Подари мне горы!

1

Бардалф Гидеон налил из термоса чашечку кофе и поудобнее расположился в плетеном кресле на крыше небольшого особняка, который он снимал в китайском квартале Нью-Йорка вместе с собирателем лекарственных трав из Индии и двумя стриптизершами из Канады. Был уже поздний час, в темном небе над огромным городом зажигались далекие звезды, и теплый воздух начинал как будто звенеть от тишины, все явственнее воцарявшейся среди небоскребов и других зданий американского Вавилона.

Рядом с Бардалфом сидел его литературный агент, и оба развлекались тем, что наблюдали импровизированное представление, разыгрывавшееся внизу на нешироком деревянном помосте. Вокруг помоста стояли зеваки, туристы, шныряли мальчишки и с важным видом расхаживали уличные бродяги всех возрастов и цветов кожи в немыслимых красочных лохмотьях.

Внешний вид человека нередко бывает обманчив, подумал Бардалф. Вот, к примеру, под этими нелепыми тряпками уличных отщепенцев общества могут биться бесстрашные сердца и таиться добрые, чистые души, а за лоском дорогого костюма или модного платья порой скрываются трусость, жестокость или разврат.

— Иногда мне кажется, — лениво заметил он вслух, — что время, эпохи, ход истории не очень-то меняют людей. Меняются ценности, но не основные человеческие желания и инстинкты. Человек всегда хочет быть сытым, иметь крышу над головой и кого-то любить.

Бардалф был добровольным рабом сильных ощущений. Он мог получать неподдельное удовольствие как от знакомства с необычными людскими судьбами, так и от острых запахов китайской кухни, доносящихся из ресторанчика, расположенного вблизи особняка, в котором он прожил уже больше года. А сейчас он наслаждался ароматом хорошего бразильского кофе и с любопытством спрашивал себя: интересно, куда же теперь метнет меня эта чертовская, ненасытная жажда жить настоящей, полнокровной жизнью?

Литературный агент повернулся к своему собеседнику и сказал:

— Итак, теперь, когда ты закончил книгу, я полагаю, тебе было бы неплохо слетать вместе с сыном в Скалистые горы и отдохнуть. Ведь там у тебя есть собственный дом…

— У нас с Уиллом нет собственного дома, — ответил Бардалф и тяжело вздохнул.

И вдруг, будто в противовес его словам, перед ним ярко всплыли картины далекой, невозвратимой поры. Он четко вспомнил уходящие в небо пирамидальные пики Сангре-де-Кристо — одного из звеньев цепи Скалистых гор в штате Колорадо, вспомнил многочисленные ранчо у подножия этого крупнейшего горного массива Северной Америки, и ему впервые в жизни захотелось вновь увидеть эти места, которые он так любил в отроческие и юные годы. Особенно ему захотелось побывать на высокогорном плато Анкомпагре и в почти забытом городке Монтроз…

Во взрослой жизни, став уже писателем, Бардалф привык тасовать места своего обитания, как карты. Стоило ему закончить очередной остросюжетный детектив, действие которого развертывалось там, где он поселялся, как его тут же обуревало желание перебраться в какое-нибудь другое незнакомое место, и он срывался туда, чтобы приняться за новый роман.

— И все же тебе следует отдохнуть, глотнуть воздух свободы, почувствовать себя раскрепощенным, не прикованным рабочими цепями к письменному столу, — продолжал настаивать литературный агент.

— Я никогда не теряю свободы, — спокойным тоном ответил Бардалф, которого его собеседник знал под псевдонимом Джим Вулф. — Если бы я хоть однажды почувствовал, что она находится под угрозой, я тут же отказался бы от писательства.

— О, черт возьми, еще чего не хватало! Ради Бога, выбрось эти мысли из головы, — воскликнул агент. — На нашем горизонте появился еще один кинопродюсер, готовый сделать фильм по твоей следующей книге. Было бы глупо с нашей стороны упускать очередной шанс хорошо заработать.

Но писатель уже не слушал его. Острый слух Бардалфа уловил необычные звуки, раздавшиеся в редком кустарнике позади особняка. Подойдя ближе к карнизу, он увидел внизу под фонарным столбом мужчину, скорчившегося в три погибели и стонавшего от боли. В двух шагах от него мелькнула тень человека, тотчас скрывшегося в темноте. Бардалф извинился перед агентом и быстро спустился вниз, чтобы выяснить, что произошло в кустарнике.

Через несколько минут, когда он втащил жестоко избитого мужчину в одну из своих комнат и включил свет, перед ним предстал не кто иной, как… Пит Кеттл! Этот человек был его заклятым врагом еще с той давней поры, о которой он вдруг так неожиданно вспомнил при упоминании литературным агентом Скалистых гор.

