По ту сторону Стикса

Глава 14. Дьявол на твоем плече

От Чень Шеня Фрэй вернулся совершенно другой личностью: словно, взрезав кожу, начертал на своем портрете иного человека. Угрюмый, сосредоточенный, он избегал смотреть мне в глаза и в то же время с какой-то показушной безразличностью или мстительностью подставлял чужим взглядам свое изуродованное лицо. Рана заживала плохо, постоянно воспалялась, ее не раз приходилось чистить заново. Но даже в таком состоянии, при не спадающей температуре, он приходил на склад и, если не мог тренироваться, внимательно смотрел за тренировками других, особенно пристально наблюдая за движениями Гудвина и Спарты.

Фрэй ни словом не обмолвился о том, что случилось в доме Кербера, а я не мог найти в себе достаточно смелости, чтобы спросить. Не знаю, что поддерживало его, заставляло двигаться вперед, а не лежать на кровати, бессмысленно глядя в потолок, как сделали бы другие. Но тот огонь, что лишь слегка тлел в нем во время болезни, превратился во всепожирающее пламя к моменту, когда рана полностью зажила.

— Хватит, хватит! — заорал Медяк, срываясь на визг и отступая от Фрэя на дрожащих ногах. Из рассеченной брови парня сочилась кровь, на скуле набухал кровоподтек. Но противник не собирался прекращать этот тренировочный бой.

— Фрэй, довольно! — Гудвину пришлось крепко ухватить ученика за плечо, чтобы остановить. — Что на тебя нашло?

Фрэй бросил на него злой взгляд, будто бы говоря: «А ты не знаешь, что на меня нашло? — и криво усмехнулся шрамированной щекой. Медяк глубоко вздохнул и сел прямо на пол, с расстроенным видом ощупывая свое лицо.

— Что ты останавливаешь его, как нянька? — Большой Ко рассмеялся и довольно облизнул темные губы. — Мальчишка, может, только начал подавать надежды.

Каким-то образом Фрэй и Кобальт оказались на одной волне в своем желании довести поединок до конца… до самого конца. Я поймал холодный взгляд друга и вздрогнул — никак не мог привыкнуть к его пустоте, к тому, что он полностью закрывает свои эмоции. С каждым днем перемены в Фрэе становились все более явными, их уже нельзя было не замечать, игнорировать, списывая на болезнь, пережитый стресс или что-то еще. Меня не покидало ощущение, что он поставил себе какую-то цель и будет идти вперед, перекраивая себя до тех пор, пока не достигнет своего.

Если раньше тренировочные поединки для Фрэя были в большей мере забавой — игра со слабыми противниками, азарт с сильными — то сейчас он относился к ним как к настоящей драке. Стремился прижать человека, задавить его, довести до такого состояния, когда тот прямо и безоговорочно признает главенство над собой. Эти действия напоминали мне поведение животного, которое пытается утвердить свое положение в стае и поэтому безжалостно грызет соперников, не разбирая на чужих и своих.

Доставалось и мне. Не так сильно, как остальным, но все же…

— Ты сейчас сам себя порежешь, недотепа, — произнес Фрэй снисходительным тоном и демонстративно положил нож на пол.

Я сжал крепче свое лезвие в потной ладони. Мне было страшно: новый характер друга и невозможность ощутить его эмоции не оставляли способа предугадать дальнейшие действия. Шанса противостоять никакого. Мало того, что мне в руки не ложилось ни одно оружие, предложенное тренером, так еще и сам Фрэй будто бы родился с ножом в руке, изнутри вспоров мамочкино пузо. Хорошо хоть Гудвин был рядом — с недавних пор он старался наблюдать за всеми поединками Фрэя, словно боялся, что однажды тот может кого-то убить.

— Инк, ты же не сможешь меня даже порезать, — говорил Фрэй, медленно приближаясь ко мне. — Ты никого порезать не сможешь. Ты же у нас такой чувствительный…

Он ударил меня ногой по кисти, так что я выпустил лезвие, и оно чиркнуло по запястью, оставляя неглубокий, но уже начинавший наливаться рубиновым цветом след.

