверху, сдавливая и без того покалеченную грудную клетку мощными лапами и тычется мордой в лоб с очевидным намерением зализать до смерти. ― Фу, дорогуша, у тебя из пасти воняет, ― отплёвываясь, спасаюсь от мокрого шершавого языка. ― Лучше бы меня так твоя хозяйка засасывала. Научи её проявлять инициативу… Хватит дуться, иначе я за себя не ручаюсь, ― это уже, понятное дело, обращено не пёселю, а сурово взирающей на всё Чижовой. Нет, ну точно когда-нибудь затискаю её за щеки. ― Я так-то с миром пришёл.

– И где белый флаг?

– С миром. А не с актом о капитуляции, ― четвероногая любвеобильная барышня, наконец, утихомиривает пыл, оставляя меня в покое. Почти. В ногах усаживается, позволяя оценить обстановку. Судя по раскрытой книженции, брошенной на постели и чаю на тумбочке я помешал мечте интроверта. ― Напомни на досуге показать, как стоит развлекаться в вечер пятницы. А то с такими замашками у тебя скоро будет не один кот, а сорок. О, да ты книжная садис… Эй, эй! ― прыжком, достойным сайгака, у меня сердито вырывают изрисованный томик Дюмы, приложив попутно локтем. Чёрт, треснутым рёбрам точно будет хана такими темпами. ― Никакой возможности для самообразования. Жадина.

– Ты сам уйдёшь или мне охрану позвать?

– Зови. Только ты не позовёшь. Иначе придётся папочке объяснять, что я забыл в твоей постели, ― хитро добавляю, а то уже к стационарному телефону потянулись. Такие вообще ещё существуют? Я думал, вымерли как мамонты.

Трубка ложится обратно в паз, а протяжный вздох смешивается со скрипом просевших пружин матраса, на краешек которого обречённо усаживаются. Не вижу её лица, только сгорбленную спину, неровный пробор и тонкую шею.

– Что тебе от меня нужно? ― тихо спрашивают. ― Только честно.

– Честно? Сам долго понять не мог, но, кажется, мне нужна ты.

Открытие, которое меня самого поставило в тупик. До этого как-то не планировалось доводить. Ни до чего не планировалось. Но получилось, как получилось.

– Это не ответ.

– А какой ответ тебя устроит? Вляпался я в тебя, не очевидно?

– Что должно быть очевидно?

– Ну, типа, мои подкаты.

– Подкаты?! Так называются скачки твоего настроения и приказной тон?

– Ну сорян, как умею. У меня опыт обращения с "принцессами" небольшой, а остальные прежде не жаловались.

– Значит, у тебя подход такой ублюдский со всеми? Не только со мной?

Опять ругается? Ей это совершенно не идёт.

– Какой ублюдский?

– Хочу игнорю ― хочу язык в рот всем подряд сую.

– Так, попрошу не утрировать. В плане "суваний" я избирательный. И где это я тебя игнорю? Продинамила меня как раз ты. Сегодня.

– А почему, вопросом не задавался?

– Эм, не особо. И почему?

– Может, потому что просить надо было нормально?

– Как? На коленях?

– По-человечески. И, наверное, это будет для тебя неожиданностью, но после того, как целуешь девушку принято хотя бы говорить ей "привет", если вы случайно сталкиваетесь в коридоре.

– Мы по десять раз за день сталкиваемся в коридоре. И что, надо каждый раз приветкать? Зачем? Здоровались уже когда знакомились, чего кислород напрасно переводить? ― по её спине проходит мелкая дрожь, а затем слышу тихий смех. Смеётся. Смешно ей. Охренеть. ― И вообще, радуйся. Меньше сплетен ходит в вашем гадюшнике. Или тебе охота слушать тупые издёвки того же Маркова? А я не всегда могу быть рядом, чтобы прописать ему в табло.

Смех затихает. Вместо этого Алиса резко оборачивается.

– Что ж получается, это ты меня так… оберегаешь?

– Ага. От себя. Поэтому если ты умная девочка ― беги.

– Я у себя дома! Куда я побегу?

– Вот именно, что никуда. Птичка в клетке, ― рывком подаюсь вперёд, хватая её и заставляя упасть на себя. ― Не дрыгайся, ― настоятельно советую. Какая же она худенькая: спокойно можно одной рукой за талию целиком обхватить, но двумя надёжней. А то вырывается. Бедному котяре, который никому не мешал, пушистой заячьей пяткой бессовестно заряжают по носу, на что тот, вздыбив хвост, недовольно шикает и уязвлённо удаляется на кресло.