Бардалф осторожно стер кровь с мертвенно-бледного лица пострадавшего и в следующее мгновение, совершенно неожиданно для себя и, казалось бы, не к месту, с новой силой ощутил острое и одновременно тревожное желание вновь оказаться на плато Анкомпагре, ощутить необъяснимую магию горной гряды Сангре-де-Кристо.

Всегда доверявший своей интуиции, он решил, что, очевидно, в его жизни настал момент, когда ему следует вернуться к ее истокам, вновь увидеть места, которые так успокаивали его неукротимый ум и несчастное сердце. Момент, когда он должен посмотреть в лицо дьяволам, преследовавшим его чуть ли не во всех сновидениях.

Встреча с Питом при столь неожиданных обстоятельствах явилась для Бардалфа последней каплей, которая перевесила чашу весов в пользу поездки в Колорадо.

Дженнифер и ее давняя подруга Лу сидели на кухне и, потягивая кофе, разговаривали о тяготах жизни. Напиток был сварен из последнего запаса зерен, который оставался у Дженнифер. Причем кофе был не единственным продуктом, от покупки которого ей пришлось отказаться. Молодая хозяйка дома влачила полунищенское существование.

— Лу, мне необходимо срочно найти работу, — сказала Дженнифер.

— Ты уже столько времени ищешь ее! И еще нигде не повезло?

— Нет. Всю эту неделю я прочесывала различные компании в Дуранго — и там тоже все оказалось по нулям.

Прошел месяц с того дня, как Дженнифер потеряла работу. И все это время она не могла спать по ночам, с беспокойством думая о будущем своего сынишки, о его слабом здоровье, натянутых нервах. Она должна найти работу прежде всего ради Энди! Найти во что бы то ни стало, панически подумала женщина.

Ни о каком трудоустройстве не могло быть и речи ни в Монтрозе, где жила Дженнифер, ни в Райфле, ни в ближайшем поселке Уилсон-Мэйс.

Ее жизнь всегда была привязана к небольшим поселениям, суровым горам и живописным долинам около реки Колорадо. Остальная часть штата, не говоря уже обо всей Америке, ей была неведома, поэтому сама мысль работать где-то за пределами давно обжитых мест просто страшила Дженнифер.

Она понимала, что в таком страхе таилось больше глупости, чем здравого смысла, но ее вины в этом не было. Даже если в ней от рождения и были заложены такие черты, как отвага и напористость, они оказались погребенными под прессом жесткого воспитания. И если предположить, что в ней когда-то проклевывались ростки здорового честолюбия, они быстро завяли и тоже погибли, став жертвой злого языка тетушки Берты, сестры удочерившего ее мужчины, а также презрительного и жестокого отношения к девушке его сына Пита.

Дженнифер вполне осознавала свою крайнюю застенчивость и покорность. Однако опасения за судьбу Энди заставляли ее пересмотреть взгляды на жизнь. Для нее не имело значения, что она ходила в тряпье, купленном на дешевых распродажах, ей было важно заработать деньги, чтобы приобрести приличные вещи для сына — иначе над ним будут по-прежнему безжалостно издеваться в школе.

— Я сделаю все возможное, чтобы остаться в Монтрозе, — с пафосом заявила она. — Ведь тут мой дом. Мой!

— Разумеется, — улыбнулась Лу, — а чей же еще?

— Мне необходимы в жизни стабильность и привычная обстановка. Моему мальчику тоже. Если мы куда-то переедем отсюда, нам обоим не миновать какой-нибудь катастрофы.

— Я знаю, голубушка. Мне кажется, тебе все-таки следует сосредоточиться на Дуранго и попытаться найти работу именно в этом городе. — Лу с восхищением похлопала своей пухлой ручкой по точеному плечу подруги. — Там обязательно что-то должно подвернуться!

— Да уж. — Дженнифер артистично закатила глаза и хихикнула. — Может, повезет с вакансией стриптизерши, а? Ведь, крутя голым задом, можно зашибить большие деньги! И это не такой уж трудный способ.

И она изобразила в танце несколько соблазнительных сексуальных движений, вызвав восторг у подруги.

— Великолепно и жутко эротично! — воскликнула Лу. — Да, какие все-таки у тебя восхитительные ножки, какая фация, какие бедра! Только почему-то эти шикарные бедра облегает не элегантная юбка, а бесцветный мешок из-под картошки. И где ты только его выискала?