— Я же говорил — порежешься, — Фрэй подобрал мой нож, подкинул и поймал точно за рукоятку. — Бой не для тебя. Тебе здесь не место.

Я снова не уловил эмоций, с которыми это было сказано, только, как побитый дворовый кот, машинально провел языком по ране. Было ли это презрение или безысходность? Может быть, грусть? Не может быть…

— Фрэй, выйди прогуляйся, — крикнул с другого конца склада Гудвин. — И чтобы я здесь больше такого не слышал.

Вот кто точно рассердился.

Со временем почти все ученики Гудвина (а их на тот момент было порядка пятнадцати) стали смотреть в рот Фрэю и беспрекословно выполнять его мелкие распоряжения. Все, кроме Дэвона и еще нескольких парней, всегда державшихся особняком. Думаю, Большой Ко в тайне потирал свои темные ладони, предвкушая грандиозный пир, когда, наконец, две эти группы столкнутся у него на складе. И хотя Гудвин предусмотрительно старался держать Фрэя и Дэвона врозь, не допуская между ними даже тренировочных спаррингов, было ясно, что до точки кипения греть этот котел не так уж и долго.

Я не мог ощутить эмоций Фрэя, (и, наверно, даже сейчас слишком много об этом сожалею) но действия говорили сами за себя: друг метил в лидеры нашей маленькой стаи. Дэвон относился к нему как к выскочке, которого неплохо бы поставить на место. Ему было наплевать, что другие стелились перед Фрэем. Склад Большого Ко ничего для него не значил: настоящая жизнь и настоящая конкуренция кипели на улице Трех Домов, возле Кербера.

Наконец, Кобальту надоело дожидаться развязки, и он просто поставил в спарринг Фрэя и Дэвона, заявив:

— Победителя я отпущу, — кровожадная улыбка открыла белые зубы и какие-то странные фиолетово-красные десны. — Будем считать, что он закончил обучение.

Я сразу же почувствовал, как все внутри зажглось у Дэвона. Долгожданный миг: если понадобится, то ради достижения своей цели он зубами вырвет глотку у противника — взгляд на Фрэя — каким бы пупом земли тот себя не мнил. Мой друг был непроницаем: только криво улыбнулся, но эта улыбка не говорила ни о жажде расправы, ни о радости, что, наконец, все разрешится. Он снял с себя толстую байковую рубашку и комком сунул мне в руки. Повинуясь внезапному порыву, я перехватил его за запястье.

— Делай, что хочешь, Фрэй, но не трогай его собак, слышишь? Не трогай доберманов, он никогда этого не простит.

Не знаю, зачем я тогда это сказал, почему это было так важно. Наверно, какое-то предчувствие. Я так часто прощупывал Дэвона, так тщательно его изучал из простого интереса и любопытства, что теперь невольно начал применять полученные сведения и сделанные выводы.

Фрэй высвободил запястье и потрепал меня по щеке, как своего пса. Кому-то такой жест мог бы показаться унизительным, но у меня возникла только одна мысль: будет ли ему так же больно потерять меня, как Дэвону потерять Никту и Эреба? Остались ли еще в человеке, которого я так часто и без оглядки называл своим другом, хоть какие-то человеческие эмоции? Мне хотелось верить, что остались, иначе все было бессмысленным.

Посмотреть на этот поединок собрались практически все, кто был на тот момент на складе: и парочка матерых боевиков, зашедших, чтобы поразмяться с Гудвином, и даже Спарта, ради такого дела бросивший карабкаться по отвесной стене, не говоря уж об остальных подростках. Зрители сгрудились в центре, образовав круг — уличная потасовка, не иначе. Большинство поддерживало Фрэя, но это ненадолго: стоило ему проиграть — и он потеряет половину своих сторонников.

Гудвин отобрал у поединщиков ножи.

— Зря стараешься, — усмехнулся Большой Ко, — если понадобится, эти двое перегрызут друг другу горло зубами.

Негр стоял в передних рядах и все время плотоядно облизывал красные губы. Будет добыча. Будет пир горой.