Зато Чара отчаянная и вообще не боится попасть под раздачу. Вскакивает на шорохи, лая и опасно подсовываясь. Пытается понять: а чё это мы там такого интересного делаем?

Чё, чё. Фигней страдаем, чё мы делаем. Я бы лучше другим занялся, а не..

– Ай! Давно подзатыльник получала? ― ворчливо шиплю, когда, извернувшись, острые женские зубы впиваются мне в плечо. Если бы не толстовка, укус вышел бы приличным.

Брыкается, кусается. Пора остудить её пыл. Ныряю под маечку и малая, опешив, цепенеет. То то же. То, что её будут жамкать за сиську она явно не рассчитывала.

– Убери, ― сглатывая громче положенного, требуют.

– Уберу, если обещаешь вести себя послушно.

Или не уберу. Зря я, наверное, так сделал. Ой, зря…

– Убери.

– Сначала пообещай. А иначе… ― сдавливаю покрепче, кайфуя от возможности. Глазомер не обманул: там действительно есть за что подержаться.

– Обещаю, ― еле слышно выдыхают.

– Что-что? Я не расслышал.

– ОБЕЩАЮ!

– Кричать не обязательно, ― с собственными хотелками приходится договориться, чтобы заставить себя выполнить уговор и спустить ладонь ниже. Случайно задеваю холодную серёжку в пупке, да на ней и остаюсь. Следующие пару минут играя побрякушкой в воцарившейся тишине.

– И что теперь? ― первой подаёт голос Чижова, которая обещание, стоит заметить, выполняет ― лежит и не шевелится.

– Не знаю. Полежим, поговорим. Не приставать не обещаю. Мне понравилось.

"Полежать, поговорить" ― это я, конечно, загнул. Полежать-то не проблема, а вот разговаривать о чём? Чесать языком без дела ― последнее, что я умею. С Яной в этом плане комфортно, она много не трындит. Да и вообще, её рот по большей части либо едой занят, либо моим членом, а все эти: "о чём ты сейчас думаешь" и "как прошёл твой день"… Тьфу, сразу блевать тянет.

Но, сдаётся, малая тоже не из тех, кто любит болтать без умолку. Эту нишу по праву занимает её подружка, телефон от сообщений которой разрывается. Алиса так и лежит враскорячку: частично на мне, частично на подушке, меланхолично чирикаясь с ней в личке.

Можно было бы сказать: будто так и надо. Будто никого левого в комнате не находится и не палит всю переписку, но нихрена. Моя рука всё ещё на ней и прекрасно улавливает нервную вибрацию. Ей неуютно, однако как может, она сохраняет невозмутимость. Тем забавнее дразняще скользить ногтями по покрытой мурашками коже, заставляя её каждый раз вздрагивать.

"Зря не пошла. Мартишка что надо", высвечивает на весь экран фото обряжённой в браслеты кисти, держащей коктейльный фужер с утопленной в нём оливкой.

"Современное искусство ― не моя тема. Я больше по классицизму", набирают быстро.

"Так я эти кляксы на полотнах тоже не особо принимаю, но это лучше чем торчать взаперти и буковки собирать в абзацы. Спорим, ты даже на улицу не выбиралась?"

"Ты слишком хорошо меня знаешь"

"Ну и зря. Сходила бы на стрелку. Послушала бы, что будет вещать твой сказочный олень. Он хоть объявлялся?"

Сказочный олень? Честное слово, я когда-нибудь шею сверну этой девице.

"Объявлялся", ― игнорируя моё недовольное мычание, отправляют в ответ.

"Да ладно? И чё?"

"Потом расскажу"

"Ууу, интриганка! Давай приеду как закончу?! Я ж теперь не усну!"

Пальцы Алисы нерешительно замирают над электронной клавиатурой. Думает.

"Не надо. Встретимся завтра. Я уже ложусь"

"Ладысь. Тогда я пошла искать парня на растерзание. Тут такие мальчики ходят, ммм, объедение"

Не понял, а Никитос что, в пролёте? А он в курсе хоть? Шустрая, однако, деваха. Не пропадёт.

"Мне казалось, ты туда не ради мальчиков пошла"

"Не ради, но кто мешает совмещать приятное с полезным? Тем более, всё на мази. Этой тётке понравилось моё портфолио. Если не завалю вступительные, место на худкафедре моё"

"Поздравляю. Буду курировать твои выставки, когда станешь великой художницей. Но теперь точно разъедемся по разным городам"

"Не сцы, детка. Несколько часов езды не остановят меня от возможности подоставать тебя ♡ Просто так что ль у меня теперь есть крошка под задом?"