Откинув за голову разметавшиеся волосы, Дженнифер плюхнулась на стул и разгладила руками коротенькую юбку, которую купила, как и большинство своих вещей, на местном развале. Юбка была почти на размер меньше того, который она носила.

Ей самой тоже понравилась ее эротическая импровизация. Движения, имитирующие половой акт, она делала спонтанно, с ходу, и они получались у нее изящными и очень естественными. Может быть, этот дар, как музыкальный слух или тяга к алкоголю, передается детям от родителей через гены? — грустно подумала женщина. Ведь она незаконнорожденная, и об этом ей пришлось услышать в жизни не один десяток раз.

Если бы только она знала, как выглядела и что собой представляла ее настоящая мать! Тогда, может быть, ей не пришлось бы удивляться, что ее мать называли потаскухой.

— Твоя мать была сукой, — неоднократно заявляла ей тетушка Берта. — Она спала со всеми подряд. И при этом умудрилась выскочить замуж за респектабельного адвоката — твоего отца! Хонора опозорила фамилию Кеттлов.

Дженнифер понимала, что теперь никогда не узнает правду. Никогда не узнает, почему ее мать изменяла мужу. Никогда не узнает, кто был ее настоящим отцом. Впрочем, никто еще и не заявлял, что она не была дочерью Юджина Кеттла.

Вскоре после рождения Дженнифер ее мать сбежала, и Юджину ничего не оставалось, как самому заняться воспитанием девочки. Он принял этот жребий с негодованием и с самого начала относился к дочери без всякого сочувствия, не говоря уже о любви.

Задумчивым взглядом Дженнифер обвела просторную, уютную кухню, потом гостиную, а когда ее глаза наткнулись на отделанный мрамором камин, она закрыла их и попыталась представить переполох, который поднялся в доме после того, как Юджин узнал об измене ее матери. И ей не трудно было вообразить, с какой тяжестью на сердце он приступил к выхаживанию «ублюдочного ребенка» неверной жены.

Вместе с тетушкой Бертой «отец» разработал для Дженнифер такой строгий режим, втиснул ее в такие жесткие рамки, что вскоре девочка превратилась в пугливую мышку, маленькую домашнюю рабыню…

Нахлынувшие воспоминания о несчастном детстве, тяжелых, унизительных испытаниях в самые ранние годы жизни заставили Дженнифер на какое-то время будто выключиться из реальности, забыть о сидевшей рядом подруге. Она уставилась в чашку почти допитого кофе и молчала. Из оцепенения ее вывела Лу. Мягко опустив ладонь на руку Дженнифер, она сказала:

— Тебе обязательно что-нибудь подвернется. И, может быть, действительно в Дуранго. Вот увидишь. Попозже мне туда тоже надо съездить. К зубному врачу. Я привезу тебе местную газету, чтобы ты изучила в ней раздел, связанный с трудоустройством.

— Я готова выполнять любую работу и буду относиться к своим обязанностям честно, со всей ответственностью, — пробормотала Дженнифер. — Но мне трудно устроиться на работу, потому что… потому что я простодушная и застенчивая да к тому же плохо одета. Другие претендентки на вакантные места кичатся модными тряпками, у них размалеванные лица и холеные руки. А моими руками только цемент размешивать. Взгляни на них, Лу. — Женщина выставила перед подругой шершавые ладони, ее глаза гневно сверкнули, и в них появились слезы. — Но уверяю тебя, — добавила Дженнифер, — я выглядела бы ничуть не хуже, если бы могла регулярно посещать салон красоты и каждый день изводить на руки по фунту дорогого крема.

— Никогда не видела тебя такой взбудораженной и сердитой, — удивилась Лу.

— Да, я сейчас в ярости. — Небесно-голубые глаза Дженнифер вспыхнули глубоким, пронизывающим мерцанием. — Когда же люди поймут, что внешность — это еще не все? Сердце и ум — вот что прежде всего важно!.. — Ее взгляд упал на окно, и вдруг она нахмурилась. — Интересно, а почему к моему дому подкатил этот мебельный фургон?

— Наверное, просто заблудился, сбился с дороги, — предположила Лу. — Насколько я знаю, никто в нашем городе никуда не переезжает.

Красивый особняк «Монтрозский угол», в котором жила Дженнифер, стоял почти у обочины узкой дороги, упиравшейся через пару миль в гору, а затем уходившей в далекий глухой лес. Машины по этой дороге ходили очень редко.

Подойдя вплотную к окну, хозяйка особняка внимательно рассмотрела фургон и трех коренастых мужчин, высадившихся из грузовика. Наверняка это были грузчики, а один из них, может быть, водитель. Они уселись на большой валун, достали бутерброды и фляжки и приступили к трапезе. Через минуту к месту «пикника» подъехал еще один автомобиль — далеко не новенький, видавший виды «форд». Он остановился позади фургона, и, едва из него вышел высокий, подтянутый мужчина в черных джинсах и темно-зеленой тенниске, Дженнифер так и обмерла на месте.