По своей воле я не стал бы на это смотреть — и так от происходящего кружилась голова, а желудок завязывался в тугой узел — но Го подхватил меня под руку и как трактор протиснулся в первые ряды. Парни за нами тут же сомкнулись, напирая в спину и о чем-то оживленно переговариваясь.

— Полюбуемся, как он сейчас вздует этого заплетенного. Нечего нос от нас воротить. — Байкер хрустнул кулаками.

Я закрылся: если следить только за движениями противников, то, возможно, удастся отогнать чужие эмоции. Сосредоточенный разум всегда будто вытеснял ощущения.

Трудно было сказать, кто выйдет победителем. Фрэй рвался вперед, работал над собой, в последнее время так и вовсе на пределе возможностей. В нем чувствовалась какая-то странная сила сломленного и вновь восставшего духа. Кто-то скажет, что если на внутреннем стержне уже была трещина, то не составит труда сломать его и второй раз. Но мне казалось, что тут другой, исключительный случай, когда место спайки стало крепче, чем все остальное.

Удивительно, но Дэвона мне было почувствовать гораздо легче, чем Фрэя. Парень представлял собой удивительный сплав животного и рационального. Он хорошо знал, чего хочет, и не делал лишних движений. Судя по всему, Дэвон был здесь уже намного дольше чем мы — Гудвин даже занимался с ним отдельно, обучая какой-то непонятной смеси техник, каждая из которых, впрочем, непременно хотя бы отдаленно напоминала животные движения. Там были и ушу, и кунг-фу, и капоэйра, бандо, оренквон и еще что-то, название чего моя память так и не смогла удержать, а, может, просто и не существовало тому названия. Как бы то ни было, результатом этих занятий стала пластика, казавшаяся просто противоестественной — до мурашек по коже. Движения Дэвона сложно было предсказать, полагаясь только на зрение. Возможно, я мог бы это сделать на основании эмоций, но, слава богу, случай так и не представился.

Фрэй встретился с достойным противником, и это почему-то сгибало меня больше, чем все давление толпы позади. Я не просто желал ему победы, мне казалось, что поражение станет концом всему. Это «всему» было таким неопределенным и размытым, что выглядело ни больше ни меньше, как конец света.

Начало не предвещало ничего хорошего. Фрэй замер посередине в некотором подобии боевой стойки, а Дэвон тем временем наворачивал вокруг него круги. И хорошо бы на двух ногах, но нет, этот нечеловек использовал для опоры все четыре конечности: он перескакивал с места на место, переворачивался, кувыркался, словно исполняя какой-то танец. Хотел закружить и запутать свою жертву. К такому противнику сложно даже просто примериться, подойти. Сейчас он в одном месте, через секунду в другом. Траектория плавная и непредсказуемая. Атаковать практически невозможно.

Вот поэтому Фрэй и стоял. Он не поворачивался ни корпусом, ни головой за своим соперником, лишь поблескивали хрустальные глаза, ловившие боковым зрением каждое движение. Я уверен: он знал изучил Дэвона вдоль и поперек — долгие наблюдения, которые раньше мне казались непонятными, именно сейчас обрели смысл. И все же мертвая зона человеческого зрения была слишком обширной. С этим ничего не поделаешь.

Я и сам не заметил, как, плюнув на свои барьеры, стал прощупывать Дэвона.

— Сзади! — Крик раздался буквально за секунду до того, как парень с косичками все же атаковал. То, что это мой собственный крик, я понял только когда Го удивленно обернулся. Черт бы побрал эту недоделанную эмпатию! Когда же я уже научусь разделять свое от чужого?! На несколько мгновений резкое возвращение на землю выбило меня из колеи.

А тем временем Фрэй, предупрежденный моим выкриком, успел уйти от удара Дэвона, который не смог остановить свое движение, несмотря на потерю внезапности. Он растерялся буквально на доли секунды, и Фрэй, который, казалось, с некоторых пор не знал, что такое растерянность, воспользовался преимуществом и успел-таки достать чернокожего парня в бок. Косички, перетянутые разноцветными резинками, резко дернулись, сбиваясь с отлаженного ритма. Доберманы зашлись неистовым лаем, но несмотря на все опасения с места не сдвинулись. Хозяин был все еще в состоянии их контролировать.