– Далеко собралась? ― не могу не влезть с расспросами. Жду чего-то в духе: "это не твоё дело", но получаю совсем другое.

– Если получится, планирую поступить в Краснодарский институт культуры.

– На кого?

– Искусствоведа, конечно.

– Ну ясен перец. Куда ещё может податься столь утончённая натура? Только в искусство.

– Сарказм?

– Нет. Выражаю почтение. Ты знаешь, чего хочешь ― это круто.

– А ты не знаешь, чего хочешь?

– Хе. Я много чего хочу, но не всё досягаемо.

– Но задумки есть?

– Все мои задумки разбиваются об скалы реальности. Такие тупицы даром никому не сдались.

– Ты далеко не тупица, Вить. Тупицы не шарят в математике. Плюс физическая форма у тебя хорошая. На одном этом можно выплыть.

Однако. Такими комплиментами меня ещё не закидывали.

– Можно, если есть связи и бабки.

– У меня нет ни денег, ни связей. Всё это есть у моего отца, но поступать не ему, а мне. И я хочу попытаться сперва самой. Не получится пробиться на бюджетку, тогда да, придётся идти на платное.

– О чём и говорю.

– А что мешает тебе попробовать?

– Хлипкая мотивация.

– Могу попрыгать с помпонами и поскандировать кричалки. Поможет?

– Что, правда можешь?

– Да. Почему нет. Поддержка всем нужна. Что ты делаешь? Вшей ищешь?

– Нет, ― тщательно изучаю её макушку, поворачивая ей голову и так, и эдак. ― Нимб ищу. Потерялся где-то. В стирке остался?

– Нет. В ремонт сдала, батарейки сели.

– Смешно.

– Взаимно, ― закрывая вкладку с сообщениями, Алиса лезет в электронный файл какой-то очередной книжонки, которую усердно читала до этого.

– Бросай фигней маяться, ― забираю у неё смартфон, убирая так, чтобы не дотянулась. ― Ты этот кусок уже раза четыре читала. Наизусть заучиваешь?

– Нет. Ищу повод с тобой не разговаривать.

О, как.

– Честность ― залог успеха?

– Нет. Но вдруг тебе надоест валяться без дела, и ты вспомнишь о других, более важных делах.

– Зачем? Мне и так неплохо. С тобой, кстати, приятно валяться. А будет ещё лучше если ты расслабишься.

– Перестань меня лапать, и я тут же расслаблюсь.

Так её только это напрягает? Неохотно вытаскиваю пригревшуюся ладонь из-под её майки, примирительно вскидывая.

– Добро, ― жду, что она убежит, но нет. Просто переворачивается на бок и для удобства подкладывает под голову подушку, в конечном итоге оказываясь немногим дальше, чем была. Но теперь ещё и с возможностью прямого взгляда. Особенно притягательного в мягком полумраке толком не освещённой комнаты. ― Даже так? Тикать не собираешься?

– Я у себя дома. Это моя постель. Что я должна делать, в ванной от тебя запереться?

С сомнением кошусь на стеклянную перегородку без замков, за которой превосходно видно и сортир, и ванную.

– В данном случае, это тупейшая затея. Кто гений-проектировщик? У него внутренние комплексы? А если номер для супружеской пары, которая в ссоре, и мужику подрочить на сон грядущий приспичило? Куда податься? Никакого уединения.

Меня награждают долгим, протяжным вздохом.

– Почему ты такой…

– Озабоченный? Пошлый? Кретин?

– Грубый. Защитная реакция?

– Бери выше: натура дерьмовая.

– Не настолько, насколько пытаешься её таковой выставить.

– Ты разочаруешься, малая, но на деле я ещё хуже. Однако памятуя, что общаюсь с леди, как могу стараюсь быть душкой. Получается?

– Получается.

– Сарказм?

– Факт.

Скептически вздёргиваю бровь.

– Хреново ты людей знаешь.

– Я ― возможно. А вот у неё чуйка в разы лучше, ― кивают на собакена, мирно дрыхнущего последние четверть часа на моих ногах. Буквально. Улеглась сверху, свесив морду. ― Тебе ведь неудобно, но ты её не сгоняешь. А мог бы не терпеть.

– Я правильно понял: твой веский аргумент ― любвеобильная собака?

