Побег обреченных

В ПУТЬ!

«Да, в путь!» – именно так думал Ракитин, глядя завороженно в оконце «Волги», где виднелся мокрый голый лес обочины в серой пелене взвеси унылого упорного дождичка.

Он испытывал странное чувство, покидая Москву. Щемящее двойственное чувство какого-то облегчения, забвения своих бед и вместе с тем – отчетливого, горького одиночества никому не нужного в этом мире скитальца.

Сидевший рядом Градов был полностью погружен в свои размышления, и, глядя на него, Ракитин внезапно осознал относительность как своего, так и иных человеческих несчастий и терзаний: ведь спутник его отправлялся сейчас, вероятно, в последнее путешествие…

На военный аэродром они прибыли в обозначенное время, но командир корабля – высокий худощавый брюнет по имени Марс, одетый в темно-синий летный бушлат без погон, долго раздумывал, вспоминая, очевидно, детали договоренности о принятии на борт посторонних гражданских лиц.

– А! – наконец произнес он. – Понял. Просили меня, верно. Но, к сожалению, сегодня, ребята, никак. Сегодня… рейс напряженный.

– Надо – сегодня, – сказал Ракитин, засовывая в карман его бушлата стодолларовую купюру.

Денег командир воздушного судна, однако, не взял.

– Хорошо, – буркнул. – Попробуем. А расчет… там, на месте.

На лице летчика читалась какая-то нездоровая озабоченность; то и дело он настороженно озирался, будто за ним кто-то следил, и по всему было видно, что думал он сейчас о двух «левых» пассажирах менее всего, угнетенный какими-то иными, куда более значительными проблемами и обстоятельствами.

– Ждите здесь, – кивнул Ракитину на деревянную лавку, стоящую у преддверия таможни. – Время придет, позову.

Ждать пришлось около получаса, по истечении которого все тот же озабоченный Марс, утирая пот под козырьком фуражки, высунулся из-за двери таможенного зала и приказал, призывно махнув рукой:

– Давайте! Бегом!

Ракитин и Градов, уже начавшие нервничать в неизвестности отлета, незамедлительно приказу повиновались.

– С тобой, что ли? – кивнув на пассажиров, равнодушно спросил Марса пожилой лысый таможенник, восседавший за стойкой.

– Мои…

– Осторожнее, понял? – произнес таможенник загадочную по своему смыслу фразу и углубился в какой-то документ, лежавший на стойке.

– Понял-понял, – отозвался Марс угрюмо и подтолкнул Ракитина к выходу на летное поле. – Бегом, я же сказал!

– А там пограничники…

– Бе-егом! Пограничники…

У Ракитина поневоле родилось чувство, будто плановый вылет напоминает скорее бегство с места преступления; во всяком случае, ореол некой таинственной спешки над процедурой наземной подготовки авиалайнера к путешествию ощущался довольно-таки отчетливо.

Так или иначе, беспрепятственно миновав кордон равнодушно отвернувшихся в сторону пограничников, путешественники вскоре разместились в креслах самолета, внимая визгу прогревавшихся двигателей.

Вместе с ними на борту находились пятеро крепко сбитых ребят в десантной форме и в черных беретах; вооружены были ребята до зубов, словно летели к месту горячего боя.

– Мы что, не могли воспользоваться цивильным рейсом? – спросил Градов. – Взяли бы билетики, сейчас бы нам принесли горячий обед…

– А как бы мы добирались до этого самого Поливанова? – резонно заметил Ракитин. – А? А тут он нас и встретит: здравствуйте, я тот самый майор… Класс?

– Поглядим, – пессимистически отозвался профессор.

Самолет, пробежав по полосе, рванул ввысь, и вскоре растаяла позади сумрачная Москва, потерявшись в грязно-сером облачном ненастье.

– Спасибо тебе, Саша, – внезапно произнес Градов, стиснув запястье Ракитина.

– Не стоит, – отозвался тот. – Повезло как раз мне… Ибо, как я уже говорил, мы любим сказки, но они не любят нас. А тут вот…

– Это не сказка, действительность, – возразил Градов. – Причем весьма невеселая. И объективная, как ни странно.

– Послушай, – сказал Ракитин. – Глупый вопрос… Но он мучит меня. Скажи… Людмила…

– Где она?

– Да.

– В мирах… Но тебе интересно наверняка другое: суждено ли вам когда-либо встретиться? Так?

– И ты можешь на это ответить?

– Я могу изложить свою точку зрения. Не претендуя на изречение истины.