Дэвон оправился быстро — снова закружил вокруг Фрэя, между тем не переставая посматривать на меня, будто гадая, посмею ли я крикнуть в следующий раз. Мне показалось это неплохой идеей. Никогда раньше такого не пробовал, но что если полностью подключиться к человеку и начать комментировать свои-его движения? Это нечестно. Но кому какая разница, парни вокруг галдели, как на стадионе, и каждый пытался подсказать что-то. Чем мои подсказки будут хуже?

Я попробовал расслабиться и тут же услышал над ухом недовольный голос Го:

— Эй, Инк, не налегай! Ты что, в обморок собрался тут хлопнуться?

Ну да, как же, непременно. В такой атмосфере полного слияния явно не получится. Надо следить за своим телом, да к тому же Дэвон — со своей нетипичной психикой — подопытный не из простых. Пришлось открыть глаза.

Чернокожий снова атаковал, и Фрэй получил ощутимый удар в основание позвоночника. В довершение Дэвон собирался подрубить ему ноги.

— Вправо! — заорал я. Да здравствует дьявольская реакция Фрэя!

Его противник не завершил маневра, ушел в сторону, как-то странно изогнувшись.

— Пригнись!

Кроссовок с кислотного цвета шнурками просвистел над головой моего друга, а его владелец еще в полете получил удар в корпус и едва успел сгруппироваться при приземлении.

— Кто-нибудь заткните этой твари пасть! — заорал Дэвон, отскакивая как можно дальше.

Ко мне тут же двинулся Один, но ему преградили дорогу Го и Матвей.

— Эй, кто сказал, что нам нельзя поболеть за друга?! — «Р» звучала угрожающе и выделялась над всеми прочими выкриками.

Одноглазый быстро понял, что оказался в меньшинстве: никто не стремился его поддержать, сторонники Фрэя встали между нами стеной.

Отвлеченный этим маленьким столкновением, я снова упустил Дэвона. Но, похоже, что у моего друга и без подсказок все пошло на лад. Он провел серию атакующих ударов с такой молниеносностью, что несколько из них слились в одно размытое движение. Дэвон пропустил всего парочку, хотя и эта парочка довольно болезненно познакомилась с его почками и селезенкой. Если бы не корсет из мышц, который «повелитель зверей» нарастил с годами, проведенными на складе, дело непременно закончилось бы каким-нибудь внутренним разрывом.

Ну же, Фрэй, прикончи его! Сейчас как раз самое время, пока он снова не восстановил ритм движений!

— Кончай его! — как труба заорал над моим ухом байкер, словно прочитав мои мысли.

Но Фрэй не двигался. Он как-то странно улыбнулся и, посмотрев на Дэвона, что-то сказал. Никто из нас не расслышал, что именно, но, судя по расширившимся глазам чернокожего, это было нечто из ряда вон выходящее. Всего секунду он колебался, а потом вновь закружил вокруг Фрэя, неуверенно, как будто каждую секунду ожидая подвоха.

— Влево! — закричал я за секунду до очередной атаки.

Но друг неровно переступил с ноги на ногу — словно мысль, влекущая за собой действие, на этот раз была длиннее, чем обычно — и вопреки всему ушел вправо, где напоролся на ребро ладони Дэвона.

Может быть, он меня не расслышал в этом гомоне? Я сжал кулаки, потому что, судя по скованным движениям Фрэя, удар оказался болезненным, если не сказать фатальным. Друг стал похож на пьяного: вяло блокировал, перестал атаковать и все время как-то странно поводил глазами по складу.

Нет. Черт подери! Исход спарринга был предрешен. Сейчас я мечтал только о том, чтобы кто-нибудь вовремя остановил схватку. Рядом ругался Го, и его агрессия, словно маленький, но тяжелый молоток, долбила мне по темечку.