– Избирательно любвеобильная. Она побаивается людей. Ты бы видел, какой затравленной она была, когда я её подобрала. Тряслась, стоило руку протянуть. Будто ждала, что не гладить будут, а лупить.

Знакомая тема. Теперь понятно, чего она во мне нашла. Родственную душу учуяла. У меня тоже нервный тик с отрочества на агрессию ― бухой батя постарался на славу, взращивая рефлексы.

– Её просто кот твой достал. Сразу видно, кто главный в доме. Такой затерроризирует кого угодно одними зеньками.

Он и сейчас вроде дремлет, но нет-нет, да приоткроет глаз, смерив меня уничтожающим зырком. Всё жду, когда в любой момент прилетят острые когти. Отвечаю, такое чувство, что он спецом тянет, поджидая наиболее подходящего момента для атаки.

– А вот и нет. Бегемот её защитник, ― расплывается в улыбке Алиса. Бегемот. Охренеть, конечно, кликуха. Хотя этой жирной тушке подходит как нельзя лучше. ― Когда я их нашла по зиме, они лежали в обнимку. Грелись друг другом у мусорного контейнера: истощённые и замёрзшие. Жуткое зрелище, но невероятно трогательное.

– Так ты их обоих подобрала с улицы?

– С трудом. Бегемот шипел и ни в какую не подпускал, всю расцарапал, пока я его в пуховик заворачивала, но не оставлять же помирать буку. И разделять их было нельзя. Это они сейчас по отдельности, из-за тебя, а так всегда вместе спят.

Клёво. И почему я нисколько не сомневался в её стремлении помогать убогим? Видимо, сам по той же причине к ней тянусь: как бездомная шавка за спасительным куском мяса. Только со мной не прокатит вариант: приютить, обогреть и приголубить. Ни на одной лежанке не помещусь.

– Тебе скоро отчаливать в самостоятельную жизнь. Куда их приткнёшь?

– С собой заберу.

– В общагу животных не пускают.

– Тайком, значит, протащу. Выпрут, квартиру сниму. На улице спать будем, в конце концов, но вместе. Я их никому не смогу отдать, это ж предательство. Они ко мне привыкли.

"Забери меня с собой. Обещаю не грызть тапочки" хочется брякнуть, но вместо этого лишь грустно прицыкиваю.

– Мда, Чижова. Ничего у нас с тобой не получится. Помнится, я говорил, что ты меня не потянешь. Я ошибся. Это я тебя не потяну. Только утяну. На дно, а тебе туда не надо. Там нет ничего интересного, уж поверь.

– Тогда уходи, ― равнодушно пожимают плечами. ― Чего лежишь? Вставай и уходи.

– Не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– Не могу. Даже если сейчас уйду, всё равно опять приду. Не завтра, так послезавтра.

– Тогда не уходи, ― к великому изумлению, Алиса придвигается ближе, свернувшись практически клубочком под моей подмышкой. ― Выключишь торшер, ладно? Спокойной ночи. Вкусно пахнешь, кстати.

Охренеть. Просто охренеть.

– Ты меня сейчас слышала, не?

– Слышала. Но мне в шесть утра вставать с Чарой на прогулку, так что я спать.

Охренеть дважды. Как стремительно мы перешли от "тебя не приглашали" к "ты вкусно пахнешь, оставайся".

– Ты где храбрости успела набраться, смелая девочка?

– А мне разве есть чего опасаться? ― бормочут приглушённо.

Охренеть трижды. Дать ей поджопник что ли? Тем более её попец так заманчиво отсвечивает. Буквально зовёт оставить на нём следы своего пребывания…

Но вместо этого лишь грустно отгоняю разбушевавшуюся фантазию и прижимаю малую поближе, утыкаясь носом ей в волосы.

– Для справки: у меня от тебя крыша скоро поедет, ― пахну я вкусно, значит. Да уж. А она в курсе, как пахнет сама? Пьянящей весенней свежестью, от которой кроет не по-детски… ― Пздц. Поздно. Уже тронулась.

В ответ тишина, но тут и говорить что-то излишне. Поэтому просто лежим. В полусидячем положении, прикрыв глаза, слушаю как Алиса долго ёрзает, стаскивает с себя тапки и нашаривает вязанный плед, укрываясь. У меня тоже сон не идёт, но не хочу рушить момент словесными пикировками. В тишине приятней.

Чижова засыпает первой: рваное дыхание постепенно становится тихим и размеренным. А вот у меня ни в одном глазу. Переизбыток мыслей в башке, неудобная поза и онемевшие конечности, которые в самом деле не очень благодарны тридцатикилограммовой тушке, навалившейся на покалеченное колено, не очень благотворно влияют на попытки расслабиться.