– Ну и?..

– Видишь ли… Скитаясь там, ты обретаешь иные ценности и иной взгляд на былое.

– А любовь? Она тоже – тлен?

– Любовь – нет. Ее иллюзия – да. И если хотя бы один любит, он обретет другого. Но порою – чтобы встретиться с чужим человеком… И это справедливый закон.

– Да, – подумав, эхом откликнулся Ракитин. – Это… справедливо.

Они летели уже более часа, как вдруг из кабины пилотов с удрученным лицом вышел Марс, подойдя к ним, постоял в раздумье, будто что-то намеревался сказать, но, не промолвив ни слова, с тяжелым вздохом двинулся дальше, в хвост самолета, где расположились крепкие ребята с оружием.

После краткого совещания с боевой бригадой Марс вновь возвратился к Ракитину и, мрачно сопя, изрек:

– Вот… душой чувствовал… нельзя было вас брать!

– А в чем, собственно, загвоздка? – лениво поинтересовался Александр.

– В чем, в чем…

– Все тюки за борт? – донесся вопрос, заданный кем-то из членов вооруженного формирования. – Абсолютно?

– Все, все! – с досадой подтвердил Марс.

– Так, может, вы объясните… – растерянно начал Ракитин, сердцем почувствовав недобрый поворот событий.

– Объяснить?.. – На лице Марса появилась какая-то нехорошая ухмылочка. – Что ж… Знаешь, что такое шухер?

– А конкретнее нельзя?

– Ну, в общем, – помялся тот, – пришло сообщеньице по радио… Ну, неважно – какое… Короче, в конце маршрута нас встретят серьезные дяди. То ли проверка, то ли стучок какой… И в Таджикистан самолет должен прибыть чистым… То есть на борту будет исключительно экипаж. И – задекларированный груз. Вот так.

– А…

– Парашюты дадим.

– Вы с ума сошли! – произнес Ракитин и осекся: на плечо ему легла чугунная лапа одного из лиц, одетых в камуфляжную форму, и хриплый грубый голос поведал:

– Ты не брыкайся, корешок. У нас – ба-альшие сложности. И нам куда проще их решить безо всяких там парашютов… «Спасибо» ты нам должен сказать, милок, усекаешь?

– Усекаю, – сказал Ракитин послушно.

– Вот. Спорить не надо. Тем более с вооруженными силами. Находящимися в состоянии постоянного боевого озлобления.

– Обстоятельства, хрен куда денешься, – резюмировал Марс и, разведя руками в жесте сокрушенного извинения, покинул салон, отправившись обратно в кабину пилотов и бормоча по пути свое, сокровенное: – Вот же пронюхали, твари… Вот же попали мы, а? Точно – стук! Разбираться надо… Точно!

– Вот тебе и твой «класс», – обернувшись к Александру, сухо прокомментировал Градов.

Самолет между тем терял высоту, снижаясь…

Люди в камуфляже занялись перетаскиванием к люку каких-то баулов, полетевших за борт, а после, вытащив из хвостового отсека парашюты, спешно начали натягивать их на себя, сноровисто манипулируя ремнями и защелками.

– Вы идете первыми, – сообщил командир черных беретов Ракитину.

– Но что там?.. Суша, вода? – Александр пытался приторочить к поясу спортивную сумку с дорожными принадлежностями, что вызывало у воинов мрачные усмешечки.

– Суша, – последовал краткий ответ. – Брось авоську свою, дурак. Теперь так. Кольцо видишь?

– Да…

– Зажмуришь глаза. Досчитаешь до пяти. Медленно. И дернешь за кольцо. Потом глаза откроешь.

– Но…

– Еще одно «но», и парашют я с тебя снимаю.

Они прыгнули в свистящую молочную бездну, сыро и холодно ударившую в лица, забившую рты, оглушившую и ослепившую.

Ракитин, послушно досчитав до пяти, потянул за кольцо, и что-то резко потащило его ввысь, а потом наступила дивная, кристальная тишина, словно хлопок раскрывшегося купола оборвал все звуки мира.

Раскрыл глаза, увидев неподалеку от себя парашют Градова.

Они парили в пространстве, насыщенном взвесью невидимого дождя, неуклонно спускаясь к какой-то серой однообразной равнине.

Земля болезненно ударила Ракитина в ступни, повалив на бок, и он долго пытался отделаться от волочившего его по грязи парашюта, пока наконец таковое ему удалось.

Встал на ноги, глядя на приближавшегося к нему компаньона.