— Верхний блок! — заорал я, уже не веря в чудо.

Фрэй даже не сделал попытки поднять руки и, получив удар в челюсть, безвольным кулем повалился на пол.

Го попытался выдрать короткий ежик своих волос, и только предусмотрительная рука Матвея не дала ему броситься в центр круга. Парни разочарованно гомонили, а я стоял в растерянности. Всего на секунду мне показалось, что удара не было. То есть удар, конечно, был, но не такой, от которого можно вырубиться. Дэвон не бил по-настоящему. Фрэй не проигрывал. Впервые то, что я видел, так явно разошлось с тем, что чувствовал.

— Уносите своего героя! — рассмеялся Дэвон, и его псы завыли, словно группа поддержки, которой у него почти не было среди людей.

Мы с Го подбежали к Фрэю, попытались его перевернуть. Удивительно, но тот был в сознании. Я заслонил его от толпы, и, пока никто не видит, этот мнимый проигравший успел мне подмигнуть, а затем с неподражаемым артистизмом повис на наших плечах, пока мы пытались оттащить его в дальний угол склада, чтобы якобы привести в чувства.

— Придурок, — не выдержал байкер, который тоже успел кое-что сообразить. — Зачем ты слил этому растаману?

Фрэй потрогал челюсть — ей все же изрядно досталось.

— Ну а что мне его, убить? За мной он не пойдет — так пусть убирается со склада. — Друг явно находился в приподнятом настроении, раз снизошел до объяснений. — К тому же, я отсюда не уйду, пока не выдавлю из Гудвина все, что он может мне дать.

Улыбка Фрэя стала неприятной и решительной. Я оглянулся и как раз увидел Гудвина — тренер был мрачнее тучи. Он прошел мимо нас, бросив только:

— Не думай, что Большого Ко можно легко обмануть. Он таких попыток не прощает.

Дэвон ушел. Мы остались. Мне казалось, что на этом Фрэй должен успокоиться — я бы на его месте давно успокоился. Нет, скажем начистоту: я бы никогда ничего и не начинал. Что за счастье быть главным, стоять впереди, кем-то помыкать? Мне не понять этого.

Но Фрэй не успокоился, все стало только хуже. Во-первых, после спарринга с Дэвоном он вцепился в меня так, что никакими клещами не оторвешь, заставляя рассказывать о тех эмоциях, что я чувствую в окружающих. Каждый день по несколько раз он подсаживался ко мне и, указывая на кого-нибудь на складе, требовал выдать всю его подноготную. Это было неприятно, это было сложно и изматывающее, словно бы к тренировкам Гудвина добавились еще и эти, которые потрошили меня как бройлерного цыпленка на кухне. Но я почему-то не мог отказать — не из страха, что Фрэй меня изобьет или еще что-то (такое представлялось невероятным), просто он был из тех людей, которым трудно сказать нет.

Ну и во-вторых, Фрэй стал частенько выходить за пределы склада: он ввязывался в драки, общался с какими-то подозрительными компаниями, проворачивал одному ему понятные сделки, от которых вдруг стали появляться деньги, но мне ничего об этом не говорил. Иногда он звал с собой Го или других ребят со склада, но не меня. Это не было обидно — почему-то это было страшно.

Только потом я понял, что лучше бы все так и оставалось. Лучше бы мне было никогда не влезать в его дела.

— Инк, присмотрись к тому парню. — Фрэй указал на высокого худого человека с серым изможденным лицом, прорезанным лопнувшими капиллярами сосудов. Водянистые красноватые белки говорили о том, что он болен. Болен давно и нехорошо. Но друг хотел знать совсем не это — я должен был влезть в тощую подранную шкуру и посмотреть сквозь чужие воспаленные глаза. Как будто Фрэй специально выискивал таких типов, чтобы меня ими угостить! Каша с личинками, протухший суп и испортившаяся отбивная — угощайся, посмакуй, попробуй на вкус! Раз ты здесь, тебя уже давно должно было перестать тошнить от таких блюд.