— Что там случилось? — Лу подскочила к подруге и схватила ее за руку. Затем взглянула в окно и воскликнула: — О Боже, не может быть! Неужели…

— Да. — Дженнифер побледнела и перешла на прерывистый полушепот. — Это Бардалф!

Его появление около ее дома было столь неожиданным, что в последующие две или три минуты, пока он разговаривал с грузчиками, она не могла произнести ни слова. У нее будто отнялся язык. А когда Бардалф направился к особняку, обе женщины отпрянули от окна, и Лу восхищенно прошептала:

— Каким он стал потрясающим мужчиной! Прямо Аполлон… в одежде. Но каким ветром занесло его сюда после стольких лет?

Дженнифер по-прежнему молчала, пребывая в каком-то загадочном шоке. Ее мысли кружились, как смутные видения, как перелетные птицы, внезапно попавшие в густой туман, и между этими видениями то и дело рвалась логическая нить… И все из-за этого человека, чье внезапное появление в особняке семнадцать лет назад и столь же внезапное исчезновение пять лет спустя разрушило ее семейный очаг.

В то время ей было десять. Ее отец стал все больше и больше говорить о какой-то своей клиентке, которой потребовались его адвокатские услуги. Однажды он объявил, что собирается жениться на художнице, которую защищал в суде, и что его невеста и ее двенадцатилетний сын поселятся в «Монтрозском углу». Только после этих слов Дженнифер поняла, что Юджин, должно быть, развелся с ее матерью.

Обожаемый им единственный сын-баловень Пит пришел в ярость, когда узнал о намерении отца. Для нее же появление в доме Арабеллы и Бардалфа оказалось своего рода откровением, раскрытием одной из тайн взрослой жизни. Неожиданно особняк наполнился яркими красками, смехом, музыкой, запахами трав и острых экзотических блюд.

И почти одновременно с приходом этой новой жизни в доме начались жуткие скандалы по поводу поведения Бардалфа. Дженнифер и сейчас видела его перед собой таким, каким он был в те годы: молчаливым, сердитым мальчиком, поведение которого не укладывалось в обычные рамки и оказывалось своеобразным протестом против норм и традиций, существовавших в «Монтрозском углу».

Подросток Бардалф откровенно игнорировал строгие правила тетушки Берты и по нескольку дней не жил дома, проводя ночи неизвестно где и питаясь неизвестно чем.

Дженнифер завидовала его независимому, настырному характеру, его стремлению быть только самим собой. С другой стороны, ее пугала та свобода, за которую он готов был держаться, чего бы это ему ни стоило. Бардалф не поддавался укрощению, у него было богемное прошлое, наполненное всевозможными приключениями, и он прибыл в Монтроз из другого, огромного мира, о котором она и ее подруги имели лишь смутное представление.

В общем и целом они были чужими друг другу. Она восхищалась им и наблюдала за его жизнью издалека, испытывая желание обладать таким же, как у него, спокойствием духа и проявлять такую же смелость и дерзость в поступках.

Когда Бардалф из подростка превратился в юношу и стал еще более верен своим внутренним порывам и убеждениям, молоденькие девочки потянулись к нему, как мухи к меду. Он слыл местным донжуаном, и юные представительницы прекрасного пола жаждали попасть в его поле зрения. И одной или двум повезло. Изумленные и ошеломленные избранницы собирали толпу однокашниц на площади Уилсон-Мэйс и делились с ними интимнейшими подробностями пылких отношений с их загадочным кумиром. Дженнифер стояла поодаль и слушала рассказы осчастливленных проказниц с открытым ртом и необъяснимым ужасом.

В то же время интимные любовные подробности, о которых говорили юные бесстыдницы, возбуждали и порой даже распаляли ее, но она держала это чувство в тайне от всех. Нет, ей вовсе не хотелось вмешиваться в его личную жизнь. Сама не зная почему, она боялась юного ловеласа, а с другой стороны, стоило ей взглянуть на него, как ее сердце тут же начинало колотиться так, будто готово было вот-вот выскочить из грудной клетки…

Сердце Дженнифер встрепенулось и забилось сильнее и сейчас, когда она увидела его уже много лет спустя. Приложив ладони к горящим щекам, женщина вновь осторожно посмотрела в окно: Бардалф, возобновив беседу с грузчиками, энергично жестикулировал руками, мотал головой и весело хохотал. Он всегда излучал обаяние и какой-то особый, необъяснимый магнетизм.