Второй час ночи пошёл, а я всё страдаю хернёй, оставив тщетные попытки отключиться и вместо этого разглядываю танцующие тени в полумраке так и не выключенного ночника. Играю светлой косичкой, пропуская её сквозь пальцы и никак не могу решить: уйти или не уйти? У меня ведь собственный номер стынет, но туда я хочу меньше всего. Никуда не хочу. Тут нравится.

Чувствую под боком шевеление и на мою грудь ложится тонкое запястье. Взгляд сам скользит от рукава с розовыми облачками к умиротворённо расслабленному личику, а оттуда на пухлые губки. Влажные, чуть приоткрытые и, теперь я это точно знаю, умеющие быть невероятно покорными. Искушение вновь помучить их, терзая и кусая, просто на грани фола…

Тпрууу.

Так, тормозим.

Высвобождаюсь из объятий, виновато тормошу пса, отбуксовывая его поближе к хозяйке, и иду на балкон ― прочистить мозги никотином и морским воздухом. Долго сижу в плетёном кресле, под звук накатывающих волн мусоля в зубах тлеющую сигарету и держа на беззвучном входящий от Яны. Уже третий, как оказалось, по счёту. Догадываюсь, для чего она звонит, но сомневаюсь, что есть смысл отвечать. Всё равно сегодня я к ней не пойду.

Когда возвращаюсь в комнату, застаю настоящую идиллию: Алису в окружении живности. Не обманула: кошак с псом спят рядышком, занимая ту часть кровати, что совсем недавно была занята мной. Не Бегемот, а хитро выделанный комок шерсти: только и ждал, когда я свалю, чтоб перебежать.

Ну правильно: жопу поднял ― место потерял, закон. Можно, конечно, пристроиться с другой стороны, но боюсь моей выдержки не хватит упираться в женский зад, не имея шансов на продолжение. Так что, тихонько свистнув с тумбочки томик Дюмы, усаживаюсь в освободившееся кресло, убивая время до рассвета листанием разноцветных страничек.

Листаю и почёсываюсь от угрызений совести, смутно понимая, что это что-то сугубо личное, не предназначенное для чужих глаз. Хотя казалось бы ― книга и книга. Успокаивает, что прям сильно интимного там ничего нет, не запись же от "23 марта", когда "сходила к стоматологу, разодрали зуб до мяса, вычищая нерв". Вроде пустяковая ерунда, но есть в этом что-то… Не знаю, цепляющее.

Но куда больше меня привлекает другая надпись, выделенная целым набором восклицательных знаков: "май, !!Саламандра!! Обалдеть как оригинально!! Ненавижу!!". А вот это уже позначительнее. Короткое предложение, но как сильно фонит от него. Знать бы ещё причину, но таких подробностей "Граф Монте Кристо" мне не раскрывает.

Зато охотно делится циничным юмором и житейской мудростью бедолаги Эдмонда Дантеса. Не читал его прежде, но смотрел кинцо, так что в сюжет худо-бедно вникаю. Даже заинтересовываюсь в каких-то местах, выхватывая помимо отмеченных цитат куски текста. Получается чтение по диагонали: монотонное и убаюкивающее. Сам не замечаю, как задрёмываю уже под утро.

Ненадолго.

Почти сразу меня вырывает из недосна требовательный лай.

– Сейчас встану. Одну минуту, ― бурчит сонно Чижова, отталкивая мокрый нос Чары, который та с настойчивым упорством тычет ей в лицо. ― Да, да. Гулять, вста-а-аю, ― зевая обещают, но не встают. Пробуждение даётся ей непросто. Неудивительно. Начало седьмого.

Тихо подзываю собакена.

– Ищи поводок, пойдём проветриваться, ― велю ей, зевая. У самой голова чугунная, но такую ночку я бы повторил с удовольствием.

Умная псинка. Пулей летит к комоду и тащит в пасти обмундирование, счастливо виляя хвостом.

Снаряжаемся и тихо выскальзываем в общий коридор, спускаясь по лестнице. Не знаю привычного маршрута Алисы, но в холле народу немного, так что проскакиваю на улицу почти без свидетелей. Не считая пацана, сменившего "Анну" на ресепшене. Заметив знакомого пса с незнакомым типом он, конечно, напрягается, так что приходится оправдываться. А то ещё решит, что это похищение.