Я подавил холодок, пробиравшийся по позвоночнику, и сосредоточился на человеке. Как его звали? Стриж? Он так же мало походил на стрижа, как червяк на птицу. Несмотря на внешность, еще не старый. Смешно: почти одного возраста с Фрэем, хотя тело уже напоминает разложившийся остов. И изнутри его точит вовсе не болезнь — это я понял, когда ухватил его ощущение самого себя. Внутри он был еще более жалкий, сгорбленный, как старик, с сухими трясущимися лапками, часто способный думать только об одной вещи на свете — очередной дозе. Я мысленно отпрянул от него, точно его внутренний образ мог прилипнуть ко мне, запачкать, утянуть в свое болото.

— Он наркоман, причем конченный.

— Это я знаю. Что, неприятный тип, да? — Фрэй ободряюще похлопал меня по плечу, как медсестра только что заставившая выпить горькую микстуру: «Молодец, мальчик! Хорошо справился! Вырастешь — станешь мужчиной!» — А теперь те двое, что рядом с ним. Они-то мне и нужны.

Те двое… Светлый приземистый крепыш с толстым золотым кольцом в ухе: эмоции просты до того, что кажутся плоскими. Была бы его воля — положил бы Стрижа на одну ладонь, а второй прихлопнул. Но почему-то нельзя, и приходится терпеть эту падаль рядом с собой, подчиняться. Однажды он определенно не выдержит и переломит ему хребет — было бы только время подходящее. Второй — темный, как будто бы непромытый, дерганый парень в спортивном костюме и лаковых туфлях, ходит походкой неотесанного повелителя жизни, носит золотые цепи в количестве трех штук — одинаков, что внешне, что внутренне. Чем-то напоминает нашего Го, только вспышки агрессии контролирует лучше, иногда просто переигрывая, чтобы взять противника на понт. И этот тоже что-то замышляет, лелеет в своем мозгу какую-то сильную мысль. Не знаю что — пусть Фрэй разбирается, раз ему так интересна эта троица.

Я пересказал все, что почувствовал, и пусть добрая половина моего рассказа была откровенным бредом, Фрэй остался доволен. Только спросил:

— Больше ничего?

Ничего ли? Я нехотя проверил еще раз. Неожиданно пришло видение тяжелого оранжевого мяча, который гулко и немного лениво ударяется об асфальт. Шероховатая поверхность с мелкими пупырышками пружинит и весомо ложится на ладонь. А еще кольцо — подвешенное высоко, оно настолько старое, что начинает скрипеть, когда в него попадает мяч. И ты прямо видишь, как отвинчиваются поеденные временем ржавые болтики. Когда-нибудь оно упадет на голову игрокам. Хорошо бы на голову Стрижу… Сколько бы проблем решилось само собой…

Я выдохнул. Ничего себе!

— Баскетбол. Как будто они играют в баскетбол. Разве здесь кто-нибудь играет в баскетбол?

— Отличная идея! — Фрэй поднялся с места. — Возьмем ребят и тоже сыграем!

В резервации не играли в баскетбол: не было площадок… да, собственно, ничего не было. Разве что иногда играли в стритбол, чтобы выпустить пар. Желательно со своими, а то игра быстро перерастала в вооруженную потасовку. Рядом с полуразрушенной школой сохранилось одно единственное баскетбольное кольцо, и оно действительно скрипело, когда кто-нибудь забрасывал в него мяч.

Стриж, те два парня, которых я просматривал по просьбе Фрэя — Ром и Вито — и еще несколько человек гоняли новехонький мяч, который смотрелся здесь так же противоестественно, как тарелка, прилетевшая из космоса.

Еще до того, как нас кто-либо успел заметить, Фрэй вылетел на площадку и, завладев мячом, ушедшим от одного из игроков, забросил его в пронзительно скрипнувшую корзину. Показушник, что с него возьмешь. Каким был, таким и остался. Он поймал пролетевший через корзину мяч в полной тишине. Несколько раз стукнул им об асфальт, прежде чем кто-либо опомнился.

— Эй, кто такой? Что тебе надо? — направил на него костлявый подрагивающий палец Стриж.