Его вьющиеся волосы все еще были темными, даже иссиня-черными, как крыло ворона, только теперь он их стриг гораздо короче, чем в юные годы. Внимание всякой женщины привлекли бы также его темные, пронизывающие глаза, высокие скулы, четко очерченный подбородок и подвижные чувственные губы.

Но Дженнифер притягивали в нем скорее не внешние данные, а одна черта характера, приобрести которую многие люди стремятся всю свою жизнь. Эта черта — твердая уверенность в себе, в своих силах и способностях.

Ей так не хватало этого свойства характера, которого у Бардалфа было в избытке! Он всегда распоряжался собой сам, тогда как она всегда жила по чьим-то правилам и выстраивала модель своего поведения в интересах каких-то других людей. Она всегда была подвластна кому-то. Он же не был подвластен никому и никогда. У него был один властелин — он сам.

Дженнифер очень хотелось обладать такими же качествами.

Лу еще раз бросила взгляд в окно и восторженно произнесла:

— Теперь я воочию убедилась, что мужчины действительно могут обладать сексуальным магнетизмом. — И, повернувшись к подруге, добавила: — Он так похож на свою мать, не правда ли? Как же ее звали?

— Арабелла.

— Необычное имя.

— Очень звучное и экзотическое, — согласилась Дженнифер.

Мать Бардалфа была самой красивой и жизнерадостной из всех женщин, какие только встречались на ее пути за многие годы. У нее были темные волнистые волосы, ее глаза сверкали, как ятаган на солнце, когда она была счастлива, а в очертаниях подбородка и скул проступала та же чеканность, что и в чертах лица сына.

За те пять лет, в течение которых Арабелла оставалась ее мачехой, ни она сама, ни Бардалф не обращали на нее особого внимания. Такому положению вещей в немалой степени способствовала Берта, с самого начала старавшаяся как можно глубже вбить между ними клин разногласий.

Трагизм положения (и Дженнифер сама было тому свидетельницей) состоял еще и в том, что на протяжении всех этих лет, пока Арабелла и Юджин были вместе, они любили друг друга, но не могли жить вместе. Их разъединяло в первую очередь то обстоятельство, что на многие вещи они смотрели с полярно противоположных позиций. В частности, почти совсем расходились их мнения относительно воспитания Бардалфа.

— Насколько я помню, — Лу грустно улыбнулась уголком рта, — Арабелла с сыном исчезли буквально в одну ночь, почти в одночасье.

— Да, — кивнула Дженнифер. — Они вышли из дома и исчезли в ночи, ничего не прихватив с собой! Я была просто ошеломлена. Мне долго не давала покоя мысль: где же они будут жить, как выкрутятся из положения, в которое загнали себя добровольно? А Юджин, знаешь, так и не оправился от этого удара.

Ей казалось просто невероятным, что один человек может оказывать такое сильное воздействие на другого. Ее суровый, несгибаемый отец вскоре умер от разрыва сердца. Дженнифер поежилась, думая о разрушительной силе страсти. На собственном опыте она неоднократно убеждалась, что это коварное чувство никогда и никому не приносит добра.

— Смотри-ка, Бардалф направляется сюда! — воскликнула Лу.

— Вряд ли он задержится здесь надолго. Ему был ненавистен «Монтрозский угол». — Дженнифер охватило какое-то странное паническое чувство. — Вряд ли это визит вежливости. Он никогда не замечал меня, порой просто не видел в упор, словно я и не жила в этом доме или даже не существовала вообще. И он не переносил Пита…

Женщина резко замолчала. В замочной скважине заерзал ключ. Потом замер. Бардалф, должно быть, понял, что дверь в кухню не заперта. Щелкнула щеколда. У Дженнифер перехватило дыхание, а мозг пронзила тонюсенькая молния. Почему у него оказался ключ от особняка?

Дверь скрипнула, приоткрылась и тут же распахнулась настежь.

Через минуту Бардалф, казалось, заполнил своим появлением всю кухню, его сердитый зычный голос гремел во всех углах, под потолком, у окон. В страхе перед его шквальным напором и физической силой Дженнифер инстинктивно отступила назад и наполовину спряталась за тюлевую занавеску.

Расхаживая взад и вперед по кухне, Бардалф кипел от негодования, как не вовремя разбуженный вулкан; его темные глаза сверкали, а тенниска так и пузырилась от непрерывно вздувавшихся мышц на спине и груди. И вдруг он остановился, его гневный взгляд скользнул по занавеске — и незваный гость в упор уставился на Дженнифер.