Ухожу от береговой линии подальше, спуская довольную девочку с поводка. Вот это я понимаю ― щенячья радость. Носится как угорелая, катаясь на траве и обнюхивая каждый куст. Тусим так с час, наверное: я с сигаретой и стаканчиком кофе из ближайшей кофейни, она ― с палкой.

– Чего не спится? ― возвращаясь, обнаруживаю уже проснувшуюся, но ещё лениво валяющуюся под одеялом малую. Несильно, смотрю, испугались недочёту четвероногих любимцев.

– Утренняя кормёжка строго по расписанию, ― сладко потягиваются и растирают глаза под звонкий хруст возле миски.

– Жри, жри, толстопуз. Не претендую, ― успокаиваю с подозрительной неприветливостью вскинувшего на меня моську кошака, когда прохожу мимо, чтобы скинуть на подголовник кресла толстовку. Погорячился, напялив её. Солнце так шпарит, что пропотел насквозь. ― Пошли лапы мыть, чудище косматое, ― отцепляя шлейку, уходим с Чарой в ванную.

– Её ― зелёное полотенце, на крючке слева, ― бросают вслед.

– Охренеть. У псины есть своё полотенце. В натуре, можно я с тобой поменяюсь на денёк? ― тихо ворчу, разбираясь с душевой лейкой. Наделают сто-пятьсот режимов с кучей кнопочек, мозги сломаешь над инженерным чудом техники.

Не успеваю толком закончить, когда собакен шлёт меня к чёрту и, оставляя следы на ламинате, летит к хозяйке помиловаться. Соскучился, бл. Сто лет ведь не видел.

– Ты не ушёл, ― замечает Алиса, ловя мой взгляд.

Изрядно мокрый после войны с лейкой, замираю рядом, разглядывая её: уже полусидящую, встрёпанную и румянощекую. Начёсывающую готового впасть в нирвану от переизбытка нежности пса.

Слишком лампово. Слишком. Как тут уйти?

– Не ушёл.

– И что дальше?

– Не знаю.

– А кто знает? Пора определяться, тебе не кажется?

– Да. Наверное, пора, ― сбрасывая кроссовки, забираюсь к ним. ― Сдвигайся, моя очередь, ― вынуждаю Чару освободить место, замирая напротив малой. Сокращаю между нами расстояние нарочно медленно, но с очевидным намерением. Давая возможность пресечь. Тормознуть. Отказаться.

Но возможностью не пользуются.

– Я не совсем это имела в виду, ― затаив дыхание, стискивают одеяло, следя за каждым моим движением.

– Но и не против.

Не против.

Не против, когда её пижамная рубашка нараспах спадает вниз, обнажая плечи. Не против, когда кончики моих пальцев, пробежавшись по её коже, замирают у тонкой лямки маечки, подцепляя ту и стягивая вниз. Не против, когда я, получая невербальное разрешение, замираю в сантиметре от её губ. Тех самых, что так хотелось вновь попробовать всего несколько часов назад. Но, самое главное, она не против того, что будет дальше…

Роняю Чижову обратно на подушку, ловя ртом вырвавшийся из неё выдох: обжигающий и отключающий самоконтроль. А следом ещё один, едва моя ладонь ложится на её горячее бедро, забираясь под шорты.

Я не планировал.

Приходя сюда вчера ― этого не было в планах, но сдержаться, встречая нулевое сопротивление, выше сил. Выше правильного и неправильного. Оно просто есть. И это что-то ― неконтролируемое, необузданное и не поддающееся логике влечение…

Перебиваемое требовательным стуком в дверь за миллисекунды до того, как наши губы должны соприкоснуться.

– Дочь, ты там?

Твою мать! Какой знакомый голос. У него что, чуйка на такие дела?

Вижу, как зрачки Алисы в панике расширяются.

Не отвечай, малая. Только не отвечай. Пусть решит, что никого нет. Я так хочу закончить то, что мы начали…

– Д-да…

Чёрт!

– Откроешь?

– С-сейчас…

Ну супер. Вообще огонь.

– Попадос, ― тихо усмехаюсь, но позы не меняю. ― Какую отмазку на этот раз придумаем?

– Никакую. Лезь под кровать.

Изумлённо моргаю.

– Не понял.

– Прячься, что непонятного? Ты будешь объяснять: откуда утренний стояк у того, кого вообще здесь не должно быть?

– А то он не знает, как это работает.

– Сорокин, имей совесть! Сдрысни под кровать! Или в шкаф. Или в окно сигай. Хоть куда-нибудь.