Фрэй осклабился, отчего шрам на лице собрался неприятной гармошкой:

— Никто не признает, п…ц какой-то. — Он еще несколько раз стукнул мячом об асфальт. — Отдай мне тех двоих.

Друг указал на Рома и Вито. Даже я немного удивился, не то что боевики.

— Верни мяч и вали отсюда, пи…с! Думай своей волосатой башкой, прежде чем связываться с кем-то вроде нас!

Фрэй ничего не ответил. Просто внезапно швырнул в Стрижа мяч. Тяжелый снаряд с отвратительным хрустом угодил наркоману в лицо — тот даже не успел (или не смог) увернуться, выставить руки для защиты. Когда мяч стукнулся об асфальт, все увидели разбитую переносицу и две струйки крови, что стекали на и без того не очень свежую полосатую рубашку.

— Не очень убедительно, правда? — Фрэй успел театрально развести руками, прежде чем все остальные игроки накинулись на него. Но тут подоспел Го с ребятами, до этого стоявший в стороне.

Мне приказали не соваться, что я с удовольствием делал. Гораздо важнее, чем ломать другим кости (да, если на чистоту — костолом из меня в то время выходил как шпалоукладчица из балерины), было понять, что же, черт возьми, тут происходит. Чем эти спортсмены так насолили Фрэю?

Через десять минут на площадке валялось несколько тел. Не стану кривить душой, были среди них и наши ребята. Фрэй сидел на спине Рома, удерживая запястья коренастого, и тому казалось, что сейчас у него одну за другой вытянут все жилы. Го повалил Вито мордой в землю, и не понятно было в сознании ли еще его жертва или уже нет. Идиллия, мать ее.

— Вот теперь можно поговорить как взрослые разумные люди. — Фрэй слизнул языком тяжелые набрякшие капли крови в уголке рта. — Вы толковые парни, и сейчас у вас есть возможность бросить это обколотое дерьмо.

Он кивнул на изломанное тело Стрижа под кольцом. Ром что-то невнятно замычал.

— Думаешь, вас после этого прищучат наркоторговцы? Это он вас напугал? Сказки матушки Гусыни. Эти славные сребролюбивые ребята даже отвалили мне маленькую кругленькую денюжку, чтобы я убрал вашего главного. Так что лучше ему сдохнуть прямо сейчас, чем завтра без дозы.

— Что ты хочешь? — На этот раз слова Рома можно было разобрать.

— Ромыч, мужик. — Фрэй отпустил его руки и без тени опасения слез со спины. — Я же сказал: я хочу вас. Почему бы нам не держаться вместе в этом странном мире?

Друг поднял новехонький, сиротливо катавшийся оранжевый мяч с асфальта и, разбежавшись (как только еще сил хватало?), в прыжке забросил его в корзину, повиснув одной рукой на кольце. Только он спрыгнул, кольцо скрипнуло в последний раз — долготерпеливый болтик выскочил из раскуроченного отверстия и со звоном запрыгал по асфальту, следом упал железный обруч.

— Фрэй, что ты делаешь? — На обратном пути я догнал друга и с беспокойством наблюдал, как тот, морщась, трогает распухшую губу.

— Ничего сверхъестественного, просто собираю фигуры.

— Какие еще фигуры? Ты с ума сошел? Нас завтра же всех пришьют!

— Как это «какие фигуры»? Разве можно вести партию, если на доске не хватает фигур? Инк, хочешь быть королем? Или, может быть, ферзем?

— Нас убьют! — я перешел на крик.

— Не волнуйся, не убьют. — Он рассмеялся нехорошо, хрипло. — Сейчас на моем плече сидит сам Дьявол.

Наверно, дьявол и вправду там сидел. Потому что через месяц Вито и Ром чувствовали себя в нашей маленькой банде как родные. Фрэй выкрасил волосы в огненно-красный, заявив, что «вскрытая морда — это, конечно, хорошо, но его должны узнавать издалека». И его действительно стали узнавать, особенно когда он приходил за очередной фигурой, будь то конь или пешка.