– Ну? – вопросил тот со скукой. – Доигрались?

Ракитин со вздохом оглянулся вокруг себя.

Безразличное серенькое небо, утратившее высоту, сыпучая муть мелкого дождя, оцепенелая угнетенность природы…

– Где мы? – Градов, выдернув каблук из вязко чавкнувшей почвы, косо провел им по прошлогодней истлелой траве, стирая глинистую жижу. Передернул плечами от настойчивого, промозглого ветра.

Рядом черно и мелко рябила широкая река, такая же унылая и однообразная, как расстилавшаяся вокруг предвечерняя сырая степь.

Ракитин, всерьез начиная испытывать неудобства от холода и дождя, поднял ворот куртки и наглухо застегнул «молнию».

– Вот сволочи, – сказал уныло. – И за что они нас так?..

– Везли наверняка какую-то контрабанду, – откликнулся Градов. – После получили сигнал, что операция проваливается… А мы – незаконные пассажиры, что тоже – криминал… Вот так.

– А это… не твои там мутят? – Ракитин неопределенно указал пальцем себе под ноги. – Демоны?

– Может, и они… Знаешь, – профессор кашлянул, – а ведь этого-то я и боялся… Ведь как бы там ни было, а по большому счету я в последней жизни был огражден от жестокости мира, от всякого рода обстоятельств и превратностей; я будто проезжал по нему – в метель, дождь, град – в теплом надежном автомобиле.

– И вот автомобиль в кювете, – сказал Ракитин, – изувеченный, напрочь, и шагай в слякоти и во мраке, путник…

– Куда только шагать?

– Как куда? На Памир! Или, по крайности, в теплый город Душанбе.

– Подожди… Давай все-таки согласно элементарной логике, – перебил его собеседник. – Доберемся мы, скажем, до какого-нибудь города. А дальше? Самолет?

Ракитин взглянул на затянутое тучами небо. Самолет!..

– В этой глуши отыскать аэропорт-?.. Ха! Хорошо, если бы здесь еще поезда ходили… – Сплюнул зло. – Какой-то рок!

– Рок, – отозвался Градов, – есть судьба, доведенная до абсурда. Да, насчет рока ты прав. И в отношении, пожалуй, нас обоих.

– Пошли к реке. – Ракитин пританцовывал от холода.

– А дальше?

– И по берегу, по берегу… В каком, интересно, направлении город? Слева, справа, прямо?

– Это я… не в курсе, – с тоской ответил Градов, – Я, сам знаешь, где хорошо ориентируюсь.

– В грезах своих? – вопросил Александр с натужным смешком.

– Скажем так… Но так или иначе тамошние пейзажи, рельефы и виды проецируются на данную реальную местность способом мне неведомым.

Приблизившись к реке, остановились.

– Если требуется вплавь, то при нынешней температуре воздуха это, прямо скажем… – выбивая зубами неуемную дробь, молвил Ракитин. – Но, в общем, не так все и ужасно. Мы приземлились, а не приводнились – уже большой плюс. Далее. Перед нами, насколько я ориентирован в пространстве и времени, находится довольно известная историческими событиями Урал-река. Течет она аккурат в Прикаспийскую низменность, течение прослеживается, так что – вперед, ура! Огибая лиманы, заливы, запруды и прочие плотины.

Небо постепенно заволакивала мглистая темнота. Край закатного небосклона был будто небрежно вымазан йодом.

Дождь кончился, сменившись редкой снежной крупой, колко летевшей в лицо с косыми, секущими порывами ветра.

Подморозило. Степь, подернувшись инеем, сверкала, как наждак.

– Как глупо… – внезапно произнес Градов. – У меня было столько времени, а так ничего и не сделал… Вообще ничего.

– Мне бы твои заботы, – процедил Ракитин. – Хотя… насчет забот… нет, наверное, не надо. – Он остро мечтал о шубе.

– Почему же? – хмыкнул Градов.

– Пришла однажды женщина к богу, – поведал Александр, вглядываясь в трудно уже различимые глинистые топкие проплеши. – Ну и просит: дай мне, боже, другой крест, а то уж больно тяжел мне мой… Вон поле, отвечает бог, иди выбирай – там их много, крестов. Выбирала она, выбирала: один – не поднять, другой неудобен… И вдруг – нашла! Такой… сам к спине льнет. Вот, говорит, выбрала. Можно взять? Бери, отвечает бог, тем более это твой крест и есть – тот, старый…

– По моим наблюдениям, анекдот родился именно от притчи, – отозвался на это профессор.